Текст книги "Сто историй любви Джульетты"

Эвелин Скай
Сто историй любви Джульетты

Evelyn Skye

THE HUNDRED LOVES OF JULIET

Copyright © 2023 by Evelyn Skye

First published by Del Rey, an imprint of Random House,

a division of Penguin Random House LLC

Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Literary Agency

Jacket design: Ella Laytham

Jacket Illustrations: Stars/Ella Laytham, Getty Images – 1250992997

Фото автора © Evelyn Skye

Перевод с английского Ларисы Таулевич

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация © Olga Rai / Shutterstock.com.

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Иллюстрация для закладки Анастасии Ивановой

© Таулевич Л., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Посвящается Тому…

Эта книга – мое признание в любви.

Тебе, нам с тобой.

«И в небе, и в земле сокрыто больше,

чем снится вашей мудрости, Горацио».

Уильям Шекспир, Гамлет, акт 1, сцена 5

(Перевод Михаила Лозинского)

Элен

Аляска в январе – волшебная страна. Заиндевевшие ветви деревьев сверкают в бледном свете луны, словно кружева, сотканные Снегурочкой. Сосульки под крышами мерцают, будто застывшее во времени Рождество, а танцующие в воздухе снежинки подмигивают мне как живые. Сказка, да и только. Во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление от сегодняшнего вечера.

На тридцать первом году жизни, проработав энное количество ничем не примечательных лет новостным репортером в The Wall Street Journal в Лос-Анджелесе, я решила осуществить свою давнюю мечту – написать роман. Мою собственную книгу! Это совсем не то, что рассказывать чужие истории. Начиная с подростковых лет я постоянно писала короткие зарисовки, кусочки будущего романа, а теперь у меня наконец появилось время сложить их воедино.

Честно говоря, мне это сейчас очень нужно. В недавнем прошлом я прошла через настоящий ад. По большому счету я бы с удовольствием полила бензином и бросила в костер последние лет десять своей жизни. Смерть двух любимых золотистых ретриверов; «почти бывший» муж, гаммельнский крысолов, без зазрения совести изменявший мне с секретаршами; бесстыдно подсидевшая меня так называемая лучшая подруга.

Впрочем, подруга, сама того не подозревая, оказала мне услугу. Если бы меня повысили до обозревателя, я бы никуда не уехала. Окажись она настоящей подругой, я застряла бы в прежней жизни и не решилась бросить своего никчемного «спутника жизни».

Ее предательство стало, так сказать, спичкой, которая помогла мне сжечь прошлое.

Прощай, старая Элен Янсен. Да здравствует новая, лучшая Элен!

Моя мама утверждает, что ничего не случается просто так, и я ей верю. А посему, когда мне подвернулись невероятно дешевые билеты на Аляску (туристы редко стремятся попасть сюда в январе) плюс недорогой коттедж в аренду в рыбацком городке, я увидела в этом знак судьбы: именно здесь я должна писать свой роман и строить новую жизнь. Думаю, я приняла верное решение. Мне уже гораздо легче.

Напевая себе под нос, я запираю дверь коттеджа и не спеша иду по улице в поисках уютного местечка для ужина. На часах только половина седьмого, а уже давно стемнело: надеюсь, к этому можно привыкнуть. Как и к прогулкам по снегу в неуклюжих зимних ботинках, хотя пешком всяко лучше, чем за рулем. В гараже стоит взятая напрокат машина, но я так измучилась, пока доехала сюда из аэропорта, что с меня хватит. Я привыкла ездить по солнечным калифорнийским бульварам, обсаженным пальмами, и не собираюсь лишний раз испытывать удачу на обледенелых дорогах Рыбной Гавани.

К счастью, от моего съемного домика рукой подать до живописного центра города. На углу стоит симпатичный книжный магазин, отделанный в морской тематике; с ним соседствует сувенирная лавка для немногочисленных туристов, которые приезжают летом из Анкориджа и Кетчикана. Над площадкой для барбекю поднимается древесный дым, наполняя воздух ароматом жареной грудинки и ребрышек. Чуть дальше вижу музыкальный магазинчик с виниловыми пластинками (не знала, что они до сих пор существуют, и это приводит меня в восторг), несколько пекарен и кофейня.

