Текст книги "Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944"

Немецкие силы охранения

Немецким органам военного управления было совершенно ясно, что ни угрозы массовых расправ, ни скудные возможности оказания психологического воздействия на население не дадут желаемых быстрых результатов по умиротворению жителей в германском тылу. Ведь все немецкие усилия оказывались если не бесполезными, то малоэффективными до тех пор, пока не были устранены проблемы с установлением тотального контроля над завоеванными областями, а также полного разоружения в них гражданского населения и остатков разбитых советских воинских частей. Однако для решения таких задач ни у тыловых служб фронтовых соединений, ни у частей полиции и охранных войск не хватало сил. К этому добавлялись и другие кризисные явления, которые повсюду возникали там, где проявлялись последствия подготовки к проведению молниеносной войны.

Поэтому для очистки и обеспечения безопасности армейских тылов в распоряжение командующих выделили девять охранных дивизий, каждая из которых состояла из пехотного полка повышенной боевой готовности и полка из ополченцев трех– или четырехбатальонного состава. Из этих девяти дивизий семь были оснащены дополнительным моторизованным полицейским батальоном. Кроме того, в группе армий «Север» дополнительно действовали охранный полк из велосипедных отрядов и полицейский полк. Группе армий «Центр» придали еще охранный полк в качестве общего резерва, а группа армий «Юг» для обеспечения безопасности своих тылов сверх того располагала несколькими охранными бригадами союзных, в первую очередь венгерских, войск.

Такое деление было определено в документе Главного командования сухопутных сил «Структура военного времени действующей армии» от 15 июня 1941 года (NOKW 2079). Интересен также материал, содержащийся в труде «Сухопутная армия Германии 1939–1945 годов» генерал-лейтенанта Буркхарта Мюллер-Гиллебрандта, который сообщает, что каждой из девяти охранных дивизий, выделенных для действий на территории России, придали по одному усиленному пехотному полку из состава трех расформированных дивизий третьей мобилизационной волны. Эти дивизии находились в подчинении управления обер-квартирмейстера (начальника тыла) и распределялись среди командующих тыловыми районами следующим образом: 207, 281 и 285-я охранные дивизии были переданы группе армий «Север», 213-я охранная дивизия 6-й армии, 221-я и 286-я охранные дивизии 4-й армии, 403-я охранная дивизия 9-й армии, 444-я и 454-я охранные дивизии 17-й армии.

В принципе эти девять охранных дивизий были равномерно распределены между тремя группами армий, каждой из которых придали по три такие дивизии. Планом их боевых действий предусматривалось, что одна из них обеспечивала прикрытие главного пути снабжения войск группы армий, тогда как остальные две дивизии развертывались по обеим сторонам основной линии продвижения, создавая опорные пункты в городах и крупных населенных пунктах.

К особым задачам этих дивизий относилось обеспечение безопасности дорог и путей снабжения войсковых частей, располагавшихся на флангах армейских групп. Однако, поскольку хорошо вооруженные и в большинстве своем имевшие фронтовой опыт пехотные полки охранных дивизий придерживались как силы быстрого реагирования, несение охранной и патрульной службы по большей части возлагалось на батальоны ополченцев, обучение которых и было направлено на исполнение этих обязанностей – обеспечение безопасности мест расквартирования войск, складов и аэродромов, охрану военнопленных и очистку населенных пунктов от отбившихся от своей части солдат противника.

К этому добавлялось несение патрульной службы совместно с подразделениями военной полиции. Непосредственно перед началом русской военной кампании из состава запасной армии были созданы четыре дополнительные охранные бригады из призывников 16-й волны, имевшие следующую организационную структуру: штаб и три пехотных полка по два батальона четырехротного состава в каждом. Их задача заключалась в охране пленных и обеспечении безопасности в Польше. Первоначально они находились в подчинении командующего запасной армией.

В противоположность этому пехотные полки быстрого реагирования рассматривались в качестве подвижных резервов на случай возникновения крупных беспорядков. Однако очень часто командование групп армий использовало их для быстрого закрытия образовывавшихся брешей на угрожаемых участках фронта. К тому же очень скоро выяснилось, что они оказались не в состоянии решать сложные задачи по обеспечению порядка в тылу и очищению завоеванных областей.

