Текст книги "Дело смеющейся гориллы"

Глава 3

Рабочий день давно закончился, огромное здание, в котором располагались многочисленные офисы, опустело, а Перри Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете и анализировали информацию, полученную из дневников Элен Кадмус.

– Будь я проклят, – вздохнул адвокат, – но я не исключаю возможность убийства.

– А я, – сказала Делла Стрит, – практически исключаю возможность несчастного случая или самоубийства.

– Однако у нас нет никаких улик, – возразил Мейсон, – одни подозрения и догадки.

– Для меня и их достаточно, – ответила Делла. – Шеф, если вы внимательно прочитали дневник, то могли совершенно отчетливо представить себе симпатичную, совершенно нормальную молодую девушку с великолепной фигурой. С такой фигурой все девушки мечтают о карьере кинозвезды, и она не была исключением. Но она не была мечтательницей-идеалисткой, трезво глядела на мир. Она восхищалась силой характера Бенджамина Эддикса, но возмущалась его бесчеловечным обращением с подопытными обезьянами. Она подозревала, что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетрадке прекрасно видно, с каким страстным любопытством она пыталась проникнуть в его тайну, а затем совершенно неожиданно охладела к этому вопросу. Да, и еще одна важная деталь: девушка была влюблена.

– С чего ты это взяла, Делла?

– Вы же сами велели читать между строк, – улыбнулась Делла Стрит. – То, что она была влюблена, совершенно очевидно по ее манере вести дневник, по общему настроению. У нее было достаточно свободного времени, чтобы вздыхать при луне.

– Но она не доверяла своих вздохов бумаге, – заметил Мейсон.

– Как все юристы, вы – сухарь и видите только то, что написано прямым текстом. Наверное, у Элен Кадмус были причины не откровенничать даже в дневнике, но свое настроение скрыть невозможно. Только влюбленные могут так описывать красоты природы, восхищаться тем, как прекрасна весна, вливающая новые соки и жизненные силы как в растения, так и в сердца людей.

– Делла, тебе следовало стать поэтом.

– Я просто пытаюсь мыслить логически.

– А сама ты, часом, не ведешь дневник?

Делла густо покраснела и поспешила перевести разговор на другую тему:

– Кроме того, Элен ненавидела Натана Фейллона.

– А ты думаешь, кто-нибудь его любит? – усмехнулся адвокат.

– Сам Натан Фейллон.

Мейсон откинулся в кресле и расхохотался.

– Элен любила животных, – продолжала Делла, – и сильно привязалась к обезьяне по кличке Пит. Ее возмущали эксперименты, проводимые Бенджамином Эддиксом над животными.

– Насколько я понял, – задумчиво прищурился Мейсон, – эксперименты в зверинце Эддикса велись на высоком научном уровне: воздействуя на нервную систему человекообразных обезьян, он пытался подвергнуть их гипнозу. Он полагал, что человек не может быть погруженным в столь глубокий транс, чтобы нарушить свои моральные установки, но предположил, что огромную обезьяну можно под воздействием гипноза заставить совершить что угодно, вплоть до убийства человека. Будь я проклят, если понимаю, что Эддикс хотел этим доказать. Не зря Элен проявляла такой жгучий интерес к его прошлому, наверняка там скрывается какая-то тайна. Подозреваю, что он совершил преступление и чувствовал, что сделал это, находясь под гипнозом.

– Да, тяжело ей было работать секретаршей в такой кошмарной обстановке, – заметила Делла. – Никакое богатство и поиски научной истины не могут оправдать жестокого обращения с животными.

– Очевидно, – кивнул Мейсон, – Элен Кадмус поначалу испытывала подобные чувства. Но потом ее взгляды постепенно изменились, и она стала с большим уважением относиться к Эддиксу, догадываясь, что за его экспериментами стоит что-то очень важное. Возможно даже, она докопалась до истины, раз тайна перестала ее волновать.

– И поэтому ее убили, – предположила Делла Стрит.

– Это только догадки, Делла, – возразил адвокат. – Нет никаких доказательств.

– Но я всем сердцем чувствую, что такая жизнерадостная и сильная девушка, как Элен Кадмус, не могла пойти на самоубийство.