При виде бара под названием «Ледяная выдра» я понимаю, что именно здесь хочу провести свой первый вечер в Рыбной Гавани. Он напоминает салун на Диком Западе, только с аляскинским колоритом: синяя краска потускнела от снега и дорожной соли. У входа деревянная статуя: бородатый охотник на пушных зверей с ружьем в одной руке и кружкой пива – в другой, из динамиков в зале доносится веселенький регтайм.

Обогнав меня, в бар с хохотом, шутками и прибаутками врываются трое укутанных в толстую фланель лесорубов; похоже, они знакомы не первый год. Я проскальзываю в дверь вслед за ними.

Именно таким я представляла себе внутреннее убранство «Ледяной выдры». Две трети столиков заняты, а посетители так же эклектичны, как обстановка. Лесорубы направляются в дальний угол и усаживаются под большой картиной с изображением сердитой выдры. На заднем плане, под выцветшим рекламным плакатом прошлого века, сидит компания женщин постарше, ни дать ни взять добрые бабушки с вязанием в корзинках. На плакате – реклама дикого аляскинского лосося с надписью «Клондайк!» и мультяшным королевским крабом в позолоченной короне. Постер приводит меня в восторг. Почти все остальные посетители – мужчины, вероятно, рабочие с завода по переработке морепродуктов, но есть и несколько семей: дети едят куриные палочки, а родители пьют пиво.

– Добро пожаловать в «Ледяную выдру», – приветствует меня шустрая белокурая официантка. – Недавно приехала?

– Неужели так заметно? – смеюсь я.

– Ну, городок у нас маленький, я всех тут знаю. – Подмигивает она. – И у тебя волосы темно-золотистого цвета – такой получается, когда темно-русые выгорают на солнце, а тут у нас все бледные поганки, витамина D не хватает. Я Бетси. Садись где хочешь. Первый напиток – за счет заведения. Что будешь?

– Местное пиво, может, светлый эль…

– Сейчас принесу.

Я нахожу кабинку поменьше у стены, откуда виден весь зал, и устраиваюсь на потрескавшемся дерматиновом сиденье. Надо мной висит чей-то охотничий трофей – ужасающе огромная голова лося. Тем не менее она идеально вписывается в перегруженный колоритными деталями стиль бара. Бетси приносит мне эль.

– Твои часы сбились с пути, подруга, – замечает она, указывая на мое запястье. – Переведи их на местное время.

– Нет, – качаю головой я. – Они сломаны.

Это самые обычные часы для дайвинга, синие с серебристым. Раньше они принадлежали моему отцу и остановились после глубоководной экспедиции с аквалангом. Он не удосужился их починить, так и носил сломанные. «Время не главное в жизни, – часто говорил нам с сестрой папа. – Если ты живешь, постоянно поглядывая одним глазом, сколько осталось, то уже проиграл».

Я не сразу усвоила урок и только теперь приняла папину мудрость. Вот почему я ношу сломанные часы. Пусть они не показывают время, зато напоминают о том, как я хочу жить: смотреть обоими глазами в настоящее.

В ресторан вваливается новая шумная компания – семь человек. Зал взрывается радостными возгласами, и все поднимают бокалы.

– Кто это? – спрашиваю я.

– Ловцы камчатского краба со шхуны «Алакрити», – поясняет Бетси. – Каждый раз, вернувшись с промысла, они приходят сюда отпраздновать удачный улов.

– Понятно, что им весело, а остальные чему так радуются?

– Чистая выгода, – ухмыляется Бетси. – Себастьен, капитан «Алакрити», легендарно щедр. Он каждый раз покупает выпивку всем присутствующим. Кстати, я пошла за стойку, вот-вот пойдут заказы.

