Текст книги "Легенда о мертвой Джинни"

Глава восьмая, в которой мистики становится меньше, а важность рассматривания старых альбомов увеличивается

Когда я ворвалась в «Кабана и хряка», распахнув со всей силы дверь, присутствующие на несколько секунд замолчали. Видимо, выглядела я действительно неоднозначно и пугающе.

Ни слова не говоря замершему с пивной кружкой в руках Джорджу, я схватила телефонный аппарат и потянула его в свою комнату.

Разумеется, я собиралась немедленно позвонить Джей Си, но как только занесла руку над диском телефона, увидела свое отражение в зеркале напротив кровати.

На меня смотрело испуганное лицо девушки с огромными глазами, трясущимися губами и руками, волосы на голове были спутаны, куртка свисала с одного плеча.

Что я видела? Что это было?

Призрак Джинни Харди.

Да ну, бред какой-то, призраков не существует, я увидела кого-то живого, девушку, которая решила меня разыграть. Девушку, которая настолько хотела меня напугать, что не побоялась выйти на улицу в конце октября босиком?

Я даже не была уверена, что это девушка: лица ее я не видела, говоря шепотом можно сойти за кого угодно, если постараться. Да и идентифицировать пол по пальцам ног я не умела. Фигура как будто немного ниже меня, стояла босой. Или не стояла – парила. Ох, нет, я снова скатывалась от логичных предположений в сторону потустороннего расклада.

Призраки бесплотны и не могут со всей силы схватить тебя за плечо, Мад. Откуда я это знаю? Из художественной литературы? Что вообще известно об этой стороне призраков? Вот Патрик Суэйзи в «Привидении» натренировался спихивать предметы. С другой стороны, он не был там виден. А вот «Каспер», например, и виден был, и надевал поварской колпак без проблем. Но он и на человека не походил. Господи, о чем я думаю?!

Я сняла куртку, переоделась в домашнюю одежду, забралась с ногами на кровать, заграбастав телефон. Накрылась одеялом, став мягким шалашом с аппаратом внутри.

Несмотря на то что благодаря книге меня знали сотни тысяч людей, положиться я могла буквально на пару человек. И никому из них не могла сейчас позвонить.

Дядя Том путешествовал по миру. Конечно, телефон у него был при себе, но насколько эгоистично звонить и вырывать его из счастливого путешествия, в которое он смог выбраться впервые за многие и многие десятилетия нашей скромной жизни, чтобы поделиться бредовой историей о призраке?

Джей Си я не могла позвонить по другой причине. Если бы я рассказала ему, что встретила призрак Джинни Харди ровно тем же образом и так же накануне Хэллоуина, как и пропавшие мальчики, он приехал бы сюда раньше, чем я закончила недоуменно кричать «алло» во внезапно замолчавшую трубку.

Меня это совпадение пугало до чертиков. Только поэтому я тряслась под одеялом, как ребенок, отметая здравый смысл, который твердил мне, что призраков не существует. Хотела бы я верить, что это было совпадение? Да, конечно. Но не многовато ли совпадений, чтобы все валить на них?

И, конечно, Джей Си ни за что не счел бы это совпадением, о нет. Да он отругал бы меня даже за то, что я вернулась в «Кабана и хряка», чтобы позвонить ему же. По его мнению, я должна была уже лететь на всех парах в безопасном направлении, подальше от Холмсли Вейл.

Но если раньше я еще пыталась придумать разные поводы, чтобы остаться здесь, то теперь у меня был, как это ни странно, главный: если завтра со мной все будет в порядке, значит, эта городская сумасшедшая пугает здесь каждый год всех, кого встретит, и с пропавшими мальчиками это никак не связано. С другой стороны, конечно, если бы со мной что-то случилось, совершенно некому было бы сказать: «Я же говорила». То есть вроде и оказалась бы права, но смысла в этом уже не было бы никакого.

По понятным причинам я не могла рассказать об этом ни дяде Тому, ни тем более Джей Си, а рассказать ужасно хотелось. Я уже почти перестала стучать зубами и, все еще тяжело дыша, набрала номер телефона Генри Харди. Он оставил мне его тогда, когда позвал на конную прогулку, чтобы я, позвонив ему, могла отказаться от нее под каким-нибудь благовидным предлогом.

