Текст книги "История рыцарей Мальты. Тысяча лет завоеваний и потерь старейшего в мире религиозного ордена"

Глава 11
Люди, море, корабли

Эгейское море было театром боевых действий, на котором рыцари святого Иоанна вели борьбу с врагом в течение двух столетий. Они узнали его так же хорошо, как их предки пустыни Сирии и горные тропы Ливана. В сезон зимних штормов они взирали на море только с городских стен Родоса; ведь в ноябре, а иногда даже месяцем раньше, в море выходить уже было невозможно. Как и древние, рыцари на зиму вытаскивали галеры на берег для ремонта и переоборудования или ставили их на якорь в защищенной гавани Мандраккьо. В апреле или мае галеры снова спускали на воду, и они отправлялись на поиски вражеских торговых судов или устремлялись, словно некие водяные насекомые на ножках-веслах, к Пископи, получив сигнал, что вражеские торговые суда следуют через пролив.

В этом море, ставшем неотъемлемой частью жизни госпитальеров, было больше островов, чем в любом другом районе Средиземноморья. Именно здесь тысячелетиями ранее люди развили и усовершенствовали искусство навигации. Им помогало то, что, отходя от одного острова, они почти всегда видели другой. Также это единственный район Средиземного моря, где дуют сильные постоянные ветры на протяжении всех летних – мореходных – месяцев. В июле и августе здесь – это северо-западные пассаты. Они слегка отклоняются от направления ночью, но возвращаются к нему после восхода солнца и достигают максимальной силы ближе к вечеру.

Тогда гребцы на галерах могут немного передохнуть. Родосские моряки ставили высокие косые паруса, и галера неслась вперед с максимальной скоростью. Это сезон благоприятной погоды, Bel Tempo. Северо-западные пассаты также называли Beltemp – слово впоследствии было искажено и превратилось в Meltem, и сегодня эти ветры называют мельтеми. В летние месяцы, если не считать легкой утренней дымки, здесь не бывает туманов, и видимость все время остается превосходной. Северные ветры очищают атмосферу, и, таким образом, создается феномен греческого света, необычайно яркого и чистого, благодаря которому предмет, находящийся на расстоянии нескольких миль, виден так же четко, как вблизи. Весной и осенью, когда нет мельтеми, море спокойно и легкий туман, который жители Родоса называют calina, лежит на поверхности, словно дымчатый глянец. Горные вершины на островах, где у рыцарей размещены наблюдательные пункты, возвышаются над туманом, и оттуда можно рассмотреть мачты и реи кораблей, двигающихся по каналам между островами. Именно тогда, по сигналу, ожидающая галера устремляется вперед, никем не замеченная, и успевает подойти близко к противнику, прежде чем команда заметит ее узкий корпус, выплывающий из глянцевого тумана.

Как и всем средиземноморским морякам, рыцарям не приходилось иметь дело с приливно-отливными явлениями, поскольку подъем и опускание воды здесь незначительны – разве что речь может идти о нескольких дюймах. Течения, однако, другая проблема, и лоцманы, знакомые с морем вокруг острова с детства, должны знать, с каким течением можно столкнуться в проливах между островами. Галера на веслах могла идти со скоростью четырех с половиной узлов или около семи узлов при попутном ветре. Это означало, что течение, имеющее скорость около половины узла, было фактором, с которым приходилось считаться. Используя свои знания о направлении и скорости течения, хороший лоцман мог помочь капитану захватить судно, даже если по всему видно, что торговому судну удастся ускользнуть. Севернее вдоль Дарданелл, где Черное море соединяется с Эгейским, имелось сильное поверхностное течение, направлявшееся на юго-запад. Но оно находилось за пределами района действия родосских галер. Больше всего родосцев интересовало южное течение, которое под воздействием мельтеми постоянно несло свои воды вдоль островов, мысов и заливов моря. Поскольку есть течение, движущееся по часовой стрелке вокруг всего Средиземного моря – его сила может изменяться, однако оно присутствует всегда, – лоцманы должны принимать его во внимание, двигаясь вдоль материкового побережья. Течение проходит мимо Кипра, поворачивает на запад, встречаясь с западным побережьем Турции, после чего направляется на север. Летом течение, вызванное мельтеми, может остановить это течение или даже повернуть в обратном направлении, но в другое время лоцману приходится с ним считаться. Точно так же между островами, в зависимости от направления ветра, возникают чисто местные течения, скорость которых достигает двух узлов. Их тоже приходится принимать в расчет. Опытные лоцманы Родоса, отличные галеры и высокие боевые качества рыцарей и воинов позволили ордену установить господство в этих многочисленных узких протоках. Южные штормы, приносящие с собой густую облачность (хотя почти и не встречающиеся в летние месяцы), могли свести на нет все остальные течения и дать новое течение, текущее в северном направлении, до Босфора и Дарданелл.

