Текст книги "Калейдоскоп юности"

– Сегодня… – помедлив, начала она. – Чудесный день… – она чуть-чуть помолчала, а потом добавила. – Потому что ты со мной.

Мы остановились посреди тротуара и встали напротив друг друга. Я заглянул ей в глаза и увидел в них слёзы и отблеск улыбки. Это так трогало меня, что я думал, что сам расплачусь перед ней. Но вместо этого я взял её в объятья и прижал к груди.

– Моя любимая Эрика, – прошептал я в темноте. – Я сделаю так, что каждый наш день будет чудесным. Ты только не отпускай меня.

Она подняла голову и робко потянулась ко мне.

«It may be rainin', but there's a rainbow above you

You better let somebody love you

Let somebody love you

You better let somebody love you…

Before it's too late»

Мы окунулись в последние строки песни, словно в кристально-чистое море. И наши губы легко-легко соприкоснулись в поцелуе.

Люба Русакова

– Ты представляешь, как это будет звучать со сцены, Русакова-сан?

– Да всё в порядке, мы же не дети какие-то, – насмешливо ответила я, махнув рукой куратору. – Наслаждайтесь, Ханекава-сенсей…

И мы вышли на сцену под аплодисменты зрителей внизу. Концерт в честь фестиваля завершался, и наша группа должна была играть под завершение. Я намерено выбила нам закрывающую позицию. Они думают, что зрители будут скучать и зевать, поэтому все с радостью отдали нам право закрыть фестиваль окончательно. Да, слабаки отсеялись и ушли, так что с нами остались только те, кто был готов наслаждаться музыкой до конца. Я помахала публике.

– Привет, мои медвежатки! – прокричала я в микрофон. – Сегодня был чудесный день, не так ли! Чего только не было! Но сейчас мы покажем, что всё это было не зря, и нас стоило подождать!

– Президент, ты переигрываешь, – шикнул на меня гитарист.

– Я просто настраиваю их, – усмехнулась я, поправляя помпезное жабо.

Наш коллектив «Blueberry jam» был единственным дарк-кабаре ансамблем на всю округу. И в школе к нам относились, как к крайне странным фрикам. Сейчас мы были одеты в стиле начала 20-го века – тёмные фраки, жабо, котелки и цилиндры, белые рубашки. И это притягивало публику к нам и нашему стилю.

– Я думаю, все немного утомились, поэтому, почему бы нам немного не поностальгировать? Или небольшой танец? Пожалуйста! Прошу, не стесняйтесь! Как говорят в России – «Na zdorovie!»

Я махнула рукой гитаристу, и он начал играть простые аккорды песни «Raise the Dead» группы Caravan of Thieves, а я начала рассказывать зрителям лёгкую и забавную историю. И на повторяющемся припеве я стала заводить зал хлопками.

«Let's all raise the dead

And ask them to come to feast

A big celebration of past consummations and grand conceits

Let's all break some bread

And merry down the boulevard

Give medals of honor to all of the goners and deceased»

Это была простая, слегка раскачивающаяся песня, под которую хотелось слегка вальсировать. Или хлопать в такт. И зал отвечал нам с удовольствием. И последний припев они пели уже вместе с нами, раскачиваясь и притопывая в такт.

Это было прекрасно, после агрессивных и роковых групп нашей школы, люди, наконец смогли дать ушам отдохнуть. И могли вообще услышать музыку, а не грохотание басов. Вторую песню я выбрала, также из этой группы. «Butcher’s Wife». Тут могли проявиться уникальные члены нашего коллектива – контрабас и скрипка. А я игриво пела песенку про то, что не стоит подкатывать к жене мясника. Да и вообще к чьей бы то ни было супруге. При этом я ощущала, как наша куратор смотрит мне в спину, явно думая что-то про себя.

Наш концерт на 30 минут протекал, как лёгкая игра со зрителями. Я рассказывала им какие-то истории, они смеялись или охали, кто-то отвечал на мои вопросы, но всем было просто весело. И мне бы хотелось задержаться под светом прожекторов немного дольше, но время выходило.

– А сейчас я спою вам песню про себя! – объявила я им. – Кто я? Ваша одноклассница, певица, эмигрантка?! Да нет, всё это лишнее, просто ярлыки, которыми мы заклеиваем личность. А на самом деле я – просто русская девочка. «I’m just simple Russian girl…»

Гитарист начал играть, а я хлопать в такт ему, пританцовывая на сцене. Одноимённая песня Жени Любич, под которую я ловила настоящее наслаждение. В ней было много стереотипов о русских, и также много русской души. Это отлично вписывалось в то, что написала её русская на английском языке. И вообще-то нам не разрешали исполнять её тут, но раз уж я начала, то почему бы не подарить людям частичку себя?!

С улыбкой, полной удовольствия и ласки, словно кошка, я танцевала на сцене и пела незамысловатый текст, а публика млела под мой голос.

Много ли может добиться простая русская девочка за границей? В Японии? Может быть ограбить банк? Или чуть проще, собрать коллектив из гитары, синтезатора, скрипки и контрабаса, чтобы петь песни в одном из самых странных стилей в музыке. Музыка бедных студентов, интеллигенции, бутлегеров, гэмблеров и хозяек кварталов красных фонарей. Тёмное Кабаре. Пронизанное безысходностью, декадансом и отчаянием, струнными и меццо-сопрано. Кто знает-кто знает. Точно не я. Я же не мистер Кроули. I…

«…am just a simple Russian girl,

I've got vodka in my blood.

So, I dance with brown bears,

And my soul is torn apart…»

Пока играла музыка, я была словно в тумане, всё вокруг плыло и размывалось, а я просто пела, пока в лёгких оставался воздух. И когда гитарист оборвал мотив, я предстала перед залом в таком состоянии, словно с меня слетела вся одежда, и осталось лишь одно естество. И, стоя так в оцепенении, я рождалась, словно Венера на картине Боттичелли. А вместо пены, меня окружали аплодисменты и радостные крики толпы.

Краем глаза я видела, как ко мне подошла моя группа, и мы вместе поклонились залу.

– Спасибо, милые! Мы любим вас! И надеемся, что это взаимно! – голос вернулся ко мне, как и осознание происходящего. И люди ответили нам голосами радости. Послав со сцены воздушный поцелуй, я и мои ребята удалились.

– Что это было?! – начала сенсей.

– Музыка, – по-кошачьи мяукнула я, широко улыбаясь.

– Последняя песня, мы же…

– Всем понравилось, разве это не главное?! – я смотрела на Ханекаву-сенсей полупьяными от эмоций глазами.

– Ладно, идите. Вы хорошо выступили…

Получив это напутствие, мы пошли в гримёрки, где могли сменить одежду и умыться. Белый грим на наших лицах, делающий нас похожими на мимов, откладывался до следующего выступления. А вот костюм снимать было даже жалко. Эта тройка с тонкую белую полоску пленила мою душу. И просто идеально подходила к моему готическому прямому каре. Прообразом для меня была группа Stolen Babies. Я бы никого не расставалась со своим сценическим образом.

Но на смену тройке и рубашке с жабо пришла чёрная футболка и мини-юбка, чёрные чулки и высокие сапоги до колен. В России таких называют готами и тыкают пальцами. Тут с этим проще, слава богу. Собрав вещи в сумку, я покинула комнату, чтобы снова встретиться с ребятами. Сегодня у нас ещё концерт в одном из местных клубов.

Эрнст Клечек

– Президент, всё в порядке? – я посмотрел на Эрику, которая за всё время, что мы сидели в клубной комнате, даже не перелистнула страницу своей книги. Да и по ней нельзя было сказать, что она читает. Скорее смотрит в одну точку.

– А, это… – она спохватилась и, наконец, ожила. – Д-да, Эрнст, всё хорошо…

– По тебе так не скажешь, – лезть не в своё дело было не в моих правилах, но сейчас мне казалось, что будет лучше проявить участие.

– П-правда? Наверное, тебе показалось… – это прозвучало так неубедительно, да ещё и с этой запинкой, что сомнений в том, что что-то случилось, у меня не оставалось. Я подошёл к двери и повернул ключ, с щелчком закрывая замок.

– Ты это чего? – по лицу девушки пробежала опаска.

– На всякий случай, – пожал плечами я, устраиваясь ровно напротив президента на стуле. Сделав глубокий успокаивающий вдох, я приготовился начать. – Что-то случилось с Мицугу-сенпаем?

– С чего ты взял?

– Я видел тебя с ним на фестивале. Да и та встреча в парке, – я задумался. – Это не моё дело, в каких вы отношениях, но я не могу смотреть на то, как ты тут умирать собралась.

– Ну, – девушка печально посмотрела в окно, а потом тяжело вздохнула. – Эрнст, как бы ты отнёсся, если бы узнал, что мы с ним встречаемся?

– Никак, наверное, – пожал плечами я. – Это ведь не моё дело…

– Да, в этом весь ты, – протянула она.

– Не пойми неправильно, – я решил прояснить. – У меня нет никаких планов на тебя. А Мицугу-сан – это достойный человек. Наоборот, я рад, что это именно он, а не кто-то другой…

– Ты всегда сторонился его. А он очень боялся, что я выберу тебя по родству культуры.

– Ты же знаешь, из нас троих именно я всегда был “лучшим другом”.

– Да, и это по-своему мило с твоей стороны. А вопрос отношений…

– Отношения – это лично дело тех людей, которые в них состоят. Это вообще не касается никого более.

– Мой отец считает иначе.

– Вот оно что… – на этот раз протянул уже я. Некоторые вещи приоткрылись мне. «Вечная» тема, отношения поколений. Я не был знаком с семьёй Эрики, но по её виду можно было сказать, что ничего хорошего её там уже не ждало. – Он настолько нетерпим к этому?

– Он нетерпим ни к чему, кроме своих желаний и волеизъявления, – грустно пожала плечами она.

– Это не на долго, тебе ведь в конце месяца исполнится 18…

– Да, – она кивнула с безразличием. – И либо я соглашаюсь жить по его правилам в его доме, либо могу быть свободна, как весенний ветер…

– Как педантично, – у меня аж зубы свело от этих слов. Воистину, это был подход точного, как часы, бездушного, как машина, и эгоцентричного, как Нарцисс, человека. У меня не осталось слов. Эрика промолчала. В голове роился целый ворох мыслей и фраз, которые хотелось сказать. И про Мицугу-сенпая, который, как мне казалось, вряд ли оставит Эрику в беде, и про выбор самой Эрики, и про то, что я хочу помочь ей. В каком-то смысле я дорожил Эрикой, и мне было небезразлично её положение. Не потому что мы оба немцы в чужой стране, не потому что мы в одном клубе. Она всегда была для меня хорошим другом, товарищем, тем, кто не отрекался от меня, даже когда я вытворял странные вещи. Всё это время Эрика пыталась помочь мне социализироваться, она по-своему заботилась обо мне, как хорошая старшая сестра. И сейчас я понимал, что я должен ответить ей тем же. Найти способ.

– Ты всегда можешь обратиться ко мне, – сказал я единственное, что пришло на ум. – Я сделаю всё, что в моих силах…

– Спасибо, Эрнст, – чуть-чуть улыбнулась девушка. – За то, что не оттолкнул меня.

– Ты никогда не отказывалась от меня. Даже когда я был просто невыносим…

– В последнее время ты выглядишь лучше, чем обычно. Похоже, что фестиваль пошёл тебе на пользу, – заметила она, переводя тему.

– Да…это… – не нашёлся с ответом я. Мне пока не хотелось освещать всё, что было перед, на и после фестиваля. У меня ещё не было окончательной уверенности в том, к чему всё в итоге двигалось в моих отношениях с Макото и окружающими.

– Если не хочешь говорить, я не настаиваю. Просто рада, что ты, наконец, решил выбраться на свет.

– В этом была и твоя заслуга…

В этот момент в дверь постучали, а потом подёргали ручку в тщетной попытке открыть.

– Никого?

– Да нифига, я слышала голоса! – раздалось звонкое девичье недовольство. – Эй! Открывайте! Я знаю, что вы там!

Мне хотелось отсидеться, но Эрика встала с места и открыла дверь. На пороге была целая компания посетителей. И вид их лидера не предвещал мне хорошего. Я сделал вид, что не замечаю их и уставился в окно.

– Добрый день, что-то случилось? – с певучей вежливостью поинтересовалась Эрика.

– Воу! Вы, ребята, заперлись вдвоём?! – третьегодка на первом плане выглядела довольной своим открытием. – Извините, что помешали, но нам нужен вон тот молодой человек, который делает вид, что меня тут нет.

– Эрнст, это она про тебя, – отметила очевидный факт президент.

– Я занят, – бросил я, доставая с полки случайную книгу.

– Ничем Вы не заняты, – эта короткая переброска фразами напомнила мне сцену из «Мастера и Маргариты». Интересно, эта русская случайно процитировала Бегемота или всё происходящее уже переросло в такой откровенный фарс?

Нарочито громко протопав внутрь клубной комнаты, она выхватила у меня из рук книгу, название которой я даже не успел прочитать, и обратила на себя всё моё внимание.

– В литературном клубе ведут себя тихо, – сквозь зубы заметил я.

– Ты перепутал его с библиотекой, – в пику ответила Русакова. Это могло продолжаться довольно долго без всяких шансов на победу с моей стороны. Так что я решил не тратить силы на бесполезные пикировки.

– Я слушаю.

– Вот так-то лучше, у меня для тебя дело… – довольно объявила эта бестия.

– Деловые предложения рассматриваются через электронную почту, – процедил я.

– Пошли уже, херр Ульмский! – безжалостно схватив меня за галстук, она потянула меня за собой, и я был вынужден подчиниться, чтобы не быть задушенным. Эрика успела всучить мне сумку, когда меня протаскивали мимо неё, и пожелать удачи.

Надо сказать, что все эти разговоры велись нами на причудливой смеси японского, английского, немецкого и русского, которые мы вставляли в своих фразах, как попало. В данной школе был ещё итальянец, которого лично я видел всего пару раз. Мне было известно только то, что он тоже третьекурсник. Из всей плеяды иностранцев я был младшим. Или, как говорила об этом Русакова, «младшеньким».

Между тем, в коридоре мне было возвращено право идти самостоятельно. Возможно, потому что выбора у меня не было, возможно, потому что чуть позади шли двое членов группы.

– Сразу говорю, что у меня есть право на стакан рома и сигарету, – бросил я, глядя на этот эскорт, который, правда, не выражал особого интереса.

– Держи, – перед моим лицом оказалась тонкая папироса.

– Ты с ума сошла светить куревом в школе?! – шикнул я на неё.

– А! – она махнула рукой. – Тебе ли чего-то бояться, после твоих выходок в Дискоме!

– Моих?

– Не прибедняйся!

– И что, многие в курсе? – с подозрением уточнил я.

– Нет, дело замяли очень порядочно, но я-то…

– В Штази тебе бы цены не было, – оставалось только усмехнуться. Люба была в своём репертуаре. Эта бунташная девица была той ещё занозой в заднице. Причём таковой она была для всей школы. Ну, а я был её персональной мишенью, хотя и исключительно в рабочем отношении. – Итак, что на этот раз от меня требуется?

– Да всё, как обычно. У меня есть очень неплохая идея для музыки, но с текстом беда. Ты же не откажешь?

– А у меня есть выбор?

– Да ладно тебе! Мелодия просто обалденная! Ты сейчас сам всё услышишь!

Мы вошли в кабинет для музыкальных репетиций. Довольно просторное помещение по меркам клубной комнаты, полностью приспособленное под музицирование.

– Вот теперь все в сборе! – объявила Русакова.

– Привет, народ, давно не виделись, – махнул рукой я уже знакомым членам группы.

– И тебе!

– Давай, для начала мы сыграем тебе что-то простенькое, я всё-таки прервала твоё уединение с Эрикой-тян…

– Заткнись! – шикнул я на эту болтушку. Серьёзно, у неё вообще есть тормоза?

– Да ладно тебе, валдайская девственница, – отмахнулась она. – Не отцвёл ещё твой цветок…

Мне оставалось только тихо выругиваться на её длинный язык, усаживаясь напротив группы. Люба же пошла к барабанной установке. Да, в своём коллективе она была не только солисткой, но иногда совмещала с ударными.

– Народ, давайте разомнёмся! – объявила она, выписывая палочками пируэты. – Для начала Shivaree. Goodnight Moon.

Группа отозвалась согласием и приготовилась играть. Скрипка и контрабас не участвовали, устроившись рядом со мной. Русакова отсчитала на 4, и началась музыка. Надо сказать, что эта группа и данная песня мне нравились. Не очень быстрые, ритмичные, но с некоторой раскачкой. А девушка прекрасно справлялась с игрой на барабанной установке и пением. И голос у неё был подходящий под эту песню. Очевидно, ей больше хотелось, чтобы кто-то смотрел на их выступление. А фактическая просьба если и была причиной вытащить меня, то лишь условной.

Любовь Русакову я бы мог охарактеризовать, как суть есть хаос в чистом виде. Её душевное состояние в любую минуту времени можно было назвать творческим беспорядком, в котором только она могла найти нужные моменту вещи. Она была порывистой и дерзкой, вспыльчивой и ветреной, словно лесной пожар. Одних это отталкивало, и таких было даже большинство, других это манило и очаровывало. Я был скорее из первой категории, но с некоторыми оговорками. Меня в ней цепляло одно её качество, которое многие понимали неправильно. Люба была искренней во всём. В своих симпатиях и в своей ненависти, в своих радостях и грустях, в отвращении и наслаждении. Иногда это казалось наглостью, иногда глупостью. Но на самом деле это была непосредственная и живая девушка, которая не отказывала себе ни в чём. Я не могу понять этого, но именно это мне в ней и нравилось. Быть просто самой собой. Даже на сцене, когда играешь роль, поёшь песни, делаешь шоу. Я бы мог сравнить это с обнажённостью. Обычный человек с трудом сможет пройти по улице голым, его это просто сведёт с ума. Стыд возьмёт над ним верх или сломает его. Люба казалась обнажённой всегда. Все её чувства, порывы, желания были всегда на поверхности. И это заставляло меня задуматься о её границах. Или безграничности.

«Oh, what should I do? I'm just a little baby!

What if the lights go out and maybe…?

I just hate to be all alone,

Outside the door he followed me home…

Now goodnight moon!

I want the sun,

If it's not here soon,

I might be done…

No, it won't be too soon till I say:

«Goodnight moon»…»

Группа доиграла, и я похлопал. Надо признать, что это было очень неплохо. Чувствовалось, что коллектив выступает уже второй год и понимает друг друга с полуслова. Музыка – это очень редко сольное занятие. Даже если учишься играть один, то потом ищешь для себя коллектив, с которым будешь выступать. Это отличает её от моего увлечения. Литература, в свою очередь, это крайне сольное искусство. Ты пишешь один, и люди читают тебя, преимущественно в одиночестве. Исключения составляют поэтические вечера, где автор делится своими произведениями на публике. Но у меня таких никогда не было.

– Что скажешь? – потеребила меня девушка.

– Ну, это Парсли, в каком-то смысле уже классика, – пожал плечами я. – Да и налажать в этой песне довольно сложно даже по моим меркам. Ритм очень устойчивый.

– Сечёшь! – похвалила она. – Но в нашем исполнении она бедновата, конечно. Мы же дарк-кабаре ансамбль, а не рок-группа, – я усмехнулся от того, как она развела термины. То есть рок в её понимании играют «группы», а если кабаре – «ансамбли». Высоко она себя ставит. «Интересно, что она думает про поп-музыку или рэп?» Между тем, Люба продолжила. – Ладно, я смотрю, ты ещё не готов слушать мой шедевр, так что давай я промариную тебя получше.

«А потом ты «дашь жару»?» Я усмехнулся своим мыслям, но возражать не стал. В конце концов, слушать живую музыку этого «ансамбля» – было моей привилегией. На этот раз на сцену отправились все музыканты. Судя по вступлению, они играли песню группы Caravan of Thieves – Burial at Sea. Размеренная и спокойная мелодия с участием контрабаса и скрипки, незатейливый текст, какими славилась эта группа. Можно сказать, что это была классика того, что называется «Dark-cabaret». А ещё у меня было ощущение, что я попал в игру «Bioshock», в подводный город Rapchur. Что-то такое было в этой песне. Что ни говори, а это отлично подходило группе.

– Ну, как? Ты, наконец, проникся? – поинтересовалась у меня музыкантша, после выступления.

– Можешь переходить к делу. Хватит ходить around the bush, – попросил я, готовясь услышать этот шедевр.

– Вот так бы сразу! Хороший настрой! Народ давайте попробуем то, что написала недавно, – она не дала парням передохнуть, устроившись за барабанами. Все приготовились и начали. Первым вступил синтезатор, настроенный под фоно. Очень лёгкий и ненавязчивый, он начал, а дальше просто поддерживал мелодию, словно, не давая ей провиснуть, пока играют остальные. Скрипка вошла как-то незаметно, участвуя лишь, как некое украшение. Её звуки напоминали скрип повозки и вой ветра одновременно. От песни как-то неожиданно дохнуло осенней прохладой, ветром, летающим над полем и каким-то одиночеством. Я погружался в неё, и мне казалось, что передо мной проплывают облака, горные пики, огромные степи, над которыми летает пыль, а перекати-поле пробегают мимо меня. При своей лёгкости, песня затягивала в себя. Или звала за собой. В ней проглядывалась странная тоска и уединение. Словно ты оставался один на одни с огромным миром, в котором для тебя нет границ и стен. И эта свобода на грани с пустотой манила к себе, звала в поисках чего-то особенного.

– Ну, как тебе? – голос Русаковой вывел меня из мыслей и образов, и я обнаружил себя, откинувшимся на спинку стула и покачивающимся на нём, подперев подбородок кулаком.

– М-м-м…Дай мне немного подумать, – попросил я, не глядя на неё.

– Круто же?! Очень необычное!

– Да, да, не ори…

– М-м-м? – она осмотрела меня с разных сторон. – Не думала, что ты так этим пропитаешься.

– Я тоже. Я не силён в музыке, но могу сказать, что эта композиция цепляет.

– Ты сможешь написать что-то под неё?

– Да, только запиши мне дорожку. Будет проще, если я смогу её переслушать.

– Я думала, ты уже что-то придумал… – с досадой протянула она.

– В эту мелодию надо погружаться, – спокойно парировал я. – Это не из того, когда ты быстро слушаешь и всё сразу понятно. Тут надо, как ты говоришь «промариновать».

– А ты классно сечёшь фишку, Эрнст! – оценила Люба. – Ладно, на днях мы её запишем, я сразу передам тебе. Ну, и подумай ещё на досуге. Так, просто…

– Угу, – я кивнул, собираясь уходить. Оставаться-то мне было не зачем.

– Ты уже нас покидаешь?

– Да, спасибо за музыку.

– Ладно, тогда, вот тебе авансом! – девушка покопалась в своей сумке и выудила несколько небольших бумажек, всучив их мне в руки. Это были билеты на концерт в одном из местных клубов. Первой моей реакцией было отказаться, но чуть поразмыслив, я решил их оставить. Всего было четыре билета в VIP-ложу с приглашением на автограф-сессию. А из выступающих я знал только «Blueberry jam». Но, судя по оформлению и заявленному рейтингу, ничего ужасного на этом концерте не предполагалось.

– Спасибо, попробую прийти, – пробормотал я, убирая билеты во внутренний карман пиджака.

– И Эрику приводи! – подначила меня русская.

– Н-да, н-да, – отмахнулся я, не желая продолжать эту щепетильную тему. – Тогда, увидимся на днях. Удачи, парни, с вашей солисткой!

– Всего хорошего!

– Tschüss!

Санада Макото

– Здравствуй, Эрика-сенпай, – кивнула я, когда увидела приближение пары девушек к нам. Эрика Гутесхертц и кто-то другой, лицо кажется знакомым, но точно припомнить мне не удалось.

– Привет, ребята! – поздоровалась она. – Эрнст, Санада-сан…

– Добрый вечер, – выдержанно поприветствовала пару мой спутник. – Макото, это Мицугу-сан, он был президентом литературного клуба нашей школы до прошлого года. Не знаю, пересекались ли вы…

– Не особо, – помотала головой я. – Приятно познакомиться, Мицугу-сан.

– И мне приятно, Санада-сан, – улыбнулся он, сверкнув линзами очков. – Ну, Эрнст, ты нас собрал, тебе и карты в руки.

– Да-да, – отмахнулся парень, я обняла его руку, чтобы немного задобрить. Он, как всегда, хмурится и выражает отсутствие интереса. Я уже привыкла к этой его мине. Я никогда не знала о его отношениях с Эрикой и бывшим президентом клуба, но, кажется, эти двое понимают Эрнста и не обижаются на тон.

Между тем, он предложил мне руку, чтобы я взяла, и мы пошли к клубу. О концерте Эрнст-кун сообщил заранее. И даже предупредил, что мы идём не совсем одни, а с другой парой. И до этого момента я дико волновалась, представляя себе, кто с нами может пойти. О друзьях среди парней мой любимый никогда не говорил, а иногда показывал пренебрежение к юношам в школе. Из упоминаемых им людей я могла подумать только об Эрике, о которой он рассказывал, или Хироши-тян из библиотеки, чьё имя пару раз проскальзывало в наших диалогах. Казалось, что это весь его круг общения. Поэтому слова «ещё одна пара» вызывали во мне тревогу. Но сейчас, глядя, как Эрика и её друг идут за нами, я думала о другом. Эрнст всегда очень точно подбирает слова в японском, чтобы избежать обилия вариантов толкования. И он сказал очень прямо «пара», подразумевая влюблённых. То есть он совершенно чётко дал понять, что эти двое состоят в отношениях. До недавнего времени мне было этого не понять, но, похоже, весна юности – вещь общая для многих.

– Тебя что-то беспокоит? – как бы между прочим поинтересовался юноша.

– Нет, не то что бы… – я поймала себя на том, что слегка оборачиваюсь на нашу компанию.

– Тебе кажется это странным? – он не стал оставлять эту тему незакрытой. В привычках этого человека было проговаривание всех вопросов до тех пор, пока не останется никакой неясности. И сейчас он не стал отступать от принципа.

– Нет, я всё понимаю… – меня смутил тот серьёзный тон, с которым Эрнст обсуждал эту тему. – Просто я не ожидала.

– А разве они не как мы? Они любят друг друга, как мы с тобой. Мицугу-сенпай немного старше, смелее и решительнее, Эрика создаёт уют и настроение. Один взаимно заботится о другом. Как и мы, если сравнить.

– Иногда мне кажется, что ты такой взрослый – протянула я. Было немного грустно, что я не могу ответить Эрнсту на равном уровне. Он говорил мало, обычно очень конкретно и по делу, тщательно выбирая слова и выражения, но иногда он мог сказать что-то длинное и важное, да ещё и так красиво, словно мы в книге. Меня это даже пугало. Я была такой простой по сравнению с ним.

– Санада-сан? – окликнул меня голос за спиной. – Можно я ненадолго заберу Эрнста? Мне ему надо кое-что сказать.

– Наверное… – я не была уверена, о чём Мицугу-сан хочет поговорить с ним, поэтому отпустила руку и чуть отстала от них, поравнявшись с Эрикой. Та тоже выглядела удивлённой.

– Интересно, о чём они будут говорить? – сказала я просто так.

– Наверное, обо мне, – задумчиво обронила немка.

– О тебе? С чего бы?!

– Сегодня мой день рождения, – виновато улыбнулась она. – Не знаю, как Эрнст достал эти билеты, и почему собрал нас именно так, но я ему благодарна, – странно, но Эрика-сан не выглядела радостной, говоря это.

– А…прости, что без подарка… – неловко проговорила я.

– Ничего, мне приятно, что мы идём веселиться, – её голос был мягким и обволакивающим, немного звенящим в окончаниях. Словно колокольчик на закате. И именно поэтому он казался грустным.

– Ты в порядке?

– Да, конечно…Сейчас не хочется думать о грустном. Я хочу праздника, как и все. Извини, что тревожу.

– Да что ты! Ты можешь обратиться, если что-то не так… – мне хотелось чем-то приободрить эту девушку. Её голос витал над землёй, словно этот день был последним в её жизни. И мне хотелось, чтобы это было не так. Как угодно, только не так.