Генри наверняка сердился на меня, поэтому я искусала себе губы, слушая длинные гудки в трубке и успокаивая себя тем, что в замке Харди нужно преодолевать огромные расстояния, чтобы просто ответить на звонок.

Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг услышала его голос, хотя уже и слушала автоматически, без надежды услышать.

– Генри, добрый вечер! Это Маделин…

– Что-то случилось, Маделин? – Хотя спрашивал он с вежливым вниманием, тон был ледяным.

– Да, вы знаете, кое-что… – Я запнулась и, глубоко вдохнув, решила выложить все как есть.

Я рассказала все. Про анонимку, про мой приезд и холодный прием Мэри Хит, про Минни, Дилан, про наше с ним знакомство и его истинные предпосылки. И, конечно, про то, что я узнала о призраке его сестры еще до того, как приехала в Холмсли Вейл, про встречу Бобби и Микки с кем-то, переодетым в Джинни, накануне исчезновения, хотя об этом, судя по выступлению Гарольда Мида, и так знала вся деревня. И наконец, рассказала о том, что случилось со мной сегодня. Сказала, как я напугана, как мне нужна поддержка. И, несмотря на то что я изначально сильно ввела его в заблуждение относительно моих истинных намерений (я не смогла себя заставить вслух произнести, что солгала), он единственный человек здесь, к кому я могу обратиться. И если он позволит мне извиниться и попробовать начать наше общение сначала, я буду очень рада, а он покажет себя весьма благородным.

Все это я выдала на одном дыхании без остановок. Когда же закончила, услышала то, чего боялась все время своей речи, – тишину. Генри молчал, но явно слушал меня: до меня слабо доносилось его дыхание, в старых аппаратах оно почему-то слышнее.

– Маделин, вы понимаете, насколько непорядочно то, что вы сделали? – медленно сказал он наконец.

Я покраснела до корней волос.

– Понимаю, – промямлила я.

Он сделал еще одну паузу, от которой я съежилась под своим одеялом, под которым уже невозможно было дышать.

– Дайте слово, что больше не будете мне лгать. – Он произнес это все так же бесстрастно, но я почувствовала всю серьезность этой просьбы для него.

– Даю слово, – выпалила я, избегавшая всю жизнь таких серьезных и не всегда выполнимых обещаний.

Он громко выдохнул в трубку.

– Где вы сейчас?

– В своей комнате в «Кабане и хряке».

– Хотите, я приеду за вами?

Я выглянула из-под одеяла в зеркало. Нет, даже панический страх не мог заставить меня появиться в таком виде перед понравившимся мужчиной.

– Спасибо, но я уже собиралась заснуть. Завтра долгий сложный день.

– Как знаете. Но раз уж завтра день, в который вы, по всем признакам, можете пропасть навсегда, не согласитесь ли заночевать в замке Харди? Мне так будет спокойнее. Вам, надеюсь, тоже.

Внутри у меня все прыгало от радости.

– Да, спасибо, я с удовольствием останусь завтра с вами. Мне очень страшно, Генри.

– Рядом со мной вам ничего не угрожает, Маделин.

– Я верю…

Возникла пауза, но совсем не такая тяжелая, как еще несколько минут назад.

– Маделин, те стихи, вы говорили, семьи пропавших парней получали их по почте после исчезновения, о чем они были?

– Сложно сказать… Хотите, я прочту?

Генри хотел. Стихотворение о колоколе, мельнице и меде снова звучало в моей комнате. Когда я закончила, Генри пару секунд молчал, а потом проговорил:

– Лист бумаги с написанными на нем этими словами Джинни повесила себе на грудь в день самоубийства.

Ночь была тревожной; даже не знаю, в какой момент я все же смогла отключиться. Пока сон не приходил, я обдумывала все, что накопилось за эти дни, активно стараясь избегать мыслей о том, что кто-то пытался меня напугать.

Жутковатые стихи Джинни то и дело всплывали у меня в мозгу, но тем не менее понятнее они не становились. Колокол, мельница, хлопковый мед оставались тарабарщиной отчаявшейся беременной девочки-подростка. Мне казалось, что я хожу где-то очень близко от чего-то очень важного и проясняющего все происходящее, но не вижу этого.

