Текст книги "Тысяча и одна ночь. Том XV"

Рассказ об Абд-Аллахе ибн Фадиле (ночи 978–989)

Рассказывают также, о счастливый царь, что халиф Харун ар-Рашид проверял в какой-то день харадж с земель и увидел, что харадж из всех земель и стран уже прибыл в казну, кроме хараджа Басры, – он не прибыл в этом году.

И Халиф созвал диван по этой причине и сказал: «Ко мне везиря Джафара!» И когда тот предстал меж его рук, сказал ему: «Харадж из всех стран прибыл в казну, кроме хараджа Басры, оттуда не прибыло ничего». – «О повелитель правоверных, – сказал Джафар, – может быть, у наместника Басры случилось дело, которое отвлекло его от отсылки хараджа». И ар-Рашид молвил: «Срок прибытия хараджа был двадцать дней назад. В чем же оправдание наместника за все это время – он не прислал хараджа и не прислал ничего, чтобы подтвердить своё оправдание». – «О повелитель правоверных, – сказал Джафар, – если хочешь, мы пошлём к нему посланца». – «Пошли к нему Абу-Исхака Мосульского, собутыльника», – сказал халиф. И Джафар ответил: «Слушаю и повинуюсь Аллаху и тебе, о повелитель правоверных!»

И затем везирь Джафар пошёл к себе домой и, призвав Абу-Исхака Мосульского, собутыльника, написал ему благородный указ и сказал: «Отправляйся к Абд-Аллаху ибн Фадилю, наместнику города Басры, и посмотри, что отвлекло его от посылки хараджа, и затем прими от него харадж Басры, полностью и до конца, и привези его ко мне скорее. Халиф проверил харадж всех стран и увидел, что отовсюду он прибыл, кроме Басры. А если ты увидишь, что харадж не готов, и Абд-Аллах будет оправдываться, то привези его с собой, чтобы он высказал халифу оправдание своим языком».

И Абу-Исхак ответил вниманием и повиновением и, взяв пять тысяч всадников из своего войска, ехал, пока не достиг города Басры. И Абд-Аллах ибн Фадиль узнал о его прибытии, и вышел к нему со своим войском, и встретил его, и вступил с ним в Басру, и поднялся в свой дворец, а остальные воины расположились в шатрах, подле Басры, и Ибн Фадиль назначил им все, что им было нужно. Абу-Исхак же вошёл в диван и, сев на престол, посадил Абд-Аллаха ибн Фадиля с собой рядом, а вельможи сели вокруг него, сообразно своим степеням. И затем, после приветствия, ибн Фадиль спросил: «О господин, что за причина твоего прибытия к нам?» – «Причина та, – отвечал Абу-Исхак, – что я пришёл потребовать харадж. Халиф спрашивал о нем, и время его прибытия прошло». – «О господин, – воскликнул Абу-Аллах, – чтобы тебе не утомляться и не переносить затруднений путешествия! Харадж готов, полностью и совершенно, и я собирался отослать его завтра, но раз ты прибыл, я вручу его тебе после угощения в три дня и на четвёртый день доставлю харадж к тебе. Но теперь обязательно нужно предложить тебе подарок – часть твоей милости и милости повелителя правоверных». И Абу-Исхак сказал: «Это недурно».

А затем Абд-Аллах распустил диван и ввёл Абу-Исхака в комнату в своём доме, которой нет равной, и расстелил перед ним и его приближёнными скатерть с едой, и они стали есть и пить, и наслаждаться, и веселиться.

А затем стол был убран и руки вымыты, и пришло кофе и напитки, и все просидели за беседой до первой трети ночи. И Абу-Исхаку постлали постель на ложе из слоновой кости, украшенном рдеющим золотом, и он лёг на нем, а наместник Басры лёг на другом ложе, рядом с ним.

