Текст книги "Комплект книг: «Щелкунчик и Мышиный король», «Снежная королева», «Синяя птица»"

Победа

Прошло несколько дней, и вот в одну из светлых лунных ночей Мари разбудил какой-то шум, доносившийся, как ей казалось, из угла комнаты, как будто кто-то бросал и катал по полу мелкие камешки, и среди этого шума раздавался очень противный свист и писк.

«Мыши, опять мыши!» – испугалась Мари и собралась было разбудить мать, но когда увидела, что из щели вылезает Мышиный король, лишилась речи и была не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Покружив по полу, сверкая глазами и коронами, он наконец одним прыжком вскочил на столик, стоявший возле кровати Мари, и противно пропищал:

– Отдай мне свои сласти, маленькая девочка, отдай марципан, не то я загрызу твоего Щелкунчика.

При этом он отвратительно свистел и скрежетал зубами, а затем спрыгнул на пол и исчез в своей норе. Мари была так напугана, что не могла уснуть и на следующее утро встала совсем бледная и такая взволнованная, что едва могла говорить. Раз сто она пыталась рассказать о случившемся матери, Луизе или хотя бы Фрицу, но понимала, что никто ей не поверит – скорее поднимут на смех. Ей было, однако, совершенно ясно, что для спасения Щелкунчика придётся пожертвовать всеми сластями, в том числе марципаном. На следующий вечер она тайком пробралась в гостиную, достала из буфета все свои сласти и отнесла к шкафу.

Поутру фрау Штальбаум удивлённо заметила:

– Совершенно не понимаю, откуда взялись мыши у нас в гостиной. Посмотри-ка, Мари, они съели все твои сласти.

Так оно и было. Марципан с начинкой, видно, не понравился прожорливому Мышиному королю, но он всё-таки обгрыз его своими острыми зубами, так что пришлось выкинуть.

Но Мари ни о чём не жалела – напротив, в душе ликовала, думая, что спасла своего Щелкунчика.

Каково же было её разочарование, когда на следующую ночь под самым ухом раздался свист и писк. Это снова явился Мышиный король, ещё ужаснее сверкая глазами, и отвратительно просвистел сквозь зубы:

– Отдай мне своих сахарных и пряничных кукол, маленькая девочка, не то загрызу твоего Щелкунчика.

И в мгновение ока исчез.

Ужасно огорчённая, наутро Мари подошла к шкафу и окинула печальным взором своих сахарных и пряничных кукол. Так ведь и было отчего! Ты себе представить не можешь, моя внимательная читательница, какие хорошенькие фигурки из сахара и пряничного теста были у Мари Штальбаум! Кроме красивого пастушка с пастушкой и целого стада молочно-белых овечек и весело прыгающей собачки, у неё имелось два почтальона с письмами в руках и четыре прелестные пары: изысканно одетые юноши с разряженными девушками на русских качелях. Было ещё несколько танцоров, Наполеон и Орлеанская дева, но к ним Мари оставалась равнодушна, зато в самом уголке стоял её любимец, румяный ребёнок, – и тут уж она не могла удержаться от слёз.

– Ах, милый господин Дроссельмайер! – воскликнула девочка, обращаясь к Щелкунчику. – Конечно, я всё сделаю, чтобы вас спасти, но как же мне тяжело!

Но Щелкунчик смотрел так жалобно, что Мари, которой так и казалось, что вот-вот Мышиный король разинет все свои пасти и проглотит несчастного юношу, тут же решилась и на эту жертву. Вечером она отнесла всю свою коллекцию сахарных кукол и пряничных человечков к порожку шкафа. Поцеловав на прощание каждую фигурку, Мари наконец взяла в руки своего любимца, румяного пряничного ребёнка, и, со слезами на глазах поцеловав, всё-таки поставила позади всех остальных. Наполеон и Орлеанская дева оказались в первом ряду.

– Нет, уж это слишком! – воскликнула фрау Штальбаум на следующее утро. – Должно быть, в шкафу поселилась какая-нибудь громадная ненасытная мышь: все сахарные куколки у бедной Мари обглоданы или съедены.

Мари, хоть и не удержалась от слёз, уже через несколько минут улыбнулась, подумав: «Ну и что, зато Щелкунчик спасён!»

Когда вечером фрау Штальбаум рассказывала мужу и Дроссельмайеру о бесчинствах мышей в шкафу с детскими игрушками, доктор заметил:

– Как досадно, что мы не можем истребить эту неуловимую мышь, что поедает сласти у бедняжки Мари!

– А я придумал! – весело воскликнул Фриц. – У булочника, что живёт под нами, есть отличный серый кот, как раз такой, какой нам нужен, – вот я его и принесу. Он быстро тут наведёт порядок, даже если это сама Мышиха или её сын, Мышиный король.

– Ну да, – со смехом подхватила фрау Штальбаум, – и он будет прыгать по стульям и столам, бить чашки и стаканы и понаделает много всяческих бед.

– Вовсе нет, – возразил Фриц, – кот булочника очень осторожен. Видели бы вы, как ловко он ходит по крышам.

– Нет уж, пожалуйста, давайте как-нибудь обойдёмся без кота, – попросила Луиза, не переносившая кошек.

– В сущности, Фриц прав, ну а пока можно поставить мышеловку – разве у нас её нет? – спросил герр Штальбаум.

– Пусть крёстный её и сделает, раз это он выдумал мышеловки! – воскликнул Фриц.

Все засмеялись, а фрау Штальбаум сказала, что у них нет мышеловок, господин Дроссельмайер распорядился принести из его дома отличнейшую мышеловку.

Фриц и Мари не забыли сказку крёстного о твёрдом орехе. Когда кухарка поджаривала сало, Мари вздрагивала и трепетала и, совершенно увлечённая сказкой и всеми чудесными событиями, связанными с ней, как-то раз сказала Доре:

– Ох, госпожа королева, берегитесь Мышихи и её семейства.

А Фриц обнажил саблю и воскликнул:

– Пусть только попробуют показаться – я им задам!

Но и на плите и под плитой всё оставалось совершенно спокойно.

Когда же советник суда привязал сало на тоненькую ниточку и очень осторожно поставил мышеловку в шкаф, Фриц воскликнул:

– Берегись, крёстный-часовщик, как бы Мышиный король не сыграл с тобой скверную шутку!

Следующая ночь для Мари прошла ужасно! Что-то холодное как лёд бегало по руке, что-то жёсткое и отвратительное прикасалось к её щекам и пищало в самое ухо. Ужасный Мышиный король сидел у неё на плече, кровавая пена текла у него из семи разинутых пастей. Скрежеща зубами, он прошипел на ухо полумёртвой от страха Мари:

 
Не поймать меня никак –
И не эдак, и не так.
Ш-шу-ш-шу!
Для тебя покоя нет,
Не понравится обед –
В страхе ожидай беду,
Я из дома не уйду.
Книжки все свои отдай,
Платье тоже подавай,
А не то вас изведу,
Щелкуна не пощажу –
Пополам перекушу.
Хи-хи! Квик-квик!
Ш-шу-ш-шу!
 

Мари совсем отчаялась. На следующее утро фрау Штальбаум со вздохом сказала:

– Противная мышь так и не попалась.

Мари вздрогнула и побледнела, и мама, подумав, что дочь горюет о своих сахарных игрушках и, кроме того, боится мыши, постаралась её успокоить:

– Да ты, деточка, не волнуйся, мы эту скверную мышь обязательно поймаем. Раз не помогают мышеловки, Фриц принесёт соседского серого кота.

Едва оставшись в гостиной одна, Мари подошла к застеклённому шкафу и, рыдая, обратилась к Щелкунчику:

– Ах, милый, хороший господин Дроссельмайер, ну что может для вас сделать обыкновенная девочка? Даже если я отдам все свои книжки с картинками, даже чудное новое платьице, которое послал мне Младенец Христос, на съедение Мышиному королю, он ведь будет требовать всё больше и больше, а когда у меня ничего не останется, возможно, захочет загрызть меня! Ах, я несчастная, что мне делать, что делать?

Жалобно причитая, Мари вдруг заметила на шее у Щелкунчика кровавое пятнышко, оставшееся, видно, после битвы. С тех пор как узнала, что Щелкунчик – племянник советника, Мари больше не носила его на руках, не ласкала, не целовала и даже не могла дотронуться до него без некоторой робости, но тут осторожно взяла его с полки и стала вытирать кровавое пятно носовым платком. Представьте себе её удивление, когда почувствовала, что Щелкунчик в её руках становится тёплым и начинает шевелиться. Она быстро поставила его снова на полку, но тут он приоткрыл свой маленький ротик и с трудом заговорил:

– О мой дорогой друг, как я вам благодарен! Нет, не надо жертвовать ни книжками с картинками, ни рождественским платьицем! Достаньте мне саблю – только саблю, – а уж об остальном я позабочусь сам, хоть бы он…

Договорить Щелкунчик не смог: глаза его, одушевившиеся было выражением внутренней скорби, снова сделались неподвижными и безжизненными.

Мари совсем не испугалась, а напротив, запрыгала от радости, что узнала средство спасти Щелкунчика без дальнейших жертв. Но как достать для него саблю? Мари решила посоветоваться с Фрицем.

Когда вечером родители уехали и они вдвоём сидели в гостиной у шкафа, она рассказала ему всё, что произошло со Щелкунчиком и Мышиным королём, а также про саблю. Фрица больше всего заставило призадуматься то обстоятельство, что, по свидетельству Мари, его гусары плохо себя вели во время сражения. Он ещё раз очень серьёзно спросил, действительно ли всё было так, и, когда Мари подтвердила, открыл застеклённые дверцы, произнёс перед своими гусарами обвинительную речь и в наказание за трусость и эгоизм обрезал у всех кокарды и на целый год запретил играть походный гусарский марш.

Исполнив свою карательную миссию, Фриц обратился к Мари:

– Я смогу достать Щелкунчику саблю. Вчера ушёл на пенсию старый кирасир-полковник, и, следовательно, его отличная острая сабля ему больше не нужна.

Упомянутый полковник жил в самом дальнем углу третьей полки.

Дети извлекли его оттуда, забрали действительно великолепную серебряную саблю и пристегнули к поясу Щелкунчика.

На следующую ночь Мари никак не могла заснуть от мучительного страха, и в полночь ей показалось, что из гостиной доносится шум: шорохи и звяканье, потом «квик!».

– Мышиный король! Это он! – в ужасе воскликнула Мари и вскочила с кровати.

Но в доме было совершенно тихо. Вскоре кто-то осторожно постучал в дверь, и раздался тоненький голосок:

– Откройте! Откройте и не бойтесь – я принёс добрые вести!

Мари узнала голос молодого Дроссельмайера, накинула платьице и проворно открыла дверь. Перед ней стоял Щелкунчик с окровавленной саблей в правой руке и восковой свечой в левой. Увидев девочку, он опустился на колено и произнёс:

– О прекрасная дама! Это вы вдохнули в меня рыцарскую отвагу, вы дали моей руке силу сразить надменного врага, который осмелился насмехаться над вами. Коварный Мышиный король повержен! Не откажитесь, о прекрасная дама, принять этот знак победы из рук вашего верного, навеки преданного рыцаря.

