Текст книги "Гонщик"

21. ТРИ ДНЯ НА СМЕРТЬ

Вспомнив о том, что в видеопрокат нужно вернуть «От заката до рассвета», Ригган Брукс решил отправиться на работу другим маршрутом. Ему пришлось объехать кварталы, через которые он проезжал каждый раз, когда ехал на работу и возвращался домой. Первым делом нужно было вернуть кассету в видеопрокат, и лишь потом дёргать на работу.

Он выпил чашку кофе, куда постоянно добавлял пол-ложки какао, после чего взял кассету, накинул ранец с личными вещами и едой и вышел из дома.

Ригган ездил на бордовом «шевроле камарро» шестьдесят девятого года выпуска. Вокруг кузова на дверях и крыльях была белая рваная полоска. Многое из того, что зарабатывал Ригган, он вкладывал в автомобиль, стараясь придать своей ласточке больше шарма.

Часы показывали без двадцати девять. Видеопрокат уже сорок минут как работал, а его смена на заправке начиналась через двадцать минут. Дабы не опоздать и не выслушивать наезды своего одиозного начальника, Ригган резко ударил по педали газа едва ли не до упора, чем, как ему показалось, наверняка разбудил тех, кто решил этим утром выспаться. Его ласточка хоть и была уже в солидном возрасте, но всё же движок ревел так, как полагается настоящему зверю.

Ригган закурил, высунув при этом руку с сигаретой наружу. В такой позе он всегда чувствовал себя крутым мафиози. Но порой на него находило желание обхватить руль обеими руками и на поворотах совершать хотя бы лёгкие дрифты, уходя от вымышленного преследователя. Вообще, кино очень сильно сказывалось на настроении Риггана и его отношении к вещам. Посмотрев однажды «Лицо со шрамом», он загорелся желанием обклеить свою комнату точно такими же обоями, какими были покрыты стены в кабинете у Фрэнка Лопеса. Теперь же ему не давал покоя фильм «Грязная Мэри, сумасшедший Ларри», а точнее те сцены, где Ларри уходил от десятков полицейских машин, совершая какие-то немыслимые трюки. Даже тот факт, что финал для Ларри оказался незавидным, Риггана нисколько не останавливал. Он замечал в кино лишь самое отборное и пропускал мимо своего внимания всё то, что вгоняло его в депрессию.

Тем утром маршрут Риггана проходил через квартал, где свыше тридцати процентов домов пустовали или были давно заброшенными. Ригган мотал головой по сторонам, бросая взгляд то вправо, то влево. При других обстоятельствах, он не стал бы тормозить, но балкон одного заброшенного дома привлёк его внимание. Это был не триллер или фильм ужасов, которых Ригган пересмотрел сотни. Всё было наяву. Он до последнего надеялся, что ему всё это только кажется. Здесь никогда и никого не было. Дом был абсолютно заброшенным и вид фасада оставался неизменчивым. Он остановился, вышел из автомобиля и неуверенными робкими шагами направился к балкону дома. Подходил к дому Ригган медленнее, чем растягиваются напряжённые сцены в триллерах, а вот убегал намного быстрее своего «камарро».

Вернувшись за руль, он в спешке завёл двигатель и погнал к ближайшему таксофону.

Через двадцать четыре минуты к заброшенному дому уже подъезжали шериф, Ларри и Дженна.

Подойдя почти вплотную к трупу, Дженна почувствовала смрад разлагающейся плоти. Она прикрыла губы ладонью и в спешке спустилась с балкона, едва успев перед тем, как вырвала весь свой завтрак.

– Уже больше двух суток – сказал Ларри, изучая состояние трупа в латексных перчатках.

Шериф опознал Нила Сингера. Слова Ларри совпадали с тем фактом, что разбитый пикап Нила обнаружили на обочине три дня назад. На руле и приборной панели присутствовали пятна засохшей крови.

Труп Нила находился в деревяном кресле. Половина кожи на лице была словно содрана. Сначала было нанесено ранение после столкновения с рулевым колесом, а после двух дней простаивания на знойной жаре оставшаяся часть кожи стала понемногу разлагаться и оползать. От губ почти ничего не осталось. Гниющая кожа уже начала прилипать и просачиваться между зубами. Наружу выглядывали скулы и лобная часть черепа. Нижняя челюсть была сильно сдвинута с места. После подробного осмотра Ларри нащупал перелом в двух местах. Ещё он рассмотрел трещину на обнажённой скуле с правой стороны. Он нашёл четырнадцать открытых переломов на руках, ногах и рёбрах. Три ребра выглядывали из-под кожи, проткнув рубашку.

