Текст книги "Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944"

Оглядываясь на историческое прошлое, следует признать, что в большинстве случаев эти неистовые предписания осуществлялись на практике. При этом, естественно, никто не замечал, что усиление неуверенности и укрепление позиции выжидания у населения не в последнюю очередь вызывались именно этими энергичными мероприятиями германского нового порядка. К тому же колхозы в частные владения так и не были преобразованы, а возможности для свободного образования политических партий не предоставлены. Более того, немецкие власти приостановили начавшийся самовольный дележ общественной земли и колхозного скота, а на будущее его вообще запретили. К тому же зачастую они оказывались плохо информированными при выборах новых председателей колхозов и сельских старост.

Поэтому столь ответственные должности часто попадали не в те руки, и новоиспеченные руководители начинали бесцеремонно использовать свое положение в интересах личного обогащения. Таких, конечно, приходилось наказывать. Так, в обобщенной сводке начальника контрразведки 16-й армии за период с 22 июня по 21 декабря 1941 года докладывалось, что 3 сентября был расстрелян один староста за то, что с каждой мельницы забирал себе 8 килограммов муки (NOKW 2088, NOKW 2154).

К тому же в отдаленных районах население от воздействия партизанских отрядов оказывалось беззащитным. Поэтому те случаи, когда местные жители пытались по мере возможности противостоять принудительным мерам партизан, можно однозначно расценивать как проявление их стремления оставаться нейтральными. Об этом, в частности, говорилось в обобщенной сводке № 15 командующего тыловым районом группы армий «Север» за период с 1 по 28 января 1942 года, в которой содержалась ссылка на донесение штаба 285-й охранной дивизии о разгроме партизан силами местных жителей (NOKW 2141). Интересна также сводка начальника IV управления РСХА (гестапо) A 1–1 В/41 о положении дел в СССР № 123 от 24 октября 1941 года, направленная в адрес начальника германской полиции безопасности и СД, в которой говорилось: «В местечке Штучок один из партизанских командиров попытался под видом сил сельской самообороны сколотить партизанский отряд, однако население на это не пошло» (NO 3239).

Неопределенность приказов, а также действий по оценке развития партизанского движения пагубно сказывалась и заметно сковывала всю столь необходимую работу по обеспечению безопасности и нормализации обстановки в тылу немецких войск на оккупированных территориях. И такое положение дел, по мнению войсковых командиров, следовало преодолеть как можно скорее. После того как директивы Верховного командования вермахта по подавлению партизан от 23 июля и 16 сентября 1941 года не привели к желаемому единству мер, Главное командование сухопутных сил 25 октября 1941 года издало первую по-настоящему взвешенную и общеупотребительную директиву по организации борьбы с партизанами.

В этом документе содержалась попытка разъяснить цели партизанского движения и на основании приобретенного к тому времени опыта изложить наилучшие рекомендации по организации активной защиты от действий партизан. При этом главным условием успешной борьбы с ними выступало требование навязывать свою инициативу противнику и в данном виде боевых действий.

Большое внимание в директиве уделялось вопросам отношения войск с населением и обращению с ним. При этом особо подчеркивалась необходимость убеждения местных жителей в справедливости и превосходстве германского вермахта, с тем чтобы оно стало доверять немецкой армии и могло ощущать себя в безопасности под защитой германского оружия. Однако это так и осталось благим пожеланием вследствие нехватки в тылу соответствующих сил.

Поэтому в качестве мер безопасности начали широко применять и без того практиковавшееся в отдельных местах распределение по населенным пунктам воинских подразделений численностью до боеспособной роты с целью охвата войсками максимально возможной территории, а также радикальное ограничение передвижения по дорогам гражданских транспортных средств. При этом обеспечение безопасности было возложено на само население – сразу же после ухода армейского подразделения избранный из числа местных жителей бургомистр при их всеобщем содействии обязан был заботиться о порядке и безопасности улиц, дорог и мостов как в своем населенном пункте, так и на протяжении половины пути до следующего села.

Для обеспечения выполнения такой задачи потребовалось повсеместно сформировать местные службы порядка в тех местах, где они еще не были созданы, которые получали вооружение после тщательной проверки со стороны СД и полевой полиции.

Особое внимание в вышеназванной директиве уделялось раскрытию важности и возможностей пропаганды как действенного средства борьбы с партизанским движением. Посредством листовок, настенных объявлений и по возможности машин со звуковещательными установками предполагалось удовлетворить накапливавшийся месяцами информационный голод жителей.