Вдобавок к вопросам по охране чисто военных объектов вскоре добавились еще и специфические задачи, которые возникли в связи с экономической эксплуатацией покоренных территорий. Ведь места хранения запасов, образовавшихся после сбора урожая, и машинные парки все чаще становились объектами нападения мелких партизанских групп. Поэтому для их охраны возникла настоятельная необходимость в дроблении сил на небольшие команды, вследствие чего об очистке территории от остатков войск Красной армии или проведении наступательных операций против партизанских отрядов первоначально нечего было и думать. К тому же дополнительные серьезные трудности возникли из-за того, что для скорейшего решения целей данного военного похода армейское командование собирало максимум сил и на длительный срок привлекало боеспособные части охранных войск для ведения боевых действий на фронте.

Достаточно бросить лишь беглый взгляд на положение группы армий «Центр», которая с самого начала воевала в самых сложных областях, чтобы понять, в насколько сложной ситуации оказалось большинство частей охранных войск этой группы армий. Ведь по состоянию на 1 октября 1941 года занимаемая площадь ее тылов достигла уже свыше 200 000 квадратных километров. Для обеспечения же их безопасности на столь огромной территории в распоряжении командования группы армий имелось всего три охранные дивизии и две вновь сформированные, состоявшие из пожилых солдат, 707-я и 339-я пехотные дивизии, в каждой из которых было лишь по два пехотных полка, а также бригада СС. При этом в задачу лишь одной 707-й пехотной дивизии с ее двумя полками и ротой снабжения входила охрана территории, площадь которой составляла почти 50 000 квадратных километров.

С такими же трудностями столкнулась и 9-я армия, в тыловом районе которой на площади примерно в 10 000 квадратных километров насчитывалось более 1500 сел и колхозов. В то же время для решения всех охранных задач, не считая личного состава тыловых штабов, в распоряжении командования армии находилось всего 16 рот с 80–90 солдатами в каждой, то есть в общей сложности менее 1400 человек. После же ухода войск, располагавшихся в долговременных оборонительных сооружениях и местах дислокации, для несения патрульной службы и подавления партизан у армии осталось всего 300 человек.

В этой связи определенный интерес представляет донесение № 17236/15 от 22 сентября 1941 года командующего 582-м тыловым районом 9-й армии, которое приводит в своем труде «Сухопутная армия Германии 1939–1945 годов» Буркхарт Мюллер-Гиллебрандт: «Охранная дивизия типовой организации должна состоять из: командования дивизии, взвода связи, полевой комендатуры, сил быстрого развертывания, состоящих из одного пехотного полка со штабом, взвода связи, саперного взвода, взвода самокатчиков, трех батальонов по три роты в каждом (12 пулеметов, 3 миномета, 150 велосипедов), роты с 12 станковыми пулеметами и 6 средними минометами, противотанковой роты (12 противотанковых пушек калибром 37 мм), роты пехотных орудий (6 пушек), артиллерийского дивизиона (3 батареи), подразделения обеспечения, приданные саперные и строительные подразделения, вооруженные французским или иным трофейным оружием».

Задачи сил территориального охранения

Вполне понятно, что армия, вынужденная отвлекать боеспособные части охранных войск от решения основных задач для привлечения их к боевым действиям на фронте, со своей стороны сама по возможности старалась принимать участие в операциях по обеспечению безопасности, не ограничиваясь районами своей оперативной ответственности. При этом в первую очередь внимание обращалось на рассеянные остатки разбитых советских воинских частей, которые сильно затрудняли быстрое умиротворение завоеванных областей.

С одной стороны, они совершали нападения непосредственно на небольшие подразделения вермахта, снимая часовых и убивая немецких солдат, находившихся на отдыхе, а с другой – на пункты сбора продуктов питания, колхозы, молокозаводы и даже на население, вынуждая его поделиться продовольствием и расправляясь с жителями за полученный отказ.

Вначале немецкой стороне было непонятно, как надлежит квалифицировать эти остатки советских воинских частей и как с ними обращаться. Поэтому соответствующие армейские инстанции обратились за разъяснениями в Главное командование сухопутных сил, что отчетливо просматривается из документа № 725/41 от 18 сентября 1941 года начальника отделения контрразведки штаба 16-й армии относительно предписания № 1678/41 от 13 сентября 1941 года, полученного из штаба главнокомандующего сухопутными силами вермахта (NOKW 3491).