Впереди нас шли Эрнст и Мицугу-сан и о чём-то тихо говорили. Их шаги были широкими и быстрыми, от чего они оторвались от нас. Они не делали никаких жестов, не восклицали и лишь иногда кивали друг другу о чём-то.

Впереди показался клуб с яркой неоновой вывеской и компаниями, курящими у дверей. Наши спутники замедлили шаг, покивав друг другу в последний раз, и дали нам догнать их.

– Прошу прощения, что мы так долго, – улыбнулся мне Мицугу, но его глаза не выражали улыбки, они были взволнованы. Мне казалось, что все мы, каждый по своим причинам, не можем позволить себе радость сегодня на концерте. Но всё равно идём, пытаясь эту радость получить. Странное получалось событие.

– Всё в порядке? – спросил Эрнст, беря меня за руку. Он тоже выглядел странно. Я впервые читала в нём тревогу. И это он спрашивал меня, всё ли в порядке.

– Да… – кивнула я с неуверенностью. Может быть, мне всё это казалось? Может быть, просто волнение от события толкало меня на подобные подозрения или мысли? Может быть, Эрика просто не знала о встрече или хотела побыть со своим парнем наедине, а мы мешаем? Я так и не понимала, что мне думать, теряясь в догадках, пока мы проходили контроль и входили в зал.

Тут было не очень светло, шумно и суетно. Официанты ходили от столика к столику в VIP-зоне, народ на танцполе ожидал начала, а у барной стойки все места были заняты. Клечек-кун всё это время держал меня за руку, ведя к нашему столику на четверых, на котором уже были меню. Расположившись попарно, мы принялись изучать коктейльную карту.

У меня даже разбегались глаза, сколько напитков тут могут подать и приготовить. И многие из них были разрешены нам, однако, я была за рулём, поэтому сразу пролистала до безалкогольного меню. Эрнст, судя по всему, смотрел в раздел кофе, а Эрика и Мицугу-сан о чём-то шептались. Атмосфера между нами стала немного успокаиваться, словно мы оставили все вопросы за дверью, и теперь можем просто получать удовольствие от процесса.

– Скажи, а кто будет выступать? – тихо поинтересовалась я у своего парня. – Я даже названий таких групп не знаю.

– Две местные рок-группы и наш школьный коллектив, – он слегка закатил глаза, словно припоминая. – «Дарк-кабаре ансамбль», как его называет его лидер.

– Это группа той русской девушки? Любы Русаковой? – удивилась я.

– Угу, – коротко кивнул парень, задумчиво теребя подбородок. – Это она дала билеты.

– Вау! А ты с ней близко знаком?!

– Не очень, у нас деловые отношения, – в устах Эрнста эти слова так и сочились официозом. Но он использовал именно это словосочетание, так что, видимо, он знал, о чём говорит.

Между тем подошёл официант и начал принимать заказ. Мицугу и Эрика заказали безалкогольные коктейли, я решила выбрать простой Мохито, а Эрнст попросил 5 чашек американо, уточнив, чтобы их принесли сразу все.

– Чтобы не дергать их по 100 раз, – пояснил он нам в ответ на удивлённые взгляды. В нашей компании впервые за вечер пробежал смех.

– Эрнст, я был удивлен, – решил нарушить наше молчание друг Эрики. – Ты сильно изменился с нашей последней встречи…

– Спасибо, сенпай. Много чего произошло, – очень нейтрально отозвался он.

– Санада-сан, тебе с ним не трудно? – перекинул внимание он на меня.

– Нет, что ты, Эрнст интересный человек, очень необычный.

– Именно этим он и отпугивает от себя, – это прозвучало с усмешкой. – Но да, у него есть свой шарм.

– Я бы сказала не так, – набравшись мужества возразила я. – Эрнст кажется странным и необычным, но на самом деле он не такой отталкивающий. Если с ним поговорить и проникнуться его миром, его мыслями, то будет ясно, что он добрый и очень заботливый. Просто он не готов давать это всем подряд. Для него важно не простое наличие расположения, а избранность. Он делится чувствами с теми, кто для него по-настоящему важен.