Немалые возможности при этом, как отмечалось в директиве, возникали в случае безупречно проведенной обработки военнопленных из числа национальных меньшинств во время акций по их освобождению для проведения полевых работ по сбору урожая, применявшихся вермахтом на Украине в первые месяцы войны. Причем особенно хорошо здесь себя зарекомендовала организация дискуссий на тему получения в будущем собственности на землю и негативных проявлениях в этом вопросе действий партизан (NOKW 2258).

Вместе с тем претворению в жизнь этих во многих отношениях разумных указаний повсюду мешали реальные условия, зависевшие в этой необъятной стране от весьма разнообразных местных обстоятельств. Оказалось, что в ходе проведения различных мероприятий к выполнению предписаний, содержавшихся в директиве Главного командования сухопутных сил, командные инстанции не были готовы. К тому же этому мешала возросшая активность партизанского движения.

Буквально через несколько недель после выхода в свет вышеупомянутой директивы командующий тыловым районом группы армий «Юг» специальным распоряжением № 28 от 18 ноября 1941 года обнародовал разрушение одного села и расстрел десяти его жителей в отместку за убийство четырех немецких солдат, на которых в этой деревне ночью было совершено нападение. В заключительной части этого сообщения прозвучал призыв ко всему населению соблюдать порядок: «Украинцы! Если вы хотите уберечь свое село от подобной участи, то принимайте меры по недопущению нападений бандитов, которые из низменного чувства мести не гнушаются поставить под угрозу жизнь и собственность ни в чем не повинных людей. Уничтожайте таких бандитов, где бы вы их ни встретили, и сообщайте о них немецким инстанциям» (NOKW 1627).

Незадолго до этого та же командная инстанция 6 ноября 1941 года направила в штаб Главного командования сухопутных сил доклад с оценкой обстановки, в котором выражалась озабоченность по поводу возросшей активности партизан в областях восточнее Днепра, вызванной в первую очередь «чистой борьбой за существование на далеко растянутой местности» (NOKW 1618). И такое не являлось преувеличением. Уже вскоре после созревания очень хорошего урожая 1941 года в результате вызванных войной разрушений и в особенности после захвата в ходе осуществления немецкой восточной политики сельхозугодий отдельные области Украины находились в таком состоянии, что часть населения осталась вообще без каких-либо средств пропитания и от голода была вынуждена заняться нападениями и грабежами.

К тому же вскоре после появления директивы Главного командования сухопутных сил осуществлению рекомендованных в ней мероприятий, имевших хорошие пропагандистские возможности, помешало распоряжение Геринга. В этом документе в свете совсем иных намерений в отношении судьбы русского народа сообщалось о запрете Гитлером мероприятий, связанных с освобождением из плена представителей национальных меньшинств. Более того, для высвобождения немецких строительных батальонов и нещадной эксплуатации угольных месторождений Геринг приказал создать из местных жителей рабочие колонны, которые предназначались в том числе и для прокладки шоссейных и железных дорог, а также разминирования местности в зоне оперативной ответственности армии.

Для их размещения предусматривалось строительство лагерей, а обмундирование перекладывалось на плечи вооруженных сил. При этом подчеркивалось, что «русские к нижнему белью не только не привыкли, но и о нем понятия не имеют». В целом отношение к рабочим этих колонн было таким же, как и к военнопленным, с той лишь разницей, что их размещение предусматривалось осуществлять вместе семьями. В качестве же особого поощрения разрешалась выдача достаточного пропитания и небольших карманных денег.

Последствия такого распоряжения в тех местах, где оно было осуществлено, естественно, привели только к обострению и без того непростых взаимоотношений между народом и армией. Ведь оно ясно показало, что германское руководство рассматривает его в качестве военнопленных и рабской рабочей силы с самыми низкими социальными потребностями. Такой оценке соответствовал и содержавшийся в приказе Геринга строжайший запрет на стимулирование любых социальных устремлений в «русских колониальных территориях» (PS 1193).

Использование пропаганды

Приказанные войскам попытки воздействовать на население при помощи пропагандистских средств вследствие их нехватки и общей обстановки в оккупированных областях желаемых результатов не принесли. К тому же изданные командованием вермахта директивы по использованию пропаганды на Востоке по большей части не выходили за пределы прокламаций об освобождении от ига большевизма. Об этом свидетельствует, в частности, директива Верховного командования вермахта «Указания по применению пропаганды в плане „Барбаросса“» от 9 июня 1941 года (ND, т. 34, с. 026).