Поскольку 19 июля 1941 года советское правительство передало через шведов правительству рейха послание о своей готовности соблюдать положения гаагской Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года, женевского протокола «О запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств» 1925 года и женевской Конвенции об обращении с военнопленными 1929 года и поскольку германская сторона этих положений придерживалась, то защитные нормы международного права стали распространяться и на группы из остатков разбитых советских воинских частей. По крайней мере, такой вывод напрашивается из содержания разведсводки от 25 августа 1941 года начальника разведки 72-й немецкой пехотной дивизии (NOKW 3553).

Вместе с тем в особых условиях ведения войны на Востоке было достаточно трудно определиться, относятся ли эти остаточные подразделения к только что разоруженным немецкой армией советским боевым частям, которые, воспользовавшись подвернувшимся моментом, снова взялись за оружие, или нет. Тем не менее Главное командование сухопутных сил попыталось разрешить столь сложный правовой вопрос, издав 13 сентября 1941 года указ № 1678/41 «Бои за линией фронта». В нем главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал фон Браухич выразился на этот счет следующими словами:

«Солдаты русских боевых групп, которые под ответственным командованием офицеров настроены продолжать выполнение поставленной перед ними боевой задачи, оказавшись во время сражения позади нашей линии обороны, в случае если они не пали в бою, заслуживают при их пленении обращения как с военнопленными. Однако, если русские солдаты после окончания боев своими частями вылезут из укрытий, соберутся вновь в отряд, возьмутся за оружие и без связи со своей воинской частью по своему усмотрению нападут на наши тыловые коммуникации, то их следует рассматривать как партизан.

Решение об оценке действий русских солдат в зависимости от тактической обстановки в каждом случае возлагается на войсковых командиров и командующих» (NOKW 1167).

В заключительном же положении данного разъяснения содержится требование, чтобы понятие «партизан» применялось для всех подразделений и групп из советских солдат, переодевшихся в гражданскую одежду и выполнявших задачи, характерные для ведения «народной войны». Таким образом, в результате переложения ответственности за обхождение с этими силами противника на отдельных командиров, которые могли принимать решения в зависимости от их личной оценки тактической целесообразности, этим указом в целом предписывалось то, что и без того практиковалось.

Вместе с тем от командных инстанций вермахта не могло укрыться то обстоятельство, что в подавляющем большинстве советскими солдатами двигало отнюдь не фанатическое стремление продолжать боевые действия и не желание вести независимую жизнь бандитов. По большей части в основе их поведения лежал элементарный страх, ведь советская пропаганда, особенно в рядах Красной армии, постоянно утверждала, что немцы расстреливают всех военнопленных. К тому же они боялись умереть с голоду в пересыльных лагерях, чему население действительно часто становилось свидетелем. Поэтому такой судьбе советские солдаты предпочитали неизвестность и трудности жизни в подполье. Не случайно в донесении разведотдела штаба 3-й танковой группы от 9 сентября 1941 года говорилось о необходимости раздачи военнопленным сигарет и продуктов питания на глазах у местных жителей, «чтобы устранить страх» у отбившихся от своих частей советских солдат перед добровольной явкой в соответствующие немецкие инстанции (NOKW 688).

Между тем после окончания боевых действий часть советских солдат под видом гражданских лиц осела в различных населенных пунктах. Другие же зарегистрировались в немецких комендатурах как политические заключенные, бежавшие от гонений советского режима, о чем, в частности, сообщалось в отчете о проделанной работе и о складывавшейся обстановке начальника германской полиции безопасности и СД № 6 от 25 ноября 1941 года (NO 2656).

В то же время представлявшееся первоначально необходимым выявление силами полиции и имперской безопасности «ушедших в подполье» подразделений советской армии, которых рассматривали как наиболее опасных инициаторов создания партизанских отрядов, на деле оказалось весьма неудачным мероприятием, имевшим далекоидущие последствия. Дело заключалось в том, что этим осевшим в селах переодевшимся в гражданскую одежду солдатам, если им не удавалось доказать, что они являются дезертирами, грозил расстрел. Так, в приказе № 15 штаба 56-й пехотной дивизии от 12 июля 1941 года значилось: «…Солдат, переодевшихся в гражданскую одежду (опознаваемых по короткой стрижке), после установления их как красноармейцев надлежит расстреливать. Дезертиры составляют исключение…» (NOKW 1458). Поэтому после столь опасных попыток затеряться среди местных жителей и начать мирную жизнь оставшиеся из них в большинстве своем предпочитали укрыться под спасительными покровами леса.

