Текст книги "Водоворот жизни"

Глава 13

Чарльз переживал один из самых тусклых и мрачных моментов своей жизни, когда столкнулся с неотвратимостью факта своего провала и в Оксфорде, и в Кембридже. До сих пор ему никогда не приходилось терпеть столь сокрушительного фиаско. Его мать, как обычно, отказывалась мириться с поражением своего исключительного сына.

– Это не имеет никакого отношения к твоим способностям, Чарльз. Ни для кого не секрет, как богачи раскупают полностью все места для поступления.

Когда Руфь позвонила ей и с гордостью сообщила, что Муне предложили место в Оксфорде, Юлии пришлось с трепетом выражать восторги.

– Мы решили, – сказала она, – что Чарльзу будет лучше учиться в местном университете. Он еще слишком молод, чтобы отрываться от дома.

Чарльзу было унизительно слушать, как мать оправдывает его провал.

– Знаешь, Чарльз, – обратилась она к нему, положив телефонную трубку, – евреи тоже всегда пробивают себе дорогу деньгами.

Решение Чарльза поехать в Эксетер было принято под влиянием матери. Она уверяла, что если не Оксфорд и Кембридж, то между остальными университетами нет абсолютно никакой разницы. Она вместе с Чарльзом ездила на собеседование. Эксетер ей понравился. Крупный и богатый город имел прекрасный старинный собор. Она представила, как под сенью его величественных стен она обедает со своим сыном. Ее тут же осенило, что пора научиться водить машину.

Обратно мать и сын возвращались поездом и всю дорогу строили грандиозные планы. Чарльз думал, какой будет его комната. Ему всегда хотелось спать на низкой кровати в комнате с темно-коричневыми стенами. Мать задумалась над его гардеробом, представляя сына в клетчатой рубашке, простых твидовых брюках и свитерах с V-образным вырезом. Сам он воображал себя в красной шелковой пижаме, а если повезет, то – в пестром девическом окружении. Он слышал, какие они шустрые в Эксетере. Вот почему он и позволил матери избрать для него это место.

Чарльзу хватило всего двадцати минут, чтобы сообразить, что он больше не будет единственным гадким утенком в лебединой стае. Там оказалось несколько неуклюжих мальчиков, которые тоже чувствовали себя совершенно не в своей тарелке: это, в основном, были фермерские сынки. Он прошелся с родителями по длинным коридорам учебного заведения, где толпились студенты, обменивающиеся приветственными возгласами друг с другом. Он услышал сотни голосов с акцентом среднего сословия, и ему стало невыносимо неловко. Чарльз понимал, что его семья говорила с отчетливым дорсетским акцентом, который важной проблемы никогда не представлял, пока он не возмужал и не услышал своего мягкого, грассирующего говора, данного ему на всю жизнь. Здесь же юноша услышал резкий английский язык, быстрый и отрывистый, как пулеметная очередь.

Его пиджак из харрисского твида казался немного громоздким и броским, словно кричал о том, что куплен в магазине готового платья у Руфи, а не сшит модным мужским портным. Почти все студенты были в джинсах и свитерах. Уильям вообще выглядел «слоном в посудной лавке». Надетый по особому случаю, лучший костюм мешком висел на его могучей фигуре. Он во все времена люто ненавидел большие города.

Только Юлия совершенно не замечала всего этого. Сама она была в своем выходном сером пальто с воротником из нутрии. Обычно его берегли в семье для похорон, но в этот особенный день пальто, казалось, подходило весьма кстати. Они долго искали комнату Чарльза. Она оказалась совершенно пустой, за исключением узкой кровати, маленького письменного столика и стула. Чарльз пришел от нее в восторг. Планы по оборудованию комнаты у него были грандиозные.

Юлия посмотрела на кровать и тут же ужаснулась от мысли, что этот важный объект ускользает от ее бдительного ока.

– Надеюсь, ты будешь прилежно учиться, Чарльз, – сказала она.

– О, конечно, буду, – ему не терпелось спровадить родителей восвояси, а самому заняться обустройством на новом месте. Наконец предки уселись в машину и, отъезжая, помахали ему на прощанье. Чарльз, улыбнувшись, повернулся лицом к зданию университета, горя желанием приступить к осуществлению своих грандиозных замыслов.

