Текст книги "Легенда о мертвой Джинни"

Продолжать разговор без упоминания призрака Джинни Харди было совершенно невозможно, но я решила использовать относительно закрытую информацию.

– Дело в том, что родители этих парней после пропажи получали письма со стихами Джинни.

– В самом деле? – Генри выглядел озадаченным.

– Да, и отправляли эти письма еще до Хэллоуина. То есть ребята были выбраны неслучайно. Сын лучшей подруги Джинни пропадает, а она получает по почте стихи Джинни, вам это не кажется странным?

Генри на секунду задумался.

– На самом деле это не так и странно. Мы не знаем, кто похитил этих ребят. Возможно, кто-то неместный. Или кто-то молодой настолько, что и не знает, что Мэри дружила с сестрой. Да и где гарантия, что такие письма не получал еще кто-нибудь в Холмсли Вейл, но никому о них не рассказывал? Может, кто-то так глупо пошутил над половиной деревни и попал в родителей парней в том числе.

– И делал это два года подряд? Что-то многовато совпадений.

– Но это действительно совпадение, – со спокойной улыбкой сказал Генри. – Например, ни Роберт, ни Натали Джентли никогда не дружили с Джинни. Мы с ними ровесники, она просто была им неинтересна, как и они ей, думаю. Как вы тогда объясните исчезновение их сына?

Этого я объяснить не могла и просто пожала плечами. Встреча парней с призраком Джинни накануне исчезновения, конечно, добавляла баллов моей теории, но я чувствовала, что мы не настолько еще близки с Генри, чтобы так бесцеремонно ковырять зарубцевавшуюся рану и рассказывать, что его сестра стала местной городской легендой для Дня Всех Святых.

– Знаете, я вчера встречалась с отцом Мидом, – сменила я тему разговора.

– В самом деле?

– Да, послушалась вашего совета.

– Заходили в нашу церковь? – Он явно тоже, как и священник, гордился ею.

– Да, она восхитительна.

– Это так. Потрясающее место.

– Вы религиозны? – спросила я.

– Не особенно, – ответил он с виноватыми нотками в голосе. – Но мне очень нравится это здание. Кажется, такие места называют в интернете местами силы: мне там очень комфортно.

– Отец Мид очень удивился, что вы отправили меня к нему. – Я внимательно наблюдала за Генри. – Он сказал, что точно знает причину самоубийства Джинни, но не может рассказать из-за тайны исповеди. Но сообщил, что вы тоже ее знаете, потому что это стало известно и полиции, и семье.

Генри не поднимал на меня глаз, как нашкодивший школьник.

– Отец Мид… Да, конечно, он не мог сказать. Что ж… Но и не факт, что это стало причиной… Никто не знает, из-за чего в конце концов…

– Генри, что произошло? Что такого не мог сказать отец Мид?

Он поднял на меня печальные глаза, полные боли:

– Когда моя сестра покончила с собой, она была беременна.

Глава седьмая, в которой обстановка накаляется

Мне не хотелось возвращаться в «Кабана и хряка» слишком поздно: все еще боялась заблудиться в местных вечерних туманах. Поэтому мы договорились, что Генри подвезет меня на собрание жителей деревни, которое было запланировано на сегодняшний вечер. Собрание должно было пройти у водонапорной башни. Что планировали обсуждать, Генри не знал, и сам туда не планировал идти, но мне показалось очень интересным общее собрание накануне Хэллоуина.

Пока беременность Джинни была самым большим и неожиданным открытием для меня, и, конечно, оно вызвало только новые вопросы к Генри, на которые у него, к сожалению, ответов не находилось.

Ни он, ни родители не знали, что Джинни носила под сердцем ребенка. Судмедэксперт сказал, что срок был около двух месяцев. Несложные математические вычисления немедленно вернули меня к Хэллоуину, но Генри все еще отказывался связать самоубийство сестры, произошедшее двадцать лет назад, и пропажу посторонних для их семьи парней.

Самым главным вопросом стал вопрос – кто отец ребенка? Джинни с кем-то втайне встречалась? Или, может, это была не тайна? Генри об этом ничего не знал. «Но Мэри знала, – думала я, – все же ближайшая подруга, конечно, знала». Все дороги снова и снова вели меня к Мэри.

