Текст книги "Прогулка. Самый простой источник радости и смысла"

Эрлинг Кагге
Прогулка. Самый простой источник радости и смысла

Издано с разрешения автора и Stilton Literary Agency

В оформлении обложки использована иллюстрация Александра Адарюкова по лицензии shutterstock.com

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Cover design by Linda Huang and Oliver Munday

Copyright © Erling Kagge 2019

Translation copyright © Becky L. Crook, 2019

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021

* * *

Посвящается маме и папе, которые брали меня в походы, а также моим дочерям Ингрид, Сольвейг и Нор

 
Ты идешь. И, не всегда сам того понимая,
Падаешь и падаешь.
И с каждым шагом ты чуть сильнее склоняешься вперед,
И со временем это удерживает тебя от падения…
 

Лори Андерсон, песня «Иди и падай»

Часть I

Однажды моя бабушка больше не смогла ходить. В тот день она умерла. Физически она еще какое-то время продолжала жить, но ее новые коленные суставы, когда-то заменившие старые в результате хирургической операции, совсем износились и больше не выдерживали тяжести ее тела. Силы, еще остававшиеся в мышцах, иссякли буквально за несколько дней, проведенных ею в постели. Пищеварительная система начала давать сбои. Сердцебиение замедлилось, пульс стал неровным. Легкие бабушки поглощали все меньше и меньше кислорода, и в конце концов бедняжка начала задыхаться.

Тогда у меня уже были две дочери. И в то время, когда их прабабушка постепенно возвращалась в позу эмбриона, моя младшая, Сольвейг, почувствовала, что пора учиться ходить. Подняв ручки над головой и крепко сжав мои пальцы, она ухитрилась протопать через всю нашу гостиную. Но стоило малышке разжать пальчики и попытаться сделать несколько шагов самостоятельно, как она тут же ощутила разницу между тем, что значит стоять и сидеть; что такое высоко, а что – низко. А однажды, споткнувшись и сильно ударившись лбом о край стола, дочка узнала, что одни предметы твердые, а другие мягкие. Казалось, будто какая-то часть ее личности проявлялась сильнее, когда она шла. Наблюдая за ребенком, который учится ходить, начинаешь думать, что радость познания и мастерство – самые могущественные вещи в мире. Тем не менее обучение ходьбе может оказаться самым опасным опытом в нашей жизни.

Научившись вытягивать ручки для поддержания равновесия, Сольвейг быстро овладела мастерством хождения по гостиной. Подстегиваемая страхом падения, девочка начала делать коротенькие, словно стаккато, шажки. Наблюдая за ее первыми попытками, я был немало удивлен, увидев, как малышка на ходу раздвигает пальчики ног, будто пытаясь ухватиться ими за пол. «Ноге ребенка еще не ведомо, что она нога», – писал чилийский поэт Пабло Неруда в самом начале своего стихотворения To the Foot from Its Child («Дитя – своей ножке»), ей хочется быть то бабочкой, то яблоком.

Вдруг прямо на моих глазах шаги Сольвейг стали увереннее, и малышка через открытую дверь террасы устремилась в сад. Теперь ее босые ножки ощутили нечто гораздо большее, чем пол комнаты: они соприкоснулись с поверхностью земли – с травой, камешками, а затем и с асфальтом.

С каждым новым более твердым шагом все четче проявлялась какая-то очередная черта характера дочки. Создавалось впечатление, что радость исследования окружающего мира и овладение навыком хождения – это главное на свете. Способность передвигаться, ставя одну ногу перед другой, познавая мир и преодолевая препятствия, присуща нам от природы. Но, приходя в этот мир, мы не начинаем путешествие в страну открытий, а, наоборот, постепенно завершаем его.