– В том дневнике, который читал я, – сказал Мейсон, – есть одна деталь, которая меня весьма заинтриговала.

– Какая именно?

– Эта обезьяна, Пит, которую Элен так любила, повадилась таскать ее безделушки, которыми, по мнению Пита, она восхищалась: пудреницу, губную помаду, серьги. Пит хватал все подряд и куда-то прятал. Насколько я понял, Элен подозревала, что тайником Пита была огромная греческая ваза в вестибюле особняка Эддикса. Знаешь, Делла, мне не дает покоя одна мысль. Ты не помнишь, кто представляет Джозефину Кэмптон на процессе против Эддикса?

– Одну минутку, шеф, мне надо посмотреть в картотеке, – сказала Делла и оставила Мейсона одного. Через какое-то время она вернулась с листком бумаги, на котором было напечатано: «Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“».

– Боюсь, шеф, я допустила ошибку, – сказала Делла, протягивая листок Мейсону.

– Что ты имеешь в виду?

– Телефон в приемной звонил так настойчиво, что я не выдержала и сняла трубку, чтобы сказать, что рабочий день давно закончился и в конторе никого нет. Выяснилось, что со мной разговаривает некий Мортимер Эрши, менеджер Бенджамина Эддикса. Он очень настаивал на вашей встрече с мистером Эддиксом.

– Что ты ему сказала? – поинтересовался Мейсон.

– Я заявила, что должна связаться с вами, выяснить, какие встречи намечены на завтра, и уточнить подходящее время для визита мистера Эддикса. Тогда Эрши сообщил, что мистер Эддикс ранен и не может появиться в твоем офисе.

– Ранен? – поднял бровь Мейсон.

– Он так сказал.

– Он сообщил еще какие-нибудь подробности?

– Нет. Сказал, что мистер Эддикс не может появиться у вас в офисе, но настаивает на вашей встрече. По его словам, это в ваших же интересах, шеф. Я взяла его номер телефона, пообещав связаться с вами и перезвонить ему.

– Знаешь что, – задумчиво произнес Мейсон, – позвони-ка в контору «Этна, Этна и Дуглас».

– В это время там уже никого нет, – возразила Делла.

– Кто-то из компаньонов мог засидеться допоздна. В конце концов, мы-то в этот час на рабочем месте!

– Вряд ли найдется еще один такой же сумасшедший адвокат, – заявила Делла Стрит, но сняла трубку телефона и набрала соответствующий номер. Видно, на том конце провода кто-то ответил, и она сказала: – Вас беспокоят из конторы адвоката Перри Мейсона, простите, кто у телефона? Да, да, адвокат Перри Мейсон. Мне нужен мистер Джеймс Этна… О, это вы? Прошу прощения за столь поздний звонок, но мистер Мейсон срочно хочет с вами поговорить, не вешайте, пожалуйста, трубку. – Она переключила линию на телефон Мейсона и сообщила: – Он тоже сова. Такой же трудоголик, как вы.

Мейсон взял трубку:

– Алло, говорит Перри Мейсон. Я разговариваю с Джеймсом Этной?

– Да, я слушаю вас.

– Вы адвокат Джозефины Кэмптон в деле против Бенджамина Эддикса?

– Да, сэр. Совершенно верно.

– Это дело меня заинтересовало, – сообщил Мейсон.

– Кого вы представляете, мистер Мейсон? – настороженно спросили на том конце провода.

– Никого. Я просто заинтересовался этим делом.

– Я работаю над этим делом уже неделю и полагаю, что действия мистера Эддикса – полный произвол. Именно из-за этого дела я вынужден был отменить сегодня крайне важную встречу. Слушание в суде назначено на послезавтра, и я пытаюсь найти подходящий прецедент или малоизвестный параграф закона, позволяющий доказать правоту моего клиента.

– Вы не могли бы ввести меня в курс дела?

– Мне кажется, в исковом заявлении все изложено достаточно четко, – осторожно ответил Этна.

– Мне хотелось бы узнать подробности.

– Зачем?

– Из любопытства, можно сказать.

– Мистер Мейсон, боюсь, что ничем не смогу вам помочь, кроме как предоставить копию искового заявления. Дождитесь начала процесса и все узнаете…

– Есть шанс, – сказал Мейсон, – что я смог бы оказать вам некоторую помощь.

