Текст книги "Иметь и не иметь. Пятая колонна (сборник)"

Глава четвертая

Остановились уже в полной темноте, в миле от суши. С заходом солнца течение набрало силу, и я заметил, что лодку прилично сносит к берегу. К западу проглядывался маяк Морро, над Гаваной стояло мягкое зарево, а ровно напротив нас лежали Ринкон и пляж Баракоа. Я пошел против течения, пока не миновал Бакуранао, почти что выйдя к Кохимару. Вот теперь пусть дрейфует. Кругом темно, но я отлично знал, где мы находимся. Все огни у меня на борту были погашены.

– Гарри, ты чего затеял? – спрашивает Эдди. Его опять разобрал страх.

– А ты как думаешь?

– Не знаю, – отвечает. – Ты меня пугаешь.

Еще чуть-чуть, и его начнет трясти, а когда он придвинулся, я почувствовал чужое дыхание, вонючее, будто у стервятника.

– Который час?

– Сейчас посмотрю, – говорит. Сходил, вернулся и сказал, что половина десятого.

– Голодный? – спрашиваю.

– Нет, – отвечает он. – Ты же знаешь, что я так просто не могу есть. А, Гарри?

– Ладно, – говорю. – Глотни разок.

Когда он глотнул, я спросил, как ему теперь. Он сказал, что теперь ему хорошо.

– Немного погодя еще получишь, – пообещал я. – Я же знаю, что ты сдрейфишь, если тебе не дать рому, но выпивки у нас мало. Так что полегче налегай.

– Ты лучше объясни, что к чему, – сказал Эдди.

– Вот слушай, – говорю я ему в темноте. – Мы идем в Бакуранао, где возьмем на борт дюжину косоглазых. Когда придет время, встанешь к штурвалу и будешь делать, чего я скажу. Итак, берем косоглазых и запираем их в носовой каюте. Так что дуй сейчас на бак, задраишь там люк снаружи.

Он отправился на нос, и я видел его силуэт на темном фоне. Вернулся и говорит:

– Гарри, а можно мне сейчас тот глоточек?

– Нет, – отвечаю. – Я даю тебе ром только для храбрости, а не для того, чтоб развезло.

– Гарри, я надежный человек. Вот увидишь.

– Забулдыга ты, – говорю я. – Короче, слушай. Один китаёза привезет эту дюжину на своей лодке. Сначала он даст мне задаток. Когда эти все усядутся, он даст еще денег. Как только увидишь, что он дает мне деньги второй раз, тут же врубай мотор и разворачивайся в море. Если что произойдет, не обращай внимания. Что бы ни творилось, давай полный вперед. Ты понял?

– Да.

– Если по дороге увидишь, что кто-то из желтопузых лезет наружу, то ли из каюты, то ли через люк, хватай помповик и загоняй обратно. Как с помповиком обращаться, знаешь?

– Нет. Но ты можешь научить.

– Все равно не запомнишь. Так, а с винчестером?

– Надо дергать рычаг и жать на спуск.

– Правильно, – говорю. – Только смотри, дырок в корпусе не понаделай.

– Дал бы ты мне глоточек.

– Ладно. Немножко дам.

Отхлебнуть я ему дал по-настоящему. Я знал, теперь-то он не опьянеет; вся эта выпивка уйдет в страх. Но каждый глоток позволит ему еще продержаться. После спиртного Эдди заявил – чуть ли не счастливым тоном:

– Стало быть, мы теперь желтопузых возим. Бог свидетель, я всегда говорил, что буду возить желтопузых, как только дойду до ручки.

– Так ты что, только сейчас до ручки дошел? – говорю ему. Честное слово, дурной он какой-то.

К половине одиннадцатого Эдди получил еще три глотка для храбрости. Возня с ним отвлекала от тяжелых мыслей. Я и не думал, что придется так долго ждать. Поначалу-то планировал сняться, как только стемнеет, и, держась подальше от света, вдоль берега идти на Кохимар.

