Текст книги "Становясь Милой"

Глава 6

Вечеринка сворачивается примерно через час. Я наблюдаю за ребятами, которые убирают за собой мусор, складывают стулья и прячут переносные холодильники. Тори выключает музыку и упаковывает колонки. Вскоре все расходятся по машинам и уезжают. На парковке не остается и следа недавнего веселья.

Все это время я провела в пикапе Блейка. На самом деле, измотанная утренним перелетом, я с удовольствием посидела в тишине, закрыв глаза (боялась увидеть на экране телефона гневное сообщение от родителей или Рубена). Наконец пора возвращаться домой.

Первыми в салон забираются Беннетты, громко переругиваясь. Я сажусь ровно и потираю утомленные веки.

– Как прошла вечеринка? – спрашиваю, бросая тревожный взгляд на телефон – нет, по-прежнему никаких сообщений или пропущенных звонков. Слава богам!

Саванна с раздраженным видом дергает ремень безопасности, пристегиваясь.

– Потрясно! Только этот донжуан хотел тайком провести домой Синди. Фу, мерзость! – Майлз на переднем сиденье громко фыркает, однако сестра его игнорирует и поворачивается ко мне. – И я велела ребятам не сходить с ума из-за твоего присутствия в городе.

Открывается водительская дверца, и за руль усаживается Блейк, насвистывая что-то себе под нос. Один только вид его лохматой макушки меня раздражает. Он заводит машину и под звуки кантри выезжает с территории школы.

– Мисс Мила, – лениво тянет Блейк, пялясь на меня через зеркало заднего вида. – Вы пробудете в городе до июльского автопикника?

– Надеюсь, нет, – цежу сквозь стиснутые зубы. И чего он вообще со мной разговаривает?

– Как же так, разве ты не повеселилась?

– Блейк, замолкни! – резко затыкает его Саванна. – Давайте сейчас все договоримся вести себя с Милой по-доброму, а?

– Не вопрос, – отвечает Блейк с усмешкой. – Обещаю, буду исключительно добр с Милой.

Саванна бросает на меня виноватый взгляд.

– Спасибо, – произношу одними губами. Я ценю ее усилия, тем не менее, похоже, ее родственник решительно настроен быть мудаком. Но по крайней мере он сосредотачивается на Майлзе; парни перешучиваются, пока мы движемся по бульвару Фэрвью.

Уже почти полночь, поэтому на улице ни души. Ни одной машины не проносится мимо во время всего пути к ранчо, за окном царит кромешная тьма. Наконец мы выезжаем на знакомый гравийный серпантин, а в отдалении появляются фонари дома Беннеттов.

И тут до меня доходит, что Блейк намерен сперва завезти родственников, а значит, мы с ним останемся наедине. Боже, за что мне все эти мучения?! Разве не логичнее сначала высадить меня? Ведь в компаниях всегда так делают: в первую очередь развозят менее знакомых людей, чтобы избежать вот такой неловкой ситуации. Я не горю желанием остаться с Блейком наедине, и странно, что он не разделяет моих чувств. Сегодня и так перенасыщенный день, хватит с меня подтруниваний, особенно без Саванны поблизости, которая может его угомонить!

Во рту моментально пересыхает. Я стараюсь сосредоточиться на шорохе камней под колесами. Вскоре мы останавливаемся, и Беннетты выбираются из машины.

– Блейк довезет тебя до дома, – шепчет мне Саванна, оборачиваясь. – Тут всего минут пять езды. – Повысив голос, она обращается к двоюродному брату: – Не груби Миле!

– Будет исполнено, – отвечает тот, шутливо отдавая честь.

Беннетты прощаются и спешат к дому – у входа они молча пихаются, борясь за право войти первым. Когда за ними закрывается дверь, Блейк выезжает на основную дорогу.

Мне кажется нелепым сидеть сзади, если переднее сиденье свободно, будто в такси, поэтому я отстегиваюсь и карабкаюсь вперед.

– Эй! – возмущается Блейк, когда я якобы случайно задеваю его локтем по затылку.