– Какую именно?

– К сожалению, сейчас я пока не могу ничего объяснить, поскольку сам не уверен в своих соображениях, потому и прошу ввести меня в курс дела более подробно. Естественно, я не претендую на то, чтобы вы пересказывали мне конфиденциальные беседы со своим клиентом.

– Хорошо, слушайте, – решился Этна. – Вкратце ситуация такова: миссис Кэмптон проработала у Эддикса два с половиной года и была уволена в одночасье. Эддикс даже не пожелал ей объяснить причины увольнения и отказался выдать рекомендательные письма. Миссис Кэмптон не давала повода так с собой обращаться и была очень возмущена.

– И у нее нет никаких соображений, почему Эддикс ее рассчитал?

– Да, по ее мнению, она не давала ему поводов быть недовольным ее работой.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Миссис Кэмптон нашла себе новое место работы, естественно, там поинтересовались о предыдущем хозяине, и она честно сообщила его адрес. Через две недели ее уволили без предупреждения, хотя, вне всякого сомнения, она справлялась с обязанностями повара и экономки – для нее это было как удар грома среди ясного неба, она не могла понять, в чем дело. Так или иначе, она подыскала новое место работы, здесь тоже поинтересовались ее предыдущим местом работы, она сообщила им и приступила к выполнению своих обязанностей. Новые хозяева были довольны ею, но вдруг без объяснения каких-либо причин ее опять уволили…

– Я слушаю, продолжайте, – подбодрил Мейсон, после того как на другом конце провода возникла пауза.

– То, что я сейчас вам скажу, никому не известно, но вам, полагаю, можно доверять.

– Конфиденциальные сведения, полученные вами от клиента, мне не нужны, – сказал Мейсон.

– Это важно для понимания дела, – сообщил Этна. – Миссис Кэмптон обращалась в нашу контору по другому поводу и поделилась со мной своими бедами. Тогда я попросил одного из своих друзей написать письмо Бенджамину Эддиксу, что он якобы взял к себе на работу Джозефину Кэмптон, очень доволен тем, как она справляется со своими обязанностями, и хотел бы получить рекомендации с ее предыдущего места работы.

– Эддикс ответил?

– Через неделю от него пришло письмо, в котором сообщалось, что миссис Кэмптон нечиста на руку, что из дома Эддикса исчезло золотое кольцо с бриллиантом стоимостью около пяти тысяч долларов, а также другие предметы, среди которых стоят упоминания платиновые часы за тысячу семьсот пятьдесят долларов, что веских доказательств для передачи дела в суд не было, но тем не менее мистер Эддикс имел все основания считать, что пропажи – дело рук Джозефины Кэмптон, и по этой причине он ее уволил.

– Черт возьми! – воскликнул Мейсон. – Теперь понятно, почему она не продержалась ни на одном месте больше двух недель. Кто же после подобного письма оставит ее у себя!

– В том-то все и дело.

– И как же вы поступили?

– Чтобы получить законные гарантии, я устроил миссис Кэмптон к своим хорошим знакомым, которым полностью доверяю, поскольку письмо к Эддиксу с просьбой о рекомендациях должно было быть безупречным с юридической точки зрения для предоставления ответа Эддикса в суде.

– Понимаю, – кивнул невидимому собеседнику Мейсон, – я поступил бы так же.

– Таким образом, миссис Кэмптон получила у моих знакомых прекрасное место за двести пятьдесят долларов в месяц, с питанием и проживанием. Ее наниматели написали письмо Эддиксу и получили такой же ответ, как и в первом случае. Письмо, само собой, они сохранили и готовы представить его в суде.

– Процесс начнется послезавтра? – уточнил Мейсон.

– Да. Я приложил все усилия, чтобы ускорить разбирательство – для моего клиента это имеет большое значение. У Эддикса достаточно средств к существованию, а моему клиенту приходится работать.

– Вы пытались договориться с Эддиксом, чтобы обойтись без процесса?

– Да, пытался, я сделал все, что мог, чтобы убедить Эддикса в честности моей клиентки. Я не знаю, знакомы ли вы с ним?