Вокруг Родоса мельтеми, которые летом управляют всеми условиями в Эгейском море, вместо того чтобы дуть с северо-запада, поворачивали к азиатскому материку и дули практически с запада. Это создавало хороший рабочий ветер для парусников, следовавших к северным островам вроде Коса и Лероса и даже к Смирне. А для патрулирования вдоль южного берега галеры имели попутный ветер с кормы. На Родосе преобладающими ветрами были западные. В середине лета они могли сменяться прохладными северными, но также были времена, когда низкая облачность над Азией предвещала самую неприятную погоду на острове – неприятную только для сухопутного жителя, поскольку моряки могли ее очень хорошо использовать. Это происходило, когда раскаленный воздух над тысячами квадратных миль выжженной солнцем земли начинал перемещаться на восток, поднимая температуру и влажность. Жителям Родоса оставалось только закрывать ставни и сидеть дома, задыхаясь в потной темноте. В такое время галеры или торговые суда в море находили удобные якорные стоянки и укрывались у юго-восточных берегов острова. Этот летний ветер можно было использовать, чтобы добраться до западных островов, к примеру до Крита. Еще родосские лоцманы, капитаны судов и моряки должны были знать о возможности типично островных шквалов, которые зарождались над высокими известняковыми вершинами островов Эгейского моря. Сильные ветры с севера порывами спускались вдоль склонов в долины на подветренной стороне гористых островов или мысов, и мореплаватель, незнакомый с этим морем, понадеявшийся найти тихое укрытие в его водах, мог подвергнуться атаке мощнейшего порыва, вполне способного сломать корабельную мачту.

За исключением одного места у берегов Крита, где глубина довольно велика, Эгейское море относительно мелкое. Это значит, что любой сильный ветер вызовет короткие и крайне неприятные волны намного быстрее, чем в глубоководном море или в океане. В таких условиях, если волны бьют с траверза, узкие галеры с относительно небольшой осадкой не могут следовать своим курсом. Если вокруг достаточно места, они могут повернуть и пойти по ветру, а если нет, они должны повернуться носом к волне, и гребцам тогда придется приложить максимум усилий, чтобы удержать галеру на этом курсе.

От людей, которые ворочали тяжелыми вальками весел, зависела скорость галеры. Особенно важна была скорость при заходе на таран. До появления пушек таран был главным средством борьбы военной галеры. Его можно было использовать двумя способами: или для нанесения прямого носового удара, имеющего цель пробить борт противника, или для нанесения скользящего удара вдоль борта корабля противника, чтобы снести весла и оставить корабль без движения. Последним актом обоих действий было сближение с противником, фиксирование его с помощью абордажных крюков и собственно абордаж. Когда галера идет в атаку, лучники и арбалетчики открывают огонь, чтобы расчистить палубу корабля противника и облегчить проникновение на нее абордажной команде, как правило состоявшей из рыцарей и тяжеловооруженных воинов, которые стояли на платформе перед главной мачтой – rambades. Впоследствии на этой платформе стали ставить легкие пушки и другие орудия, использовавшиеся для уничтожения живой силы противника и чтобы освободить палубу.

Человеческая машина, работавшая под палубами в неимоверно трудных условиях, состояла из осужденных преступников и пленных мусульманских рабов. Позже к ним добавились buonavoglie – буоневольи. Это люди, избежавшие тюрьмы, которая ожидала должников. По договоренности с кредиторами они должны были отслужить определенное количество лет, после чего их долг будет списан. Эти люди получали определенную плату и находились в лучших условиях, чем рабы и преступники. Чтобы их можно было отличить, буоневольи носили оригинальную стрижку (как некоторые краснокожие) – выбривали голову, оставляя только клок волос посредине.

