Текст книги "Последняя Жертва"

– Глава 5 —

 
«Все они хотят достичь трона: безумие их в том – будто
счастье восседало бы на троне! Часто грязь восседает на
                    троне, – а часто и трон на грязи»
                                       (Ф. Ницше)
 

– Как думаешь, Анна Сергеевна скоро умрёт?

– Не знаю даже. Врачи говорили в прошлом году, что ей жить осталось недолго из-за того, что у неё обнаружили туберкулёз. Но, как видишь, прошёл год, а она ещё жива и выглядит лучше, чем раньше.

– Старая карга никак не хочет умирать. А наследство? Что с ним будет?

– А что с ним сделается-то? Умрёт же она когда-то, тогда и поделим.

– А если не мы? Если она на другого кого перепишет?

– На кого же? На постороннего человека с улицы, что ли?

– Да коли и так. Эта может. Кроме того, вон Андрей этот постоянно возле неё крутится: то ночует в её квартире, то она ему денег одалживает, а он, между прочим, ни разу долг до конца так и не выплатил. Да и нечем ему платить-то. Живёт не пойми как, побирается на чужие деньги, а Анна Сергеевна и рада. А ещё брат у него есть старший. Уже два претендента как минимум.

– Что тебе до денег старухи-то? А к Андрею чего прицепилась? Бедный он, и всё тут. Нечего с него взять. А брат вообще неизвестно где, может, и нет его вовсе.

В комнате их было двое. Одна женщина постарше, Алёна Рафиковна, и дочь её Марина.

Алёна Рафиковна – жена покойного мецената Григория Сергеевича, брата Анны Сергеевны, – любила жить широко, роскошно, не жалея средств и не ограничивая себя любимую ни в чём. Её прельщали дорогие украшения и драгоценные камни, она любила украшать свои тонкие руки яркими кольцами с большими сверкающими бриллиантами. На шее всегда красовалась серебряная или золотая цепочка с искусно вплетённым в неё хрустальным кулоном. Выглядела Алёна Рафиковна моложе своих лет, ведь было достаточно средств, чтобы следить за собой. И не важно, что она ни пальца не приложила к их накоплению.

Марина, её дочь, была тоже мадам по-своему уникальная и гадкая: благодаря циничному и расчётливому характеру, доставшемуся от матери, она имела талант из любой ситуации украсть кусок своей выгоды. Жадность и жажда наживы, стремление обладать большими деньгами подталкивали её лезть вперёд к своим целям, нагло переступая через своих конкурентов. Марина, в отличие от матери, не особо любила тратить деньги на безделушки вроде ожерелий и колец с драгоценными камнями – она признавала ценность денег лишь тогда, когда они были вложены в недвижимость, в дорогую недвижимость. Работать девушка не хотела, да и зачем, если вот-вот помрёт родная тётка и нужно будет первой вцепиться в кусок наследства. Да не просто вцепиться как следует, а суметь вырвать его у других.

Несмотря на смерть Григория Сергеевича, жили они небедно, можно сказать, даже очень небедно. Муж Алёны некогда занимался благотворительностью, раздавал деньги обездоленным и безнадёжно больным людям, оплачивал им лечение и расходы семей. А те в свою очередь помогали ему в ответ: семьи излечившихся больных возвращали суммы денег, иногда вдвое больше подаренных, а государственная программа помощи социально обездоленным внесла имя Григория Сергеевича в список первых благотворителей области, с последующей выплатой государственных пособий. А потом Григорий Сергеевич умер, да и умер-то как нелепо, смешно даже – за обедом, подавившись куриным бульоном. Этак даже умудриться надо, не каждый-то сможет. А он вот смог. Действительно, уникальный человек, как говорила про него Анна Сергеевна. И рядом никого не было, все в разъездах были, вот и провёл он последние минуты жизни наедине с горячим бульоном и недопитым бокалом красного вина.

– Я слышала, что Анна Сергеевна к нам приехать должна скоро.