Джинни Харди была беременна. Что это значило для нее? Талантливая девушка из богатой семьи. Набожная, регулярно ходила в церковь. Вероятно, беременность вне брака выбила ее из колеи. Генри сказал, что едва ли внебрачная беременность могла так на нее повлиять: родители боготворили дочь и сделали бы все, чтобы она была счастлива. Так почему же тогда она изрезала свой живот и повесилась?

Очень важным, но практически невозможным для моих изысканий становилось выяснение личности отца ребенка Джинни. Если в плане того, что внебрачную беременность ее семья приняла бы и не осудила (считаем, что Генри не лжет, зачем бы), то, вероятно, она не нашла поддержки со стороны отца ребенка.

Ох, как пригодился бы мне разговор с Мэри Хит! Может, Дилан смогла бы все же уговорить ее пообщаться со мной. Но, судя по изможденному виду Мэри на площади, сильно рассчитывать на это не приходилось.

От кого же забеременела Джинни? По рассказам тех, кто ее знал, она была не из тех девушек, что гуляют с парнями вечерами. Хотя почти наверняка она многим нравилась. Если она хоть немного походила на Генри, должна была быть очень привлекательной.

Джей Си, наверное, советовал бы искать ответ на этот вопрос в семье, он всегда предполагал самое худшее. У меня же на выбор была половина деревни. А может, этот загадочный папаша больше не жил в Холмсли Вейл? Или даже никогда не жил. А возможно, его и нет в живых. Остался ли хоть кто-то, кто смог бы точно сказать, от кого была беременна Джинни Харди? И насколько важна его личность для того, что происходило в настоящий момент?

Угрюмый осенний день разбудил меня светом в окно. Почти бессонная ночь отражалась на моем настроении, но ожидание чего-то необыкновенного в долгожданный канун Хэллоуина перебороло во мне негативные проявления, а вчерашний страх даже немного подстегивал к действиям.

При свете дня вечерние встречи с призраками казались сном, поэтому я зацепилась за эту мысль и пошла навстречу тому, ради чего приехала в Холмсли Вейл. День оказался на удивление солнечным и оживленным. По улицам тут и там были выставлены тыквы и сновали ребятишки в красочных костюмах. Если бы я приехала сюда сегодня, несомненно, решила бы, что Холмсли Вейл – очень живой и веселый туристический городок.

На площади перед водонапорной башней выставили несколько столов с навесами, под каждым из которых продавали что-то интересное: от маленьких, но замысловатых фонариков из тыквы, различных масок, шляп и целых костюмов до ароматных блестящих печеных яблок и каштанов, сахарной ваты, бургеров и ребрышек, готовящихся прямо здесь же на переносных барбекю. Запах стоял невероятный, а атмосфера праздника побуждала скупить абсолютно все.

Многие были в костюмах, но костюма моей вчерашней вечерней собеседницы я не встречала, хотя была к этому готова и подсознательно очень желала увидеть что-то подобное при свете дня и разрушить жуткий ореол увиденного вчера.

Все вокруг дышало весельем так глубоко, что я на несколько минут с горячим пуншем и куриной ножкой в карамели забыла, почему я здесь. За этим меня и застала Глория Мид, возникшая, как Малефисента на дне рождения Авроры. В первый момент я в самом деле подумала, что она нарядилась в диснеевскую злую волшебницу, но при ближайшем рассмотрении стали различимы черная бархатная накидка с норковой опушкой на прорезях для рук и таким же меховым высоким воротником, который и ввел меня в заблуждение. Это и, конечно, высокая замысловатая прическа Глории, которая сегодня была как-то по-особенному (праздничному?) объемной наверху, словно складывала ей витые рога, уходящие назад.

– Маделин! Как волшебно, что вы здесь! – Она, кажется, все превращала в сцены из сериала.

Я поздоровалась.

– Я решительно приглашаю вас к нам на рюмочку шерри. – Она игриво подмигнула мне.

– Не рановато ли для шерри? – ответила я, стараясь придать голосу неосуждающий тон.

