Текст книги "Прогулка. Самый простой источник радости и смысла"

* * *

В путешествиях я чувствую себя как дома только в том новом месте, которое мне довелось увидеть собственными глазами, обойдя пешком. В большом городе я хожу туда-сюда по улицам, позволяя своим ступням составлять его карты. Точно так же, как когда-то делал, раскладывая политические листовки в почтовые ящики, до которых с трудом дотягивался. Я стараюсь прочувствовать новое место всем своим телом, а не ждать, пока глаза постигнут то, что ноги уже обнаружили. Я раскрываю для себя новые координаты и знакомлюсь с новыми местами постоянно меняющимися способами. По сути, это моя персональная форма топографического исследования.

Такое впечатление, что многие современные города создавались для перемещения на автомобиле, хотя смотреть на город из окна машины – все равно что рассматривать его на фотографиях. А между тем факт остается фактом: прогуливаясь пешком по Лос-Анджелесу, вы рискуете быть остановленным полицейским, поскольку там это выглядит подозрительно. «Вы что, действительно шли пешком?» Да-да, это случилось именно со мной. Знакомиться с такими городами чрезвычайно сложно, что очень меня раздражает.

Однажды мы с двумя друзьями решили прогуляться по всему Лос-Анджелесу, чтобы стать ближе к его людям и дорогам, познакомиться с окрестностями, почувствовав их ступнями собственных ног. Обойти город, как говорится, вдоль и поперек. Мы планировали начать с Сезар Чавес-авеню от Норс Таунсенд-авеню, пройти 65 километров на запад через центр города, мимо Юнион-стейшн, а затем прогуляться по бульвару Сансет мимо Эхо-парка, Сильвер-Лейка, Голливуда, Беверли-Хиллз и Пасифик Палисейдса, до Малибу, где улица упирается в Тихий океан. Вообще-то для такой прогулки хватило бы и одного дня, но мы выделили целых четыре.

До этого я несколько раз проезжал на машине мимо саентологической церкви в восточной части бульвара Сансет – семиэтажного синего здания в форме буквы V, дающего весьма четкое представление о богатстве и могуществе саентологов. Оно давно стало достопримечательностью для туристов и горожан. Каждый раз, проезжая мимо, я задавался вопросом, сколько же прихожан должно быть у этой церкви, чтобы заполнить такое огромное пространство. Так вот, во время прогулки по Лос-Анджелесу мы с друзьями решили остановиться возле нее, войти внутрь и попросить у саентологов совета, как нам улучшить свою жизнь. Внутри гигантского здания было пусто; создавалось впечатление, что тут живут только привидения, но потом мы все же увидели четырех человек, которые, казалось, были очень рады нас видеть. Короче говоря, фасад церкви явно не соответствовал ее внутреннему наполнению.

После полуторачасового введения в историю саентологии, серии тестов на определение личностных характеристик и частной беседы со служителем Церкви мне наконец поставили диагноз – обширные личностные проблемы. То же самое узнали о себе и оба моих друга. В результате Церковь предложила нам помощь в их решении.

Продолжив двигаться на запад в направлении Тихого океана, мы не переставали удивляться тому, как же ничтожно мало в Лос-Анджелесе деревьев и как много маникюрных и педикюрных салонов и людей в состоянии наркотического или алкогольного опьянения. На огромных участках города было только то, что сделано человеком, ничего природного. Дома, дома, дома… складывалось впечатление, будто половина жителей Лос-Анджелеса только и делает, что шлифует ногти другой половине.

Главное удовольствие от прогулок по большому городу – пребывание среди людей. Во время такой прогулки становишься тем, кого социальные антропологи называют участником, а не просто наблюдателем. Грань между тем, что ты видишь, и тем, что делаешь, потихоньку стирается.