– А я слышала, что она уже приехала. И развлекается на старости лет в игорных залах, да и не одна, а племянник, говорят, с ней.

– Андрей? Этот жалкий бездомный тоже с ней? А ты откуда знаешь?

– Да знакомый у меня есть один, – Алёна Рафиковна постучала пальцем по столу, посмотрела на кольцо с гранатом, сама себе улыбнулась, потом взглянула на Марину. Та терпеливо ждала ответ. Алёна Рафиковна раздумывала, стоит ли рассказывать что-то Марине, видя в ней прямого конкурента, очень проворного и расчётливого. Но потом решила поделиться, всё-таки она была её дочерью. – Он игрок заядлый, вот рассказал сегодня, что вчера ночью в одно казино на ночь глядя приехала пожилая женщина царских кровей, богатая дворянка – как он её назвал. Играла пышно, деньги то направо, то налево сыпала, а рядом скромно сидел то ли немой, то ли больной племянник еёшний. По описанию несложно предположить, что это наша старая карга.

– Если она здесь, то почему нам ничего не сказала? Да и Андрей – тоже мне… Мог бы хоть в известность поставить, родня всё-таки, – обиженно пожаловалась матери Марина.

– А он, может, и специально не сказал ничего. Видит, что конкуренции много: нас вон сколько, а бабка-то одна, и молчит. Не хочет, видно, делиться с нами, ластится к ней, чтобы она на него всё переписала, а нам ни шиша не досталось. Надо бы съездить к тётке твоей, навестить её пора.

– Как найдём, где они остановились? – спросила у матери Марина.

– Знакомый мой говорил, что женщина та богатая была очень, значит, в отель дорогой поедет. Ты же знаешь Анну Сергеевну, она не любит на себе экономить, тем более сейчас, когда старая стала, – ищет места получше да покомфортнее.

***

Спустя два часа они стояли напротив сияющих белых стен роскошного отеля и смотрели на хищных каменных кошек, охраняющих вход в богатую жизнь. Перед львами красовался большой ухоженный сад, зелень которого поражала своим многообразием. В центре на резной деревянной скамейке спал молодой человек. Завернувшись в пышное одеяло, явно вынесенное из отеля, сладко посапывал. Лавочка была для него маловата, ноги и голова никак не помещались, и он почти свалился с неё, но какая-то неведомая сила удерживала тело на импровизированной кровати. Порванный воротник дешёвого тёмного пиджака нелепо выглядывал из-под дорогого шёлка одеяла. И выглядело это весьма странно, контрастно: откуда у такого бедного человека, у которого нет денег даже на нормальную одежду, было в распоряжении шикарное одеяло и чудесное место, можно сказать, класса «суперлюкс» – в самом центре парка, перед отелем у всех на виду.

– Марина, смотри-ка. Кажется, это наш тип.

– Андрей, что ли? – Алёна Рафиковна поправила серебряную заколку, выглядывающую из роскошных каштановых волос, и посмотрела в сторону парка. – А как его отсюда до сих пор не выгнали?

Они подошли к человеку и стали рассматривать это спящее недоразумение.

– Смотри, как сладко спит. Украл одеяло и даже не шелохнётся. Спит себе и в ус не дует, удивительно, как ещё не свалился-то, – заметила Марина.

– Совести у человека нет, поэтому и спит крепко. Ничего не мешает, – также с усмешкой ответила ей Алёна Рафиковна.

– Дорогу мне! Несите в парк. Хочу деревья нюхать! А ну быстрее давай! А ты чего стоишь? Да, ты, глазастый, чего глазёнки выпучил? Выпадут, ладошку хоть подставь, а то того и гляди подбирать придётся.

Этот голос они не могли не узнать. Этот властный громкий, словно внезапный гром, голос мог поднять из могилы и самого чёрта. Хотя, наверное, даже он бы не решился связываться с этой бабулькой. А она выглядела очень даже бодро: уже с утра пораньше раздавала указания, куда её нести, как правильно должны ей открывать двери, где должны стоять телохранители и как отвечать, когда она с ними разговаривает.