Около одиннадцати я увидел на мысу пару огней. Чуть выждал и двинулся к берегу малым ходом. Бакуранао – бухточка, где прежде был большой причал для погрузки песка. Когда дожди размывают песчаную косу, то с моря в бухту вливается как бы небольшая речка. Зимой северный ветер наносит еще песка и запирает воде выход. В свое время сюда заходили шхуны загружаться плодами гуавы с реки, и там был городишко. Но его разрушило ураганом, и остался один лишь дом, который гальего соорудили из обломков снесенных ураганом халуп; он служит им чем-то вроде клуба: по воскресеньям они ездят туда из Гаваны купаться и устраивать пикники. Есть там еще одно строеньице, где живет поселковый уполномоченный, однако его дом стоит в глубине, довольно далеко от берега.

В каждом таком селении на побережье есть представитель властей, но я был уверен, что китаец с ним договорился насчет своей лодки. Когда мы подошли ближе, в воздухе поплыл аромат морского винограда-кокколобы и тот характерный сладковатый запах кустарников, которым всегда потягивает у берега.

– Марш на бак, – сказал я Эдди.

– Здесь не на что наткнуться, – возразил он. – Риф по другую руку.

Да, когда-то он был неплохим моряком.

– Все равно гляди в оба, – сказал я и повел туда, где нас должно быть видно. Стук мотора тоже наверняка различим, раз прибой стоял несильный. Мне не хотелось ждать на одном месте, гадая, заметили нас или нет, так что я разок мигнул ходовыми огнями, зеленым и красным. После чего вновь развернулся, пошел мористее и там лег практически в дрейф, лишь чуточку подрабатывая винтом. Здесь, вблизи берега, уже прилично покачивало.

– Ладно, давай-ка сюда, – позвал я Эдди и плеснул ему неразбавленного.

– А курок взводят как, большим пальцем? – шепнул он. Сейчас за штурвалом сидел Эдди, а я возился с чехлами, освобождая приклады, чтобы они торчали сантиметров по пятнадцать.

– Именно.

– Эх, где наша не пропадала! – говорит.

Удивительно, до чего мощно и быстро действовала на него выпивка.

Мы лежали в дрейфе, и сквозь заросли кустарника я видел свет в доме уполномоченного. Оба фонаря на мысу кто-то опустил, затем один огонек появился с другой стороны. Второй, должно быть, задули.

Потом смотрю, из бухты к нам идет лодка, где стоит человек, который гребет кормовым веслом. Это я понял, видя, как он раскачивается из стороны в сторону. Стало быть, весло широченное. Что ж, прекрасно. Раз орудуют кормовым, значит, там один-единственный гребец.

Они поравнялись с нами.

– Добрый вечер, капитан, – молвит мистер Синг.

– Заходите с кормы и швартуйтесь бортом, – говорю ему.

Он что-то сказал своему гребцу, но тот не мог кормовым веслом дать задний ход, поэтому я сам ухватился за планшир и толкнул их лодку себе за корму.

В лодке сидело восемь человек. Шесть китайцев, мистер Синг и тот паренек с веслом. Когда я нагнулся, чтобы подтянуть их лодку, то подумал: вот сейчас меня и хватят по башке, но ничего, обошлось. Я выпрямился и велел мистеру Сингу придерживаться за корму.

– Так, – говорю, – показывайте, что там у вас.

Он передал мне рулончик купюр, я отнес их к штурвалу, где стоял Эдди, и включил нактоузный фонарь. Внимательно осмотрел бумажки. Вроде все в порядке, так что освещение я выключил. Эдди трясло.

– Ладно, – говорю ему, – подбодрись чуток.

Он протянул руку за бутылкой и опрокинул ее донышком кверху.

Я вернулся на корму.

– Ладно, – сказал я. – Давайте вашу шестерку.

Тем временем мистер Синг с гребцом-кубинцем вовсю старались, чтобы их лодку не ударило мне об корпус на такой волне. Мистер Синг что-то буркнул на своем китайском наречии, и все его соплеменники разом полезли мне на корму.

– Эй! – говорю. – По одной штуке.

Он опять что-то буркнул, и ко мне на борт по очереди поднялось шесть косоглазых. Один другого чуднее.