Моя бабушка (я называл ее бабулей) родилась в Лиллехаммере за девяносто три года до рождения Сольвейг; в те времена все ее семейство в основном полагалось на собственные ноги как главное средство перемещения из одного места в другое. Конечно, если бы бабуле захотелось (или пришлось) путешествовать на очень большое расстояние, она могла бы сесть на поезд, но у нее было не много причин покидать родной городок. Даже наоборот, огромный мир пришел к ней сам. За годы юности, проведенной в одном из районов тогдашней губернии Оппланн, она стала свидетельницей массового производства автомобилей, велосипедов и самолетов. Бабуля рассказывала, как однажды ее отец, мой прадедушка, взял ее с собой в поездку к самому большому озеру в Норвегии, Мьёса, чтобы вместе впервые увидеть самолет. Она вспоминала об этом с таким восторгом, что казалось, будто все это произошло вчера. Небеса внезапно перестали быть царством исключительно птиц и ангелов.

* * *

Гомо сапиенс ходили всегда. С тех давних пор, как они впервые отправились в путь из Восточной Африки более семидесяти тысяч лет назад, история нашего биологического вида определялась прямохождением. Передвижение на двух ногах заложило фундамент для всего, чем мы стали сегодня. Наши далекие предки пересекли Аравию, затем продолжили путь к Гималаям, протянувшимся на восток через всю Азию; далее по замерзшему Берингову проливу добрались до обеих Америк и направили свои стопы на юг, в сторону Австралии. А другие отправились на запад, в земли, которые потом назвали Европой, и в конце концов достигли моей родной Норвегии.

Первобытные люди преодолевали огромные расстояния пешком, чтобы по-новому охотиться на огромных неизведанных территориях, приобретать новый опыт и извлекать из него полезные уроки. Их мозг развивался быстрее, чем у любого другого живого существа из населявших тогда планету. Сначала мы научились ходить, потом разводить огонь и готовить пищу, а затем и говорить.

Надо сказать, человеческие языки весьма наглядно отображают гипотезу о том, что жизнь – это наша общая долгая прогулка. Например, на санскрите – одном из старейших языков в мире, зародившемся на территории Индии, – прошедшее время обозначается словом gata, буквально «то, что мы прошли», а будущее – anãgata, «то, что мы еще не проходили». Слово gata, с точки зрения лингвистики, перекликается с норвежским словом gått, означающим «ходил». А настоящее на санскрите обозначается словом pratyutpanna, которое переводится как «то, что находится прямо перед нами».

* * *

Я понятия не имею, сколько походов уже совершил. Они были короткими и длинными. Из деревень в города. Дни и ночи напролет.

Я уходил от возлюбленных и приходил к друзьям.

Я бродил по глухим лесам и высоким горам, по снежным равнинам и каменным джунглям огромных городов. Порой в пути я скучал, а порой меня охватывала эйфория, нередко я просто пытался уйти от проблем.

Я ходил и в печали и в радости. Но, где бы я ни оказался – неважно, по какой причине, – я продолжал идти.

Я дошел пешком до самого края света – в буквальном смысле.

И хотя все мои прогулки и походы были разными, сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что у них один общий знаменатель – внутреннее безмолвие. Ходьба и безмолвие – неразлучные спутники. Безмолвие абстрактно в той же мере, в какой ходьба конкретна.

До появления семьи я никогда не задумывался над тем, почему ходить так важно. Но дети требовали ответа на вопрос, почему мы должны идти пешком, если ехать намного быстрее? Да и взрослые часто недоумевали, какой смысл перемещаться из одного места в другое медленно, когда есть более эффективные способы?

* * *

До сих пор я приводил самое очевидное объяснение, которое первым приходит в голову, потому что оно общеизвестное и простое и сводит на нет аргумент о неторопливости пеших перемещений. Я всегда произносил знаменитую фразу: «Движение – это жизнь». Когда человек много ходит, его память становится острее, артериальное давление снижается, а иммунная система укрепляется. Но каждый раз, говоря это, я чувствовал, что это лишь половина правды. Ходьба – это нечто гораздо большее, чем список преимуществ, которые перечисляются в рекламе любых витаминов. Так какова же вторая половина правды?