Плюхнувшись на сиденье, нагретое Майлзом, я пристегиваюсь. Теперь, когда мы остались наедине, у меня только две линии поведения: либо по-лузерски позволить ему вытирать о меня ноги, либо постоять за себя.

– У тебя проблемы? – требовательно спрашиваю я, скрещивая руки на груди и поворачиваясь к нему всем корпусом.

– Проблемы?

– Ага, что-то имеешь против меня? – спрашиваю твердым голосом. – Похоже, тебе понравилось наблюдать за тем, как я сегодня корчилась от неловкости. Ты типа школьного задиры, а? Кто назначил тебя главным?

Блейк мягко смеется, запрокидывая голову.

– Это ты главная – главная по раздуванию слона из мухи. Я лишь тебя представил, а потом подкинул тему для бесед. Где ты увидала проблему?

– Зачем вообще надо было всем рассказывать о моем отце?

– Ну, лично я считаю, что его актерские навыки оставляют желать лучшего – все фильмы «Вспышки» отстойные, – однако многие придерживаются противоположного мнения. – Он пожимает плечами; одна его ладонь небрежно лежит на верхушке руля, а другая бездумно возится с центральной консолью. – Поэтому я счел нечестным скрывать от всех правду. Кроме того, не знал, что это какой-то большой секрет.

– Ой, завязывай уже, Блейк! – Я чуть ли не выплевываю его имя. – Не изображай из себя невинную овечку! Ты – козел, который испортил мне вечер.

Отвернувшись, устремляю взгляд во тьму за окном. Надеюсь, Саванна не слишком часто зависает со своим родственником, и мне не придется с ним больше общаться. Вообще не хочу его видеть, пока я тут.

Блейк лишь усмехается. Мы сидим в тишине, пока, наконец, в отдалении не вырисовывается имение Хардингов. Фонари вдоль забора освещают дорогу приятным голубым цветом. Я нетерпеливо хватаюсь за ремень безопасности, готовясь отстегнуться в ту же секунду, как машина остановится перед воротами.

– Мила Хардинг в наличии одной штуки доставлена к ее тюрьме… прости, к дому, – объявляет Блейк, припарковавшись.

– Тюрьме? – удивленно повторяю я. То есть да, высокий сплошной забор выглядит внушительно, а я и сама невольно сравнивала ранчо с тюрьмой. И все же он здесь по определенной причине – для защиты тети Шери и Попая.

Блейк демонстративно оглядывает забор.

– Ну, создается такое впечатление.

Я только-только прибыла на ранчо и пока не успела почувствовать себя заключенной, поэтому игнорирую его измышления и молча выбираюсь из машины. Блейк не заслужил ни благодарностей, ни прощания.

– У тебя есть ключи к этой штуковине? – спрашивает он.

– У меня есть код, – говорю я и захлопываю дверцу, затем бурчу себе под нос: – Разумеется.

Направляюсь к воротам, параллельно роясь в телефоне в поисках заметки с кодом. Вдруг осознаю, что Блейк еще на месте. Почему не уезжает? Я чувствую на себе его взгляд, и внутри бурлит раздражение.

Резко поворачиваюсь и кричу:

– Обязательно тут стоять и следить за мной?

Блейк опускает окно, непринужденно перекидывает наружу руку и улыбается самой милой улыбкой за весь вечер – по крайней мере, по мою душу, – но она не смягчает стальных ноток в его голосе, когда он говорит:

– Хочу удостовериться, что ты добралась до дома, как я и обещал. Между прочим, тебя легко могут украсть и запросить немалый выкуп. А если пропадешь прямо сейчас, то я стану главным подозреваемым.

– Езжай домой, Блейк, – велю я, прогоняя его рукой. – Пока. Спокойной ночи. Надеюсь, никогда не увидимся.

Я оборачиваюсь к воротам и глубоко вздыхаю, выбрасывая Блейка из головы, затем набираю код, который дала тетя. Из устройства раздается пронзительный писк, клавиатура загорается красным, а потом – тишина.

Чего?..

