Текст книги "Кольцо Пяти Драконов"

– Будет сделано. Элевсин кивнул.

– Знаю. – Он залпом допил бокал и провел командующего через узкую сводчатую дверь. Они оказались на отделанной золотистым мрамором широкой веранде, выходящей на розовый сад регента. Лазурное небо на горизонте приобрело золотистый оттенок, и над головой появилось облако, предвещающее хорошую погоду. Некоторое время Элевсин стоял возле ажурной балюстрады, глядя вниз и глубоко дыша. Он сложил руки за спиной, но стоял совершенно прямо, словно кхагггун, а не баскир. Неспешным оценивающим взглядом окинул все уголки сада: разнообразные ползучие звездчатые розы с ароматными цветами, глянцевые листья и древесные стебли без шипов.

– Как здесь покойно, Киннний. И как глубоко радует этот покой.

Киннний Морка не смог найти подходящих слов – и потому промолчал. Регент продолжил:

– Мы привыкли, что единственная опасность исходит от других рас, от неожиданных встреч. Теперь я вижу, что, если мы не будем очень осторожны, наша собственная история вполне может отхватить кусок наших интимных мест. Времена меняются. Дурные знамения...

– Знамения! – Киннний Морка откровенно сплюнул. – Это все кундалианская болтовня. Я не верю в знамения. Я верю в войну, в статистику. С тех пор, как вы наследовали своему отцу, активность Сопротивления в Аксис Тэре упала на восемьдесят процентов.

Элевсин Ашера улыбнулся.

– Подобно вашей угрозе применить силу, Киннний, знамения существуют. Джийан показывала мне. И эти знамения говорят о великих переменах.

Киннний Морка хмыкнул. Спокойствие регента казалось строй-генералу почти зловещим. Неожиданно он ощутил, как его переполняют чувства.

– Простите ворчание старого кхагггуна, регент. Я не хотел обидеть...

– Я не обижаюсь, друг мой. Но боюсь, что если мы не будем крайне бдительны, то обречены на повторение самых тяжких ошибок.

Снова неуютное молчание.

– Я упомянул о знамениях, ибо хочу, чтобы вы были настороже...

Внезапно Элевсин умолк, напрягшись всем телом. Окумммон зажужжал каким-то неописуемым звуком: песня/не-песня, которая плескалась на самой грани слышимости, вроде океана у основания дамбы. Стало неестественно тихо и неестественно жарко. Капля пота расцвела, как ночной цветок, на черепе Киннния Морки, стекла по глубокой складке.

Элевсин резко повернулся.

– Киннний, вам придется простить меня.

– Н'Лууура, это же Призывание! – Киннний Морка плеснул в себя остатки мутного раккиса и поставил бокал на балюстраду. По саду разнесся звон. – Я сам провожу вас в Храм Мнемоники, регент.

Элевсин отрывисто, почти рассеянно кивнул.

Двое мужчин молча вернулись в приемную, прошли мимо стоящих на часах хааар-кэутов, мимо служанок и слуг, мимо служащих аппарата регента. В знак уважения все наклоняли головы налево. Тени бежали по коридорам, по большим и маленьким комнатам, по островкам солнечного света, по клочкам побледневших теней на белом мраморе и наконец через высокие великолепные ворота из зеленого, как море, шанаита и золотистого жадеита.

Киннний Морка с облегчением покинул построенный инопланетянами дворец, где ему всегда бывало не по себе. Он ни за что не признался бы в этом, но тишина, которую регент называл покоем, давила ему на плечи. Словно чьи-то глаза оценивали его движения, решали его судьбу на каком-то невидимом суде по какому-то непостижимому для него закону.

Они сели в одноместные катера на воздушной подушке и понеслись по городу на высоте двадцати трех метров.

Когда в'орнны захватили Аксис Тэр, гэргоны расположились в комплексе зданий, где прежде находился монастырь Слушающей Кости, главное религиозное святилище рамахан. Это стало страшным и жестоким потрясением для кундалиан – потрясением, которое, по мнению Элевсина, было рассчитано по крайней мере до последней десятичной дроби. Гэргоны были мастерами по унижению и причинению боли – и физической, и психологической.

– Не знаю, как вам удается... – произнес Киннний Морка, когда они приземлились перед Храмом. – Если бы меня Призвали к гэргонам, мои интимные места тряслись бы, как у старого в'орнна.

Регент улыбнулся:

– И это говорит доблестный кхагггун, сражавшийся в Первой Волне на Аргггеде-3, убивший девятнадцать краэлов в битве на Йесссии, двадцать четыре звездных цикла защищавший анклав гэргонов на Фаресее Главном и, по слухам, встречавшийся лицом к лицу с центофеннни?

– Это инстинкт, регент. Каждый раз, когда я слышу гэргонов, у меня кровь стынет в жилах.

– Я всегда говорил, что у вас превосходные инстинкты, Киннний.

С этими словами регент Элевсин гордо вошел в сводчатый портал бывшего монастыря Слушающей Кости.

В'орннский Храм Мнемоники стоял в Западном квартале на вершине единственного в городе холма. До появления в'орннов в этом районе жили влиятельные кундалианские семьи. К своему удивлению, в'орнны обнаружили, что дома здесь не больше домов в других частях города. Эта совершенная симметрия противоречила в'орннским представлениям об иерархии и общественном положении. После того как кундалиан перебили или выселили, туда въехали самые богатые баскиры, перестроив и отремонтировав дома в соответствии со своим положением в в'орннском обществе.

Серьезные изменения в восхитительной инопланетной планировке города не нравились Элевсину, ибо он видел кундалиан в совершенно ином свете, чем прочие в'орнны. Но в конце концов, он, кажется, в слишком уж многих отношениях не подходит к довольно жесткому в'орннскому стандарту. Удивительно, что гэргоны выбрали регентом именно его. Стогггул был бы очевидным, предсказуемым выбором. С другой стороны, напомнил себе Элевсин, гэргоны редко поступают предсказуемо. Не то чтобы он, Элевсин Ашера, не годился в регенты. В сущности, как раз наоборот. Но то, что гэргоны терпели – иногда даже поощряли – его идущие вразрез с традициями идеи, было загадкой, разрешить которую он даже не надеялся.

Элевсин прошел в ворота и сразу оказался внутри Портала, погрузившись в туманный сумрак, светящийся, как морская раковина. Он бывал здесь достаточно часто и знал, что делать. Впрочем, в глубине души что-то по-прежнему дрожало, хотелось с пронзительным криком бежать назад, к вечернему солнцу, где терпеливо ждал Киннний Морка.

Элевсин заставил себя идти, не глядя по сторонам. Послышался громкий стон – так стонет ветер, когда буря усиливается. Элевсин шел вперед – не только потому, что того требовал долг регента, но и потому, что знал: это часть испытания. Каждый раз портал выглядел и ощущался по-новому. Каждый раз во время Призывания его поджидали новые ужасы. “Гэргонам нравится наблюдать за тобой, – сказал он себе. – Гэргоны перегоняют твой страх, заваривают его, как вино нумааадис. Возможно, это какая-то извращенная игра, возможно, они хотят лишний раз показать мне свое превосходство, чтобы я никогда не забывал свое место, никогда не переступал установленных ими границ”.

Темно. Сильно кружится голова. Элевсин смертельно боялся высоты. В четыре года он упал с подоконника, пока мать занималась рисованием. Отец разъярился тогда настолько, что выгнал ее из всех хингатт на планете. Элевсин больше никогда ее не видел; ребенка воспитала любовница отца, тускуптун, которая держала его в строгости и никогда не позволяла забираться на подоконник.

Взвыл ветер, и регент сделал ошибку: посмотрел под ноги. Пол был далеко внизу. Элевсина пробил холодный пот. “Это только сон, только видение из твоего собственного кошмара”. Сердце колотилось в груди, хотелось сплюнуть, пульс бился неровно. Он замер, три раза глубоко вздохнул. Желание повернуться и бежать давило буквально физически. “Я – это я. Я на Кундале, в Западном районе Аксис Тэра, в Портале Храма Мнемоники. Пусть гэргоны управляют моими чувствами, но они не управляют разумом”.

Элевсин вытер влажные ладони о брюки и пошел дальше. Разум громко протестовал, уверенный, что падение неминуемо. Регент шел напряженно, осторожно, не отклоняясь ни влево, ни вправо. И с каждым шагом страх уменьшался. Он не упал. Благодарение Энлилю, он не упал!

Высоко в небе появились звезды и холодная голубая луна размером с пятнистое солнце Кундалы. Элевсин, бредущий по дюнам кварцевого песка, узнал эту луну. Это была луна ночного неба Корпиона-2. Впереди виднелись огромные покосившиеся врата подземного мира.

“Войди, – прозвучал приказ. Голос, казалось, раздайся прямо в голове, хотя Элевсин знал, что на самом деле голос исходит из окумммона. – Время Призывания близко”.

Если это действительно Корпион-2, Элевсин знал, что его ждет. На левом плече у него багровел глубокий шрам. В подземном мире обитало тринадцать видов хищников – по крайней мере столько в'орнны занесли в каталог, – и каждый из этих видов был смертоноснее предыдущего. Добыть шип-камень было настоящим подвигом, и он заплатил за это. Восьминогий ящер-бритвозуб отхватил фунт плоти, несмотря на боевые доспехи.

Покосившийся Портал закрыл звезды, потом луну. Памятная вонь атаковала ноздри, желудки сжались в тяжелые комки. Дурное это место – подземный мир.

– Почему в'орнны пришли сюда, регент?

Элевсин остановился, вгляделся. Тусклый свет был красноватым из-за мелкой, удушающей пыли пещер.

– К чему вы стремились?

Перед ним неясно вырисовывалась какая-то фигура.

– Вы не смогли победить обитателей подземного мира, а шип-камень для вас бесполезен.

Дурно пахнущий бритвозуб стоял, прислонившись к скале, и посматривал на регента, скаля треугольные зубы, специально предназначенные, чтобы отрывать плоть от костей.

– И однако вы пришли. Почему, Ашера Элевсин? Элевсин понял, что перед ним не бритвозуб с Корпиона-2. И вообще не хищник. Только гэргоны использовали древнюю форму обращения, ставя фамилию перед именем.

– Потому что должны, – ответил он.

Ящер повторил этот ответ, растягивая каждое слово, словно смакуя.

– Да. Очень хорошо. Думаю, ты прав. – И через мгновение бритвозуб растаял, как дым. Перед Элевсином стоял гэргон.

– Призванный, я пришел к вам, дабы слышать и служить, – произнес Элевсин ритуальное приветствие.

Вместо того чтобы завершить ритуал, гэргон шагнул к нему.

– Ты знаешь меня, регент?

Элевсин всмотрелся сквозь искусственно созданную дымку.

– По-моему, вы – Нит Сахор. Я представал перед вами на прошлом Призывании.

– Верно.

– Еще ни разу один и тот же гэргон не Призывал меня дважды.

– Ты уверен, регент? Ты же знаешь, мы способны изменять облик.

Элевсин облизнул губы.

– Я что-то слышал об этом.

Неподвижность Нита Сахора пугала. Он был, пожалуй, на добрый метр выше Элевсина и закутан в какое-то черное пальто с кисточками. Сапфировые зрачки сверкали, как звезды; гэргон не поворачивал головы, но при этом, казалось, не отрывал глаз от собеседника. А его голова! От затылка до основания массивной шеи в кожу была вживлена видимая сетка терциевых и германиевых цепей. Никто не знал, рождались ли гэргоны такими, или же это результат какой-то жуткой операции.

– Скажи-ка, регент, ты служишь гэргонам?

– Да, Нит Сахор. Я во всем служу их желаниям и нуждам.

– Да уж.

– Вы мне не верите?

– Не верю, регент. Ты уложил в свою постель кундалианку. Ты позволяешь ей поклоняться их Богине, делать какие-то зелья и припарки, шептаться с тобой, когда спускается тьма и официальные государственные дела заканчиваются. – Лицо Нита Сахора было непроницаемо. – Вдобавок ты тайно сговариваешься со свор-командиром Реккком Хачиларом предупреждать кундалианское Сопротивление о наших охотничьих вылазках. – Он скрестил массивные руки на равно массивной груди. – Ты отрицаешь все это, регент?

– Кто обвиняет меня? Прим-агент Стогггул?

– Отвечай на вопрос, регент!

Нит Сахор не повысил голос, не шевельнул ни единым мускулом. Однако Элевсин подскочил, получив укус перевозбужденных электронов, поступивший через окумммон на нервы руки.

– Я ничего не отрицаю, – сказал он спокойно. Еще одно испытание... наверное. – Все это правда.

– И в этих вопросах ты видишь волю гэргонов?

– Вы никогда не запрещали мне связь с Джийан. Или дружбу с Реккком Хачиларом и Хадиннном СаТррэном.

– И снова предлагаю тебе ответить на мой вопрос. Элевсин напомнил себе не смотреть на окумммон. Он чувствовал, как напряглись мускулы, и ему хотелось расслабиться.

– Мне приятно быть с ней. Ей тоже приятно, и, таким образом, мне приятно вдвойне.

– А свор-командир?

– Все Товарищество знает?

– Тебя бы здесь не было; ты не был бы регентом, если бы это было так.

Элевсин перевел дыхание.

– Реккк Хачилар, Хадиннн СаТррэн и я – единомышленники в том, что касается кундалиан.

– Значит, утверждая, что во всем служишь нашим желаниям и нуждам, ты лжешь.

– Только если вы так считаете, Нит Сахор.

Наступило молчание. Искусственный ветер завывал в пещерах, искусственные движения искусственных хищников эхом отдавались от искусственных каменных стен. Нит Сахор поднял руки, и подземный мир Корпиона-2 исчез.

– Не считаю, регент. Вот почему ты Призван ко мне. Они были в Храме Мнемоники. За изящным тройным сводчатым окном сгущались сумерки, доносились знакомые запахи Кундалы. Судя по всему, раньше здесь было святилище, ибо на каждой секции стены красовалось изображение одного из Пяти Священных Драконов кундалианской культуры. Знаменательно, что Нит Сахор не закрыл их в'орннскими скульптурами. Также знаменательно, что гэргоны сохранили всю старую кундалианскую мебель. О в'орннах напоминала лишь белая овальная клетка, в которой сидел прекрасный многоцветный тэй. Когда регент пошевелился, птица перестала чистить клювом перья и уставилась на него золотым глазом.

– Хорошо вернуться на Кундалу, – сказал Элевсин.

– Любопытно, – сказал Нит Сахор. – Я думал о том же. – Гэргон поднял руку, окутанную странной металлической сеткой, о которой ходило много страшных слухов. Элевсин старался не смотреть на него. – Вольно, регент. Ты мой гость.

Элевсин не знал, чему удивляться больше: наличию кундалианской мебели или словам Нита Сахора.

– Простите мою растерянность. Я еще никогда не бывал гостем гэргонов.

– Возможно, просто потому, что мы никогда прежде не говорили с тобой.

Элевсин поднял голову.

– Это шутка?

– Разве гэргоны шутят?

– Понятия не имею, – признался Элевсин. Элевсин смотрел на гэргона, и у него сложилось четкое ощущение, что это Призывание будет необычным. Прежде он просто докладывал о текущих делах, его засыпали резкими, трудными вопросами, отдавали приказы, подлежащие выполнению, и быстро отпускали. Шутить с гэргоном было для него определенно ново.

Словно для закрепления этого хода мыслей Нит Сахор произнес:

– Регент, я хочу, чтобы ты сказал мне о желании.

– Желании?

– Именно.

Элевсин изо всех сил старался уследить за странными поворотами этого Призывания.

– Едва ли я подхожу, чтобы говорить гэргону...

– О, вполне подходишь, регент. В высшей степени подходишь. – Нит Сахор дотронулся пальцем до широкого металлического браслета на правом запястье. – Но, возможно, ты подозреваешь меня в неискренности. – Он поднял окутанную кольчугой руку, предвосхищая ответ Элевсина. – Ты знал, регент, что гэргоны – ни мужчины, ни женщины?

– Ни... – Элевсину показалось, что его рот набит кремнием.

– Мы – и то, и другое.

– Я... я не знал, Нит Сахор.

– Разумеется, не знал. Эту тайну мы храним. По существу, желание... чуждо нам всем... по крайней мере почти всем. Иногда – очень редко – случаются неожиданные и необъяснимые генетические мутации. – Нит Сахор явно ожидал откровенности за откровенность. Он задумал простой обмен – любой баскир должен был клюнуть на это.

Элевсин отчаянно пытался понять, говорит ли гэргон правду, или просто хитрит, чтобы заставить регента потерять бдительность. У Нита Сахора много возможностей получить нужную информацию. И выбрал он, несомненно, самую поразительную. Зачем бы гэргону признаваться в столь интимных вещах? Почему гэргон с такой готовностью выдает секрет? Именно секреты создавали вокруг гэргонов ореол таинственности, давали власть над другими кастами – Великими и Малыми одинаково. Неужели Нит Сахор настолько доверяет ему? Как узнать?

– Видимо, под желанием вы имели в виду мое отношение к Джийан.

– В известном смысле. Я имел в виду – к кундалианам. Острый разум Элевсина отметил, что гэргон не произнес слова “женщина”. Наконец-то зацепка. Он выбрал прекрасное кундалианское кресло из аммонового дерева и сел.

– Тебе удобно? – Нит Сахор сел в такое же кресло.

– Вполне.

– Мне тоже.

Ну вот, наконец, понял Элевсин. Причина этого Призывания. Почему-то гэргону нужен откровенный разговор о кундалианах.

– Иногда, – сказал он, – мне хочется вырваться из Аксис Тэра.

– Почему?

Элевсин пристально глянул во внушающее ужас загадочное лицо и сказал себе: “В Н'Луууру все это”.

– Слишком много в'орннов. Честно признаться, меня тянет в Дьенн Марр, хочется походить среди кундалиан, узнать их жизнь.

– Их тайны, – сказал Нит Сахор. – Мы, гэргоны, торгуем секретами.

– Разве не потому мы скитаемся по межзвездному пространству вместо того, чтобы найти новый дом, не потому преследуем другие расы – чтобы вы могли впитать их тайны в надежде, что в один прекрасный день вам откроется секрет жизни?

– Твоя горечь похожа на сетчатую рубашку на лооорм, регент. – Нит Сахор подался вперед, упер локти на коленях, переплел пальцы. – Жизнь и смерть – вечные близнецы. Мы связаны с ними. И ты знаешь это, не так ли?

Элевсин с трудом отвел взгляд от ужасающих звездно-сапфировых глаз.

– Да, – с трудом выдавил он.

– Тогда ты знаешь, как важны наши поиски для свободы, чтобы найти путь из лабиринта, какой представляет известная нам вселенная. Понимаешь, регент, мы, гэргоны, чувствуем, что вселенная – это не все. Она мала для нас. Мы стремимся вырваться за пределы... мы еще не знаем, за пределы чего. Но барьеры, удерживающие нас здесь, в известном Космосе, должны пасть. Ты понимаешь нашу боль – ведь мы в заточении?

Элевсин снова овладел собой и посмотрел на гэргона.

– Кажется, да, Нит Сахор.

– Тогда расскажи мне то, что мне надо знать.

– Я не... не уверен, что у меня есть ответы для тебя. По крайней мере имеющие смысл.

– Пожалуйста, предоставь решать мне. Говори о том, что у тебя на душе.

– Ладно. – Элевсин сел прямо. Ему казалось, что он стоит на краю пропасти, и он старался не поддаваться панике. – У меня появилось особенное чувство к кундалианам. Несомненно, отчасти это результат связи с Джийан, но, как вы сами заметили, дело не только в этом. Шестнадцать лет назад я привез ее как трофей с кхагггунской охоты у подножия Дьенн Марра. Тогда она ничего не значила для меня, однако довольно быстро все изменилось.

– Как изменилось?

– Я... не знаю.

– Знаешь, регент, знаешь. Подумай.

– Ну, я... по-моему, случилось так, что я перестал думать о ней как о побежденном враге.

– И как именно это произошло?

Элевсин задумался.

– Я помню. Прошел почти звездный год с тех пор, как я привез Джийан в Аксис Тэр. Я проснулся среди ночи и пошел утолить жажду. И увидел ее в коридоре. Она стояла у открытого окна. Смотрела на Дьенн Марр. Помнится, была ночь полных лун; снег и лед на горных пиках сияли голубизной, как луна Корпиона-2. Она плакала, по щекам текли слезы, и я подумал: “Она тоскует по дому, совсем как мы”. И с того мгновения – пусть побежденная, пусть инопланетянка – между нами не стало разногласий.

– Но разногласия есть.

– Да, Нит Сахор.

– В сущности, разногласий много.

– Верно.

Гэргон шевельнул руками, на металлической сетке блеснул свет.

– По-моему, нам было бы весьма полезно ознакомиться с их разногласиями.

Элевсин напрягся.

– Она доверяет мне, Нит Сахор.

– А я доверяю тебе, Элевсин. Вот почему тебя сделали регентом.

– Вы сделали меня регентом?

– Твоего отца. Другие хотели назначить отца Веннна Стогггула.

Элевсин на мгновение задумался.

– Я не предам ее.

– Мы – твои хозяева, регент. По-твоему, разумно говорить так с гэргоном?

– Я говорю с вами, Нит Сахор.

– Я – гэргон.

– Я говорю с вами, – повторил Элевсин. Гэргон кивнул, и на сетке в черепе заиграл свет.

– Твое восприятие отмечено особенным интересом.

– По-моему, Нит Сахор, мы еще очень многого не знаем о кундалианах – и никогда не узнаем при нынешнем положении дел. Основание За Хара-ата – первый шаг в преобразовании, которое я предвижу.

– Не будь самонадеян, регент. Не тебе предвидеть преобразования.

– Вы не понимаете, Нит Сахор. Идея города пришла ко мне во сне; в удивительно ярком сне я увидел, где именно должен вырасти За Хара-ат: в центре Коррушской равнины. Позднее я путешествовал по Коррушу в обществе Хадиннна СаТррэна, который ведет дела с коррушскими племенами, и, к огромному моему удивлению, мы нашли в центре равнины захудалую деревушку. Кундалиане считают это поселение очень древним; когда мы начали копать, то обнаружили фундаменты, которым, по словам местных жителей, уже много веков.

– Слово “За Хара-ат” происходит из кундалианского Древнего наречия. Оно означает “Земля Пяти Встреч”.

– Верно. Мне кажется, За Хара-ат и был здесь. Мне кажется, это место должно быть священным.

– Наша почти исчезнувшая религия говорит о Граде Миллиона Самоцветов. Возможно, твоя мать втайне поклонялась Энлилю, богу мертвых. Возможно, когда ты был маленьким, она рассказывала тебе об этом городе; возможно, отсюда и твой сон. В любом случае гэргоны определили в'орннский путь, регент. Не забывай об этом.

– Или, может быть, За Хара-ат и Град Миллиона Самоцветов как-то связаны.

– Это потребовало бы духовного усилия, на какое способны очень немногие в'орнны. – На кончике пальца Нита Сахора вспыхнул зеленый огонек. – Но ты смог бы, не так ли, регент?

– Да. Смог бы. – Сердца Элевсина тяжело бились в груди. Остался ли след гнева в глазах гэргона? “Так трудно понять”, – подумал Элевсин. Борясь с головной болью, он потер глаза. – Мы задержались на Кундале дольше, чем на других планетах за последнее время. Почему так?

– Это дело гэргонов.

– И мое, Нит Сахор. Увеличение страданий кундалиан стало невыносимой мукой. Это мощный стимул к действию.

– Ах, регент, тебе следовало бы знать, что такие стимулы опасны. А нетерпение склонно нарушать хрупкое Равновесие.

Элевсин взглянул прямо в звездно-сапфировые глаза.

– Такова моя цель, Нит Сахор. Это очень хрупкое Равновесие необходимо нарушить. Ради блага и в'орннов, и кундалиан.

– Дурак, Равновесие – это все! – загремел Нит Сахор, поднявшись во весь рост. – Без Равновесия ничего не работает: ионы вспыхивают, нейтроны умирают, электроны сходят с ума, сама материя вселенной под угрозой!

Старый ярко-лиловый тэй завопил. Окутанная кольчугой правая рука Нита Сахора сжалась в кулак, полыхнула корона оранжевого огня. Через мгновение что-то холодное и невидимое ударило Элевсина в грудь. Его отшвырнуло назад, закрутило, понесло и больно приложило о дальнюю стену. Птица порхала по клетке, явно взволнованная.

– О, неужели я действительно занимаюсь глупостями? – Гэргон тряхнул окутанным кольчугой кулаком. – Неужели остальные правы? Неужели ты так опасен, как они считают? Неужели мое же высокомерие погубит меня?

Элевсин постепенно приходил в себя. Осторожно массируя грудь, поднял перевернутое Нитом Сахором кресло и, набравшись храбрости, сказал:

– Было бы ошибкой истребить кундалиан, как мы уничтожили столько других рас... или оставить их здесь, истощив все природные ресурсы. – Взгляд жутких звездно-сапфировых глаз впился в него, тяжелый, как грозовое небо, потом скользнул прочь, словно от чего-то незначительного. – Пора покончить с системой, которую мы установили для себя и так называемых рабских рас. Строительство За Хара-ат будет испытанием новой, лучшей системы.

– Не говори мне о За Хара-ата, – рявкнул Нит Сахор. – В Товариществе нет единодушия насчет твоего эксперимента. И верь мне, когда я говорю, что споры идут шумные.

– Товарищество еще не понимает кундалиан. Если бы они смогли увидеть, как в'орннские и кундалианские архитекторы работают вместе над планом города.

– В этом-то и проблема. Им отвратительна идея обращаться с существами низшей расы, словно с равными.

– Но, Нит Сахор, кундалиане... Гэргон поднял руку, требуя тишины.

– В одном ты прав, регент. За Хара-ат уже стал символом для кундалиан, и в этом-то вся трудность.

Нит Сахор подошел к окну и долго смотрел в него. Тишина ощутимо давила на плечи. Элевсин очень боялся Нита Сахора, однако, к собственному удивлению, еще больше его пугало близкое будущее. Если гэргоны перестанут поддерживать За Хара-ат, прим-агент Стогггул и его клика погубят все его достижения. А Элевсин интуитивно чувствовал, что все, что он делает на Кундале, правильно.

Элевсин подавил страх.

– Нит Сахор, послушайте меня. Я понимаю, как глубоко укоренена наша ксенофобия...

– Ты прав, регент. Даже гэргоны подвержены высокомерию, – сказал Нит Сахор. – Высокомерие не дает нам увидеть истину, не так ли?

– Мне кажется, да, особенно в этом случае, ибо, помимо прочего, есть одна-единственная непреодолимая причина, почему мы должны позволить За Хара-ату существовать.

Он ждал, уставившись на спину гэргона, но ответом было молчание. Значит ли это, что можно продолжать? Элевсин глубоко вздохнул, четко сознавая, что судьба За Хара-ата и всех, вовлеченных в планирование и строительство, висит на волоске. Он подошел к участку стены, украшенному зеленым, как море, драконом, поднимающим стилизованную волну.

– Это Сеелин, Священный Дракон Преобразования. Кундалиане твердо верят, что общество не развивается медленно, а скорее прыгает вперед в короткие, яростные периоды преобразования.

– Хаос, – выдохнул Нит Сахор. Сердце Элевсина подпрыгнуло.

– Да, Хаос, только в кундалианском языке нет слова “хаос”. – Он едва мог дышать. – Разве эта их вера, по существу, не к'эоннно?

– Теперь ты осмелишься извергать на меня фундаментальную гэргоновскую Теорию Хаоса и Порядка?

– Я просто указываю, что в кундалианах может таиться больше, чем мы считаем или сейчас готовы признать.

Снова долгое молчание. Хотя все тело болело, Элевсин не смел пошевелиться. Он пытался угадать ответ гэргона по тому, как тот держится, но дело было безнадежное, и Элевсин начал мысленно оплакивать За Хара-ат, судьба которого явно ускользала из рук. “Неужели я сделал ошибку? – спросил он себя. – Что еще я мог бы предпринять?” Устав от неразрешимых загадок, он повернулся и стал смотреть на Пять Священных Драконов Миины, сила и суровый вид которых, как ни странно, всегда успокаивали его.

Наконец Нит Сахор пошевелился.

– Ты прав еще в одном, регент. Мы провели здесь сто один год, а гэргоны так и не разгадали ни тайну планеты, ни тайну кундалиан.

Надежда всколыхнулась в Элевсине. Произошел какой-то перелом, он очнулся от паралича и рискнул встать прямо за спиной Нита Сахора. Из окна открывался прекрасный вид на город и зубчатые пики Дьенн Марра на севере.

– Все, что у нас есть, это новые тайны, – продолжал Нит Сахор. – Эта планета – полная загадка для нас. На каких принципах основано кундалианское колдовство? Что находится за вероломным Дьенн Марром? На этот вопрос не могут ответить даже гэргоны. Вся наша превосходящая наука, наше изощренное телеметрическое оборудование ничего не значат здесь. Беспрестанные снежные и ледяные бури делают район в триста тысяч квадратных километров недоступным. За прошедшие годы мы послали на Неведомые Земли дюжину опытных кхагггунских команд. Как ты знаешь, никто не вернулся. Что случилось с ними? Что убило их: страшный климат, неизвестные звери, Сопротивление? Мы понятия не имеем.

Теперь о кундалианах. Кто они? Откуда пришли? Куда идут? Даже природа варваров-саракконов – загадка для нас. Есть фундаментальные вопросы жизни – те, ответы на которые мы, гэргоны, разыскиваем по всей вселенной. Без этих ответов мы слабее.

Раздражение Нита Сахора явно было связано с Элевсином. Возможно, поэтому гэргон и ударил его так. Элевсин снова невольно потер грудь.

– Я убежден, что ответ на все наши вопросы о Кундале и ее народе заключены в Жемчужине.

– Жемчужина – если она вообще существовала – была навеки потеряна в тот день, когда мы вторглись на Кундалу, – осторожно сказал Элевсин.

На лице Нита Сахора появилась загадочная улыбка.

– О, она существует, регент. Думаю, ты знаешь это не хуже меня. А если она была потеряна, ее можно найти. Мы всегда ищем новый путь для наших поисков.

Гэргон вдруг обернулся, и его тяжелый взгляд навалился на регента, как камень. У Элевсина засосало в подложечных ямках желудков.

– Чтобы найти Жемчужину, мы должны сначала открыть дверь Сокровищницы в пещерах под дворцом регента. Скажи-ка, Элевсин, ты слышал о Кольце Пяти Драконов?

– Нет.

– Тогда, возможно, мне следовало бы поговорить с Джийан.

Элевсин похолодел от страха.

– Она ничего не знает.

– Она рамахана. Она колдунья. Она пропитана знаниями об их богине Миине. Она должна знать о Кольце.

– Как, вероятно, знали десять тысяч других рамахан, на которых вы устраивали облавы последнее столетие.

– Они ничего не сказали нам. Они ничего не знали.

– Ну так приведите ее сюда, – сказал Элевсин. Во рту пересохло от страха. – Выпытайте у нее информацию.

– Ах-ах-ах, а мне-то казалось, что ты и я выше таких упреков.

Элевсин провел рукой по глазам.

– Иногда я чувствую себя стариком. Я познал слишком много жестокости, Нит Сахор. Сейчас я вижу только заговоры, тайные программы, козыри, выложенные на стол и спрятанные. Боюсь, что я – часть плана, в котором не хочу больше участвовать.

Неожиданно гэргон шевельнулся.

– Регент, дай мне руку. Элевсин замер.

– Говорят, будто прикосновение гэргона убивает. Нит Сахор протянул окутанный кольчугой кулак.

– И ты веришь в это, регент?

– Я... не знаю, – признался Элевсин.

– Эту легенду распространил я сам, – сказал Нит Сахор. – Забавная, правда?

Элевсин заглянул в глаза Нита Сахора.

– А еще говорят, будто гэргоны владеют гипнозом. Еще одна распространенная вами легенда?

– Нет. Это в общем-то правда.

Элевсин почувствовал, как еще одна волна страха пробежала по позвоночнику.

– Понимаешь, регент, это испытание... испытание твоей способности – или, может быть, желания – доверять. Я хочу иметь Кольцо Пяти Драконов, и ты должен верить, что я использую его разумно.

Элевсин облизнул губы. Во рту было сухо, как в Большом Воорге, и однако он взмок от пота.

– Нам, в'орннам, доверие дается нелегко, верно? Удивительные глаза Нита Сахора притягивали его.

– Но ты, регент, во многих отношениях не соответствуешь Модальности.

– Возможно, это испытание для нас обоих. Нит Сахор засмеялся – отвратительный звук.

– Гэргоны выше испытаний, регент.

– Вот тут вы ошибаетесь, Нит Сахор. Вы напали на меня в гневе. Это со временем я мог бы простить. Но вы угрожали человеку, которого я люблю больше всего на свете. Когда вы просите меня о доверии, вы просите невозможного.

– Я бы не причинил вреда Джийан. Я хотел напугать тебя. Возможно, я плохо рассчитал.