Анну Сергеевну вынесли, как царицу, на украденном из казино троне (хотя сама она не раз подчёркивала, что ничего не крала, а лишь одолжила без указанная срока возврата). В руках пожилая женщина крепко сжимала свою трость, без которой никуда не выходила последние два года. И дело было не в том, что она без неё плохо передвигалась, – нет, трость служила ей продолжением руки или вообще третьей рукой. Иногда, когда было скользко, она, конечно, на неё опиралась, но чаще использовала, чтобы указать на кого-то или что-то; чтобы ткнуть ей в непонравившегося человека или стукнуть по голове приглянувшегося. Вот и сейчас, восседая на стуле, тётка изредка постукивала между лопаток молодого юнца с худым лицом и необычайно большими для такого лица голубыми глазами. Он наверняка уже миллион раз пожалел, что встретил Анну Сергеевну и навязался к ней прислугой. Но парнишка ещё её плохо знал и не понимал, что может быть хуже, гораздо хуже.

– Ну куда ты прёшь! Что, угол не видишь, левее давай! Так… а теперь по диагонали вправо дай, – командовала Анна Сергеевна.

– Стоп! Поставьте меня прямо вон к лавке в центре – хочу посмотреть, что за зверь на ней обитает. Так, что это за спящая красавица тут у нас?

***

Услышав в полуметре голос своей тётки, Андрей спросонья-таки свалился с лавки. Плюхнувшись как мешок, закутанный в воздушный шёлк, на холодную землю, стал судорожно тереть глаза. Глаза никак не хотели открываться и видеть серый мир вокруг, хотелось закрыть их и спать, спать и больше не просыпаться. Разве что не просыпаться здесь, в этом мире. Тело казалось ватным и чужим, а одеяло таким тёплым и мягким.

Со всех сторон на Андрея смотрели аккуратно подстриженные кусты сада, а мелкая травка внизу игриво показывала миру переливавшиеся в лучах утреннего солнца капли росы.

«Так много зелёного вокруг. Как будто в больнице», – подумал Андрей.

Сад был поистине красивый и просторный. Но только мрачные серые мысли никак не давали покоя. Опять снилась авария. Огни на дороге. Мост. Река. Всё было так ярко, реально. И никак это всё не вязалось с красками вокруг. Воспоминания о прошлом вмиг разукрасили кусты и траву в пятьдесят оттенков серого, и сад стал таким же безликим фантомом, призраком, что таились в закоулках сознания много лет.

Андрей бросил короткий взгляд на тётку, потом на пригретое местечко на лавочке, подумал, не полежать ли ещё, и, может, она не заметит и уйдёт. Или, может, прикинуться мёртвым, и Анна Сергеевна, поиздевавшись немного, отстанет, ведь рано или поздно ей надоест смотреть на неподвижное тело. Хотя эта, конечно, своей тростью тыкать будет долго, проверяя степень неподвижности и терпения человека. На минуту Андрею показалось, что скамейка тоже не хочет с ним расставаться. Они провели целую ночь под открытым небом, резное дерево лавочки ещё помнило тепло его тела и звало продолжить прерванный сон.

– Ну что, племянничек, как спалось? – обратилась к нему Анна Сергеевна.

– Я… да в общем… – начал объясняться Андрей.

– Тётушка! Любимая! Я так рада тебя видеть! Как здоровье? – раздалось справа от Анны Сергеевны. Она обернулась, узнав знакомый лицемерно-писклявый голос Марины.

– А, и ты тут. Смотрю, никак не откинешься?

– Да что вы, тётушка, мне ещё жить и жить. Рано же ещё умирать.

– Умирать никогда не рано. Но не всем, – резко ответила ей Анна Сергеевна. – Зачем пожаловали? Занята я! Не до вас сейчас.

– Мы только хотели повидаться с вами. А то в гости не заезжаете, не звоните, да и писем не пишете. А то вдруг случилось чего… – вступила в разговор Алёна Рафиковна.

– А вы и рады, если случится, – прервала пожилая женщина. – Ну, коли приехали, пошлите со мной, будете вещи мои носить, а то этот вон, дохлик который, не справляется один.

Марина искоса посмотрела на Андрея и спросила:

– А он что тут делает? Не лучше ли ему домой отправиться? По-моему, человек в таком жалком виде недостоин даже близко находиться с такой особой, как вы, Анна Сергеевна, и уж тем более присутствовать в таком солидном отеле.

– Этот мой. Со мной он, – спокойно ответила пожилая женщина за Андрея.

– Зачем же вы ему деньги даёте, если он не возвращает их, да ещё и пребывает тут за ваш счёт?! – не удержалась Алёна Рафиковна.

– Счёт – да, со всеми у меня свои счета, – как-то отстранённо, словно только для себя самой произнесла тётка.

– А мне можно тоже в долг? А, Анна Сергеевна? Чем я хуже Андрея? Уж я-то точно верну, у меня будут деньги, но не сейчас, позже, – Марина одарила её нескрываемой искусственной улыбкой.

Анна Сергеевна задумалась. Посмотрела на мать с дочерью холодно, странно. На миг в её живых зелёных глазах проскользнул злобный огонёк, но лишь на миг, поэтому его никто и не заметил.

– Андрюшка, принеси бумажник мой сверху, – попросила она племянника.

Андрей не успел даже сообразить после сна, что происходит, а тут от него уже что-то понадобилось. И почему тётка попросила именно его сбегать? Это было, с одной стороны, как унижение, ведь ему отдали приказ как прислуге, но с другой – проявление высшего уважения. Обычно Анна Сергеевна сама распоряжалась своим богатством и никого даже близко не подпускала к нему, а тут попросить соизволила.

Быстро сбегав в люкс Анны Сергеевны, племянник принёс её толстый кошелёк.

Сухими потрескавшимися пальцами пожилая женщина достала пластиковую карту с какой-то бумажкой и протянула Марине:

– Вот. Карта и код на листе. Не потеряй. Собирай все чеки из магазинов, хочу знать, сколько потратите. А теперь вон с глаз моих. Хочу смотреть на природу, – произнесла Анна Сергеевна Марине. Потом небрежно отвернулась и стала разглядывать одной ей видимые узоры на одинаково подстриженных квадратных кустарниках.

– Глава 6 —

 
                  «И старость, и опыт ведут заодно
                    К последнему часу, когда суждено
                Понять после долгих забот и мученья,
           Что в жизни брели мы путём заблужденья»
                                    (А. Шопенгауэр)
 

Пообедав в ресторане отеля, Андрей решил прогуляться по городу, без свиты Анны Сергеевны и без решивших её неожиданно навестить родственников.

Несколько часов просто шёл в неизвестном направлении по утреннему, ещё не проснувшемуся городу. Он провожал взглядом сгорбленные тела прохожих, их сонные каменные лица. Унылые серые физиономии людей сливались с таким же серым асфальтом у них под ногами, хотя, наверное, даже асфальт выглядел веселее. Они шли по одному, группами или целой толпой, брели, словно стадо одинаковых овец, в одну сторону, без малейшего представления, куда идут и зачем.

Со стороны Андрей видел, что миллионы людей в этот миг идут тратить свои жизни на выполнение ненужных рутинных заданий, на рабский труд в каких-то зданиях, офисах, на служение чьим-то целям и реализацию чуждых идей. Но идеи-то вечны, они будут жить и дальше, а люди, их защищающие, – нет, они умрут. И самое интересное, что лишь совсем немногие перед смертью наконец задумаются, зачем они вообще жили, ибо только смерть придаёт смысл жизни. И чем реальнее и ближе смерть, тем ярче становится жизнь. Но вспомнят про это лишь единицы, и то когда уже будет поздно: время пройдёт, разбившиеся на осколки мечты сгниют на сером асфальте бездушного города, сотни идей так и не воплотятся в жизнь, великолепные проекты будут забыты навсегда. Но сейчас людям всё равно. Они думают, что смерть далеко, что она пока не для них, и они продолжают уныло брести в свои офисы и кабинеты, растрачивая короткие жизни впустую, даже не пытаясь хоть на миг задуматься об ином.

