Текст книги "Последняя дуэль. Правдивая история преступления, страсти и судебного поединка"

Карруж и его люди также были готовы противостоять рутьерам, которые в перерывах между затихавшими битвами Столетней войны жили на подножном корме, рыская по глубинке в поисках добычи и поэтому даже наезженные дороги были небезопасны. Так, под тяжестью багажа, и готовясь встретить засаду, супруги Карруж медленно держали путь в Капомениль по зимним дорогам Нормандии.

Глава 4
Самое страшное преступление

Маргарите едва ли хотелось покидать замок отца и ехать в гости к свекрови в Капомениль, да еще в лютую зиму и по бездорожью. Госпожа Николь одиноко жила в своем замке, где не было тех удобств и развлечений, которые имелись в Фонтен-ле-Сорель. Кроме того, Маргариту беспокоило здоровье мужа. После многих месяцев военной кампании и морского путешествия, Жану, которого теперь еще терзала хроническая лихорадка, требовалось не еще одно путешествие среди зимы, а покой. Пока супруги и их сопровождающие тряслись по разбитым дорогам, Маргарита, конечно, с волнением думала о том, как ее встретит госпожа Николь. За более чем пять лет брака она все еще не родила Жану наследника, в чем свекровь обязательно упрекнет невестку.

Николь так и не простила сыну поспешной женитьбы на дочери предателя, породнившей прославленный род Карружей с бесславным родом Тибувилей. Конечно, она понимала, что Жана покорила не только красота Маргариты, но и привлекло огромное состояние ее отца. Земля и деньги всегда желанны, а Маргарита должна была унаследовать еще большее состояние после смерти родителя.

Но репутация знатного рода была бесценна, особенно в Нормандии, давно ставшей очагом заговоров и мятежей, а неверный альянс мог принести семье огромные убытки.

И что же случилось за эти несколько лет после свадьбы Жана? Когда умер муж Николь, разве не отказал граф Алансонский ее сыну в том, чтобы он по праву унаследовал от отца должность капитана крепости Беллем? И теперь госпожа Николь в свои почти семьдесят лет вынуждена доживать дни в скромном пристанище в Капомениле, вместо того чтобы по-прежнему жить в красивой крепости которую некогда держал Людовик IX Святой и которой позже командовал ее муж. А все потому, что ее своевольный сын разгневал графа, женившись на Маргарите. В Беллеме все относились к ней с почтением как к матери сира Жана. Теперь в Капомениле кроме бродячих торговцев и прокаженных ее никто не навещал, и в своем изгнании Николь не в последнюю очередь винила Маргариту, нынешнюю хозяйку более просторного и красивого фамильного замка Карружей.

Покинув Фонтен-ле-Сорель, Жан и Маргарита проехали через Лизьё, затем свернули со старого римского тракта на проселочную дорогу, ведущую на юго-запад к аббатству Сен-Пьер-сюр-Див. Пересекли реку Ви у деревни Сен-Жюльен-ле-Фокон. Там они свернули на узкую дорогу, идущую вдоль южного берега реки на запад.

Показался отвесный утес и небольшая деревушка из дюжины домов с соломенными крышами, жилища фермеров и безземельных крестьян, арендовавших землю. Этим неприметным местом и был Капомениль. Рядом с деревней, дальше от берега реки чуть обособленно стоял старый одинокий замок, в котором жила Николь.

Замок был небольшой. На первом этаже находились главный зал, кухня и помещения для прислуги, на втором – несколько жилых комнат, попасть в которые можно было по внутренней лестнице. У замка имелась крепкая главная башня, или донжон, для защиты, но при этом не было никаких стен и оборонительных башен. Он стоял в открытом поле и далеко от любого укрепления. Этот замок, разрушенный во времена французской революции, больше не существует, но он не отличался от многих мелких замков и особняков, которые все еще украшают ландшафт Нормандии. В этом удаленном и малолюдном местечке Николь тихо проживала с несколькими слугами.

Помимо деревни Капомениль, ближайшим населенным пунктом к замку была деревня Сент-Креспан. Она находилась на холме на другом берегу реки примерно в полутора километрах к северу.