Генри упрямо не хотел верить, что Джинни покончила с собой из-за беременности. Он говорил, что семья могла бы урегулировать ситуацию любым выбранным ею способом, кроме того, на котором она в итоге остановилась.

«Несмотря на всю религиозность Джинни, она все же предпочла самоубийство, а не бесчестие ранней беременности», – такое у меня складывалось мнение. Беременность – период внезапных и противоречивых проявлений гормонов, а если ты еще и девочка-подросток с тонкой душевной организацией и творческой направленностью, умножай все это на порядок.

Порезанный ножом живот теперь приобрел логическое обоснование, и я корила себя за то, что беременность как повод не пришла мне в голову самой, пока меня не ткнули в этот факт носом. Генри было неловко и явно неприятно обсуждать этот вопрос, поэтому мы сошлись на том, что Мэри скорее найдет, что сказать мне на эту тему, если в целом захочет со мной разговаривать, конечно.

К площади, на которой я за день до того встретила отца Мида, подъехать слишком близко не удалось: повсюду бегали дети и ходили взрослые, игнорируя проезжую часть. Справедливости ради следует сказать, что других машин, кроме роскошного «бентли» Генри, здесь и не было, поэтому он немного сдал назад и пристроил авто у одного из домов. Дальше мы пошли пешком.

Местные, спешащие туда же, куда и мы, с любопытством посматривали на Генри и меня рядом с ним, некоторые открыто, а некоторые тайком, и перешептывались. В другое время меня бы это смутило, но то, что меня начали связывать с Генри посторонние люди, глубоко внутри радовало.

Мы встали на краю площади, ближе к башне, но так, что всех было хорошо видно нам, а нас – только особенно любопытным. Неподалеку стоял отец Мид, очевидно ведущий этого собрания.

Людей было огромное количество, я даже не могла всех хорошенько рассмотреть. Если раньше поиски преступника в безлюдном днем Холмсли Вейл казались мне простейшим делом, то теперь я понимала, что это скорее небольшой город, жители которого весь день заняты, а потому и не шатаются праздно по улицам в течение дня. Было довольно много детей, и я подумала, что действительно можно не знать тех, кто существенно младше тебя или старше.

Как будто услышав мои слова, на глаза мне попалась Мэри Хит. Сейчас она не выглядела такой злобной, как при нашей первой встрече, но и радости ее лицо не выражало. Мэри стояла рядом с Дилан, которая держала ее за руку. Вторую она незаметно приподняла, поздоровавшись со мной, я улыбнулась в ответ.

Тут же я увидела и Мидов. Глория была в темно-синем пальто с меховым воротником и в черных замшевых сапожках на высоком тонком каблуке. Она зябко куталась в мех, как посетительница театра, выскочившая на балкон, чтобы быстро выкурить сигарету через длинный мундштук. Гарольд явно скучал и лениво перебрасывался словами с таким же, как он, высоким, широкоплечим и стройным мужчиной в длинном пальто. Они были так похожи, что стало понятно: я вижу сына и внука Мида Джорджа.

Заметив меня, Глория перехватила мой взгляд и, семеня на каблучках, направилась к нам.

– Добрый вечер! – Она приветствовала нас таким тоном, будто мы играли в водевиле. – Генри, вы не познакомите меня с вашей очаровательной спутницей?

Голос Глории и ее манеры говорили о том, что в представлении я не нуждалась, но без игры на публику она, видимо, не делала ни шагу. Генри это тоже видел, но подыграл ей, правда без напускного энтузиазма:

– Да, конечно. Будьте знакомы: это Глория Мид, сноха нашего священника, а это Маделин Стоун, писательница, которая сейчас собирает материал для романа о наших местах.

Глория, для которой ни одно из этих слов не стало новостью, выразительно захлопала глазами с накладными ресницами:

– В самом деле, о Холмсли Вейл? Моя дорогая, тогда я решительно приглашаю вас к нам в гости. Кто, как не я, сможет рассказать вам обо всем самом важном. О том, что действительно стоит знать.