Поскольку официальные органы пропаганды – армейские пропагандистские роты – в первый год войны с Советским Союзом были заняты почти исключительно освещением событий на фронте и проведением специальной пропаганды против частей Красной армии, ведение пропаганды в гражданском секторе по большей части отдавалось на откуп самим войскам. В воинских же частях специалистов, естественно, не хватало. Только этим можно объяснить тот факт, что даже находившиеся в распоряжении оккупационных властей пропагандистские средства, такие как пресса и радио, в первый год войны практически не использовались.

Примером работы военной пропаганды, направленной против советских войск, может послужить запись передачи радио «Дунай» от 31 июля 1941 года, содержащаяся в ежедневном дайджесте зарубежных передач Би-би-си за № 723, части первой. В ней говорится о том, как обрабатывались отставшие от своих частей красноармейцы, скрывавшиеся в лесных массивах на юго-западе России:

«Восточный фронт сообщает, что в лесах скрываются многочисленные группы советских солдат, совершающие грабительские налеты на ближайшие населенные пункты и периодически пытающиеся нарушить немецкие линии связи. Если они при этом применяют оружие, то немедленно уничтожаются германскими войсками. Однако, если советские солдаты только прячутся, а у немецких солдат находятся более неотложные дела, то с ними обращаются иначе. В этом случае задействуется немецкий пропагандист, и говорящий по-русски офицер начинает вещать через громкоговоритель: „Ваши войска разбиты. Мы будем с вами хорошо обращаться, дадим поесть и попить“. Через некоторое время передаются отдаленные звуки игры на балалайке и мягкие голоса русских народных песен. Тогда огрубевшая душа русских солдат начинает размягчаться. После этого слово вновь берет немецкий офицер и говорит об их женах, детях и урожае. В результате вскоре из чащи появляются первые тени, выбравшиеся из своих укрытий, в которых их удерживал только страх и распространявшаяся ложь о немцах».

С учетом опыта, накопленного в области пропаганды в предшествующих военных кампаниях, к началу войны с Советским Союзом каждой немецкой армии, включая танковые группы, было придано по одной пропагандистской роте. Они предназначались в первую очередь для сбора материала по освещению положения дел на фронте в интересах имперского министерства пропаганды. Кроме этих пропагандистских рот имелись также специальные пропагандистские подразделения, которые выделялись в распоряжение командующих тыловых районов. И только позже дело дошло до формирования пропагандистских отрядов, имевших специальные литеры в зависимости от места их применения. Так, подразделение, действовавшее в Прибалтике и в целом в составе группы армий «Север», обозначалось буквой «В», пропагандистский отряд, оперировавший на территории Белоруссии и в зоне ответственности группы армий «Центр», – «W», литеру «U» имел пропагандистский отряд, работавший на Украине, «D» – на Дону и «K» – на Кавказе. В свою очередь, эти отряды подразделялись на команды, имевшие обозначения по месту расположения их штабов, например «Витебск», «Орша», «Смоленск» и т. д.

Из пяти взводов немецкой пропагандистской роты в первый год войны с Советским Союзом лишь один занимался агитационной работой среди населения. И только горький опыт зимней кампании 1941/42 года, а также заметный рост партизанского движения заставил германское командование активизировать пропагандистскую деятельность непосредственно на оккупированных территориях, что повлекло за собой увеличение числа пропагандистских подразделений.

В течение 1942 года органы войсковой пропаганды были реорганизованы, и только тогда каждая группа армий получила по отряду специальной пропаганды из нескольких рот для ведения агитационной работы среди населения тыловых армейских районов. Уже 7 июля 1942 года в докладе 1-го Главного управления имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий отмечалось, что настало время «пропагандистского охвата» каждого села, поскольку «многие отдаленные общины немцев даже не видели».

В этом докладе содержится также обзор деятельности пропагандистского отряда «W», создавшего в зоне ответственности группы армий «Центр» на территории восстановленного совхоза «Слобода» под Смоленском зону отдыха и рабочий культурный центр. Для повышения эффективности своей работы отряд построил небольшие пользующиеся у русских популярностью эстрады и начал проводить вечера с демонстрацией фильмов. Только за 25 дней их посетило 21 207 жителей, но особенно плодотворной оказалась деятельность по привлечению на немецкую сторону молодежи. В результате необходимость в проведении карательных операций в близлежащих селах отпала (PS 1609).

Теперь в качестве первоочередных задач этих пропагандистских отрядов стала выступать организация выпуска газет во всех крупных городах, а также радиовещания через бывшие советские радиоцентры и путем развертывания немецких армейских радиостанций. Вскоре к ним добавилась и необходимость проведения боевой агитационной работы среди партизанских отрядов в лесистой местности, к членам которых стали обращаться через листовки или громкоговорители.

Вместе с тем даже в рамках борьбы с партизанами пропагандистские подразделения по-прежнему были вынуждены обходиться без опоры на изложение ясного будущего, ожидавшего русский народ. К тому же работа против коллективного мышления у населения, годами воспитывавшегося и культивировавшегося методами политического принуждения, ограничивалась только показом преимуществ и выгод частной собственности. Однако все это воспринималось советскими гражданами лишь как пропаганда капитализма, и поэтому к желаемым результатам не приводило.

В пропагандистской работе, направленной только на решение сиюминутных ситуаций и ограниченной множественными предубеждениями, совершенно не учитывалось то, что ей противостояли четко ориентировавшиеся на менталитет местного населения и нередко наполненные пафосом боевые призывы советского руководства или партизанских отрядов. К тому же с самого начала войны мероприятия, проводимые немецкими властями на оккупированных территориях, давали для советской пропаганды очень действенный и зачастую неопровержимый пропагандистский материал.

Надежды Германии на то, что волю к сопротивлению у порабощаемого народа можно сломить одними лишь жесткими мерами, не оправдались. Будучи убежденными в том, что этот народ за столетия своего холопства привык только к жестокому с ним обхождению, немецкие власти восстановили упраздненные в России после свержения царизма телесные наказания и вновь ввели ненавидимую русскими и ассоциирующуюся у них с бесчестьем смертную казнь через повешение.

В результате на смену первому испугу приходило озлобление. Ведь по следам немецкой армии шли политические войска СД, организовывавшие жестокие расправы над сотнями тысяч ни в чем не повинных людей, поскольку, согласно гитлеровской доктрине, лица еврейской национальности подлежали уничтожению. И это происходило на глазах у населения, которому ранее под угрозой уголовного преследования любая расовая дискриминация запрещалась. Не случайно в сводке начальника IV управления РСХА A 1–1 В/41 о положении дел в СССР № 133 от 14 ноября 1941 года, направленной в адрес начальника германской полиции безопасности и СД, отмечалось, что русские не изъявляли ни малейшего желания принимать участие в массовых экзекуциях (NO 2825). Однако расправы продолжались. Так, в донесениях эйнзацгрупп полиции безопасности и СД о своей деятельности и об обстановке в СССР за период с 15 по 30 сентября и с 1 по 31 октября 1941 года сообщалось (NO 2655 и 2656): «…Осуществлены многочисленные расстрелы евреев за антинемецкую пропаганду… В гетто города Невель, как установил немецкий врач, началась чесотка. Для предотвращения ее распространения было расстреляно 640 евреев… В гетто города Минск за саботаж экзекуции подверглись 2278 евреев». А в оперативной сводке № 6 можно прочитать следующее: «Эстония. На экзекуцию были отправлены все евреи мужского пола старше 16 лет, за исключением врачей и стариков. После окончания акции из 2000 осталось только 500 евреек и детей… Украина. В населенном пункте Круглое из-за враждебного отношения к немцам расстреляно 28, а в Могилеве за непослушание – 337 евреек… В связи с угрозой эпидемии начата ликвидация 3000 евреев в витебском гетто… В качестве карательных мер за совершенные поджоги в Киеве арестованы все евреи и в течение 29 и 30 сентября в общей сложности было подвергнуто экзекуции 33 771 евреев. В расстрелах в Бабьем Яру приняли участие украинские полицаи».

Такими акциями, естественно, сеялись зерна страха и опасения в том, что одного-единственного приказа будет достаточно для того, чтобы перенести подобный террор на другие считавшиеся неполноценными части народа. И этим не замедлила воспользоваться советская пропаганда, начавшая утверждать, что Германия, обрушив на народ телесные наказания, с ее виселицами, убийствами и штрафными лагерями, приступила к возрождению с таким трудом преодоленного в России феодального господства.

В результате призыв советских властей к развертыванию национальной освободительной войны упал на подготовленную почву, а вскоре лозунг «Смерть немецким оккупантам!» появился даже на почтовом штемпеле. Центральное советское радио в своих ежедневных программах ввело утренние и вечерние десятиминутные курсы по обучению партизанской борьбе. Под рубрикой «Советы партизанам» в эфир шли такие передачи: «Как уничтожать транспортные средства», «Искусство маскировки», «Засады», «Выход из боя», «Нападение на населенный пункт» и другие, а радиостанция Саратова вела круглосуточное вещание пропагандистского характера, рассчитанное на жителей территорий занятых немецкими войсками областей Украины.

Между прочим, на необходимость возврата к национальным традициям при формировании сознания народа указал глава Советского государства М. И. Калинин еще в своем докладе на собрании московского партийного актива 2 октября 1940 года. Тогда он охарактеризовал связь между русскими традициями и советским патриотизмом следующими словами:

«Проповедь советского патриотизма не может быть оторванной, не связанной с корнями прошлой истории нашего народа. Она должна быть наполнена патриотической гордостью за деяния своего народа. Ведь советский патриотизм является прямым наследником творческих дел предков, двигавших вперед развитие нашего народа».

Апеллировал к гордости советского народа и великому прошлому Российской империи и сам И. В. Сталин в речи накануне 24-й годовщины Октябрьской революции, с которой он выступил на московской станции метро «Маяковская». Он сравнил Великую Отечественную войну 1941 года с Отечественной войной 1812 года и заявил, что лидеры «гитлеровской партии и гитлеровского командования имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации – нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова».

Вспомнив о великих людях России и обозначив поворот от марксистского интернационализма к русскому национализму, И. В. Сталин очертил и цели освободительной борьбы: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат. Отныне наша задача, задача народов СССР, задача бойцов, командиров и политработников нашей армии и нашего флота будет состоять в том, чтобы истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей Родины в качестве ее оккупантов. Никакой пощады немецким оккупантам! Смерть немецким оккупантам!»

Эти слова И. В. Сталина перед лицом смертельной угрозы (немецкие войска стояли уже в 70 километрах от советской столицы) нашли у советского народа необычайно широкий отклик. Осознание того, что в лице И. В. Сталина он имеет решительного и мужественного вождя в этой оборонительной войне, выросло необычайно. Ведь его ссылки на национальные традиции и исторические достижения русского народа помогли гражданам и армии увидеть наполненные глубоким смыслом цели в своей освободительной борьбе. Как когда-то крестьяне Смоленской области изгнали солдат Великой армии Наполеона из Русской земли, так и для казавшихся непобедимыми немецких войск эта земля должна была в лучшем случае стать общей могилой.

В результате партизаны 1941 года стали воображать себя членами дружин 1812 года, которые сражались с солдатами Наполеона при помощи кос и топоров, а образ национальной героини первой Отечественной войны русской крестьянки Василисы Кожиной[72]72
  Кожина Василиса (1780–1840) – крестьянка хутора Горшкова Сычевского уезда Смоленской губернии, жена сельского старосты, участница партизанского движения Отечественной войны 1812 г., которая организовала в Сычевском уезде отряд из подростков и женщин, охранявший селения и наносивший большой урон французам. За свои подвиги она была удостоена медали и денежного пособия. В 1813 г. художник Александр Смирнов написал ее парадный портрет, подлинник которого находится в фондах Государственного исторического музея в Москве.


[Закрыть] стал их своеобразной иконой. Ведь портрет этой крестьянки являлся в России национальным символом. Не случайно ей была посвящена целая серия изображений с подписями, называвшихся в России лубками. При этом самое широкое распространение получил лубок А. Г. Венецианова (1813 года) «Французы – голодные крысы в команде у старостихи Василисы» с надписью: «Иллюстрация эпизода в Сычевском уезде, где жена сельского старосты Василиса, набрав команду из вооруженных косами и дрекольем баб, гнала пред собой несколько взятых в плен неприятелей, один из которых за неповиновение был ею убит». Данное изображение можно было найти во всех школьных книжках для чтения и во многих жилищах.

Образ Гитлера в России вообще связывали с изображением Наполеона, и ему после весьма похожего начала (Наполеон атаковал Россию 24 июня 1812 года) предрекали такой же неизбежный бесславный конец. Поставив задачу по освобождению Русской земли от всех оккупантов, Сталин указал советскому народу на его будущую миссию – освободить порабощенные народы Европы от фашистского ига. Он сознательно апеллировал к никогда не угасавшей в сознании русских людей убежденности в предназначенности к своей роли и возвысил национально-освободительную борьбу до уровня миссии по освобождению всего человечества.