Предпринимаю вторую попытку – медленно нажимаю цифру за цифрой, чтобы ненароком не ошибиться, однако очередное пиканье и красная подсветка клавиатуры говорят о тщетности моих усилий. Неужели тетя дала мне неверный код? Или я неправильно записала, спеша поскорее уехать?

Начинаю нервно выстукивать носком по земле, усиленно размышляя. Не хочется возвращаться к Блейку и признавать, что не могу зайти внутрь, поэтому утыкаюсь в телефон и пролистываю список контактов.

К моему глубочайшему ужасу, выясняется, что у меня нет тетиного номера.

Широко распахнув глаза, повторно листаю контакты. Внутри поднимается волна паники. Почему у меня нет ее номера? Свой я сегодня записала на стикере и повесила на кухне, но не додумалась спросить тетин, на случай… ну, на подобный случай.

– Проблемы с огромными дорогущими воротами? – раздается крик Блейка от машины.

– Сказала же, вали домой, – бурчу в ответ. Я изображаю уверенность, однако мысли в панике мечутся в поисках выхода из ситуации.

– Разве тебя не радует присутствие того, кто может тебя выручить?

Мотор машины глохнет, раздается стук дверцы и шуршание гравия. Блейк подходит ко мне, упирает руки в бока и, склонив голову, разглядывает подсвеченные ворота. Я, в свою очередь, гляжу на него с ужасом в глазах. Казалось, вечер не может стать хуже.

– Может… не знаю, позвонить кому-нибудь? – предлагает он.

– Э-э, да, – вынуждена согласиться я. – Только у меня нет тетиного номера.

Он косится на меня с усмешкой, фонарь на заборе подсвечивает ямочку на его щеке.

– Нет номера собственной тети?

– Да ну тебя! Я только сегодня приехала, – рычу я и вновь утыкаюсь в телефон, пролистывая список контактов, на случай если пропустила номер домашнего телефона ранчо, на который иногда звоню Попаю. Бесполезно – обычно я использую кнопку быстрого набора с нашего домашнего.

– Какая жалость, – бросает Блейк, затем оборачивается навстречу всепоглощающей тьме и шутливо зовет: – У кого-нибудь завалялась палатка, которую Мила может одолжить на ночь? – Его голос исчезает в темноте и эхом раздается вдалеке. – Хотя бы спальник?

– Завязывай, не смешно!

Задираю голову и окидываю забор взглядом. Неспроста его возвели под три метра – чтобы никто не смог вскарабкаться. С разочарованным стоном надавливаю ладонями на лоб, отчаянно пытаясь найти выход – или, скорее, вход.

– Ты реально не знаешь, как войти? – спрашивает Блейк.

– По-твоему, мне просто нравится торчать тут с тобой? – огрызаюсь.

Он улыбается и вытаскивает из кармана телефон.

– Ладно, так и быть, выручу тебя.

Интересно, каким образом он способен помочь мне пробраться внутрь? Хотя ладно, дам ему шанс. Может, я на него и злюсь, но в данный момент в душе́ рада, что он меня не послушал и остался.

Блейк тыкает пальцем в экран, подносит мобильный к уху и отходит. Засунув свободную руку в карман и избегая моего взгляда, какое-то время молча вышагивает взад-вперед у машины. Я стою на месте и наблюдаю. Интересно, кому он звонит?

– Привет… да-да, все в порядке, не переживай. Знаю, уже поздно, но… можешь кое-кому позвонить? Дело вроде как срочное. – Какое-то время он молча слушает, затем отвечает: – Говорю же, все в порядке. Это не для меня. – Он смотрит на меня, отодвигая мобильный от уха. – Как зовут твою тетушку?

– Шери.

Блейк отворачивается и говорит в телефон, понизив голос, однако я все равно различаю слова.

– Позвонишь Шери Хардинг и скажешь, что ее племянница не может попасть на ранчо? Ага, ее племянница, а значит, его дочь. – Следует длинная пауза. – Знаю, но больше не к кому обратиться. – Еще одна пауза. – Хорошо, спасибо.

Он прерывает звонок и убирает телефон, после чего возвращается ко мне.

– Кому звонил? – интересуюсь я.