Я поблагодарила за приглашение и пообещала зайти в ближайшее время. Немногие тут с гостеприимством распахивали передо мной двери своих домов и готовы были пооткровенничать, так что я с радостью ухватилась за возможность побывать у Глории дома.

Глория доверительно, как старую подружку, взяла меня под руку и шепнула, что Генри – отличный выбор, после чего ушелестела обратно к мужу и сыну.

Я обернулась к Генри, чтобы обменяться выразительным взглядом, но обнаружила, что он отошел в сторону и разговаривает с Ритой. Хотя я не слышала, о чем они говорили, Рита была явно раздражена. Генри же стоял ко мне спиной, поэтому я не видела его лица. Он что-то сказал ей, после чего Рита опустила глаза. Генри слегка сжал ее предплечье, она кивнула, не поднимая глаз, и он отпустил ее руку и пошел ко мне.

Я не успела вовремя отвернуться, поэтому он сказал с извиняющейся улыбкой:

– Это Рита, но вы, наверное, знакомы.

Я утвердительно промычала.

– Она помогает мне по дому, нужно было уладить один вопрос.

– Понимаю, – пробормотала я.

Я не могла закатывать Генри сцены ревности, ведь между нами совсем ничего не было. Тем не менее этот разговор с Ритой не показался мне беседой работника и работодателя, особенно с ее стороны. Я очень старалась не показывать, что меня это волнует, и заняла себя разглядыванием местных жителей. Кто-то из них написал мне письмо, вызвал меня сюда, чтобы… Чтобы что? Что я могла сделать? Чем дольше я оставалась в Холмсли Вейл, время в котором текло так медленно, что, казалось, уже прошло не меньше недели, тем больше меня сковывал внутри ужас от бесплодности моей затеи. Наверное, если бы приехать сюда пришло в голову мне, если бы я нашла эту историю где-то в криминальной хронике и вдохновилась ею без посторонней помощи, сейчас я бы уже мчала в направлении своей пустой одинокой квартиры, где находился ноутбук, на экране которого сиял белый лист. Мы бы обсудили это с Джей Си, покопались бы в чужих бедах и пошли бы на поиски нового сюжета.

Но здесь, сейчас я не могла так поступить. Кто-то в этой толпе смотрел на меня особенным взглядом, и синдром отличницы не позволял мне все бросить и уехать. Ну и, будем честны, улыбающиеся глаза Генри Харди держали меня здесь никак не меньше чувства повышенной ответственности.

Кто же мне написал?

Дилан стояла рядом с матерью и держала ту под руку, словно боялась, что она упадет. Мэри, подруга детства Джинни Харди, выглядела измотанной и слабой, маленькой и тщедушной рядом с высокой дочерью и буквально оседала на нее. Сколько же тайн таила эта хрупкая фигурка? Интересно, каково это, видеть, что молодежь ежегодно одевается в человека, с которым ты общался каждый день непростого периода полового созревания? Глядя сейчас на нее, не приходилось рассчитывать, что Мэри успела проникнуться ко мне или еще к кому-то дружелюбием, чтобы обсуждать это. Вряд ли именно она написала мне письмо. Если бы и написала, то точно не такое.

Малышка Дилан выглядела одновременно растерянной и решительной, как большая кошка, готовая в любой момент защитить Мэри от кого угодно, даже в ущерб себе. Хватило ли у матери любви для нее после исчезновения Микки? Или Дилан стала главной в семье и спасает родных, наплевав на себя в свои пятнадцать лет? Выглядело все именно так.

Я высматривала Минни Джентли, но ее нигде видно не было, а жаль, потому что я надеялась увидеть рядом с ней ее брата и сноху, которых не знала, и рассчитывала по ней определить их. Наверное, остались дома с маленьким ребенком.

Во втором или третьем ряду, не привлекая к себе внимания, в одиночестве курил хозяин «Кабана и хряка» Джордж. Меня немного беспокоило отсутствие рядом с ним Риты: если уж мы становились гласными или даже негласными соперницами (а в моем воображении в этом уже не было ни малейших сомнений), хотелось бы иметь ее на виду, а не оборачиваться нервно, опасаясь занесенного ножа.