Ее тонкие изогнутые брови на секунду взметнулись вверх, но тут же приняли обычный вид, и она медовым голосом сказала:

– Тогда, может, согреемся чашечкой какао или чаю? Сегодня Минни напекла волшебных круассанов, мы подогреем их над тостером…

Не дожидаясь моего ответа, она подхватила меня под руку и повлекла за собой мимо церкви к уютному, словно сошедшему с полотен Томаса Кинкейда коттеджу. Несмотря на конец октября, на клумбах еще желтели какие-то поздние цветы, а на деревьях краснели ягоды, которые с удовольствием клевали птицы, – картина выходила идиллической.

Глория без умолку тараторила что-то светское и вычурное, совершенно не нуждаясь в моих комментариях и даже поддакиваниях.

Когда мы вошли в дом, я порадовалась, что наконец освободилась от ее тонких, но цепких лапок. Внутри было так тепло, что только в этот момент стало понятно, как я озябла на улице, несмотря на активное движение и горячую еду. Мысль о хересе уже не казалась мне такой преждевременной, как еще несколько минут назад.

Глория выдала мне новые запечатанные тапочки для гостей, а сама надела бархатные черные лодочки на высоком каблуке с помпоном из воздушных перьев на носах. Под ее элегантной накидкой оказалось не менее элегантное черное платье из мягкой ткани, которое обтягивало ее стройную высокую фигуру, как перчатка. Я в оверсайз свитере и джинсах казалась рядом с ней бездомной, которую решила приютить богатая леди.

Интерьер гостиной Мидов тоже не давал расслабиться; я словно попала в декорации сериала «Династия»: мягкая мебель обита шелковистыми тканями, спинки и ножки стульев тоскуют по Вене, а фрукты в вазочке на журнальном столике настолько идеально сбалансированы, что сложно представить, что кто-то рискнет из нее угоститься и нарушить гармонию.

Глория несколько секунд наслаждалась эффектом, который на меня произвел ее дом. Снаружи он словно вышел из экранизаций романов о мисс Марпл, а внутри же давал какой-то совсем несопоставимый с фасадом шик. Интересно, как часто у них бывали гости, чтобы замечать это несоответствие.

Я стояла в дверях, не смея даже в чистейших тапочках шагнуть на персиковый ковер. Глория же с ослепительной улыбкой предложила мне сесть на диван, а сама ушла «на несколько минут». В ее отсутствие я занялась разглядыванием фотографий на комоде, которые все в том же кинематографичном стиле были расставлены в рамочках разной степени вычурности. Теперь я узнала, кто те люди, которые покупают рамки с ракушками, чтобы вставить туда семейное фото из отпуска на море: Глория в темном закрытом купальнике демонстрировала безупречной формы ноги и отменную для молодой матери фигуру, Джордж стоял рядом с крошечным Гарольдом на руках. «Хотя, кто знает, может, у них есть и другие дети», – подумалось мне. Но многочисленные фотографии Гарольда, взросление которого можно было легко проследить по фото, отвергали это предположение. Да и, как это ни стереотипно, сам он не оставлял сомнений в том, что был единственным ребенком, которому позволялось все.

На полке нашлась также фотография Глории в платье-торте в стиле диснеевской Золушки и Джорджа в строгом костюме. Их обоих короновали на выпускном. Гарольд вырос копией своего красивого отца, хотя его лицо немного смягчили черты Глории.

Мне от этой семьи почему-то делалось не по себе. Отчасти из-за совершенно не вписывающейся в местную пастораль роскоши. Ее корни было очень интересно узнать, ведь, как сказала Минни, Миды, за исключением старшего, занимались фермерством. Я с трудом представляла себе, как они заходят в резиновых сапогах, до колен покрытые последствиями тяжелой работы, переобуваются в мягкие тапочки и расслабляются за бокальчиком шерри. Но и доходы фермеров в моем сознании не вязались с тем, как одевалось семейство и как оно жило. Интересно, что бы сказали служители церкви, если бы увидели, как живет отец Мид.

Мои размышления прервала Глория, появившаяся в вишневом длинном платье с расклешенными рукавами и подолом в стиле Скарлетт О’Хара и с двумя бокалами, наполненными янтарной жидкостью. Ее предложение выпить чаю или какао, видимо, пропало без вести.

