Текст книги "Тысяча и одна ночь. Том XV"

Девятьсот девяносто четвёртая ночь

Когда же настала девятьсот девяносто четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушка вскрикнула криком, который неизбежен, купец Маруф уничтожил её девственность, я была это ночь, которая не идёт в счёт ночей жизни, так как она заключает сближение с прекрасными, объятия, и игры, и сосанье, и пронзание до утра.

А потом Маруф сходил в баню и надел платье из платьев царей и, выйдя из бани, пришёл в диван царя, и те, кто был там, встали ради него на ноги и встретили его с уважением и почётом, поздравляя его, и призывали на него благословение.

И Маруф сел рядом с царём и спросил: «Где казначей?» И ему сказали: «Вот он, перед тобой». И Маруф молвил: «Подай почётные одежды и одень всех везирей, и эмиров, и обладателей должностей!» И казначей принёс ему все, что он потребовал, и Маруф сидел, и давал каждому, кто к нему приходил, и одаривал всякого человека, смотря по его сану.

И он провёл таким образом двадцать дней, и у него не обнаружилось ни поклажи, ни чего-нибудь другого, и казначей почувствовал из-за него величайшее стеснение.

И он вошёл к царю в отсутствие Маруфа (а царь сидел с одним только везирем, больше ни с кем), и поцеловал перед ним землю и сказал: «О царь времени, я тебе кое-что расскажу, так как ты, может быть, будешь меня упрекать за то, что я тебе этого не рассказал. Знай же, что казна опустела, и там не осталось денег, кроме малого количества, я через десять дней мы её запрём пустой». – «О везирь, – сказал царь, – поклажа моего зятя задержалась, и о ней нет вестей». И везирь захохотал и сказал: «Да будет Аллах к тебе милостив, о царь времени! Ты слишком прост для дел этого плута и лгуна! Клянусь жизнью твоей головы, у него нет ни поклажи, ни чумы, которая освободила бы нас от него, и он с тобой плутовал, пока не погубил твои деньги и не женился на твоей дочери даром. До каких пор ты будешь беспечен с этим лгуном?» – «О везирь, – сказал царь, – как сделать, чтобы узнать истинное положение дел?» И везирь сказал: «О царь времени, не проведает тайны мужчины никто, кроме его жены. Пошли за твоей дочерью, чтобы она пришла за занавеску, и я спрошу её об истинном положении. Пусть она расспросит Маруфа и осведомит нас об его обстоятельствах». – «В этом нет дурного, – сказал царь, – клянусь жизнью моей головы, если будет установлено, что он плут и лгун, я убью его наихудшим образом».

И затем он взял везиря и, придя с ним в приёмную комнату, послал за своей дочерью, и она пришла за занавеску (а это было в отсутствие её мужа) и, придя, сказала: «О батюшка, что ты хочешь?» – «Поговори с везирем», – сказал царь. И царевна спросила: «О везирь, что тебе?» И везирь молвил: «О госпожа, знай, что твой муж погубил деньги твоего отца и женился на тебе без приданого. Он все время обещает нам и не исполняет обещаний, и об его поклаже не обнаружилось сведений, а в общем мы хотим, чтобы ты рассказала нам про него».

И царевна сказала: «Его речи многочисленны, и он все время приходит и обещает мне драгоценные камни, сокровища и дорогие материи, но я ничего этого не вижу». – «О госпожа, – спросил везирь, – можешь ли ты сегодня ночью завязать с ним разговор и сказать ему: «Расскажи мне правду и не бойся ничего. Ты стал моим мужем, и я не допущу с тобой неосторожности. Расскажи мне истину об этом деле, и я придумаю для тебя план, который тебя спасёт». И затем отдаляйся и приближайся к нему в разговоре, покажи ему любовь и допроси его, а после этого расскажи нам истину о его деле».

«О батюшка, – ответила царевна, – я знаю, как мне его испытать».