Лоуренс Вайнер, Use Enough to Make It Smooth Enough, Assuming a Function, 1999 г., language + the materials referred to dimensions variable. © 2018 Лоуренс Вайнер/Общество по защите прав художников (Artists Rights Society – ARS), Нью-Йорк/BONO, Осло. Предоставлено Regen Projects, Лос-Анджелес, частная коллекция.

Расстояние от Церкви саентологии до Западного Голливуда – той части бульвара Сансет, где господствуют старые кинотеатры и новые студии йоги, рестораны быстрого питания Fatburger, центры для желающих похудеть, наркоторговцы и проститутки – всего два десятка километров, но разница между этими местами колоссальна. Западный Голливуд с его дорогими автомобилями, роскошными отелями, ресторанами и неоновыми огнями некогда возник как буферная зона между толстосумами, живущими на западе, в Беверли-Хиллз, и всеми остальными, в том числе малоимущими гражданами.

Ежедневно через Беверли-хиллз проезжает 44 тысячи автомобилей. А табличка перед каждым домом предупреждает о вооруженной реакции на нежелательное вторжение. На участке бульвара Сансет под названием «Кривая мертвеца» вообще нет тротуара. Там нам пришлось маневрировать между Mercedes и Porsche и табличками с предупреждением о незаконном проникновении на частную территорию. Автомобили проезжали слишком близко от нас, вызывая жуткий дискомфорт и угрожая затянуть под колеса мощными воздушными потоками. Похоже, закон об ограничении скорости до 60 километров в час нарушается здесь чаще, чем в любой другой точке западного полушария. Пройдя еще несколько километров на запад, мы достигли импровизированного мемориала тринадцатилетней Джулии Сиглер. Бедную девочку сбили сразу две машины, когда она по пути в школу пыталась пересечь Сансет. Как написал тогда местный журнал Variety, «она любила танцы и фиолетовый цвет».

Через три дня наших мытарств я решил сделать в салоне «Розовые ноготки» в престижном Пасифик-Палисейдс первый в своей жизни педикюр. Пока мы с ребятами там сидели, сняв вонючие носки и кроссовки, к салону на громадных блестящих внедорожниках подъехали две местные дамы, одетые в гламурные костюмы для йоги. Они вошли вовнутрь. Было очевидно, что салон эти женщины посещают ежедневно. Зрачки у них были расширены, а голоса звучали как-то вяло и слабо. Кто знает, может, они только что позавтракали таблетками оксикодона и теперь изо всех сил старались войти в салон, не шатаясь и не спотыкаясь.

Во время прогулки по Сансет мы видели много одурманенных людей, но парочка из «Розовых ноготков» произвела на нас самое тягостное впечатление. Как сказал один из моих друзей, «большинство остальных хотя бы не поедут вскоре забирать детей из школы».

Мне объяснили, что привилегированные жители Лос-Анджелеса предпочитают ездить на «Хаммерах» и внедорожниках, чтобы, сидя достаточно высоко, не видеть сидящих и лежащих на земле бездомных. Однако у меня, стоящего на тротуаре, сложилось несколько иное мнение. После короткого знакомства с местными наркоманами, актерами, художниками, барменами и полицейскими мне показалось, что в Городе ангелов все хотят общаться только с теми, кто успешнее их самих, поэтому просто не замечают людей, которым в жизни повезло меньше.

Когда я встречаю за столь короткий промежуток времени так много разных людей во всем разнообразии, которое предлагает Лос-Анджелес, мне в голову всегда приходит мысль: как же мы все похожи, несмотря на различия. В каждом из нас живут уродство и красота, глупость и разумность, добро и зло, сила и слабость, оптимизм и пессимизм; все мы проходим испытания победами и поражениями.

Во время своих походов мы с друзьями не раз безуспешно пытались подобрать естественный темп ходьбы и наблюдения за окружающим миром. Для прогулки по большому городу не бывает идеальной скорости, она варьируется в зависимости от сложности местности, движения транспорта, отсутствия или наличия тротуаров, количества идущих наперерез людей и того, сколько воспоминаний вы намерены увезти с собой на родину. Кора головного мозга отсеивает важное от неважного, а потом ей нужно время, чтобы просмотреть и интерпретировать эти впечатления. Это похоже на чтение книги. То, что мы в итоге воспринимаем и впитываем, зависит от нашей внимательности, а этот ресурс, как ни крути, ограничен. Увеличивая темп, вы автоматически начинаете концентрироваться на меньшем количестве впечатлений. Как сказала мне невролог Кайя Норденген, в таких случаях мы можем «видеть, не видя, и слышать, не слыша». Если учесть все время остановок, которые мы делали во время прогулки по Лос-Анджелесу, то средняя скорость наших перемещений составляла бы не больше двух километров в час.

* * *

Лоуренс Вайнер, без названия (на самом деле называется «Горизонт»), примерно 1990-е годы, тушь и гуашь, 9,5 × 17 см. © 2018 Лоуренс Вайнер / Общество по защите прав художников (ARS), Нью-Йорк /BONO, Осло.

В 1970-х годах я, будучи ребенком, узнал, что Бог изгнал Адама из Эдемского сада. Рисунок из школьного учебника, на котором был изображен обнаженный Адам, с поникшей головой покидающий Рай, – одно из немногих ярких воспоминаний моих первых шести лет учебы в школе. Но с тех пор у меня появилась другая версия этой истории. А именно, что Адама не изгоняли оттуда.

Просто первым людям там нечего было делать. Ева была женщиной любопытной и очень хотела узнать, что произойдет, если ее мужчина вкусит плод с древа познания. Вот она и подбила его на это. Змей в Раю был прав, рассказав им об опасности поедания этих плодов – о том, что они узнают разницу между добром и злом. И сразу после решения вкусить плод с древа познания они «услышали голос Господа Бога, ходящего в Раю во время прохлады дня», и скрылись «от лица Господа Бога между деревьями». Эти слова – одно из самых ранних литературных описаний прогулки. Услышав эту фразу впервые (мне тогда было лет семь), я живо представил себе, как Бог ходит по пышному саду в поисках этой четы. Смиренный старец в поношенной тунике, с большой бородой и длинными лохматыми волосами идет легкой спокойной поступью. Мне очень нравится эта мысль. Бог бродит по Эдемскому саду. Даже Господь любит гулять по вечерам.

История Адама и Евы напоминает мне о вызовах собственной повседневной жизни. Идеальное общество может выглядеть великолепно в рекламе зубной пасты или автомобилей, но в реальности я нахожу его невыносимым. Нашей повседневности часто не хватает одного критически важного чувства – возбуждения. Такие эмоции, как надежда, любовь и радость, становятся слишком одинаковыми, как будто мы всем миром пристрастились к валиуму. Я полагаю, что Адама и Еву терзало такое же разочарование – отсутствие азарта в жизни. В Библии мало говорится о том, что случилось с Адамом после того, как он стал первым исследователем. Можно предположить, что он вряд ли жил «долго и счастливо». Останься Адам в Раю, он, наверное, заскучал бы до смерти. Вне Рая он избежал скуки, но приобрел множество других проблем. Однако первый человек, должно быть, испытал огромное удовольствие, после того как, пройдя некоторое расстояние по земле, понял, что может просто продолжать идти – так далеко и долго, как пожелает. Грызущее чувство, терзавшее его в Эдеме, постепенно исчезло, уступив место азарту и возбуждению.

* * *

Я ходил по тем же улицам Дублина и Осло, что и персонажи романов «Улисс» Джеймса Джойса и «Голод» Кнута Гамсуна. Надо сказать, история, описанная в «Голоде», видится совсем иначе после того, как сам пройдешь по тем же местам, что и безымянный голодный рассказчик, даже если ты совсем недавно плотно пообедал. «Вся улица была подобна болоту, над которым вздымались горячие пары», – так Гамсун описывает улицу Карла Йохана, главную улицу Осло. И это описание по-прежнему ей подходит. В пяти минутах ходьбы от Карла Йохана «у столовой на Стургатен я остановился, тщательно, хладнокровно взвешивая, можно ли мне сейчас немного поесть». Эта улица сегодня очень сильно напоминает Стургатен 1890 года, когда впервые была опубликована книга Гамсуна. Голодные бездомные по-прежнему бродят по тротуарам. Подобные наблюдения – это маленькие указатели, которые нередко помогают мне вписаться в большую реальность – или вымысел.

С 1948 по 1959 год писатель Владимир Набоков читал в Корнельском университете лекции, посвященные роману Джойса «Улисс». На семьсот тридцати шести страницах произведения главные герои, Стивен Дедал и Леопольд Блум, по отдельности гуляют по улицам Дублина в один «обычный» день, 16 июня 1904 года; они входят в дома и выходят из них, поднимаются и спускаются по лестницам. События, которые кажутся гораздо более важными, чем их прогулка – например, смерть сына Блума, Руди, в младенчестве, и тот факт, что жена отказалась заниматься с ним сексом из-за этой трагедии; равно как и самоубийство его отца, – не что иное, как тонкие штрихи к повествованию.

По утверждению Набокова, чтобы понять роман и по достоинству оценить мастерство и стиль Джойса, недостаточно просто знать, что персонажи гуляли по улицам Дублина и что они при этом думали и делали. Он требовал от студентов представить, как именно и в какое время суток эти герои гуляли: «Вместо того чтобы увековечивать претенциозную чушь, которую педагоги несут, тщась истолковать названия глав – как гомеровские, хроматические и относящиеся к внутреннему содержанию этих глав, – лучше бы они запаслись картами Дублина, где отчетливо прослеживаются точки пересечения маршрутов Блума и Стивена».

Мне очень нравится этот совет. Не зря же Блум скрупулезно называет каждую улицу, как будто приглашая читателя отвлечься от чтения и прогуляться по городу. Кстати, сам Набоков последовал собственному совету и составил карту маршрутов обоих героев со стрелками, номерами домов и названиями улиц.

Я изучил его карту и с тех пор прошел по всем улицам, на которых разворачивается действие романа. Набоков, безусловно, прав. Паб Дэви Бирна, упомянутый в романе, видится совсем иначе, если до этого ты пройдешь по тем же улицам, по которым Блум шел туда, и выпьешь на обед бокал любимого Джойсом красного бургундского. Это в корне меняет восприятие романа.

Шотландец Александр Селькирк, вдохновивший Даниеля Дефо на написание романа «Робинзон Крузо», провел четыре года и четыре месяца (с сентября 1704 по 2 февраля 1709 года) на одном из островов архипелага Хуан-Фернандес, расположенного у побережья Чили. Книга об отшельнике Крузо поневоле пленила меня с тех пор, как родители прочитали мне ее вслух. Папа сказал тогда, что роман основан на реальных событиях.

Естественно, остров, на котором жил Селькирк, впоследствии переименовали в остров Робинзона Крузо. (И кто бросит камень в туристическую администрацию за преследование экономических интересов?)

В 1986 году я приплыл на него с Бермудских островов через Панамский канал и был чрезвычайно удивлен тем, насколько точно реальный рельеф острова соответствует описанию в книге. Я прочесал остров вдоль и поперек в поисках разных мест, упоминаемых Дефо. Забрался на смотровую площадку Крузо и в пещеру у океана. А однажды даже попытался самостоятельно подняться на самую высокую вершину на острове, но у меня не получилось из-за обилия на склонах рыхлых пород. Тем не менее я поднялся достаточно высоко, чтобы обозреть остров с высоты птичьего полета. И тогда меня осенило, что роман, которым я бредил в детстве, фактически включает в себя две истории. Первая – собственно та, которую я слушал мальчиком. А вторую я пережил, когда своими ступнями ощутил, как на смену красноватому вулканическому субстрату со скал, утесов и траве на побережье постепенно приходит густая растительность, ежевика и деревья, все выше и выше, пока не достигаешь лесополосы, расположенной примерно на высоте 1000 метров над уровнем моря.

Я прошел от края океана до смотровой площадки, чтобы взглянуть на Тихий океан так, как делали Селькирк и Крузо, когда высматривали на горизонте долгожданный корабль. Дальше путь наверх пролегал через непроходимые девственные заросли, так что я, скорее всего, шел практически по той же тропе, что и некогда Селькирк. Бедняга каждый день карабкался на высоту в шесть сотен метров в надежде, что именно в этот день увидит спасительный корабль.

Прошло четыре года и четыре месяца, прежде чем корабль появился на горизонте. Вероятно, с годами эти восхождения превратились для Селькирка в сплошное разочарование. Конечно, мне это неизвестно, но хочется думать, что прогулки, вера, разочарования и столь величественный вид помогли ему выжить. До тех пор пока моряк ежедневно карабкался на холм, в нем теплилась надежда.

Стоя на самом верху, совсем нетрудно понять, почему Селькирк выбрал именно это место. С него океан виден на многие морские мили во всех направлениях, однако эта смотровая площадка предлагает и еще одну бесценную перспективу. Глядя на остров и раскинувшуюся вокруг бескрайнюю гладь океана, я всем своим естеством чувствовал, что этот вид просто не мог не наполнять человека, стоявшего там в гордом одиночестве, великой внутренней силой и духовной мощью.

Стоя на смотровой площадке, я поискал глазами пляж, на котором Робинзон Крузо обнаружил следы на песке, что стало поворотным моментом в его жизни на острове, но не смог его найти. Перед отъездом я еще раз исследовал остров с этой же целью, но и последняя попытка ничего не дала. Селькирк, конечно же, в свое время тоже не нашел мягкого, приятного для ступней песка, а потому со временем превратился в босоногого дьявола. Подошвы его ног настолько огрубели, что нашедшие его наконец моряки были шокированы, увидев, как он гонится за козой по каменистому берегу, настигает ее, ловит самодельными снастями и лишает жизни.

* * *

Ноги – ваши лучшие друзья. Они рассказывают о том, кто вы на самом деле. Ваши ступни ведут постоянный диалог с глазами, носом, руками, туловищем и эмоциями. Но порой этот разговор настолько стремителен, что разум не успевает за ним угнаться, и в такой ситуации именно ноги помогают нам действовать точно и четко. Они могут «прочитать» местность, а также то, что они чувствуют через подошвы; они практически мгновенно обрабатывают каждое ощущение и впечатление, помогая разуму принять решение – сделать шаг вперед или отступить в сторону и обойти это место.

Наши ступни на редкость прочные и сложные механические конструкции. В них двадцать шесть костей, тридцать три сустава и более сотни сухожилий, мышц и связок, благодаря чему они удерживают наши тела в вертикальном положении и помогают сохранять равновесие. Ученые установили, что формирование ступней началось задолго до того, как наши доисторические предки стали двуногими прямоходящими существами. Эти изменения помогали им выживать и адаптироваться к сложностям окружающего мира, но со временем все, что норвежцы когда-то делали ради выживания, превратилось в то, чем мы занимаемся скорее для удовольствия. Я имею в виду прогулки в поле, по горам, вдоль обрывов или походы с ночевкой в лес и поиск подходящего места для костра; все это превратилось в приятное и увлекательное времяпрепровождение только тогда, когда исчезла необходимость специально это делать. Стопы, которые формировались, чтобы помочь человечеству выжить и по-прежнему жизненно важны для выживания людей в значительной части мира, стали для жителей развитых стран инструментом для поиска идеального места на пляже, или приятной прогулки вокруг дома, или способом пробраться на цыпочках в спальню, или убежать от проблем.