– Я не имел счастья лично встречаться или разговаривать с ним по телефону.

– Он очень упрямый человек. Он утверждает, что располагает доказательствами, которые убедят кого угодно в виновности Джозефины Кэмптон, и если я решу довести дело до судебного разбирательства, он опорочит ее имя навсегда. Еще он заявил, что если она сумеет устроиться на работу, не обращаясь к нему за рекомендациями, то это его не касается, но если кто-нибудь вновь обратится к нему, лгать он не будет.

– Полагаю, – сказал Мейсон, – вы изучили положения закона о добросовестном заблуждении?

– Именно этим сейчас и занимаюсь, – ответил Этна. – Есть юридические понятия: добросовестное заблуждение, наличие злого умысла, вопрос разумного основания для написания подобных писем… Законы можно толковать по-разному.

– У меня к вам еще один вопрос, – сказал Мейсон. – Вы читали в газетах об исчезновении секретарши Эддикса, девушки по имени Элен Кадмус?

– Наверное, читал, но совершенно не помню, что там обо всем этом писали, – осторожно ответил Этна.

– Но вы знаете о ее исчезновении?

– Только со слов миссис Кэмптон.

– Теперь мы подошли к интересующему меня предмету, – сказал Мейсон. – Что именно вам рассказывала миссис Кэмптон?

– А что именно вас интересует?

– Не думаю, что могу ответить на ваш вопрос.

– Тогда я не могу отвечать на любые ваши вопросы.

– Хорошо, – согласился Мейсон. – Меня интересует, не связано ли каким-либо образом увольнение Джозефины Кэмптон и исчезновение Элен Кадмус?

– Самоубийство Элен Кадмус, – ответил Этна, – произошло за два или три дня до увольнения миссис Кэмптон. У меня сложилось мнение – поймите меня правильно, мистер Мейсон, я никого не обвиняю, а только излагаю свою точку зрения, – что если воровство на самом деле имело место, то есть все основания в первую очередь подозревать Элен Кадмус, а не мою клиентку. Попытаюсь объяснить, почему я так говорю. Кольцо и платиновые часы исчезли из запертых апартаментов мистера Эддикса. У него соединены несколько комнат, имеющих один вход: кабинет, спальня, ванная. Ключи имели миссис Кэмптон и Элен Кадмус. Миссис Кэмптон была экономкой, а Элен Кадмус, как секретарша, работала в кабинете Эддикса и имела куда больше возможностей в отсутствие хозяина войти в его спальню и похитить пропавшие предметы. Это, пожалуй, все, что я могу вам сейчас сказать.

– Хорошо. Вы можете оставить мне номер, по которому я могу связаться с вами в случае необходимости?

– Я буду находиться здесь еще час или два, – ответил Этна. – Мой домашний телефон: Запад девяносто семьдесят два одиннадцать.

– Большое спасибо за информацию, – поблагодарил Мейсон. – Возможно, я вам еще позвоню.

Он повесил трубку. Делла Стрит вопросительно подняла брови.

– Полагаю, – улыбнулся Мейсон, – твой невысказанный вопрос связан с желанием узнать, что сказал мне мистер Этна?

– Мой невысказанный вопрос, – ответила Делла, – связан с желанием знать, когда мы поедим.

Мейсон рассмеялся.

– Прямо сейчас. Подкрепимся в каком-нибудь ресторане и сразу после ужина отправимся к мистеру Бенджамину Эддиксу и послушаем, что он нам хочет сказать. И если совершенно случайно… Делла, это как выстрел в темноту, один шанс из тысячи… Но если случайно в греческой вазе в вестибюле мы найдем кольцо с бриллиантом и платиновые часы стоимостью в тысячу семьсот пятьдесят долларов, то с эксцентричным миллионером, который, похоже, обладает садистскими наклонностями, у меня будет совсем другой разговор.

– Это, конечно, здорово, – согласилась Делла Стрит. – Но разговаривать с мистером Эддиксом лучше не на пустой желудок.

– Естественно. Где бы ты хотела поужинать?