Блуждая по городу, Андрей вспоминал и свои некогда потраченные впустую фрагменты жизни. Он ведь тоже, как и они, когда-то работал на нелюбимой работе и воплощал в реальность чужие проекты. А ещё он раздумывал над «пробелами», пустыми местами в биографии, когда не помнил или не понимал, зачем делал что-то и когда именно это было.

«Кто-то крадёт моё время, куда-то исчезают куски моей жизни», – думал он тогда.

Одной из таких странностей была работа в библиотеке. Учась на журналиста, Андрей мечтал, что будет писать статьи для телеканалов и различных журналов. Он всегда помнил про эту цель, но никак не мог вспомнить, по какой причине решил работать в библиотеке. Словно кто-то другой это решил за него, не поставив в известность.

«Центральная городская библиотека».

Крупными жирными буквами блистала вывеска на углу.

Увидев знакомые слова, он направился к зданию. По привычке, как раньше, много лет назад. Воспоминания отдельными, разрозненными, несвязанными кусками всплывали в памяти, заставляя шевелиться давно омертвевшие стороны сознания.

Стоя напротив входа, Андрей пытался «разбудить» свою память, заставить показать тот момент, ту причину, которая побудила его остаться работать в библиотеке. Но память молчала, отозвавшись лишь одним смутным эпизодом.

Жаркий летний денёк, но в помещении прохладно, вовсю работает кондиционер. Андрей сидит в большом, просторном кабинете напротив какой-то женщины, которая с важным видом ждёт от него ответа или решения.

Он не помнит, как сюда пришёл и зачем. Но где-то внутри осознаёт, что эта женщина заведует главным отделом библиотеки. Наверное, запомнил это из-за той большой таблички, что висела на двери. Он рассматривал её пока ждал.

Внезапное понимание ситуации вводит его в ступор. Словно проснувшись от сна длиною в несколько дней, приходит осознание, что листок перед ним – трудовой договор о найме сотрудника на работу.

Долгие пять минут Андрей смотрел на несчастный листок и внимательно рассматривал почерк, который совсем не узнавал. Подняв глаза на пышную женщину напротив, Андрей заявил, что это подписывал не он.

– Ну как же? Вы же сами приходили ко мне два дня назад и сказали, что всегда мечтали работать в библиотеке и быть полезным людям.

– Это ошибка. Наверное, вы меня с кем-то перепутали.

– Я прекрасно вас помню: вы говорили, что сейчас находитесь в трудной жизненной ситуации и вам очень нужна эта работа. Я решила пойти вам на уступки, – профессионально улыбнувшись, она одарила его строгим взглядом.

Промямлив что-то несуразное, Андрей начал было скомкивать листок, но женщина быстро выхватила его, тут же спрятав в недрах стола.

Она была не промах и, поняв, что он сомневается, начала всячески уговаривать остаться, ведь работа в библиотеке – это спокойное рабочее место, дружелюбный коллектив, стабильная заработная плата, интересные обязанности и полный соцпакет.

Потерявшись в собственной памяти и запутавшись в жизни, Андрей с трудом всё же признал, что это его почерк и что он согласен работать в столь комфортной атмосфере.

Но он так и не прочитал тот листок до конца. И даже не удосужился сделать это позже. И потом очень об этом жалел.

Поэтому второй неожиданностью была должность – одна из самых низких должностей в библиотечной иерархии, а основной и «очень интересной» его задачей было чипирование книг.

Он был самой мелкой пешкой и даже не помнил, как всё произошло. Мечты о работе с телеканалами начали медленно гнить в книжной пыли.

Главной обязанностью было расклеивание чипов на книги и занесение данных в компьютерную программу. Задача несложная и совсем неинтересная, наоборот, очень нудная и монотонно-скучная. Сначала Андрей шёл в подвальный архив или, как его называли сотрудники, просто подвал, брал стопку книг со стеллажа, загружал в книжный лифт и отправлял наверх, потом расклеивал на заднюю обложку чип, занося данные в программу, далее – то же самое с другой книгой. И так со всеми, после этого возвращал их на стеллаж подвала и чипировал следующие. Миллионы книг в тёмных недрах подвала ждали своего чипа, когда же они станут официальными чипированными членами библиотеки.

В промежутках между работой молодой человек не терял надежды понять, что же произошло и куда делись дни жизни. Накупив различных таблеток для восстановления памяти, глотал их чуть ли не каждые два часа. Но результата не было никакого.

Зато Андрей хорошо помнил, как в полусонном состоянии приходил на работу утром, спускался в подвал и стоял там с закрытыми глазами по пятнадцать – двадцать минут. Тогда он понял, что спать можно сидя и даже стоя, как лошади, и это вполне себе удобно, главное – найти свой угол, нужный угол, который не бросит и поддержит твоё сонное тело в столь трудный час. Он стоял так, вдыхая запах книжной пыли и сырости кое-где прогнивших стеллажей, пока кто-нибудь из коллег не спускался поторопить его, поскорее заняв бессмысленной работой, которую выполнять никто не хотел. Но Андрей был новеньким, а у новеньких на работе выбора особо нет. На них сваливают самую грязную и ненужную работу, и делают это с таким важным видом, как будто доверили спасение планеты.

Именно подвал нравился Андрею больше всего, особенно когда он немного подучился и смог выполнять обязанности самостоятельно, не спрашивая, где находится нужный стеллаж с ещё не чипированными книгами. Но всё желание работать убивал компьютер: уже спустя два часа после прихода Андрей чувствовал резь в опухших глазах и жуткое жжение. Компьютерная работа вместе с недосыпом давала поразительные результаты: невыспавшийся мозг был просто не в состоянии понять, где находится его хозяин и как сюда пришёл, сложно было отличить сон от реальности, фантазию от событий прошлого. Закрывая глаза, Андрей видел странные видения, фрагментарно-разрозненные картины разных миров и лица незнакомых людей, всё это сменялось яркими вспышками сверхновых звёзд. Иногда он видел космос, а бывало, на чёрном фоне проскальзывали деревья и сады, небо и странные животные, классифицировать которых вряд ли кто-то бы смог. Ему нравилось видеть эти видения, они уносили прочь из этого мрачного однообразного мира, уничтожая реальность своими красками. Да и вообще сам факт существования физического мира тогда серьёзно стоял под вопросом (впрочем, как и несколько лет спустя). Реальность была ничто по сравнению с теми яркими живыми мирами, что он научился видеть. Странное ощущение размытого сознания, нереального окружающего мира и собственного тела привлекало его, маня в свои неизведанные тёмные дали. Забросив тщетные попытки разобраться с «пробелами» жизни, Андрей стал всё больше предаваться любимому тёмному наслаждению, убегая всё дальше и дальше за грань тех ярких миров. Он чаще стал задумываться: а есть ли пределы человеческой природы? Как далеко можно зайти в поисках ответов на свои вопросы? И какой будет цена за возможность пройти лабиринт внутреннего ада?

Дни в библиотеке тянулись непривычно долго и скучно, они казались поистине невыносимыми и бессмысленными, особенно после насыщенной событиями студенческой жизни. Во время учёбы Андрей чувствовал, что существует, что жизнь в принципе есть и что её можно брать до предела, испытывая себя на прочность каждый день. Здесь же он чувствовал, что жизни больше нет. Она закончилась, когда он впервые переступил порог этого мёртвого дома, который уничтожал всё живое своей библиотечной тишиной. Все сотрудники здесь тоже были мёртвы, мёртвы внутри. Занятые каждодневной однообразной работой, убивая свои и без того короткие жизни за компьютером, они забыли, что значит мечтать, что значит быть живыми и видеть настоящий мир за окном. Они улыбались людям выученной рабочей улыбкой, но не умели смотреть на небо и звёзды, не могли чувствовать вкус дождя и слышать ветер, они больше не слышали зова свободы, и их души зачерствели, сгнили в пыли бумажных архивов. Для них стал привычным и нормальным сидячий неподвижный образ бытия, искусственный свет бездушных ламп и амёбное существование за компьютерным столом. Добровольное заточение в цитадели знаний, главным манифестом которого были три простых слова: Смиряться, Подчиняться и Служить.

Прекратив тщетные попытки найти ответы у коллег, Андрей постепенно и сам начал становиться таким. Он замечал, как мир внутри всё больше тускнеет с каждым днём, что его душа медленно умирает, а сам он перестаёт стремиться к чему-то, кроме как спуститься в подвал за очередной партией книг. Андрей чувствовал, что система жрёт его: потихоньку заживо съедает, каждый день закрадываясь всё глубже в подкорку сознания, превращая в механический болтик, такой же, как миллионы других вокруг, заставляя думать как нужно системе, хотеть и делать то, что выгодно ей, забыв о своих целях и мечтах. Принеся их в жертву мёртвому божеству. Система пускает свои корни, прорастая сорняком, выдрать который нельзя, не повредив души. Где-то внутри, очень далеко, ещё метался манифест мятежа. Разумом понимал, что нелюбимая работа чуть лучше рабства и, сколько бы тебе за неё ни платили, заставить себя полюбить её не получится, но что-то менять желания не было.

А когда постоянный недосып, от которого может спасти только сон, стал единственным другом, улыбнулся лучик перемен – Андрея повысили, теперь он работал в читальном зале и обслуживал читателей. Но по факту это особо ничего не изменило, только прибавилось общение с читателями, появление которых отвлекало от выполнения основных обязанностей. Выдача и возврат книг осуществлялись помимо записи в бумажный формуляр ещё и в электронный каталог: множество информации и перезапись утерянных данных, перерегистрации читателей, создание электронных билетов, постоянные проверки данных архива, просьбы начальства выполнить те или иные задания – и всё это непременно в электронном виде, ведь куда же без технологий. А то, что технологии буквально высасывают жизненную энергию из сотрудников, превращая их в безвольные трупы, никому не интересно.

Приходя домой, Андрей несколько часов лежал пластом на кровати, отходя от занудных жалоб недовольных пенсионеров, которых почему-то не пропустили без очереди и они вынуждены ждать; от возмущений людей, что в фонде библиотеки нет нужных книг или, если они редкие, их не выдают на руки. Эхом пролетали крики и хамские высказывания вечерних читателей, тех, кто приходил после работы перед самым закрытием, и приходил не за книгами, а просто поскандалить, выпустить пар на сотрудника библиотеки, у которого спустя десять минут заканчивался рабочий день; а сотрудник не может уйти домой – он обязан обслужить читателя, пусть тот и не выбрал книгу.

Потом, когда голова отдохнула от вечно недовольных, надоедливых людей, Андрей мог послушать ночь и тишину. Он оставался с ней наедине, рассматривал из окна звёзды, что подмигивали ему далёким сиянием, и думал о том, что завтра придётся повторить это ещё раз. Иногда мелькали мысли, что можно ведь привыкнуть, другие же привыкли, можно потерпеть ещё месяц или даже год, а потом в новом году найти дело души и начать иную жизнь. И так проходил каждый день, завершавшийся обманчивым утешением, что завтра всё будет иначе. А при одной мысли, что утром снова нужно заставить тело подняться и прийти на работу, его начинало тошнить, гадкое ощущение сковывало все внутренности холодным одеялом, а воздух вдруг резко начинал заканчиваться.

Только одно оставалось для него непонятным: почему он должен терпеть всё это и ждать до следующего года, если изначально работать тут должен был не он? Где же этот кто-то сейчас, кто-то, с кем его, наверняка, перепутали?