С этими словами Щелкунчик ловко спустил с левой руки висевшие на ней семь золотых корон Мышиного короля и поднёс Мари, которая с удовольствием приняла этот подарок, а Щелкунчик поднялся и продолжил:

– Ах, моя дорогая избавительница! Победив теперь моего врага, я мог бы показать вам много-много всяких чудес, если бы вы только согласились последовать за мной! Прошу вас, решайтесь и, пожалуйста, не бойтесь!

Кукольное королевство

Я думаю, дети, что любой из вас, ни минутки не задумываясь, последовал бы за честным, добрым Щелкунчиком, у которого и в мыслях не было ничего дурного. Мари же, кроме того, знала, насколько он ей благодарен, и была убеждена, что он сдержит слово и покажет много интересного, однако сказала:

– Я пойду с вами, господин Дроссельмайер, но только ненадолго: хотелось бы ещё поспать.

– Тогда мы пойдём самым коротким, хотя, может быть, и не самым лёгким путём, – пообещал Щелкунчик.

Он направился к громадному платяному шкафу, который стоял в прихожей, и Мари пошла за ним следом.

С удивлением девочка заметила, что дверцы шкафа, обычно запертые, теперь распахнуты настежь, так что видна отцовская дорожная лисья шуба и другие вещи. Щелкунчик ловко вскарабкался по выступам и резьбе шкафа и достал большую кисть, спускавшуюся на толстом шнурке позади шубы.

Как только он дёрнул за эту кисть, из рукава шубы выдвинулась маленькая лесенка кедрового дерева.

– Не угодно ли подняться наверх? – предложил Щелкунчик.

Мари послушалась. Едва она пролезла через рукав и выглянула из воротника, как в глаза хлынул поток ослепительного света. Они очутились на благоухающей поляне, искрящейся, как драгоценные камни.

– Мы на Леденцовом лугу, – сказал Щелкунчик, – а теперь пройдём через ворота.

Оглядевшись, Мари увидела красивые ворота, возвышавшиеся в отдалении и, казалось, построенные из мрамора в белую и коричневую крапинки, но, подойдя ближе, с удивлением обнаружила, что это вовсе не мрамор, а засахаренный жареный миндаль и изюм.

Щелкунчик пояснил, что эти ворота называются Миндально-Изюмными, а в народе их пренебрежительно прозвали воротами Голодных Студентов.

На верху ворот, в галерее из ячменного сахара, шесть одетых в красные куртки обезьян с удивительным искусством исполняли марш янычар, так что Мари, поглощённая звуками музыки, шла всё дальше и дальше по пёстрым ступеням, похожим на мраморные, но на самом деле выложенным из превосходно отшлифованных леденцов.

Вскоре до неё донеслись приятнейшие запахи, струящиеся из чудесной рощи, расстилавшейся по обеим сторонам дороги.

Среди тёмной зелени ослепительно сверкали золотые и серебряные плоды, висевшие на ярко окрашенных, перевязанных лентами и букетами цветов ветвях, как будто здесь ждали гостей на весёлую свадьбу. И когда лёгкий ветерок доносил аромат апельсинов, ветки и листья начинали шуршать и шелестеть подобно бравурному маршу, и в такт этой музыке прыгали и плясали сверкающие огоньки.

– Ах как здесь хорошо! – в восхищении воскликнула Мари.

– Мы находимся в Рождественском лесу! – пояснил Щелкунчик.

– Нельзя ли здесь побыть ещё немножко? – с мольбой в голосе попросила девочка.

Щелкунчик хлопнул в ладошки, и как из-под земли перед ними появились несколько пастушков и пастушек, охотников и охотниц. Все они были такие нежные и белые, что казалось, состояли из чистого сахара.

Эти необыкновенные человечки принесли с собой хорошенькое креслице из чистого золота с подушкой из белой пастилы и вежливо предложили Мари присесть. Не успела она опуститься в него, как пастухи и пастушки принялись исполнять изящные балетные па, а охотники – трубить в рога. Закончив своё короткое выступление, они исчезли.

– Извините, – сказал Щелкунчик, – за столь жалкий танец, но это был наш механический балет: танцоры могут исполнять только одну композицию, а охотники – трубить. Не желаете ли продолжить прогулку?

– Ах, не извиняйтесь: все было красиво и очень мне понравилось, – возразила Мари, следуя за Щелкунчиком.

Они шли вдоль нежно журчащего ручейка, из которого, казалось, и поднимаются эти восхитительные ароматы, наполнявшие всю рощу.

– Это Апельсиновый ручей, – объяснил Щелкунчик, – запах и вкус у него превосходный, но всё же его не сравнишь с Лимонадной рекой. И ручей, и река впадают в Миндальное озеро.

И действительно, скоро послышался шум воды, и Мари увидела широкую Лимонадную реку, гордо струившую свои светло-жёлтые воды между берегами, густо поросшими кустарником, сверкающим подобно изумрудам. От реки веяло какой-то необыкновенной освежающей прохладой, от чего легче дышалось и становилось спокойнее на сердце.

Тут же неподалёку медленно катились тёмно-жёлтые воды небольшой речушки, распространявшие восхитительный сладкий запах. На её берегах сидели хорошенькие детишки с удочками. Поймав маленькую толстенькую рыбку, ребёнок тут же её съедал.

Подойдя поближе, Мари увидела, что рыбёшки выглядели совершенно как ломбардские орехи.

В некотором отдалении от этой речки расположилась деревушка. Все здания здесь были тёмно-коричневого цвета, с золотистыми крышами и пёстро раскрашенными, будто посыпанными цукатами и кусочками миндаля стенами.

– Это село Имбирное, – пояснил Щелкунчик. – А расположено оно на Медовой реке. Жители там красивые, но весьма раздражительные от частых приступов зубной боли, поэтому мы сюда заходить не будем.

Через некоторое время они очутились перед дивным городком с разноцветными прозрачными домами, и Щелкунчик направился прямо к воротам. Из-за городских стен доносился многоголосый шум, и Мари увидела, как тысячи маленьких человечков осматривают и разгружают множество доверху нагруженных цветной бумагой и плитками шоколада повозок.

– Мы находимся в Карамельном городе, – сказал Щелкунчик, – а это пришёл транспорт из Бумажной провинции и Шоколадного города. Жилища местных бедняков недавно сильно пострадали от нашествия комариных войск, и потому они вынуждены покрывать свои дома бумагой и укреплять прочными плитками, которые им прислал Шоколадный правитель. К сожалению, мы не успеем осмотреть все города и деревни этого королевства, поэтому поторопимся в столицу!

Щелкунчик быстро зашагал вперёд, а Мари, сгорая от любопытства, последовала за ним. Скоро повеяло чудным ароматом роз, и все окрестности как будто залило нежным розовым сиянием. Мари поняла, что это отблеск серебристо-розовых волн, что плескались и переливались неподалёку, издавая мелодичные звуки.

По этим чудным водам, которые образовали большое озеро, скользили горделивые кипенно-белые лебеди с золотыми ленточками на шее. Они поочерёдно распевали упоительные песни, а в розовых волнах плавали вверх и вниз, как будто танцуя, бриллиантовые рыбки.

– Ах! – воскликнула Мари. – Да ведь это то самое озеро, которое для меня когда-то хотел сделать крёстный, а девочка, что разговаривает с лебедями, – я.

Щелкунчик недоверчиво усмехнулся, чего Мари никогда раньше за ним не замечала, и пренебрежительно произнёс:

– Ну уж такую вещь дядюшка сделать точно не в состоянии, да и не столь она интересна, чтобы терять здесь время. Лучше поплывём через Розовое озеро к столице.

Столица

Щелкунчик снова хлопнул в ладошки. Розовое озеро тотчас заволновалось, волны с плеском подымались выше и выше, и Мари увидела, как издали приближается лодка в виде раковины, сверкающая разноцветными драгоценными камнями, которую несли по озеру два золоточешуйчатых дельфина.

На берег соскочили двенадцать хорошеньких арапчат в головных уборах и юбочках из разноцветных пёрышек колибри и осторожно перенесли в раковину сперва Мари, а потом Щелкунчика, и лодка тотчас же помчалась по озеру.

Какой же счастливой чувствовала себя Мари! Благоухающий цветами ветерок обдувал её раскрасневшиеся щёки, дельфины рассекали хрустальные волны, так что они подымались сверкающими и искрящимися дугами, а когда ниспадали, то казалось, будто нежные серебристые голоса поют:

 
По Розовому озеру
Кто плывёт?
Это наша фея!
Мушки – «жу-жу!».
Рыбки – «флип-флоп!».
Лебеди – «ту-ру-ру-ру!».
Птички – «цвик-цвик!».
Волны, вы не засыпайте,
Пойте, двигайтесь, играйте!
Плывёт к нам наша фея.
Ах, волны, поживее!
Журчите, струитесь,
Вперёд стремитесь!
Клинг-кланг!
 

Но пение водяных струй, по-видимому, совершенно не нравилось двенадцати арапчатам, которые сидели в раковине сзади. Они так трясли своими зонтиками, что листья финиковой пальмы, из которых они были сплетены, издавали оглушительный треск. При этом арапчата отбивали ногами какой-то странный ритм и пели:

 
Флип-флап-флоп, флип-флап-флоп!
Тип-тап-топ, тип-тап-топ!
Нам никак нельзя молчать,
Мы всегда должны кричать.
Любы стук нам, треск и гром,
Любо слышать шум кругом!
Эй вы, рыбы, флип-флап-флоп!
Эй вы, птицы, тип-тап-топ!
Живо! Флип-флоп!
Живо! Тип-топ!
 

– Эти арапчата – отличные ребята, – несколько смущённо заметил Щелкунчик, – но своим пением взбаламутили всё озеро.

И в самом деле над озером вскоре послышались громкие чудесные голоса, но Мари не обращала на них внимания, а смотрела в благоухающие розовые волны, из которых ей улыбалось лицо хорошенькой девочки.

– Вы только посмотрите, господин Дроссельмайер! Там, внизу, мне улыбается принцесса Пирлипата. Да посмотрите же наконец! – всплеснула руками Мари.

Но Щелкунчик, печально вздохнув, возразил:

– Это не принцесса Пирлипата, а вы, и только вы; это ваш собственный прелестный образ так чудно улыбается из каждой розовой волны.

Мари от стеснения отвернулась и закрыла глаза, и в то же мгновение двенадцать арапчат вынесли её из раковины на берег.

Девочка посмотрела по сторонам и поняла, что очутилась в небольшой рощице, почти такой же прекрасной, как Рождественский лес, – так всё в ней сверкало и искрилось. Особенно её поразили редкостные плоды на деревьях: они были не только удивительных цветов, но и пахли совсем по-особенному.

– Мы в Джемовом лесу, – сказал Щелкунчик, – а вот и столица.

Что за зрелище открылось перед Мари! Уж не знаю, дети, как и описать вам красоту и великолепие города, широко раскинувшегося на цветочном лугу. Не только стены и башни сверкали ярчайшими красками, но и сама форма построек была столь изысканна, что ничего подобного не найдёшь в целом свете, так как на крышах домов лежали искусно сплетённые венки, а башни обвивали зелёные гирлянды.

Когда они проходили через ворота, построенные из печенья и засахаренных фруктов, серебряные солдатики отдали им честь, а какой-то человечек в парчовом халате бросился на шею Щелкунчику и воскликнул:

– Добро пожаловать, дорогой принц, добро пожаловать в Конфетград!

Мари немало удивило, что столь почтенный господин называет молодого Дроссельмейера принцем, но тут она услышала целый хор тоненьких голосков, смех, шутки и пение, что не могла уже больше ни о чём думать и тотчас же спросила Щелкунчика, что это всё значит.

– О, ничего особенного! Конфетград – многолюдный и праздничный, здесь каждый день веселятся.

Через несколько шагов они очутились на большой базарной площади, представлявшей собой великолепнейшее зрелище. Все балконы и галереи домов были сделаны из резного леденца. В самом центре, как обелиск, возвышался облитый глазурью торт, а вокруг него четыре искусно сделанных фонтана били струями оршада, лимонада и других превосходных сладких напитков, а бассейны были наполнены кремом, который все желающие черпали ложками. Но лучше всего были хорошенькие человечки, тысячами толпившиеся здесь, кричавшие, смеявшиеся, шутившие и певшие, – они и поднимали тот весёлый гам, который Мари услышала ещё издали. Тут были разодетые кавалеры и дамы, армяне и греки, евреи и тирольцы, офицеры и солдаты, священники, пастухи и арлекины – одним словом, люди всех племён и сословий, какие только бывают на свете.

В одном углу площади было особенно шумно; народ расступился, так как в это время проносили в паланкине Великого Могола, которого сопровождали девяносто три вельможи и семьсот невольников.

Так уж случилось, что в это же самое время на другом конце площади устраивали праздничное шествие рабочие рыбного цеха, и собралось их человек пятьсот.

К сожалению, турецкому султану тоже захотелось проехаться по базару с тремя тысячами янычар, и сюда же явилась религиозная процессия, которая с музыкой и песнопением «Возблагодарим могучее солнце» устремилась прямо к торту.

Тут поднялся невероятный крик и сумятица. Скоро раздались и стоны, так как один рабочий во время свалки отбил голову брамину, а Великого Могола чуть не задавил арлекин.

Шум становился всё неистовее, и уже пошли в ход палки, как вдруг человек в парчовом халате, который в воротах величал Щелкунчика принцем, вскарабкался на торт и, ударив три раза в звонкий колокол, трижды провозгласил:

– Кондитер! Кондитер! Кондитер!

Шум мгновенно стих, каждый постарался выбраться из свалки как мог, а потом, когда запруженные дороги освободились, испачканного Великого Могола очистили щёткой, насадили брамину голову, и веселье возобновилось.

– Кто такой Кондитер, господин Дроссельмайер? – спросила Мари.

– Кондитером здесь называют неведомую, но весьма грозную силу, про которую думают, что она может делать с людьми всё, что ей угодно; это рок, правящий этим маленьким весёлым народом, и они так его боятся, что при одном только упоминании о нём утихает даже самый сильный шум, как это вам сейчас доказал господин бургомистр. Все забывают о земных невзгодах, о сломанных рёбрах и синяках на лбу, а углубляются в себя и думают: «Всё прах и суета, и что такое жизнь человеческая?»

Мари не могла удержаться от возгласа удивления и даже величайшего изумления, когда вдруг оказалась перед светившимся мягким розовым сиянием замком, над которым возвышались сотни воздушных башенок. Стены украшали роскошные букеты фиалок, нарциссов, тюльпанов и левкоев, сверкающие краски которых оттеняли ослепительно-розовым цветом белизну стены. Большой купол центрального здания, равно как и остроконечные крыши башен, был усеян тысячами сверкающих золотых и серебряных звёзд.

– Перед нами Марципановый замок, – сказал Щелкунчик.

Хотя Мари и была совершенно поглощена созерцанием волшебного дворца, однако от её внимания не ускользнуло, что на одной из больших башен отсутствовала крыша и маленькие человечки, взобравшиеся на помосты из палочек корицы, по-видимому, собирались её восстанавливать.

Не дожидаясь расспросов, Щелкунчик продолжал:

– Не так давно этому прекрасному замку грозила страшная опасность, если не полное уничтожение. Случилось мимо проходить великану Сластёне, и он вмиг съел крышу одной башни и уже добрался до большого купола, но жители Конфетграда дали ему в виде выкупа четверть территории государства, в том числе значительную часть Джемового леса. Наевшись вволю, он убрался восвояси.

В это время раздалась приятная нежная музыка, ворота замка распахнулись, и оттуда вышли двенадцать маленьких пажей с зажжёнными палочками гвоздики в виде факелов в руках. Головы их были из цельных жемчужин, тело – из рубинов и изумрудов, а ножки – из чистого золота. За ними следом шли четыре дамы ростом приблизительно с куклу Клару, но необычайно стройные и изысканно одетые.

Мари в ту же минуту поняла, что это настоящие принцессы. Они нежно обняли Щелкунчика и приветливо и радостно воскликнули:

– О принц, дорогой принц! Милый наш брат!

Щелкунчик, видимо, очень растрогался. Отерев слёзы на глазах, он схватил Мари за руку и с чувством воскликнул:

– Вот Мари Штальбаум, дочь высокочтимого доктора медицины и моя спасительница! Если бы она в решающую минуту не бросила свою туфельку, если бы не достала мне саблю отставного полковника, то меня загрыз бы проклятый Мышиный король, и я лежал бы сейчас в гробу. Разве можно сравнить с ней Пирлипату по красоте, доброте и душевным качествам, хоть та и принцесса по рождению? Я утверждаю: нет, конечно, нет!

Все четыре дамы тоже воскликнули «нет!» и бросились Мари на шею со слезами, восклицая:

– О благородная спасительница нашего возлюбленного брата, о дорогая госпожа Штальбаум!

Затем они повели Мари и Щелкунчика во внутренние покои замка, в зал со стенами из сверкающего разноцветного хрусталя. Больше всего понравились девочке хорошенькие маленькие стульчики, столики, комодики, шкафчики и прочая мебель, изготовленная из кедрового и красного дерева и украшенная золотыми цветами.

Принцессы усадили Мари и Щелкунчика рядом и, объявив, что сейчас сами приготовят обед, достали множество горшочков и мисочек из тончайшего японского фарфора, а также ложки, ножи, вилки, тёрки, кастрюли и другие кухонные принадлежности из золота и серебра. На десерт принесли великолепнейшие фрукты и сладости, каких Мари никогда в жизни и не видывала. Своими изящными белыми ручками принцессы принялись выжимать из фруктов сок, протирать сладкий миндаль и вообще так мило хозяйничать, что Мари сразу поняла: в кулинарии они разбираются и обед предстоит роскошный. Мари и сама знала толк в кондитерском искусстве, и ей очень захотелось принять участие в стряпне.

Как будто отгадав её тайное желание, самая красивая из сестёр Щелкунчика протянула ей маленькую золотую ступку и попросила:

– О дорогая спасительница нашего брата! Если тебя не затруднит, можешь потолочь этот сладкий миндаль!

Мари весело застучала пестиком, и ступка отозвалась так бодро и мелодично, что этот звук напомнил какую-то песенку. Щелкунчик тем временем подробно рассказывал сёстрам о сражении своего войска с полчищами Мышиного короля; как потерпел поражение из-за трусости солдат; как затем Мышиный король непременно хотел его загрызть и как Мари поэтому пришлось пожертвовать многими из его подданных, состоявшими у неё на службе.

Во время этого рассказа Мари стало казаться, что его слова и даже стук её пестика становятся всё невнятнее и отдалённее, потом её глаза застлала лёгкая, словно облако, серебристая дымка, в которой таяли принцессы, пажи, Щелкунчик и даже она сама. Какое-то странное пение, журчание и шелест раздавались где-то далеко-далеко… На вздымающихся волнах Мари поднималась всё выше и выше, выше и выше, выше и выше…