– Там, где мне подадут большой сочный бифштекс, посыпанный петрушкой, и, если уж мы собираемся нанести визит напыщенному миллионеру, я думаю, мы можем насладиться такой роскошью, как французская булочка с хрустящей коричневой корочкой, посыпанная тертым чесноком.

– Непременно, – серьезно ответил Мейсон. – Мы должны пользоваться любой возможностью, которую предоставляет наша профессия: если бы мы отправлялись к Эддиксу, чтобы проконсультировать его по юридическим вопросам, то были бы вынуждены отказаться от чеснока.

– Естественно, – согласилась Делла, в ее глазах блеснули озорные искорки. – Шеф, учитывая то, что я сегодня работала до позднего вечера, вы могли бы купить для меня в дополнение к сочному бифштексу и булочке с чесноком бутылку красного кьянти.

– Да, мы можем себе это позволить, – согласился Мейсон. – Делла, позвони перед выходом Мортимеру Эрши и сообщи, что мы будем у мистера Эддикса в половине десятого.

– Я скажу ему, что если он еще не ужинал, то пусть попробует что-нибудь с чесноком, чтобы, учитывая обстоятельства, мог получить максимальное удовольствие от общения с нами.

– Нет, – ответил Мейсон. – Мы не так хорошо его знаем.

– Но узнаем? – спросила Делла.

– Определенно узнаем, – улыбнувшись, пообещал Мейсон. – Только сомневаюсь, что он сможет в полной мере насладиться общением с нами.

Глава 4

Перри Мейсон подъехал к воротам из железных прутьев, сквозь которые просматривалась засыпанная гравием дорога. К автомобилю тут же подошел охранник и направил луч мощного фонаря прямо в лицо адвокату. На груди охранника блеснула звезда помощника шерифа, на боку красовался револьвер в кобуре.

Мейсон опустил стекло, чтобы переговорить с цербером.

– Что нужно? – довольно грубо спросил охранник.

– Во-первых, – сказал Мейсон, – уберите свет, вы меня совсем ослепили…

Луч скользнул в сторону, и охранник погасил фонарь.

– А во-вторых, я хочу видеть Бенджамина Эддикса, – продолжал Мейсон.

– А я хочу знать, – проворчал охранник, – нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.

– Он уверял, что очень нужно.

– Кто вы?

– Адвокат Перри Мейсон.

– Подождите здесь, – велел охранник. – И не выходите из машины. Сидите и ждите, а я позвоню хозяину.

Он подошел к телефону, спрятанному в углублении одной из квадратных каменных колонн, на которых крепились ворота.

– Здесь живут гостеприимные и дружелюбные люди, – заметил Мейсон Делле Стрит.

– Скорее всего, шеф, это вынужденные меры, – ответила секретарша. – Место здесь довольно уединенное, и кроме того, мистер Эддикс очень богат, он должен опасаться воров.

Страж ворот повесил телефонную трубку, нажал на кнопку, и тяжелые ворота на хорошо смазанных петлях начали медленно открываться. Охранник подошел к машине и сказал Мейсону:

– Все в порядке, мистер Эддикс ждет вас. Поезжайте прямо по дороге, никуда не сворачивая. Когда подъедете к главному входу, остановите машину прямо у каменной лестницы. Вас будут встречать. Машину оставите там. По дороге не останавливайтесь и из машины не выходите. Все понятно?

– Понятней некуда, – усмехнулся Мейсон, – хотя меня не слишком-то вдохновляет столь дружелюбная встреча. А что будет, если мы выйдем из машины на дорогу?

– Много чего.

– Например?

– Например, вы пересечете невидимые лучи сигнализации, и сразу же включатся сирены и прожектора. Кроме того, автоматически откроются клетки вольера и сторожевые собаки вырвутся на волю. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал. Если вам хочется поэкспериментировать, то можете проверить сами.

Охранник отвернулся и направился к воротам.

– Мне кажется, – сказал Мейсон секретарше, – что мистер Эддикс превосходно организовал свою защиту. Недостаток гостеприимства он, похоже, решил компенсировать эффективной техникой и собаками.

Он переключил передачу, и машина проехала через ворота. Под шинами шуршал гравий широкой, плавно изгибающейся дорожки. Непосвященному наблюдателю могло бы показаться, что ухоженная территория вокруг представляет множество возможностей для уединения.