Условия жизни рабов на галерах описывали неоднократно, и во многих языках в обиход вошло выражение «работаю как раб на галерах». Хорошее описание оставил француз, который сам был осужден на труд на галере. Хотя он жил несколькими веками позже, но ни корабли, ни условия содержания людей на них почти не изменились.

«Рабов приковывали вшестером на банку; банки были шириной 4 фута и покрывались дерюгой, набитой шерстью, поверх которой набрасывалась овчина, ниспадавшая до пола. Офицер, бывший начальником над рабами, оставался на кормовой части вместе с капитаном и получал от него приказы. Были еще два унтер-офицера, один в середине и один на носу. Все они были вооружены бичами, которыми стегали голые спины рабов. Когда капитан отдавал приказ грести, офицер подавал сигнал серебряным свистком, висевшим у него на шее на шнурке. Унтер-офицеры повторяли сигнал, и вскоре все пятьдесят весел врезались в воду. Представьте себе: шесть мужчин, прикованных к скамье, голые – в чем мать родила, у каждого одна нога упирается в специальный упор, другая приподнята и упирается в скамью, стоящую перед ним, в руках тяжелое весло. Они с напряжением отклоняются назад, их руки при этом вытянуты вперед и толкают валек весла от спин тех, кто сидит перед ними. Иногда рабам приходилось грести по десять, двенадцать и даже двадцать часов без отдыха, и в таких случаях офицер ходил взад-вперед и клал в рот гребцам хлеб, смоченный в вине, чтобы они не падали от изнеможения. Капитан требовал от офицеров усилить удары, и, если раб падал от истощения на свое весло, его часто забивали до смерти и без церемоний выбрасывали за борт».

Неудивительно, что бунты рабов на галерах отличались невообразимой жестокостью. Они нередко происходили во время ближнего боя или при абордаже. Если случалось так, что их корабль был захвачен противником, рабы гремели цепями и требовали освобождения. Если было захвачено мусульманское судно, почти все рабы были христианами, и наоборот. Именно захваченный и разбитый враг был основной рабочей силой на галере. Использование галерных рабов в море создавало определенные проблемы на суше. Рабы не могли постоянно находиться на корабле, так что для них приходилось сооружать тюремное жилье на берегу. Кроме этого, нужна была стража, обеспечивающая максимальную безопасность, поскольку бунт рабов на суше мог быть еще страшнее, чем бунт на корабле. Зимой, когда галеры ремонтировались и готовились к следующему сезону, рабов использовали на портовых работах и строительстве оборонительных сооружений. Многие стены и укрепленные башни Родоса построены рабами, работавшими под надзором родосских каменщиков по проектам итальянских военных архитекторов. Неудивительно, что итальянец, глядя на турецких галерных рабов, мог воскликнуть: «Несчастные создания! Должно быть, они завидуют мертвым!» Однако в точности такая же судьба выпадала христианам, которые попадали в плен к мусульманам. Многие рыцари ордена святого Иоанна могли окончить свои дни прикованными к скамьям на галерах, если их не выкупали. Суровый мир воспитывает суровых людей. В поединке между крестом и полумесяцем, который продолжался на Средиземноморье на протяжении пяти веков, с этими условиями жизни познакомились многие.

Между тем внешне галеры были довольно красивы. Тонкие изящные обводы сходились впереди к обильно украшенному носу с резной фигурой над водорезом, а сзади – к не менее пышно украшенной корме, где жили офицеры. На типичной галере того периода капитан был рыцарем ордена, а его помощником – профессиональный родосский мореплаватель, который отвечал за родосских моряков, занимавшихся такелажем и парусным вооружением и выполнявших всю работу по кораблю. Вторым по старшинству тоже был рыцарь. Также на корабле было несколько новичков, которые должны были пройти годовой испытательный срок в море. На галере того периода было около 200 гребцов, от 50 до 200 солдат и до 50 матросов. Среди последних были плотники, монтажники, кок, брадобрей (он же выполнял и обязанности хирурга) и его помощники, один или несколько лоцманов и кормчие. Карты существовали, но знания рифов и мысов, островов, заливов и якорных стоянок по большей части хранились в голове лоцманов.