Я благодарю ее и устраиваюсь поудобнее. Отпиваю глоток пива с приятным медовым послевкусием, и в это время самый высокий из краболовов снимает пальто и поворачивается к бару. Его силуэт окружен золотистым сиянием, льющимся с потолка. У меня покалывает затылок, по спине пробегают мурашки. Дежавю. Я его откуда-то знаю…

– Угощаю всех! – объявляет Себастьен, и зал вновь разражается ликующими возгласами.

Одна я молчу, глядя на знакомый профиль. Много лет назад, когда надо мной издевались в школе, я придумала себе лучшего друга, и он помог мне это пережить. Воображаемый друг остался и вырос вместе со мной, хотя мне давно пора отказаться от детских игр. А еще он был героем каждой моей зарисовки.

И вот стоит передо мной. Во плоти. Трудно сказать, сколько ему лет – по такому лицу не определишь. Но если это тот самый парень, которого я рисовала в воображении, то ему тоже около тридцати.

Его черты до боли знакомы: густая копна темных волос, задумчивые голубые глаза, таящие множество секретов. Шрам от ножа на подбородке – после драки в португальском баре, о которой у меня тоже есть рассказ. Широкие, чуточку сутулые плечи, как будто он много повидал на своем веку и все-таки выжил.

В зарисовках, написанных мной за много лет, мы с ним пережили приключения и радости, познали сладость первой любви, преданность и верность. Я видела, как ветер треплет его волосы, когда он ныряет со скалы в океан. Знаю соленый вкус его кожи. Помню его голос, когда он тихонько напевает колыбельную перед сном, и ритм его дыхания.

Но мы никогда не встречалась – до сегодняшнего дня я даже не знала его настоящего имени. Себастьен. Несмотря на холод, у меня потеют ладони. Разве может выдуманный персонаж существовать на самом деле?

Себастьен подходит к бару, чтобы помочь Бетси разнести пиво. Меня это не удивляет, потому что соответствует моим представлениям о нем. О выдуманном герое.

Я слежу за каждым его движением. Он идет по залу и раздает пиво. Ничего особенного не говорит, только широко улыбается. Люди тянутся за напитками, дружески похлопывают капитана по спине, трогают за плечо в знак благодарности, радостно улыбаются. Видно, что Себастьена здесь все любят.

Я тоже хочу с ним познакомиться. Прежняя Элен, застенчивая, неуверенная в себе, вжалась бы в кресло и даже не подумала открыть рот. Сидела бы тихонько в своем уголке, с которым уже свыклась, и терзалась сомнениями: вдруг ее отвергнут?

«Нет, – говорю себе я. – Новая Элен совсем другая, смелая и решительная. Встань. Ты можешь».

Закончив раздавать пиво, Себастьен возвращается к своему столу. Рыбаки в приподнятом настроении чокаются бокалами, а Себастьен скромно прячется в угол, чтобы вся слава досталась его команде.

Я медленно встаю и с колотящимся сердцем пробираюсь сквозь толпу людей, которые поздравляют экипаж с отличным уловом.

Сначала Себастьен не замечает моего приближения. Он рассеянно крутит стоящий перед ним пивной бокал – два оборота по часовой стрелке, один против. Я останавливаюсь как вкопанная, потому что именно так он делает в моих зарисовках. Не важно, где происходит действие: в хижине на вершине горы или в палатке посреди пустыни Сахара – если на столе стоит чашка, он каждый раз крутит ее именно так.

Я не понимаю, как такое возможно.

Нет, теперь, когда я решилась, нельзя идти на попятную. Я – снежинка, подхваченная порывом ветра, никто не остановит. И между нами есть еще какая-то незримая связь: меня притягивает к нему как магнитом.

Он поднимает взгляд, только когда я подхожу вплотную к столу. Воздух между нами буквально звенит, у меня замирает сердце. Себастьен моргает. Затем у него отваливается челюсть, и он смотрит на меня как моряк, заплутавший в океане и внезапно увидевший прямо над головой Полярную звезду.

Мне тоже не по себе. Как только наши взгляды встречаются, я тону в его глазах. Не потому, что они безумно красивы, просто через левую бровь и веко проходит знакомый мне белый шрам.

– Привет, – выдыхаю я.

– Привет.

Его голос глухим рокотом отдается у меня в животе. Судя по молчанию, этот Себастьен, как и мой воображаемый, немногословен. А мне очень хочется, чтобы он заговорил.

– Это ты, – бормочу я, перестав соображать в силу абсолютной невероятности происходящего. – Я тебя знаю.

Выражение его лица мгновенно меняется, за ледяной голубизной глаз словно вырастают защитные укрепления.

– Прошу прощения?

Наша связь обрывается, словно сильный порыв ветра разорвал слишком туго натянутую бечевку воздушного змея. Я понимаю, что сболтнула лишнее, и все-таки продолжаю, несмотря на очевидную абсурдность ситуации.

– Я тебя знаю, – повторяю я, словно могу заставить его в это поверить.

Себастьен поджимает губы и хмурится – не смущенно, как я ожидала, а будто с досадой.

– Ты меня с кем-то путаешь, – говорит он.

Окончательно уверившись, что на Аляску меня привели не дешевые билеты, я упрямо качаю головой.

– Я Элен.

Мне хочется его потрогать, убедиться, что он настоящий. Вместо этого я протягиваю руку для рукопожатия.

Мышцы у Себастьена на шее напрягаются. Он не называет своего имени и не пожимает мне руку, а одаривает меня натянутой, безразличной улыбкой, которая означает, что я его не интересую, и говорит:

– Прошу прощения, я вспомнил, что мне срочно нужно домой. Забыл покормить собаку.

Один из его приятелей, который находится в пределах слышимости, бросает на меня хмурый взгляд.

Себастьен обходит меня и устремляется к выходу, пробормотав что-то своему другу. Тот отнекивается, однако Себастьен вкладывает ему в руку кредитку, они стучатся кулаками, и он уходит. А я так и стою, не зная, что делать.

Себастьен

Я убегаю на стоянку, забираюсь в свой грузовичок и, дрожа, роняю голову на руль.

«Я тебя знаю», – сказала она. Я ответил, что она меня с кем-то путает.

Я соврал. Разумеется, я ее тоже знаю.

Увидев Элен, я ощутил на губах сладость медового вина, призрачную тень поцелуя. Так бывает всякий раз, когда она возвращается в мою жизнь. Смутное воспоминание о нашей первой ночи много веков назад. Элен, конечно, понятия не имеет, кто она такая, не знает, что ее присутствие – или отсутствие – в моей жизни определяет все мое существование. Сейчас я Себастьен, а изначально я звался Ромео. Ее звали Джульеттой.

– Зря мы сюда пришли, Ромео, – говорит Бенволио, когда мы появляемся на маскараде.

Раззолоченный бальный зал полон гостей в карнавальных костюмах: единороги танцуют со львами, рыцари чокаются кубками с драконами, Солнце прогуливается на заднем плане рука об руку с Луной.

– Ты случайно не забыл, что мы – Монтекки и наши семьи вовлечены в кровную месть? Если лорд Капулетти обнаружит нас в своем особняке, он насадит наши головы на пики еще до рассвета.

– Ах, в этом вся прелесть маскарада, дорогой кузен, – указываю я на бронзовую маску у себя на лице, элегантные складки тоги и крылья за спиной. – Под маской римского бога никто не отличит Монтекки от Капулетти. Кроме того, на балу будет Розалина.

– Забудь о Розалине. Она отреклась от любви, решив посвятить себя церкви; у вас с ней нет будущего. Твой отец хочет женить тебя на девушке, которая будет уважать тебя и повиноваться каждому твоему слову.

– Тоже мне, радость – женщина, которая любит тебя по обязанности!

– Ты слишком романтичен, Ромео, – смеется Бенволио. – Кстати, скажи на милость, что на тебе за костюм? Может быть… Купидон?

– Еще один намек, и я проткну тебя стрелой насквозь, – говорю я.

Он покатывается со смеху.

– Ты вспыльчивый дурак, как и все Монтекки. Я схожу за выпивкой. Обещай ни в кого не влюбляться, пока меня не будет.

Я легонько толкаю его в плечо.

– Иди. Хоть минутку отдохну от тебя.

Когда Бенволио уходит, я шарю глазами по бальному залу в поисках Розалины – ее и вправду нигде не видно. Я вздыхаю. Бенволио прав. Розалина, вероятно, дома, целомудренно читает молитвы. Внезапно я понимаю, что мне на этом балу нечего делать.

И вдруг на верхней площадке лестницы появляется Джульетта. В комнате воцаряется тишина. Умолкают скрипки и кларнеты. Замирают в танце единороги и львы. Все взгляды устремляются к Джульетте, как подсолнухи – к солнцу. У меня перехватывает дыхание. Она одета в белую тогу, в каштановых волосах – тиара, а на лице – изящная маска в виде бабочки.

– Психея, – шепчу я.

Смертная принцесса, которая влюбляется в Купидона. Джульетта идет по лестнице, даря улыбки. Она улыбается не только знати, присутствующей на балу, но и лакею, который помогает ей спуститься по последним ступенькам, музыкантам оркестра, слугам, разносящим еду и напитки. Своему высокомерному кузену Тибальту и старой тетушке в углу. Никто не может отвести взгляд от Джульетты, ведь ее улыбка – золотой свет в мире, столь часто омраченном кровопролитием и злобой.

Да, она красива. Но меня притягивает именно ее лучезарная доброта. Раньше я увлекался только внешними признаками красоты, а теперь понимаю, каково это – греться в лучах солнца.

Возвращается Бенволио с бокалами горячего медового вина. Сделав один глоток, я ставлю бокал на стол. Друг следит за моим взглядом, переводит его на Джульетту и вновь на мой бокал, который я вращаю на столе.

– Не-е-ет, – стонет он. – Просил же тебя не влюбляться, пока не вернусь! Меня не было всего несколько минут!

В свою защиту могу сказать, что сегодня вечером все в этом бальном зале влюблены в Джульетту.

Мне бы вспомнить историю Купидона и Психеи, испытания и невзгоды, через которые они прошли ради своей любви. Очарованный Джульеттой, словно меня пронзила собственная стрела, я покидаю возмущенного Бенволио.

Толпа, окружившая Джульетту, восторгается маской-бабочкой и желает девушке счастливого дня рождения, который она будет отмечать через две недели, в канун Праздника урожая. Я пробираюсь сквозь толпу и оказываюсь с ней лицом к лицу. Когда Джульетта узнаёт мой костюм, ее глаза вспыхивают.

– Это ты, – говорит она. – Я тебя знаю.

– Еще нет, – отвечаю я. – Наша история только начинается.

– Верно, Купидон, – смеется она. – Тогда как же нам познакомиться?

– Потанцуй со мной.

– А ты смелый!

– Да.

Знала бы она, что я – Монтекки…

Наши руки соприкасаются, по коже пробегает молния, и я обо всем забываю. Никогда раньше я не чувствовал себя так, будто весь мир – сцена, построенная специально для нас. Музыканты начинают играть баллончио, и, пока мы с Джульеттой танцуем, стук наших сердец так громко отдается в ушах, что мы не слышим барабанного боя. Я еще не видел ее лица под маской, да в этом и нет необходимости: по одному ее костюму я уже чувствую, что нас свела судьба.

Да, мы молоды, однако не настолько, как расскажут впоследствии поэты. Джульетте почти семнадцать, а мне на несколько лет больше. Мы достаточно взрослые, чтобы у нас друг от друга перехватывало дыхание, чтобы знать: в этот вечер мы зажгли искру, с которой начнется необыкновенная жизнь.

Рассказ Шекспира не совсем точен. Этот блестящий и плодовитый творец брал истории из реальной жизни, развивал и сплетал их в своем воображении. Юлий Цезарь, Гамлет, Макбет… Ромео и Джульетта.

Шекспир не отдавал себе отчета в том, что трагическая история влюбленных, которых соединили звезды, представляет собой нечто большее, чем рассказ об одном юноше и одной девушке. Он описал лишь небольшой фрагмент истории, а не то, что случилось на самом деле.