Через несколько мгновений перед ними возникли смутные очертания огромного каменного здания, мрачный вид которого несколько смягчали заросли вьющегося плюща.

– Перед нами типичный образец архитектуры государственной тюрьмы, – усмехнулся Мейсон.

Он затормозил у ступенек парадного входа. Крыльцо было залито ослепительным светом. Где-то позади захлебывались диким лаем собаки. Мейсон заглушил мотор, выключил фары и хотел было помочь Делле Стрит выйти из машины, но она, не дожидаясь его, сама распахнула дверцу и быстро взбежала вверх по лестнице.

Двери особняка отворились, из них вышел Натан Фейллон, чтобы встретить прибывших.

– Добро пожаловать в «Стоунхендж», – поприветствовал он гостей.

– «Стоунхендж»?[1]1
  Стоунхендж (Stonehenge) – известный памятник древности, относящийся ко второму тысячелетию до нашей эры, находится в Англии, близ города Солсбери, представляет собой культовое сооружение из земляных валов, огромных каменных плит и столбов, образующих концентрические круги.


[Закрыть] – удивленно переспросила Делла.

– Да, именно так называется особняк, мисс Стрит, – ответил Фейллон. – Здесь достаточно места для удовлетворения всех потребностей мистера Эддикса: и для приема гостей, и для работы, и для экспериментов с животными.

– Вы можете мне сказать, с какой целью проводятся эксперименты, о которых вы упомянули? – спросил Мейсон.

Натан Фейллон больше не пытался изображать любезность. Он посмотрел на Мейсона сквозь толстые линзы своих очков и отрезал:

– Нет.

На мгновение воцарилась тишина, затем Натан Фейллон сделал шаг назад и жестом указал на вход.

– Прошу вас, – пригласил он.

Они вошли в гостиную, в тяжеловесном убранстве которой просматривался все тот же мотив государственной тюрьмы. Портьеру справа отдернули, и адвокат увидел высокого, худощавого человека, наблюдавшего за ними.

У него были серые, ничего не выражающие большие глаза; когда он моргал, веки, казалось, опускались неестественно медленно, как у совы. Затем выпуклые глаза вновь открывались, напоминая объективы двух фотоаппаратов, снимающих все происходящее на пленку.

– Добрый вечер, – произнес мужчина, недвусмысленно дав понять интонацией, что это не сердечное приветствие, а простая формальность.

– Это Мортимер Эрши, – представил Натан Фейллон, – менеджер мистера Эддикса.

– Если я правильно понял, – произнес Эрши, – это мисс Стрит, а в данный момент я имею честь беседовать с мистером Перри Мейсоном?

– Вы абсолютно правы.

– Прошу вас, проходите.

Он провел их в помещение, которое оказалось чем-то средним между библиотекой и огромным офисом.

Посреди гостиной стоял массивный стол длиной добрых пятнадцать футов. Как бы ни был огромен стол, сами размеры помещения были таковы, что он не доминировал над окружающей обстановкой. Три стороны комнаты занимали книжные шкафы. Над ними висели полотна, изображавшие сражающихся рыцарей.

На некоторых картинах закованные в латы всадники, наклонившись вперед с копьями наперевес, атаковали друг друга. На других были изображены пешие рыцари, сошедшиеся в рукопашном бою, или тяжеловооруженные всадники, нападающие на пехотинцев. На других были изображены лучники, выстроившиеся в боевом порядке и выпускающие из длинных луков стрелы, дрожащие в полете от собственной тяжести и устремляющиеся в сторону отряда тяжеловооруженных рыцарей; кони ржали, агонизируя среди тел убитых пехотинцев и всадников, сжимающих в руках алые от крови мечи и щиты.

По всей комнате стояли большие кожаные комфортабельные кресла, перед каждым таким креслом имелась скамеечка для ног, а сбоку – уютная лампа для чтения. Помещение освещалось ровным неярким светом, располагающим к неспешным беседам.

– Прошу вас, присаживайтесь, – пригласил их Мортимер Эрши и, проводив к столу, расположился так, что Мейсон и Делла Стрит сели с одной стороны, а Натан Фейллон и сам Эрши с другой.

