Текст книги "Из жизни кукол"

Вот только улыбке недостает искренности
“Салон”, квартал Крунуберг

Озон, от греческого ozein, что значит “запах”, – ядовитый газ, который при высокой концентрации вызывает такие симптомы, как тяжесть в груди, сухость в глотке, удушье и рвотные спазмы. Крайне неприятные вещи, от которых могут страдать, например, сварщики.

Когда Кевин открыл дверь архива угрозыска, в ноздри ему ударил запах озона. На сто двадцать метров протянулись полки, набитые изъятыми при обыске жесткими дисками, видеокассетами, дискетами, CD– и DVD-дисками. Статическое электричество производит озон в малых объемах, и Кевин знал, что, подобно какому-нибудь старому сварщику, скоро испытает приступ дурноты. Но истинной причиной этой дурноты будет не запах, а то, что Кевин сейчас увидит.

Кевин вошел в архив, и сухой воздух тут же заставил его кашлянуть. Лассе, шеф Кевина, обернулся.

– Вот распечатки фотографий, которые Тара отправляла этому Петеру. – Лассе протянул Кевину папку. – Есть еще четыре видео, но там только крупные планы. Смотреть нечего, если ты меня понимаешь.

Кевин быстро просмотрел фотографии обнаженной Тары. В них не было ничего особенно тяжелого, но все вместе выглядело в высшей степени отвратительно. Как всегда.

– Предположу, что она удалила их с телефона, – сказал Кевин, – но не знала, как уничтожить все следы.

– Угадал. Техники сумели восстановить снимки.

– А чат Тары и Петера?

– Петер удалил свои сообщения, но из сообщений Тары ясно, что ей угрожали.

– Как он ей угрожал?

– Да как обычно. – Лассе положил на стол бумаги. – По журналу видно, что трафик между их аккаунтами поддерживался пару месяцев. Петер угрожает, что расскажет все ее родителям, угрожает добраться до младшей сестры Тары. Он знает, как ее зовут, сколько ей лет и в какую школу она ходит.

Кевин быстро просмотрел бумаги. На первый взгляд, в них не содержалось ничего, что могло бы помочь полицейским выследить “Петера”. Обычные угрозы. “Петер” требовал еще фотографий, еще видео, иначе весь мир все узнает. А в один прекрасный день “Петер” откланялся и удалил профиль.

Ничего необычного, подумал Кевин. Петер, Повелитель кукол. Он играет с куклами, вытворяет с ними, что хочет. А потом выбрасывает их на помойку и идет дальше.

– Вот SMS-переписка Тары с человеком, которому она назначила вечером встречу. – Лассе полистал распечатки, нашел последнюю страницу. – Общим счетом десять сообщений. Если верить журналу, она создала контакт “Улоф” без двух минут семь. И тут же отправила первое сообщение.

Кевин стал читать.

19.01 – Тара: Это Улоф?

19.04 – Улоф: Да.

19.04 – Тара: Просто хотела убедиться. Встречаемся в половине 11, Бергсхамра? Ровно 20.00.

19.05 – Улоф: Да.

19.05 – Тара: Все, что обычно, плюс минет. Без извращений.

19.06 – Улоф: Жду с нетерпением.

22.02 – Тара: Знаете Повелителя кукол?

22.06 – Улоф: Нет. Кто это?

22.06 – Тара: Неважно. Встречаемся через полчаса.

22.08 – Улоф: в 22.30. Через 22 минуты.

Кевин отложил распечатку.

– И использует этот Улоф телефон с одноразовым номером, который невозможно отследить?

– К сожалению, да. У Тары с Улофом имелся еще один чат, на странице интернет-знакомств. Контора, которой принадлежит сайт, находится за границей, все записи конфиденциальны, и чтобы они предъявили журналы, потребуется постановление суда.

Кевин кивнул.

– Нам известно, что Тара отправила Улофу последнее сообщение, когда смотрела с родителями новости по телевизору, в шесть минут одиннадцатого. Потом она, по словам родителей, ушла спать. А на самом деле – нет.