И одолела бессонница Абу-Исхака, посланца повелителя правоверных, и он стал размышлять о размерах стихов и о нанизанной речи, так как он был одним из приближённых собутыльников халифа, и была у него большая осведомлённость в стихах и тонких рассказах. И он бодрствовал, сочиняя стихи, до полуночи. И когда это было так, вдруг Абд-Аллах ибн Фадиль встал, затянул пояс и, открыв шкаф, взял оттуда бич, а затем он взял горящую свечу и вышел из дверей комнаты, думая, что Абу-Исхак спит…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот семьдесят девятая ночь

Когда же настала девятьсот семьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аддах ибн Фадиль вышел из дверей комнаты, думая, что Абу-Исхак, собутыльник, спит. И когда он вышел, Абу-Исхак удивился и сказал про себя; «Куда идёт Абд-Аллах ибн Фадиль с этим бичом? Может быть, он хочет кого-нибудь пытать. Я обязательно за ним последую и посмотрю, что он будет делать сегодня ночью».

И затем Абу-Исхак поднялся и пошёл за Абд-Аллахом, понемногу, понемногу, так, чтобы тот его не видел. И он увидел, что Абд-Аллах отпер чулан и вынул из него столик, на котором было четыре блюда с кушаньем, и хлеб не приходил к нему от великого удивления, и он говорил про себя: «Смотри-ка! В чем причина этого дела?»

И он не переставал дивиться до утра, а затем все встали и совершили утреннюю молитву, и им поставили завтрак, и люди поели, и выпили кофе, и отправились в диван, и Абу-Исхак был занят этим приключением целый день, но он все скрыл и не спросил о нем Абд-Аллаха.

А на следующую ночь Ибн Фадиль сделал с собаками то же самое и побил их, и помирился с ними, и накормил их, и напоил. И Абу-Исхак последовал за ним и увидел, что он сделал с ними то же, что и в первую ночь, и в третью ночь было то же самое, а после этого он принёс харадж Абу-Исхаку, собутыльнику, на четвёртый день, и тот взял его и уехал, не сказав ничего.

И он ехал до тех пор, пока не достиг Багдада, и вручил халифу харадж, и потом халиф спросил его о причине задержки хараджа, и Абу-Исхак сказал: «О повелитель правоверных, я увидел, что правитель Басры уже приготовил харадж и хочет отослать его. И если бы я задержался на один день, он бы наверное встретил меня в дороге. Но только я увидел у Абд-Аллах ибн Фадиля диво, подобного которому не видел в жизни, о повелитель правоверных». – «А что это такое, о Абу-Исхак?» – спросил халиф. И Абу-Исхак сказал: «Я видел то-то и то-то». И рассказал о том, что делал Абд-Аллах с собаками. И потом молвил: «Я видел три ночи подряд, как он делал такие дела – бил собак, а после этого мирился с ними и успокаивал их, и кормил, и поил, и я смотрел на него так, что он меня не видел». – «Спрашивал ли ты его о причине?» – сказал халиф. И Абу-Исхак ответил: «Нет, клянусь жизнью твоей головы, о повелитель правоверных!» – «О Абу-Исхак, – сказал халиф, – я приказываю тебе вернуться в Басру и привезти ко мне Абд-Аллаха ибн Фадиля вместе с теми двумя собаками». – «О повелитель правоверных, – воскликнул Абу-Исхак, – избавь меня от этого! Абд-Аллах ибн Фадиль оказал мне крайнее уважение, и я проведал об этих обстоятельствах случайно, без намерения, и рассказал тебе. Как же я вернусь к нему и приведу его? Если я к нему вернусь, я не найду на себе лица от стыда перед ним, и подобает послать кого-нибудь другого с указом, написанным твоей рукой, чтобы он привёз к тебе Ибн Фадиля и собак». – «Если я пошлю к нему другого, он, может быть, станет отрицать это дело и скажет: «Нет у меня собак, – молвил халиф. – Если же я пошлю тебя и ты ему скажешь: «Я тебя видел своими глазами», – он не сможет этого отрицать. Ты непременно должен к нему поехать и привезти его и собак, а иначе – неизбежно твоё убиение…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до девятисот восьмидесяти

Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот восьмидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф Харун ар-Рашид сказал Абу Исхаку: «Ты непременно должен к нему поехать и привезти его и собак, а иначе – неизбежно твоё убиение». – «Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных, достаточно с нас Аллаха, и благой он промыслитель! – ответил Абу-Исхак. – Прав был тот, кто сказал: «Бедствие человека – от его языка». И я сам навлёк на себя это, когда рассказал тебе. Но напиши мне благородный указ, и я пойду к Ибн Фадилю и приведу его к тебе».

И халиф написал ему благородный указ, и Абу Исхак направился с ним в Басру. И когда он вошёл к правителю Басры, тот сказал: «Да избавит нас Аллах от зла твоего возвращения, о Абу-Исхак!» – «Почему это, я вижу, ты быстро вернулся? Может быть, харадж недостаточен, и халиф не принял его?» – «О эмир Абд-Аллах, – сказал Абу-Исхак, – я возвратился не из-за недостатка хараджа – он доставлен полностью, и халиф принял его. Но я надеюсь, что ты не будешь с меня взыскивать, – я сделал ошибку по отношению к тебе, и то, что из-за меня произошло, предопределено Аллахом великим» – «А что произошло, о Абу-Исхак? Расскажи мне – я тебя люблю и не стану с тебя взыскивать», – молвил ибн Фадиль.

И Абу Исхак сказал: «Знай, что когда я был у тебя, я шёл за тобой следом три ночи подряд, когда ты каждую ночь вставал в полночь и мучил собак и возвращался, и я дивился этому, но мне было стыдно тебя спросить. И я рас сказал халифу о твоём деле, случайно, без намерения. И он обязал меня вернуться к тебе, и вот указ, написанный его рукой. Если бы я знал, что дело так обернётся, я бы не рассказал ему, но это принесла судьба».

И он стал извиняться перед Абд-Аллахом, и Абд-Аллах сказал ему: «Если ты рассказал халифу, я подтвержу ему твой рассказ, чтобы он не думал, что ты лжёшь, так как я тебя люблю. Но если бы рассказал кто-нибудь другой, я бы стал отрицать это и обвинил бы его во лжи. Я поеду с тобой и захвачу собак, хотя бы была в этом гибель моей души и конец моего срока». – «Да покроет тебя Аллах, как ты покрыл моё лицо перед халифом!» – сказал Абу-Исхак.

И затем Ибн Фадиль взял подарок, подходящий для халифа, и взял собак, на золотых цепях, и взвалил каждую собаку на верблюда, и они ехали, пока не доехали до Багдада. И Абд-Аллах вошёл к халифу и поцеловал землю меж его рук, и халиф позволил ему сесть, я Ибн Фадиль сел и велел привести к себе собак.

«Что это за собаки, о эмир Абд-Аллах?» – спросил халиф. И собаки начали целовать землю меж его рук, и шевелить хвостами, и плакать, как будто ему жалуясь. И халиф удивился этому и сказал: «Расскажи мне историю этих двух собак и по какой причине ты их бьёшь и оказываешь им уважение после побоев». – «О преемник Аллаха, – молвил Ибн Фадиль, – это не собаки, а люди – двое юношей, красивые и прелестные, стройные и соразмерные, и они – мои братья, дети моей матери и моего отца». – «А как же они были людьми и стали собаками?» – спросил халиф.

И Абд-Аллах сказал: «Если ты мне позволишь, о повелитель правоверных, я расскажу тебе истину об этом деле». – «Расскажи мне, – сказал халиф, – и берегись лжи, ибо ложь – качество людей лицемерных. Будь правдив, ибо правдивость – корабль спасения и черта праведников».