К тому же после прекращения боев на передовой населению под страхом строжайшего наказания запрещалось принимать у себя красноармейцев, ухаживать за ними и снабжать их продуктами питания. За такие действия, в которых немецкие инстанции были склонны видеть только пособничество партизанам, жителям грозил расстрел, что в большинстве случаев приводилось в исполнение. Так, в отчете штаба 16-й армии о боевых действиях за период с 22 июня по 21 декабря 1941 года содержится следующая запись: «…Медсестра Регина Анштая расстреляна за уход за спрятавшимися красноармейцами и владение немецкими наручными часами». В нем приводились и другие подобные примеры (NOKW 2088).

В одном из расклеенных в населенных пунктах настенных объявлений, согласно отчету начальника контрразведки штаба командующего тыловым районом группы армий «Юг» № 1125/41 от 29 июля 1941 года о принятых мерах по умиротворению оккупированных областей, отставшие от своих частей советские солдаты призывались явиться до 8 августа 1941 года в ближайшую инстанцию вермахта. В нем содержалось и предупреждение о том, что после этого срока каждый задержанный красноармеец будет рассматриваться как партизан (NOKW 1620).

В проведенной же акции по распространению листовок в зоне ответственности группы армий «Центр» последним и окончательным сроком добровольной явки называлось 10 сентября, тогда как во всех областях западнее Днепра – 15 сентября 1941 года. Так, в листовках, выпущенных по распоряжению начальника контрразведки штаба 4-й армии вермахта от 28 августа 1941 года, говорится о том, что «начиная с 11 сентября 1941 года все схваченные за линией фронта красноармейцы будут рассматриваться как партизаны, независимо от того, будет ли на них надета военная форма или гражданская одежда…» (NOKW 1564). Аналогичная запись содержится и в приказе командира кавалерийской бригады СС № 4 со сроком 16 сентября 1941 года (LU 10.3 v), а в донесении командующего 584-м тыловым районом от 5 сентября 1941 года «отмечается массовая явка отставших от своих частей красноармейцев в соответствии с установленными сроками» (NOKW 2156).

Вместе с тем даже сами немецкие инстанции, установившие эти сроки, не высоко оценивали шансы их исполнения. Поэтому, например, в середине сентября 1941 года штаб группы армий «Центр» разослал по дивизиям новый приказ, в котором предписывалось и впредь рассматривать явившихся в соответствующие инстанции советских солдат как военнопленных. На этот приказ указывает, в частности, запись от 16 сентября в журнале боевых действий штаба 52-й пехотной дивизии за период с 20 августа по 30 сентября 1941 года (NOKW 1858).

Иначе, однако, обстояло дело в группе армий «Юг». Так, в ноябре 1941 года командующий ее тыловым районом выступил против того, чтобы задержанных в глубоком тылу красноармейцев продолжали расценивать как военнопленных и отправлять в пересыльные лагеря, подчеркнув, что к ним следует относиться как к партизанам. Соответственно в распоряжении начальника контрразведки штаба командующего тыловым районом группы армий «Юг» № 2338/41 от 9 ноября 1941 года указывалось: «Тыловой район никак не связан с зоной боевых действий армий. Поэтому тот, кто в нем возьмется за оружие, является не солдатом, а партизаном, с которым надлежит обращаться соответствующим образом» (NOKW 1718).

При этом довольно ясную картину об интенсивности проводимых в то время мероприятий по очистке территории, находившейся в зоне ответственности армий и командующих их тыловыми районами, дает донесение о боевых действиях командующего 582-м тыловым районом штабу 9-й армии группы армий «Центр» от 2 октября 1941 года. В нем докладывается, что за период с 17 августа по 27 сентября 1941 года было задержано в общей сложности 2519 партизан и советских солдат, из которых 2121 человека отправили в лагерь для военнопленных, а 398 расстреляли как партизан и комиссаров (NOKW 1536).