Зачем мы вообще ходим? Откуда мы идем и куда направляемся? У каждого человека есть ответы на эти вопросы. Даже шагая рядом друг с другом, каждый из нас, как правило, переживает этот опыт по-своему. После того как я надеваю кроссовки и отпускаю мысли «в свободное плавание», я обретаю уверенность в одном: попеременно ставить одну ногу перед другой – одна из самых важных вещей, которые человек делает в жизни.

Ну что, погуляем?

© Рафаэлло Пеллиццон.

© Рафаэлло Пеллиццон.

Часть II

Когда я отправляюсь в поход или просто на прогулку, все вокруг словно замедляется; мир кажется более мягким, и на какое-то время я отвлекаюсь от забот, бытовых и рабочих проблем, чтения рукописей. Я свободный человек, хозяин своего времени. Мнения, ожидания и настроения родных, коллег и друзей становятся неважными – на несколько минут, часов и даже дней. Я становлюсь центром собственной жизни, но, признаться, как только прогулка или поход заканчиваются, очень скоро об этом забываю.

Безусловно, возможность переместиться из одной точки в другую за два часа вместо восьми экономит массу времени, с этим никто не спорит. Однако, хоть это и верно с математической точки зрения, мой опыт свидетельствует об обратном: время течет быстрее, когда я увеличиваю скорость передвижения. Скорость и время убыстряются синхронно. Как будто мой час становится короче астрономического. В спешке я почти ни на что не обращаю внимания.

Когда вы мчитесь на машине в направлении горы, а живописные озерца, склоны, скалы, мшистые болота и деревья проносятся по обеим сторонам мимо, жизнь словно съеживается, становясь короче. Вы не замечаете ни ветра, ни запахов, ни погоды, ни меняющегося света. Ваши ноги не чувствуют боли. Все вокруг кажется одним большим расплывчатым пятном.

Более того, с увеличением темпа движения съеживается не только время, но и ощущение пространства. Внезапно вы оказываетесь у подножия горы. Даже чувство дистанции куда-то девается. Стремительно проделав столь долгий путь, вы можете почувствовать, что в пережитом вами опыте нет ровным счетом ничего особенного. Хоть я очень сомневаюсь, что это так.

А вот если вы проходите тот же маршрут пешком, потратив на это не полтора часа, а целый день; дыша полной грудью, слушая звуки, чувствуя под ногами землю, напрягая силы, этот день становится незабываемым. Вожделенная гора постепенно вырисовывается перед вашим взором, а все, что вас окружает, кажется большим и значимым. И для знакомства с этим огромным миром требуется время. Это сродни формированию дружеских отношений между людьми. Гора, которая по мере приближения к ней медленно меняет очертания и цвет, к моменту прибытия к ее подножию уже кажется тебе близким другом. Твои глаза, уши, нос, плечи, живот и ноги говорят с ней, а она им отвечает. Время словно растягивается и уже не состоит из минут и часов.

В этом-то и заключается главный секрет, известный всем любителям пеших прогулок: они продлевают жизнь. Ходьба расширяет, а не сжимает, наше время.

* * *

Я почти всегда выбираю простейшую из двух и более альтернатив – прежде всего менее затратную по времени, или самую удобную, или самую теплую, – даже если знаю, что другой выбор, возможно, был бы лучше. Иногда я предпочитаю путь наименьшего сопротивления прямо с момента пробуждения до отхода ко сну. Мало того, я могу так поступать в течение нескольких дней подряд. И это, признаться, меня очень беспокоит.