– Верно. Она оставила на столике прощальное письмо, потом выскользнула из квартиры и после секса спрыгнула с крыши шестиэтажного дома.

– Может быть… Вы проверили камеры видеонаблюдения в центре Бергсхамры?

– Прямо перед твоим приходом звонил Шварц, сказал, что как раз этим и занят.

– Хорошо.

– Тогда идем дальше. – Лассе достал DVD-диск в футляре, снабженном этикеткой. – Вот это видео хорошо бы проверить повнимательнее. Мы его изъяли во время одного из прошлых обысков.

На футляре значилась дата и несколько хэштэгов, среди которых Кевин разобрал #Швеция, #неизвестная и #кукловод.

– “Неизвестная” можно вычеркнуть, – сказал Лассе. – Во всяком случае, сценическое имя у нее было.

Они зашли в отгороженный закуток, так называемый Салон – иронический поклон в сторону настоящих кинотеатров. Звукоизолированное помещение площадью восемь квадратных метров, набитое аппаратурой.

Запах озона здесь был еще сильнее, чем в архиве. Кевин вспомнил, как пахла в его детстве игрушечная трасса с гоночными машинками. Сухой металлический запах от заезженных рельсов и перегретых трансформаторов.

Лассе закрыл дверь, и оба сели за стол.

На стене, над мониторами компьютеров, уже много лет висело увеличенное изображение персонажа из комиксов, Сахарного Конни, с безумной улыбкой и “пузырем”, гласившим: “обрезком железной трубы можно повергнуть к своим ногам весь мир!”

Когда Кевин только-только приступил к службе, он не мог понять, что здесь делает этот рисунок, однако после сотни кошмарных часов за мониторами Сахарный Конни стал его лучшим другом. Сахарный Конни с занесенным над головой обрезком сливной трубы.

Лассе запустил уже приготовленное к просмотру видео.

– Начнем вот с этого. Я звонил тебе как раз, когда его смотрел.

Ролики про изнасилование или с садистским уклоном следователи прокручивали без звука, иначе было просто невыносимо, но Лассе объяснил, что это видео постановочное, и Кевин согласился оставить звук.

Сцена представляла собой выкрашенную белой краской ванную, и Кевин тут же понял, что перед ним девушка, которая называет себя Нова Хорни, хотя в ролике она была на несколько лет моложе.

В руках она держала красную зубную щетку.

Я так люблю большие члены. Так люблю, когда меня трахают. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Хочу, чтобы ты трахнул меня в дырку. Прямо сейчас.

Кевин тут же ощутил знакомую сухость в горле, Глаза защипало. Голос девочки эхом отдавался от кафеля ванной. Руки у нее дрожали, и казалось, что девочке страшно холодно.

На заднем плане, где-то за закрытой дверью ванной, звучала “Металлика” – “Master of Puppets”.

Сквозь музыку вдруг донеслись голоса, потом смех. Кевин остановил запись, отмотал назад, прослушал еще раз.

– У них там вечеринка, – констатировал он.

Лассе кивнул.

Кевин стал искать какие-нибудь детали; он рассматривал все в этой ванной, кроме девочки, которая изображала стоны, не понимая даже, что она делает с собой.

Вот оно.

Кевин остановил запись и увеличил изображение.

На стене в левой части кадра висели рядком полотенца. Под белыми пластиковыми крючками угадывались серые контуры. Камера была сфокусирована не на стене, картинка расплывалась, но Кевин понимал, что там какие-то буквы.

Он прибавил резкости, контрастности, еще увеличил кадр.

– Ну, вот мы и узнали, как зовут эту девушку, – сказал он, когда слово под ближайшим крючком стало можно прочитать.

– Да, там определенно написано “Нова”, – согласился Лассе.

Кевин перевел фокус на соседнее полотенце.

– А на соседнем видишь, что написано?

– Да… “Бьёрн”.

Слова на трех других крючках разобрать не удалось.

Они ненадолго прервались, выпили кофе, который стоял так долго, что приобрел пыльный привкус. Лассе, возвращаясь в Салон, съел второй бутерброд. Кевин не понимал, откуда у шефа берется аппетит.

Нова и Бьёрн. Может быть, семья из пяти человек, подумал он. Или в семье четыре человека, а пятое полотенце – для гостей.

Лассе запустил второе видео, изъятое тогда же, два года назад.

– И что, единственная связь между Повелителем кукол и человеком, у которого изъяли запись, – это что они делились друг с другом роликами? – спросил Кевин.

– Стопроцентной уверенности нет, но все их сетевые контакты сводятся к случаю, когда они обменялись папками. Во время предварительного следствия все запротоколировали, и если следователи правильно систематизировали материал, то Нова появится и в этом видео…

На экране пошла запись.

Ошибки нет: перед ними возникла Нова.

Сначала лицо крупным планом – девушка устанавливала камеру; когда она отступила на пару шагов назад, на экране возникла освещенная спальня. Двуспальная кровать под бившей в глаза лампой, светло-зеленые обои и красноватое ковровое покрытие на полу.

Нова села на кровать, начала раздеваться – и тут Кевин остановил запись.

На ночном столике стояла фотография в рамке – явно свадебная. Красивая светловолосая женщина держит в руках букет, рядом с ней – мужчина, на полголовы выше, коротко стриженый, темноволосый.

Счастливые улыбки.

Кевин увидел, как поразительно похожа Нова на женщину с фотографии. Вот только ее улыбке недостает искренности.

На остановленном кадре Нова сидела на кровати в задранной черной футболке.

Улыбалась поверх надписи: “Без снюса Швеции не жить”.

Улыбалась так мертво, что Кевин покрылся гусиной кожей.

Он уменьшил картинку и тут заметил, что у кровати что-то есть – на полу, в тени ночного столика.

Пластиковый пакет из продуктового магазина, судя по виду, содержал упаковку пива из шести банок, но не это главное.

Главным было, где именно куплено пиво.

Фисксетра, подумал Кевин.

Только бледные сумерки
“Ведьмин котел”

– Однажды в детстве я замучила рака, – сказала Нова.

Разговор о живодерстве был попыткой одновременно и уклониться от темы, и развить ее. Луве не стал перебивать Нову, и из нее потоком полились слова, рассказ о том, как она в одиннадцать лет варила рака так долго, что вода в кастрюле выкипела.

– Это было сразу после того, как Петер написал мне в последний раз. Написал, сволочь, что “бросает меня”. Это ж сколько наглости надо.

Начав с обмена мыслями на расстоянии, загубленном кролике и мертвом раке, Нова добралась до своего прошлого. Она говорила с воодушевлением, и если раньше Луве сомневался в правдивости ее рассказов, то теперь сомнения исчезли. Ему казалось, что Нова не сознает, что говорит с ним. Она как будто обращалась к Мерси.

Вместе со своим братом Налле и его приятелями, Алексом и Фадде, Нова улизнула на вечеринку в честь сезона раков; там она выкурила свой первый косяк и выпила в одиночку литр белого вина.

– На следующем празднике раков лило как из ведра. – Нова перепрыгнула через год. – Но мне уже не надо было убегать тайком, потому что мама с Юсси смирились с тем, что я пью. Главное – чтобы я не напивалась до потери сознания.

В год, когда ей исполнилось тринадцать, Нова переспала с Алексом и Фадде. Через год на ее счету было еще девять или десять парней, она даже согласилась на секс с Алексом и Фадде одновременно.

– К следующей вечеринке, к своим пятнадцати годам, я перепробовала все… Гашиш и алкоголь, дурь и экстази, рогипнол, спайс, даже виагру.