Она опустилась на диван, куда я быстренько переместилась, заслышав стук ее каблучков, который почти поглощали ковровые дорожки.

– Ах, Маделин, я так рада, что вы приехали к нам, – начала она с улыбкой кинозвезды. – Признаюсь, у нас не часто бывают интересные гости. Да и в целом у нас бывает довольно скучно…

Здравствуйте, госпожа Бовари.

– Почему вы выбрали Холмсли Вейл для своей новой книги?

К этому вопросу я уже успела подготовиться.

– Меня привлекает провинциальная жизнь, возможно потому, что я сама до недавнего времени жила в провинции. Думаю, люди, живущие в небольших городах, более искренние и открытые, чем обитающие в мегаполисах.

Глория отвела глаза и сделала выражение лица: «не сказала бы».

– Вы так не считаете? – делано поинтересовалась я, стараясь вызвать ее на откровенность.

– Как сказать… Когда у тебя масса свободного времени, а работа не требует особенных мысленных усилий, начинаешь искать развлечения в сплетнях и интригах.

– А вы где работаете?

Мой вопрос стал для нее очевидно неожиданным и неприятным.

– Я… занимаюсь организацией мероприятий в Холмсли Вейл.

– О, так это вы устроили эту роскошную ярмарку?

Глория, видимо, считала ее не роскошной, а деревенской, но моя реакция ей польстила.

– Да, и вечерний концерт с дискотекой в нашем клубе – тоже моя заслуга.

– Замечательно.

Брови Глории опять сделали быстрый взлет и приземление.

– Жаль, что не все так считают, – с укором заметила она.

– Вы о вчерашнем выступлении вашего свекра?

– О чем же еще? Он прекрасно знает, чего мне стоило устроить все на нужном, а не сельском уровне. Это буквально уговаривать каждую закостенелую в своих представлениях старушку!

– Понимаю, – сочувственно улыбнулась я.

– Но это все неинтересно. – Глория с улыбкой решила сменить тему разговора. – Давайте все же поговорим о вас и вашем новом бестселлере.

– Никогда нельзя знать наверняка, станет ли книга бестселлером, – скромно уточнила я.

Глория уверенно отмахнулась от сомнений:

– Конечно, станет! Вы молодая, красивая, богатая и успешная писательница. Как я вам завидую, вы не представляете. По-доброму, конечно. Вам удалось выбраться из своего городка, а я, по всей видимости, останусь в Холмсли Вейл навсегда. В деревне, где ничего не происходит.

– Не сказала бы, – пригубив придавшего мне смелости шерри, сказала я. – Чего стоит даже вчерашнее собрание. Я уже не говорю о ежегодном исчезновении детей и самоубийстве первой красавицы в округе много лет назад.

– Первой красавицы? – со смехом отозвалась Глория, очевидно, зацепившись за самую важную для нее часть моего высказывания. – О чем вы? Вирджиния Харди никогда не была красавицей.

Поняв, что может показаться завистливой, она добавила чуть спокойнее:

– Я не хочу сказать, что она была страшненькой, вовсе нет. Скорее, она была никакой совсем.

– Как интересно, – откликнулась я. – А вот я слышала, что она была очень привлекательной.

– От кого? – с легкой снисходительностью в голосе откликнулась Глория. – От ее брата? Ну а что он еще мог сказать? Нет, конечно, Харди миленькие, но ничего особенного. Да и к тому же она ведь была совсем еще ребенком. Может, этот утенок и превратился бы в прекрасного лебедя, но никому не суждено этого узнать, – сказала Глория, сделав глоток из стремительно пустеющего бокала.

– Вы учились в школе, когда это произошло?

– Да, в выпускном классе. А она даже не знаю, в каком. Когда ты капитан группы поддержки, организовываешь выпускной для целой школы и не забываешь об итоговых экзаменах, не до маленьких выскочек, пусть и очень богатых.

– Знаете, судя по вашему дому, рискну предположить, что и у вас довольно состоятельная семья… – пробормотала я.

Моя бестактность ей внезапно польстила.