Между тем иногда голова может утратить контакт с ногами. Так, одна моя знакомая, в прошлом адвокат, в свое время чрезвычайно много работала, и работа ей очень нравилась – до тех пор, пока как-то раз она сильно не ударилась о стену. У бедняги случился приступ паники; ей казалось, что она умирает. После длительной болезни и реабилитации моя знакомая вернулась на работу на полный рабочий день – только для того, чтобы вскоре испытать очередную паническую атаку и сильнейшую головную боль. Врач направил ее на курс психомоторной физиотерапии. На первом сеансе ее попросили встать прямо. После чего физиотерапевт спросил ее, что она чувствует. Оказалось, ничего. Тогда ей задали уточняющий вопрос: что она чувствует под ступнями, в теле, ногах и бедрах. Однако только после того, как врач сжал мышцы ее бедер, она смогла осознать, что у нее есть другие чувства, кроме сильной головной боли. Затем моей подруге-адвокату было приказано сесть на стул, поставить ступни на два деревянных валика и покатать их подошвами. Терапевт снова спросил, что она чувствует.

«Да какие там чувства? – раздраженно ответила моя знакомая на тот же самый вопрос, так как ее ответ не изменился. – Ровным счетом ничего».

На следующей неделе у нее появилась ужасная боль в подошвах. Терапевт велел ей встать на валики и катать их под ступнями вперед-назад. Боль настолько усилилась, что у бедняжки начался спазм.

Только позже она поняла, что физиотерапевт назначал все эти упражнения для того, чтобы ее голова опять вступила в контакт с телом. Она нуждалась в возвращении на землю.

* * *

А еще ваша походка может отражать, как вы себя чувствуете. Даже самые незначительные отклонения от привычной для вас манеры ходьбы расскажут окружающим, хороший сегодня у вас день или плохой.

Профессор Рори Уилсон из Университета Суонси решил изучить, в какой степени болезни, гормоны, питание и эмоции влияют на движения людей и тараканов. В рамках эксперимента к людям и тараканам прикреплялась измерительная аппаратура, которая регистрировала модели их движения в трех измерениях. Целью исследования было выявить последовательные изменения в двигательной активности двух биологических видов в зависимости от их настроения. Для достижения наилучшего результата все эксперименты проводились в привычной для испытуемых среде, а не в лабораториях.

Так вот, исследование четко показало, что люди по-разному двигаются после просмотра комедии и мелодрамы. Это проявляется и в других ситуациях. Если понаблюдать за людьми до того, как они отправятся на прогулку в лес, горы или парк, а затем сравнить, какими они возвращаются домой, можно с уверенностью сказать, что их движения различаются. Для меня эти изменения даже более очевидны, чем перемены после похода в кино. Если усталый после рабочего дня человек идет прогуляться, то по приходе домой он чувствует усталость совершенно иного рода. Как правило, его глаза светятся, шаг пружинит, а улыбка более естественная и расслабленная.

В прошлом мне уже приходилось близко сталкиваться с тараканами, поэтому я никак не мог поверить, что у этих мерзких существ сильно развит язык тела. В рамках вышеупомянутого исследования экспериментаторы заставляли здоровых и больных тараканов пробегать по два метра в день. Так вот, оказалось, что здоровый таракан ставит ноги иначе, нежели больной, и тельце свое он, как правило, держит более прямо. А еще здоровый таракан быстрее разгоняется. Кстати, белые медведи по походке определяют, годится ли другой белый медведь в качестве партнера для спаривания – или лучше им просто пообедать.

Подготовил профессор Рори Уилсон.

Бедра не лгут. То, как ходят животные, многое говорит об их внутреннем состоянии. Изображенные на рисунке две сферы наглядно отображают два периода ходьбы пингвина на основе данных, полученных с помощью акселерометра, прикрепленного к его спине. Чем больше распределены маленькие цветные цилиндры на схеме и чем теплее их цвет, тем сильнее птица переваливается при ходьбе. Верхняя сфера отображает состояние голодного пингвина, покинувшего гнездо в поисках пищи. Нижняя сфера показывает ту же птицу, возвращающуюся в гнездо; она плотно пообедала и теперь переваливается при ходьбе гораздо сильнее.

Подготовил профессор Рори Уилсон.

Всякий раз, когда я чувствую себя отдохнувшим или счастливым, мое тело выпрямляется, а шаги становятся пружинистее. Такое ощущение, будто я сбросил с плеч тяжеленный рюкзак. Иногда я чувствую себя счастливым без особой причины, что похоже на неожиданный подарок судьбы. Норвежский писатель Томас Эспедаль поднимает эту тему в своей книге «Идем! Искусство ходить пешком»[3]3
  Эспедаль Т. Идем! Искусство ходить пешком. М.: Livebook, 2007.


[Закрыть]. Человек, от лица которого ведется повествование, пребывает в депрессии после обильных четырехдневных возлияний, а потом вдруг «луч солнечного света падает на дорожный знак, и меня неожиданно наполняет ощущение счастья». Мимолетный проблеск света делает мысли героя все более оптимистичными, и он «постепенно понимает, что человек счастлив просто потому, что идет».

И наоборот, когда я измотан или подавлен, мой шаг тяжелеет, я иду сильно наклоняясь вперед. В своем романе «Аустерлиц» Винфрид Георг Зебальд очень точно описывает, как изменилась манера ходьбы пражан снежным утром того дня, когда немецкие солдаты оккупировали их город: «…с того момента они ходили медленнее, как сомнамбулы, как будто больше не знают, куда идут». Может, Зебальд и преувеличивает, не буду спорить. Но даже если во время оккупации чехи и не были похожи на сомнамбул, писатель рисует яркий образ, благодаря которому читателю намного легче представить себе город, переживший в тот день нечто вроде коллективной смерти.

Моя бабуля всегда ходила так, будто в некоторой мере подавлена: плечи опущены, шаги скованные, словно ее мышцы упорно не хотели расслабляться. Действительно, ее жизнь была полна невзгод. Но я не припоминаю ни одного случая, когда она на что-либо жаловалась. Как раз наоборот. Когда рядом с ней находились внуки, она всегда проявляла любовь и заботу, хоть ее тело и было красноречивым отражением трудной жизни.

* * *

Надо сказать, походка может рассказать о человеке больше, чем лицо. Идя по улице, я успеваю лишь мельком взглянуть на лица прохожих, а вот то, как человек идет, как ставит одну ногу перед другой, можно изучать чуть дольше. А если мы движемся в одном направлении, я имею возможность наблюдать за ним несколько минут. Конечно, манера ходьбы отчасти закладывается генетически (моя дочь Сольвейг, например, довольно рано начала ходить, чем сильно напоминает мне своих бабушку и дедушку), но также является выражением наших ценностей и социальных норм. Шаги, сделанные моей дочерью в течение жизни, всегда будут что-что рассказывать о ней как о личности.

Полицейский ходит иначе, чем, скажем, хипстер, чья походка, в свою очередь, разительно отличается от походки, например, нищего. У каждого из этих трех типов людей, которых часто можно встретить на улицах современного Осло, разное предназначение. Задача первого – поддержание правопорядка, и его власть и полномочия четко отражаются в строго контролируемых, сдержанных движениях тела; второй движется расслабленной, слегка танцующей походкой; в движениях третьего проявляются повседневные унижения его непростой жизни. Их социальный статус интернализирован в теле и фактически стал неотъемлемой частью их естества.