Всю дорогу домой Юлия молчала.

– Нам будет не хватать нашего мальчика, – заметил Уильям, взглянув на Юлию.

– Да, – коротко ответила она. Юлия сидела опустив голову, поэтому он не мог видеть, как из ее глаз на перчатки капали слезы.

Уильям смотрел прямо перед собой, на дорогу. Темнело. Он чувствовал, как к сердцу коварно подкрадывалась радость, которую боялся спугнуть, и не осмеливался даже себе признаться в этом. Ведь теперь у Юлии наверняка найдется гораздо больше времени для него.

Когда они вернулись домой, Юлия занялась приготовлением ужина.

– Как же вы его там оставили? – спросила Элизабет. – Ему было грустно?

Уильям посмотрел дочери в глаза.

– Чарльз никогда не притворяется. Мне показалось, все у него в полном порядке.

– Как ты думаешь, я смогу туда тоже поехать? – поинтересовалась Элизабет. – Учительница говорит, что я довольно способная.

Юлия резко повернулась к дочери.

– Ты не поедешь в университет. К чему это нужно девочке с твоими задатками?

– Но сейчас многие девушки поступают в университеты.

– Ничего хорошего из этого у них не выйдет. Пойми, Элизабет, мужчине не нужна девушка умнее его. Запомни мои слова. Все эти синие чулки никогда не найдут себе спутника жизни, который захочет жениться на них. Тогда как же им быть?

Элизабет молчала. Ей нечего было ответить.

– Я бы хотела стать доктором, – наконец сказала она.

– Ты всегда можешь выйти замуж за доктора, – воскликнула Юлия.

Она была немного резковата с Элизабет, так как и мысли никогда не допускала о том, что девочка с таким нежным характером и ласковыми голубыми глазами захочет от жизни чего-то еще, кроме хорошего замужества.

Элизабет поникла и весь ужин просидела молча, понуро опустив голову.

– Уильям, я хочу, чтобы с завтрашнего дня ты помогал мне учиться водить машину.

Муж был поражен.

– Учиться водить, Юлия? Не нужно тебе этого делать.

– Нет, нужно. Поездом добираться до Эксетера слишком неудобно, а тебе туда ездить не нравится. Поэтому мне нужно учиться водить машину самой, чтобы не упустить Чарльза.

– Он же скоро сам приедет домой. Неужели ты не можешь оставить парня в покое и дать ему возможность проявить самостоятельность? – в голосе Уильяма звучала нотка раздражения. – Не успели мы с ним расстаться всего несколько часов тому назад, ты опять строишь планы, как бы с ним увидеться. Знаешь, Юлия, тебе придется дать мальчику свободу. Ты не сможешь вечно держать его на привязи возле своей юбки.

Юлия, как обычно, сухо сжала губы.

– Мальчик нуждается в своей матери до тех пор, пока не найдется хорошая жена, чтобы присматривала за ним, как следует. – Она встала и вышла из-за стола. – Мне что-то нехорошо, Уильям. Пойду наверх. Вы с Элизабет справитесь с мытьем посуды? – Юлия медленно стала подниматься по лестнице.

Наверху она тихо вошла в опустевшую спальню Чарльза и зажгла маленькую настольную лампу, которую подарила сыну на Рождество. Юлия ощутила жгучую волну боли от разлуки с сыном. Перехватило дыхание, и она присела на кровать. Поболтав немного ногами, она легла и какое-то время лежала совсем без движения. Закрыв глаза, представляла своего сына. Слышала его смех, дразнящий голос: «Ах, мама…» Однако легче ей от этого не становилось: сына здесь не было. Открыв глаза, поднялась с кровати.

«Утром нужно сменить белье», – мысленно отметила она про себя. Вечером, когда муж храпел рядом, Юлия, повернувшись к нему спиной, тихо плакала в подушку. Она никогда раньше не думала, что расставание с сыном принесет ей столько мук и страданий.

Чарльз провел свою первую ночь в Эксетере за разговорами со своим соседом по комнате. Тот тоже был новичком.

– В какой школе ты учился? – спросил он у Чарльза, который страшился этого вопроса.

– Вряд ли ты слышал о ней. Это маленькая частная школа в Дорсете.

– О, а я из Шерборна. – Он с любопытством посмотрел на Чарльза. – Что это ты читаешь?

– Английскую литературу.

– В самом деле? А для чего это тебе?

Чарльз смутился. Он знал о своем будущем предназначении. Его ожидала слава. Витавшие в голове его матери мечты о судьбе сына, связанной с литературной нивой, оказались не столь далеки от истины. Тайно он пробовал писать мелодрамы.

– Ну, я думаю, буду писать.

На Майкла это произвело впечатление.

– А меня мать заставила приехать сюда насильно. Хочет от меня чертовски много. Она просто спит и видит меня архитектором, чтобы я мог проектировать здания и посвящать их ей. А мне самому здесь совершенно не нравится. Три года гнить в такой дыре, как Эксетер.

Чарльз крайне изумился. Во-первых, тем, что Майкл столь непочтительно отзывался о матери, а во-вторых, хотя Эксетер, конечно же, был не Оксфордом и не Кембриджем, Чарльзу все равно интересно учиться в любом университете.

Майкл пришелся Чарльзу по душе. Он быстро понял, что может многому научиться у своего нового приятеля. Для начала Чарльз решил раз и навсегда избавиться от своего дорсетского акцента.

– Пошли, – предложил Майкл. – Давай спустимся в столовую и раздобудем чего-нибудь поесть. А потом проверим пивные в округе.

Несколько часов спустя они устроились за столиком в пивной «Козел и Корона». Чарльз слегка захмелел после пары кружек горького пива. В его семье пили редко, только по праздникам.

– Майкл, чем все-таки ты хочешь заниматься по-настоящему? – спросил он.

Майкл рассмеялся.

– Поволочиться за хорошенькой киской… А если серьезно, то здесь хватает возможностей проявить свой талант. Я проведу три года, осваивая здесь гуманитарные науки, а затем отправлюсь в Лондон изучать архитектуру или поступлю на работу в Министерство иностранных дел. К тому времени я вступлю в наследство по духовному завещанию отца. Он не доверял мне, поэтому, когда внезапно протянул ноги, вся моя добыча уплыла и достанется только после того, как мне исполнится двадцать пять лет. Продувной старый хрыч! Но я, по крайней мере, отвоевал себе автомобиль. А потом, ну, я женюсь на какой-нибудь непорочной ледяной красавице, которая нарожает целый выводок нахлебников, а я буду проводить время в свое удовольствие и подальше от дома. А когда уж им по горло приспичит меня видеть, то это будет происходить в библиотеке перед обедом.

– Романтики в тебе нет ни на грош.

– А это дело никакого отношения к романтике и не имеет, – ухмыльнулся он Чарльзу. – Ты должен четко себе представлять реальную жизненную картину в этом мире… У твоих предков есть деньги?

– Нет, – ответил Чарльз с внезапным чувством гордости. – Я первый в семье поступил в университет. Мой отец работает аптекарем в Бридпорте. А мать рассуждает примерно так же, как и твоя. Она хочет, чтобы я стал богатым и знаменитым, хотя я не представляю, как можно этого добиться, имея скромный бюджет и обыкновенное происхождение.

– Тебе надо найти девицу с деньгами, а красивую биографию сочиним. Об этом не беспокойся. Давай вместе подумаем, как нам получше провести эти три года.

Они выпили за это, потом подняли еще несколько тостов, после чего еле-еле приплелись в свою комнату. В замутненном сознании промелькнул момент, когда его сильно потянуло домой, пока он стоял на коленках на холодном кафельном полу, фонтаном извергая все выпитое в тот вечер пиво. Ах, если бы он только был сейчас дома, то мать, по крайней мере, поддержала бы его голову. Жгучие слезы жалости к себе застилали ему глаза.