И затем она ушла, а после ужина к ней, по обычаю, вошёл её муж Маруф, и она поднялась к нему, и взяла его под мышки, и стала его обманывать великими обманами (а достаточно с тебя обманов женщин, когда у них есть до мужчин какая-нибудь нужда, которую они хотят исполнить!), и до тех пор обманывала его и ласкала словами слаще мёда, пока не украла его разума.

И когда она увидела, что Маруф склонился к ней вполне, она сказала: «О прохлада моего глаза, о плод моей души, да не заставит меня Аллах тосковать без тебя и да не разлучит время нас с тобою. Любовь к тебе поселилась в моем сердце, и огонь страсти к тебе сжёг мою печень, я не будет никогда с тобой допущена крайность. Я хочу, чтобы ты рассказал мне истину, так как ухищрения лжи бесполезны и не все время удаются. До каких пор будешь ты плутовать и лгать моему отцу? Я боюсь, что твоё дело станет ему ясно, прежде чем мы придумаем для него хитрость, и он тебя схватит. Расскажи же мне правду, и тебе будет лишь то, что тебя радует. Когда ты расскажешь мне истину об этом деле, не бойся ничего дурного. Сколько ты ещё будешь утверждать, что ты купец и обладатель денег и у тебя есть поклажа? Прошло уже долгое время, как ты говоришь: «Моя поклажа, моя поклажа», – и нет о твоей поклаже вестей, и на твоём лице видна забота по этой причине. Если в твоих словах нет правды, расскажи мне, и я придумаю тебе план, который тебя освободит, если захочет Аллах». – «О госпожа, – ответил Маруф, – я расскажу тебе правду, и что желаешь, то и сделай». – «Говори и будь правдив, – сказала царевна, – ибо правда – корабль спасения, и берегись лжи, ибо ложь позорит солгавшего. От Аллаха дар того, кто сказал:

 
Правдивым будь, хотя б тебя истина
Сожгла потом огнями горящими.
Ищи Аллаха милости. Всех глупей
Гневящий бога, чтоб угодить рабам».
 

«О госпожа, – сказал Маруф, – знай, что я не купец и нет у меня ни поклажи, ни жгучей чумы. Я был в моей стране башмачником, и у меня есть жена по имени Фатима, ведьма, и у меня с ней случилось то-то и то-то».

И он рассказал ей всю историю с начала до конца, и царевна засмеялась и сказала: «Ты искусен в ремесле лжи и плутовства». – «О госпожа, – сказал Маруф, – да сохранит тебя Аллах великий, чтобы прикрывать пороки и рассеивать горести». И царевна молвила: «Знай, что ты сплутовал с моим отцом и обманул его своим великим бахвальством, так что он выдал меня за тебя из жадности, а затем ты погубил его деньги, и везирь подозревает тебя из-за этого. Сколько раз он разговаривал о тебе с моим отцом и говорил ему: «Это плут и лгун». Но отец не слушался его в том, что он ему говорил, по той причине, что везирь за меня посватался, но я не согласилась, чтобы он был мне мужем, а я была его женой. Но затем время продлилось, и мой отец почувствовал стеснение и сказал мне: «Допроси его». И я тебя допросила, и открылось закрытое. Мой отец твёрдо решил повредить тебе по этой причине, но ты стал моим мужем, и я не допущу с тобой неосторожности. Если я расскажу моему отцу эту историю, он утвердится в мнении, что ты плут и лгун, и сплутовал с царской дочерью, и погубил его деньги. Твой грех у него не будет прощён, и он убьёт тебя без сомнения, – и среди людей распространится молва, что я вышла замуж за плута и лгуна, и это будет позором для моего достоинства. А когда мой отец убьёт тебя, ему, может быть, понадобится выдать меня за другого, а это дело, на которое я не соглашусь, хотя бы я умерла. Но, однако, вставай теперь и надень одежду невольника и возьми с собой пятьдесят тысяч динаров из моих денег. Садись на коня и поезжай в страну, где власть моего отца не действует, и сделайся там купцом. Напиши мне письмо и пришли его с гонцом, который придёт ко мне тайно, чтобы я знала, в какой ты стране, и могла бы посылать тебе все, до чего достанет моя рука, и твоё богатство бы увеличилось. Если мой отец умрёт, я пошлю за тобой, и ты приедешь во славе и почёте, а если умрёшь ты или умру я и буду взята к милости Аллаха великого, то воскресение из мёртвых соединит нас, – и вот правильное решение. Пока ты здоров и я здорова, я не лишу тебя писем и денег. Поднимись же, прежде чем взойдёт день, и ты будешь в затруднении, и окружит тебя гибель».