Обе руки Блейка теперь прячутся в карманах, он раскачивается с носков на пятки, взгляд устремлен под ноги.

– Маме.

– Маме?

– У нее куча связей. Плюс городок небольшой, помнишь? Даже меньше, чем кажется.

Что-то он темнит. Но, полагаю, без разницы, как именно я попаду на ранчо, главное туда вообще попасть. Я молчу и обхватываю себя руками. Не остается ничего иного, как ждать тетю.

К этому времени дневная жара уступила место ночной прохладе, дует свежий ветерок, развевая прядки моих волос. На другой стороне дороги начинаются поля, растворяющиеся во тьме. Над нами горит полная луна, сияют звезды. В Лос-Анджелесе, благодаря хроническому смо́гу от выхлопных газов, звезды никогда не бывают настолько яркими.

Мы с Блейком стоим в ночной тишине, которую нарушает лишь непрерывное стрекотание сверчков, и не произносим ни слова. С каждой минутой атмосфера становится все напряженнее. Первой не выдерживаю я:

– Спасибо, что остался.

Он опирается спиной о пикап.

– Довольно любезно для такого козла, как я, согласись?

Всякий зачаток цивилизованной беседы отмирает с пронзительным звоном ворот, сигнализирующим их открытие. Створки медленно распахиваются перед тетей Шери, плотно укутанной в пушистый банный халат.

– Мила! Ох, солнышко, мне так жаль! – Она кидается мне навстречу, заключая в крепкие объятия, словно я была без вести пропавшей пять дней. – Треклятые ворота опять выкобениваются? Код не сработал?

– Все нормально, – успокаиваю я тетю, неловко похлопывая по спине, пока она не высвобождает меня из захвата. Взглянув на ее виноватое лицо, я бодро улыбаюсь. – Наверное, я неправильно записала код. И еще мне определенно нужен твой номер.

– Ох, ну конечно! Я как-то не сообразила… Думала, он у тебя уже есть… – Тетя замолкает, когда ее взгляд скользит поверх моего плеча. – Привет, Блейк.

– Вечер добрый, мисс Хардинг, – здоровается тот, кивая. О, так он, оказывается, умеет быть вежливым при желании?

Тетя странно на меня смотрит и спрашивает:

– Разве ты не с Саванной собиралась на гулянку?

– С нею, – отвечает за меня Блейк. – Я сегодня водитель, поэтому всех развез по домам.

– Что ж, спасибо, Блейк. И поблагодари еще раз маму. Я прямо испугалась, когда она мне позвонила.

– Обязательно поблагодарю, – отвечает Блейк, однако между ними странное напряжение. Они не смотрят друг другу в глаза. – Ну, поеду. Спокойной ночи, Мила.

– Спокойной, – бормочу я, совершенно сбитая с толку. Теперь он весь из себя милый и галантный?

Блейк садится в пикап, машет на прощание и отъезжает. Ярко горящие задние фары стремительно удаляются и вскоре пропадают из виду.

Глава 7

Телефон разрывается. Спросонья нашариваю его на тумбочке и отвечаю, не взглянув на экран. В ухо тут же ударяет бешеный крик Рубена.

– Отец рассказал мне о вчерашнем, Мила! Совершенно, абсолютно, решительно неприемлемое поведение!

– И тебе утра доброго, Рубен, – бурчу я, принимая сидячее положение и убирая телефон от уха, чтобы взглянуть на время – восемь. Спальня залита солнечным светом, но глаза еще слишком чувствительные, поэтому я зажмуриваюсь и потираю их кулаками. – Разве у вас сейчас не… сколько, шесть утра? Чего ты не спишь?

– Мила, солнышко, в нашем деле покой только снится, – сухо говорит Рубен. – У твоего папы вчера был крайне важный деловой ужин. Думаешь, время подходящее для звонков твоего деревенского дружка? Где вообще тебя носило? Что-то мне подсказывает, ты не на ранчо сидела, как я велел?

– Никакой он мне не «дружок»! – возражаю я. В горле так пересохло, что почти больно говорить. Подтягиваю простыню, служащую мне одеялом, и высовываю голую ногу, подставляя под ветерок от кондиционера.