«Все в нас делается словно по команде», – утверждает французский социолог Марсель Мосс. По его словам, на улице мы без особого труда узнаем женщину, «которая училась в монастырской школе. Обычно она ходит со скрещенными на животе руками». Идейный посыл Мосса довольно специфичен, что характерно для французских интеллектуалов, но он, безусловно, прав в том, что способ, которым мы движемся, – это нечто вроде мостика между нашей психологической и социальной системами. Как сформулировал преемник и последователь Мосса Пьер Бурдье, социальное положение человека запечатлевается в его теле.

И Мосс, и Бурдье считают, что мы всегда будем ходить так, как сейчас, но наша походка может меняться со временем. А иногда она может меняться внезапно – например, из-за резких негативных событий в жизни человека, таких как болезнь, потеря работы, утрата близких. Однако в целом священник, полицейский, нищий, вы и я – мы все будем продолжать ходить в своей привычной манере.

Сегодня полицейские многих стран задались целью найти способ идентифицировать преступников по движениям тела при ходьбе. Они надеются, что анализ телодвижений поможет в будущем выявлять преступников почти с такой же точностью, как и анализ ДНК. Проводились и другие исследования, в рамках которых ученые пытались понять, как преступники выбирают своих жертв. Они пришли к выводу, что отчасти именно манера ходьбы создает впечатление неуверенности и уязвимости человека, в результате чего он становится потенциальной жертвой убийцы или грабителя. Американский маньяк-убийца Тед Банди, например, заявил, что может «отличить жертву по тому, как она идет по улице».

Ваша походка, конечно же, не врет. Но вы можете блефовать, научившись ходить несколько иначе. Если потенциальная жертва начнет двигаться увереннее, возможно, переключившись на более быстрый темп ходьбы и изменив движения рук, вполне вероятно, ей удастся ослабить интерес преступника к своей персоне. Скажем, когда я попадаю в зону риска, то стараюсь идти максимально уверенным шагом, с прямым торсом и в хорошем темпе. Вряд ли мой вид кого-то напугает, но по крайней мере так я чувствую себя в большей безопасности. А если, проходя мимо кого-нибудь на темной улице, я замечаю, что человек встревожен моим присутствием (возвращающиеся поздно вечером домой женщины обычно инстинктивно поглядывают через плечо), то, наоборот, сбавляю скорость и перехожу на другую сторону улицы.

Кстати, в конце 1970-х, посмотрев фильм «Бриолин», я изо всех старался ходить в такой же самодовольной манере, как его герой Дэнни (персонаж Джона Траволты), особенно когда он пытался ухаживать за Сэнди, самой красивой девушкой в фильме, которую играет Оливия Ньютон-Джон. У Дэнни был широкий подпрыгивающий шаг, сопровождавшийся уверенным и ритмичным движением рук, но я, признаться, в этом не слишком преуспел и через несколько дней вернулся к привычной походке.

* * *

Театральный режиссер Роберт Уилсон глубоко очарован ходьбой, особенно медленной. Однажды я поинтересовался, почему. Как режиссер Уилсон уделяет много внимания тому, чтобы в каждой сцене актеры двигались как можно более натурально. Естественность движений, достигаемая чаще всего после сотен попыток и сотен неудач, по мнению режиссера, открывает им двери к новому типу мастерства. Уилсон считает, что творчество актера живет не в голове, а в его теле. Только когда движения актеров становятся наконец совершенно неподдельными, режиссер позволяет репетировать реплики. Ну, или молчать. Правильно поднятая пятка «говорит громче», чем самый громкий крик.

«У времени нет концепции, – поясняет Уилсон в ответ на мой вопрос. – Мне часто приходится слышать, что в моем театре люди двигаются медленно. Одно дело – кто-то движется медленнее, чем в чьем-то понимании должно уходить на такое движение. Но если об этом не задумываться, то мы воспринимаем время совершенно иначе. Наше тело наполнено множеством различных одновременно действующих энергий, и каждая доля секунды обязательно будет отличаться от предыдущей. И осознание этого дает уже иной способ мышления».