«Знай, о преемник Аллаха, – молвил Ибн Фадиль, – что во время моего рассказа они будут свидетелями. И если я солгу, они обличат меня во лжи, а если я скажу правду, они подтвердят мою правдивость». – «Это собаки, и они не могут говорить или отвечать, – сказал халиф, – Как же они засвидетельствуют против тебя или за тебя?» – «О братья, – молвил Ибн Фадиль, – если я скажу слова лживые, поднимите головы и раскройте широко глаза, а если я скажу правду, опустите головы и зажмурьте глаза. Знай, о преемник Аллаха, – сказал он потом, – что нас три брата и у нас одна мать и один отец. И имя нашего отца было Фадиль, и его назвали этим именем только потому, что жена его отца родила двух сыновей-близнецов, и один из них умер в тот же час и минуту, а другой остался, и отец назвал его Фадилем[26]26
  Фадиль – в переводе значит остающийся.


[Закрыть]. И его отец воспитал его, и дал ему хорошее воспитание, и когда он вырос, женил его на нашей матери, и умер, и наша мать родила сначала этого моего брата, и отец назвал его Мансуром. А потом она понесла второй раз и родила вот этого моего брата, и отец назвал его Насиром, и моя мать понесла третий раз и родила меня, и отец назвал меня Абд-Аллахом. Он воспитывал нас, пока мы не выросли и не достигли зрелости мужчин, а потом умер и оставил нам дом и лавку, полную разноцветной материи из материй всех сортов – индийских, румских, хоросанских и других, и ещё он оставил нам шестьдесят тысяч динаров.

И когда наш отец умер, мы отмыли его и вырыли ему могилу и похоронили его на милость владыки. Мы устраивали по нем моления и чтения Корана и раздавали милостыню до завершения сорока дней. А потом, после этого, я собрал купцов и знатных людей и устроил для них великолепный пир, и когда они поели, я сказал им: «О купцы, здешняя жизнь преходяща, а последняя жизнь вечна, и да будет хвала тому, кто вечен после исчезновения его тварей. Знаете ли вы, для чего я вас собрал в сегодняшний благословенный день к себе?» – «Да будет хвала Аллаху, знающему сокровенное!» – ответили они. И я сказал им: «Мой отец умер и оставил много денег, и я боюсь, что после него остался долг кому-нибудь, или залог, или что-нибудь другое. Я хочу освободить моего отца от ответственности за долги людям, и пусть тот, кому что-нибудь с него следует, скажет: «Мне с него следует то-то и то-то». И я передам ему это, чтобы освободить моего отца от ответственности». – «О Абд-Аллах, – сказали купцы, – земная жизнь не обойдётся без дольней жизни, и мы не люди лжи. Каждый из нас знает, что дозволено, а что запретно. Мы боимся Аллаха великого и не хотим поедать имущество сироты. Мы знаем, что деньги твоего отца (да помилует его Аллах!) всегда оставались за людьми, а он не оставлял на своей ответственности ничего, принадлежащего другому, и всегда говорил в своих молитвах: «Бог мой, на тебя моё упование и надежда, не дай же мне умереть, когда на мне будет долг». Одним из его свойств было то, что, когда он был кому-нибудь должен, то отдавал это без требования, а если кто-нибудь был должен ему, он не требовал с него и говорил: «Не спеши!» Если же это был бедняк, он прощал ему долг и освобождал его от ответственности, а если это не был бедняк я он умирал, твой отец говорил: «Да простит ему Аллах то, что он мне должен! Мы свидетельствуем, что он не должен никому ничего». – «Да благословит вас Аллах!» – сказал я. И затем я обернулся к этим моим братьям и сказал им: «О братья, наш отец никому ничего не должен, и он оставил нам эти деньги, и материи, и дом, и лавку. Нас трое братьев, и каждому из нас полагается треть всего этого. Согласимся ли мы не делиться и останется ли наше имущество общим между нами и мы будем есть вместе и пить вместе, или же мы разделим материи и деньги, и каждый из нас возьмёт свою долю». – «Мы разделимся, и каждый из нас возьмёт свою долю», – сказали мои братья.

