Текст книги "Комплект книг: «Щелкунчик и Мышиный король», «Снежная королева», «Синяя птица»"

Битва

– Бей походный марш, мой верный барабанщик! – воскликнул Щелкунчик, и тотчас же раздалась барабанная дробь, от чего стёкла в шкафу задрожали и зазвенели.

Внутри шкафа снова что-то затрещало и зашумело, и Мари увидела, как крышки с коробок, где размещалось войско Фрица, поднялись и солдаты стали выпрыгивать на нижнюю полку, где выстраивались в боевом порядке. Щелкунчик бегал взад-вперёд перед войсками, размахивал саблей и выкрикивал воинственные призывы, но вдруг остановился и раздражённо произнёс:

– Куда подевался этот каналья трубач?

В следующее мгновение он уже говорил, повернувшись к паяцу, несколько побледневшему, с трясущимся подбородком:

– Генерал, мне известно о вашем мужестве и огромном опыте, так что теперь всё зависит от вашей сообразительности и умения использовать момент. Доверяю вам командование всей кавалерией и артиллерией. Конь вам не нужен – у вас такие длинные ноги, и вы на них отлично скачете. Приступайте к исполнению!

Паяц тотчас же сунул в рот два длинных сухих пальца и так пронзительно засвистел, что заглушил бы и сотню дудок.

Из шкафа тем временем раздался топот, послышалось ржание, и один за другим стали выезжать кирасиры и драгуны Фрица, которыми командовали новенькие блестящие гусары. Скоро все полки оказались на полу и, с развевающимися знамёнами промаршировав перед Щелкунчиком под звуки военной музыки, встали развёрнутым строем посреди комнаты. С грохотом проехала артиллерия Фрица в сопровождении канониров, и вскоре Мари увидела, как в густые полчища мышей полетело сахарное драже, обсыпав белой пылью, что привело их в немалое замешательство. Но главный урон нанесли тяжёлые орудия. Удачно расположенные на маминой скамеечке для ног, они обстреляли неприятеля пряничными орехами и буквально выкосили его ряды, однако мыши не отступали и подходили всё ближе. Им даже удалось захватить несколько пушек; и тогда поднялась такая пальба, что за дымом и пылью невозможно стало что-либо разглядеть.

Мари поняла только, что обе армии бились не на жизнь, а на смерть, и преимущество в бою переходило то к одной, то к другой стороне. Мыши выставляли всё новые и новые силы, и небольшие серебряные пилюли, которыми они очень ловко стреляли, стали уже попадать и в шкаф. Клара и Гертруда метались как умалишённые и в отчаянии воздевали руки к небу.

– Неужели мне суждено умереть во цвете лет! Мне, прекраснейшей из кукол! – вопила Клара.

– Неужели я так ухаживала за собой и потому прекрасно сохранилась только затем, чтобы погибнуть в собственном доме? – вторила ей Гертруда.

Затем они упали друг другу в объятия и принялись так рыдать, что едва не заглушали звуки боя.

Вы, мои милые читатели, даже не можете себе представить, что это было за зрелище. Только и слышно было: «Др-др-пуф-пуф-пиф-паф, бум-бум», – писк и крики мышей; команды Щелкунчика…

Паяц покрыл себя славой, возглавив несколько успешных кавалерийских атак, но потом пришлось отступить: на беду мыши стали обсыпать гусар Фрица какими-то отвратительными зловонными шариками, которые так пачкали их красные мундиры, что они отказались идти вперёд.

Паяц отдал им приказ повернуть налево, да так увлёкся, что отдал такой же приказ кирасирам и драгунам. В результате все выполнили команду «налево кругом» – и вернулись на исходные позиции, что поставило расположенную на скамеечке батарею в сложное положение.

Враги не преминули этим воспользоваться и с таким напором ринулись на неё, что моментально опрокинули скамейку вместе со всеми пушками и канонирами. Щелкунчик, по-видимому обескураженный, отдал приказ об отступлении своему правому флангу.