Впуская в свою жизнь некоторые не совсем удобные вещи, вы словно привносите в нее дополнительное измерение. Сколько себя помню, внутри меня всегда жил маленький дьяволенок, постоянно советующий выбирать путь наименьшего сопротивления: сделать прогулку короче, чем планировалось; отложить посещение больного друга, посидев вместо этого в кафе; позволить себе поваляться утром в постели дольше обычного. Если вы, например, привыкли повсюду ездить на автомобиле, то вам, скорее всего, покажется, что без этого не обойтись. Это же так удобно! А между тем постоянно прислушиваться к советам этого противного дьяволенка – по сути, не что иное, как попытка убежать от окружающего мира, поддавшись искушениям, которые жизнь подбрасывает нам постоянно. В итоге, как отмечает философ Мартин Хайдеггер, мы очень быстро попадаем практически в рабскую зависимость от желаний своего дьяволенка. Идя у него на поводу, мы все сильнее обеими ногами увязаем в этом глубоком мокром болоте. Хайдеггер проводит черту между таким образом жизни и способностью управлять ею. По словам философа, чтобы стать свободными, люди должны быть готовы обременять себя сами. Если вы всегда выбираете путь наименьшего сопротивления, альтернатива, предполагающая наименьшее количество проблем, всегда будет для вас приоритетной. Ваш выбор будет предопределен, а жизнь не просто несвободна, а скучна и однообразна.

Темп современной жизни невероятно стремителен. А пешие прогулки и походы – дело неспешное. И это, пожалуй, одно из самых естественных занятий, которые вам доступны.

* * *

Возможно, рекомендовать кому-то идти не в том направлении или намеренно заблудиться – это уже слишком, тем не менее, на мой взгляд, такой совет может оказаться весьма полезным.

В 1987 году мы с подругой совершили переход через горный хребет Йотунхеймен и поднялись на Стуре Скагастёлстинд, третью по высоте гору в Норвегии. Подруга, опытная альпинистка, шла первой. Однако вершина встретила нас недружелюбно, мокрым снегом и сильным туманом. Крутые скалы окружали нас со всех сторон. Каждый шаг в такой мгле мог оказаться фатальным, и нам пришлось ночевать на небольшом плато. Без палатки и спальника.

Всю ночь мы прыгали на месте, чтобы не замерзнуть, боксировали с тенью и просто размахивали руками. И все равно страшно замерзли. Сегодня, вспоминая о том походе, я думаю о нем как об одном из самых счастливых событий, которые мы пережили вместе. Ночевка вдвоем в столь драматических условиях резко выделяет его в моей памяти среди множества других, гораздо более комфортных вечеров и ночей. После восхода солнца мы, помогая друг другу, спустились в безопасное место и обнаружили, что часы, проведенные в страшной темноте, очень нас сблизили.

Я столько раз сбивался с пути, что у меня возникли подозрения, уж не тянет ли меня тайно к чему-то неизвестному, не доставляет ли мне удовольствия маленькая загадка незнания того, где я в данный момент нахожусь? Конечно, Google-карта всегда укажет мое местоположение, и иногда я больше смотрю на экран телефона, нежели на все то, что меня окружает. А вот когда я оставляю телефон дома и начинаю смотреть по сторонам, то полностью присутствую в настоящем моменте. Мир становится больше. Внезапно я узнаю местность, город, лес.

Как-то раз мой брат Гуннар, когда мы с ним в детстве заблудились в лесу Остмарка, сказал: «Я тут уже терялся, так что теперь знаю, где мы находимся».

* * *

Принято считать, что меньше всего двигаются люди, которые сидят в тюрьмах. Но это было бы слишком просто. Оказывается, три четверти английских детей проводят на свежем воздухе меньше времени, чем заключенные в этой стране; каждый пятый маленький британец в основном находится в помещении весь день; и каждый девятый ребенок ни разу за год не был в парке, в лесу или на пляже. Дети проводят время преимущественно в помещении перед экранами гаджетов.

Как сообщает Guardian, многие английские родители утверждают, что отлично понимают пользу прогулок и игр на свежем воздухе, но не видят способа повлиять на своих чад. А между тем постоянное пребывание в помещении лишает детей возможности наслаждаться такими чудесами природы, как смена времен года, животный мир, солнце, дождь, тесные тропы и так далее и тому подобное.