И Абд-Аллах обернулся ж собакам к спросил: «Было ли это, мои братья?» И собаки опустили головы и зажмурили глаза, как будто говоря: «Да».

И Ибн Фадиль молвил: «И тогда я привёл делильщика от кади, о повелитель правоверных, и он разделил между нами деньги и материи и все, что оставил дам отец. Дом и лавку назначили мне на мою долю, взамен части того, что мне полагалось из денег, и мы согласились на это, и дом с лавкой вошли в мою часть, а братья взяли свою часть деньгами и материей. И я открыл лавку, и положил в неё материи, и купил на часть денег, которая досталась мне сверх дома и лавки, ещё материи, так что наполнил лавку, и сед продавать и покупать. А что до моих братьев, то они купили материи и, наняв корабль, уехали по морю в чужие страны. И я сказал: «Помоги им Аллах, а мой надел придёт ко мне, и отдыху нет пены».

И я провёл таким образом целый год, и Аллах помог мне, и я стал получать большие доходы, так что у меня оказалось столько, сколько оставил нам всем отец. И в один из дней случилось, что я сидел в лавке, одетый в две шубы, одну соболью, а другую беличью, – так как дело было в зимнюю пору, во время сильного холода? И когда я так сидел, вдруг подошли ко мне мои братья, и у каждого из них была на теле рваная рубашка и ничего больше, губы у них были белые от холода, и они дрожали. И когда я увидел их, мне стало тяжело из-за этого, и я опечалился из-за них…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот восемьдесят первая ночь

Когда же настала девятьсот восемьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аллах ибн Фадиль говорил халифу: «И когда я увидел, что они дрожат, мне стало тяжело из-за того, и я опечалился, и разум улетел у меня из головы. И я поднялся, и обнял братьев, и стал плакать об их положении, и на одного из них я надел соболью шубу, а на другого – беличью шубу. И я отвёл их в баню и послал туда каждому из них одежду купцатысячника. И когда они помылись, каждый из них надел свою одежду, а потом я взял их к себе домой. И я увидел, что они крайне голодны, и расстелил перед ними скатерть с кушаньями, и они поели, и я ел вместе с ними, проявляя к ним ласку и успокаивая их».

И Абд-Аллах обернулся к собакам и спросил: «Было ли это, о мои братья?» И они опустили головы и зажмурили глаза.

«И затем я спросил их, о преемник Аллаха, – продолжал Ибн Фадиль, – и сказал: «Как это с вами случилось и где ваши деньги?» И они ответили: «Мы ехали по морю и вошли в город, называемый город Куфа. Мы продавали кусок материи, которому у нас цена полдинара, за десять динаров, а тот, что стоит динар, – за двадцать динаров, и нажили большую прибыль. Мы купили из персидских материй каждую штуку шелка за десять динаров, а она стоит в Басре сорок динаров, и потом мы вошли в город, называемый город аль-Карх, и продавали, и покупали, и нажили большую прибыль, и стало у нас много денет».

И я спросил их: «Если вы видели эту радость и благо, почему же вы, я вижу, вернулись голые?» И мои братья вздохнули и сказали: «О брат наш, поразил нас только дурной глаз, и в путешествии нет безопасности. Собрав эти деньги и блага, мы нагрузили наше имущество на корабль и поехали по морю с намерением направиться в город Басру. Мы проехали три дня, а на четвёртый день мы увидели, что море стадо подниматься и опускаться, заревело, вспенилось, заходило и заволновалось и забилось волнами, и волны испускали искры, как огненное пламя. Ветер над нами менялся, и наш корабль ударился о выступ горы и разбился, и мы стали тонуть в море вместе со всем тем, что у нас было. Мы бились на поверхности воды один день и одну ночь. Но Аллах послал нам корабль, и те, кто ехал на нем, взяли нас, и мы ехали из города в город, и просили, и кормились тем, что добывали просьбой. Мы испытывали великую горесть и снимали с себя свои вещи и продавали их, кормясь этим, пока не приблизились к Басре. И мы достигли Басры не прежде, чем испили тысячу горестей, а если бы спаслись вместе с тем, что у нас было, мы бы привезли богатства, похожие на богатства царей. Но это определено нам Аллахом». И я сказал им: «О братья, не обременяйте себя заботой. Деньги – выкуп за тело, и спасение – добыча. Раз Аллах записал вас в число спасшихся, то это – предел желаний, а бедность и богатство не что иное, как тень призрака, и от Аллаха дар того, кто сказал:

 
Когда голова мужей спасётся от гибели,
Их деньги, поистине, обрезок ногтей для них.
 

О братья, – сказал я им потом, – мы будем считать, что наш отец умер сегодня и оставил нам все деньги, какие есть у меня. Моей душе приятно, чтобы мы их разделили между собой поровну».

И затем я призвал делильщика от кади и принёс все моё имущество, и делильщик разделил его между нами, и каждый из нас взял треть денег. И я сказал своим братьям: «О братья, Аллах благословляет человека в его наделе, когда человек находится в своём городе. Пусть каждый из вас откроет себе лавку и сидит там, занимаясь торговлей: тот, кому что-нибудь предназначено в неведомом, неизбежно это получит».

И затем я помог каждому из них открыть лавку и наполнить её товарами, и сказал: «Продавайте и покупайте и берегите ваши деньги, не тратя из них ничего, а все, что вам нужно из еды и питья, будет от меня». И я оказал им уважение, и они стали покупать и продавать днём, а вечер проводили у меня в доме, и я не давал им ничего тратить из их денег, и всякий раз, когда я сидел с ними и разговаривал, братья хвалили пребывание на чужбине и рассказывали о прелестях чужих стран, описывая, какая им досталась нажива, и подстрекали меня опасаться поехать с ними в чужие страны».

И Абд-Аллах спросил собак: «Было ли это, о мои братья?» И они опустили головы и зажмурили глаза, подтверждая его слова.

«О преемник Аллаха, – сказал потом Ибн Фадиль, – мои братья не переставали соблазнять меня и говорить о большой прибыли и наживе в чужой стране, призывая меня поехать с ними, пока я не сказал им: «Я обязательно с вами поеду, чтобы вас уважить».

И потом мы с ними вошли в компанию, и, собрав дорогую материю всевозможных сортов, наняли корабль, и наполнили его всякими товарами и запасами, и снесли на этот корабль все, что нам было нужно, и выехали из города Басры в полноводное море, в котором бились волны, и тот, кто въезжает в него, – пропал, а кто покидает его, – рождается вновь. Мы ехали до тех пор, пока не приехали в один город, и мы продали там и купили, и у нас оказалась большая прибыль. А потом мы уехали из этого города в другой и ездили из города в город и из селения в селение, продавая, покупая и наживая, пока у нас не оказались значительные деньги и большая прибыль. И мы подъехали к одной горе, и капитан бросил якорь и сказал: «О путники, выходите на берег, и вы спасётесь от зла этого дня. Поищите на берегу, – может быть, вы найдёте воду». И все, кто был на корабле, вышли, и я тоже вышел, и мы принялись искать воду, и каждый из нас отправился в какую-нибудь сторону, а я поднялся на вершину горы.