Ты, дорогой читатель, конечно, понимаешь толк в военном деле, и тебе известно, что такой манёвр почти равносилен бегству. Ты уже предвидишь несчастье, готовое обрушиться на армию Щелкунчика, однако погоди немножко и посмотри пока на левое крыло, где всё обстоит пока ещё вполне благополучно и даёт основание надеяться на успех.

В разгар сражения мышиная кавалерия незаметно появилась из-за комода и с оглушительным писком дружно бросилась на левый фланг армии Щелкунчика, но встретила яростное сопротивление. Медленно, насколько это позволяли естественные препятствия (дверцы и рейки шкафа), выдвинулся на поле боя отряд куколок с сюрпризами и выстроился в каре под предводительством двух китайских императоров. Это бравое, хотя и разномастное войско, состоявшее не только из людей разных национальностей и профессий, но и животных и даже купидонов, сражалось с необычайным искусством, мужеством и выносливостью. По всей вероятности, спартанская храбрость позволила этому отборному отряду одолеть врага, если бы один неприятельский смельчак не ворвался с безумной отвагой в его ряды и не откусил голову китайскому императору, который, падая, задавил двух тунгусов и одну мартышку. Таким образом, образовалась брешь, через неё проникли мыши и быстро перегрызли всё войско. Однако это злодеяние не осталось безнаказанным. Как только кровожадный мышиный кавалерист перегрызал своего храброго противника, у него в горле застревал сюрприз – картонный билетик, спрятанный внутри туловища, – вследствие чего он сам тут же умирал от удушья. Но и это не могло спасти армию Щелкунчика, которая при отступлении терпела всё больший и больший урон, так что главнокомандующий в конце концов оказался у шкафа лишь с кучкой защитников, но всё ещё пытался переломить ход сражения:

– Резервы, вперёд! Паяц, полицейский, барабанщик, куда же вы делись?

Правда, из шкафа выскочили несколько коричневых тряпичных кукол с позолоченными лицами, в золотых шляпах, но сражались они так неуклюже, что не причинили никакого вреда неприятелю, а только сбили шапку с головы своего полководца Щелкунчика.

Вражеские стрелки очень быстро откусили им ноги, так что, падая, они задавили ещё несколько соратников Щелкунчика. Он оказался в безнадёжном положении, окружённый плотным кольцом врагов, и попытался было перепрыгнуть через порожек шкафа, но не позволили слишком короткие ноги.

Клара и Гертруда лежали в обмороке и не могли оказать ему помощь, а гусары и драгуны преспокойно шмыгали в шкаф, не обращая на него никакого внимания. В полном отчаянии Щелкунчик закричал:

– Коня! Коня! Полцарства за коня!

В этот момент два неприятельских артиллериста схватили его за деревянный плащ, и Мышиный король испустил победный вопль изо всех своих семи глоток.

– Мой бедный, бедный Щелкунчик! – не выдержала Мари и, разрыдавшись, не отдавая себе отчёта в том, что делает, сняла туфельку с левой ноги и изо всех сил швырнула в самую гущу мышей, прямо в их семиголовое чудовище.

В ту же минуту всё как будто рассыпалось и исчезло, а Мари, почувствовав сильную боль в левой руке, потеряла сознание.

Болезнь

Мари очнулась от тяжёлого, казалось, беспробудного сна в своей кроватке. Солнечные лучи, проникавшие сквозь обледеневшее окно, весело искрились и сверкали в комнате. Около неё сидел какой-то господин, в котором она, однако, вскоре признала хирурга Вендельштерна.

– Ну вот она и проснулась, – услышала Мари его тихий голос.

Подошла мама и окинула её испуганным и вместе с тем пытливым взглядом.

– Мамочка, – пролепетала Мари, – ведь противные мыши убежали, а мой милый Щелкунчик спасён?