Маргарита, наверное, надеялась, что не останется в Капомениле слишком долго, и уже через несколько дней они с Жаном уедут домой в свой замок, который она покинула чуть меньше года назад. Но учитывая постоянные переживания мужа из-за денег после возвращения из Шотландии, она, возможно, предчувствовала и другое развитие событий. Как оказалось, в Капомениле ей придется провести месяц или даже больше и за это время она будет чаще видеть свекровь, чем мужа.

Не успели супруги приехать в Капомениль, как Жан собрался в очередную поездку, несмотря на суровую погоду и плохое самочувствие. Потратив целое состояние на злополучную экспедицию в Шотландию, Карруж не сумел окупить расходы, не говоря уже в том, чтобы получить прибыль, и теперь сильно нуждался в деньгах. Его доход едва покрывал обычные траты даже с учетом ренты, получаемой с земель Маргариты.

Кроме того, имелись неоплаченные счета за лошадей и провизию, закупленные для экспедиции, а его собственное жалование ему до сих пор так и не выплатили. Поэтому Карруж решил поскорее отправиться в Париж и получить причитавшуюся ему значительную сумму у королевского военного казначея Жана ле Фламанта. Вероятно, он также собирался обратиться к богатым и влиятельным друзьям в Париже, которые могли бы обеспечить ему покровительство короля.

Если бы Карруж не конфликтовал с графом Алансонским, ему было бы достаточно съездить в Аржантан и получить у сюзерена нужную ему сумму. Склонность графа делать щедрые подарки своим фаворитам, особенно Жаку Ле Гри, граничила с расточительством. Но после многих ожесточенных споров с сюзереном рыцарь едва ли мог рассчитывать на симпатию или помощь господина, даже несмотря на примирение с фаворитом графа перед отъездом в Шотландию. А просить помощи у самого Ле Гри ему не позволяла гордость.

Однако по дороге в Париж Карруж все же планировал остановиться в Аржантане. Прямая дорога из Капомениля в Париж как раз шла через этот город. К тому же ему следовало доложить о своем возвращении из Шотландии графу, который освободил его от регулярной службы у себя при дворе прошлой весной. Карруж, почти полностью разоренный и больной, едва ли сейчас годился для военной службы или выполнения других официальных обязанностей, однако зимой какая-либо военная кампания была маловероятна. Он все еще оставался вассалом графа Алансонского, которому давал присягу, и положение обязывало его навестить господина.

Вероятно, не только долг обязывал Карружа заглянуть в Аржантан, он также хотел проверить рады ли при дворе его возвращению. Возможно, ему хотелось и похвастаться заслуженным рыцарским титулом, и ошарашить тех, кто не ждал, что он вернется невредимым из заморского путешествия. Он знал, что некоторым придворным выгодна была его смерть. У Карружа до сих пор не было наследника, поэтому большая часть его имущества отошла бы к графу, который бы даровал его другим вассалам.

Карруж знал, что в Аржантане он может встретить Жака Ле Гри, который в отличие от него не отправился добровольцем в Шотландию, а остался дома.

В прошлом году, когда двое соперников помирились в гостях у Жана Креспана, не смотрел ли Ле Гри на прекрасную молодую жену Карружа слишком долго и оценивающе? Возможно. Но большую часть прошлого года Маргарита провела в замке своего отца, далеко от резиденции графа Алансонского. А теперь, хотя она и остановилась гораздо ближе к Аржантану, но была под надежным присмотром госпожи Николь.

И все же поместье Карружа – это не единственное на что мог положить глаз такой пройдоха, как Ле Гри. Прежде чем отправиться в поездку и расстаться с женой на несколько недель, Жан отозвал в сторону одну из служанок Маргариты и приказал ей не отходить от своей госпожи ни на шаг ни днем ни ночью, пока он не вернется из Парижа. В таких вопросах лишняя предосторожность мужа никогда не мешала.