«О госпожа, – сказал Маруф, – я под твоим покровительством и хочу, чтобы ты простилась со мной сближением». – «Это неплохо», – сказала царевна. И Маруф сблизился с ней, а потом совершил омовение и, надев одежду невольника, приказал конюхам оседлать коня из резвых коней. И ему оседлали коня, и тогда он простился с царевной, и вышел из города в конце ночи, и поехал, и всякий, кто его видел, думал, что это невольник из невольников султана, который едет, чтобы исполнить какое-нибудь дело.

А когда наступило утро, отец девушки вместе с везирем пришёл в комнату, где сидят, и отец девушки послал за ней и, когда она пришла за занавеску, спросил её: «О дочка, что скажешь?» И царевна ответила: «Я скажу: да очернит Аллах лицо твоего везиря, – у него было желание очернить моё лицо перед мужем». – «А как так?» – спросил царь. И она сказала: «Мой муж пришёл ко мне вчера, и, раньше чем я сказала ему эти слова, вдруг вошёл ко мне Фарадж-евнух с письмом в руке и сказал: «Десять невольников стоят под окном дворца, и они мне дали это письмо и сказали: «Поцелуй за нас руки Сиди Маруфа, купца, и отдай ему это письмо. Мы из невольников, которые идут с его поклажей, и до нас дошло, что он женился на царевне, и мы пришли ему рассказать, что с нами случилось по дороге».

И я взяла письмо, и прочитала его, и увидела в нем: «От пятисот невольников к его достоинству, нашему господину, купцу Маруфу. А затем – вот о чем мы осведомляем тебя: после того как ты от нас уехал, на нас напали кочевники и вступили с нами в бой, и их было тысячи две всадников, а нас – пятьсот невольников. У нас произошёл с кочевниками великий бой, и они не дали нам идти по дороге, и прошло тридцать дней, и мы все воюем с ними. Вот причина нашей задержки…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот девяносто пятая ночь

Когда же настала девятьсот девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царевна говорила своему отцу: «Моему мужу пришло письмо от его слуг такого содержания: кочевники не дали нам идти по дороге. Вот причина нашей задержки. Они отняли у нас двести тюков тканей из поклажи и убили из нас пятьдесят невольников».

И когда до Маруфа дошла эта весть, он воскликнул: «Да обманет их Аллах! Как это они сражаются с кочевниками из-за двухсот тюков товаров, и что значат двести тюков? Им не следовало задерживаться из-за этого: ведь цена двухсот тюков – семь тысяч динаров. Но мне следует отправиться к ним и поторопить их, а то, что взяли кочевники, не уменьшит моей поклажи, и это нисколько на меня не действует. Я буду считать, что подал им это как милостыню».

И потом он ушёл от меня, смеясь, и не огорчился из-за того, что его имущество пропало и его невольники убиты; и когда он ушёл, я посмотрела из окна дворца, и увидела, что те десять невольников, которые принесли ему письмо, подобны лунам, и каждый из них одет в платье, стоящее две тысячи динаров, и у моего отца нет невольника, похожего на кого-нибудь из них.

И затем мой муж отправился с невольниками, которые принесли ему письмо, чтобы привезти свою поклажу, и хвала Аллаху, который не дал мне ничего сказать ему из тех слов, что ты мне велел сказать: он бы стал смеяться надо мной и над тобой и, может быть, посмотрел бы на меня взором унижения и возненавидел бы меня. Но ведь весь позор – от твоего везиря, который говорил о моем муже слова неподобающие».