– Не говори только глупости, доченька! Ну какое дело мышам до твоего Щелкунчика! А вот ты, негодница, заставила нас поволноваться. А всё оттого, что делаешь всё по-своему и не слушаешься родителей. Вчера вот заигралась до поздней ночи со своими куклами, задремала. Очень возможно, что-то тебя испугало – вряд ли мышь, у нас их нет, – и ударилась рукой о стекло шкафа. Оно разбилось, и ты так сильно порезалась, что доктору Вендельштерну пришлось вынимать из раны осколки. Хорошо ещё, стекло не задело вену, а то всё могло бы закончиться гораздо печальнее. К счастью, около полуночи я проснулась и, спохватившись, что оставила тебя в гостиной, пошла посмотреть, легла ли ты спать. Вхожу и вижу, что ты без сознания, в крови лежишь возле шкафа. Я и сама-то от ужаса чуть не упала в обморок. Вокруг тебя были раскиданы игрушки: оловянные солдатики Фрица, куклы, поломанные фигурки с сюрпризами – и пряничные человечки. Щелкунчик лежал на твоей окровавленной руке, а неподалёку валялась твоя левая туфелька.

– Послушай, мамочка, да ведь это были следы большой битвы между куклами и мышами. Мыши едва не взяли в плен бедного Щелкунчика, который командовал армией кукол. Я очень испугалась, вот и швырнула в мышей туфелькой. А что было дальше, я совсем не помню.

Хирург Вендельштерн подмигнул фрау Штальбаум, и та мягко произнесла:

– Ну ничего, голубушка, успокойся: мыши все убежали, а Щелкунчик снова занял место в шкафу.

Тут в комнату вошёл герр Штальбаум, пощупал у Мари пульс, потом они долго беседовали с хирургом Вендельштерном: речь шла о лихорадке, возникшей из-за раны.

Лежать в постели и принимать лекарства Мари пришлось несколько дней, хотя, за исключением некоторой боли в руке, она чувствовала себя совсем здоровой. Она знала, что Щелкунчик вышел невредимым из сражения, и ей несколько раз приснилось, как он отчётливо, однако очень взволнованным голосом говорил: «Мари, моя дорогая госпожа, я вам глубоко благодарен за то, что вы уже сделали для меня, но вы можете сделать ещё больше!»

Мари напрасно ломала голову, о чём идёт речь. Играть, как обычно, она не могла: мешала больная рука, – а когда пробовала читать или рассматривать картинки, то у неё как-то странно мелькало в глазах и она откладывала книгу. Время тянулось ужасно медленно, и Мари с нетерпением дожидалась сумерек, когда мама сядет у её постельки и прочитает или расскажет что-нибудь интересное.

В этот вечер мама читала замечательную историю о принце Факардине. Вдруг отворилась дверь и вошёл крёстный Дроссельмайер.

– Ну как тут поживает малышка Мари?

Едва девочка увидела жёлтый сюртук, ей живо представились картины той ночи, когда Щелкунчик проиграл битву с мышами, и она невольно громко выкрикнула:

– Ах, крёстный, как только тебе не совестно! Я ведь прекрасно видела: ты сидел на часах, прикрывая циферблат крыльями, чтобы часы своим боем не испугали мышей, – и отчётливо слышала, как ты говорил с Мышиным королём. Почему ты не помог Щелкунчику и мне, противный крёстный? Разве не твоя вина, что я порезалась и должна теперь лежать в кровати?

– Что с тобой, доченька? – испугалась фрау Штальбаум.

Но крёстный, казалось, вовсе не удивился и, состроив гримасу, заговорил скрипучим монотонным голосом:

 
Надобно часам жужжать –
Короля мышей прогнать!
Колокольчики, играйте,
Звоном кукол ободряйте!
Крикнула «тик-так» сова –
И была вмиг такова.
Колокольчики, звените,
Короля мышей гоните!
«Жу-жу-жу» – часы жужжат.
Колокольчики звенят:
«Динь-динь-динь,
Дон-дин-дан!»
А король-то их – болван!
 

Мари изумлённо уставилась на крёстного, и он показался ей ещё уродливее, чем обычно, а правой рукой он размахивал, как заводная кукла.