– Не удивлюсь, если окажется, что закрытых переломов раз в пять больше – сказал Ларри, снимая перчатки. Затем он посмотрел на Дезмонда и, глубоко вздыхая, произнёс: – В своих словах я убедился ещё сильнее. Никакой связи между трупами. Их как будто решили просто убить, а каким образом и при помощи чего – значения не имеет. Вся равно, что если бы эти смерти произошли в результате несчастного случая. Все до единой. Потому что всё выглядит именно так.

Глаза Дезмонда смотрели куда-то в сторону. Слова Ларри его почти не занимали. Шериф был занят тем, что уже выстраивал догадки.

22. СЛЕДЫ В ГЛАЗАХ ОТЦА БЕНЕТТИ

Отец Бенетти всегда был едва ли не первым человеком в Хартстоуне, который узнавал новости в приоритетном порядке. Его круг общения составляли многие и многие тысячи жителей, которые регулярно приходили в церковь, а сталкиваясь со священником на улице или где-нибудь ещё, обязательно подходили, здоровались и крали несколько минут личного времени. Чтобы узнать какую-нибудь громкую новость, отцу Бенетти не было нужды покупать местную газету. Было достаточно просто выглянуть на улицу или появиться перед прихожанами, которые сами обо всём расскажут. В этом смысле Леонардо Бенетти можно было сравнить с сервером, который собирал информацию с каждого подключённого к нему клиента, имея жёсткий диск невероятной вместимости. Если бы на месте отца Бенетти был какой-нибудь радиоведущий, то в городе не осталось бы ни одного чиха, о котором не узнал бы весь Хартстоун.

О случаях гибели жителей города отец Бенетти узнавал в течение пары часов с той минуты, как новость достигнет первого человека за пределами офиса шерифа.

За прошедшие пару дней падре сумел взять себя в руки. Даже когда ему сообщили о гибели Нила Сингера, он принял эту новость более стойко. Он бы воспринял эту смерть как и предыдущие, но отец Бенетти обладал незаурядным умом и замечал подозрительные факты там, где они имели место. Ему не было известно о том, обратили ли на это внимание шериф или кто-нибудь из его помощников. Но он решил, что в этом надо покопаться. Священник чувствовал, что во всей этой истории не так уж всё случайно и хаотично. Он чувствовал, что есть некая закономерность и логика. Достаточно лишь взглянуть под другим углом.

Но это пока что была лишь гипотеза и отец Бенетти хотел её проверить.

Он припарковался перед зданием офиса шерифа. Войдя внутрь, священник позвал:

– Есть кто?

Из-за дверного косяка соседнего помещения появилась Дженна. Падре хотел увидеть именно её, поскольку знал, что она ему точно не откажет.

Увидев его, Дженна обрадовалась. Однако её улыбка продержалась всего лишь несколько секунд. Она вспомнила, что находится на работе и предположила, что священнику срочно потребовалась помощь блюстителя закона. Она спросила с гримасой тревоги на лице:

– Отец Бенетти, что-то случилось?

Продолжая идти ей навстречу спокойным шагом, отец Бенетти ответил как ни в чём не бывало:

– Нет-нет. Всё в порядке.

Лицо Дженны ещё раз изменилось. Ей сразу полегчало.

Затем падре добавил осторожным тоном:

– Мисс Крамер, мы можем поговорить?

– Да, конечно.

Дженна пригласила священника пройти в архив, поскольку помимо неё в офисе ещё находился Гарри, который лежал на диване и пытался отоспаться после бессонницы во время ночного дежурства.

После того как Дженна закрыла дверь изнутри, он спросил в тактичной манере:

– Я могу попросить вас об одолжении, если это, конечно, возможно?

– Для вас что угодно – решительно произнесла Дженна, расставив руки по бокам.

Промедлив несколько секунд, отец Бенетти сказал:

– У вас есть в базе данных какая-нибудь информация о том доме, где обнаружили тело мистера Сингера?

Этот вопрос привёл помощницу шерифа в замешательство. Но ответила она очень быстро:

– Да. Хотите, чтобы я поделилась с вами?

– Мисс Крамер, если это невозможно, вы меня нисколько не обидите. Поэтому я, собственно, сказал с самого начала, если это только возможно.

Дженна улыбнулась и произнесла:

– Всё нормально, отец Бенетти. Это не проблема. Вам нужен только этот дом? Или что-нибудь ещё?

– Нет. Только он.

– Хорошо. Подождите меня на парковке, я выйду через пять минут.

Отец Бенетти покинул архив, отправившись на улицу, где ожидал Дженну возле своего «шевроле». Его план оказался полностью оправдан. Девушка охотно согласилась удовлетворить его просьбу. При иных обстоятельствах это можно было бы назвать злоупотреблением своим положением, однако репутация отца Бенетти была настолько незапятнанная, а намерения – чистыми, что едва ли кто-нибудь смог бы назвать это злоупотреблением со стороны Дженны.

Передавая священнику распечатку, Дженна сказала:

– На всякий случай, отец Бенетти, мы уже проверяли эту информацию. Там нет никакой связи между жертвами и местами, где их нашли. Во всех этих смертях вообще нет никакой логики. Любой серийный убийца имеет хоть какой-то почерк, который можно отследить в случае с каждой из его жертв. Но здесь нет абсолютно ничего.

Падре тут же ответил, сохраняя подозрительно спокойный вид:

– Могу обещать одно: если я что-то найду, сразу прибегу к вам.

Эти слова вызвали у Дженны безмолвный смех, заставив слегка обнажить свои ровные белоснежные зубы.

Отец Бенетти поблагодарил её и сел в «шевроле», отправившись раскрывать тайну Гонщика на чёрном «додже».

23. ПРАЗДНИК ДЛЯ СЕМЬИ

Любимым местом Сола было кресло-качалка, которое круглый год стояло на веранде. Он мог просиживать там часами, греясь под тёплыми лучами солнца или скрываясь от них под козырьком в те дни, когда погода стояла особенно жаркая. Особенно это стало заметно в последние год-два, когда суставы болели всё чаще и требовался отдых. Покачиваться на веранде и размышлять о прожитой жизни – лучшее занятие для мужчины его лет, как думал Сол. Опускаясь в кресло-качалку, Сол обязательно брал какую-нибудь газету или книгу из той стопки, которая находилась под рукой на журнальном столике. Правда, со временем чтение становилось для него всё большей проблемой. Стоило начать читать, как ко второй или третьей странице Сола начинало клонить в сон. Замечая это в прохладную погоду, кто-нибудь из внуков, Картер или Жизель обязательно приносили плед и укрывали его.

Вот и в этот день Сол уснул с газетой, которая выпала из расслабившихся пальцев. Под тенью козырька веранды он пребывал в приятном глубоком сне, который нарушило чьё-то касание. Сол почувствовал, как что-то прижалось ко лбу. Это было что-то мягкое. Он приподнял свинцовые веки и увидел, что это были губы Кайлы, которая, стоя по левую от него руку, уже прижималась к его бородатой седой щеке. По правую руку Сол рассмотрел Роджера. В этот момент они дружно произнесли:

– Сюрприз!

Когда неделю назад Жизель рассказала о том, что Роджер с Кайлой не успеют приехать к её дню рождения, больше всех расстроился именно Сол. Ему хотелось видеть всё своё потомство за праздничным столом. Для него это было самым большим счастьем. И вот теперь, когда Кайла с Роджером обрадовали его внезапным появлением, Сол крепко обнимал внуков обеими руками, даже не пытаясь встать с кресла. Он качнулся назад под лёгким давлением Кайлы и Роджера и был готов прижать их ещё сильнее, чтобы перевернуться на своём кресле-качалке. Он кричал от радости и обнимал внуков, выжимая из себя едва ли не последние силы.

На громкие голоса прибежала Жизель. Она ласково взялась за плечи сына и племянницы, сказав сквозь улыбку, которую не могла сдержать:

– Не задавите дедушку.

Первой обернулась Кайла. Жизель крепко поцеловала её в щёку и сказала, обняв:

– Умеете вы делать подарки.

На веранду одновременно буквально выпрыгнули Инесс с Ребеккой и, словно сумасшедшие, бросившись в объятия Роджера и Кайлы.

Внезапный приезд племянницы и сына для Картера должен был стать сюрпризом позднее. Он уехал с утра пораньше и предупредил, что вернётся только к праздничному ужину.

Такая встреча взбодрила Сола лучше любого электрического разряда. Они сели пить чай. Распаковывая вещи, Кайла передала Инесс подарочную коллекцию сочинений Зигмунда Фрейда. Ребекка получила новый аудиоплеер, намного компактнее того, что был у неё. У Сола появился портсигар с изображением орла и зажигалка в форме миниатюрного револьвера.

– А что для меня? – с улыбкой произнесла Жизель. – У меня всё-таки юбилей.

– Терпение – ответила Кайла.

– Подождёшь ещё, – добавил Роджер, посматривая на кухонные часы, – часиков, так, шесть.