– Тогда что это было? Заводишь друзей среди местных, предлагая созвон с Эвереттом Хардингом?

Господи, ну и заноза же ты в заднице, Рубен! И как я забыла? Для меня он навроде дяди, но не любимого, а того, который бесит постоянными придирками.

– Нет, конечно! Я была на… – Резко обрываю себя. Пожалуй, не стоит признаваться Рубену, что я нарушила его правила, не успев приехать.

– Где, Мила? – поторапливает он.

– Ладно! Ходила с бывшей одноклассницей на автопикник, – сдаюсь я, однако спешу добавить, чтобы уберечь тетю от неприятностей: – Тетя Шери не знала! И не переживай, она уже мне все доходчиво объяснила. Ранчо покидать нельзя и точка. Ясно-понятно.

– Мила, – чуть ли не рычит Рубен, – и суток не прошло, а ты уже устроила балаган! Пожалуй, побила новый рекорд! Сознайся, ты просто не могла не разболтать всем о папе, верно?

– Нет! Не я им разболтала!

Он тяжко вздыхает.

– Почему бы тебе не посвятить это лето родственникам? Пообщайся с ними, помоги вычистить парочку конюшен, почитай любовные романчики! И никаких больше вылазок за пределы ранчо! Никаких вечеринок! Ясно, Мила?

Медленно разлепляю глаза, привыкая к свету. Наконец, окончательно проснувшись, принимаюсь отстаивать свои интересы:

– Рубен, твои требования несовместимы с реальностью! Как, по-твоему, мне затаиться в папином родном городке, где все прекрасно знают о нашей семье? Если хочешь, чтобы никто меня не замечал, надо было отправить на другой континент!

– Не мели чушь, – фыркает он. – Тебя нельзя выпускать в реальный мир. – Затем тон его голоса становится стальным. – Честно говоря, мне все равно, где ты. Но с этого момента твоими соцсетями управляю я.

Мои пальцы на телефоне невольно сжимаются сильнее.

– Чего?

– Я сменил пароли на всех твоих страничках, – сообщает он. – Иначе всего один твит или фото с малейшим намеком на то, что ты вернулась в родные пенаты, и по округе начнут шнырять папарацци.

– Рубен, тебе когда-нибудь говорили, что ты самый раздражающий человек на планете? – спрашиваю я с насквозь фальшивой нежностью, от всей души желая забраться прямо в трубку и придушить козла.

– Да, дорогуша, и не раз. Зато я лучший в своем деле. – Он посылает мне воздушный поцелуй. – А теперь будь паинькой, Мила, солнышко, и найди себе развлечение на ранчо. Не вынуждай меня звонить тебе повторно.

Вызов обрывается, и я швыряю телефон на пол, после чего падаю лицом в подушку и сердито рычу. Как же хочется хоть немного побыть самым обычным подростком, которого не контролирует на каждом шагу менеджер отца! Увы, как не устает напоминать мне мама, я вовсе не «обычная». Впрочем, ей тоже нелегко. Она жена чертовой суперзвезды! В интернете вечно гуляют какие-то жуткие сплетни, а ей приходится постоянно играть роль идеальной женушки, которая всегда и во всем поддерживает дорогого супруга. Однако огромное давление сказывается и на ней. Неудивительно, что она с завидным упорством выстраивает карьеру вне киноиндустрии – таким образом ей удается побыть отдельным человеком, а не папиным придатком.

Господи, как бы и мне хотелось обладать собственной индивидуальностью!

Широко зевнув, сладко потягиваюсь и наконец выскальзываю из постели. Странно просыпаться в чужой комнате. Дома у меня есть прикроватная тумбочка, на которой всегда лежит ежедневник; на комоде ровно выстроены мои любимые косметические средства – крема, духи и лосьоны; на подвесных полочках стоят изящные шкатулки для украшений. Здесь же все вещи разбросаны по комнате и валяются на полу.

Начинаю убираться, но вскоре накатывает ужасная слабость. Успеваю лишь сложить одежду в стопки на полу, выставить косметику на комод и усадить на подушку плюшевого медведя. Плюнув на попытки разложить все по шкафам, направляюсь вниз.

Из кухни доносится аромат свежесваренного кофе, и я следую за ним, как мышь за сыром. В доме царит такая тишина, что я даже удивляюсь, наткнувшись на Попая. Он копошится у окна с отверткой, то и дело поглядывая наружу. Я тоже окидываю поля взглядом.

Насколько мне известно, имение Хардингов построил еще мой прадедушка после Второй мировой войны, а потом его унаследовали Попай с бабушкой и вырастили здесь своих детей. Следующим наследником полагалось быть моему папе, если бы все шло своим чередом, однако его амбиции подорвали дело предков. Поэтому все это время Попаю помогает тетя Шери, поскольку, догадываюсь, именно она однажды унаследует имение. Раньше ранчо было на пару сотен акров больше; Попай продал значительную часть земли прямо перед тем, как установили забор, чтобы проще было за всем приглядывать. Сомневаюсь, что папа захочет когда-нибудь сюда вернуться, даже если забросит актерскую карьеру. Такая жизнь совсем не подходит тому человеку, каким он стал.

– Доброго утреца, – приветствует меня Попай, поднося отвертку к оконной петле. – Тетя уже с лошадьми, но обещала приготовить тебе сытный завтрак, когда воротится. А я вот пытаюсь починить дурацкое окно, которое вечно скрипит.

– Не страшно, сама найду чем перекусить. – Плавно скольжу по деревянному полу к дедушке и целую в щеку. – Утро доброе, Попай.

Кладу руку ему на плечо, он накрывает ее своей теплой ладонью и слегка сжимает. Его взгляд падает на мое лицо.

– Слыхал, ты вчера не смогла попасть домой?

Обнимаю его со спины и, утыкаясь носом в ложбинку между лопатками, вдыхаю такой родной запах… запах Попая – человека, который всю жизнь прожил на ферме.

– Угу. Только давай обойдемся без шуточек.

– Мы с твоей тетей долго живем здесь одни, нам и в голову не приходило, что возникнет подобная проблема. – Тон его голоса скорее печальный, нежели шутливый.

Я вдруг с болезненной ясностью осознаю, как редко мы их навещали за последние годы. Воображение рисует картинку тети с Попаем, сидящих вдвоем за огромным столом, день ото дня, и в груди щемит. Похоже, когда папа сложил вещи в чемодан и отчалил в Голливуд воплощать свои мечты о кино, он совсем не подумал о тех, кого оставил позади.

Попай шаркающей походкой подходит к кухонным шкафчикам у противоположной стены и принимается в них рыться. Они забиты бумажками да проводами. Наконец он выуживает какую-то пластиковую штуковину, похожую на маленький пульт от телевизора.

– Вот, держи. Скоро должен прийти мастер и починить ворота, тогда можно будет пользоваться пультом. Коли не придет, я ему такую взбучку устрою! Ну а пока, умоляю, запиши правильный код.

Подойдя, беру пульт и верчу в руках.

– Спасибо, Попай.

Тут в кухню через заднюю дверь входит тетя Шери. На ней старая фланелевая рубашка и драные, перепачканные засохшей грязью джинсы. Она скидывает калоши на коврике и распускает хвост. Тете посчастливилось уродиться с так называемой природной красотой, поэтому даже покрытая глиной и конским навозом она выглядит привлекательно. Папа как-то рассказывал, что в двадцать с небольшим тетя собиралась замуж за одного медика из города, но тот трагически погиб в автомобильной аварии. Она так и не обзавелась своей семьей. Однако, похоже, ее все устраивает – она всегда выглядит веселой и жизнерадостной.

– О, утречка доброго, Мила! Уже встала! – говорит тетя, подходя ко мне и заправляя прядь моих волос за ухо. – Как спалось?

– Хорошо, пока меня не разбудил Рубен. Он не очень-то доволен из-за вчерашнего.

– Вчерашнего? – Тетя напрягается. – Он знает, что ты ходила гулять?

