Текст книги "Иметь и не иметь. Пятая колонна (сборник)"

Часть третья
Гарри Морган
(зима)

Глава девятая
Рассказывает Альберт

Мы все сидели у Фредди в баре, и тут заявляется этот тощий долговязый адвокат и говорит:

– Где Хуан?

– Еще не вернулся, – сказал кто-то.

– Нет, вернулся, я точно знаю, и мне нужно его повидать.

Гарри говорит:

– Ну еще бы. Вы же сами его и выдали, подвели под суд, а теперь собрались его защищать. Нечего сюда ходить, вынюхивать, где он. К себе в карман загляните: может, он там.

– Это вам бы держать карман шире, – сказал адвокат. – У меня для него работенка есть.

– Ну так ищите его в другом месте, – сказал Гарри. – А тут его нету.

– Да говорю же, у меня для него работа есть, – сказал адвокат.

– Нет у вас никакой работы. Зараза вы и больше ничего.

Тут вваливается тот косматый старик, что торгует резиновыми забавлялками, спрашивает четверть пинты, Фредди ему наливает, он затыкает бутылку пробкой и выскакивает с ней обратно на улицу.

– Что с рукой-то? – спрашивает адвокат у Гарри.

А у того рукав подколот к самому плечу.

– Она мне не нравилась, вот и отрезал.

– Сами отрезали, или помогал кто?

– На пáру с доктором, – говорит Гарри. Он много выпил, и у него зашумело в голове. – Я сидел, а он резал. Если б людям оттяпывали руки, когда они забираются в чужие карманы, у вас бы давно не было ни рук, ни ног.

– Что ж такого с ней приключилось, что отрезать пришлось? – спрашивает адвокат.

– Вам-то что за дело? – отвечает Гарри.

– Да так, просто интересуюсь. Что же случилось и где вы были?

– Что вы ко мне привязались? – спросил Гарри. – Вы сами знаете, где я был и что случилось. Поменьше трепите языком и отстаньте от меня.

– Я хочу с вами поговорить, – сказал ему адвокат.

– Ну, говорите.

– Не здесь. Давайте отойдем.

– Зато я не хочу с вами говорить. От вас ничего хорошего не дождешься. Зараза вы.

– У меня кое-что есть для вас. Кое-что хорошее.

– Ну допустим. Разок послушаю, – говорит ему Гарри. – Так о чем речь? О Хуане?

– Нет. Не о Хуане.

Они обогнули стойку, устроились в сторонке, за отдельным столиком, и пробыли там довольно долго. Пока они там сидели, пришла дочка Толстухи Люси с той девушкой из их заведения, с которой она всегда ходит, они подсели к стойке и спросили кока-колы.

– Говорят, таким, как вы, запрет вышел гулять по улицам после шести вечера. И в барах показываться тоже, – сказал Фредди дочке Толстухи Люси.

– Да, говорят.

– Собачья жизнь стала в этом городе, – сказал Фредди.

– Золотые слова. Выйдешь за сэндвичем с кока-колой, а тебя – цоп! – и штраф пятнадцать долларов.

– Теперь только к таким и вяжутся, – сказала дочка Толстухи Люси. – Кто любит жизнь поярче. Кто не ходит с кислой мордой.

– Если порядки в этом городе не изменятся – худо дело.

Тут как раз вернулись Гарри с адвокатом, и адвокат сказал:

– Стало быть, придете?

– А здесь чем плохо? Приводите их сюда.

– Нет. Сюда они не пойдут. Вы лучше сами приходите.

– Ладно, – сказал Гарри и направился к стойке, а адвокат пошел к выходу.

– Что будешь пить, Ал? – спросил меня Гарри.

– Бакарди.

– Два бакарди, Фредди. – Затем разворачивается ко мне и говорит: – Ты чем теперь занимаешься?

– На общественных работах.

– А что именно?

– Роем канавы. Меняем трамвайные рельсы.

– Сколько платят?

– Семь с половиной.

– В неделю?

– А ты думал?

– Тогда на какие шиши ты тут выпиваешь?

– А я и не пил, пока ты сам меня не угостил, – ответил я.

Он придвинулся немного и говорит:

– В рейс со мной сходишь?

– Смотря в какой.

– Можно обсудить.

– Лады.