Она, наверное, порядком бы испугалась, не будь поблизости мамы. А тут ещё и Фриц, проскользнув в комнату, захохотал и выкрикнул:

– Ну, крёстный, прям вылитый паяц, которого я давно зашвырнул за печку! Так же кривляешься.

Мама же совершенно серьёзно обратилась к Дроссельмайеру:

– Какая забавная шутка, господин советник! Однако что вы хотели этим, собственно, сказать?

– Боже мой! – рассмеялся тот. – Это же прелестная песенка часовщика! Я её всегда напеваю детям, если они нездоровы.

Крёстный присел на краешек её кровати и с улыбкой произнёс:

– Не сердись, что я не выклевал Мышиному королю все его четырнадцать глаз: это было невозможно, – но надеюсь, что порадую тебя вот этим.

Советник полез в карман и медленно-медленно вытащил… Щелкунчика, которому искусно вставил на место зубы и починил сломанную челюсть.

Мари радостно рассмеялась, а мама с улыбкой заметила:

– Вот видишь, как хорошо крёстный позаботился о Щелкунчике!

– Но всё-таки, Мари, следует признать, – перебил фрау Штальбаум советник, – что Щелкунчик не вышел ростом и его лицо нельзя назвать красивым. Если хочешь, я, пожалуй, расскажу тебе, каким образом появилась эта уродливость в его семье и стала наследственной. Или, может, ты уже знаешь сказку о принцессе Пирлипате, ведьме Мышихе и искусном часовщике?

– Послушай-ка, крёстный, – неожиданно вмешался Фриц, – зубы-то ты Щелкунчику вставил правильно, и подбородок у него не шатается, но почему у него нет сабли? Куда она подевалась?

– И что это за мальчишка: всё-то не по нему, ничем ему не угодишь! – проворчал советник. – Какое мне дело до Щелкунчиковой сабли? Его я починил, а уж саблю пускай сам себе добывает, коли хочет.

– И правильно! – воскликнул Фриц. – Если он дельный малый, то сумеет раздобыть себе оружие!

– Ну, Мари, – обратился к крестнице советник, – так знаешь ты сказку о принцессе Пирлипате?

– Ах нет, крёстный. Пожалуйста, расскажи.

– Надеюсь, – заметила мама, – уважаемый советник, ваша история не будет такой страшной, как вы обычно рассказываете!

– Нисколько, дорогая фрау Штальбаум, – улыбнулся Дроссельмайер. – Напротив: то, что я с удовольствием сейчас расскажу, вас повеселит.

– Ну начинай же скорее, крёстный! – хором закричали дети, и советник приступил к рассказу.

Сказка о твёрдом орехе

– Мать Пирлипаты была супругой короля и, следовательно, королевой, а сама Пирлипата, как только появилась на свет, так и стала прирождённой принцессой. Король вне себя от радости, что у него родилась такая хорошенькая дочка, ликовал, плясал, вертелся на одной ножке и всё время кричал:

– Ура-а! Ну видал ли кто-нибудь ребёнка красивее моей Пирлипаточки?

И все министры, генералы, председатели палат и высшие офицеры, подражая своему повелителю, тоже скакали на одной ножке и дружно восклицали хором:

– Нет, никогда!

Но в этом не было никакой лжи, ибо и в самом деле, с тех пор как существует мир, не было ребёнка красивее, чем принцесса Пирлипата.

Её личико было как будто соткано из нежного лилейно-белого и розового шёлка, глаза казались сверкающей лазурью, а кудри восхитительно переливались, словно золотые нити. Но самым необычным было то, что Пирлипата родилась с зубами, беленькими, как жемчужины, – так что уже через два часа после появления на свет укусила за палец канцлера, который хотел поближе её рассмотреть. Одни говорят, что он при этом громко воскликнул: «О господи!», – а другие утверждают, что воскликнул: «Чёрт возьми!» Голоса разделились, и до сих пор на этот счёт не установилось определённой точки зрения. Но во всяком случае, не подлежит сомнению, что Пирлипата укусила канцлера за палец, и восхищённый народ убедился, что в прекрасном ангелоподобном тельце принцессы обитают разум и редкие способности.

Как я уже говорил, все ликовали, и только одна королева была печальна и чем-то сильно обеспокоена. Никто не мог понять причину её состояния, но все обратили внимание, как тщательно по её приказу охраняли Пирлипату. Несмотря на то что у дверей стоял караул и две няньки неотлучно находились в детской, каждую ночь вокруг колыбели усаживались ещё шесть нянек. Но что казалось совсем уж чудным и необъяснимым, так это повеление королевы, чтобы каждая из нянек держала на коленях кота и всю ночь гладила, дабы он мурлыкал не переставая.

Вам уж, конечно, не догадаться, милые дети, почему мать Пирлипаты всё так устроила, ну а я знаю, поэтому расскажу вам.

Однажды во дворец съехалось множество гостей. Были среди них и соседи-короли с сыновьями – прекрасными принцами. Время проводили весело, в турнирах, спектаклях и балах; чтобы показать всем, что золота и серебра у него предостаточно, король решил не жалеть своей казны и затеять что-нибудь необыкновенное. Этот период был как раз, по словам главного повара королевской кухни, благоприятным для убоя свиней – так сказал ему по секрету придворный астроном.

Вот и задумал король попотчевать гостей вкуснейшей колбасой, но так, чтобы для них это стало сюрпризом. Вознамерившись задать грандиозный пир, он ласково сказал королеве:

– Дорогая, как ты знаешь, я обожаю колбасу! Вот бы и гостям её попробовать…

Королева отлично поняла намёк: супруг желал, чтобы колбасу приготовили не повара, а она сама, как уже и раньше бывало.

Придворным тотчас же было приказано доставить на кухню большой золотой котёл и серебряные кастрюли. Огонь развели дровами из сандалового дерева, и королева, подвязав свой льняной кухонный фартук, засучила рукава и принялась за работу.

Скоро в котле забулькало, и по дворцу понеслись такие ароматы, что его обитатели едва не захлебнулись слюной. Проник запах и в зал государственного совета, что не могло оставить равнодушным короля.

– Извините, господа, я на минутку! – наконец не выдержал он и побежал в кухню, лично убедиться, что всё идёт как надо.

Помешав золотым скипетром восхитительно пахнувшее мясо и радостно приобняв королеву, с лёгким сердцем король вернулся в совет.

Наконец пришёл черёд сала, которое надо было резать на куски и поджаривать на серебряных вертелах. Повара и поварята отошли в сторону, так как королева из чувства преданности и уважения к своему царственному супругу хотела заняться этим сама.

И вот как только к аромату мяса добавился сытный запах поджаренного сала, откуда-то послышался тоненький писклявый голосок:

– Сестрица, дай кусочек! Я тоже королева и хочу полакомиться. Поделись со мной!

Королева узнала голос старой Мышихи, которая уже много лет жила во дворце и утверждала, что имеет на это право, поскольку якобы находится в родстве с королевской фамилией, сама правит Мышиным королевством и ей прислуживает полный штат придворных. Хоть королева и не считала Мышиху особой королевских кровей, по доброте душевной позволяла ей время от времени появляться на кухне и чем-нибудь лакомиться.

Вот и сегодня она пригласила хоть и незваную, но всё же гостью:

– Пожалуйте сюда, попробуйте-ка моего сала!

Госпожа Мышиха тотчас же проворно вскочила на плиту и стала ловко подхватывать своими маленькими лапками кусочки сала, которые ей бросала королева. Вдруг откуда ни возьмись появилась целая толпа родственников Мышихи: семь сыновей, никуда не годных бездельников, дядюшки и тётушки – и набросилась на сало, так что от испуга королева не могла и слова вымолвить.

К счастью, вмешалась жена обер-гофмейстера и разогнала назойливых гостей, так что немного сала всё-таки уцелело. Был призван придворный математик, и по его расчётам оставшееся сало очень искусно распределили на все колбасы.