Часика через полтора начали собираться гости. Первыми приехали сестра Жизель Айлин и её муж Саймон Тич.

– Кареглазая! – крикнула Айлин, едва переступила порог дома, когда Жизель попалась ей на глаза. Каждая их встреча напоминала встречу двух девушек, которые не вышли из подростковых лет и всё также кричали и подшучивали друг над другом.

Внешность младшей сестры мало чем отличалась от Жизель, за исключением волос – они у неё были тёмно-шоколадного оттенка и имели волнистую форму, чему Жизель всегда завидовала. Ещё одно отличие таилось в глазах Айлин, у которой на радужной оболочке присутствовали крапинки орехового цвета, что сильно сказывалось на цвете глаз. От сестры Айлин далеко не ушла и тоже посвятила себя искусству. С ранних лет занимаясь танцами, Айлин успела какое-то время поработать преподавательницей в танцевальной школе. Также с детских лет она училась играть сразу на нескольких инструментах, среди которых были рояль, саксофон и флейта; но особое внимание уделяла игре на скрипке и, выйдя замуж, уехала в Остин, где приняла участие в прослушивании на место в симфоническом оркестре, куда смогла пробиться из тридцати семи кандидатов. С тех пор Айлин участвует в концертах с полным залом и частенько гастролирует с оркестром по стране. Недавно оркестр совершил первую за четыре года поездку в Европу.

Вместе с Саймоном они приезжали в Хартстоун по несколько раз в год, что не давало сёстрам сильно отдаляться друг от друга. В браке они растили двух девочек, которых на время каникул решили отправить к родителям Саймона в Сакраменто.

– А где Картер? – спросил Саймон.

– Он будет к ужину – ответила Жизель, получая цветы из его рук.

Такая новость сильно огорчила Саймона. Со дня знакомства с Картером он считал его своим самым необычным другом. Его занимали истории, которые рассказывал Картер во время поездки на рыбалку или за игрой в карты. Ему бы никогда и в голову не пришло, что сельское хозяйство может быть настолько нескучным занятием, как рассказывал Картер. Саймон был архитектором и управлял собственным бизнесом, занимаясь подрядами на строительство самых разных объектов, начиная от небольших офисных центров и заканчивая детскими площадками. Пару объектов он успел отстроить и в Хартстоуне, во время чего и познакомился с Айлин. С того момента, как он познакомился со свояком, он получил немало полезных советов от Картера, что помогло ему ощутимо сократить расходы и одновременно добиться заметного роста отдачи от сотрудников. Однажды, удивившись эффективности полученных советов, Саймон даже сказал Картеру прямо в глаза: «Ты как дьявол – знаешь все слабые места человека, чтобы заставить его делать то, что тебе нужно», – на что Картер ответил: «Лучше буду я, чем дьявол во плоти». В тот момент у Саймона в руках находился бокал с остатками коньяка, посмотрев на который, он сказал, задрав бокал: «За то, чтоб дьявол никогда не попадался на нашем пути».

Прошло ещё чуть меньше часа, прежде чем Жизель обратила внимание на то, как что-то касается её шеи, а, судя по размеру, это совсем не цепочка, подаренная Картером на годовщину свадьбы. Она посмотрела в зеркало в гостиной и увидела колье, которое Айлин надела настолько незаметно, что позавидовал бы любой иллюзионист. Все вокруг засмеялись, а Жизель улыбнулась, только теперь понимая, к чему Айлин несколько раз всем показывала указательный палец у своих губ. Она подошла к Жизель, положила одну руку ей на плечи, а второй прошлась по камням на украшении и сказала:

– Это с родины Людовиков. Так что носи на здоровье, сестрёнка – и громко чмокнула Жизель в щёку.