Предком галеры был византийский дромон, он же «бегун», а уж его предков следует искать во времена финикийцев, классической Греции и Рима. Большая галера венецианского типа могла иметь длину 180 футов, тогда как родосские галеры, как правило, были короче. Ширина такого корабля составляла около 19 футов, глубина трюма – 8 футов. Даже при общей длине 180 футов, длина по ватерлинии составляла не более 125 футов, поскольку имелся очень длинный выступ на носу и почти такой же на корме. Галеру создавали как быстроходное и мобильное судно, а не для перевозки грузов, и для хождения по морю в летние бесштормовые месяцы, а не в непогоду. На ней было две, иногда три короткие мачты с косыми парусами, известными еще римлянам, но потом исчезнувшими до прихода арабов, которые сохранили их на Красном море и для муссонной торговли с Индией. Косой парус был до изобретения гафеля самым эффективным для любых целей. Чтобы его поднять и убрать, требовалось мало людей, он хорошо показал себя при движении на ветер, а с двумя главными косыми парусами, растянутыми в разные стороны (прямой парус, взятый на гитовы за середину), был сбалансирован и работал стабильно. Другой тип судна, ходивший по Средиземноморью в то время, – «круглое судно», торговое.

«Круглое судно», как и галера, уходит корнями во времена финикийцев, которые называли его gaulos – за форму, зачастую напоминающую половину грецкого ореха. Оно было создано для перевозки грузов и, как правило, приводилось в движение парусами. Широкое, с высокими бортами, имеющее прямые паруса или комбинацию прямых и косых парусов, оно обладало лучшими мореходными качествами, чем галера, но при этом было неповоротливым, и им было трудно управлять. Правда, если оно шло при попутном ветре, то могло состязаться в скорости с галерой.

Где-то между этими двумя типами судов располагался галеас – грузовое судно, в основном зависящее от парусов, но также имевшее весла, а позднее и пушки. Сочетание «круглого судна» и галеаса со временем развилось в превосходное, обладающее отличными мореходными качествами судно, ходившее в северных водах Англии, Дании и Голландии. Со временем оно вытеснило все другие. Но пока, во время пребывания ордена святого Иоанна на Родосе, галера была самым могущественным кораблем на Средиземном море. Она была так хороша, что даже, несколько дискредитированная после XVII века, продолжала использоваться на этом бесприливном море вплоть до XIX века, когда появление пара в качестве пропульсивной силы изменило облик всех морей и океанов.

Помимо ручного лота для определения глубин у капитанов и штурманов на галерах были портуланы – морские навигационные карты. Но главным навигационным инструментом был компас. В XIV веке он широко использовался, а ссылки на магнитный компас встречаются начиная с XII века. Нам известно, что изначально приют-госпиталь был основан купцами из Амальфи, и нередко утверждают, что компас появился тоже там. Почти наверняка купцы Амальфи узнали о существовании компаса во время своей торговли с Востоком. Известно, что арабы начали использовать компас намного раньше, чем европейцы. Представляется возможным, что амальфийцы первыми соединили стрелку компаса с размеченной дощечкой, то есть создали картушку компаса, облегчив чтение его показаний. До этого ранний метод использования намагниченной иглы заключался в следующем: ее надо было потереть о магнитный железняк, намагнитив металл, затем проткнуть иглой кусочек тростника или щепку и поместить в чашу с водой. Иголка повернется и укажет на магнитный север. Такую систему, естественно, можно было использовать на корабле только в совершенно спокойную погоду, потому что, если судно качается, чашу с водой невозможно удержать в полном покое. Кроме того, судоводители для определения курса судна использовали свои знания звезд. Еще со времен Гомера, а может, и раньше, штурманы ориентировались на Полярную звезду.

Когда галеры выходили в море группами, скажем, по четыре корабля одновременно, они использовали такую же тактику, как кавалерия, следуя в одну линию, борт о борт, на врага. Однако часто галеры выходили в море парами, и тогда их тактика была похожа на ту, что применяют охотящийся лев и львица. Получив сигнал, что торговое судно идет через тот или иной канал, более быстрая галера пыталась догнать его, а ее спутница ждала где-нибудь за удобным мысом или укрытием. Галера «гнала» удирающее торговое судно в нужном направлении. Когда капитану торгового судна уже начинало казаться, что спасение близко, ему путь неожиданно преграждала появившаяся из укрытия вторая галера.