«О дочка, – сказал царь, – богатства твоего мужа обильны, и он не подумает об этом, и с того дня, как он вступил в наш город, он раздаёт бедным милостыню. Если захочет Аллах, он скоро приедет со своей поклажей, и достанется нам от него великое благо». И он начал успокаивать свою дочь и ругать везиря, и хитрость с ним удалась.

Вот то, что было с царём. Что же касается купца Маруфа, то он сел на коня и поехал по безлюдной пустыне, и он был в недоумении и не знал, в какую страну направиться.

И он начал плакать от мук разлуки, и испытывал волнение и страсть и произнёс такие стихи:

 
«Обмануло время сближение, и расстались мы,
И растаяла от суровости и горит душа.
Око слезы точит, покинувши возлюбленных;
Теперь – разлука; когда же будет встреча вновь?
О лик луны светящей, это я был тем,
Кто в страсти к вам оставил сердце истерзанным.
О, если б я ни часа не видал тебя –
После радости единения я печаль вкусил.
Всегда Маруф влюблённым в Дунью был, всегда;
Если он умрёт от любви своей, то любовь вечна.
О блеск сияющего солнца, помоги
Ты сердцу, страстью явною сожжённому.
Увидим ли, что время вновь нас сблизило,
И получим ли от встречи с ней отраду мы?
Сведёт ли нас дворец любимой в радости,
Сожму ли я в объятьях тесных ветвь песков?
О лик луны светящей, пусть лицо твоё,
Как солнце, красотою вечно светит нам.
Готов я страсть терпеть и её горести,
Ведь счастье страсти – в нем самом несчастие».
 

А окончив стихи, он заплакал сильным плачем, и все дороги были перед ним закрыты, и он предпочитал смерть жизни.

И он пошёл, точно пьяный, от великой нерешительности, и шёл не переставая до времени полудня, и, наконец, дойдя до маленькой деревушки, он увидя неподалёку от неё пахаря, который пахал на паре быков.

Маруфа мучил сильный голод, и он подошёл к пахарю и сказал ему: «Мир с вами!» И пахарь возвратил ему приветствие и сказал: «Добро тебе пожаловать, о господин! Ты из невольников султана?» – «Да», – отвечал Маруф. И человек сказал: «Остановись у меня для угощения». И Маруф понял, что он из числа щедрых. «О брат мой, – сказал он ему, – я не вижу у тебя ничего, чем бы ты меня накормил, как же ты меня приглашаешь?» – «О господин, – ответил пахарь, – добро найдётся. Сойди здесь с коня, а селение – вот оно, близко, и я пойду и принесу тебе обед и корм твоему коню». – «Если селение близко, – сказал Маруф, – то я дойду до него во столько же времени, во сколько дойдёшь до него ты, и куплю то, что хочу, на рынке и поем». – «О господин, – сказал пахарь, – это селение – маленькая деревушка, и там нет ни рынка, ни купли, ни продажи. Прошу тебя, ради Аллаха, остановись у меня и залечи моё сердце, а я схожу туда и быстро вернусь к тебе!»

И Маруф сошёл с коня, а пахарь оставил его и ушёл в селение, чтобы принести ему обед.

И Маруф сел его дожидаться и сказал в душе: «Я отвлёк этого бедного человека от работы, но я поднимусь и буду пахать за него, пока он не придёт, чтобы возместить то, что он из-за меня потерял».

И он взял плуг, и погнал быков, и попахал немного, и плуг задел за что-то, и животные остановились, и Маруф погнал их, но они не могли идти. И Маруф посмотрел на плуг и увидел, что он задел за золотое кольцо. И тогда он снял с кольца землю и увидел, что оно находится посреди мраморной плиты, величиной с мельничный жёрнов.

И Маруф старался над плитой, пока не сорвал её с места, и из-под неё показалось подземелье с лестницей. И Маруф спустился по этой лестнице и увидел помещение вроде бани, с четырьмя портиками, и один портик был наполнен от земли до потолка золотом, а второй портик был наполнен изумрудами, жемчугом и кораллами от земли до потолка, а третий портик был наполнен яхонтами, бадахшанскими рубинами и бирюзой, а четвёртый портик был наполнен алмазами, и дорогими металлами, и драгоценными камнями всех видов. И посредине этого помещения стоял сундук из прозрачного хрусталя, наполненный бесподобными драгоценными камнями, каждый из которых был величиной с лесной орех, и на этом сундуке стояла маленькая коробочка размером с лимон, и она была из золота.