Наконец заиграли трубы, загремели литавры, возвещая о начале торжества, и празднично одетые гости стали съезжаться на колбасный пир: кто на белых иноходцах, кто в хрустальных каретах. Король сердечно и дружески всех приветствовал, а затем занял почётное место, со скипетром и в короне, как подобает повелителю страны.

Уже когда подали первое блюдо – ливерную колбасу, было замечено, что король побледнел как полотно, воздел очи к небу, а из груди у него вырываются горестные вздохи, как будто что-то его терзает! А уж когда на столе появилась кровяная колбаса, он и вовсе откинулся на спинку кресла и, закрыв лицо руками, жалобно застонал.

Гости вскочили из-за стола, а лейб-медик бросился к правителю, тщетно пытаясь уловить биение пульса. Наконец, испробовав все возможности и приложив массу усилий, ему удалось привести короля в чувство. Чуть приоткрыв глаза, венценосный простонал:

– Сало… Мало сала…

Королева разрыдалась и бросилась к его ногам:

– О мой бедный, несчастный супруг! Как ужасно вы страдаете! Виновница у ваших ног! Накажите же её, жестоко накажите! Это Мышиха со своей прожорливой роднёй съела всё сало…

И королева без чувств вдруг упала навзничь.

– Обер-гофмейстерша, как это случилось?! – вскочил и громко закричал разгневанный король.

Придворная дама с дрожью в голосе поведала обо всём, что ей было известно, и король решил отомстить мышиному семейству, истребившему сало для его колбас.

Тотчас созвали тайный совет и постановили предъявить Мышихе иск и конфисковать всё её имущество.

Это дело король поручил придворному часовщику и магу, которого звали совершенно так же, как и меня: Христиан Элиас Дроссельмайер, – и тот обещал навсегда изгнать из дворца всех мышей до единой каким-то необыкновенным, исполненным государственной мудрости способом. Вскоре умелец действительно изобрёл небольшое замысловатое устройство, в котором на ниточке подвешивался кусочек поджаренного сала. Множество таких приспособлений Дроссельмайер расставил вокруг мест, где обитали мыши.

Сама Мышиха была слишком умна, чтобы не разгадать хитрость Дроссельмайера, но никакие предостережения, никакие разъяснения не могли спасти её глупых сыновей и великое множество родственников, которых привлёк сюда запах сала. Как только мыши пытались схватить приманку, решётка тотчас же захлопывалась, и они оказывались в западне, после чего на кухне их ожидала позорная смерть.

С немногими уцелевшими родственниками Мышиха покинула столь печальные места, но затаила злобу: отчаяние и жажда мести бушевали в её груди.

Весь двор ликовал, и лишь королева ходила озабоченная, поскольку хорошо знала мстительный характер Мышихи и понимала, что та не успокоится.

И оказалась права. Однажды, когда королева готовила для своего царственного супруга его любимый печёночный паштет, конечно же, с салом, внезапно появилась Мышиха и пригрозила:

– Мои сыновья, тётки и дядьки погибли. Берегись, сестрица: смотри, как бы мыши не загрызли твою маленькую принцессу!

С этими словами она бесследно исчезла, а королева так перепугалась, что миска с паштетом выскользнула у неё из рук прямо в огонь. Таким образом, Мышиха во второй раз испортила королю его любимое кушанье, на что он весьма рассердился.

– А теперь, дети, спать: на сегодня довольно, остальное расскажу завтра, – неожиданно закончил своё повествование крёстный.

Как ни упрашивала Мари продолжить историю, которая произвела на неё особенно сильное впечатление, он не согласился, заявив:

– Хорошего понемногу, завтра докончу.

Когда он уже был у двери, Фриц спросил:

– Скажи, крёстный, а это правда, что мышеловку ты придумал?

– Как тебе в голову только пришло спрашивать такие глупости? – воскликнула фрау Штальбаум.

Однако советник вовсе не возмутился, а как-то странно усмехнулся и тихо проговорил:

– Уж если я способен создавать такие механизмы, то почему бы мне и не изобрести мышеловку?