Текст книги "Матрица жизни на Земле"

Я знал, что в восточной эзотерической литературе и в восточных легендах о Плотном Мире написано больше всего. А это и понятно, – ведь мы, плотные люди, лучше всего знаем наш Плотный мир и знаем его в миллиарды раз лучше, чем, например, мир Времени, или мир Воды, или мир Эфира, поскольку наше сознание выведено на созерцание именно мира Плотного. Вот и кажется нам, что все на свете только плотное: покрытые камнями горы, дерево, которое вы рубите топором, коза, которая хочет вас забодать, птичка, которая летит, звезды, которые светят, и даже сам Бог нам кажется плотным.

А созерцание других миров нам недоступно. Покров тайны накинул Бог на другие миры для нас, чтобы у нас, маломощных и слабых, не закружилась голова и… не захотелось побыть в другом мире из любопытства человеческого. Ведь только Тот Свет – главная наша Родина – решит, в каком мире будешь жить ты – бывший представитель мира Плотного. И решение Бога Того Света во многом будет зависеть от банального на первый взгляд вопроса – Чистая ли у тебя Душа?

Э. М.: Мы в нашем центре создали отдел альтернативного зрения, в котором, образно говоря, стараемся открыть «третий глаз». Мы уже достигли весьма серьезных успехов. Но… люди начинают порой видеть и другие миры, отчего у них кружится голова.

Я посмотрел на свою плотную руку, которая держала плотную желтую авторучку. Я даже потрогал одной рукой другую свою руку, чтобы убедиться в ее плотности. И убедился в этом, естественно. О, как многого я не знал тогда! Я совершенно не понимал, что в моей руке, держащей желтую авторучку, есть не просто плотная материя, но и есть субстанции, присущие трем другим, чужим для нас, плотных людей, мирам – миру Времени, миру Эфира и миру Воды. Но об этом, дорогой читатель, мы подробно поговорим в следующей главе этой книги.

Созерцание своей собственной руки почему-то стало вызывать во мне самобичующее негодование.

– Кто я, чтобы так важно рассуждать о мирах?! Кто я такой?! – с комом в груди думал я. – Откуда я все это знаю?! Интуицию слушаю? Да, слушаю. А где доказательства? Где они?

Продолжая самобичевание, я, в конце концов, почувствовал себя полным дураком. Мне даже стало не по себе. Я вспомнил своего желтого кота по имени Дурак (весом 6 кг) и вспомнил, как покровительственно веду я себя с ним, котом, будто бы я Бог… для кота по имени Дурак.

– Наверное, Высший Разум… даже самые нижние его уровни… чувствуют себя передо мной – маленьким плотным человеком – так же покровительственно, как и я перед своим желтым котом по имени Дурак… весом 6 кг, – промелькнула мысль.

Наверное, Высший разум относится так же покровительственно ко мне, как я сам… к своему коту по имени Дурак

Мой собственный комплекс неполноценности совсем углубился, но этот комплекс был не темным, а светлым, и в чувствах напоминал приятную грусть. Это была грусть маленького человека перед величием и грандиозностью мироздания. А также эта грусть была благодарной грустью, благодарной за то, что это Великое и Грандиозное не осталось равнодушным и не стало упиваться своим величием, а создало тебя – маленького плотного человека – и открыло тебе путь восхождения наверх, который ты должен пройти по принципу, что человек есть самопрогрессирующее начало.

– О, сколько интересного и прекрасного, наверное, в других мирах! Как жаль, что они закрыты для нас! – мечтательно подумал я. – И только интуиция, то есть шепот Бога, позволяет нам хоть немного… хоть немного думать о них – других мирах. Спасибо интуиции… вообще-то! Ведь человек, зарожденный как микрокосм макрокосма, не может ограничиться только созерцанием своего мира, его, человека, волей-неволей тянет к познанию других миров… пусть хотя бы через интуицию! И не надо, мне кажется, слишком строго судить тех людей, которые, не стесняясь, говорят о чем-то призрачном и неведомом… А куда деваться?! Мы, люди, не Боги, и мы не можем представить на суд окружающих доказательства существования других миров и Бога. У нас одна доля – предполагать и думать… под аккомпанемент тихого шепота интуиции.

Я привычно помотал головой, чтобы хоть немного «приземлиться»… и вернулся к своим размышлениям о зоне первоэлемента Земля, расположенной в южной части Города Богов.