Луве задумался. Нова отсчитывала свои первые годы знакомства с веществами, избрав вехами вечеринки в честь сезона раков; ясно, что первые издевательства над животными тесно связаны для нее с первым опытом употребления алкоголя и наркотиков, с первым сексуальным опытом. “Раковые” вечеринки стали для Новы символом издевательства над зверями, символом злоупотребления, она подсознательно выбрала рассказывать свою историю именно так.

– Я все реже думала про Петера… про Повелителя кукол. Я его почти забыла. Как будто во все это вляпалась другая Нова. Я же уже не малявка была, у меня грудь выросла больше маминой… Я даже подумывала, не начать ли мне продавать свои фотографии. Мне бы точно хорошо платили, и потом, все равно всю работу я делала сама. Я и фотограф, и актриса, и режиссер, да вообще все, и несправедливо, что деньги берет себе кто-то другой. Но мне смелости не хватило… Я решила, что лучше просто забыть всю эту историю.

Дальше Нова рассказала, что Юсси, в попытке пополнить свой в общем и целом несуществующий бюджет, стал гнать самогон, а мать покончила с астрологией, разуверившись в ней. “Слишком многие Девы вели себя совсем не как Девы”, – заметила Нова.

Празднества в квартире продолжались, народу прибывало много, и самого разнообразного, в первую очередь благодаря маленькому бизнесу Юсси, а также тому, что Нова завела собственный бизнес. Большинство клиентов были мужчинами в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, и если не считать самогона, в центре всего стояла она.

Нова рассказала, как в первый раз занималась сексом за деньги. Было больно, она жалобно поскуливала, но тот мужчина все равно сказал, что было изумительно хорошо.

Что он заметил: ей тоже понравилось.

После этого Нова просто решила думать, что ей нравится. То есть приняла решение стать актрисой; она сразу поняла, что у нее неплохо получается. У Новы, у которой никогда ничего не получалось хорошо, которая должна была пойти в девятый класс и провалила все экзамены, кроме английского.

– Конечно, надо постанывать, но самое главное – это глубоко дышать, чтобы покраснеть, а еще делать вид, что ты их прямо вот как хочешь.

Луве понял: с клиентами все должно выглядеть так, будто она всю жизнь ждала только их и больше никого.

– Потом они говорили, что никогда в жизни так не возбуждались, и можно было свернуться у них под боком, сделаться маленькой и робко прошептать, что и ты чувствовала то же самое.

Луве кажется, что он все понимает.

Я стану, какой захочешь.

Наслаждение таилось в самом выступлении; Нова была как спортсменка, которая без устали тренируется, чтобы получить наконец награду, далеко опередив всех и одержав победу. Вот что было для Новы главным стимулом.

Мужчины видели ее. Признавали и одобряли ее, а она поощряла их.

Я стану, какой захочешь.

– Хотя теперь им приходилось за это платить, – признала она и помолчала, почти застенчиво. – Ни мама, ни Налле понятия не имели о моем шлюханстве, но я подозревала, что Юсси в курсе. Странно, но меня это огорчало… Я сама выбрала быть шлюхой, но должен же он протестовать, показать, что ему не все равно? Все же знают, что быть шлюхой – это полное дно, что парни, которые покупают у него самогон, и меня тоже покупают.

Нова ненадолго отвлеклась, чтобы рассказать про своего брата Бьёрна, которого она все время называла Налле[18]18
  Björn – медведь, Nalle – плюшевый мишка (швед.).


[Закрыть], и Луве тут же понял, что тот единственный парень, от которого она ждала поддержки, ее никак не поддержал. Брата вечно не было дома, хотя многие его приятели регулярно захаживали к Юсси. Судя по тому, что рассказывала Нова, брат с сестрой начали отдаляться друг от друга.

– Налле чего только не вытворял. Он же был в Фискисе Bad Boy Number One[19]19
  Главный плохиш (англ.).