Семья Мидов, официантка из «Белого лебедя» – вот, пожалуй, и все, кого я хотя бы видела раньше. А людей было намного, намного больше. Я подумала о том, что, если вся эта толпа разрозненно гуляет в вечернем тумане в канун Дня Всех Святых, похитить кого-либо из нее, отошедшего даже на пару метров, можно совершенно спокойно, и даже сохранять тишину для этого особенно не придется: гомон стоял совершенно городской.

Сверившись со своими наручными часами, отец Мид замахал руками, призывая всех к тишине, и, дождавшись ее, начал:

– Добрый вечер всем жителям Холмсли Вейл, спасибо, что пришли. Я не займу у вас много времени.

Видно было, что собравшиеся после этих слов выдохнули, как солдаты, услышав «вольно».

– Не открою никому секрета, сказав, что в наших краях два года подряд в один и тот же день происходили страшные события…

Мускулы на лице Мэри Хит дернулись, но она и глазом не моргнула, только сильнее сжала руку Дилан. Где-то заплакал младенец. Толпа немного расступилась, и мне стала видна среднего роста кудрявая темноволосая женщина в сером пальто и с малышом на руках. Она не отрывала от ребенка глаз и укачивала его, отчего младенец быстро успокоился. Женщину держал за плечи коренастый мужчина. Такой типаж обычно выбирают режиссеры на роли тех, кто решает проблемы крестных отцов мафии и криминальных авторитетов: ежик на голове, широкие плечи, огромные ладони, сбитые костяшки пальцев, хмурое выражение лица. Я сразу поняла, что это семья Джентли. «Хорошо, – подумала я, – что мы встретились впервые вот так: если на меня взъелась миниатюрная Мэри Хит, мистер Джентли мог бы прибить, чихнув».

Глаза всех на площади устремились на Хитов и Джентли. Все же чужое горе, сознательно или нет, делает других людей немного выше и немного счастливее. Конечно, практически каждый способен на сочувствие, но за ним так часто кроется «спасибо, господи, что не я».

– …И задача всех нас – сделать так, чтобы это никогда не повторилось.

– И что же для этого надо сделать? – раздался мужской голос с задних рядов.

Отец Мид кивнул.

– Я призываю всех жителей Холмсли Вейл воздержаться завтра вечером от прогулок, сбора сладостей по домам и любых других мероприятий…

Последние слова отца Мида уже безнадежно утонули в гуле голосов, хотя и кричали далеко не все.

– Вы хотите лишить людей радости?

– Этого преступники и добиваются – держать нас в страхе!

– И как это вернет мальчишек, а?

– Я сынишке костюм неделю шила!

Отец Мид устало прикрыл глаза и терпеливо ждал, пока шквал голосов людей с собственным мнением утихнет. Когда это наконец случилось, он продолжил:

– Я прекрасно вас понимаю и разделяю ваши чувства…

– Да ладно, правда, что ли? – Голос был молодым, дерзким и очень громким. Не сразу я увидела, что принадлежал он Гарольду Миду, который, сунув руки в карманы, ухмылялся, глядя в сторону деда.

– Гарольд, прошу тебя…

– Ты хочешь сказать, что ты, священник, понимаешь, почему людям хочется нарядиться в канун Дня Всех Святых во всякую нечисть и, напившись, гулять до утра, закусывая шоколадками?

С задних рядов раздалось приглушенное хихиканье.

Отец Мид выглядел очень грустно.

– Гарольд… – начал было он. – Я только пытаюсь уберечь всех нас от…

– От кого, дедуля? А? – не унимался Гарольд. – От призрака Джинни Харди? Пусть появится, и я покажу ему, как мы обращаемся с избалованными папиными дочками.

Свою последнюю фразу Гарольд подкрепил характерным и однозначным движением. Генри рядом со мной дернулся. Я не осмелилась рассмотреть реакцию, заглянув в его глаза, но увидела, как Глория Мид схватила сына за рукав. На Гарольда это не произвело ровно никакого впечатления: он легко смахнул руку матери движением локтя. Муж Глории не выказывал никаких признаков участия в выступлении сына и с равнодушным видом курил рядом. Взгляд же отца Мида стал тяжелым.