– Пошли в машину, – сказал он. – Будь здоров, Фредди. – Он часто дышал, как всегда, когда выпьет, и мы вместе с ним прошли мимо того места, где я работал весь день и где мостовая была разрыта. Дошли до угла, где стояла его машина. – Залезай, – говорит.

– Куда едем? – спрашиваю.

– Сам не знаю. По дороге выяснится.

Мы доехали до Уайтхед-стрит, и он не говорил ни слова, а на перекрестке свернул налево, и через центр мы выехали на Уайт-стрит, и по ней к берегу. Гарри все время молчал, и мы свернули на набережную. На бульваре он затормозил и встал возле тротуара.

– Тут какие-то иностранцы хотят зафрахтовать мою лодку на один рейс.

– Так ее же конфисковали?

– Но они-то этого не знают.

– И что за рейс?

– Им нужно переправить на Кубу одного человечка, но на пароход или самолет ему путь заказан. Так мне Жалогуб сказал.

– И что, это возможно?

– Еще бы. После переворота – сплошь да рядом. Ничего особенного. Тьма народу так переправляется.

– А как быть с лодкой?

– Придется выкрасть. Правда, баки там держат сухими, так что моторы сразу не запустишь.

– Как же ты выведешь ее из гавани?

– Да уж как-нибудь выведу.

– А как мы вернемся?

– Это еще надо обмозговать. Если не хочешь со мной, скажи прямо.

– Поеду хоть сейчас, если, конечно, не задаром.

– Слушай, – говорит он. – Ты получаешь семь с половиной долларов в неделю. Дети из школы приходят голодными, а у тебя их трое. У всей твоей семьи животы подводит от голодухи, а я даю тебе шанс рискнуть и немного заработать.

– Ты так и не сказал, сколько именно. За риск полагается платить.

– Сейчас, Ал, сколько ни рискуй, особо не разживешься, – говорит он. – Взять хоть бы меня. Я, бывало, круглый сезон катал народ на рыбную ловлю и получал по тридцать пять долларов в день. И вот в меня стреляют, я остаюсь без руки и без лодки из-за паршивого груза спиртного. Но я тебе так скажу: не бывать тому, чтобы у моих детей подводило животы от голода. Не стану я рыть канавы для правительства за гроши, которых не хватает, чтобы семью прокормить. Да я и рыть-то теперь не могу. Уж не знаю, кто выдумывает законы, но я точно знаю, что нет такого закона, чтоб человек голодал.

– Я бастовал против такой оплаты, – ответил я ему.

– А все же на работу вернулся, – сказал он. – Они заявили, что вы бастуете против благотворительности. Ты ведь всю жизнь работал, верно? Никогда ни у кого не выпрашивал подачек.

– Теперь нет работы, – сказал я. – Нигде не сыскать такую работу, чтоб можно было жить не впроголодь.

– А почему так?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Но только моя семья будет сыта до тех пор, пока другие семьи тоже сыты. Вас, кончей, хотят выморить отсюда, потом спалить ваши хибары, понастроить отелей и сделать из этого места курорт. Так я слышал. Я слышал, что уже скупают земельные участки, а потом, когда голод погонит бедняков голодать в другое место, сюда пожалуют толстосумы и устроят красивый уголок для туристов.

– Ты говоришь, как красный, – сказал я.

– Какой я тебе красный. Просто меня зло берет. Уже давно.

– Еще бы. Особенно если руку потерять.

– Черт с ней, с рукой. Без руки так без руки. Бывают вещи похуже. У мужика ведь пара рук, да еще кое-что. И если он потерял одну руку и даже половину остального, он все равно остается мужиком. Ладно, к черту это. Даже обсуждать не хочется.

Помолчал секунду, а потом говорит:

– Остальное-то у меня все на месте.

Затем включил мотор и сказал:

– Поехали, надо повидать этих людей.