Особые предписания по обеспечению безопасности

Несмотря на интенсивные мероприятия по обеспечению безопасности германских войск на оккупированной территории, быстро растущее число налетов и нападений партизан свидетельствовало о том, что жизненно важные центры партизанского движения оставались незадетыми. В то же время беспечность и небрежность не привыкших к такого рода угрозам немецких солдат, их общее негативное отношение к участию в специальных мероприятиях, считавшихся ими позорными, только облегчали действия партизанских отрядов, а нередко вообще являлись причиной дерзкого поведения партизан.

Такое состояние дел лучше всего отражают изданные уже в 1942 году через посольства союзных СССР стран обобщенные донесения отдельных партизанских командиров. При этом в их содержании, разумеется, необходимо отделять пропаганду от изложения реального положения вещей. Ведь, несмотря на пропагандистское приукрашивание, в них часто честно говорится о тех больших препятствиях и трудностях, с которыми эти командиры столкнулись при создании партизанских отрядов.

В частности, в лондонском издании «Советские военные новости»[63]63
  В 1941 г. отдел информации МИД СССР в Лондоне начал издавать ежедневную газету «Совьет уро ньюс» («Советские военные новости») и еженедельник под таким же названием. По аналогии в СССР с 1942 г. министерство информации Великобритании выпускало еженедельник на русском языке «Британский союзник». Обмен изданиями прекратился в годы холодной войны.


[Закрыть] один из украинских партизанских предводителей о событиях июля 1941 года излагает следующее: «…Мы лежим позади захватчиков, находясь в засаде в зарослях кустарника на берегу реки, и наблюдаем, как мимо нас проходят немецкие и румынские части. Наше подразделение состоит из пяти человек, на которых приходится всего две винтовки».

Вскоре, осуществив многочисленные нападения на отставших от своих маршевых колонн румынских солдат, эта группа существенно пополнила свой арсенал. Через месяц она выросла на 39 человек и смогла подвести первые итоги своей деятельности.

«Прошел месяц, – пишет тот же партизанский командир. – Первые четыре человека, которые вместе со мной основали этот отряд, теперь стали командирами отделений. Что же касается оружия, то его у нас стало так много, что мы смогли бы запросто вооружить еще пять таких отрядов. Особое внимание нами уделяется наблюдению. У нас 25 разведчиков, каждый из которых вооружен пистолетом и автоматом. В течение месяца мы уничтожили 259 румынских и немецких солдат, среди них – 17 офицеров…

Важнейшей задачей, решение которой взяли на себя люди, оставшиеся за линией фронта, являлось нападение на штабы противника. Как только штаб немецкой воинской части располагался в каком-либо селе, подробная достоверная информация об этом передавалась местным партизанам. Затем с наступлением ночи они, как тени, подкрадывались к штабу и через окна забрасывали его ручными гранатами».

Наиболее подходящими целями нападений партизан являлись небрежно или слабо охранявшиеся места расквартирования войск, о чем им сообщали располагавшиеся в селах наблюдатели. Так, в уже упомянутой публикации можно прочитать: «Подобным образом были атакованы места расположения немецких войск вблизи деревни Троицкое Смоленской области. Когда разведчики установили, что немцы заимели обыкновение ложиться спать в большом сарае, партизаны под командованием школьного учителя ворвались в деревню, застрелили часовых и забросали сарай ручными гранатами. Учитель сам бросил несколько бутылок с зажигательной смесью на крышу этого сооружения. Попытавшихся вырваться наружу немцев встречали пулеметным огнем и всех их убили.

Если успех подобных нападений обеспечивало слабое охранение населенных пунктов, то одиночно следовавшие по дорогам на мотоциклах связные вообще являлись ценной и почти беззащитной целью. Пользуясь своим численным преимуществом, партизаны нападали на них и нередко захватывали важные документы. Однако и колонны автомашин от нападений застрахованы не были, особенно тогда, когда плохо соблюдались постоянно рекомендуемые меры по обеспечению безопасности движения. Наглядным примером таких происшествий может служить случай, описываемый тем же предводителем партизан:

«Как-то раз немецкая транспортная колонна следовала в направлении фронта. Дело было летом, и солдаты сильно страдали от стоявшей жары. Поэтому у одного из озер они остановились и, выставив часовых, бросились в воду, чтобы освежиться. Наблюдавшие за этим спрятавшиеся партизаны внезапно напали на часовых, убили всех купавшихся немцев и после осмотра сожгли девять грузовиков».

Оказалось, что столь желаемая короткая передышка от нахождения на передовой в партизанских областях превращалась в смертельную опасность. Поэтому назрела настоятельная необходимость предупреждать об этом часто ничего не подозревающих солдат. Уже вскоре после начала войны штабы отдельных дивизий были вынуждены издавать особые правила обеспечения безопасности войск.

Так, в изданных 5 августа 1941 года штабом 8-й танковой дивизии «Общих положениях по обеспечению безопасности войск от налетов партизан и отставших от своих частей подразделений противника» в случае нападения партизан солдатам строго запрещалось покидать автомашины, а водителям предписывалось немедленно давать полный газ и уводить машины в безопасное место. После этого водительскому персоналу приказывалось занимать оборону поблизости от своих автомобилей (NOKW 2641).

Одновременно возникла необходимость в предупреждении войск о возможности появления партизан, переодетых в немецкую форму. При этом выяснилось, что зачастую под немецкой униформой они носили русскую форму, чтобы в случае необходимости, быстро сбросив с себя немецкую одежду, предстать в качестве красноармейцев.

Особенно тщательные меры по обеспечению безопасности своих войск пришлось принимать штабу 12-го армейского корпуса, действовавшего в составе группы армий «Центр» и вынужденного отдать приказ подчиненным частям о создании районов заграждений, особенно вокруг железнодорожных сооружений и линий связи. Подобные защитные мероприятия приходилось принимать и другим объединениям и соединениям вермахта. Причем любое гражданское лицо, как следует из приказа по 52-й пехотной дивизии № 401/41 от 16 сентября 1941 года, встреченное в запретной зоне и не занятое полевыми работами неподалеку от своего села в соответствии со специальным разрешением, подлежало расстрелу без предварительного окрика (NOKW 1858).

Одновременно фронтовым частям пришлось усилить охрану передовых позиций, поскольку выяснилось, что молодые люди обоего пола практически беспрепятственно пересекали линии немецкой обороны и оказывались на стороне Красной армии, с тем чтобы доложить о сделанных в германском тылу наблюдениях. Причем назад они нередко возвращались в сопровождении лиц, имевших задание сформировать в оккупированных областях партизанские отряды. Так, в приказе штаба 12-й пехотной дивизии № 65 от 1 ноября 1941 года говорилось: «…Воспрепятствовать силой оружия прохождению гражданских лиц через передний край оборонительной полосы» (NOKW 2068). О подобном свидетельствует и запись в донесении о боевых действиях офицера контрразведки 11-й пехотной дивизии за период с 15 октября по 5 декабря 1941 года (NOKW 2418).

Практически исчерпывающую картину доверчивости немецких войск демонстрирует приказ командующего 6-й армией от 9 ноября 1941 года, в котором он был вынужден запретить солдатам проводить ночи поодиночке в не занятых германскими частями населенных пунктах. В нем же подчеркивалась необходимость обязательного выставления часовых небольшими подразделениями, а водителям предписывалось проезжать через лесные массивы только в составе колонн. Шоферам же одиночных машин приказывалось делать остановку в последнем занятом немецкими войсками населенном пункте до наступления темноты (NOKW 1321).

В зависимости от тактической обстановки отдельные части сухопутных сил при принятии необходимых мер по обеспечению своей безопасности опробовали различные возможности преследования партизан. Вскоре, как свидетельствует донесение офицера контрразведки 8-й танковой дивизии от 5 августа 1941 года, опыт показал, что залогом успеха борьбы с ними является тщательная разведка мест сбора партизан и их молниеносное оцепление (NOKW 2641).

В целом действенным средством препятствования образованию партизанских отрядов считалось распределение воинских частей на максимально возможной территории, внезапное появление небольших подразделений в не занятых войсками населенных пунктах и неожиданная перепроверка местных жителей. При этом особую проблему в обеспечении безопасности, начиная с октября 1941 года, создавала железнодорожная линия, шедшая вдоль Днепра от Фастова через Кременчуг на Днепропетровск.