На последней стадии сражения с вражеским судном, перед тем как взять его на абордаж, у рыцарей был еще один «туз в рукаве» – греческий огонь. Его изобрели византийцы. Крестоносцы узнали о нем во время своего пребывания на Востоке, когда его использовали при обороне окруженных стенами городов и замков. Смесь аммиачной селитры, серы, смолы и ряда других ингредиентов являлась зажигательной. Ее можно было использовать в жидком виде и метать из медных труб, откуда она вырывалась в виде пламени, как из современного огнемета. Или из нее можно было сделать некое подобие ручных гранат – налить в глиняные горшки такого размера, чтобы легко помещались в человеческой руке, и бросать на расстояние двадцать – тридцать ярдов. Горлышки горшков закрывались полотном или толстой бумагой и завязывались канатом, смоченным в жидкой сере, конец которого опускали в горшок. Перед броском канаты поджигали. На горючих деревянных палубах, среди канатов и полотна греческий огонь был воистину смертельным оружием, не говоря уже о том, что возникающий на палубе пожар отвлекал внимание команды и позволял абордажной команде без труда проникнуть на судно. Мы не располагаем документами об использовании рыцарями греческого огня, как это раньше делали византийцы. «На носу каждого корабля устанавливались головы львов или других сухопутных животных, изготовленные из бронзы или железа, причем столь ужасные, что на них страшно было смотреть. Устраивали эти головы таким образом, чтобы из их раскрытой пасти извергался огонь, а делалось это солдатами при помощи послушных им механизмов», – писала Анна Комнина (1083–1153, византийская принцесса, одна из первых женщин-историков. – Ред.).

Представляется более вероятным, что рыцари ограничивались менее изощренными методами, такими как «ручные гранаты». Сражение на море все еще было «сухопутным» сражением, только на плаву. Надо было взять вражеское судно на абордаж, перепрыгнуть на его палубу и одолеть врага в рукопашной схватке. Лишь после того, как появившиеся пушки долгое время использовались на берегу, стали строить корабли, которые могли выигрывать сражения, ведя активный и точный артиллерийский огонь. Стрелы и «ручные гранаты» только ослабляли врага. Ход сражения в море определяли рыцари и тяжеловооруженные воины, которые, перепрыгнув через планшир, разили противника мечами.

Глава 12
Огонь порождает огонь

Едва ли следовало ожидать, что орден святого Иоанна сможет вечно жить спокойно на своем острове. Их постоянно тревожили мусульмане. Впрочем, рыцари и не намеревались оставаться в покое. Именно их повышенная активность вызвала ответную реакцию. Записи XIV и XV веков говорят сами за себя. Через два года после разграбления Александрии галеры с Родоса направились на юг и атаковали побережье Сирии, грабя и разоряя все на своем пути. Набег был удивительно успешным. Но он же выявил неспособность рыцарей проводить нечто большее, чем такие операции, в которых велось молниеносное наступление и столь же молниеносный отход. У них не было людей, чтобы завоевать плацдарм в регионе.

В 1396 году, пытаясь остановить растущую власть турок, был начат еще один Крестовый поход. Собралась 100-тысячная международная армия, которую возглавил старший сын герцога Бургундского. В нее вошли в основном французы, бургунды и немцы, а также отряды из Англии под командованием графа Хантингдона, сводного брата короля Ричарда. Его цель стала занятая турками территория за Дунаем. Крестоносцы рассчитывали, что, когда турецкая армия будет разгромлена, они смогут пройти по Анатолии и повторить успех Первого крестового похода, освободив Иерусалим. Госпитальеры вместе с генуэзцами и венецианцами должны были обеспечить корабли. Флот под командованием великого магистра Филибера де Найака отправился на север в Черное море и встал в районе устья Дуная в ожидании действий. После нескольких начальных успехов армия подошла к Никополю, важному укрепленному городу на Дунае. Армия стала лагерем вокруг города, желая заморить его голодом и заставить сдаться, а флот проследовал вверх по течению, чтобы предотвратить поставку продовольствия в Никополь с воды.