Мы поехали по набережной. Дул ветер с моря, изредка попадались встречные машины, а от мостовой – в тех местах, где волны в шторм перехлестывают через волнорез – тянуло тиной. Гарри вел левой рукой. Он мне всегда был симпатичен, и в свое время я не раз ходил с ним на его лодке, но он сильно изменился с тех пор, как потерял руку. К тому же тот тип из Вашингтона, что давеча здесь отдыхал, написал заявление, мол, видел на его лодке контрабандное спиртное, и ее конфисковали таможенники. На лодке Гарри никогда не унывал, а теперь сразу сник. Думаю, он только и ждал повода ее выкрасть. Он понимал, что это ненадолго, но, может, даже за это короткое время удастся подзаработать немного денег. Хотя мне деньги нужны были до зарезу, я не хотел попадаться. И сказал ему:

– Как бы нам не попасться, а, Гарри?

– Хуже не попадешься, чем ты попался. Куда уж хуже, чем пухнуть с голоду.

– А я не пухну. Какого черта ты заладил одно и то же?

– Ты-то, может, и нет, а вот дети твои наверняка.

– Ну, знаешь, – говорю я. – Работать с тобой я не прочь, но разговоры эти ты брось.

– Ладно. Только смотри, не передумай. А то я хоть сейчас других охотников найду.

– Не передумаю, – отвечаю я. – Я же сказал, что мне нужна эта работа.

– Тогда встряхнись и держи хвост пистолетом.

– Сам держи, – говорю. – И вообще, развел тут, понимаешь, красную пропаганду.

– Ну, ну, ну, – говорит. – Все вы, кончи, трусливые какие-то.

– С каких это пор ты перестал быть кончем?

– С тех пор как первый раз наелся досыта. – Свинство это было так говорить, но он и мальчишкой ни к кому не знал жалости. Правда, к себе тоже.

– Ладно, – говорю, – пес с тобой.

– Не ершись. – Впереди уже виднелись огни того бара. – Вот здесь с ними и встретимся, – сказал Гарри. – Только застегни свой рот на все пуговицы.

– А катился бы ты.

– Не ершись, тебе говорят, – сказал Гарри, сворачивая в переулок и подъезжая к бару с черного хода. Он был задира, резковат на язык, но мне он всегда нравился, честное слово.

Мы оставили машину у черного хода и вошли в кухню, где жена хозяина стряпала у плиты.

– Привет, Фреда, – сказал ей Гарри. – Жалогуб здесь?

– Да здесь он, здесь. Привет, Альберт.

– И вам привет, мисс Ричард, – сказал я. Я знал ее еще с той поры, когда она работала в «Джунглях», пробавляясь известным ремеслом. У нас в городе немало замужних женщин вышло из таких, а уж эта – одна из самых работящих, можете мне поверить.

– Дома все здоровы? – спросила она меня.

– Все в порядке.

Мы прошли через кухню в заднюю комнату. Там за столом сидел Жалогуб, тот адвокат, а с ним четверо кубинцев.

– Садитесь, – сказал один из них по-английски. Здоровенный детина, широкомордый, с хриплым голосом, и он уже неплохо набрался, сразу было видно. – Как зовут?

– А тебя как? – спрашивает Гарри.

– Ладно, – говорит этот кубинец. – Пусть будет по-твоему. Где лодка?

– Стоит у яхтенного причала, – сказал Гарри.

– А это кто? – спрашивает кубинец, глядя на меня.

– Мой старпом, – говорит Гарри. Кубинец смерил меня с головы до ног, остальные тоже не спускали с нас взгляда. – Больно голодный на вид, – сказал он и засмеялся. Другие не смеялись. – Как насчет выпить?

– Можно, – сказал Гарри.

– Чего налить? Бакарди?

– Мне того же, что тебе.

– А старпом твой что, трезвенник?

– Да нет, я бы пропустил стопку, – говорю.

– А тебе никто и не предлагает, – сказал детина. – Я только спросил, ты трезвенник или как.

– Да ладно, Роберто, – сказал другой кубинец, молодой, совсем еще юноша. – Что ты к людям цепляешься?

– Никто и не цепляется. Я только спросил, пьет ли он.

– А ты ему налей, сам увидишь, – сказал второй кубинец. – Давайте лучше о деле.

– Сколько ты хочешь за лодку? – спросил тот, что с хриплым голосом, Роберто.

– Смотря чего вам от нее надо, – отвечает Гарри.

– Чтобы ты перевез нас на Кубу.

– Всех четверых? Куда именно?

– В Кабаньяс. В том районе. Где-нибудь между Кабаньясом и Мариэлем. Знаешь, где это?