– А теперь, – произнес Эрши, осторожно подбирая слова, – я хотел бы, мистер Мейсон, принести вам извинения от имени мистера Эддикса.

– За что?

– За то, что вас недооценили.

– Вы имеете в виду, что меня недооценил мистер Эддикс?

– Нет, вас недооценил Фейллон, – сказал Мортимер Эрши, неторопливо повернулся и, медленно подняв веки, в упор взглянул на Фейллона. В его оценивающем взгляде было что-то нарочито презрительное, но на губах Эрши играла все та же вежливо-отстраненная улыбка. Он снова повернулся к Мейсону.

– Хорошо, – сказал адвокат. – Сначала меня недооценили, затем мне принесли извинения, хотя никакой необходимости в этих извинениях нет.

– Вы правы.

Мортимер Эрши выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку банкнот и принялся медленно считать, пока перед ним не оказалось тридцать новеньких стодолларовых банкнот.

– И за что вы предлагаете мне такую сумму? – поинтересовался Мейсон.

– За дневники и фотографии, – ответил Мортимер Эрши.

– Почему вы делаете мне такое предложение?

– Потому что мистер Эддикс желает получить эти дневники. Мистер Мейсон, вы должны понимать – мистер Эддикс никогда не подтвердит, что уплатил такую сумму за эти документы, а значит, и у вас не возникнет надобности в этом признаваться.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что сказал, – усмехнулся Мортимер Эрши. – В бухгалтерских книгах мистера Эддикса не будет указано, что вам выплачены три тысячи долларов. В отчетности будет значиться, что вам возместили расходы в размере пяти долларов, потраченных вами. Остальные три тысячи долларов будут носить характер подарка, сделанного вам мистером Эддиксом. Таким образом, не будет никакой необходимости уплачивать с этой суммы налоги. Я понятно выражаюсь?

– О, весьма! – заверил Мейсон. – Единственное, чего я не понимаю, так это стремления мистера Эддикса заполучить фотографии и дневники Элен Кадмус.

– На это есть свои причины.

– Я думаю, – сказал Мейсон, – что предпочту обсудить этот вопрос лично с мистером Эддиксом. Я полагал, что еду на встречу с ним. Именно поэтому я и приехал сюда.

– Мистер Эддикс просил передать вам свои извинения. Он нездоров.

Мейсон покачал головой.

– Я приехал сюда, чтобы встретиться с Бенджамином Эддиксом. Вы утверждаете, что он нездоров и не может сюда прийти. А я еще раз повторяю вам, что приехал только ради встречи с ним и хочу говорить с ним лично.

– Если вы настаиваете, – ответил Эрши, – то я совершенно уверен, что мистер Эддикс согласится поговорить с вами. Но, как бы то ни было, могу заверить вас, мистер Мейсон, что это предложение окончательное. Мистер Эддикс не добавит ни цента. Вам остается или принять его, или отклонить.

– Договорились, – быстро ответил Мейсон. – Я его отклоняю.

– Вы слишком уж поспешно отклоняете серьезные предложения, – сказал Эрши.

– Если вы желаете, чтобы я сформулировал отказ более дипломатично, – усмехнулся Мейсон, – то я заявляю следующее: исходя из того факта, что я нахожу дневники в высшей степени интересными, а также учитывая то, что в них, как мне кажется, содержится ключ к разгадке одной тайны, я не имею ни малейшего желания с ними расставаться.

– Ключ к разгадке тайны?

– Да, именно ключ к разгадке тайны, – подтвердил Мейсон.

– Могу я спросить, к разгадке какой тайны?

– Спросить вы, конечно, можете, – сказал адвокат, – но отвечать я не стану. Ответ на этот вопрос я приберегу лично для мистера Эддикса.

– Вы, конечно, понимаете, мистер Мейсон, что это причинит мистеру Эддиксу некоторое неудобство. Тем не менее я передам ему ваши слова. И я нисколько не сомневаюсь в том, что он захочет лично с вами встретиться. Подождите, пожалуйста, одну минуту.

Мортимер Эрши повернулся и посмотрел на Фейллона. Натан Фейллон подскочил в кресле, словно от удара током, быстрым энергичным шагом пересек комнату и скрылся в дверях.