Майкл познакомил Чарльза с несколькими ребятами из Шерборна, которые все казались веселой компанией. Они приняли Чарльза, который через несколько месяцев превратился в истинного шерборнца. Он остро осознавал свою ущербность: ему не хватало непринужденной легкости в общении, он не умел, как другие, ездить верхом, стрелять и играть в теннис. В классической школе уделялось мало внимания спорту, футболом Чарльз никогда не увлекался, поэтому решил попытать счастья в университетской газете и познакомиться с редакцией. К великой радости Чарльза, у него обнаружился недюжинный талант к писательскому ремеслу. Отныне он изображал из себя служителя музы, поэтому стал носить яркие рубашки. Девушки говорили, что он обладает тонкой чувствительной натурой, «отличной от всех остальных». Чарльз пристрастился к чтению книг по экзистенциализму.

Он стал одеваться в местном магазине модной мужской одежды, где у него был открыт свой счет. Выбросив весь свой прежний провинциальный хлам, Чарльз с помощью Майкла подобрал подходящую коллекцию достойной его нового положения одежды. Она стоила уйму денег, но он был уверен, что Юлия поймет и оценит все правильно. Вскоре Чарльз, не теряя времени даром, стал брать от жизни все.

Вечеринки среди студентов устраивались довольно часто, и он научился танцевать всю ночь напролет. К рок-н-роллу Юлия всегда относилась как к плебейскому танцу, поэтому запрещала его в своем доме. Посещения танцев в школе тоже не поощрялись.

– На это у тебя еще будет уйма времени, – приговаривала она. Как обычно, мать оказалась абсолютно права.

Первое время, когда Чарльзу удавалось тайком провести девочку в свою комнату, у него иногда возникали проблемы, так как до этого ему приходилось заниматься сексом или на природе, или на заднем сиденье машины, если таковая имелась у его очередной подружки. Секс, в понимании Чарльза, всегда представлялся гимнастическим упражнением, для которого требовалось снять минимум одежды и проявить максимум физических сил, чтобы избежать противной жгучей крапивы или бдительных полицейских.

Теперь, когда в его постели лежала совершенно обнаженная Памелла, Чарльз чувствовал себя почти что девственником.

– Ты ведь не девочка? – с тревогой спросил он.

– Конечно, нет, смеешься, что ли? – ответила она.

– Тогда часто этим занималась?

– Прилично, – воскликнула Памелла. – Чего тянешь? Мне уже тошно. – Она лежала на спине, раздвинув ноги широко в стороны.

– Давай сначала немножко поболтаем, – в отчаянии предложил Чарльз. У него совершенно пропала чувствительность нижней части тела, начиная от талии. Его все время угнетало незримое присутствие Юлии. Он чувствовал, что матери не нравится его поведение. Чарльз попытался обнять Памеллу за плечи и притянуть к себе, надеясь, что объятия помогут ему возбудиться. Но девушка проявляла нетерпение.

– Мне надо успеть вернуться до 11.30. Что с тобой? Не стоит?

Чарльз, устыдившись, кивнул. Он не мог выдавить из себя и слова.

– Вот так, – сказала она, схватив его вялый пенис. – Тебе нужно помочь, – и она принялась неистово тереть его изо всех сил.

К великой радости Чарльза, фокус удался. Он умудрился натянуть презерватив и погрузиться в женскую плоть перед тем, как кончить. Но в самый высший момент оргазма он вдруг увидел разъяренное лицо Юлии.

– О, нет, – застонал он.

Памелла осталась довольна, приняв его стон на счет своих выдающихся способностей.

– У тебя могло бы получиться еще лучше, – похвалила она Чарльза, – только не хватает немного практики.

– Спасибо, – смиренно ответил Чарльз.

– Ну, как она держится в седле? – спросил Майкл на следующий день.

– Чудесно, – ответил Чарльз. – Просто чудесно.

– Видишь ли, суть в том, что большинство девиц, с которыми мы тут встречаемся, идут на это из-за боязни остаться ненужным синим чулком. Почти у каждой из них дома прячется хорошенькая сестричка, которая только и ждет момент, как бы перехватить мужчину и женить его на себе. Девчонки, которые приехали сюда, чтобы выскочить замуж, держат ушки на макушке.