И Маруф, увидев все это, удивился, и обрадовался сильной радостью, и сказал: «Посмотрим-ка, что такое в этой коробочке?» И затем он открыл её и увидел в ней золотой перстень, на котором были написаны имена и талисманы, подобно следам муравьёв.

И он потёр этот перстень, и вдруг чей-то голос сказал: «Я здесь, я здесь, о господин! Требуй – получишь. Хочешь ли ты построить селение, или разрушить город, или убить царя, или прорыть канал, или сделать что-нибудь вроде этого? Что бы ты ни потребовал, это уже свершилось по изволению владыки всевластного, творца ночи и дня». – «О создание моего господа, кто ты и что ты будешь?» – спросил Маруф. И говоривший ответил: «Я слуга этого перстня, исполняющий службу его владельцу. Какое бы желание он мне ни изъявил, я его исполню, и нет мне отговорки в том, что он мне прикажет. Я владыка телохранителей из джиннов, и число моего войска – семьдесят два племени, а число бойцов каждого племени – семьдесят две тысячи, и каждый из тысячи властвует над тысячей маридов, а каждый марид властвует над тысячей помощников, а каждый помощник властвует над тысячей шайтанов, а каждый шайтан властвует над тысячей джиннов, и все они покорны мне и не могут меня ослушаться. А я приколдован к этому перстню и не могу ослушаться того, кто им владеет, и вот ты им овладел, и я стал твоим слугой. Требуй же чего хочешь, я послушен твоим словам и повинуюсь твоему приказу. Если я тебе понадоблюсь в какое-нибудь время, на суше или на мэре, потри перстень и найдёшь меня возле себя; но берегись потереть перстень два раза подряд: ты сожжёшь меня огнём этих имён, и лишишься меня, и будешь жалеть обо мне после этого. Я осведомил тебя о моем положении, и конец!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот девяносто шестая ночь

Когда же настала девятьсот девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда слуга перстня рассказал Маруфу о своём положении, Маруф спросил его: «Как твоё имя?» И марид ответил: «Моё имя Абу-с-Саадат». И Маруф сказал: «О Абу-с-Саадат, что это за помещение и кто приколдовал тебя к этой коробочке?» – «О господин, – ответил марид, – это помещение – сокровищница, которая называется сокровищница Шеддала, сына Ада, что построил Ирем многостолбный, подобного которому не сотворено в мире. Я был ему слугой при его жизни, и это его перстень. Шеддад положил его в свою сокровищницу, но теперь он – твоя доля!» – «Можешь ли ты вынести то, что в этой сокровищнице, на поверхность земли?» – спросил Маруф. И марид ответил: «Да! Эир самое лёгкое дело». И тогда Маруф сказал: «Вынеси все, что в ней есть, и не оставляй ничего».

И Абу-с-Саадат показал рукой на землю, и земля расступилась, и он опустился я исчез на короткое время, и вдруг вышли из-под земли изящные юноши с прекрасными лицами, которые несли золотые корзины, и эти корзины были наполнены золотом. Они опорожнили их и ушли, и принесли другие, и все время переносили золото и драгоценные камни, – и не прошло ещё часу, как они сказали: «В сокровищнице не осталось ничего».

А затем появился перед Маруфом Абу-с-Саадат и сказал ему: «О господин мой, все, что было в сокровищнице, мы перенесли». И Маруф спросил его: «Что это за прекрасные юноши?» И марид ответил: «Это мои дети. Для этой работы мне не стоило собирать моих помощников, и мои дети исполнили твою нужду и почтили себя службой тебе. Требуй же, чего ты хочешь, кроме этого?» – «Можете ли вы привезти мулов и сундуки и сложить эти богатства в сундуки и погрузить сундуки на мулов?» – спросил Маруф. И марид ответил: «Это самое лёгкое дело!» И затем он издал великий крик, и его дети явились к нему, а их было восемь сотен.

«Пусть часть из вас примет облик мулов, а часть – облик прекрасных невольников, ничтожнейшему из которых не найдётся подобного у какого-нибудь царя, а часть из вас пусть примет облик погонщиков, а часть – облик слуг», – сказал он им. И они сделали то, что он им приказал, и семьсот из них превратились в грузовых мулов, а оставшиеся сто приняли облик слуг. А потом марид крикнул своих помощников, и они предстали перед ним, и тогда он велел части из них принять облик коней, осёдланных золотыми сёдлами и украшенных драгоценными камнями.

И когда Маруф увидел это, он спросил: «Где сундуки?» И их принесли ему, и он сказал: «Складывайте золото и драгоценные металлы, каждый сорт отдельно». И они сложили и погрузили на триста мулов.

И тогда Маруф спросил: «О Абу-с-Саадат, ты можешь принести мне тюки дорогих тканей?» – «Хочешь ли ты тканей египетских, или сирийских, или персидских, или индийских, или румских?» – спросил марид. И Маруф сказал: «Принеси материи каждой страны по сто тюков на ста мулах». – «О господин мой, – сказал марид, – дай мне срок, чтобы я мог назначить для этого моих помощников, я прикажу каждому отряду из них отправиться в какую-нибудь страну и принести сто тюков её тканей, и мои помощники примут облик мулов и придут, неся эти тюки». – «А какова величина времени отсрочки?» – спросил Маруф. И марид сказал: «То время, пока черна ночь. Не встанет день, как у тебя будет все что ты хочешь!» – «Я даю тебе эту отсрочку», – сказал Маруф. И затем он приказал им поставить палатку, и её поставили, и он сел, и ему принесли трапезу, и Абу-с-Саадат сказал ему: «О господин мой, сядь в палатке, и эти мои сыновья будут перед тобой, чтобы тебя охранять. Не бойся ничего, а я пойду соберу моих помощников и пошлю их исполнить твою нужду».

И Абу-с-Саадат ушёл своей дорогой, а Маруф сел и палатке, и трапеза стояла перед ним, а сыновья Абу-с-Саадата находились перед ним в облике невольников, слуг и челядинцев.

И когда он сидел таким образом, вдруг подошёл тот человек, пахарь, неся большую миску чечевицы и торбу, полную ячменя. Он увидел поставленную палатку и невольников, которые стояли, сложив руки на груди, и подумал, что сам султан пришёл и расположился в этом месте.

И тогда он остановился, смущённый, и сказал себе: «О, если бы я зарезал пару цыплят и подрумянил бы их на коровьем масле ради султана!»

И он хотел вернуться, чтобы зарезать цыплят и угостить ими султана, и Маруф увидел его, и закричал ему, и сказал невольникам: «Приведите его!» И невольники понесли пахаря вместе с миской чечевицы и поставили его перед Маруфом. «Что это такое?» – сказал Маруф. И пахарь ответил: «Это твой обед и корм твоему коню. Не взыщи с меня – я не думал, что султан придёт в это место, и если бы я это знал, я бы зарезал ему пару цыплят и угостил бы его хорошим угощением».

И Маруф сказал: «Султан не приехал, но я его зять и был на него сердит, и ом прислал ко мне своих невольников, которые помирили меня с ним, и теперь я хочу вернуться в город. Но ты приготовил мне угощение, не зная всего этого, и твоё угощение принято, хотя это и чечевица. Я не буду есть ничего, кроме твоего угощения».

И потом он велел ему поставить миску посреди скатерти и ел из неё, пока не насытился, а что касается пахаря, то он набил себе брюхо теми роскошными кушаньями. И потом Маруф вымыл руки и позволил невольникам есть, и они принялись за остатки трапезы и поели.

И когда миска была опорожнена, Маруф наполнил её золотом и сказал пахарю: «Отнеси её к себе домой и приходи ко мне в город, я окажу тебе уважение».

И пахарь взял миску, полную золота, и погнал своих быков, и отправился к себе в деревню, думая, что Маруф – зять царя. А Маруф провёл этот вечер в радости и веселье, и к нему пришли девушки из дев сокровища и стали играть на инструментах и плясать перед ним, и он провёл ночь, которая не идёт в счёт ночей жизни.

И наступило утро, и не успел Маруф опомниться, как пыль поднялась и взлетела и рассеялась над мулами, которые несли тюки, и их было семьсот мулов, нагруженных тканями, и вокруг них были слуги – верблюжатники, и погонщики, и светоносцы, а Абу-с-Саадат сидел на муле, в обличье предводителя каравана, и перед ним шли носилки с четырьмя шариками червонного золота, украшенными драгоценными камнями.

И, достигнув палатки, марид сошёл со спины мула, и поцеловал землю, и сказал: «О господин, дело сделано полностью и до конца, а вот носилки, в которых одежда из сокровищницы, – нет ей подобной среди царских одежд. Надень же её, садись в носилки и приказывай нам что хочешь». – «О Абу-с-Саадат, – сказал Маруф, – я хочу написать письмо, с которым ты пойдёшь в город Хитан-альХатан и войдёшь к моему тестю, царю, но не входи к нему иначе, как в облике гонца, приятного видом». – «Слушаю и повинуюсь», – сказал марид. И Маруф написал письмо и запечатал его, и Абу-с-Саадат взял письмо и ушёл.

Он вошёл к царю и увидел, что тот говорит: «О везирь, моё сердце беспокоится о моем зяте, и я боюсь, что его убили кочевники. О, если бы я знал, куда он ушёл, чтобы последовать за ним с войском! О, если бы он рассказал мне об этом до своего ухода!» – «Да смилуется над тобой Аллах за твою простоту, – ответил везирь. – Клянусь жизнью твоей головы, этот человек понял, что мы его заподозрили, и побоялся позора, и убежал. Он не кто иной, как плут и лгун!»

И вдруг вошёл гонец, и поцеловал землю перед царём, и пожелал ему вечной славы, счастья в жизни.

И царь спросил его: «Кто ты и что тебе нужно?» И гонец ответил: «Я гонец, и меня прислал к тебе твой зять.

Он приближается с поклажей и прислал тебе со мной письмо. Вот оно».

И царь взял его, и прочитал, и увидел в нем такие слова после усиленных приветствий нашему дяде, славному царю: «Я прибыл с поклажей. Выступай и встречай меня с войском».

«Да очернит Аллах твоё лицо, о везирь! – воскликнул тогда царь. – Сколько ты поносил честь моего зятя и выставлял его плутом и лгуном, а он прибыл с поклажей, и ты не кто иной, как обманщик». И везирь опустил голову к земле от стыда и смущения и сказал: «О царь времени, я говорил эти слова только из-за долгого отсутствия поклажи и боясь, что пропадут деньги, которые он истратил». – «О обманщик, – сказал царь, – что такое деньги, раз пришла его поклажа? Он нам даст вместо них много!»

И затем царь велел украсить город, и вошёл к своей дочери, и сказал ей: «Добрая весть! Твой муж скоро приедет со своей поклажей. Он прислал мне об этом письмо, и я выезжаю ему навстречу».

И девушка удивилась этому обстоятельству и сказала про себя; «Вот удивительная вещь! Разве он надо мной издевался, или смеялся надо мной, или хотел меня испытать, когда сказал мне, что он бедный? Но хвала Аллаху, что из-за меня не произошло никакого умаления его достоинства».

Вот что было с Маруфом. Что же касается купца Али каирского, то, увидев украшение города, он спросил о причине этого, и ему сказали: «К купцу Маруфу, зятю царя, пришла его поклажа». – «Аллах велик! – воскликнул Али. – Что это за беда! Он пришёл ко мне, убегая от своей жены, и был бедняком! Откуда же пришла к нему поклажа? Но, может быть, дочь царя придумала для него хитрость, боясь позора, а ведь цари ни в чем не бессильны. Да покроет его Аллах великий и да не опозорит!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.