– Еще бы, – сказал Гарри. – Только перевезти, и все?

– Да, и все. Доставить туда и высадить на берег.

– Триста долларов.

– Ну заломил. А сколько хочешь за поденный фрахт? Недельки на две?

– Сорок долларов в день и полторы тысячи залогу на случай, если что-то приключится с лодкой. Бумаги выправлять надо?

– Не надо.

– Топливо и масло ваши, – говорит им Гарри.

– За перевозку с доставкой на берег предлагаю двести.

– Не пойдет.

– Тогда сколько?

– Я уже сказал.

– Это чересчур.

– Вовсе нет, – ответил ему Гарри. – Я не знаю, кто вы такие. Не знаю, что вы затеяли, и не станут ли в вас стрелять по дороге. Я должен два раза пересечь пролив в зимнее время. И как ни крути, я рискую своей лодкой. Ладно, я перевезу вас за двести долларов, но тысячу вы вносите в залог.

– Это по-честному, – сказал им Жалогуб. – Это более чем по-честному.

Кубинцы заговорили между собой по-испански. Я их не понимал, но знал, что Гарри понимает.

– Ладно, – сказал детина, которого звали Роберто. – Когда можешь выйти?

– Завтра вечером в любое время.

– Не исключено, нам придется задержаться до послезавтра, – сказал один из них.

– Дело ваше, – сказал Гарри. – Только предупредите меня вовремя.

– Лодка в исправности?

– А то, – сказал Гарри.

– Славная посудинка, – сказал юноша.

– А вы что, ее видели?

– Мистер Симмонс, ваш адвокат, нам ее показал.

– Ага, – кивнул Гарри.

– Выпейте с нами, – сказал юноша. – Часто бывали на Кубе?

– Доводилось.

– И по-испански говорите?

– Так и не освоил, – сказал Гарри.

Я подметил, как Жалогуб, адвокат, взглянул на него, но он сам такой жук, что даже радуется, если другие врут. Он ведь когда к Гарри подкатил с этим делом, тоже не заговорил прямо. Нет, обязательно надо было выдумать, будто ему нужен Хуан Родригес, злосчастный гальего, готовый собственную мать ограбить, которого он сам же подвел под суд, чтобы потом защищать.

– Мистер Симмонс неплохо говорит по-испански, – сказал молодой кубинец.

– Он человек образованный.

– По морю хорошо ходите?

– Куда надо доберусь.

– Вы рыбак?

– Да, сэр, – ответил Гарри.

– Это с одной-то рукой? – спросил широкомордый.

– А что тут такого? Работай вдвое быстрее, и все, – ответил ему Гарри. – Я вам еще зачем-нибудь нужен?

– Нет.

Они снова заговорили между собой по-испански.

– Тогда я пошел, – сказал Гарри.

– Насчет лодки я дам знать, – сказал ему Жалогуб.

– А как насчет залога?

– Это мы сделаем завтра.

– Тогда спокойной ночи, – сказал им Гарри.

– Спокойной ночи, – сказал младший, самый вежливый. Широкомордый отмолчался. Еще двое, с медной, как у индейцев, кожей, за все время ничего так и не сказали, кроме нескольких слов по-испански широкомордому.

– Мы еще увидимся сегодня, – сказал Жалогуб.

– Где?

– У Фредди.

Мы снова вышли через кухню, и Фреда сказала:

– Гарри, как Мария?

– Теперь хорошо, – ответил ей Гарри. – Вроде оправилась. – Мы вышли на улицу, сели там в машину, и он снова выехал на бульвар, по-прежнему молча. Надо полагать, о чем-то думал. – Завезти тебя домой?

– Давай.

– Ты сейчас где, на пригородном шоссе живешь?

– Да. Ну, как насчет рейса?

– Не знаю, – сказал он. – Не знаю пока, будет ли вообще этот рейс. Завтра увидимся.

Он высаживает меня у нашего дома, я вхожу и не успеваю еще дверь открыть, как моя благоверная начинает орать, я-де шляюсь черт-те где, пьянствую и вообще опоздал к ужину. Я ее спрашиваю, мол, как же я мог пьянствовать без денег, а она говорит, одалживаешься, наверное. Я ее спрашиваю, кто же мне в долг поверит, если я на общественных работах, а она отвечает: не дыши на меня перегаром и садись за стол. Ладно, сажусь. Детей дома нет, они ушли на бейсбол, и я сижу за столом, и она подает мне ужин и не хочет со мной разговаривать.