– Не стану этого отрицать, – с улыбкой пропела Глория. – Отец никогда не жалел сил и денег, чтобы мы с мамой жили достойно. И сейчас продолжает это делать. Мой муж работает на предприятии отца, вместе с ним. И Гарольд, скорее всего, пойдет по его стопам – не думаю, что ему будет очень интересно работать после колледжа где-то в другом месте. Да и с отцом и дедом он отлично ладит. Хорошо, когда есть преемственность в семье. И хорошо, что она не сработала в случае с моим мужем.

Она подняла бокал как бы в благодарном тосте.

– Да, мужчины из семьи священнослужителей часто выбирают путь своего отца, – согласилась я.

– У Джорджа тоже были все шансы поступить в семинарию: он с детства помогал отцу в церкви. К тому же у него прекрасный музыкальный слух, как и у меня, он до сих пор иногда выступает звонарем в нашем приходе… Вы были в нашей церкви? Мы проходили ее только что.

– Да, она великолепна!

– Бесспорно. И это единственное, чем может гордиться мой свекр. Все остальное в нашей семье – заслуга моего отца.

– Вы слышали о призраке Джинни Харди? – Я специально задала этот вопрос ни с того ни с сего, чтобы увидеть искреннюю реакцию Глории.

Она выглядела сбитой с толку, но не напуганной. Скорее заинтригованной.

– Что еще за призрак?

– Ну, вам не встречалась на улице босоногая девушка, одетая в белое платье и фату?

– А-а, – разочарованно протянула Глория. – Сразу видно, что вы не из этих мест. Это у нас популярный костюм на Хэллоуин, но сейчас его надевают все реже: вчерашние и даже позавчерашние новости. Уже и не скажешь наверняка – труп невесты или Джинни Харди, но девочки любят носить фату.

– И все носят этот костюм с босыми ногами? – с сомнением спросила я.

– Ну, вряд ли босыми, конечно, – холодно ведь очень. Может, что-то надевают, чтобы казалось, что босые, а на самом деле нет. Сейчас чего только не придумывают, каких только костюмов нет.

– Ну да, ну да… – протянула я; меня успокаивало мирское, хоть и притянутое за уши объяснение Глории.

– Сейчас уже никто и не вспоминает о том, что произошло с Вирджинией Харди, люди живут дальше своей жизнью, а Харди – своей.

Помолчав, я спросила:

– Вам не кажется, что жизнь семьи Харди как раз закончилась после смерти Джинни? Отец тоже убил себя, мать в психиатрической больнице, а Генри Харди так и не обзавелся собственной семьей и живет отшельником в огромном доме.

Глория равнодушно пожала плечами и слегка скривила свои красивые губы:

– Ну а нам-то какое дело? Не нужно упрекать себя за то, что ты счастлив, если несчастлив кто-то другой. Сейчас часто читаю, что дети в школе сталкиваются с давлением и даже гонением со стороны своих сверстников или детей старше, но в наше время ничего подобного не было. И уж тем более такого не было с Харди. Это сейчас Генри Харди отгородился от целого мира, а тогда мы вместе оканчивали школу, ходили на дискотеки, он дружил с местными парнями, а его сестра – с девчонками. Никто не избегал их, так что нам всем точно не в чем себя упрекнуть за такой ее поступок. Это только ее проблемы, и никто в Холмсли Вейл не должен за это отвечать.

«Как минимум, кто-то стал отцом ее ребенка, – думала я про себя, – так что совсем уж всех назвать непричастными едва ли получится». Если бы я только могла сказать Глории о беременности Джинни, думаю, это открыло бы мне неиссякаемый источник новой информации. Но выдать это главной, судя по всему, сплетнице округи было бы большой ошибкой, особенно на пороге примирительной встречи с Генри.

– Как вы считаете, исчезновение Бобби Джентли и Микки Хита связано с самоубийством Вирджинии Харди? – Раз уж Глория так настойчиво звала Джинни полным именем, я решила, что ей будет комфортнее, если и я буду звать ее так же.

Глория встала, чтобы подлить в наши бокалы свежую порцию крепленого. Когда она двигалась, то плавно раскачивалась вперед и назад, отчего появлялось ощущение, что она плывет над полом, не передвигая ногами. Мне это что-то напомнило, но в тот момент я только завороженно наблюдала за ее грациозными движениями. Интересно, где деревенская девочка набралась такого аристократизма движений?