Так прошёл год, за ним ещё один и ещё. Дело души так и осталось погоней за химерой, воздушной мечтой, которая со временем и вовсе растворилась в повседневной рутине.

Это бессмысленное существование зомби прервал один несчастный случай, подаривший ему второй шанс. Однажды после работы, сам не зная почему, Андрей не поехал домой, решил покататься по ночному городу, разнообразив жизнь чем-то необычным. Выехав за город, до предела вдавил педаль газа в днище машины и погнал по пустой дороге до самого моста. Так бы и гнал, если бы какой-то гений не мчался на него по встречной полосе. Ехал упорно, даже слишком, будто управлял не автомобилем, а боевым танком. Поняв, что появилась перспектива быстро отъехать на тот свет, Андрей попытался затормозить, но именно что попытался, потому что машина и не думала сбавлять ход. Это был случай один к миллиону, что у полностью исправной машины вдруг отказали тормоза. Но именно этот случай, это исключение Андрей умудрился поймать в ту ночь. Сотни раз суматошно надавливая на педаль тормоза, он подсчитывал последние секунды своей жизни, и успел досчитать аж до сорока пяти, а потом сделал единственно верный, как ему показалось, маневр – направил машину на обочину моста, в тот самый отбойник, что обычно тянутся бело-серой змеёй вдоль дороги. Не сбавляя скорости, бешеной ракетой пробил ограждение и рыбкой полетел в реку. Такой же стремительной рыбкой, как когда-то его любимая Дора «полетела в рай». Последнее, что запомнилось, – яркая вспышка и холод, жуткий холод, пробирающий до костей. Очнулся Андрей уже в больнице, в окружении врачей и полиции, а ещё помнил Анну Сергеевну, или ему только показалось, что это была она.

После этого он полгода лечился сначала в больнице, а потом ещё и дома. Выйдя, наконец, на работу, прям в первый же день после больничного купил в магазине торт и цветы заведующей центральным отделом, дождался момента, когда все пойдут обедать, и заявил публично об увольнении. Сначала такого признания всерьёз никто не воспринял, все подумали, что, мол, человек после травмы и никак не может восстановиться. Но потом, когда он и во второй, и в третий день не пришёл в библиотеку, руководство осознало всю серьёзность его намерения.

Уволившись, Андрей занялся собой: наконец-то начал писать статьи в журналы, создавать небольшие очерки, публикуя их в городском издательстве.

Да, сейчас у него была непостоянная заработная плата, жил он беднее, чем раньше, и иногда не было возможности даже купить себе новую одежду или обычное мыло, поэтому часто занимал денег у тётки. И к его удивлению, сварливая и жадная Анна Сергеевна никогда не отказывала, хотя и понимала, что вряд ли доживёт до того дня, когда он вернёт ей долги. Зато теперь он именно жил, снова мог наслаждаться синим небом над головой вместо плиток потолка и лучами яркого солнца, живого солнца, а не безразличными огнями искусственного освещения.

Со временем появились планы и новые цели, «пробелы» во времени стали более редкими, но и видения не оставили Андрея. Теперь они были частью его жизни, частью его самого. Они преследовали его как гончие псы, каждую ночью возвращаясь новой войной: то загоняли в угол, вот-вот готовясь вцепиться в горло острыми клыками; то отдалённо сияли вдали, призывая следовать за ними; то играли, показывая лишь части отдельных миров. Это был его наркотик, который он жаждал испить до самого дна и за который был готов умереть. Поначалу Андрей не придал этому серьёзного значения, но позже раскрыл перед ним всю свою душу. А тот странный Голос, его слова и обещания со временем стали проводниками в мир за гранью. Открыв для себя нечто большее, Андрей понял, что истинную надежду сложно увидеть, что будущее не такое, какое он ждал. Он думал, что жизнь, которую вёл, потеряна впустую, но на самом деле это был не конец пути, а начало нового.