Активный отдых на свежем воздухе в Великобритании зависит от социальной принадлежности людей. Согласно исследованию, проведенному в 2016 году международной благотворительной организацией по охране диких птиц и водно-болотных угодий Wildfowl and Wetlands Trust (WWT), если ребенок воспитывается в бедной семье, вероятность того, что он будет проводить меньше времени на улице, намного выше.

* * *

Что касается крупных городов со значительной частью бедного населения, исследования показывают, что богатые жители отличаются от бедных прежде всего тем, что им не приходится ходить по улицам. Например, Дели каждую зиму окутывает густой, почти жидкий смог. Воздух наполняется вредными парами с мелкими твердыми частицами и приземным озоном, и если состоятельные горожане имеют возможность оставаться в салонах своих автомобилей, то детям из бедных семей каждое утро приходится, закрывая лица, идти по такой улице в школу. По мнению ученых, миллион смертей в Индии в 2015 году связан именно с загрязнением воздуха.

* * *

В семидесяти пяти шагах от двери моего дома растет огромный дуб. Я наблюдаю, как он меняется в течение года. В полумраке предрассветного зимнего света безлистное дерево иногда напоминает монстра, но позже, при дневном свете, выглядит дружелюбнее. В кроне дуба, в его коре и древесине сформировался особый, индивидуальный микроклимат с сотнями всевозможных насекомых, грибов, лишайников и мхов, живущих самостоятельной жизнью. А весной на нем появляются листья, и он начинает играть яркими красками. Дуб – дерево, которое, по легенде, живет пятьсот лет и еще пятьсот умирает, – словно выпрямляет свой позвоночник и с каждым порывом ветра рассеивает вокруг пыльцу. Я ее не вижу, но знаю, что это происходит, когда выделяется древесный сок.

А вот сидя за рулем автомобиля в час пик, я вижу только машину впереди, которая движется ужасно медленно, да пешехода, идущего прямо перед капотом моего авто да еще и отправляющего при этом на ходу сообщение по телефону. Такие вещи страшно меня раздражают. Иногда я даже смотрю на других водителей, застрявших вместе со мной в пробке, и думаю о них отнюдь не в позитивном ключе, ведь они, как, впрочем, и я, совершенно бессмысленно тратят свое драгоценное время. Признаться, я еще ни разу не видел счастливого водителя в дорожной пробке в час пик.

Когда же я еду быстро, скажем в туннеле или по скоростной трассе, все вокруг выглядит точно так же, как всегда. И по прибытии в пункт назначения я испытываю чувство, будто ничего нового не произошло. Высокая скорость несет угрозу моей памяти, потому что память зависит от осознания времени и пространства, а они ограничены рамками стремительно движущегося автомобиля. Голоса и музыка по радио становятся просто шумом. Все песенные хиты звучат одинаково, как и новости – это всего лишь уверенные голоса, вещающие что-то из динамика утром и перед обедом.

В своей книге «Прогулка»[1]1
  Вальзер Р. Прогулка. М.: Ад Маргинем, 2014.


[Закрыть] швейцарский писатель Роберт Вальзер пишет: «Не понимаю и никогда не смогу понять, что за радость проноситься мимо всех творений и вещей, которыми столь обильна наша чудесная планета, будто только тем и можно спастись от отчаяния и безумия, что носиться как угорелый».

Летом листья моего дуба играют бесчисленными оттенками темно-зеленого цвета на верхней стороне, при этом их нижняя сторона бледная, почти голубовато-зеленая. А цветочки такие крошечные, что их приходится искать. Я замечаю их, только когда подхожу ближе.

Мне кажется, этим дуб хочет нам сказать, что нужно уметь смотреть и видеть.

* * *

Одно из моих первых ярких детских воспоминаний – день, когда мы с отцом ходили раздавать листовки в нашем районе. Отец активно участвовал в местной политической жизни. Мы тогда потратили целый вечер, раскладывая их по сотням почтовых ящиков. Раньше я часто ездил по этому маршруту на трамвае, но теперь, когда пришлось преодолеть его пешком, он вдруг показался мне гораздо длиннее. Помнится, к концу путешествия сухожилия в коленях горели огнем. Мир словно расширился, когда пришлось заходить в каждый двор, а не взирать на него из окна трамвая, как я обычно делал. Именно тогда я впервые почувствовал, что наше тело, воображение и окружающий мир тесно связаны между собой. Я по-прежнему мечтал и фантазировал о далеких путешествиях, но в тот вечер начал кое-что понимать о расстояниях и тяжелом труде их преодоления.

С тех пор я обошел большинство районов Осло – города, в котором сейчас живу. От Вестли и Мортенсруда до Холмлии, Роа и Хольменколлен. Мне хотелось больше узнать о том, как живут люди в моем городе. Совершая такие прогулки в выходные и по вечерам, я познакомился с большей частью Осло. И теперь, когда кто-то говорит о Фурусете, для меня это уже не просто остановка метро, а место расположения красивых вилл, многоквартирных домов, мечетей и церкви, а также уродливого памятника Трюгве Ли, первому избранному Генеральному секретарю ООН. А моя следующая задумка – обводить кружками на карте места, где я оказываюсь, скажем, с радиусом от полутора до восьми километров, а затем обходить их от начала и до конца.

Иногда ходьба подразумевает внутреннее путешествие, исполненное интересных открытий. Здания, лица, знаки и вывески, погода и атмосфера – все это формирует наше «я». А может, так изначально и задумывалось природой, чтобы мы больше ходили, даже если живем в больших городах? Ходьба как комбинация движения, смирения, баланса, любознательности, запахов, звуков, света и – если ты зашел достаточно далеко, – неумолимой тяги, душевного порыва? Того, что чувствуешь, когда неудержимо тянет к чему-то, чего ты не можешь найти. У португальцев и бразильцев для обозначения этого состояния есть непереводимое на другие языки слово saudade. Его значение объединяет в себе любовь, боль и счастье. Это может быть мысль о чем-то радостном, которая приятно тревожит, либо нечто жгущее, беспокоящее, но при этом наполняющее жизнь смыслом.

* * *

Утром, перед тем как выйти из дома и отправиться в город, меня нередко охватывает смутное ощущение хаоса. Моим мыслям и амбициям нужно сначала перекочевать из кровати в кухню, затем переключиться на упаковку обедов для детей и наконец влиться в круг людей, которые хотят и готовы создавать и продавать хорошие книги. Это два совершенно разных мира, и, идя пешком из дома на работу, я понимаю, что тем самым дарю себе дополнительное время, облегчающее переход из одной реальности в другую.

Например, я могу остановиться, когда захочу. Оглядеться по сторонам. А потом продолжить путь. По сути, это своего рода маленькая анархия: пока я иду, мысли, блуждающие в голове, и тревога в моем теле проясняются и улетучиваются. Когда я выхожу из дома, в моем мире царит хаос, но к моменту прихода в офис все более-менее упорядочивается, даже если в дороге я вовсе не думал о хаосе.

А вот предпочтя метро или автомобиль, я настолько быстро перемещаюсь из дома в город, что не успеваю полностью отстраниться от домашних забот. И тогда у меня возникает чувство, будто я притаскиваю в офис нечто сугубо личное. А в конце рабочего дня мне приходится снова перенастраиваться на семейную волну.

Конечно, я не ищу каждое утро по дороге на работу острых ощущений, но всегда надеюсь наткнуться на что-нибудь интересное. И действительно нередко встречаю то, за чем стоит понаблюдать или над чем поразмышлять. От моего дома до работы примерно три километра – весьма короткий путь, но это все равно лучше, чем 200–300 метров. Как гласит старый философский парадокс, на улице никогда не найти что-нибудь ценное, потому что, если бы оно там лежало, его бы уже кто-нибудь подобрал. Тем не менее, внимательно осматриваясь вокруг, я повсюду нахожу ценные вещи.