Почти сразу следом за Айлин и Саймоном приехала Анна Твит, с которой Жизель закорешилась после того, как пришло время вести Ребекку в школу. В тот же класс пошёл и сын Анны. Пересекаясь на родительских собраниях, Жизель и Анна часто задерживались, посещая бар в двух кварталах от школы. Там, за бокалом мартини, Анна могла подробнее рассказать о том, каким кобелём оказался её бывший и каким пофигистом является нынешний, которого не интересует ничего кроме его проклятой страховой компании, которую он мечтает развить настолько, чтобы перенести её куда-нибудь в Хьюстон в погоне за большими амбициями. Анна регулярно жаловалась на то, как у этого проклятого коммерсанта всё идёт как по накатанной и тем меньше времени он тратит на неё. «Я будто живу с призраком» – твердила она, выливая душу Жизель. Однажды она даже призналась, что подумывает над тем, чтобы наставить рога своему благоверному. «А что, пусть знает. Он думает только о новом автомобиле, новом телевизоре, новом наборе для покера. Он подумывает стать членом гольф-клуба. Но ничего. Моя лунка не будет ждать, пока он вспомнит про неё». Жизель дорожила такой дружбой. Для неё Анна была словно сошедшей с книг и фильмов домохозяйкой, которая живёт только ради гедонизма и ненавидит то и того, кто и что обеспечивает стабильно высокий уровень денежных расходов. Общаясь с Анной, Жизель начинала больше ценить свой брак с Картером, при этом не упуская возможности указать подруге на то, что ей следовало бы обращать внимание на другие стороны своей жизни, больше тратить времени на ребёнка и найти себе какое-нибудь хобби. Как-то на Рождество Жизель подарила ей картину, где она нарисовала Анну в образе императрицы на троне, чью руку целует подданый, за которым в очереди выстроились десятки. По одной лишь реакции Анны Жизель поняла, что попала в самое яблочко, угадав с тайными желаниями подруги. Она и впрямь хотела быть такой, как та, что восседала на троне на картине.

Следом приехал двадцативосьмилетний Николас Нэш. С ним была его девушка Франческа Неро, которая появлялась в гостях в доме семьи Бекран каждый раз, когда по какому-нибудь торжественному поводу приезжал Николас. Он жил по соседству и работал механиком в автосервисе. Он был едва ли не единственным другом Картера, кто не был связан с ним работой. Всё началось с того, что Картер отвёз автомобиль на ремонт к Николасу, когда обнаружил, что двигатель начал расходовать масло. Подъехав к автомастерской, Картер увидел припаркованный «рено 4». Его впечатлил компактный кузов и в целом ущербный вид автомобиля на фоне его «кадиллака эльдорадо». Тогда Николас объяснил, что этот автомобиль он купил для себя и посоветовал не придавать значения внешнему виду, потому что Николас выбросил заводской мотор и установил под капот движок с восемью цилиндрами, который он купил у владельца разбитого «чарджера». После того рассказа на Картера снизошло озарение. Он решил избавиться от своего «эльдорадо» к чертям и купил «фольксваген жук» с коррозией по всему кузову, после чего пригнал к Николасу в мастерскую и попросил найти и установить двигатель похожий на тот, что был на «рено», только сделать форсированную версию, чтобы его мощность перевалила хотя бы за пять сотен. Когда ласточка была готова, на дорогу Картер выезжал только на «жуке». Там он как стоячих обходил самые навороченные автомобили с движками, которые должны были выдавать под четыре сотни сил. Они и выдавали. Но мало кто подозревал, что прячется под капотом того, с виду, хлама, на котором Картер разгонялся до сотни меньше чем за четыре секунды. Чтобы разместить двигатель, Николасу пришлось освободить место и выкинуть из моторного отсека большое количество деталей, которые не имели критического значения, в следствие чего капот, хоть и с трудом, но всё же удалось закрыть. Езда на больших скоростях на «жуке» была для Картера большей забавой, чем аттракционы для детей. Обгоняя каждый раз какой-нибудь суперскоростной и мощный автомобиль, он представлял себе лицо водителя; а ещё больше он тешился, когда водители начинали пытаться обогнать его, но «жук» разгонялся как пушинка и скорее напоминал пулю с порохом в выхлопной трубе. С тех пор Картер высоко ценил навыки Николаса как автомеханика. Любую малейшую поломку Картер доверял только ему.

Николас преподнёс Жизель раму для картины, покрытую краской платинового оттенка и выполненную в форме меандра.

Франческа занималась уникальным ремеслом, поскольку то, что создавала она, невозможно было найти где-либо ещё. Она выводила новые сорта цветов. Некоторые цветоводы из соседних городов готовы были платить за луковицы понравившегося сорта цветка сумму, равную стоимости тысячи цветов. Для Жизель она собрала особый букет из тридцати гладиолусов цвета аквамарин и одиннадцати ярко-красных в самом центре. Взяв букет, Жизель сквозь шокированную гримасу назвала цветы сказкой. Саймон оглянулся, чтобы посмотреть на вазу с букетом жёлтых тюльпанов, которые подарил он, затем ещё раз посмотрел на гладиолусы Франчески. На какое-то мгновение он подумал, что лучше бы вообще не покупал цветы, но затем всё же смирился с мыслями о том, что он просто не мог знать о том, какой ещё букет подарят Жизель в этот день.

Через час стол был почти накрыт. Оставалось подать горячие блюда.

Все ждали Картера.