Жан де Карруж отправился в Аржантан в первую неделю января 1386 года. Ему предстояло проехать верхом около 35 километров, что занимало как минимум полдня особенно по плохим зимним дорогам. Из Капомениля рыцарь поехал вдоль южного берега реки Ви на восток и миновал Сент-Жульен-ле-Фокон. Около Ливаро он повернул на юг и поехал по старому римскому тракту, ведущему на высокий холм с видом на долину реки Див и обширную равнину Фалез. Большая часть земель, которые раскинулись перед ним, принадлежали графу Алансонскому.

Постепенно спускаясь с холмов, Карруж пересек реку Див рядом с Труном и направился далее на север по другой стороне речной долины. Через несколько километров он поехал через темный сосновый лес Гранд Гуферн. Постепенно из-за деревьев показались стены и башни Аржантана, возвышавшиеся на скалистом холме.

Старинной крепостью Аржантан некогда владели англичане. Именно здесь, вскоре после Рождества 1170 года, король Генри II узнал, что четверо из его рыцарей тайно пересекли Ла-Манш и убили Томаса Бекета, епископа Кентерберийского. В 1380-х годах город был окружен толстой каменной стеной с шестнадцатью большими круглыми башнями.

Карруж подъехал к хорошо охраняемым воротам города. Стража его узнала и пропустила.

Карруж направился во дворец графа. Это был величественный четырехэтажный замок с тремя мощными башнями, который граф вынужден был перестроить, когда купил Аржантан в 1372 году. Во дворе графского замка утомленный дорогой рыцарь слез с лошади, оставил ее одному из конюхов и вошел в здание.

После долгого и тяжелого зимнего путешествия верхом, Жан де Карруж был весь забрызган дорожной грязью и, прежде чем предстать перед графом и придворными, он снял походный плащ и омыл руки и лицо в специальной чаше с водой, которую ему предложил один из дворцовых слуг. Затем он поднялся по ступенькам в большой зал, где граф Пьер Алансонский устраивал приемы и обедал со своими друзьями и придворными.

Приезд Карружа удивил придворных. К этому времени молва о злополучной шотландской экспедиции дошла до Аржантана. Поступали новости о тех, кто погиб или умер от болезней во время кампании, а также о тех, кто выжил, но с трудом вернулся назад, лишившись денег, лошадей и подорвав здоровье. О Карруже до сих пор не было никаких вестей, и граф, наверное, решил, что его беспокойный вассал погиб. Некоторые из придворных графа возможно уже начали делить между собой земли рыцаря. Поэтому, когда Жан де Карруж, больной и усталый, но все еще живой и крепко стоящий на ногах, вдруг вошел в зал, граф Пьер Алансонский и многие из присутствующих были удивлены и даже раздосадованы.

О том, что произошло в тот день можно только догадываться. Но мы знаем, что, остановившись в Аржантане, Жан де Карруж встретил Жака Ле Гри и многих других приближенных графа Алансонского, которым рассказал о своих планах посетить Париж. Рассказывая об этом, он видимо также упомянул, что его жена остановилась в Капомениле у его матери. Если бы он попытался скрыть этот факт, придворные могли бы легко догадаться об этом или узнать все другим способом.

Встреча Карружа и Ле Гри видимо началась вполне мирно. Все-таки чуть больше года назад они публично положили конец своей ссоре и помирились. Но Жан де Карруж, человек бестактный и вздорный, был подвержен вспышкам гнева и неожиданным приступам ревности.

Он только что провел шесть месяцев за границей, рискуя жизнью за Францию, но это мало что ему принесло. А всего в нескольких километрах от Аржантана, как раз по дороге в Париж, находится феод Ону-ле-Фокон, который он потерял. Возможно, старая обида вдруг снова напомнила о себе.

Постоянно переживая о недавних злоключениях и вспоминая предыдущие неудачи, Карруж легко мог сорваться и выплеснуть обиду на самую подходящую цель – придворного фаворита. Он давно подозревал, что тот плетет против него интриги. Во время их разговора во дворце Карруж мог зло упрекнуть Ле Гри, сказав, что оруженосец остался дома, вдали от опасности, в то время как он сам рисковал жизнью и воевал как подобает мужчине. Карруж мог также при всех похвастаться тем, что покинул Францию оруженосцем, а вернулся рыцарем, совершив громкие боевые подвиги. Возможно, новопосвященный рыцарь намекнул Ле Гри, что тот тоже мог получить более высокий титул, если бы не прохлаждался в тылу при дворе. Бросив всего несколько злобных и неосторожных слов в адрес оруженосца в присутствии придворных, Жан де Карруж мог легко расковырять старые раны и пробудить задремавшую было вражду.

Чтобы ни случилось во дворце графа в тот день, но встреча с Карружем видимо как-то спровоцировала Жака Ле Гри. Потому что, узнав о планах рыцаря поехать в Париж и дождавшись, когда тот покинет Аржантан, Ле Гри тайно вызвал одного из своих ближайших соратников Адама Лувеля.

Лувель, оруженосец, по слухам выполнял для Ле Гри роль сводника, знакомя его с доступными женщинами. Вероятно, Лувель довольно хорошо знал Карружа так как служил под его командованием во время кампании на полуострове Котантен в 1379–1380 годах. Ему принадлежал один из домов в деревушке Капомениль, откуда рукой подать до замка, в котором Маргарита проживала со своей свекровью. И когда Карруж отправился на восток в Париж, Адам Лувель сел на коня и помчался на запад в Капомениль, где по приказу своего хозяина должен был следить за Маргаритой и посылать ему любые новости о ней.

Почему Жак Ле Гри вдруг обратил внимание на Маргариту неясно. Жан де Карруж позже предположил, что оруженосец просто возжелал красивую юную наследницу и стал думать, как бы ему обмануть и соблазнить ее, также как он, видимо, поступал со многими другими женщинами. Хроникер же пишет, что «дьявол как странное, порочное искушение вошел в тело Жака Ле Гри, и он стал одержим мыслями о жене сира Жана де Карружа, которая, как он знал, проживала со своей прислугой практически одна».

Вероятно, Ле Гри был в числе придворных, которые надеялись обогатиться, если Карруж не вернется из Шотландии. К тому времени Ле Гри овдовел, и после встречи с прекрасной молодой женой Жана ему, возможно, стали нужны не только ее земли и замки. Или же, завладев ценным феодом, который чуть было не стал частью приданного Маргариты, он теперь хотел заполучить и ее саму.

А может быть Ле Гри руководило не столько желание заполучить Маргариту, сколько желание отомстить ее мужу. И хотя двое соперников формально помирились, оруженосец не забыл, а может и не простил по-настоящему, попытки рыцаря забрать у него Ону-ле-Фокон, конфликты с графом, в которых он сам оказался замешан, а также высказывания, полные ненависти и подозрений, которые позволял себе Карруж в его адрес при дворе. Если во время своего последнего приезда в Аржантан Карруж все же бросил оруженосцу в лицо обидные слова, Ле Гри, сытый по горло оскорблениями рыцаря, мог решиться нанести ответный удар и как можно более болезненным способом.

Долгое отсутствие Карружа и тот факт, что его жена находится поблизости, могли подсказать Ле Гри коварный план. Если бы он смог тайно затащить жену рыцаря в постель, какой бы прекрасной была такая месть, не говоря уже об удовольствии от личной победы! По началу, считая Маргариту доступной, Ле Гри собирался просто соблазнить ее. И если план изначально был плохой сам по себе, в итоге все обернулось настоящей трагедией. Имея мотив – отомстить рыцарю, и средство – соблазнить его жену, оруженосцу оставалось найти возможность.

И вскоре он получил такой шанс. В течение третьей недели января, примерно через две недели после отъезда рыцаря в Париж, госпожу Николь неожиданно вызвали в Сент-Пьер-сюр-Див, городок примерно в десяти километрах от ее замка.

Виконт Фалезский вызвал вдову на встречу с судебным исполнителем Кана Гийомом де Мовине в качестве свидетеля в судебном разбирательстве. Встреча была назначена на 18 января 1386 года. Поездка в Сент-Пьер, дела и обратная дорога заняли бы у госпожи Николь минимум полдня.

Когда пришла повестка в суд, Адам Лувель уже был в Капомениле, где следил за замком из своего дома и посылал хозяину любые новости о Маргарите. Узнав за несколько дней о том, что госпоже Николь нужно будет уехать из Капомениля, он сразу же отправил весточку Жаку Ле Гри.

Ранним утром в четверг, 18 января, Николь покинула Капомениль. Хотя до Сент-Пьера и обратно предстояло проехать всего меньше 18 километров, и вдова уезжала не на весь день, она все же решила, чтобы ее сопровождали почти все домашние слуги. По непонятным причинам вдова взяла с собой даже ту служанку, которую рыцарь настоятельно просил ни на шаг не отлучаться от Маргариты на все время его отсутствия. Таким образом Маргарите предстояло провести большую часть дня в замке в одиночестве. По имеющимся сведениям, с ней оставили только одну служанку, и та не всегда находилась рядом с госпожой.

Вскоре после того, как Николь уехала из Капомениля в четверг утром, в тяжелую входную дверь замка громко постучали. Греясь у камина в комнате наверху, Маргарита услышала стук и удивилась. В дверь продолжали стучать, и тогда, накинув поверх платья подбитый мехом плащ, она спустилась вниз посмотреть, кто пришел. Войдя в главный зал, она осторожно приоткрыла створку на небольшом решетчатом окне в массивной деревянной двери и вздрогнула. На нее смотрело лицо мужчины. Маргарита узнала его. Это был Адам Лувель.

– Что случилось? – спросила Маргарита.

– Здесь очень холодно, моя госпожа, – ответил Адам, – впустите меня погреться, я вам все расскажу.

Маргарита знала Адама, поскольку он жил по соседству и одно время служил под командованием ее мужа. Испытывая скорее раздражение, а не испуг от незваного гостя, она согласилась. Подняв железный засов, она толкнула тяжелую дверь и впустила гостя. Потом она захлопнула дверь, но забыла запереть ее.

Адам осмотрелся словно искал огонь, чтобы согреться. Увидев, что Маргарита даже не шелохнулась чтобы пригласить его в дом, он перешел к делу.

Лувель сказал, что пришел поговорить с ней насчет неоплаченной ссуды. Он знает, что срок выплаты 100 золотых франков, которые он одолжил у сира Жана, давно истек, но не мог бы рыцарь продлить срок погашения. Не будет ли госпожа Маргарита так любезна попросить об этом сира Жана от имени Адама?

Маргарита ничего не знала о займе и финансовых делах и крайне удивилась, что Адам решил говорить об этом с ней и особенно теперь, когда муж был в отъезде.

Она было собиралась что-то ответить, но Адам неожиданно сменил тему разговора.

– Между прочим, Жак Ле Гри просил меня передать вам, что он восхищен вами, – сказал Адам, – оруженосец страстно любит вас. Он сделает для вас все что угодно и очень хочет поговорить с вами.

Встревоженная такой неожиданной сменой темы разговора, Маргарита сказала, что не желает видеть Жака Ле Гри и говорить с ним, а Адаму стоит прекратить выпрашивать у нее расположение для своего хозяина. Разговор ей был очень неприятен, и Адам видел это.

И тут не закрытая на засов входная дверь распахнулась, и в зал ворвалась струя морозного воздуха. Маргарита в страхе обернулась и увидела Ле Гри собственной персоной.

Войдя в зал, оруженосец сбросил свой обрызганный грязью плащ на скамью. На его поясе блеснул кинжал. Он пошел к испуганной Маргарите. Увидев, что она в страхе отступила, он остановился и улыбнулся.

– Сударыня, – начал он, – как вам уже сказал мой слуга, я люблю вас больше, чем кто-либо и сделаю для вас все что угодно. Все, что у меня есть, – ваше.

Услышав эти слова от самого оруженосца, Маргарита еще больше насторожилась. Она призвала все свое хладнокровие и предупредила Ле Гри, что ему не следует с ней так разговаривать.

Как только Маргарита ясно дала понять, что обольстить любовными признаниями ее не удастся, оруженосец решил применить силу. Рослый и сильный, Ле Гри подошел к Маргарите, схватил ее запястье и усадил рядом с собой на скамью. Женщина попыталась высвободиться, но он еще сильнее сжал ее руку.

Не имея возможности отстраниться, Маргарита сидела рядом с оруженосцем, чувствуя на своем лице его горячее дыхание. Она в ужасе слушала Ле Гри, который говорил, что знает обо всех денежных затруднениях ее мужа. С многозначительной улыбкой, от которой ей делалось тошно, он обещал щедро вознаградить ее и помочь семье Карружа поправить финансовое положение, если только она не откажет ему.

По слухам, откровенное предложение денег за интимную близость было обычной тактикой Ле Гри. Но с Маргаритой этот номер не прошел.

И хотя Ле Гри не отпускал ее от себя, а она была ужасно напугана, Маргарита ответила ему, что ей нет дела до его денег и она никогда не покорится его воле. Она снова попыталась освободиться от его мощной хватки.

Видя, что уговоры не действуют, оруженосец оставил всякие попытки убедить Маргариту. Он больше не улыбался, его лицо сделалось диким и злым.

– Вы пойдете со мной наверх, хотите вы этого или нет, – пригрозил он и сделал знак Лувелю, который поспешил закрыть дверь на засов.

Теперь у Маргариты не осталось никаких сомнений в их злых намерениях. Тщетно пытаясь вырваться из их грубых рук, она в ужасе стала кричать и звать на помощь.

– Haro! Aidez-moi, Haro![12]12
  Средние века слово haro употреблялось в Нормандии как крик о помощи, как призыв к блюстителям порядка задержать нарушителя. Позже это выражение распространилось и на другие области Франции. Согласно законам того времени, любой человек, оказавшийся в опасности или подвергшийся нападению, должен был кричать haro.


[Закрыть]

Но никто не слышал отчаянных криков Маргариты. Или по крайне мере никто не пришел ей на помощь. Николь забрала с собой в поездку всех слуг. Толстые стены замка и закрытая на засов дверь заглушили крики Маргариты, в ближайшей деревне никто ничего не слышал, тем более что суровой зимой все старались сидеть по домам.

Злоумышленники даже не пытались заставить женщину замолчать, словно были уверены, что ее никто не услышит. Они потащили Маргариту к лестнице. В отчаянии она изо всех сил вцепилась в тяжелую деревянную скамью, но вдвоем Ле Гри и Лувель сумели разжать ей руки и потащили к лестнице.

Женщина продолжала сопротивляться и в какой-то момент ей удалось вырваться. Она упала на твердый каменный пол и выпалила своим обидчикам, что расскажет обо всем мужу, и тот с друзьями отомстит за нее.

В ответ Ле Гри лишь резко дернул ее за руку чтобы поднять с пола, а Лувель схватил сзади за талию. Вместе они силой заставили ее подняться наверх по каменной лестнице, пока она продолжала кричать и вырываться.

Когда они наконец затащили женщину наверх, Лувель помог хозяину затолкнуть ее в ближайшую комнату. Затем он закрыл дверь, оставив оруженосца с Маргаритой в комнате одних.

Стоило Ле Гри наклониться расшнуровать сапоги, Маргарита побежала к окну и, отчаянно пытаясь открыть его, стала звать на помощь. Оруженосец бросился за ней. Маргарита побежала к двери на противоположном конце комнаты, надеясь, что ей удастся скрыться и забаррикадироваться с другой стороны.

Но Ле Гри несколькими широкими шагами пересек комнату. Он обежал вокруг кровати и преградил женщине путь к освобождению.

Схватив Маргариту за руку, Ле Гри потащил ее к кровати и резко бросил на нее. Он прижал ее лицом вниз и держа за шею одной рукой, другой расшнуровал обувь, ослабил ремень и спустил чулки. Маргарита отбивалась руками и ногами, и тогда Ле Гри схватил ее за горло еще сильнее. Женщина уже с трудом могла дышать, и ей казалось, что Ле Гри вот-вот сломает ей шею.

Нависнув над Маргаритой, Ле Гри откинул в сторону ее плащ и стал стягивать с нее платье. Но стоило ему отпустить ее шею, она, чувствуя, как он нависает над ней, снова стала вырываться так сильно, что он больше был не в силах приструнить ее. Никогда еще оруженосец не встречал такого отпора от женщины.

Грязно ругаясь, он позвал на помощь своего сообщника.

– Лувель!

Дверь распахнулась, и Лувель вбежал в комнату.

Вместе они схватили Маргариту за руки и за ноги и уложили на кровать лицом вниз.

Маргарита сильно ослабла после такой тяжелой борьбы и чувствовала, что ее силы на исходе. Двое злоумышленников привязали свою непокорную жертву к кровати веревкой или полосками материи. Их они либо предусмотрительно принесли с собой, либо нашли прямо в комнате.

Но Маргарита все равно продолжала кричать и звать на помощь, и тогда Ле Гри пришлось ей заткнуть рот своей кожаной шапкой. С кляпом во рту, Маргарите стало трудно дышать. Изнуренная долгой борьбой со своими мучителями, она почти задыхалась и чувствовала, как силы покидают ее все быстрее и быстрее.

Лувель стоял рядом на страже, Маргарита продолжала сопротивляться как могла даже привязанная к кровати и с кляпом во рту, оруженосец же совершал над ней грязное насилие, утоляя свое желание против ее воли.

Когда все закончилось, Ле Гри приказал своему сообщнику освободить Маргариту. Лувель, который все это время находился в комнате, подошел к кровати и развязал женщину. Он аккуратно собрал все веревки или полоски материи, которым они с Ле Гри связали свою жертву.

Маргарита осталась лежать на кровати, тихо плача и прижимая к себе скомканные одежды.

Когда Ле Гри застегнул ремень и зашнуровал сапоги, он поднялся и подошел к кровати чтобы забрать свою шапку. Та все лежала там мятая и влажная от губ Маргариты.

Пристально посмотрев на Маргариту, оруженосец расправил шапку и хлопнул ей себя по бедру.

– Сударыня, если вы расскажете кому-нибудь о том, что здесь произошло, вас ждет бесчестие. А если об этом узнает ваш муж, он может вас убить. Ничего не говорите, и я тоже буду молчать.

Маргарита потупила взор и ничего не ответила. Наконец, после долгой паузы, она с трудом вымолвила.

– Я буду молчать.

Едва заметный взгляд облегчения пробежал по лицу оруженосца.

И тут Маргарита подняла глаза и с ненавистью посмотрела прямо в глаза Ле Гри.

– Но не так долго, как вам хочется, – горько добавила она.

Оруженосец презрительно посмотрел на нее.

– Не играйте со мной в эти игры, Маргарита. Вы здесь одна, а у меня есть свидетели, которые поклянутся, видели меня сегодня в другом месте. Не сомневайтесь – я замел следы!

Тут он снял с пояса маленький кожаный кошелек, содержимое которого мягко звякнуло у него в руке.

– Вот, – сказал он, бросив кошелек с монетами на кровать Маргарите.

Онемев от изумления, Маргарита посмотрела заплаканными глазами на Ле Гри.

– Мне не нужны ваши деньги! – воскликнула она. – Я хочу справедливости, и я ее добьюсь!

Схватив кошелек, она бросила им в оруженосца. Кошелек упал к его ногам.

Ле Гри ничего не ответил. Он поднял кошелек, засунул его себе обратно за пояс и стал натягивать перчатки.

Теперь заговорил Лувель:

– Позвольте мне ударить ее, сир, пусть еще лучше запомнит, что вы сказали.

Но тут Ле Гри резко развернулся и со всей силы ударил Лувеля по лицу кожаной перчаткой, оцарапав ему щеку до крови. Ошарашенный, Лувель стоял, схватившись за щеку.

– Не смей прикасаться к ней! – рявкнул Ле Гри.

Больше не говоря ни слова, он подошел к двери, распахнул ее и вышел. Не глядя на Маргариту, Лувель тихо вышел из комнаты вслед за своим хозяином.

Пребывая в состоянии сильного потрясения, Маргарита не в силах была подняться с кровати. До нее донеслось эхо шагов ее мучителей, пока те спускались вниз по лестнице.

Потом стало слышно, как на тяжелой двери внизу отодвинули засов, дверь открылась и с грохотом захлопнулась. Раздался хруст сапогов по гравию во дворе, прямо у нее под окном.