– Проводи гостей на бак, – сказал я Эдди.

– Прошу сюда, джентльмены, – говорит тот. Ей-богу, сразу стало ясно, что глоточек вышел изрядный.

– Запирай каюту, – скомандовал я, когда они все туда набились.

– Есть, сэр, – сказал он.

– Сейчас привезу остальных, – говорит мистер Синг.

Я их оттолкнул, и парнишка в лодке заработал своим веслом.

– Слушай, – сказал я Эдди, – оставь бутылку в покое. Ты уже набрался храбрости.

– Есть, шкип! – отвечает.

– Так, что с тобой?

– А мне это все нравится, – заявляет Эдди. – Значит, курок вот так отжимают, говоришь?

– Забулдыга ты несчастный, – сказал я ему. – Дайка мне тоже хлебнуть.

– Больше нет, – сказал Эдди. – Извини, шкип.

– Ладно, слушай. Смотри теперь в оба: как только он передаст мне деньги, сразу врубай мотор.

– Есть, шкип.

Я протянул руку, выудил новую бутылку, достал штопор и вытащил пробку. Сделал солидный глоток и отправился на корму, где поплотнее вбил пробку на место и сунул спиртное между парой оплетенных бутылей, доверху налитых питьевой водой.

– А вот и мистер Синг, – говорю я Эдди.

– Да, сэр, – отвечает.

Вихляясь, к нам приблизилась лодка.

Гребец подвел ее к корме, и я подождал, пока они понадежней ухватятся. Мистер Синг вцепился в роульс, что стоит у нас поперек кормы: мы по нему крупную рыбу на борт затаскиваем.

– Пусть поднимаются, – сказал я. – По одному.

Еще шесть китайцев в ассортименте взошли к нам на корму.

– Отведи их к остальным, – сказал я Эдди.

– Есть, сэр.

– Каюту запри, слышишь?

– Есть, сэр.

Потом смотрю, он вновь стоит у штурвала.

– Ладно, мистер Синг, – говорю. – Давайте поглядим на остальное.

Он сунул руку в карман и протянул ее мне вместе с деньгами. Я тут же в нее вцепился, а когда он шагнул на борт, другой схватил его за горло. Я почувствовал, как мой катер вздрогнул и пошел, вспенивая воду на развороте, и хоть я был здорово занят мистером Сингом, отметил про себя кубинца с веслом, что стоял на корме своей лодки, когда мы отходили от нее под корчи и судороги мистера Синга. А корчился и бился он похлеще дельфина, насаженного на острогу.

Руку я ему завернул за спину, да надавил покрепче, даже чересчур, потому как там что-то поддалось. Он при этом как-то странно пискнул, прыгнул на меня – а я уже держал его за горло – и укусил в плечо. Но когда я понял, что мистеру Сингу вывернуло сустав, его руку я отпустил. Теперь от нее никакого толку, верно? Словом, ухватил я его за глотку уже по-настоящему, а он бьется что твоя рыба, покалеченной рукой машет. Но я его придавил на колени-то, а большими пальцами хорошенько нажал под челюстью и давай дожимать, загибая назад, пока там у него не хрустнуло. А кто думает, что хруста этого не слышно, сильно ошибается.

Когда он затих, я еще подержал его чуток, потом уложил поперек кормы. Он лежал на спине, притихший, в отличном костюме, свесив ноги в кокпит; так я его и оставил.

Я сгреб деньги с палубы, пошел в рубку, зажег нактоузный огонь и пересчитал их. Потом встал за штурвал, а Эдди послал на ют за железякой, которой пользуюсь заместо якоря, когда мы рыбачим на отмелях или там, где каменистое дно.

– Я не найду, – отвечает. Страшно ему было оказаться возле мистера Синга.

– Стань к штурвалу, – сказал я. – Держи в море.

Под палубой шла какая-то возня, но этих я не боялся.

Я взял парочку подходящих кусков железа, которыми разжился на старом угольном причале на Драй-Тортугас, и линем прихватил их к щиколоткам мистера Синга. А потом, когда мы отошли мили на две еще мористее, я его столкнул. Он с готовностью съехал по роульсу. В карманах я у него не рылся. Связываться еще.