Эрши взглянул на три тысячи долларов на столе, сложил их в аккуратную пачку и протянул Мейсону. Адвокат отрицательно покачал головой. Ни говоря не слова, Эрши открыл ящик стола, бросил деньги обратно, задвинул ящик и, сложив руки на груди, замер в полной неподвижности.

Некоторое время спустя тяжелые портьеры в дальнем углу комнаты раздвинулись, и коренастый широкогрудый мужчина, тяжело опираясь на трость и заметно прихрамывая, вошел в комнату. Лицо его было забинтовано, а глаза скрывались за темными очками. Забинтована была почти вся правая сторона его лица и часть левой. Слева повязка была закреплена на чисто выбритой коже кусочком пластыря, однако было заметно, что под бинтом, там, где кончалась выбритая щека, росла иссиня-черная борода. Лицо под повязкой разглядеть было трудно, но челюсть казалась довольно тяжелой, над низким лбом виднелись черные, коротко стриженные волосы.

– Мистер Бенджамин Эддикс, – представил вошедшего Эрши.

– Здравствуйте, – кивнул гостям Эддикс. – Прошу прощения, я не вполне здоров.

В сопровождении Натана Фейллона он прохромал через всю комнату и протянул руку.

– Мистер Перри Мейсон, – представил Эрши.

– Очень рад познакомиться, мистер Мейсон. Много слышал о вас. Следил по газетным отчетам за несколькими вашими процессами.

– И мисс Стрит, секретарша мистера Мейсона, – продолжал Эрши.

– Добрый вечер, мисс Стрит. Очень рад вас видеть. Прошу прощения, я весь забинтован. Я, знаете ли, занимаюсь экспериментами с животными, а это не всегда благоприятно отражается на здоровье. – Забинтованное лицо исказилось кривой ухмылкой. – Одна из этих проклятых горилл, – из-за повязки Эддикс говорил с трудом, – уцепилась за мой пиджак, когда я слишком близко подошел к ее клетке, и не успел я его скинуть, как она дернула меня за руку и потащила к решетке. Я рванулся назад и попытался освободиться, но она схватила меня за ногу, да еще оцарапала и поставила несколько синяков. Через неделю я буду в полном порядке, но сейчас вид у меня, к сожалению, не очень презентабельный.

Эддикс выдвинул из-за стола стул и, страдальчески поморщившись, неловко уселся.

– Горилла, – пояснил Натан Фейллон, – пыталась схватить мистера Эддикса за горло. Она запросто могла бы сломать ему шею.

– Перестаньте, – нетерпеливо перебил его Эддикс. – Вы всегда торопитесь делать выводы, не имея достаточно данных, словно выжившая из ума старуха. Я не думаю, что горилла пыталась схватить меня за горло. Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, она заинтересовалась моим галстуком. – Эддикс посмотрел на Мейсона и пояснил: – Это в характере горилл, они очень любопытны. Они становятся сами не свои, если им хочется завладеть чем-нибудь, что привлекает их внимание, например, свободно болтающимся на человеке галстуком. Если вы подходите слишком близко, они могут дотянуться через прутья решетки и схватить вас за него. Конечно, если горилла окажется разъяренной или напуганной, она становится очень опасным животным.

– Вы сознательно подвергаете себя такому риску? – спросил Мейсон.

– Я провожу научное исследование, – ответил Эддикс. – Я хочу выяснить, насколько глубоко инстинкт убийства внедрен в сознание высших приматов.

– Вероятно, – с иронией заметил Мейсон, – вы были недалеки от того, чтобы это выяснить.

– Я все это видел, – подтвердил Фейллон. – У меня нет абсолютно никаких сомнений, что она пыталась схватить тебя за горло, Бенни.

– Честно говоря, в тот момент мне действительно пришлось туго, – признал Эддикс. – Я на какое-то мгновение ошеломил ее, пнув ногой и схватившись за решетку. А тут подоспел Натан, закричал на нее и замахнулся дубинкой.

– Похоже, – сказал Мейсон, – что ваши эксперименты обречены на неудачу, так как вы не сможете ничего окончательно доказать, пока горилла на самом деле не убьет кого-нибудь.