Крестоносцы мало что узнали за века, и даже не привезли с собой осадные машины, способные пробить стены. Они разбили лагерь и спокойно ждали, надеясь, что город попадет к ним в руки без дальнейших усилий. А в это время турецкий султан быстро вел свою армию. Она состояла в основном из легкой кавалерии, которая оказалась достойным соперником старомодным рыцарям на тяжелых конях. Результат был практически неизбежным. В последовавшем сражении турки остались хозяевами на поле боя. Мало кто из рыцарей остался в живых. Исключение составили лишь те, кто мог себе позволить уплатить огромный выкуп победившему султану. Сами госпитальеры, хотя и пострадали не так сильно, как остальные, тем не менее оказались проигравшей стороной. Это поражение окончательно и навсегда отвратило западноевропейцев от всех возможных крестоносных авантюр. Как отметил сэр Стивен Рансимен, «никопольский Крестовый поход был последним из крупных международных Крестовых походов. Характер его грустной истории следует с достойной сожаления точностью характеру великих и катастрофичных Крестовых походов прошлого…».

Однако была одна заметная разница: последний Крестовый поход был, в сущности, оборонительным. Вместо того чтобы направляться в сердце врага на мусульманских территориях, он должен был помешать мусульманам продвинуться дальше в Европу. Та же неадекватность военных приготовлений, те же разногласия между соперничающими лидерами и та же безрассудная импульсивность на поле боя привели к катастрофе. Главный урок, который извлекли госпитальеры из этой кампании, заключался в том, что отныне они были сами по себе. Больше не будет больших экспедиций из Европы. Они также осознали, что, если море дало им мобильность для нападения на врага, оно же дало им мобильность, чтобы отступить и не быть взятым в плен или убитым, как сухопутные воины. В общем, подтвердилось все то, что они узнали за годы, проведенные на Родосе. За исключением очень редких случаев – да и те относились к категории набегов с моря, а не сухопутных кампаний – рыцари теперь были повенчаны с морем на четыре столетия.

Несмотря на несколько незначительных стычек, история госпитальеров на протяжении следующих лет была сравнительно спокойной. Так получилось, поскольку турки были заняты борьбой с татарами под предводительством Тимура Хромого – Тамерлана, которые захватили большую часть Востока и в 1392 году даже взяли Багдад. Весь мусульманский мир был слишком занят татарами, чтобы обращать внимание на относительно не важную горстку христиан, засевших на Родосе. Рыцари тоже пострадали от нашествия орд Тимура, когда в 1402 году он повернул на север и захватил Смирну. Только общая неразбериха в мусульманском мире помогла ордену добиться дипломатического успеха, несмотря на трудности, и годом позже заключить очень удачный договор с египетскими мамлюками. Он дал им право держать консульство в Иерусалиме, а также открыть консульства в Дамьетте и Рамле. Еще более важным, чем эти дипломатические уступки, был тот факт, что рыцарям позволили восстановить свой прежний госпиталь в Иерусалиме. Отдельный пункт соглашения обеспечивал родосским рыцарям преимущественные торговые права в Александрии, Бейруте, Дамаске, Дамьетте и Триполи. Тридцать восемь лет, которые длилось это соглашение, были процветающими для ордена и острова, которым он управлял. Но фортификационным сооружениям продолжали уделять внимание, и галеры продолжали выходить в море из Мандраккьо, поджидая караваны.

В Анатолии основным следствием вторжения Тимура стал приток выносливых всадников и пеших воинов, почти неотличимых от турок. Если бы сыновья Тимура не сражались так отчаянно друг с другом из-за наследства, несомненно, Константинополь подвергся бы нападению гораздо раньше. Во время передышки, предоставленной гражданской войной, византийцы сумели отвоевать несколько прибрежных городов, принадлежавших им раньше, а орден святого Иоанна построил большую крепость на узком полуострове, выступающем в море напротив острова Кос. Теперь рыцари ордена обладали полным контролем над проливом. Крепость была названа именем святого Петра Освободителя. Впоследствии название было искажено и превратилось в Бодрум (от Bedros, Петр). Она давала убежище христианам, бегущим от рабства через Анатолию. Оттуда их можно было переправить в безопасность Родоса.