Он немножко протек на корму изо рта и носа, я забросил ведро, и меня чуть не выдернуло за борт, на нашей-то скорости, и хорошенько почистил под кормой шваброй.

– Сбавь ходу, – сказал я Эдди.

– А если всплывет? – спрашивает.

– В том месте, где я его окунул, семьсот саженей глубины, – говорю. – Это, брат, не шуточки. А всплывать он начнет, только когда загазит, и то его потянет течением, да и всю дорогу рыб прикармливать будет. Да ну к черту, – говорю, – нашел из-за чего беспокоиться.

– А чего ты с ним не поделил-то? – спрашивает меня Эдди.

– Да ничего, – отвечаю. – Покладистый уж больно, в жизни таких не встречал. Как пить дать, дело нечисто.

– Убивать-то зачем?

– А чтоб дюжину других желтопузых давить не пришлось.

– Гарри, – говорит. – Дай глотнуть, тошнехонько мне.

Дал я ему отхлебнуть.

– А с косоглазыми теперь что? – спрашивает Эдди.

– Долой с борта и как можно скорее, – отвечаю. – Пока всю каюту мне не провоняли.

– И где ты собрался их ссаживать?

– А вон на том пляже.

– То есть поворачиваем?

– Поворачивай, – говорю. – Только медленно.

Мы шли малым ходом над рифом, пока перед нами не забелел в темноте пляж. Риф этот лежит довольно глубоко, а дальше дно совсем песчаное, пологое, до самого берега.

– Марш на бак, глубину мерять.

Эдди стал делать промеры багром, на древке показывая отметины ладонью. Потом махнул мне, мол, стоп. Я пошел на ют.

– Здесь уже метра полтора.

– Встаем на якорь, – говорю. – Если что случится, просто рубим конец.

Эдди вытравливал якорный конец, пока лодку не перестало тащить. Когда он затянул узел, течением ее развернуло кормой к берегу.

– Ты знаешь, здесь ведь песок, – сказал он.

– Сколько сейчас под кормой?

– Метр с чем-то.

– Бери винтовку, – говорю. – И повнимательней.

– Дай разочек, – просит. Он здорово раскис.

Я дал ему глотнуть и взял помповик. Отомкнул дверь в каюту, распахнул ее и сказал:

– Выходи.

Не тут-то было.

Потом один китаёза высунул голову за дверь, увидел Эдди с винчестером и тут же нырнул обратно.

– Выходи давай. Никто вас не тронет, – говорю.

Та же история. Только гомонят вовсю, а больше ничего.

– Эй! Вылетай! – заорал Эдди. Ей-богу, не иначе, до бутылки добрался.

– А ну отставил ее в сторону, – сказал я ему. – Или сам у меня с лодки вылетишь. – Выходи, – продолжаю я им. – Не то стрелять начну.

Смотрю, а один из них выглядывает из-за двери; увидел, должно быть, пляж, потому что пошел бормотать что-то по своему.

– Давай уже, – говорю, – а то правда выстрелю.

Они и полезли.

Я вам так скажу: надо быть не знаю каким душегубом, чтобы взять и расправиться хотя бы с китаёзами, к тому же дело это не только хлопотливое, но и пачкотное.

В общем, вылезли они, все как один перепуганные; оружия у них никакого нет, зато их целых двенадцать.

Я попятился ближе к корме, выставив помповик, и сказал:

– Давай за борт. Тут выше головы не будет.

Стоят, жмутся.

– Пошли, говорю.

Опять стоят.

– Эй! – встревает Эдди. – Крысоеды желтопузые! Марш за борт!

– Заткни свою пьяную харю, – говорю.

– Плавать нет, – сообщает тут один желтопузый.

– А плавать не надо, – говорю. – Здесь глубина совсем мало-мало.

– А ну давай, веселей! – не унимается Эдди.

– Так, иди-ка сюда, – сказал я ему. – Винтовку держи одной рукой, другой возьми багор и сам им покажи, какая тут глубина.