Наконец, звуки стихли, в замке воцарилась полная тишина, женщина снова осталась одна.

Сегодня люди часто представляют Средние века временем беззаконья, когда изнасилование было обычным явлением и едва ли считалось преступлением. Это правда, что в те времена жертвы изнасилования иногда были вынуждены выходить замуж за своих насильников, а те таким образом спасали себе жизнь, соглашаясь жениться на своих жертвах. Изнасилование в браке не рассматривалось как преступление, поскольку у жен был супружеский «долг» перед мужьями. Девушек, которым исполнилось всего двенадцать лет, выдавали замуж за мужчин в несколько раз их старше, и те были в праве требовать от них исполнения их сексуального долга. Женщины часто становились жертвами насилия во время войн, как, например, представительницы французской знати, которых насиловали мародерствующие крестьяне во время массового восстания в конце 1350 года и бретонские монахини, которые стали жертвами английских солдат в 1380 году.

Но средневековый свод законов и записи судебных процессов того времени говорят о том, что изнасилование считалось тяжелым преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Французское законодательство, включая Нормандию, обычно основывалось на римском праве, согласно которому изнасилование – то есть принудительный половой акт вне супружества – каралось смертной казнью[13]13
  В то время слово «изнасилование» (raptus) могло означать как «принудительный половой акт», так и связанное с ним преступление, такое как «похищение».


[Закрыть]. Филипп де Бомануар, французский правовед, живший в XIII веке, утверждает, что наказание за изнасилование предусматривалось такое же, как за убийство или измену, а именно виновного следовало «протащить по улицам и вздернуть на виселице».

Даже во время войны командующие старались приструнить воинов. Например, в 1346 году, когда английские солдаты захватили Кан, им под страхом смертной казни было приказано не причинять вреда женщинам в городе, хотя многие пренебрегали этим предупреждением.

В обществе отношение к изнасилованию сильно варьировалось. Придворные поэты прославляли рыцарей как защитников женской чести, а среди феодальной аристократии изнасилование благородной дамы считалось преступлением преступлений.

В то же время во многих поэмах и повествованиях рыцари между делом лишали невинности девиц низкого происхождения, которые попадались им на пути, а английский король Эдвард III предположительно надругался над графиней Солсбери в 1342 году. Сейчас эта история оспаривается, но в то время многие в нее верили. В Средние века лишь немногие женщины имели возможность выступить против идеи о том, что женщинам даже нравится, когда их берут силой. Кристина Пизанская в своей «Книге о граде женском» (1405 год) написала, что женщины «не получают абсолютно никакого удовольствия от насилия. В действительности насилие для них самое страшное горе».

Преследование и наказание за это преступление часто зависело от социального происхождения жертвы и политического влияния. Во Франции женщин, признанных виновными в нетяжких преступлениях, например, в краже, часто приговаривали к смерти, в то время как многие мужчины, виновные в изнасиловании, отделывались штрафом – компенсацией, которую часто выплачивали не самой жертве, а ее отцу или мужу. Изнасилование считалось не столько сексуальным преступлением в отношении женщины, сколько имущественным в отношении ее опекуна мужского пола. Судебные записи говорят о том, что среди обвиненных в изнасиловании число служителей церкви было несоизмеримо большим, и они часто избегали серьезного наказания, пользуясь «привилегией духовного звания». В таком случае их дело рассматривала церковь, а не светский суд.

Обстоятельства преступления, в том числе частое отсутствие каких-либо свидетелей, часто делало обвинение в изнасиловании трудно доказуемым в суде общего права. А во Франции, женщина, ставшая жертвой изнасилования, независимо от ее социального происхождения, не могла выдвинуть обвинение без содействия мужа, отца или опекуна. Многие жертвы, которым их обидчики угрожали позором и бесчестием, предпочитали молчать, нежели рисковать своей репутацией или репутацией семьи, предавая преступление огласке. Поэтому если теоретически изнасилование считалось тяжелым преступлением, за которое закон предусматривал суровое наказание, на практике оно часто оставалось безнаказанным и просто замалчивалось.