– Ах да, я же не сказала… – с опаской начинаю я. – Произошло небольшое… недоразумение. Один мальчик выхватил у меня телефон и позвонил папе.

– Боже, Мила! – Тетя стонет и, отворачиваясь к раковине, намыливает руки. – Теперь Рубен и мне устроит взбучку!

– Не устроит, – возражаю смущенно. – Я тебя прикрыла.

Хотя в последние годы мне не представилось возможности сблизиться с родственниками, тетя Шери мне очень нравится, и я правда ценю ее готовность приютить меня на лето. И меньше всего хочется усложнять ей жизнь.

– Ох, спасибочки, Мила! Именно такая командная работа нам и нужна! – Она с облегчением смеется, затем стряхивает мокрые руки. – Папа, что ты делаешь с этой штуковиной?

Попай поднимает отвертку.

– Вот, чиню окаянное окно! Щеколду то бишь, которую ты сломала на прошлой неделе. Уж я-то не допущу, чтобы дом превратился в развалюху. Ни сейчас, ни через пятьдесят лет, никогда, – ворчит он.

– Ладно… просто ты выбрал не лучшее время. – Тетя вновь поворачивается ко мне. – Мила, нам в церковь к десяти, будь готова через час выезжать. – Ее взгляд падает на мои джинсовые шорты. – В нашей церкви полуформальный дресс-код, так что лучше найди юбку.

– Мы едем в церковь?! – повторяю я с таким видом, будто она говорит на иностранном языке.

– Так ведь воскресенье же. – Ее брови сходятся на переносице, когда она изучает мою изумленную физиономию. Похоже, до нее доходит, что меня удивляет вовсе не сегодняшний день недели, а сам факт посещения церкви. Она заметно меняется в лице. – Разве папа не водит тебя в церковь?

– Не-а.

Попай что-то бурчит себе под нос и выходит из кухни, по пути швырнув на стол отвертку. Тетя испускает разочарованный вздох. Боясь расстроить ее еще больше, максимально жизнерадостным голосом говорю:

– Что ж, юбка так юбка! Буду готова вовремя.

Собственно, почему бы и не съездить в церковь? Раз уж она так много значит для тети Шери и Попая, то и мне следует уделить ей внимание, пока я на их попечении.

Тетя уходит, чтобы утешить Попая, а я поджариваю себе гренок и забираю в свою комнату. Следовало, наверное, позвонить маме, но, честно говоря, разговор с Рубеном вытянул из меня все жизненные соки, к тому же на сегодня вполне достаточно напоминаний о моей голливудской жизни.

Минут десять валяюсь в кровати и набрасываю в ежедневнике иллюстрацию к новенькой, свежей главе моей жизни в Фэрвью. Начинаю следующий раздел, озаглавленный «Новые воспоминания» – буду фиксировать происходящие здесь памятные события. Потом записываю вчерашнюю дату и помечаю: «Автопикник». Надеюсь, хоть что-то, достойное записи, летом произойдет. Отстойно выйдет, если страницы так и останутся пустыми.

Затем принимаю душ и собираюсь. Волосы сушу феном, не распрямляю и не заплетаю; надеваю джинсовую юбку, самую скромную блузку из гардероба и сандалии. Гляжу на себя в зеркале и хмурюсь – можно ли вообще в церковь надевать джинсу? Впрочем, куда деваться, другой юбки у меня нет.

Когда час спустя спускаюсь, Попай уже сидит в теньке на веранде. Он настоящий красавчик в бежевых брюках и белой рубашке, шелковистые седые волосы зачесаны назад, и от него даже пахнет одеколоном. Он берет меня за руку и смотрит с восторгом и обожанием во взгляде. Кроме меня, у него нет ни других внучек, ни внуков.

– Как славно, что ты все же решила поехать с нами, – улыбается Попай. – Кстати, там будет куча молодежи, не только старики.

– Раз церковь так много для вас значит, то я хочу к ней приобщиться.

Ну, не совсем. Я не горю желанием идти, но его наверняка осчастливят мои слова. А это самое главное – счастье дедушки. Даже если приходится немного приврать.