Особое волнение я испытываю, наблюдая за людьми. Я иду по городу, и маленькие, мимолетные впечатления словно твердеют и закрепляются. Кажется, дискомфорт длится вечность, когда я прохожу мимо нищего румына, сидящего на мокром асфальте у станции метро «Валькирия Пласс» с бумажным стаканчиком Starbucks для сбора денег и фотографией ребенка-инвалида на коленях. Вокруг мелькают незнакомые лица; одни с явным удовольствием слушают музыку через белую гарнитуру iPhone; другие выглядят подавленными и обеспокоенными, будто боятся снайпера, прячущегося на одной из близлежащих крыш.

Даже идя по тем же тротуарам и пешеходным зонам, что и в тот же час накануне, я замечаю изменения. Некоторых людей я регулярно встречаю уже не один год и могу определить, что они постарели, просто по степени пружинистости их походки. С каждым новым днем меняется мой дуб, блекнет краска на стенах зданий и стареют лица, которые я видел всего сутки назад. Конечно, эти изменения ничтожно малы, чтобы их можно было замечать ежедневно; это очень медленный процесс, но благодаря ежедневной ходьбе я точно знаю, что они происходят.

Когда Северный полюс направлен к Солнцу, у нас в Норвегии лето и светло почти круглые сутки. В это время в радуге легко различим каждый цвет, как будто нам их навязывают. А вот поздней осенью, когда наша половина Земли оказывается в тени, наступает время тьмы. Однако на самом деле, когда солнце висит низко в небе, вариаций синего, фиолетового, красного, черного и желтого даже больше, просто нужно приложить больше усилий, чтобы их разглядеть. Летом цвета подаются нам на серебряном блюдце, но, чтобы увидеть их зимой, нужно хорошенько сосредоточиться. Достаточно пристальнее вглядеться в слабый свет, и через несколько минут всевозможные оттенки раскроются и обнаружат себя. И покажутся вам даже богаче, чем летом.

Когда у меня остается достаточно сил и энергии, я трачу их на угадывание мыслей и проблем прохожих. У меня есть всего несколько секунд, чтобы проследить за усталым взглядом под козырьком бейсболки, или задуматься, почему женщина безмятежно улыбается сама себе. Ближе к вечеру я часто вижу озабоченные лица – как я подозреваю, родителей, которые спешат в детский сад, чтобы успеть забрать своих малышей до его закрытия. Я-то отлично знаю, каково это. А может, это лица тех, кого никто нигде не ждет, из-за чего у них и стресс?!

Иногда о многом может рассказать одежда. Мужчины в дорогих костюмах с аккуратно уложенными волосами представляются мне адвокатами, направляющимися в офис. У инструкторов по йоге собственный дресс-код. Священники в белых воротничках дефилируют своей слегка церемониальной походкой, хотя мне кажется, что они ходят так, даже когда снимают воротнички. Даже если мой сосед, кадровый военнослужащий, одет в штатское, он все равно остается военным и чеканит шаг, как будто на нем униформа.

 
Как часто,
С людским потоком слившись, я шагал
По шумным улицам и говорил
Себе: «Здесь тайна – каждое лицо».
 

Уильям Вордсворт, «Прелюдия»

* * *

Для прогулок по городу я купил себе пару белых кроссовок. Белая кожа верха, белые подошвы. Сегодня, спустя две тысячи поколений после того, как наши предки покинули пыльные саванны и, увязая в грязи, отправились на север, ковровое покрытие в моем офисе всегда чистое, дома вымыты полы, тротуары выметены, а метро и трамваи поливают из шланга. В Осло вы можете гулять целый день, а белая обувь так и останется белой.

* * *

«Есть таинственная связь между медлительностью и памятью, между спешкой и забвением», – пишет Милан Кундера в романе «Неспешность»[2]2
  Кундера М. Неспешность. Подлинность. СПб.: Азбука. 2010.