– Маделин, я понимаю, вам хотелось бы, чтобы в нашей вариации «Сонной Лощины»[3]3
  «Сонная Лощина» – художественный фильм в жанре мистического детектива, поставленный режиссером Тимом Бёртоном по мотивам рассказа Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине». Герой фильма, нью-йоркский констебль Икабод Крейн, отправляется в деревню Сонная Лощина расследовать загадочную серию убийств, совершенных мистическим Всадником без головы.


[Закрыть] все дышало какими-то призраками из готических романов, но, боюсь, у нас все банально и заурядно.

Она отдала мне бокал и осторожно ударила его своим.

– Здесь, – продолжила она, – не случается ничего подобного.

– А как вы тогда объясните исчезновение мальчиков?

Глория вздохнула.

– Не хочу быть пессимисткой, но думаю, с ними случилось что-то плохое. Все же праздник, молодежи много. Может, где-то позволили себе лишнего, выпили, может, подрались, и вот…

– Но где же они тогда?

– Кто знает. У нас густые леса. Если иногда люди допускают ошибки молодости, они не должны за них расплачиваться всю оставшуюся жизнь…

– То есть вы думаете, что их кто-то случайно убил, а потом спрятал тела в лесу?

– Или в реке. – Глория снова пожала плечами, а взгляд ее стал стеклянным и отстраненным.

Я замотала головой, не в силах принять такую версию событий.

– То есть, по-вашему, это мало того что произошло случайно, так еще и, по совпадению, два года подряд?

– Это всего лишь два раза, а не двадцать два, почему бы и нет.

Я с силой зажмурилась и снова открыла глаза. Шерри давал о себе знать, дурманя и мою голову, и, очевидно, голову Глории.

– На Хэллоуин пропали два парня – совпадение?

– А когда им еще пропадать? – удивилась Глория. – Нет, я понимаю, что для вас это странное совпадение, потому что в городе, где круглый год открыты ночные клубы, а алкоголь молодые люди распивают на стоянках у супермаркетов, конечно, несчастные случаи происходят чаще, а на разные праздники их становится еще больше. Но здесь, в Холмсли Вейл, Хэллоуин – один из немногих действительно масштабных праздников в году; да вы это, наверное, и сами заметили. Именно поэтому выступление моего свекра вчера вызвало такое негодование: никто не хочет лишаться тех немногих радостей, которые нам здесь доступны.

Я вынуждена была признать, что знаю о местных традициях не так много, как она, и ее логика мои сомнения все же почти победила.

Оставшееся до прихода ее мужа время Глория развлекала меня, демонстрируя толстенные фотоальбомы, первые фото в которых начинались еще с молодости ее родителей. И почти на каждом фото я находила подтверждение ее словам: поводом для съемки в Холмсли Вейл становились только массовые события, случавшиеся раз в году: Пасха, середина лета, Хэллоуин, Рождество. Но в эти праздники все жители отрывались по полной программе – от устроения уличных ярмарок до парадов и фейерверков.

Глория была очень красивым ребенком. Ее мама заметила это довольно рано и возила свою крошку по модельным агентствам и детским конкурсам красоты. Наверное, именно в то время она приобрела свою плавную походку и изящные манеры. Супермодель из нее не вышла, но она точно была самой популярной девочкой в школе, капитаном группы поддержки и уже в пятнадцать лет начала встречаться с лучшим игроком футбольной команды – своим будущим мужем Джорджем.

Фотографий с молодым Джорджем сохранилось огромное количество. У Глории был фотоаппарат с моментальными снимками, а делать их она обожала. На втором десятке фотографий парня меня начало мутить от его безупречного торса и белозубой улыбки на фоне реки или кухонного интерьера.

Немало я увидела и снимков Глории с подругами и друзьями, с выпускного и свадьбы, с различных молодежных мероприятий. На большинстве этих фотографий рядом с ней был Джордж.

И почти всегда не рядом, но близко к ним, немного отстраненно, вроде бы косясь исподтишка, был еще один человек, словно преследующий их там, где они появлялись. На Глорию и Джорджа на нескольких десятках фотографий смотрела белокурая Дилан.