Он им и показал докуда древко мокрое.

– Плавать не нада? – переспрашивает меня тот же китаец.

– Не надо.

– Правда?

– Да.

– Наша где?

– Куба.

– Сволочь ты, – сказал он и полез через борт, повисел там немного и отпустил. Окунулся, правда, с головой, но всплыл и оказался по шею в воде. – Сволочь проклятый, – сказал он. – Черт, жулик.

Он здорово разозлился и ничего не боялся. Пролопотал что-то по-своему, и остальные китайцы полезли в воду с кормы.

– Ладно, – говорю я Эдди. – Вирай якорь.

Мы двинулись в море, показалась луна, и видно было, как желтопузые бредут по шею в воде к берегу, где сиял пляж, а чуть подальше темнел кустарник.

Мы прошли над рифом, я еще разок оглянулся, поглядел на пляж, на громадину гор и положил лодку курсом на Ки-Уэст.

– Теперь можешь покемарить, – сказал я Эдди. – Хотя стой, сбегай-ка вниз, распахни там все иллюминаторы, чтобы проветрило, да принеси мне йоду.

– А что такое? – спросил он, когда вернулся с пузырьком.

– Палец поцарапал.

– Хочешь, я порулю?

– Иди проспись, – отвечаю. – Я разбужу.

Он растянулся на скамейке, что была встроена в стенку кокпита над топливным баком, и вскорости уснул.

Глава пятая

Придерживая штурвал коленом, я расстегнул рубашку и посмотрел, куда меня цапнул мистер Синг. Тот еще укус, так что я плеснул хорошенько йоду, а потом просто сидел, правил и все размышлял, может ли китайский укус быть ядовитым. Мотор деловито урчал, лодка шла быстро да гладко, и я подумал, что это все ерунда, не будет от того укуса никакого заражения. Тип вроде мистера Синга наверняка чистит зубы по два-три раза в день. Хорош гусь, этот ваш мистер Синг. Никакой он не деловой. А может, и деловой. Может, он мне просто доверял. Я же говорю, мутный он, поди разбери.

Ну вот, теперь все по-простому, если не считать Эдди. Он же пьянчуга и, стало быть, проболтается, едва хватит лишнего. Я сидел там, правил, глядел на него и думал: проклятье, ведь в нем и в живом проку не больше, чем в мертвом, а с меня были бы взятки гладки. Давеча, увидев его на лодке, я решил было, что придется с ним кончать, но когда все так хорошо сложилось, у меня не хватило духу. А теперь смотрю на него, как он там дрыхнет, и внутри все так и подмывает. Но потом я подумал, что не стоит все портить, сделав то, о чем придется жалеть. И тут в голову пришло, что он даже не значится в судовой роли и, стало быть, с меня сдерут штраф, раз я его привезу, и что теперь с ним делать, непонятно.

Ну, времени все обмозговать еще предостаточно, и я просто держал лодку на курсе, время от времени подкрепляясь из бутылки, которую он же и принес. Правда, оставалось на донышке, так что когда я ее прикончил, то открыл еще одну, последнюю, которая у меня имелась с собой, и, скажу я вам, было очень славно сидеть, править штурвалом, да и ночь для перехода выпала славная. Удачно все сложилось в конечном-то итоге.

Настал белый день, и Эдди проснулся. Пожаловался, что ему плохо.

– Подержи штурвал, – сказал я ему. – Надо бы все проверить, осмотреться.

Сходил на ют, окатил палубу водой. Вроде чисто. Прошелся шваброй по бортам. Разрядил оружие, убрал вниз, только револьвер на поясе оставил. В каюте опрятно, везде порядок, никакой тебе вони. Правда, койку по правому борту немного забрызгало водой через распахнутый иллюминатор, но это не страшно. Я все задраил, еще разок огляделся. Ни один таможенник теперь не учует, что на лодке были китайцы.

Выправленные документы так и остались в той сеточке, куда я их сунул, под рамкой с лицензией на мою лодку. Я их оттуда вынул, еще разок проглядел и вылез в кокпит.