– Гарольд, немедленно прекрати это! – строго сказал он.

– Или что? Отшлепаешь меня? – с усмешкой сказал тот, выходя на середину площади и разворачиваясь к собравшимся, явно собираясь сделать заявление. – Еще до того, как все мы появились на свет, наши предки в этот день переодевались в привидений и монстров, как бы говоря им всем: «Черта с два! Вам нас не запугать!» И если какой-то призрак или еще кто-то считает, что может заставить меня сидеть дома в канун Дня Всех Святых, то он может поцеловать меня в задницу!

Позади послышались аплодисменты, но и в первых рядах были люди, которые слушали речь Гарольда с выражением явного одобрения на лицах.

– К слову о заднице. – Гарольд внезапно обернулся ко мне и с соблазнительной ухмылкой добавил, глядя в глаза: – Моя будет выглядеть просто шикарно в новом костюме для Хэллоуина.

Он подмигнул мне и медленно двинулся в толпу под крики одобрения и свист, попутно еще раз сбросив со своей руки руку матери.

Продолжать встречу отец Мид не стал, да это было уже и бесполезно: выходка Гарольда захватила всеобщее внимание, после чего все решили поделиться своим мнением друг с другом, причем настолько громко, насколько возможно. Сумерки сгущались так быстро, что, когда Генри взял меня под локоть и тихонько подтолкнул прочь от места собрания, я заметила, что в переулке почти ничего не видно: хотя фонари уже и включили, они горели чуть заметно и практически ничего не освещали.

Когда мы сели в машину и Генри завел ее, чтобы мы немного согрелись, все еще сложно было смотреть ему в глаза. Глупо, конечно, и хотя не я придумала призрак Джинни, и ни разу в него не переодевалась, и даже не видела, чтобы это делали другие, тем не менее то, что Генри узнал об этом не от меня, а на публичном выступлении очевидно невоспитанного мужлана, угнетало меня.

Он включил фары так ярко, что никто из тех, кто увидел бы машину на улице, не смог бы разглядеть нас внутри. Лучи света таяли в уже сгущающемся плотно тумане.

– Так, значит, это призрак моей сестры крадет детей? – медленно и грустно проговорил Генри.

Не поднимая глаз, я проговорила:

– Есть такое мнение.

– И у вас тоже? – От его фразы в мою сторону у меня качнулись пряди волос у лица.

– Нет, я не верю в призраков.

– Тогда кто же их забрал, Маделин?

– Я… я не знаю.

– А мне вот уже кажется, что вы знаете больше, чем говорите, – закончил он один из самых неудобных разговоров в моей жизни и в гробовом молчании довез меня до «Кабана и хряка».

– Слушай, ну это уже ни в какие рамки, Мэдди, ты должна оттуда уехать. Я не шучу: собралась и купила билет домой. Или я сам за тобой приеду.

Джей Си сильно преувеличивал – не было абсолютно никакого серьезного повода для беспокойства.

– Да ничего такого не случилось, что ты паникуешь? – Мысль о том, что Джей Си может принестись сюда и столкнуться с Генри Харди, не казалась мне почему-то безусловно безопасной.

– Может, я что-то неправильно понял? – Сарказм его всегда был убийственным. – Кажется, когда-то маленькая богатая девочка искромсала свой беременный живот и повесилась в своем доме. Ее брат, который, абсолютно не напрягаясь, живет последние двадцать лет в полном одиночестве в том же самом доме, оказывает тебе невнятные знаки внимания и начинает нервничать, осознав, что ты, возможно, не та, за кого себя выдаешь. Единственный здравомыслящий человек среди жителей этого городка просит воздержаться от тусовок на годовщину бесследного исчезновения парней. Все остальные жители Холмсли Вейл поднимают его на смех, а его собственный внук улюлюкает на тему мертвых богатых девочек, недвусмысленно обращая в итоге внимание на тебя – прости, но постороннюю всем им богатую девочку. А, да, еще одним из пропавших парней оказался сын лучшей подружки богатой девочки из прошлого. А от кого она беременна, это никому за двадцать лет не пришло в голову выяснить?

– Я так понимаю, что о ее беременности было мало кому известно…

– Ты правда считаешь, что в небольшой деревне за двадцать лет ни разу это не всплыло? Или там море кандидатов?

Тон Джей Си мне не очень нравился, хоть он и действовал отрезвляюще. В таких спорах у нас обычно находилось какое-то подобие истины.

– На самом деле действительно много кандидатов, зря ты смеешься! Тут народу тьма.

В далеком и прекрасном городе Джей Си устало вздохнул, не сумев ничего мне возразить. Но все же попытался:

– А ты не думаешь, что Генри Харди мог быть отцом ребенка своей сестры?

– Не думаю, – сквозь зубы процедила я. – Ты отвратителен.

– Мэдди, я не пытаюсь обидеть тебя. Но меня правда волнует ситуация, в которой ты оказываешься за сотни километров в окружении спорно адекватных людей со слишком большим количеством тайн. И как минимум часть из них уже показала свою явную или пассивную агрессию в отношении тебя.

Этому мне нечего было противопоставить.

– Чего ты хочешь? – устало выдохнула я.

– Хочу, чтобы ты подключила себе интернет и взяла билет домой.

– Завтра Хэллоуин; если я уеду прямо сейчас, это будет означать, что весь мой приезд сюда, выспрашивание у людей об их родных, весь этот десяток неловких ситуаций, через которые я себя уже протащила, – все это было бессмысленно. И самое главное, я ничего не сделаю для того человека, который написал мне письмо, который надеется на меня. Может, я его последняя надежда?

– Бог мой, Мэдди, о чем ты? Что это за таинственный несчастный человек, который так и не объявился, чтобы поблагодарить за твой приезд? Кажется, кроме малышки Дилан, там никто еще не сказал тебе доброго слова за твое намерение открыть глаза на местные секреты, я не прав?

Я молчала несколько секунд, пока Джей Си не позвал меня по имени.

– Решено, – выдохнула я наконец. – Я сейчас пойду и закажу себе билет на послезавтра, устраивает тебя такой вариант?

– Чем плох завтрашний день?

– Джей Си, завтра Хэллоуин. Если и стоило мне сюда приезжать, то ради завтрашнего дня. И уж точно не стоит завтра уезжать.

Смирившись с моим решением, Джей Си попросил сделать скриншот покупки билета и прислать ему и пообещал встретить меня в аэропорту. Мы попрощались.

Когда я спустилась с телефонным аппаратом вниз, чтобы заказать билет у вайфай-роутера Джорджа, зал «Кабана и хряка» был уже изрядно заполнен местными бруталами, пьющими пиво. Джордж сказал, что с интернетом какие-то проблемы и, если мне он срочно нужен, я могу прогуляться до почтового отделения за водонапорной башней. Выходить в глухой и мокрый туман Холмсли Вейл было не особенно радостно, но в душе я даже обрадовалась возможности немного побыть в тишине наедине с собой.

Фонари на улице, хоть и находящиеся на порядочном расстоянии, тускло светили в молочной мгле, дышать в которой получалось с трудом. В пути я снова и снова прокручивала события сегодняшнего длинного дня: прогулку с Генри, его признание в том, что Джинни была беременна, собрание жителей, выступление отца Мида и его нагловатого внука, мой разговор с Джей Си, который в итоге привел меня к этому вечернему походу.

Конечно, я шла для того, чтобы купить билет на послезавтрашний день, но во многом не по тем причинам, которые так логично выдавал мне Джей Си. Да, мое вялое расследование хоть и обрастало подробностями прошлого медленно, но верно, было не основным поводом моего желания оставаться в Холмсли Вейл. В действительности я всерьез увлеклась Генри Харди, и чем больше я думала о нем, тем меньше в моей голове оставалось мыслей на другие темы. Я злилась на свое легкомыслие, на себя и даже – безо всякой логики – на Джей Си, пыталась сконцентрироваться на новой книге, но воображение снова ставило передо мной лицо хозяина замка, а фантазии уносили в мир пустынных пляжей, бокалов вина, выпитых у камина, и двух пар лыж, взятых в горы.

Выступление Гарольда Мида повлияло на Генри. Кажется, он понял, что я в курсе истории с призраком его сестры, и решил, что я скрыла это от него, но при этом как-то косвенно была связана с тем, что Джинни стала объектом насмешек для жителей деревни. Не зная, в чем конкретно моя вина, я на всякий случай приписывала себе все возможные грехи.

Отчасти поэтому я хотела провести в Холмсли Вейл еще хотя бы один день: мне очень нужно было снова увидеть Генри и расставить все точки над «i». И уже от нашего разговора зависело бы, уезжать ли мне на следующий день, испытывая тяжесть на сердце, или все же остаться, может, и по уже новой причине.

Удивительно, но, несмотря на присутствие огромной толпы людей на собрании каких-то два-три часа назад, за все время пути я встретила лишь пару человек, да и тех, можно сказать, опосредованно: на противоположной стороне улицы кто-то прошел навстречу, кашляя, а чуть позже я услышала легкие шаги женщины на каблуках. В этих местах словно включали и отключали социум.

Мой ориентир был ярким и видным. Хотя я уже дважды была у башни, не замечала крохотное строение прямо за ней, метрах в двадцати. К почте, больше похожей на пряничный домик ведьмы, вела узенькая извилистая дорожка, посыпанная гравием. Размеры дорожки и самого здания недвусмысленно намекали, что объемных посылок сюда не привозят.

Внутри домик, как и близлежащее здание церкви, внезапно оказался просторным и светлым. За высокой стойкой вязала носок единственная живая душа – доброжелательно настроенная женщина, которая быстро помогла мне с подключением к местной сети.

С билетами сложностей не возникло – уже через несколько минут я отправила Джей Си скриншот моей покупки на послезавтрашний рейс и селфи с высунутым языком, поблагодарила работницу почты, дождалась от Джей Си аналогичного селфи и медленно двинулась в сторону «Кабана и хряка».

После покупки билета отъезд стал реально ощутим и мне стало немного грустно: очень не хотелось признавать свои неудачи по всем фронтам – и творческим, и личным. И хотя рейс всегда можно было переиграть, я все же внутренне прошла некоторую точку невозврата.

На улице становилось все более сыро и холодно, я стала держать капюшон куртки ближе к ушам, а нос прятать в высокий хомут свитера. Поэтому только абсолютная тишина на улице позволила мне услышать этот звук.

Прозвучало мое имя, сомневаться не приходилось. Оно повторялось снова и снова, нараспев, женским голосом, напоминающим то шепот, то стон. Голос был таким протяжным, завывающим, потусторонним, что сомневаться не приходилось: это явно не кто-то из моих добрых знакомых решил окликнуть меня. Я на секунду замерла, высунув нос из воротника, а в следующий момент пошла со скоростью, которой учит жителей мегаполисов перемещение на метро.

Голос не утихал, продолжая звать меня, казалось, еще более настойчиво. Шагов слышно не было, отчего в моей парке внезапно стало очень жарко, а я перешла на легкий бег.

– Маделин! – Голос ожесточился, а на своем плече я почувствовала хватку пальцев, которые впивались в меня со всей силы.

Остановившись, я обернулась.

Она отпустила меня, как только я перестала бежать. На ней было длинное белое платье, все в рюшах и тюли. Голову покрывала длинная фата до пояса, которая закрывала ее со всех сторон. Из-под фаты выглядывали кончики темных волнистых волос. Хотя платье было практически в пол, когда она стояла, раскачиваясь вперед и назад, юбка открывала ее бледные босые пальцы.

Я не могла отвести от нее глаз, хотя и не видела ее лица. А она стояла рядом и слегка покачивалась, не говоря ни слова. Туман окутывал ее частями, то прикрывая, то показывая мне, то смешиваясь с ней.

– Дж… Джинни? – пробормотала я.

Фата качнулась вперед.

– Ты скоро умрешь, Маделин, – прошептала она. – Да, я приду за тобой.

Горло мое издало сдавленный крик, я развернулась и побежала так быстро, как только могла.