И когда я шёл, я вдруг увидел белую змею, которая мчалась, убегая, и за ней мчался чёрный дракон, безобразный обликом и ужасный на вид. И дракон настиг змею, и прижал её, и схватил за голову, и обвился хвостом вокруг её хвоста, и она закричала, и я понял, что дракон обижает змею, и меня охватила жалость. Я взял камень из камней, весом в пять ритлей или больше, и бросил его в дракона. И камень попал ему в голову и разбил её. И не успел я опомниться, как змея сделалась молодой девушкой, красивой, прелестной, блестящей, совершённой, стройной и соразмерной, подобной светящейся луне. Она подошла ко мне, поцеловала мне руки и сказала: «Да покроет тебя Аллах двумя покровами – покровом от позора в здешней жизни и покровом от огня в жизни будущей в день великого предстояния, в день, когда не поможет имущество и сыновья никому, кроме тех, кто придёт к Аллаху с сердцем здравым. О человек, – сказала она потом, – ты спас мою честь, и я обязана тебе за это благодеяние. Мне надлежит воздать тебе за это».

И она указала рукой на землю, и земля расступилась, и девушка опустилась в землю, и потом земля закрылась над ней, и я понял, что эта девушка – из джиннов. А что касается дракона, то в нем загорелся огонь и сжёг его, и он превратился в пепел. И я удивился этому, и вернулся к своим товарищам, и рассказал им об этом. Мы проспали ночь, а под утро капитан вырвал якорь, распустил паруса и свернул концы, и мы поехали и ехали, пока земля не скрылась от нас, и не переставали плыть в течение двадцати дней, не видя ни земли, ни птицы, и вода у нас кончалась.

И капитан сказал: «О люди, пресная вода у нас кончилась». И мы сказали ему: «Выйдем на сушу, может быть, мы найдём воду». И тогда капитан воскликнул: «Клянусь Аллахом, я сбился с пути и не знаю дороги, которая ведёт в сторону земли». И нас охватило сильное горе, и мы стали плакать и молиться Аллаху великому, чтобы он вывел нас на верную дорогу. А потом мы провели ночь в самом худшем состоянии, и от Аллаха дар того, кто сказал:

 
И сколько ночей я в печали провёл –
Младенец и тот от неё поседеет.
Но утро настанет, и тотчас придёт
Поддержка Аллаха и близкая помощь.
 

И когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, – мы увидели высокую гору и, увидев эту гору, обрадовались и развеселились. И мы подъехали к этой горе, и капитан сказал: «О люди, выходите на берег, чтобы поискать воды».

И мы все вышли искать воду, но не увидели на берегу воды, и нас охватило огорчение из-за отсутствия воды. И потом я поднялся на вершину этой горы, и увидел за ней широкую круглую долину, протяжением в час пути или больше, и позвал моих товарищей, и они направились ко мне. И когда они подошли, я сказал: «Посмотрите на землю, которая за этой горой. Я вижу там город, высоко построенный, с колоннами, уходящими ввысь, и стенами, и башнями, и холмами, и лугами. Там, без сомнения, не может не быть воды и всяких благ. Пойдёмте же со мной и отправимся в этот город. Мы принесём оттуда воды и купим то, что нам нужно из пищи, мяса и плодов, и вернёмся».

И мои товарищи сказали мне: «Мы боимся, что жители этого города окажутся нечестивыми многобожниками и врагами веры и схватят нас. И мы станем пленниками у них в руках, или же они нас убьют, и мы сами будем пособниками своего убиения, так как ввергли себя в погибель и зло затруднения. Обольщённый самим собою недостоин хвалы, так как он подвергает себя злой опасности, и сказал о нем поэт:

 
Покуда земля-земля и небо есть небо – знай:
Прельщённый собой хвалим не будет, хоть спасся он.
Не будем же обольщаться сами собой».
 

И я сказал им:

«О люди, у меня нет над вами власти, но я возьму моих братьев и отправлюсь в этот город». Но мои братья сказали мне: «Мы боимся этого дела и не пойдём с тобой». – «Что касается меня», – сказал я, – то я решил отправиться в этот город. Я полагаюсь на Аллаха и согласен на то, что он мне предопределил. Подождите же меня, пока я схожу туда и вернусь к вам…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.