– Слушай, – говорю. – Ты каким каком оказался у меня в судовой роли записан?

– Встретил агента, когда он шел в консульство, ну и сказал ему, что я у тебя в команде.

– Пьяного да малого бог бережет, – буркнул я, снял свой револьвер и пошел вниз убирать на место.

Наварил в каюте кофе, потом поднялся и встал к штурвалу.

– Там внизу кофе, – говорю ему.

– Эх, брат, да что мне твой кофе…

Я ему даже посочувствовал. Он и впрямь выглядел паршиво.

Часов где-то в девять чуть ли не прямо по носу мы увидели огонь сэндкийского маяка. А еще задолго до этого стали попадаться танкеры, шедшие в Мексиканский залив.

– Часа через два придем, – сказал я ему. – Получишь по четыре доллара за день, как и уговаривались с тем Джонсоном.

– Сколько ты заработал этой ночью? – спрашивает.

– Только шестьсот, – ответил я ему.

Уж не знаю, поверил он мне или нет.

– А моей доли тут нету?

– Я про твою долю уже сказал, – отвечаю ему. – И если хоть разок откроешь рот насчет прошлой ночи, я об этом узнаю. Тогда не обижайся.

– Гарри, ты же знаешь, что я не болтун.

– Ты пропойца. Но имей в виду: я тебя предупредил, если вздумаешь спьяну чесать язык насчет вчерашнего.

– Ты что? – говорит. – Я же надежный человек. Зачем ты так?

– Нет на свете такой выпивки, которая сделала бы из тебя надежного человека, – ответил я ему. А впрочем, я не очень-то беспокоился на его счет, потому что кто поверит пьянице? Мистер Синг уж точно не побежит жаловаться. Те китайцы тоже не станут. Парнишке, который был с ними на лодке, это тоже ни к чему. Не будет он путаться в это дело. Не исключено, рано или поздно Эдди проболтается, но кто поверит забулдыге?

И вообще, где доказательства? Понятное дело, пошли бы разговоры, кабы имя Эдди оказалось в судовой роли без самого Эдди. Все-таки мне подфартило. Конечно, я бы мог заявить, дескать, он спьяну за борт свалился, но потом пересудов не оберешься. Да и Эдди тоже подфартило. Вообще на редкость повезло.

Мы вышли за край Гольфстрима, вода перестала быть синей и сделалась зеленовато-прозрачной, а впереди уже показались вехи фарватерного створа Драй-Рокс, и радиомачты Ки-Уэста, и отель «Ла-Конча», высившийся над низенькими домиками, и вечный дым над мусорной свалкой. Маяк Сэнд-Ки был теперь совсем близко, и видно было лодочную пристань и маленький док у подножия маяка, и я знал, что осталось всего-то минут сорок; приятно возвращаться домой, зная, что на лето в кармане кое-что припасено.

– Так как насчет выпить? А, Эдди? – сказал я ему.

– Ох, Гарри, – сказал он. – Я всегда знал, что ты мне друг.

Вечером я сидел в гостиной, курил сигару, пил виски с водой и слушал по радио Грэйси Аллен. Девчонки убежали в город развлекаться, и было славно вот так сидеть, и клонило ко сну. Кто-то постучался в дверь. Мария, моя жена, поднялась со своего места и пошла отворить. Она вернулась и сказала:

– Там этот пьянчуга, Эдди Маршал. Он говорит, ему нужно тебя видеть.

– Передай ему, пусть убирается, пока я сам его с крыльца не спустил, – сказал я ей.

Она вернулась и села, и из окна, возле которого сидел я, задрав ноги на столик, можно было видеть, как по дороге бредет Эдди в обнимку с еще каким-то забулдыгой, которого он где-то подобрал, бредет и качается на ходу, а свет фонаря раскачивает их тени еще больше.

– Пьяница разнесчастный, – сказала Мария. – Жаль мне его.

– Он дико везучий.

– Нет везучих среди пьяниц, – сказала Мария. – Ты сам это знаешь, Гарри.

– Знаю, – сказал я. – И впрямь нет.