Я стал вспоминать эту зону Города Богов и ничего особо примечательного не вспомнил, – везде были древние и очень разнообразные пирамиды и монументы, предназначения которых я, конечно же, не понимал. В памяти особенно четко вырисовался монумент «Колокол», но его предназначения я тоже не понимал.

– А все-таки, наверное, в южной зоне Города Богов совершалось что-то, что связано… с миром Плотным, – робко констатировал я.

Я устало откинулся на кресле. У меня оставалась последняя задача – попытаться как-то осмыслить четыре зоны Города Богов в единстве. Но только я начал думать об этом, как открылась дверь и вошел Юрий Иванович Васильев.

– Шеф! – сказал он, улыбаясь. – Приманка сработала!

– Неужели! – удивился я.

– Объясняю, как я это сделал, – приступил к рассказу Юрий Иванович. – Я колбаски порезал вроде как немного, но толстенькими кусками. Аккуратно положил их посередине тарелки и поставил тарелку в центре стола по принципу общака. А чтобы совсем уж замануха получилась, я сам страстно уставился на эту тарелку и даже облизнулся раза два, хотя и сыт уже по горло.

Монумент «Колокол» в южной части Города Богов (зона Земли)

– Ну и что получилось?

– Сижу я, короче, шеф, и наблюдаю за американкой. А она взглянет на общаковую тарелку и тут же взгляд отведет. А я все гляжу и гляжу на тарелку, замануху устраиваю. А американка хоть бы хны – взглянет на тарелку и тут же отводит взгляд. Тогда я своей вилкой наколол из общаковой тарелки кусок колбасы и, взглянув на нее, американку-то, засунул кусок себе в рот, изображая, что это очень вкусно. А американка не реагирует. Тогда я второй кусок наколол и, съедая его, даже почавкал, издав звук «м-м», что должно об очень хорошем вкусе колбасы намекать. А американка хоть бы хны. Тогда я третий кусок наколол…

– Ты всю тарелку колбасы сам что ли съел? – перебил я Юрия Ивановича.

– Нет. С третьего куска все и началось. Я увидел, что американка сглотнула слюну. Я показал рукой на ее вилку и по-русски сказал: «Ешь!» А она как-то задергалась, вилку в руке потеребила, но колбасу брать не стала. Тогда я еще раз ей сказал: «Ешь!» А она опустила голову и даже вилку в сторону отложила. И тут я сообразил, что не могут американцы из общаковой тарелки есть, им, американцам-то, надо в отдельной тарелке подать. Сказал я Алие, чтобы она отдельно американке тарелочку колбаски нарезала, Алия это сделала и, по моему указанию, поставила перед американкой. И знаешь, что произошло тогда, шеф? Знаешь, что?

– Что?

– Она, американка-то, попросила Алию завернуть эту колбасу, чтобы ее с собой в палату взять. – У Юрия Ивановича выпучились глаза.

– Юрий Иванович… – начал говорить я.

Но он перебил меня.

– Подожди, шеф, пойду посмотрю, что в той комнате происходит, – азартно произнес Юрий Иванович и ушел.

Завернутая колбаса

Я опять погрузился в свои мысли. Анализируя предположение о том, что четыре первоэлемента (из пяти!) олицетворяют четыре мира (мир Времени, мир Эфира, мир Воды и Плотный мир), я удивлялся тому, что все эти четыре мира… как бы «собраны» вокруг священной горы Кайлас и расположены соответственно на западе, севере, востоке и юге Города Богов или Матрицы Жизни на Земле.

Понятие «мир» для меня ассоциировалось с чем-то безбрежным и огромным, и я никак не мог представить, что мир, целый мир, может быть расположен на сравнительно небольшом участке площадью этак 400–500 квадратных километров, занимающем одну четверть Матрицы. Все как-то не складывалось… Таких маленьких миров не бывает!

Но при всем этом я осознавал, что дело здесь отнюдь не в размерах занимаемой площади, потому что речь шла не о площади обычной земной поверхности, а о площади Матрицы Жизни на Земле – Матрицы, на которой, по нашим воззрениям, создавалась земная жизнь.

Я понимал, что Матрица, выстроенная кем-то и когда-то в виде колоссального комплекса пирамид, монументов и зеркал времени, и похожая в общем на геном (ДНК), представляет собой нечто уникальное, сверхъ-естественное и неподвластное осознанию банальным человеком… типа меня, но… так хотелось, так хотелось хоть чуть-чуть, хоть чуть-чуть… что-то знать. А я не знал ничего! Ничего не знал! Ничего!

В глубине души я начал нервничать от своего бессилия. Я нервно похлопал ладонью себя по лбу и попытался сосредоточиться.

Четыре мира как бы собраны вокруг священной горы Кайлас

– Не зря, не зря все религии говорят о пяти первоэлементах, – думал я. – И не надо, наверное, слишком скептически относиться к своим умозрительным заключениям о том, что каждый первоэлемент, локализованный в определенной зоне Матрицы Жизни на Земле (Города Богов), олицетворяет целый мир – мир Времени, мир Эфира, мир Воды и Плотный мир! Здесь есть что-то очень хитрое и простое… что-то очень простое… очень простое! Но что? Что?

Я изо всех сил, превозмогая нервозность, напрягся. Мне показалось, что я знаю разгадку… Мне подумалось, что я уже догадался до этого… Мне показалось…

– Эх! – стукнул я кулаком об стол. – Эх! Не могу догадаться, короче говоря!

Мне стало грустно. Сильно-сильно грустно. Вспомнились слова Юрия Ивановича Васильева, когда он важно сказал: «Каждый человек должен иметь свободу грусти».

В этот момент открылась дверь и вошел Юрий Иванович Васильев.

– Шеф! – сказал он. – Американка не ест. Все около завернутой колбасы сидит. Я, вроде как, намекал, что и прямо здесь завернутое можно поесть, но она ни в какую.

– Наелась, значит, – констатировал я.

– Я тоже так думаю, – сказал Юрий Иванович.

– Расскажу я тебе, Юрий Иванович, одну короткую историю, – начал говорить я. – Поехал я с моим другом Венером Гафаровым на рыбалку в один из районов Башкирии. В глухой такой и, честно говоря, небогатый район. Встретили нас глава администрации района Радик Сахаутдинов и его заместитель Марс Кашапов, вместе с которыми мы поехали на одну речку. Пока мы с Венером лазили по речке и ловили рыбу, на костре для нас готовили ужин. А ужин этот был такой: целое ведро ароматной ухи висело около костра, около трех килограммов рыбы, вынутой из ухи, дымилось на походном столике, стояли тарелки с нарезанными овощами и колбасой, хлеб, нарезанный ломтями с ладонь величиной лежал… Но самое главное – стояла двухведерная кастрюля, где была потушена с картошкой и капустой баранина, кусками размером с кулак. А еще дорогая водка стояла… И все это только на пять человек.

Радик Сахаутдинов (справа) и Марс Кашапов (слева), для которых самым главным в жизни является широта души человеческой

– Обожраться можно, – вздохнул Юрий Иванович.

– Естественно, мы только поклевали. Не голодные же! – сказал я. – На следующее утро мы, конечно же, кое-что подъели, но… очень немного. Сколько прекрасной еды осталось! Сколько!

– М-да, – произнес Юрий Иванович, даже облизнувшись.

Стол гостеприимства… Будет съедено не более 30 % еды

– А когда мы уезжали, нас завезли в какое-то очень респектабельное придорожное кафе, где был приготовлен такой стол… такой стол… аж жуть! Нам подали мясо в горшочках… величиной с ведро, беляши величиной с тарелку… но самое главное – на столе стояли два блюда (величиной с таз) с нарезанной колбасой и ветчиной, да бессчетное количество бутербродов с красной и черной икрой украшали стол. Мы, конечно же, поклевали чуть-чуть в промежутках между тостами. А когда уходили, я оглянулся – столько еды осталось! Аж жуть!

– Я понимаю, шеф, не лезет много еды-то за раз, – прокомментировал Юрий Иванович.

Киснущие объедки в холодильнике, которые скоро не жалко будет выбросить

– И вот тут, – продолжал я, – возникает парадокс. С одной стороны, изобилие пищи – это признак гостеприимства и широты души, с другой – прекрасная пища, «поклеванная» гостями, переходит в разряд объедков, доедать которые не так уж приятно. Кто-то подъест что-то, но чаще всего все оставшееся засунется в холодильник, чтобы там завять, заветриться и закиснуть до такой степени, чтобы не жалко было выбрасывать.

– Да уж, – сказал Юрий Иванович.

Кухонный работник со свежачком

– Я спрашивал кухонных работников – едят ли они объедки с праздничных столов? И знаешь, что они отвечали, Юрий Иванович?

– Что?

– Они говорили, что они заранее оставляют себе «свежачок», зная, что гости это и не заметят… и так ведь половина, а то и больше еды остается. А объедки они, кухонные работники, не едят – выбрасывают, даже не «допаривая» в холодильниках, хотя… начинающие официантки страдают этим, загромождая холодильники. Страной объедков можно назвать Россию, Юрий Иванович!

– Я понимаю…

– Еще один случай мне вспоминается, – чуть задумавшись, сказал я. – Справляли мы однажды на даче моего друга Сергея Анатольевича Селиверстова день рождения одного человека. Еду готовили по принципу – кто что умеет. А Валя Яковлева вызвалась готовить салат «Оливье». Через некоторое время я случайно увидел, что Валя готовит этот салат в… тазу для стирки белья. Я ужаснулся. Валя же стала убеждать меня, что народ (8 человек) съест этот салат «Оливье», аж свист будет стоять. Но получилось как всегда. Салата этого съели всего-то одну тарелочку.

– А остальное куда дели?

– Наутро весь этот салат из всех тарелок и остатки его из таза для стирки белья вывалили в поддон холодильника «ЗИЛ»… туда, куда обычно фрукты кладут. Валя дня два еще предлагала всем поесть салата «Оливье», но… уж больно неаппетитно он выглядел в поддоне холодильника. Тогда я решился устроить… похороны салата «Оливье». Я втихаря вынес на улицу поддон с салатом, вывалил его на лужайке и руками придал этой куче форму гробика, после чего смастерил крест и воткнул его в салат. Валя, увидев «гробик из салата», хохотала, конечно, но хохотала еще больше, когда через десять минут от салата ничего не осталось – вороны и собаки тут же съели его.

– Ох, и дура же Валя! – заметил Юрий Иванович.

Салат «Оливье» в поддоне холодильника

«Похороны» салата «Оливье»

– А вот моя секретарь Альфия умнее. – Я улыбнулся. – Она остатки вчерашней колбасы и ветчины кладет в морозилку, а потом отдает их в пищеблок нашего центра, чтобы из нее… солянку готовили. Правда, как я это узнал, я… солянку не очень-то ем. А хлеб и все другое, оставшееся из еды, Альфия отдает в виварий крысам. Хорошо, что у нас крысы есть!

– Да, и они такие обжористые, как старший лаборант Неля Мубаряковна говорила, – подметил Юрий Иванович.

– А вспомни походы, Юрий Иванович! Вспомни, что мы ровно по порциям раскладываем кашу и всю ее доедаем. Недоесть кашу в походе – западло. А если хариус в горной речке хорошо ловится, то мы ведь его ловим столько, сколько можем съесть, да и готовим по принципу – головы и хвосты на уху, а туловище – на жареху.

Мы, россияне, патологически боимся показаться жадными. Широта души для нас важна

– Это потому, шеф, что в походе всю еду на своем горбу несешь.

– А разве, чтобы вырастить скотину, надоить молока или пожать пшеницу, не надо горбатиться? – возмутился я. – Поэтому…

– Ты, по-моему, шеф, хочешь сказать, что американка права, что съедает все, что стоит на столе, и… даже с собой забирает, – перебил меня Юрий Иванович.

– Бережливее к еде надо относиться! Вот что я хочу сказать.

– Ты, вообще-то, прав…

– Мы, россияне, патологически боимся показаться жадными, – с запалом продолжал я. – Нам даже чуть-чуть показаться жадным – целая трагедия. А чем показать широту своей души и щедрость? Конечно же, едой! А чем же еще? Вот и получаются обильные столы и… обильные объедки.

– Широта души российской в этом видна, – продекларировал Юрий Иванович.

– Но наши люди, особенно богатые, замечая на празднествах «объедочный бум», стараются измениться и начинают копировать рациональный Запад. Был я однажды, – опять ударился я в воспоминания, – на юбилее одного очень солидного и хорошего человека причем очень щедрого по натуре. Он решил провести юбилей в элитном клубе. Официанты ходили и наливали в рюмки водку, а если нужно – вино (одного сорта!). На столе стояла скудная закуска, которую и брать-то было стыдно… а вдруг другим не достанется. После каждого тоста был концертный номер. Но концерт как-то не особенно воспринимался, потому что… жрать хотелось. Потом сказали, что часа через три будут шашлыки. Многие их не дождались и ушли, чтобы… дома поесть чего-нибудь. А те, которые дождались, шашлык… не доели. Да и скудные салаты… остались недоеденными. Почему? Да потому, что российский человек не может все доесть и объедки не оставить.

Российский человек не может не оставить объедков

– Ты прав, шеф! Не терпит наш народ такого. Ему, народу-то нашему, нужно, чтобы водка рекой лилась и закуся было столько, что рюмку поставить некуда. Да и концерты нашим людям не очень интересны; разговоры за рюмкой привлекательнее, когда душа начинает петь, – подвел итог Юрий Иванович.

– Давай зададимся вопросом, Юрий Иванович, – почему существует такая разница между нами и Западом?

– Почему?

– Мы, россияне, более равнодушны к материальному, в частности, к пище, чем западные люди. Нам даже черную икру психологически выбросить легко. Для нас, россиян, душевные аспекты важнее – чтобы увидели щедрость хозяина, чтобы все от пуза объелись… аж черной икры, чтобы праздник запомнился навсегда… хотя бы обилием еды и водки. Наш народ не будет считать копейку, наш народ плевать хотел на объедки. Ему, нашему народу, широта души привлекательна, как российские просторы. А западные люди другие…

– Какие они?

– Они тоже веселые, они тоже хорошие, – продолжал философствовать я. – Но им будет казаться глупостью оставлять на столе 90 % еды в виде объедков, чтобы всего лишь продемонстрировать гостям свою щедрость. Им не так важна эта щедрость… ведь наелся же досыта, куда еще… желудок-то не как у коровы. Зато они, западные люди, богаче; ведь копейка рубль бережет.

Западные люди грустнее, чем мы

– А мы-то, шеф, будем такими же богатыми, как западэнцы? – спросил Юрий Иванович.

– Кто, кто?

– Западэнцы… то есть западные люди, – неловко проговорил Юрий Иванович.

– Не будем, Юра! Никогда.

– Почему?

– Ты… ты, Юрий Иванович, – замешкался я, – обращал внимание, что западные люди более грустные, чем мы?

– Комплекс в них какой-то сидит, что ли?

– Да не комплекс, а грусть сидит.

– Почему? – вытаращил глаза Юрий Иванович.

– А потому… потому, что в мире существует баланс духовного и материального. Если Запад со своей рациональностью и продуманностью каждого шага олицетворяет материальную сторону жизни нашей планеты, то Восток, куда относимся и мы (как я думаю), отвечает за духовную сторону нашей жизни. Если бы все стали только рациональными, то было бы скучно и грустно. Если бы все жили только душой – был бы кавардак. Бог решил так сделать… наверное.

– М-да.

– А знаешь, почему в России много гениальных и непризнанных (более того, обдуренных Западом) ученых? Знаешь, почему?

– Почему?

– В России ученые слушают интуицию… Бог так велел… наверное.

– Ты, шеф, сказал, что западные люди грустные. А не ответил – почему они грустные-то? – Юрий Иванович посмотрел на меня.

– А потому… – я на мгновение задумался, – что сейчас идет возрождение духовного. Духовное – это будущее! Душевные порывы и трепет важнее, чем порция… колбасы! Душевные порывы слаще, чем что-либо. Ведь мы даже наслаждаемся, раз за разом перемалывая в душе что-то острое и «взявшее тебя за душу», ощущаем… душевную сладость.

– Да уж, – отозвался Юрий Иванович.

– Ведь, – вошел я в раж, – даже плохое душевное слаще хорошего рационального.

– Да уж, – повторил Юрий Иванович.

В далеком будущем мы будем говорить «спасибо» рациональным западникам за то, что они не дали возрождающемуся духовному началу превратиться в кавардак

– Каждому человеку, каждой нации, Юра, дается свое. Счастье западного человека – это счастье горделивого умельца, счастье человека, который через тернии и организацию труда добивается того, что изделие его рук и ума лучшее в мире, а счастье восточного человека (в том числе и россиян) – в интуиции, полете невероятной мысли, широте душевной и любви к людям… хотя бы через их желудок. В мире существует баланс, Юрий Иванович, баланс, который создали Бог и Матушка Земля. И как бы мы ни старались «канать под Запад» – у нас ничего не получится, так же как и у западных людей «канать» под нас. Пока материальные аспекты, так сказать, респектабельнее, но Великий Манвантарный Цикл прошел уже этап «материальной ямы», и идет возрождение (на новом уровне!) духовного, поэтому… будущее покажет. Но даже в далеком будущем, когда духовное будет явно превалировать, мы должны будем говорить спасибо рациональным западникам за то, что они не дали возрождающемуся духовному началу превратиться в кавардак, раз за разом сдерживая душевные порывы… хотя бы завернутой колбасой, чтобы взять ее с собой в палату.

– Кстати, шеф, американка давно тебя уже ждет. Часа два уже. Пойдем к ней, что ли? – озабоченно сказал Юрий Иванович.

– Пошли, – согласился я.