[Закрыть]. И анаболиками приторговывал, и два месяца успел отсидеть за то, что какого-то охранника отлупил, или кто там он был. Всегда при деньгах, и, хотя народ помалкивал, все знали, что за ограблениями всех снобских вилл в Бьёркнэсе и Лэннерсте стоит он. Мама вбила себе в голову, что он вернется домой как раз к вечеринке в честь ловли раков. Но я знала, что не вернется он. Я же его черт знает сколько не видела… Он и правда не пришел. Вечеринка длилась всю ночь, даже к утру не разошлись. В тот день все и пошло к черту… Последний праздник в этой проклятой квартире.

Нова поерзала на стуле. Глаза у нее блестели, голос зазвучал слабо.

– Никто из тех, кто был там, туда больше не вернулся, – сказала она. – И виновата во всем я.

Наконец она замолчала, и оба сидели, глядя в окно.

Но смотреть за окном было не на что. Только бледные сумерки. Луве устал. Рассказ Новы пробудил в нем собственные воспоминания.

Неожиданно на парковку плавно въехала серебристая машина. Остановилась. Мотор замолчал. Мужчина лет сорока вылез из машины, огляделся, словно что-то искал, и после некоторого колебания зашагал к входу.

Луве поднялся, закончил разговор с Новой и отправился встречать незнакомца. Нова скрылась в коридоре, присоединилась к другим девочкам. Мужчина как раз вошел.

Поздоровавшись, он представился: Свен-Улоф Понтен. Папа Алисы.

– Я приехал забрать ее, – объявил он, и Луве ощутил, как по хребту ползет отвратительный холодок.

В глазах Алисиного папы было что-то очень знакомое.

Больное.

Нездоровое.

Неестественное.

Прочесать весь северный район
Квартал Крунуберг

Иво Андрич поздоровался, уселся за стол и поправил свою зеленую с белым бейсболку.

“Стокгольмский бейсбольный клуб”, прочитал Кевин, слушая патологоанатома, а тому было что сказать.

– Разговор будет коротким, – начал Андрич. – Картина начинает проясняться.

Странно, но флегматичный выговор боснийца напоминал Кевину норрландский, немного похоже говорят на берегах северных рек, в Онгерманланде.

– Как уже было сказано, мы обнаружили во влагалище девушки следы семенной жидкости, – продолжал Андрич, – а также несколько пятен на одежде. После соития она вымылась с мылом, но оставшегося количества достаточно для проведения ДНК-теста. Посмотрим, как скоро мы получим ответ из лаборатории. У них там сотрудники из-за гриппа валятся один за другим.

– А если совпадений не обнаружится, нам придется прочесать весь северный район, – вставил Лассе. – И начать с тех, кого зовут Улоф.

– Да, что-то в этом роде. – Андрич поскреб подбородок. – Учитывая особо серьезный характер преступления, полагаю, что подобные меры не исключены.

– Особо серьезный характер преступления? То есть не секс за деньги?

Патологоанатом покачал головой.

– Нет, не секс за деньги. Убийство. – Он вскинул руки, словно сдаваясь. – Тара умерла не от падения с высоты, ее задушили. Смерть наступила где-то между одиннадцатью вечера и полуночью. Предположительное орудие – красно-зеленая подушка.

Семьсот или около того
Два года назад

Нова смотрела, как Альбин вытирает после себя.

Все произошло в молчании, потребовалось несколько полотенец, потом он свернул пакет и забрал с собой в душ. Нова тоже приняла душ – она чувствовала себя грязной. Как будто только что совершила изнасилование.

С Альбином, приятелем Алекса и Фадде, она начала спать, потому что ей стало его жалко. Теперь он ей платил, обычно меньше, чем мог бы дать.

Он – как я, думала Нова. Кто-то с ним что-то сделал. Скорее всего, когда он был маленьким.

А теперь она помогала ему чувствовать себя паршиво. И у нее это отлично получалось.

Нова точно знала, что нужно делать, чтобы понравиться. Надо нахваливать их мужские качества: что они хорошо водят машину, что в постели они истинные жеребцы, а если они стесняются, что у них маленький член, то дать понять, что предпочитаешь член поменьше, потому что такие лучше для анального секса.

В конце он дрожал от возбуждения. Не проронил ни звука, но, когда он кончал, Нова видела, как он кричит внутри себя.

Она оделась в ванной. Когда она вышла, он уже стоял в гостиной, готовый к выходу, в руках – пакет с пивом.

– Спасибо. – Он опустил глаза и протянул ей четыре мятые пятисотки.

Нова подошла к нему. Погладила по щеке, попробовала улыбнуться.

– Слушай, тут нечего стыдиться… Ты хороший парень. Ты мне нравишься.

Нове доводилось сталкиваться с очень странными вещами. Однажды ей пришлось применить дилдо к парню, другой чувак хотел, чтобы она била его, а третий спросил, можно ли на нее помочиться. Последний вариант она отвергла.

Наверное, требуется немалое мужество, чтобы так унижаться, думала Нова.

Они вышли из квартиры.

– Я никому не скажу, – сказала она, пока они ехали в лифте. В кабине, как всегда, пахло мочой, и она подумала, что это даже уместно.

– Спасибо.

Они вернулись на вечеринку, словно выходили только за пивом. Мама спала, зато Юсси уже поднялся.

– Еще пиво, отлично… – сказал он, завидев принесенный пакет. – Пора допиться до трезвости. Эти, на диване, могут еще побыть, но потом пусть валят отсюда. А ты, Альбин… Ты же не забыл? – Юсси как будто пребывал в раздражении.

Нова села на диван, к остальным; Альбин следом за Юсси ушел на кухню. Тактику “допиться до трезвости” Юсси применял, если решал устроить себе день воздержания; завтра, стало быть, такой день. Юсси уже начал допиваться до трезвости: сначала крепкий алкоголь, потом вино, потом крепкое пиво и, наконец, – слабое пиво.

Заняться проституцией не было обдуманным решением. Оно пришло, можно сказать, за одну ночь. Шесть месяцев назад Нова переспала с одним парнем, и он, когда кончил, спросил, сколько она хочет, словно нет ничего естественнее такого вопроса. Она назвала семьсот или около того.

Теперь Нова брала восемьсот за минет, полторы тысячи за весь пакет услуг, включая оральный секс, и две тысячи, если мужчины хотели чего-нибудь особенного – анал, например, или кончить на лицо. Под матрасом у нее хранилось то, что станет ее билетом в большой мир. Почти двадцать пять тысяч. Нова собиралась рвануть в США. В Голливуд, потому что, если у нее что и получалось хорошо, так это притворяться кем-нибудь другим.

Брат не знал, что она занимается проституцией, не знала и мама. Они бы рехнулись, если бы узнали. Но Юсси?

– Кому-нибудь смешать? – спросила Нова, чтобы прогнать мысли, и парни кивнули. Естественно, выпить все хотят. Нова встала.

Она столкнулась с Юсси в дверях кухни. Он открыл банку, и Нова разглядела марку – крепкое “Обру”; значит, он на предпоследней стадии, скоро допьется до трезвости. Нова достала из холодильника бутылку с розоватым “Рюссваттнетом”. Четыре стакана, по два кусочка льда в каждый.

Прежде чем смешивать напитки, Нова отступила в сторону, чтобы ее не было видно из гостиной. Открыла новую бутылку водки, отпила несколько глотков. Скоро ей станет лучше. Мысли как будто рассеются.

Вышла мама. Она только что проснулась и явно злилась из-за того, что парни все еще здесь. Юсси то хмурился, то начинал суетиться, а потом вдруг принялся убирать со стола и объявил, что вечеринка окончена.

Последние гости ушли, и остались только Нова, Юсси и мама. Юсси попросил их посидеть с ним на кухне.

– С этой хренью покончено, – сказал он, очень серьезно глядя на них.

Было четыре часа. Юсси оставалось жить меньше суток.