Подрыв на ней железнодорожных путей достиг такого размаха, что 1 октября 1941 года командующий тыловым районом группы армий «Юг» был вынужден приказать 454-й охранной дивизии взять заложников и арестовать всех мужчин, не зарегистрированных в населенных пунктах, располагавшихся вдоль этой линии. В случае продолжения повреждения рельс эти заложники должны были быть повешены вдоль железнодорожного полотна. Кроме того, он приказал создать полосу патрулирования шириной от одного до двух километров по обе стороны этой железной дороги и убрать из нее всех гражданских (NOKW 2592).

По данным бывшего офицера вермахта Германа Теске, руководившего после войны военным архивом в Кобленце и написавшего книгу «Серебряное зеркало», с 22 июня по 16 сентября 1941 года в немецком тылу русские разрушили 447 железнодорожных мостов и подорвали рельсы в 250 местах. 117 мостов было взорвано позади группы армий «Центр» и 141 – в зоне ответственности группы армий «Юг». Причем в большинстве случаев это сделали красноармейцы.

Достаточно полное представление о структуре, численности и тактике действий одного партизанского отряда в Восточной Украине дает отчет 444-й охранной дивизии о проведенных операциях в октябре 1941 года. В нем сообщается, что в первых числах октября стало известно о появлении в заболоченном районе нижнего течения Днепра западнее города Никополь партизанского отряда численностью от 500 до 600 бойцов. Уже 8 октября из штаба 11-й армии в дивизию поступил приказ сменить стоявшую возле Никополя бригаду СС, а затем очистить территорию от партизан. Одновременно ей передали двух русских в гражданском, дезертировавших из этого партизанского отряда, которые могли дать подробные сведения о месте его сосредоточения.

Из показаний этих якобы принужденных к вступлению в партизаны местных жителей в штабе дивизии смогли составить четкую картину о состоянии дорог в заболоченном районе, командовании и численности партизанского отряда, а также о его связях с Красной армией. 15 октября части дивизии окружили заболоченную территорию, составлявшую 35 километров в ширину и 20 километров в глубину, а 18 октября начали саму операцию. Однако очень скоро наступавшие немецкие войска поняли, что их боевая задача партизанам, по-видимому, известна.

Согласно донесению штаба дивизии, 13-летний мальчик пробрался через немецкие посты и сообщил партизанам о том, что 2500 немецких солдат обложили остров на болоте. О дальнейшей судьбе этого лазутчика штаб дивизии доложил следующее: «В самом начале боевых действий он наступил на мину, был доставлен на командный пункт дивизии, где и умер, не приходя в сознание».

Вскоре после начала атаки, осуществлявшейся силами двух полков и поддерживавшейся 711-й группой тайной полевой полиции, которая ставила дополнительное оцепление в близлежащих населенных пунктах с целью поимки вырвавшихся из окружения партизан, дивизией была перехвачена радиограмма Красной армии. В ней содержалось указание партизанам разделиться на небольшие группы и в составе этих групп в разных местах пробиваться через оцепление.

Между тем о кадровом составе партизанского отряда было известно, что его командиры являлись представителями интеллигенции и партийными деятелями Украины, прошедшими специальную подготовку по ведению партизанской войны в партизанском полку 10/80 возле Сталино. После окончания учебы в середине сентября они возглавили свои группы партизанского отряда, создаваемого в районе нижнего течения Днепра. Первоначально он насчитывал 350 человек и состоял из солдат войск НКВД, милиционеров, а также партийных работников, которым выдали автоматы, примерно 2000 ручных гранат, 200 мин, винтовки, большое количество толовых шашек и приказали поступить под командование майора Сахарова.

Немного позднее костяк будущего большого партизанского отряда по указанию командования Красной армии был дополнен группой партизан численностью 150 человек из состава бывшего истребительного батальона под руководством заместителя председателя городского совета Никополя Андрея Решниченко. К этой группе вскоре присоединился еще один отряд примерно из 130 партизан под командованием военврача Красной армии Ивана Коростояна. В течение октября к ним прибилось еще 25 солдат войск НКВД из Харькова под руководством комиссара Задубинского и несколько служащих красной рабочей милиции из Криворожского промышленного района.