Текст книги "Дом корней и руин"

13

– Великолепно, просто великолепно! – бормотал Жерар, заглядывая мне через плечо.

Два других цветка тоже расцвели, и я хотела успеть запечатлеть необычные лепестки на всех этапах раскрытия. Акварели были разбросаны по всему столу, как кусочки головоломок, которые любили собирать после обеда Марина и Элоди. Я макнула влажную кисть в можжевеловый зеленый и изобразила закрученный стебель растения. Затем провела красную полосу, наметив темный цветочный горшок.

Жерар перешел на другую сторону рабочей зоны и сделал большой глоток шампанского. Он уже почти опустошил бутылку и слегка пошатывался.

– Знаете, – задумчиво начал он, – поначалу идея Дофины пригласить художника с Соленых островов показалась мне безумной. Вся соль земли, так сказать… – Он остановился, чтобы посмеяться над собственной шуткой. – Все лучшие мастера здесь. В Блеме. Обычно они учатся в одной из наших академий, а потом находят покровителя и живут в какой-нибудь маленькой богемной мансарде над собственной галереей. – Жерар торжественно поднял бокал. – Я был не прав и при первой же возможности сообщу об этом жене.

Мне стало не по себе, когда он упомянул Соленые острова. Было несложно отвлечься от тревожных мыслей о сестре, пока я работала над эскизами к портрету Александра, но здесь, в темноте, мои переживания многократно умножились, и я почувствовала, будто задыхаюсь. Сейчас он был доволен моей работой, но что, если Камилла напишет ему и расскажет, что думает обо мне на самом деле? Нет. Конечно, она не осмелится. К тому же она сама говорила, что в каждом может быть доля безумия, даже в ней.

И все же я никак не могла успокоиться и продолжала нервно ковырять кожу рядом с ногтем большого пальца. Может, написать ей письмо – нормальное письмо – и наконец отправить его, а не прятать на дне сундука?

Жерар, по-видимому, не заметил моей тревоги. Он задумчиво постучал пальцами по одному из моих рисунков; казалось, его не интересует ничего, кроме работы.

– Вы просто чудо, Верити! Воистину! Если бы вы документировали все мои исследования! Мои кабинеты забиты учетными журналами, но ни в одном из них нет таких реалистичных изображений. Я даже… – Он покачал головой и усмехнулся своим мыслям, которыми решил не делиться.

– Что?

Уголки его губ дрогнули, будто я застала его врасплох.

– Я всегда надеялся, что такие моменты будут у нас с Александром – когда мы вместе, засучив рукава, будем трудиться над общим делом, – объяснил он, и улыбка сошла с его лица. – Но он не проявил особого интереса ко всему этому. А сегодня я словно прикоснулся к своей мечте.

Я застыла с кисточкой в руке, пытаясь сообразить, что лучше сказать в такой деликатной ситуации.

– Почему так получилось, как вы думаете?

Жерар задумчиво провел пальцем по краю одного из листьев.

– Он считает мою работу несерьезной. Даже кощунственной.

– Кощунственной?

Жерар закатил глаза и посмотрел на крышу оранжереи.

– Иногда Александр так напоминает моего отца! Богобоязненный. Твердый в своих убеждениях. – Он покачал головой и допил бокал. – Мне грустно видеть, что он пошел по пути отца. Этот человек был невыносимо упрям.

– Упрямство – это не всегда плохо, – осторожно заметила я. У меня было четкое ощущение, что и Алекс, и Жерар пытаются склонить меня на свою сторону в споре, но мне не хотелось расстраивать ни одного из них. – Алекс сказал, что вы потратили год на то, чтобы вырастить эти цветы, бесконечно начиная заново.

Жерар кивнул.

– Менее упрямый человек давно бы сдался.

Я добавила мягкую тень под цветочным горшком и закончила рисунок.

– Идеально, – заключил он, сменив тему, и наполнил наши бокалы остатками шампанского. – За вас… и за портрет Александра. Если он будет похож на эти акварели, мне придется выделить для него лучшее место в Большом зале.

– За вас, – сказала я, раскрасневшись от удовольствия, когда он меня похвалил. – И за ваше сегодняшнее достижение. Вы сотворили настоящее чудо.

Жерар гордо выпятил грудь. Мы чокнулись, и бокалы весело зазвенели. Танцующие пузырьки щекотали горло; от шампанского мне стало тепло и хорошо.

– Александр показал мне ваши багрянники. Они прекрасны.

Он расплылся в довольной улыбке:

– О, это была сложная партия.

– Как вы решаете, какие растения скрещивать? Я не имею ни малейшего представления о том, как это делается.

Жерар сделал большой глоток, обдумывая мой вопрос.

– Я смотрю на мир и пытаюсь представить себе лучшую версию всего, что вижу. Например… видите, вон там растет клубника? – Он указал пальцем на грядку. – Климат теплицы позволяет кустикам цвести круглый год, но зимняя клубника никогда не получалась такой же сладкой. Однажды после сильной метели я пошел прогуляться по лесу и обнаружил гроздь розовых ягод, созревших в самый разгар зимы. Они были восхитительны. Я выкопал растение и привез его сюда, чтобы изучить. Было много проб и ошибок, но теперь наша клубника одинаково вкусна круглый год.

– Должно быть, это очень приятно, – заметила я. – Создавать что-то полезное из ничего.

– Наверное, это сравнимо с ощущениями художника, завершившего полотно. Начинаешь с чистого холста, а потом – вот оно! Искусство! Чувствуешь себя немного богом, не так ли?

Я попыталась сохранить нейтральное выражение лица. Я еще никогда не встречала человека, так непринужденно говорившего о богах, и это вызывало у меня необъяснимую тревогу.

– Наверное, да. Немного. Может быть.

Жерар снова поднял бокал:

– Выпьем за то, чтобы стать богами!

Его дерзкая непочтительность перед богами вызвала у меня невольную улыбку, но я не решилась повторить за ним. Когда мы в очередной раз чокнулись, он пролил немного шампанского, и я поняла, что пора заканчивать этот вечер.

– Как вы назовете его? – спросила я, взглянув на цветок еще раз.

Жерар опустил бокал и попытался сфокусировать взгляд на растении.

– Callistephus constancensia.

– Красиво.

Он кивнул.

– И самое главное – правильно. Она так помогла мне…

– Дофина? – предположила я и впервые задумалась, почему она не присоединилась к нам, ведь Жерар так долго работал над цветами и ждал этого момента. Ужин, наверное, уже закончился. Я нигде не нашла часов, но по ощущениям было около полуночи.

– Констанс, – поправил Жерар, не вдаваясь в подробности. – Кажется, уже очень поздно… а вы целый день работали. – Он посмотрел наверх; на стеклах оранжереи уже собралась роса. – Сегодня полнолуние. – Жерар закусил губу и задумался. – Хотите увидеть необычное зрелище перед сном? Последнее на сегодня.

Я очень устала, но любопытство все же взяло верх.

– Необычное зрелище?

Он кивнул:

– Уверяю, в Хаймуре вы такого точно не увидите. Идемте. Я покажу.

* * *

Десятки глаз смотрели на нас в саду Шонтилаль, моргая совсем как настоящие, когда цветы колыхались от ласкового вечернего ветерка.

– Черные вьюнки, – объявил Жерар, указывая на грядку, на случай если я вдруг не заметила. – Они цветут ночью, только при ярком лунном свете.

Прищурившись, я смогла разглядеть лишь их очертания: крупные лепестки, будто нарисованные детской рукой. Они были такими темно-синими, что сливались с ночью, и в темноте выделялось лишь пугающее белое кольцо вокруг серединки.

– Тут неподалеку раньше жила старая рогатая сова. Огромная птица, с размахом крыльев больше, чем моя рука от кончиков пальцев до плеча. Выглядела она великолепно, но эта зараза повадилась уничтожать мои клумбы. Загребала когтями огромные комья земли, когда охотилась на ничего не подозревающих полевок, и вырывала ноготки, которые я выводил несколько сезонов. Я посадил вот этих красавцев вдоль ее любимых мест обитания, и больше она нас не тревожила.

– Выглядят пугающе, – сказала я, наклонившись, чтобы получше рассмотреть их. – Никогда бы не подумала, что это цветы. Они больше похожи на…

– Демонов, – закончил за меня Жерар. – Я взял эти семена у одного путешественника, который утверждал, что тайно вынес их из Святилища. Представляете, что может расти в садах богов?

Я покачала головой и обвела взглядом сад, мысленно придав темным силуэтам более фантастичный облик и представив, как мог бы выглядеть пейзаж, если бы растения росли быстрее и выше и не вписывались бы в рамки привычного мира.

– Какие чудеса я мог бы сотворить… какие ослепительные шедевры…

– Вы действительно думаете, что могли бы усовершенствовать даже сады богов? – Мне хотелось, чтобы мои слова звучали так же легко и остроумно, как у Жерара, но его непринужденная дерзость почему-то оставляла неприятный осадок.

– Моя дорогая Верити, я не думаю, – заявил он, лукаво подмигнув. – Я знаю.

– А вы никогда не боялись, что Зеланд может услышать это и призвать вас к ответу?

Я представила, как бог земли шагает по садам Жерара и поднимает его в воздух, как крестьянин, собирающий морковь.

– Он ведь не просто так создал цветы и деревья именно такими.

– Да, но он сотворил их на свой вкус. Он создал наш мир для себя, а потом ушел в другой. Его не видели тысячелетиями, даже в самые священные дни. Он оставил все по-своему, но я смею предположить, что мир может быть лучше. Я, как бог, присматриваю за этим имением, обустраиваю его так, как мне нравится. Как хочется.

Жерар провел рукой по напомаженным волосам и, пригладив прическу, с удовлетворением оглядел свои владения. Мне стало совсем не по себе.

– Пойдемте, пойдемте. Дофина съест меня, если я задержу вас допоздна. Здесь есть короткий путь. – Он подвел меня к небольшой тропинке в задней части сада. – Срежем здесь и… – Жерар оглянулся, заметив, что я отстала, и проследил за моим взглядом. – Ах да, конечно.

Я невольно застыла перед скоплением надгробий. Кварцевые плиты лежали под развесистыми ветвями ивы, как птенцы под крыльями матери, и сверкали потусторонней белизной в свете луны. Меня смущало расстояние между ними: надгробия были расположены слишком близко друг к другу, слишком близко к дому.

– Это домашние животные?

Жерар закусил губу.

– Это… в общем, это мои дети.

На мгновение сердце остановилось, и я не знала, куда деться от смущения. Я, очевидно, неправильно поняла сегодняшние слова Алекса. Дофина пыталась родить еще… много раз. Я подошла поближе к Жерару, чтобы извиниться за неуместный вопрос.

– Сочувствую вашим утратам, – тихо сказала я, пересчитывая могильные камни. – Их так много…

Девять. Жерар покачал головой, будто вид этих могил давно уже не вызывал у него сильных чувств.

– Они… Их просто не должно было быть.

Мы немного постояли и посмотрели в тишине на маленькие могильные плиты, и мне стало так больно за него! Я еще никогда не встречала человека с таким сильным желанием исправить и улучшить мир вокруг, но некоторые вещи были неподвластны даже Жерару Лорану.

– Уже поздно, – немного помолчав, заметил Жерар. – Нам пора.

– Спасибо, что показали мне ночные цветы, – поблагодарила я, когда мы вошли в дом. После темноты свет газовых ламп казался ярче, чем обычно. Я моргнула несколько раз, и перед глазами замелькали цветные пятна. – И Калли… Калла… Констанции.

Он напрягся и настороженно огляделся по сторонам, будто боялся, что нас могут услышать.

– Я не… Я тут подумал, что не уверен, правильно ли выбрал название. Еще не решил окончательно. Пройдемте, – добавил он и прикоснулся к фрагменту цветочного рельефа одной из стенных панелей.

Часть стены отъехала в сторону, и перед нами появилась узкая лестница.

– Тайный проход! – воскликнула я.

Жерар покачал головой:

– Звучит гораздо загадочнее, чем на самом деле. Когда мои предки строили Шонтилаль, они не хотели видеть никаких следов прислуги, поддерживающей порядок в таком большом имении. Все черные лестницы были спрятаны, чтобы не нарушать красоту дома.

– Вот оно что, – с разочарованием отозвалась я. Такое прозаичное объяснение.

– Осторожно, ступени довольно крутые, – предупредил Жерар и вошел первым. – Я очень ценю вашу помощь, – сказал он, оглянувшись, и пошел вверх по винтовой лестнице. Его слова гулко отразились от каменных стен. – Мне пригодятся эти многочисленные подробные рисунки. Было очень приятно с вами работать. Надеюсь, однажды… Возможно, Александр найдет себе невесту, обладающую таким же талантом и острым умом.

Я не знала, что ответить, поэтому просто кивнула и понадеялась, что он не принял мое молчаливое согласие за тщеславие.

– Наверное, ваша бальная книжка всегда заполнена до отказа, – предположил он, дойдя до верха и открыв дверь, которая привела нас в коридор прямо у моих апартаментов. – Если вас не смущает моя метафора.

– О… нет, – запнувшись, ответила я. – Для меня как-то не нашлось… партнеров.

Он удивленно вскинул брови:

– Любопытно. Что ж. Уверен, вам обязательно встретится молодой человек, который оценит вас по достоинству. – Он кивнул, соглашаясь с самим собой. – Да. Да, я совершенно уверен.

Жерар галантно распахнул передо мной дверь и пригласил войти.

– Я тоже получила большое удовольствие от вечера, – сказала я, намереваясь откланяться.

Спальня уже была подготовлена ко сну: покрывало откинуто, а в камине потрескивал неяркий огонь.

– Да, я… – Жерар осекся и замер со странным выражением лица. Не дожидаясь приглашения, он прошел мимо меня и обвел взглядом комнату. Сделал глубокий вдох. – Какой непривычный запах.

Я уловила аромат свечей Аннали. Кто-то зажег три штуки.

– Свечи, – объяснила я, указав на прикроватную тумбочку. – Сестра прислала мне целый ящик с Соленых островов, чтобы я меньше скучала по дому.

– Какая забота, – пробормотал он. – Шалфей и… – Он снова принюхался. – Соль, если не ошибаюсь. – Жерар обернулся и с интересом посмотрел на меня. – Какая любопытная комбинация.

– Аннали почему-то очень любит это сочетание.

– Наверное, старые островные суеверия.

– Суеверия? – переспросила я.

Жерар кивнул, по-видимому не заметив моего замешательства.

– Соль. Шалфей. Считается, что вместе они отпугивают незваных духов. Призраков, – пояснил он, и сердце мучительно сжалось в груди.

– Вот как, – с вымученной улыбкой ответила я. Почему он так смотрит на меня? Буквально буравит взглядом. – Никогда об этом не слышала.

Я вспомнила все случаи, когда Аннали дарила мне коробки свечей. Дни рождения, праздники, милые подарки от сестры «просто так». Просто так. Просто так. Просто потому, что она знала о моих видениях. Неужели и Жерар что-то знает?

Он вышел из спальни и легкой походкой направился к двери, ничего не сказав. Казалось, он не заметил моей тревоги и не подал никаких признаков беспокойства.

– Уже очень поздно, я должен дать вам отдохнуть. Спасибо еще раз за проделанную работу.

– Я к вашим услугам, – ответила я, идя за Жераром и отслеживая каждое его движение.

Он вяло улыбался и выглядел уставшим.

– Что ж, приятных снов, Верити.

14

Я проснулась в темноте. Свечи Аннали давно догорели. Воск вытек из подсвечников и застыл на поверхности тумбочки в виде лужи. Я поскребла по нему ногтем и достала несколько крупинок соли и листиков шалфея. Чуть не сожгла дом! Я сонно огляделась по сторонам: кажется, чего-то не хватало.

Я напрягла слух, пытаясь услышать хотя бы отзвук того, что могло меня разбудить. Вероятно, какой-то громкий звук выдернул меня из сна и взбудоражил сознание. Два бокала шампанского в оранжерее и неожиданная подсказка от Жерара по поводу свечей моей сестры выбили меня из колеи, и сейчас мне хотелось только выпить стакан воды и снова уснуть.

Потянувшись, я нехотя вылезла из теплых подушек и села, озираясь в поисках раковины. Вдруг в тишине раздался пронзительный крик, и я невольно стиснула зубы. Сбросив с себя одеяла, я нащупала выключатель газовой лампы, и она зашипела, наполнив комнату светом. Я зажмурилась, и тут прозвучал еще один душераздирающий вопль. Кто-то… плакал?

Я прошла через гостиную. Здесь был сквозняк, и я немного замерзла. Вернувшись в спальню, я накинула халат и уже завязала шелковый пояс, когда кто-то снова закричал. Я закрыла уши, но все равно слышала эти страшные вопли, чувствовала, как они пронизывают меня до костей, вибрируют в ребрах и сдавливают грудину.

Нет, это не плач. Это крик. Когда все стихло, я осмелилась выглянуть в коридор. Я ожидала услышать крики слуг, зовущих на помощь, гулкие шаги и мучительные стенания – все, что могло объяснить происхождение этих жутких звуков. Но в доме было тихо и спокойно.

Еще один вопль. Теперь казалось, что звук исходит откуда-то сзади, и я резко обернулась. Сады. Оранжерея. Звук доносился снаружи. Я выглянула в окно, осматривая темный двор. Крики стали более низкими, грубыми и пугающими, как будто доносились из чьей-то утробы. Может, это несчастное животное, загнанное хищником?

Полная луна заливала сад мягким светом, освещая кроны деревьев, очерчивая контуры статуй, подсвечивая мерцающие кварцевые дорожки. И тут я увидела это. Из-под деревьев вынырнула крупная фигура. Это была женщина: высокая, с длинными юбками, тянущимися по земле. В свете луны они сверкали странноватым и жутким голубым светом. Я прищурилась. Это Дофина? Что она делала в саду так поздно? Неужели она тоже услышала звуки и пошла разбираться?

Я подошла к окну, чтобы приоткрыть створку, спросить, все ли в порядке, не нужна ли помощь, но оно было цельным и не открывалось. Тогда я постучала костяшками пальцев по стеклу: подала знак, что она не одна и я постараюсь помочь ей добраться до безопасного места. Она вздрогнула от стука и повернулась ко мне, вывернув шею под страшным, невозможным углом. Казалось, она отделилась от тела. Затем она открыла рот и снова закричала.

Отпрянув от окна, я споткнулась о мягкую подставку для ног, упала на пол и ударилась о боковую стенку стеклянного шкафа. Вскрикнула от боли. Села и, зажмурившись, потерла затылок. Там точно будет огромная, размером с гусиное яйцо, и очень болезненная шишка. Я подползла к окну; голова сильно кружилась.

Выглянув наружу, я поняла, что в глазах двоится. В саду стояли две женщины в сверкающих белых платьях и неотрывно смотрели на дом. Женщины задрали головы и посмотрели наверх. На меня. Я поморгала в надежде восстановить зрение. Одна женщина закричала. Потом другая. Одна пошла прочь, в глубь сада. Другая осталась на месте.

Со зрением все было в порядке. Я пригнулась и спряталась за пестрыми занавесками, по-детски надеясь, что если я не вижу их, то они тоже меня не увидят, а если меня не видно, то я в безопасности.

Кто это? Люди не могут издавать такие вопли и завывания. Они были слишком высокими, слишком громкими, слишком… жуткими. Меня бросило в дрожь, и на лбу проступила испарина. Я снова вспомнила то липкое болезненное чувство, с которым наблюдала за Розалией и Лигейей, когда они перемещались по коридорам Хаймура с необычной скоростью; вспомнила, как их шепот раздавался прямо у меня за спиной, даже когда я видела, что они отдаляются от меня.

Я осмелилась еще раз выглянуть в сад. Женщина переместилась. Теперь она сидела на ветке дерева в десяти футах от земли, и ее юбки ниспадали по ветвям, словно атласный водопад. Она широко раскрыла рот и снова заверещала.

– Это невозможно, – прошептала я.

Как она смогла так быстро залезть на дерево? Как она издавала – очередной вопль! – эти звуки? Я прислонилась к стене, отвернувшись от окна, от женщины, от этого невыносимого звука, и закрыла уши. «Призрак, – прозвучал тихий голос у меня в голове. – Ты видишь призрака».

– Это невозможно, – упрямо повторила я. – Свечи! – Я ухватилась за эту мысль с отчаянием утопающего, увидевшего спасательный круг. – Свечи должны отгонять их. Зажги еще свечу.

«Те же свечи, которые Ханна зажигала для тебя сотни раз? – подсказал голос. – Ханна Уиттен, которая умерла двенадцать лет назад? Эти свечи?»

Прозвучал еще один вопль. Неужели больше никто не слышит? В памяти всплыли неприятные воспоминания о последнем разговоре с Камиллой. Я старалась подавить их, но уже не могла игнорировать, словно это был болезненный назревший гнойник.

«Ты хоть представляешь, как это странно выглядит, когда ты говоришь с ними? Со стороны кажется, как будто ты говоришь сама с собой. Ты выглядишь как сумасшедшая, Верити, как будто ты не в своем уме».

Вопли эхом разносились вокруг, и я тихонько всхлипнула, сдерживая слезы. В коридорах было тихо, я проверяла. Никто в доме ничего не слышал. Если бы это были призраки (если они действительно существовали), то другие бы их увидели. И услышали. Но никто ничего не видел и не слышал. Кроме меня. Это все только в моем воображении. Камилла была права. Я сумасшедшая.

«Дорогая Камилла!

Пока я пишу эти строки прямо перед рассветом, скрючившись на полу своей гостиной, за окном душераздирающе кричит мертвая женщина, и теперь я понимаю, что ты сказала мне чистую правду. Со мной действительно что-то не так. Я серьезно больна. Я чувствую, будто часть меня – невероятно важная часть – просто сломана. И я не знаю, можно ли это как-то исправить.

Я хотела доказать тебе, что я сильная и самостоятельная. Хотела стать такой, как ты, – хозяйкой своей судьбы и жизни, – но теперь, когда я все знаю, я не вижу никакого будущего.

Прошу, пришли помощь. Я знаю, что очень разозлила тебя, но я по-прежнему твоя сестра и прошу сжалиться надо мной. Я готова понести любое наказание. Только, пожалуйста, поторопись. Скорее.

Твоя сестра Верити».