В 1440 году папа Евгений IV начал проповедовать новый Крестовый поход. Только албанский правитель Скандерберг, сербы и венгры объявили войну туркам. После нескольких ничего не решивших стычек они подписали десятилетнее перемирие с врагом. Западноевропейские державы не обратили никакого внимания на призыв папы. Они были заняты собственными делами. С точки зрения Запада Крестовые походы завершились. Но рыцари в том же году, когда был объявлен Крестовый поход, одержали примечательную победу. Их договор с мамлюками не выдержал испытания временем, и флот из 17 кораблей был отправлен из Египта для блокады Кастелоризо, оплот ордена на турецком побережье, расположенный к востоку от Родоса. Флот ордена в это время состоял из 4 парусников, предположительно «круглых судов», предназначенных для перевозки войск и грузов, и 8 галер. Сойдясь с блокирующими кораблями, рыцари очень скоро доказали свое превосходство над египтянами, захватив 12 судов вместе с командами. Это уже само по себе было выгодно. Но рыцари пошли дальше, высадили отряд на берег и вступили в бой с мамлюками, успевшими высадиться с египетских кораблей. В бою 700 мамлюков были убиты, а остальные, не имевшие возможности спастись морем, поскольку у них больше не было кораблей, были взяты в плен. Если призыв папы к оружию не услышал никто из западноевропейцев, орден, по крайней мере, показал, что он, как всегда, ведет активную войну с исламом.

Спустя 4 года, в 1444 году, египтяне снова попытали силы против ордена, высадившись на Родосе и осадив город. Их предприятие потерпело неудачу из-за их же собственной неэффективности в осадной войне и из-за твердости городских укреплений. Снова разбитые в море, египтяне после сорокадневной осады ушли и вернулись в Александрию. Больше они не тревожили рыцарей. Прошло всего несколько лет, и они обнаружили турок у своих ворот, и их стране в итоге было суждено стать частью Османской империи. Много веков, с тех пор как рыцари впервые построили госпиталь-приют в Иерусалиме и развили военное подразделение ордена, они в разное время были в конфликте со всеми мусульманскими державами на Востоке, а также язычниками – татарами. Теперь перед ними стояла самая трудная задача. Турки и туркоманы, которые приняли ислам, соединили религиозный фанатизм сарацин с отвагой, выносливостью и насилием азиатских степных народов.

Деятельность ордена с тех пор, как он утвердился на Родосе, и до того, как на него была организована первая атака, в немалой степени способствовала тому, что турки так и не проявили себя как военная сила на море (хотя в Европе этот факт не спешили признавать). Как и арабы за много веков до них, турки опасались моря и не доверяли ему. Они, должно быть, были согласны с арабским завоевателем Египта Амр ибн аль-Асом, который в свое время сказал: «Когда корабль стоит, он разрывает сердце; когда он двигается, он ужасает воображение. На нем сила человека уменьшается, а бедствия возрастают. Те, кто на нем, словно черви в бревне, и, если он перевернется, они утонут». Однако турки, опять-таки как арабы, доказали, что в течение сравнительно недолгого времени они могут научиться быть моряками. В этом, как и в судостроении, им помогали греческие подданные из Малой Азии, а также судостроители Константинополя. В 1453 году великий город, основанный Константином Великим и завоеванный латинянами в Четвертом крестовом походе, а впоследствии снова взятый византийцами, стал добычей победоносного султана Мехмеда II.

Мехмед, сын султана Мурада, был одним из самых выдающихся людей в турецкой истории, считавшийся ужасом Европы. Хотя он принес турецкое оружие в Европу и глубоко почитался своим народом, как завоеватель Константинополя и основатель Турции в Европе, по происхождению не был чистым турком. Сам он утверждал, что его мать была из франков и в его жилах течет греческая и арабская кровь. Внешне он больше напоминал европейца, чем азиата, как видно из его портрета кисти Беллини. Это был красивый мужчина с проницательными глазами под изящно изогнутыми бровями, тонким семитским носом и чувственными красными губами. Он был образованным человеком, хорошо знал греческую и исламскую литературу, увлекался науками и философией. Великолепный лингвист, он говорил на турецком, греческом, арабском, еврейском и персидском языках, а также на латыни. Говорят, он всячески стремился подражать Александру Великому. Однако в отличие от него был невероятно жестоким человеком, безжалостным и непреклонным, как истинный восточный деспот. Когда после смерти отца его вдова пришла, чтобы выразить соболезнования Мехмеду и поздравить его с восхождением на престол, ее маленький сын тут же по приказу Мехмеда был утоплен. Тем не менее, как многие тираны, он любил компанию художников и ученых. Его первыми словами после въезда в Константинополь были строки великого персидского поэта Саади: