Текст книги "Дом корней и руин"

15

Меня разбудил стук в дверь. Солнце ударило прямо в лицо, и я зажмурилась.

– Мисс Фавмант, завтрак, – послышался приглушенный голос из-за двери.

Завтрак? Утро. Сейчас было утро. Я размяла затекшие конечности и поморщилась, когда позвоночник и суставы захрустели от движения. Каким-то чудом мне удалось задремать, свернувшись калачиком за шторами, где я пряталась от ужасных существ, явившихся мне прошлой ночью. Вокруг были разбросаны незаконченные письма Камилле.

– Иду, – сообщила я лакею. В горле першило, будто я всю ночь кричала.

Может, правда кричала? Нет. Наверняка кто-нибудь услышал бы и зашел проведать меня. Кое-как доковыляв до двери, я приоткрыла ее на несколько дюймов и, прищурившись, выглянула в коридор.

Это был Алекс. Он заметно помрачнел, заметив мой помятый вид.

– О, Верити, с тобой все в порядке? Ты выглядишь нездоровой. Я думал… думал, что ты…

Поняв, что халат у меня распахнут, я поспешно завернулась в него, но Александр все же успел увидеть ночную рубашку. От беспокойного сна завязки на шее развязались и обнажили ключицы.

Алекс густо покраснел.

– Да-а-а… Я просто хотел пошутить. Вышло не очень удачно, – заключил он. – Прошу прощения. Уже больше девяти. Я полагал…

Алекс оглянулся, словно отчаянно желал, чтобы кто-нибудь пришел и спас его. Я прикрылась халатом до самой шеи, сгорая от стыда.

– Нет, это я должна извиниться. Я плохо спала ночью и боюсь, что пока не готова к компании.

– Может, я попрошу принести тебе завтрак? – предложил Алекс, стараясь не смотреть на меня. – Я должен был догадаться, что отец заставит тебя работать допоздна, и… В общем, я пойду попрошу кого-нибудь принести поднос. Да. – Он покатил кресло по коридору, но внезапно остановился. – Кофе? Ты предпочитаешь кофе? Или чай?

Я постаралась выглянуть из-за двери так, чтобы видна была только голова.

– Все равно. Ну… лучше кофе, – решила я. После такой ночки я была рада любой помощи. – Черный, пожалуйста. Спасибо.

Алекс кивнул и помчался прочь настолько быстро, насколько мог.

* * *

– Прошу прощения еще раз, – повторила я, усаживаясь на один из стульев в гостиной и разглаживая руками юбку своего лучшего чайного платья. Я выбрала его в надежде, что россыпи вышитых голубых цветов поднимут мне настроение, а белая батистовая ткань придаст чуть более свежий вид. Кроме того, у него был самый высокий воротник, и оно застегивалось сзади на шее на три жемчужные пуговицы.

Алексу хватило такта вернуться только через полчаса. Следом явился лакей, который принес поднос с кофе, тостами и чрезвычайно соблазнительным яйцом пашот, а также небольшую тарелку с разнообразными фруктами.

– Это я должен извиниться. Когда ты не спустилась сегодня утром, я подумал… – Он снова покраснел. – Может, это связано с тем, что я сказал вчера? Мне очень жаль, что у тебя была неприятная ночь.

Внезапно я расхохоталась от его деликатной формулировки.

– Ох, это было… – Я остановилась, вспомнив, как перед сном писала Камилле, признавая свое поражение и моля о пощаде. И даже во сне я продолжала слышать вопли этих ужасных женщин. – Это было просто кошмарно. Но ты тут ни при чем, – поспешно добавила я.

Я стыдилась посмотреть в глаза Алексу, осознавая свою неполноценность. Когда он узнает – а я была уверена, что именно когда, а не если, – любой зарождающейся между нами дружбе придет конец. Интересно, как он отреагирует? Отстранится и будет благодарить судьбу, что избежал такого неудачного знакомства? Или, что еще хуже, будет смотреть на меня с жалостью и переживать за обезумевшую бедняжку? Эта мысль приводила в ужас.

– Я тоже плохо спал, – признался Алекс, сделав глоток кофе. – Эти чертовы птицы перебудили полдома.

– Птицы? – уточнила я на случай, если услышала неправильно.

– Визжали, как банши[5]5
  Банши – особая разновидность фей, предвестниц смерти.


[Закрыть]. Ты, наверное, их слышала.

– Я слышала… что-то странное ночью, но это не было похоже на птиц.

Алекс кивнул:

– Мамины павлины. Ужасные создания. Их слышно за несколько миль.

Я растерянно посмотрела на него. И тут Алекс наконец понял, в чем дело, и нервно усмехнулся:

– О, Верити! Представляю, как ты, наверное, испугалась, ведь ты понятия не имела, что это.

Я даже наклонилась к нему, чтобы еще раз уточнить:

– Так… ты тоже это слышал?

– Обычно они тихонько кудахчут на деревьях, но в полнолуние… они воют всю ночь напролет. Прости, никто не подумал, что тебя нужно предупредить.

– Но я видела… То есть подумала, что видела… – Я осеклась на полуслове и не стала говорить про женщин в белых платьях, мечущихся по саду. – Ты сказал, они сидят на деревьях?

* * *

– Они белые! – воскликнула я, когда мы вышли в сад.

По газону перед нами расхаживали два павлина, за которыми тянулись длинные, почти шестифутовые, пятнистые хвосты.

– Особое пожелание мамы, – пояснил Александр.

– Павлины-альбиносы, – в восхищении пробормотала я.

Да. В темноте, при свете полной луны я легко могла принять их за женщин. Они были чрезвычайно высокими и доставали почти до моей талии. А хвосты вполне походили на шлейф шелковых платьев.

– Не альбиносы, – поправил меня Александр. – На самом деле это синие павлины, но из-за мутации они лишены окраса. Видишь глаза? Синие, а не красные. У нас живут только лейкозистические[6]6
  Лейкозистический ген отвечает за белую окраску животных и специфический цвет глаз.


[Закрыть] белые павлины. Но иногда бывает, что птенец вырастает и у него проявляются участки синих и зеленых перьев. Пятнистый.

– И что тогда? – спросила я, оглядев сад в поисках такой необычной птицы.

– Мы их едим, – совершенно серьезно ответил Алекс.

Я ожидала, что он посмеется над собственной шуткой. Но нет. Я решила сменить тему:

– Значит… эти звуки ночью… это были они?

Алекс кивнул, и тут как по команде один из павлинов запрокинул голову и издал утробный крик. Я похолодела.

– Ты даже не представляешь, как я рада это слышать! – призналась я и с облегчением усмехнулась.

– Правда? – спросил Александр, зажимая уши.

– Я вчера такого нафантазировала! Я думала… – Помедлив, я все же решила поделиться своими страхами: – Думала, что сошла с ума.

– Если целая ночь павлиньих воплей не свела тебя с ума, то ничто уже не сможет, – заверил он.

В это время второй павлин решил ответить первому и, дрожа всем телом, тоже заверещал. А затем его длинный хвост поднялся и раскрылся великолепным веером. Каждое перо украшал необычный глаз кремового цвета, казавшийся слепым из-за отсутствия пигмента, и от этого почему-то становилось не по себе. Я наблюдала за противостоянием павлинов и мысленно комкала вчерашнее письмо Камилле.

– Сегодня такое прекрасное утро, – сказал Алекс, глядя на шлейф сизых облаков, нарушающий небесную синеву. – Может, пойдем длинным путем вокруг дома и потом начнем работу?

– С удовольствием, – согласилась я и последовала за ним.

Мы обошли особняк и оказались у дальней его части. Здесь был еще один сад с розовыми и желтыми цветами. Пчелы и колибри резвились в лучах утреннего солнышка.

– Что это? – спросила я, присматриваясь к низким живым изгородям, окаймляющим участок.

Алекс проследил за моим взглядом:

– А, это.

Он повернул кресло и поехал по тропинке, которая вела к этому странному месту. В поле за садом возвышались большие округлые бугры, поросшие дикой травой. Некоторые из них были длинными, в несколько ярдов, другие разбиты на более мелкие участки. Я не могла уловить никакой закономерности, но было очевидно, что холмы являются частью какого-то проекта, начатого, а затем заброшенного и забытого.

– Одна из папиных идей, которая так ни во что и не воплотилась.

Кажется, Алекс не заметил собственного каламбура.

– А что здесь должно было быть?

– Розы. Отец хотел сделать лабиринт, полностью состоящий из роз. Эти холмы должны были как-то поддерживать стены. В общем, для чего-то они были нужны, – подытожил он, пожав плечами.

– Красивая задумка, – сказала я, представляя, какого результата хотел добиться Жерар.

– Почему-то ничего не получилось. Он так и не смог найти идеальный состав почвы. Слишком много солнца, недостаточно тени. – Алекс покачал головой. – Это единственное, что он не смог вырастить, но время от времени появляются новые холмы, и он начинает говорить, что надо возобновить работу над лабиринтом.

Я обошла ближайший холм.

– Они вызывают странное зловещее чувство, не правда ли? Недостаточно плоские для бугорков на лугу, но и недостаточно высокие для настоящих холмов.

Алекс начал потихоньку откатываться назад.

– Окна моей спальни выходят в сад, – сказал он, махнув рукой в сторону дома. – В детстве меня мучили такие кошмары из-за этих холмов!..

Я еще раз оглянулась на них и пошла следом за Алексом.

– Кошмары?

– О да, – усмехнулся он. – Я часто засиживался допоздна и читал страшные сказки при свечах, после того как мама укладывала меня спать. Воображение разыгрывалось и выходило из-под контроля.

– А что ты представлял?

– Я думал, что эти холмы набиты костями, – с ухмылкой признался Алекс. – Воображал, как кости прорываются из земли и растут, как розы, о которых так мечтал отец. – Он поднял руки и, скрючив пальцы, соединил их в замок.

– Жуть какая, – пробормотала я.

Несмотря на утреннее тепло, по коже побежали мурашки.

– О, у меня было много жутких мыслей в детстве, – согласился Алекс и, разжав руки, снова покатил свое кресло к дому.

С одного из деревьев сорвалась огромная белая птица и приземлилась прямо перед нами. Павлин выпрямился в полный рост, поднял голову и издал оглушительный вопль.

* * *

– Лей-ко-зис-ти-чес-кий, – попробовала я еще раз, сидя за мольбертом и подготавливая основу для пробного портрета.

Изгнанные из сада недовольным павлином, мы переместились в маленькую библиотеку на втором этаже и приступили к работе.

– Лейкозистический, – повторил Александр, четко проговаривая звуки.

– Лейкозистический!

– Вот, уже лучше.

– Так странно.

Я отложила карандаш и достала одну из палитр.

– Ты про слово? – спросил он, вытянув руки вперед и разминая запястья.

– Про идею в целом. Белые птицы, которые должны быть синими… или это синие птицы, которых сделали белыми?

– И то и другое.

Я выдавила несколько цветов в центр палитры. Вместе они точно смогут передать теплый оттенок кожи Алекса.

– Зачем нужны белые? Разве синие не прекрасны?

– У мамы был такой в детстве. Ее любимый питомец. Когда она стала хозяйкой Шонтилаль, она решила, что белые павлины лучше впишутся в эстетику поместья. Отец согласился. Они потратили много лет на совершенствование стаи. До репродуктивного возраста дорастают только птицы с мутацией.

Я начала смешивать краски.

– То есть они уничтожили целую ветвь… генетического материала, – запнулась я, подбирая правильные слова, потому что эта область науки была совершенно мне не знакома, – просто для красоты?

Алекс изменился в лице; по его презрительному выражению было понятно, что он думает об этой практике.

– Именно так. Теперь ты понимаешь, почему я так хочу добавить к своему гербу алиссум?

– Понимаю.

Теперь я действительно поняла. Если бы мне пришлось выбирать какую-то сторону в споре, я бы предпочла согласиться с Александром. Мысль о том, что столько птиц с великолепным пятнистым оперением было убито только для того, чтобы сохранить эстетику садов семейства Лоран, вызывала отвращение. Я постаралась отогнать от себя это кровавое видение.

– Думаю, я готова приступить. Начну с лица, поэтому, когда ты займешь нужное положение, постарайся особо не двигаться.

– Говорить тоже нельзя?

– Чуть-чуть можно, но лучше все же постараться не нарушать позу, – ответила я, подбирая правильную кисть. – Это не должно быть мучительно для тебя. Если почувствуешь, что хочется… – По привычке я чуть не сказала «встать», но вовремя остановилась. – Подвигаться, попить или еще что-нибудь, мы можем сделать перерыв. Я стараюсь не забывать, что передо мной живой человек, но если я увлекусь, то ты всегда можешь напомнить мне об этом.

Он улыбнулся:

– Хорошо. Как начнем?

Фредерик поднял Александра из кресла и усадил на мягкий диван, обитый оливковым бархатом.

– Как тебе удобнее всего сидеть? – спросила я, внимательно глядя на него.

Он потянулся, попробовал разные позы: подпирая лицо рукой, сидя на краю дивана с выпрямленной спиной, полулежа в подушках и положив одну руку на спинку дивана. Все было не то.

– Можем попробовать последнюю позу, – неуверенно предложила я.

Мне не очень нравилось, но для начала сойдет. Скорее всего, я загрунтую этот слой, но хотя бы потренируюсь.

– А можешь немного наклонить голову вправо? Вправо относительно тебя, – уточнила я, когда он неправильно повернулся. – И назад. Слишком сильно… – Я беспокойно потерла руки. – Можно я помогу тебе? – спросила я.

– Будь добра. А то я чувствую себя как-то глупо, – признался он, по-прежнему сидя со склоненной головой.

– И выглядишь тоже, – шутливо заметила я.

Я помедлила, прежде чем дотронуться до его лица. Мне доводилось писать множество портретов: залы Хаймура украшали изображения моих сестер и племянниц, маленького Арти и Уильяма. Я уговаривала горничных и лакеев позировать мне в свободную минутку, рисовала ни о чем не подозревающих рыбаков, пока они сидели на пирсе в ожидании клева. Но я еще никогда не изображала такого необыкновенно красивого человека, как Алекс. Почти ровесника. К тому же с каждым днем он нравился мне все больше и больше.

В этом есть какая-то особенная близость. Дотрагиваться до него, осторожно поворачивать в правильном направлении. Наконец я собралась с духом и коснулась ладонями его лица, чтобы чуть наклонить голову. Алекс судорожно вздохнул:

– Руки холодные.

– Прошу прощения.

Я потерла ладони и продолжила. Его кожа оказалась нежнее, чем я думала, – свежевыбритая, без малейшего намека на щетину. Я слегка повернула его голову вправо. Мне не нравились портреты анфас. Небольшой поворот или наклон всегда добавляли живости, заставляли зрителя задуматься о тайнах, которые скрывал тот, кто был изображен на холсте.

– Вот так.

Я взяла его за подбородок, и мой палец оказался прямо у его губ. Александр накрыл ладонью мою руку и прижался к ней щекой; по спине пробежали мурашки.

– Ты пахнешь, как в моем представлении пахнет море, – сказал Алекс.

– Это мой лосьон, – ответила я, вспомнив о маленькой баночке, которую привезла из Хаймура. Мы делали лосьон из длинных водорослей, которые собирали на пляжах Сольтена.

Я тут же отстранилась:

– Слишком резкий запах?

Александр медленно взял меня за руку, прижался носом к запястью и глубоко вдохнул.

– Вовсе нет. Очень нежный. Очень мягкий аромат. То, что нужно для Верити.

– М-м-м.

Это был единственный звук, на который я оказалась способна: у меня перехватило дыхание, и я почувствовала, как внезапно внутри проснулось незнакомое мощное чувство – желание.

«Нет. Это нечто большее», – подумала я, ощущая, как тепло разливается по всему телу. Это больше чем желание. Это тоска, томление. Жажда. Я еще никогда не чувствовала ничего похожего. Она обрушилась на меня, как обломок скалы, сорвавшийся с высоты. Я даже не знала, что способна на такие чувства. Я не помню, чтобы в Хаймуре кто-либо когда-либо вызывал во мне такой внутренний жар.

Его губы были так близко, так близко, и внезапно я ощутила невероятное желание наклониться и поцеловать его. Я представила, как наши губы соприкасаются, знакомясь друг с другом, как он приоткрывает рот, поддаваясь моему нежному натиску…

Я отстранилась и выпрямилась, пока не успела перейти от мечтаний к действиям.

– Краски высохнут.

Я снова уселась на табурет и отерла рукой разгоряченное лицо, спрятавшись за холстом.

– Так пойдет? – спросил он, и я осмелилась выглянуть из-за мольберта. Он принял точно такое положение, как я показала.

– Ты идеален, – выпалила я, прежде чем успела подумать. – То есть твоя поза. Просто идеальна, – поправилась я, но он уже улыбался вовсю.

– Значит, можем начинать?

«Дорогая Аннали!

Спасибо за письмо и ящик свечей. Я зажигаю их почти каждый день. Я хотела сообщить, что у меня все хорошо. Работаю над портретом и… я… Если честно, мне кажется, что наследник Шонтилаль хочет ко мне посвататься…

Ты, наверное, обратила внимание, что я закончила предложение маленькими дугами. Я просто не решила, какой знак тут поставить – вопросительный или восклицательный. По правде говоря, я даже не знаю, как действовать в такой ситуации. Я невероятно польщена и, кажется, тоже начинаю в него влюбляться: он очень умный, и забавный, и очень, очень красивый. Но… (И снова эти дуги.)

Я никогда не получала столько внимания. Это странное пьянящее чувство, когда кажется, что ты нравишься. Интересно, можно ли влюбиться в состояние влюбленности? Как я вижу, эти чувства мешают здравым суждениям. Если бы ты была здесь! Если бы мы могли спрятаться у меня в комнате и открыто обо всем поговорить! Я скучаю по твоим мудрым советам. Я скучаю по тебе, сестра.

Как я понимаю, разговор с Камиллой ни к чему не привел? Мне было непросто, но я написала ей, что благополучно добралась. Ответа, правда, не получила. Хочется надеяться, что письмо просто задержалось, но ведь твое дошло очень быстро… Видимо, не все ссоры заканчиваются примирением.

Надеюсь на скорый ответ. Портрет будет готов всего через несколько недель. Поцелуй за меня маленькую Сесилию.

С любовью, Верити».

16

Ранним вечером того же дня я сидела у себя в комнате за письменным столом. Передо мной лежали чернила, перьевая ручка и конверт. Я аккуратно вывела адрес Аннали изумрудным цветом.

– Верити…

Ко мне заглянула Дофина, ожидая приглашения войти. Сегодня она была одета в сложный наряд со складками из лазурной парчи. Ее волосы удерживал гребень с блестящими павлиньими перьями, и я невольно задумалась, не принадлежали ли они одной из убитых отбракованных птиц.

– Входите, – приветствовала я ее, вставая со стула. – Я как раз закончила письмо для сестры. Хотела сообщить, что благополучно добралась. – С этими словами я как можно скорее спрятала письмо в конверт, чтобы Дофина случайно не заметила слов о ее сыне.

– Я могу отправить его, – предложила она, притянув конверт к себе.

– О, я еще его не запечатала, – начала я.

Она с улыбкой перебила меня:

– Ничего страшного. Я попрошу Бастиана сделать это перед тем, как отправить остальную корреспонденцию.

Не успела я возразить, как она спрятала конверт где-то в складках юбки.

– Нам не хватало вас за ужином. И с утра, – добавила она, тревожно сдвинув брови. – Александр сказал: павлины напугали вас. Мне ужасно жаль, что я забыла предупредить. Надеюсь, вам не очень плохо спалось?

Очевидно, она ждала, что я избавлю ее от чувства вины.

– Ничего страшного.

– А еще… Я подумала, может, съездим в город завтра утром? Будет весело. Вы так много трудились: сначала над портретом, потом над дурацкими цветами Жерара… Нужно отдохнуть. Думаю, мы могли бы пообедать, пройтись по магазинам. Можем отправиться сразу после завтрака.

– Звучит… – Я остановилась, подбирая правильное слово. Это было очень неожиданно. Я только приехала и думала, что Дофина будет торопить меня с завершением заказа.

– О, прошу, скажите «да», – продолжила она, не обращая внимания на мое замешательство. – Я сижу здесь в заточении со всеми этими мужчинами и… Маргаритой. – Она хитро улыбнулась. – Было бы прекрасно провести время с вами.

Подумав, я кивнула:

– Мне тоже было бы очень приятно, Дофина. Благодарю.

Она просияла.

– Ура, я так рада! Я сообщу кучеру. Как дела с портретом?

– Мне кажется, очень хорошо. Сегодня я начала первую пробу, чтобы оценить выбранную позу. И нам по-прежнему нужно найти подходящее место для портрета.

Дофина кивнула.

– Александр сказал, что ему очень нравится в вашем обществе.

Я вспомнила, как он взял меня за запястье, и покраснела.

– С ним приятно работать.

Дофина покрутила кольца на левой руке, и драгоценные камни ярко засверкали, несмотря на то что день уже клонился к вечеру.

– Он такой нежный мальчик. Я рада, что у него появился новый собеседник. Боюсь, у него здесь совсем нет компании. Особенно таких юных леди, как вы.

– Нет? – удивилась я. – Я думала…

Дофина покачала головой, отчего ее серьги с гигантскими изумрудами закачались из стороны в сторону.

– Александр очень осторожно впускает в свою жизнь новых людей. У него было очень одинокое детство. После несчастного случая я так боялась, что с ним еще что-нибудь случится, что делала все возможное для его безопасности. Возможно, я даже немного переборщила.

– Прекрасно понимаю, каково это – расти в изоляции.

– Еще бы! – воскликнула Дофина. – Хаймур ведь единственное поместье на вашем острове, если не ошибаюсь?

– Верно. До наших ближайших соседей нужно плыть около трех часов. В хорошую погоду, – добавила я.

Дофина нахмурилась:

– Что ж, тогда у вас, наверное, много общего. Не сомневаюсь, вы быстро подружитесь.

– Я… надеюсь.

– Я тоже, – с улыбкой ответила Дофина.

* * *

– Этот оттенок синего вам совершенно не подходит, – сказала продавщица, убирая лоскут ткани от моего лица.

– Но мне всегда нравилось…

– Нет, нет и еще раз нет. Он слишком контрастирует с вашим цветом кожи. Видите?

Она снова приложила к лицу атлас и указала на зеркало, окаймленное золотыми лебедями и россыпью позолоченных лепестков. Ее лицо исказила гримаса ужаса.

– А мне нравится.

Девушка покачала головой и убрала ткань так поспешно, как будто думала, что я попытаюсь ее отобрать. Дофина улыбнулась мне в знак сочувствия. Диван вокруг нее был усеян эскизами платьев.

– Здесь всегда так напряженно? – спросила я шепотом, чтобы не услышала продавщица.

– Только когда осмеливаешься озвучить неправильное мнение, – ответила она, смеясь. – Этот голубой цвет вас действительно бледнит.

– В этом нет необходимости, – сказала я, сходя с подставки. – Мне не нужно новое платье. Уж точно не такое шикарное, как все эти.

Я присела на другой конец дивана и стала перелистывать отверженные эскизы. Все они были нелепо перегружены: чрезвычайно пышные юбки с огромным количеством декоративных элементов, плечи, подчеркнутые такими острыми углами, что их обладательница больше походила бы на рептилию, чем на женщину, лифы, усеянные пайетками и драгоценными камнями.

– Женщине всегда нужно новое платье, – не унималась Дофина. – Это мой любимый салон в Блеме, и я хочу, чтобы у вас осталось что-то на память об этом месте, когда вы вернетесь домой. – Она вздохнула, как будто эта мысль причиняла ей боль. – Куда же вы отправитесь после того, как закончите портрет?

Я не задумывалась о том, как устроить свою жизнь после завершения заказа для семьи Лоран. Я сомневалась, что Камилла будет ждать меня в Хаймуре с распростертыми объятиями, и совсем не была уверена, что сама захочу туда вернуться. Но больше идти было некуда. Мерси жила во дворце в просторных апартаментах, но ее проживание было обусловлено только благосклонностью короля. Она не могла распоряжаться жильем по своему усмотрению и предоставлять комнаты непутевым членам семьи в трудную минуту. Онор, работая гувернанткой, находилась в таком же положении, а в домике на Гесперусе едва хватало места для Аннали и Кассиуса еще до появления их капризной малышки.

Я пересчитала в уме, сколько шелковых платьев было припрятано в одном из чемоданов в Шонтилаль. Негусто.

– Нам будет очень вас не хватать, – добавила Дофина, когда стало очевидно, что у меня нет ответа на ее вопрос.

– Мне тоже.

– Если бы… – Она остановилась и задумчиво покачала головой, словно отгоняя непрошеные мысли.

– Что?

– Так, ничего особенного. Наивные мечты матери.

Я вспомнила, как Камилла изначально отреагировала на письмо Дофины: она предполагала, что герцогиня Лоран хочет пригласить Мерси в гости, чтобы сосватать ей Алекса. Я думала, у такого привлекательного и обаятельного молодого человека, как Александр, должен быть целый список потенциальных невест, но Дофина сказала, что он очень замкнут, избирателен и любит одиночество. Возможно, Камилла была права. Возможно, Лораны искали жену для своего сына.

Я не возражала против союза по договоренности. Браки – особенно между знатными семьями – почти всегда были результатом тщательного планирования родителей. То, что я была сиротой, вовсе не означало, что мое будущее не может быть также предопределено…

– Вы, кажется, глубоко задумались, моя дорогая, – сказала Дофина, прервав мой внутренний конфликт между разумом и сердцем. – Все в порядке?

Я прикусила язык и судорожно размышляла: кажется, настал судьбоносный момент. Я могла ничего не говорить, позволить ей нарядить меня в вычурное платье, которое вскоре отправится в Хаймур и будет пылиться в шкафу, никогда не видя света. Если я вернусь, Камилла, конечно, не даст мне и шагу ступить без ее разрешения. Только если я вернусь… А если нет, что тогда? У меня было немного – очень немного – собственных денег, к ним скоро добавится гонорар за портрет Александра. На это можно будет прожить какое-то время… Но где? И с какой целью?

Чего я действительно хотела? Я хотела рисовать. Я хотела приключений. Я хотела, чтобы кто-то разделил это со мной. Когда-нибудь. А Алекс был добрым. Умным. Он относился ко мне с нежностью и уважением. Он слушал и смешил меня. Он станет герцогом. А я могла бы стать герцогиней. Как Камилла. Я не сомневалась, что с ним можно будет прожить осмысленную счастливую жизнь.

Я поджала губы и не глядя перелистывала страницы с платьями, готовясь сделать более важный выбор.

– Я только… Я вдруг подумала, как мне будет не хватать всего этого. Я знаю, я провела здесь всего несколько дней, но уже успела влюбиться в Блем. Будет грустно уезжать.

Я украдкой посмотрела на реакцию Дофины, но тут как раз вернулась продавщица с охапкой тюля лавандового, персикового и золотистого цветов. Дофина вернулась к эскизам, задумчиво пробормотав что-то про линию талии на одном из платьев. Но я все же успела заметить, что она едва заметно улыбнулась.