Глава десятая
Гарри

Неохота ввязываться в такое дело, да нынче выбирать не приходится. Мог бы отказаться. Только неизвестно, что дальше будет. Набиваться я не набивался, но раз надо, значит, надо. Насчет Альберта еще подумаю. Он туповатый, но честный, да и моряк неплохой, не из трусливых, и все же я не уверен, стоит ли его брать. Да ведь не захватишь на такое дело пьянчугу или черномазого. Нужен человек, на которого можно положиться. Если дело выгорит, он у меня в накладе не останется. Однако всей правды ему открывать нельзя, не то он на это не пойдет, а мне нужен напарник. Лучше бы, конечно, одному, одному всегда лучше, но тут мне в одиночку не справиться. Эх, вот бы одному… Для Альберта и самого лучше, если он ничего не знает. Вся закавыка в Жалогубе. Этот будет знать обо всем. Но те-то должны были подумать об этом. Должны были принять в расчет. Неужто он так глуп, что не догадывается, чего они затеяли? Вряд ли. Опять же, может статься, этого они вовсе не затевают. Может, они вообще ничего такого делать не намерены. Но тут все напрашивается само собой, и я ведь слышал это слово. Если они точно решились, делать все надо перед самым закрытием, иначе успеют вызвать самолет береговой охраны из Майами. Сейчас темнеет в шесть. Самолету нужно не менее часа. Как стемнеет, им бояться нечего. Так-то оно так, но если я возьмусь их перевезти, надо решать насчет лодки. Вывести ее не так трудно, только если я ее выведу сегодня, а там хватятся, ее могут найти. Шум-то поднимется ого-го. Но уж если выводить, так нынче вечером. Можно вывести ее, когда начнется отлив, и потом спрятать. Заодно посмотрю, чего на ней не хватает, а то, может, они с нее что-нибудь сняли. Топливом да водой точно надо заправиться. Что и говорить, ночка выпадет не из легких. Потом, когда я ее уже спрячу, Альберту придется привезти их на моторке. А взять ее можно, к примеру, у Уолтона. Сам могу ее нанять. Или Жалогуб. Так даже лучше. Точно, он-то мне и поможет сегодня вывести лодку. Именно Жалогуб, и никто другой. Потому что слепому ясно, что они наверняка решили насчет Жалогуба. А если они решили и насчет нас с Альбертом? Кто-то из них похож на моряка? Хоть кто-то из них чем-то похож на моряка? Ну-ка прикинем. Не исключено. Тот, что вежливый, он может быть моряком. Молоденький такой. Это мне нужно выяснить, потому как вдруг они с самого начала затеяли обойтись без нас с Альбертом. Рано или поздно они станут думать, что же с нами делать. Но в пути времени предостаточно. Да и я все время думаю. Надо все хорошенько обмозговать. Чтоб не вышло осечки. Никаких осечек. Ни одной. Что ж, теперь есть, чем заняться, и есть, о чем думать, а не только сидеть да гадать, чем кончится дело. Сидеть да гадать, чем только вся эта чертова музыка может кончиться. Раз уж дело начато. Раз уж ты ввязался в игру. Раз уж тебе представился случай. Вместо того чтоб смотреть, как все катится к черту в зубы. Раз уж ты без лодки и, стало быть, куска хлеба. Ох уж этот Жалогуб. Не догадывается, в какое дело впутался. Ему и в голову не приходит, чем все может обернуться. Только бы не ждать его слишком долго у Фредди. У меня еще куча дел на эту ночь. Пожалуй, есть смысл подзаправиться.

Глава одиннадцатая

Около половины десятого наконец появился Жалогуб. Сразу было видно, что он здорово набрался с теми кубинцами, потому что, когда Жалогуб выпьет, он становится нахальным, а тут вид у него был здорово нахальный.

– Ну, дружище, – говорит он Гарри.

– Какой я тебе дружище, – ответил ему Гарри.

– Дружище, мне надо с вами поговорить.

– Где? В задней комнате? – спросил его Гарри.

– Да-да, в ней. Фредди, там кто-нибудь есть?