– А Памелла тогда из каких? Она вроде бы и не синий чулок, и замуж не особо стремится, – задумчиво произнес Чарльз, который до того тяготился постыдным и унизительным опытом своих отношений с Памеллой, что боялся даже открыто смотреть ей в глаза.

Майкл усмехнулся.

– Она из породы совратительниц. Такие женщины напичканы всяческими дурацкими идеями о своей сексуальной раскрепощенности, мнят из себя свободных наравне с мужчинами. Они даже за еду платят за себя сами. Слава богу, таких не очень много.

– Им надо носить на шее отличительный ярлычок, – горько усмехнулся Чарльз. После этого случая он стал предпочитать забираться в кровать к девицам, нежели тащить их в собственную постель.

Глава 14

Юлия с благоговейным трепетом ждала сына на станции в Бридпорте. На их маленьком «Моррисе» были прикреплены таблички, обозначавшие, что за рулем находится водитель-стажер. Уильям сидел на заднем сиденье, любезно уступив переднее место сыну.

– Не очень-то приятно предстать перед своими знакомыми в родном городе, когда за рулем жена, – бормотал он себе под нос, забираясь в автомобиль. Ни Чарльз, ни Юлия его не слушали.

Чарльз взахлеб рассказывал матери о своих новых друзьях и местах, где уже побывал. Юлия исподтишка поглядывала на сына, пока вела машину до дома. «С ним творятся чудеса, – думала она. – Он так уверенно держится… стал уже джентльменом». Она была полностью довольна собой. Из-за этого стоило пострадать и пережить боль разлуки. Теперь он всецело принадлежит только ей в течение нескольких недель Рождественских каникул.

Целая буря поднялась из-за счета магазина мужской одежды. Обида Юлии стала полной неожиданностью для Чарльза.

– Как ты посмел истратить столько денег? Твой отец день и ночь работает, чтобы содержать тебя там, а ты?.. – негодовала она.

– Мама, но ты совершенно не понимаешь, что мне нужно не отстать от других. Они же не одеваются в таком месте, как лавка «Бентли». Мне что, быть белой вороной?

– Так ты хочешь сказать, что мой вкус никуда не годится? А вдруг мы…

– Оставь его, Юлия, – вмешался Уильям. – Если ему нужна одежда, пусть она у него будет такой, какой ему хочется. Если мы отправили его туда, чтобы он стал джентльменом, так почему же он должен отличаться от остальных? Ты должна была быть готова к этому.

Чарльз удивился и обрадовался. Отец так редко был с ним заодно. Но Юлия не сдавалась.

– Сколько ты заплатил за эту куртку? – потребовала она, указывая на его добротную, с начесом куртку пилота-бомбардировщика.

– Она продавалась за десять фунтов, – солгал он с привычной легкостью. Чарльз и до этого всегда инстинктивно врал Юлии. Не то что Элизабет, которая говорила только правду и натыкалась на стену молчаливого гнева матери. Чарльз умудрялся выйти из воды сухим, скупо выдавая истину по крупицам.

– Я думаю, цена умеренная, – снова попытался заступиться за сына Уильям и с жаром прибавил – Помню, такие куртки во время войны…

– Ты же в войне не участвовал, – резко оборвала Юлия.

Уильям, задетый за живое, обиженно и покорно умолк.

Чарльз, взглянув на Юлию, а затем на отца, предложил:

– Пошли, отец, в пивную. Выпьем. Уильям мгновенно встрепенулся.

– Отличная мысль, – поддержал он.

Когда они выходили, Юлия поднималась по лестнице, держа в одной руке чашку для пудинга, а в другой – мокрое полотенце.

– Пойду прилягу, – сказала она Уильяму.

– Я останусь, если ты себя плохо чувствуешь, – заволновался Уильям.

– Пошли, отец. Все в порядке. Она будет прекрасно себя чувствовать к тому времени, как мы вернемся.

Сложившийся за долгие годы жизни с Юлией стереотип поведения Уильяма надежно сработал.

– В другой раз сходим, сынок. Я не могу оставить мать в таком состоянии одну.

– Она же все время так делает, когда получается не по ее воле. Если бы ты потакал ей не все время, а только в редких случаях, она вряд ли была бы такой настырной. Мне иногда кажется, что ты не мужчина, а мышь серая.

Все годы становления и мужания мальчик остро нуждался в отцовском внимании. Все несправедливые годы притеснений он оставался жертвой совершенно непредсказуемых перемен в настроении матери. Отец тоже был с ним, но как бы на втором плане, в тени молчаливого присутствия, никогда не вставая на его защиту. Чарльз, хлопнув дверью, вышел из дома.

Уильям покачал головой. Конечно, Юлия иногда слишком перегибала палку, но во многих случаях все-таки оказывалась права. Он пошел наверх взглянуть, как себя чувствовала Юлия. Когда он увидел ее лицо, заглядывая в щелочку двери, глаза были закрыты, однако едва заметную улыбку своего превосходства Юлия скрыть не смогла.

– Все хорошо, дорогая? – спросил Уильям.

– Уже лучше, спасибо. Через минутку я спущусь вниз и приготовлю чай. Думаю, салат из крабов тебе придется по вкусу.

Уильям успокоился. Это было его любимым блюдом. Он, несомненно, прощен.

Чарльз забрел в местную пивную и подсел к нескольким бывшим одноклассникам, которые сейчас работали в родном городке. Он заметил, что там появилась новая знойная девица за стойкой бара. Первые полчаса они чувствовали себя немного скованно, поскольку прежние приятели не только увидели разительные перемены в облике Чарльза, но и услышали его «шикарный» акцент. Чарльз очень грациозно поддразнивал компанию. Он заранее предвидел их реакцию, но совершенно ничего не имел против. «По крайней мере, – как он рассуждал про себя, – я не увяз в этой вонючей трясине Бридпорта».

Вскоре он подошел к стойке бара и предложил девице проводить ее домой.

– Конечно, – согласилась она, – только я живу здесь за углом.

– Тогда мы, пожалуй, прогуляемся чуть дальше, – вкрадчиво предложил он. Когда они выходили, он, помогая девушке одевать пальто, заметил обручальное кольцо на пальце своей спутницы. – Вы замужем? – удивленно спросил он.

– Муж в отъезде, – беззаботно ответила она. Чарльз взбудоражился. У него никогда не было замужней женщины. Он положил ей руку на плечо, и она доверчиво склонила к нему голову.

– Куда мы пойдем? – поинтересовалась она. – У меня дома дети.

Внезапно его осенило, что девица была проституткой.

«Погоди, спрошу у Майкла», – подумал он, а вслух, стараясь прозвучать как можно небрежнее, спросил: – А куда ты обычно ходишь?

– Или к игрокам в покер, или за автобусную остановку. А ты новичок? – полюбопытствовала она.

– Разумеется, нет, – ответил Чарльз. Позже, когда, прижав ее к стене за автобусной остановкой, он начал шарить в кармане в поисках презерватива, она мягко остановила его:

– Не нужно этого, глупыш. Я же замужняя женщина, и у меня есть колпачок.

Она была удивлена яростью его нападения. До этого у нее были партнеры с садистскими наклонностями. Но этот мальчик слишком свиреп. Когда-нибудь он причинит женщине немало горя.

Разрядившись, Чарльз почувствовал и радость, и отвращение. Здорово в сравнении со всеми, кто были до этого, но, осмотревшись по сторонам, Чарльз увидел грязное и неряшливое ристалище их распутства.

– Я отведу тебя домой, – предложил он.

– Очень любезно с твоей стороны.

Она болтала с ним всю дорогу, пока они не остановились перед ее маленьким домиком с террасой. Когда она вставила ключ в замочную скважину, шторка в окне возле двери шелохнулась.

«О Боже, – подумал он, – а я-то надеялся, что она уж и мамы не помнит».

На следующее утро, как только Чарльз проснулся, его охватила паника: накануне быть с проституткой и не пользоваться презервативом! Вполне мог подцепить какую-нибудь заразу. Когда пошел помочиться первый раз, то был уверен, что почувствовал легкое жжение. Весь день Чарльз бегал в ванную комнату и проверял свое состояние. К вечеру он чувствовал явную боль при мочеиспускании, а кончик его пениса стал другого цвета.

Он всю ночь не мог сомкнуть глаз: какой удар! Что говорить матери? Он мог бы рассказать все отцу, но тот все равно проболтается. Можно было бы пойти к доктору, но у него никогда не было своего. К врачу его всегда водила Юлия. К рассвету он уже знал, что иного выхода нет, кроме как чистосердечно рассказать все матери.

Она пришла в дикую ярость.

– Как ты мог, Чарльз? Как омерзительно… Я позвоню доктору Эвансу прямо сейчас. А пока не садись ни на один стул в доме, подстилай сначала газету.

– Пожалуйста, мама. Договорись только о времени приема. Не ходи со мной. Я пойду один… Пожалуйста.

– Не говори глупости, Чарльз. Я, конечно же, пойду вместе с тобой. Очевидно, мне нельзя спускать с тебя глаз. Придется держать под контролем.

Он слышал, как мать договорилась с врачом о приеме, затем позвонила Уильяму в аптеку.

– Приезжай домой на машине, Уильям. Нужно отвезти Чарльза к доктору.

Как только отец подъехал, Юлия натянула на ухо фетровую шляпу и, по-лягушачьи подпрыгивая, конвоировала Чарльза до машины. Положив на заднее сиденье целую кипу газет, указала сыну:

– Сядь здесь. И запомни, будешь стоять в приемной у доктора до тех пор, пока он нас не пригласит.

Всю дорогу Юлия «ласкала» слух сына «похвалами» его ужасного поведения. Когда подошла очередь Чарльза войти в кабинет врача, мать тенью скользнула за ним.

– Доктор Эванс, знайте, мы не такие люди, – она была вне себя от унизительности их положения. Прошло много лет, прежде чем доктор Эванс соизволил ответить на ее Рождественские поздравительные открытки.

Доктор посмотрел на Чарльза и все прочел на его несчастном лице: скорее всего, оплошность в половых отношениях.

– Мы с Чарльзом прекрасно обойдемся без вас, – сказал он. – Теперь он уже взрослый. – А про себя подумал: «Бедняга, всю жизнь она копалась в его внутренностях, пока он был мальчиком, а теперь старается завладеть и его половым членом». Он встал и, слегка подтолкнув Юлию к двери, помог ей поскорее выйти из кабинета.

– Ну, как? – спросил доктор, обращаясь к Чарльзу. – В чем проблема?

– У меня… гм… болит. Эта боль возникает, когда я…

– Писаешь? – подсказал доктор. Чарльз опустил глаза и молча кивнул. – Ну что ж, приступим к делу. Чем занимался перед тем, как возникла боль?

Чарльз еще ниже опустил голову.

– У меня было половое сношение с женщиной.

– Да, – ободряюще поддержал доктор.

– Я, – немного смелее продолжил Чарльз, – гм… ну… у нее был колпачок. Поэтому я не пользовался презервативом, ну и, возможно, заразился.

– Почему же, позвольте вас спросить? Откуда такая уверенность? Это местная девушка?

– Ну, не совсем. Она работает в баре, там, где я живу. Она – проститутка.

Вдруг, словно ударом молнии, его пронзила мысль о возможных последствиях: он будет истекать гноем, возможно, умирая от сифилиса. Это было выше его сил, поэтому Чарльз расплакался.

– Ладно, ладно. Может, все еще обойдется, и ничего особенного не произошло. Давай посмотрим.

Чарльзу не терпелось убедиться. На самом же деле ему в данный момент предстояло вытерпеть ужаснейшее испытание: доктор продезинфицированными щипцами приподнял пенис Чарльза.

«Никогда, никогда больше это не повторится», – поклялся про себя Чарльз, видя, как предмет его особой гордости безжизненно повис на медицинских щипцах.

– Хм… на вид легкое покраснение, – сказал доктор. – Никаких признаков заражения больше нет. Скорее всего, ты просто перестарался. Слишком много юношеского задора и азарта. Но анализ все-таки возьмем и убедимся, что все действительно в полном порядке. Результат будет готов через несколько дней. Думаю, беспокоиться тут особенно не о чем. Но, парень, заруби себе на носу. Всегда пользуйся презервативом. Не забывай мой совет!

– Буду! Ох, как теперь буду! – пылко ответил Чарльз.

– Ну? Что он сказал? – начала допрос Юлия, как только они сели в машину.

– Мое дело, – ответил Чарльз. – Это знаем только мы с доктором Эвансом.

Юлия негодовала весь день.

– Как он смеет только думать о том, что мне не обязательно все говорить, – бормотала она себе под нос, пока занималась приготовлением обеда.

За столом все сидели молча. Слава богу, Элизабет задержалась в школе.

– Чарльз, я хочу знать, что сказал доктор, – она смотрела через стол на него в упор.

– Ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь. Это мое дело. Даже доктор выставил тебя за дверь. Тебе не понятно? Ты же не можешь подавлять мою личность, – Чарльз дерзко повысил голос.

– Я же твоя мать. Чуть не умерла, рожая тебя… Я…

– Ладно, ладно. Все тебе скажу. У меня все нормально. Я слишком усердствовал, трахаясь с ней. Вот в чем беда.

У Юлии невольно отвисла челюсть. От возмущения она даже задохнулась и не могла вымолвить ни слова.

– Не нужно так говорить с матерью. Зачем ты ее расстроил?

– Видно, мама, тебе нужно какое-то время, чтобы прийти в себя, поэтому я пока покину вас. – Он встал и вышел из комнаты.

Погода стояла замечательная. Почему бы не прокатиться на велосипеде до Чармаута и не проветриться у моря? Крутя педали, Чарльз упивался своей победой. Ему удалось достойно выкрутиться и поставить мать на место. В следующий раз он постарается не кричать. От хладнокровия толку будет больше. И он немного порепетировал на дороге.

В тот вечер, когда он читал, лежа в кровати, Юлия постучала в дверь.

– Можно войти? – спросила она с вновь обретенной покорностью. Села на край кровати. – Чарльз, – тихо сказала она, – прости меня за несдержанность. Я так рассердилась. Никак не свыкнусь с мыслью, что ты уже повзрослел, и продолжаю относиться к тебе как к маленькому, проявляя при этом собственнический инстинкт. Пожалуйста, прости меня. Я так поступаю из самых благих намерений, потому что очень тебя люблю и желаю только добра.

Чарльз приподнялся и обнял ее. Знакомое ощущение окутало обоих теплом. Его с ног до головы окатила волна смущения, в которой растворились одновременно его любовь и вина. Сын крепко прижал мать к себе.

– Знаю, мама, я сам был не прав. Извини, что закричал.

Они мирно поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи. Выходя, Юлия подобрала с полу грязное белье.

– Ты будешь читать или погасить свет?

– Немножко почитаю, – ответил Чарльз. Юлия отправилась в свою комнату.

– Он становится прекрасным молодым человеком, – сказала она Уильяму.

– А я думал, ты скажешь… – осекся сбитый с толку Уильям.

– Знаю, знаю. Просто накопилась боль переживаний за него, – ответила Юлия. Глаза у нее слипались.

«Чарльз с проституткой… Интересно, кто она?» – последнее, о чем подумала Юлия, погружаясь в сон.

Результат анализа пришел за день до того, как Чарльзу надо было возвращаться в университет.

– Чарльз, – зарокотал доктор Эванс в телефонной трубке, – хорошие новости для тебя. Все так, как я и думал. Результаты анализа отрицательные.

– Благодарю вас, доктор Эванс. Очень вам признателен, – обрадованно произнес Чарльз, и у него на душе стало легче. Даже несмотря на то, что доктор заверил его в отсутствии инфицирования, Чарльза последнее время совершенно не тянуло на сексуальные подвиги. Но стоило ему положить телефонную трубку, как он почувствовал знакомую тяжесть в паху.

На следующий день он прощался с семьей на вокзале. Мать долго обнимала его, что было так на нее не похоже. Объятия Чарльза выражали его легкое смущение и обиду. Отец тайком от матери сунул сыну лишнюю пятерку. Финансами в семье распоряжалась Юлия, и ей не нравилось, когда дети имели больше денег, чем она позволяла. Отец с сыном ухмыльнулись и подмигнули друг другу.