[Закрыть]. Читая эти слова, я узнаю в них себя.

Кундера описывает идущего по улице человека, который пытается вспомнить то, что он забыл. В это время он естественным образом снижает скорость. А другой, стараясь забыть только что пережитый неприятный опыт, поступает наоборот: совершенно не задумываясь, набирает темп, будто пытаясь убежать от перенесенного страдания.

Кундера переводит эти примеры в категорию экзистенциальной математики и выводит два уравнения: «степень медлительности прямо пропорциональна интенсивности памяти; степень спешки прямо пропорциональна силе забвения».

Надо признать, Милан Кундера очень близко подобрался к тому, что происходит за рамками памяти и забвения. Темп, выбираемый нами при ходьбе, действительно может решительно повлиять на наш образ мышления. Однажды я попробовал заменить слагаемое «память» в уравнении Кундеры словом «интеллект». Понятие интеллекта можно трактовать по-разному, но если рассматривать его как способность абстрактно мыслить и применять предыдущий опыт к новым ситуациям, то, по-моему, экзистенциальная математика Кундеры и его уравнение подходят как нельзя лучше.

Иллюстрация Эйвинда Стоуда Плату.

Эмоции – категория еще менее понятная, чем интеллект, но я небезуспешно пробовал включить и их в уравнение Кундеры. И в частности, обнаружил, что, когда иду быстрым шагом, создается впечатление, будто многие эмоции отдаляются на расстояние, но, стоит только замедлить ход, тут же возвращаются.

* * *

Когда мы идем, неважные мысли и переживания смешиваются с очень важными. Смешное и серьезное может казаться одинаково значимым. Прогулка «приносит удовольствие и радость, освежает, утешает, бодрит, доставляет наслаждение», – утверждает безымянный писатель и главный герой книги Роберта Вальзера «Прогулка». В ответ на вопрос налогового инспектора он говорит: «Дома, взаперти, я жалким образом засох бы и зачах». А налоговик, в свою очередь, считает, что писатель должен меньше гулять и платить больше налогов. Безымянный герой пытается убедить того в обратном, утверждая, что прогулки очень важны для сбора материала для его произведений. Как писатель я точно знаю, что он прав, когда утверждает: «С высочайшим вниманием и любовью гуляющий должен наблюдать и изучать всякое, пусть самое маленькое, живое существо, будь то ребенок, собака, комар, мотылек, воробей, червяк, цветок, человек, дом, дерево, изгородь, улитка, мышь, облако, гора, лист, даже если это всего лишь жалкий скомканный клочок писчей бумаги, на котором, быть может, какой-нибудь славный школьник вывел свои первые неуклюжие буквы». Налоговый инспектор, выслушав собеседника, благодарит его за рассуждения и отпускает. Мы так и не узнаем, сумел ли наш герой его переубедить, но, судя по всему, последующие поколения взяли на вооружение идеалы налогового инспектора – больше сидеть, усерднее работать и строить карьеру.

Персонаж Вальзера говорит: «Даже на самой маленькой чудесной прогулке тебя обступают образы и ожившие стихи». Я лично не столь наблюдателен. Иногда я на ходу разговариваю по телефону или отправляю текстовые сообщения, потому что, по-моему, время слишком ценно, чтобы тратить его впустую. В таких случаях прогулка нужна просто для перемещения. Как же часто я обманываюсь, явно переоценивая собственную значимость. Большинство задач, кажущихся мне чрезвычайно важными, вполне могут подождать с полчасика. Раб-баснописец Эзоп еще две с половиной тысячи лет назад высмеивал человеческую потребность делать несколько вещей одновременно, то есть многозадачность. По рассказу французского философа Мишеля де Монтеня, однажды Эзоп, увидев, как его хозяин на ходу справляет нужду, якобы спросил: «Неужели теперь нам и по-большому надо ходить на бегу?»