– При нынешних-то законах? Скажите-ка, этот запрет насчет шести вечера – надолго?

– А вы меня наймите, я и похлопочу, – говорит Жалогуб.

– Черт бы вас нанял, – отвечает ему Фредди. И Гарри с адвокатом уходят за бар, туда, где кабинеты и где стоят ящики с пустыми бутылками.

На потолке горела одна электрическая лампочка, и Гарри заглянул во все кабинеты, где было темно, и убедился, что там никого нет.

– Ну? – сказал он.

– Они хотят послезавтра вечером.

– И каков план?

– Вы ведь понимаете по-испански, – сказал Жалогуб.

– Надеюсь, ты им этого не сказал?

– Нет. Я же ваш друг.

– Ты бы и мать родную продал.

– Прекратите. Лучше б оценили, какое дельце я для вас устроил.

– С каких это пор ты страх потерял?

– Слушайте, мне попросту нужны деньги. Я должен выбраться отсюда. Не то совсем крышка. Гарри, вы же знаете.

– Кто этого не знает.

– Вы в курсе, как они там добывают деньги на свою революцию? Выкупы за похищенных людей и тому подобное?

– Слыхал.

– Вот и здесь нечто в том же роде. Люди работают за идею.

– Оно-то верно. Но ведь это здесь. В родном городе. Где каждую собаку знаешь.

– Никто не пострадает.

– С этими ребятами ни в чем нельзя быть уверенным.

– Я думал, вы настоящий мужик.

– Я-то мужик, не беспокойся. Но мне здесь еще жить и жить.

– А мне – нет, – сказал Жалогуб.

Господи, подумал Гарри. Я его за язык не тянул.

– Я хочу выбраться из этой дыры, – сказал Жалогуб. – Когда вы думаете забрать лодку?

– Этой ночью.

– Помощники есть?

– Ты.

– Где думаете ее поставить?

– На прежнем месте.

Вывести лодку оказалось совсем нетрудно. Все было просто, как и рассчитывал Гарри. Ночной сторож делал обход каждый час, а остальное время он сидел у наружных ворот старого военного порта. Они на ялике пробрались к причалу, перерезали канат и с отливом вышли в море, буксируя лодку яликом. Снаружи, когда они шли по каналу, Гарри проверил моторы, и оказалось, что на них всего-то отсоединили распределительный вал. Он проверил запас топлива и выяснил, что есть еще полторы сотни галлонов. Ничего не слили, так что все, что осталось от последнего перехода, было цело. В тот день он наполнил оба бака, а израсходовал не так уж много, потому что море было бурное и идти пришлось малым ходом.

– Дома есть запас, – сказал он Жалогубу. – Топливо можно разлить по бутылям и доставить на машине, а если понадобится, Альберт привезет еще. Лодку поставлю на ручье под мостом. Они смогут подъехать на машине.

– Они хотят, чтоб вы ждали их у самого Портер-Дока.

– Как же я там лодку поставлю, у всех на глазах?

– Согласен. Но вряд ли они захотят связываться с машиной.

– Хорошо, тогда я ее пока поставлю на реке, заправлю и так далее, а уже потом перегоню. Этих можно привезти и на моторке. Дел еще невпроворот. Ты возвращайся, потом на машине захватишь меня у моста. Лодку поставлю и выйду на шоссе.

– Я подъеду за вами, – ответил ему Жалогуб, и Гарри, приглушив моторы так, что лодка почти бесшумно двигалась по каналу, развернулся и отбуксировал ялик туда, где виднелись огни кабельной шхуны. Он выключил моторы и придерживал ялик, пока Жалогуб в него пересаживался.

– Где-то часа через два.

– Договорились, – сказал Жалогуб.

Сидя за штурвалом, медленно продвигаясь в темноте, подальше от света причальных огней, Гарри думал о том, что Жалогубу все-таки приходится потрудиться за свои деньги. Интересно, сколько он намерен заработать? И как он вообще спутался с этими парнями? Он не дурак, в свое время из него мог выйти толк. Неплохой адвокат к тому же. Но у меня прямо мурашки пробежали, когда он сам это сказал. Сам на себя и накликал. Чуднó, как это человек сам на себя может что-то накликать. Я как услышал, даже в жуть бросило.