К сожалению, я слишком хорошо знаком с настоящей историей. Я старею со скоростью ледника – едва ли на год за каждые пятьдесят лет, однако я тот самый Ромео. Так сказать, усталая и потрепанная версия героя шекспировской пьесы.

А Джульетта меняется, перевоплощаясь вновь и вновь. То она пышная рубенсовская блондинка, то хрупкая и тоненькая, с волосами цвета воронова крыла. Сегодня вечером у нее мягкие изгибы и густые, блестящие волосы цвета светлой карамели. А душа всегда одна, искрящаяся любопытством и остроумием. Как бы ни менялась ее внешность, она все та же прекрасная девушка, которую я впервые поцеловал много жизней назад. На протяжении столетий я влюблялся в нее вновь и вновь. И всякий раз терял.

Элен не знает, что она и есть Джульетта, которую я любил всю свою проклятую жизнь. Девушка, о которой я мечтаю, когда ее нет рядом, о которой тоскую после каждой смерти, пока ее новое воплощение не найдет способ ко мне вернуться.

– Зачем ты меня нашла? – бормочу я, стукнув кулаком по рулю.

Я больше десяти лет от нее прятался. Я действительно видел Элен раньше, один-единственный раз, когда она училась в колледже Помоны. Я подумывал о возвращении в аспирантуру и поехал осмотреть кампус. Гуляя по территории, я вдруг услышал доносившийся с лужайки мелодичный смех и ощутил на языке предательский вкус медового вина.

Я заметил ее издали. Элен полулежала на подстилке для пикника в компании друзей – в сарафане янтарного цвета, юная и прекрасная. Ее обнимал за плечи юноша, рассказывавший какую-то забавную историю. Обаятельный юноша, приковавший к себе всеобщее внимание. Элен смотрела на рассказчика сияющими глазами, словно на принца, который убил дракона и вернулся, чтобы поведать о своем подвиге всему королевству.

В какой-то момент она подняла голову, и наши глаза встретились. Сделав огромное усилие, я справился с наваждением и бежал. Увидев, что Элен, моя Джульетта, счастлива, я не захотел ей мешать. Я подумал, что, если оставлю ее в покое, проклятие потеряет силу.

Я ушел от нового воплощения Джульетты, чтобы ее спасти, и она выжила. После той встречи я понял: проклятие срабатывает не просто потому, что наши пути пересеклись. Нужно что-то большее. Видимо, мы с Джульеттой должны по-настоящему полюбить друг друга. Это дало мне силы уйти с лужайки в кампусе, оставить Элен, хотя к тому моменту прошло более семи десятилетий с тех пор, как я держал мою любимую за руку, чувствовал ее волосы на своей щеке, засыпал рядом с ней. Я скучал по ней так сильно, как скучали бы по небу упавшие на землю звезды. И все же я ушел. Я точно знал, что произойдет, если я стану частью ее жизни.

История никогда не менялась: Ромео и Джульетта влюбляются. Они верят, что нашли наконец свое счастье, и короткое время живут в восхитительной беззаботной эйфории. Потом Джульетта умирает, а Ромео скорбит, снедаемый горем и виной.

Мою душу разъедает кислота. Я не понимаю, почему вновь и вновь повторяется этот цикл. Я всегда Монтекки, независимо от того, какое имя ношу. Ни одна из реинкарнаций Джульетты не помнит ни меня, ни того, что происходило между нами.

Я знаю только то, что не умер в тот первый раз, как утверждал Шекспир. Я всегда выживаю, умирает только Джульетта. Из-за меня.

Надеясь, что на этот раз удастся избежать проклятия, я решил спрятаться на Аляске. Тяжелые условия и суровый климат этих мест благоприятствуют отшельникам и изгоям, а соотношение полов склоняется к мужчинам в большей степени, чем где бы то ни было. Я с головой ушел в работу, построил дом в замерзшем лесу вдали от затерянного на краю света города, отгородился от мира. Так что же она здесь делает? Я честно старался держаться от нее подальше. И откуда она меня знает?

Неужели она… помнит? Раньше никогда не помнила.

У меня вновь перехватывает дыхание при воспоминании о том, как она стояла перед моим столом в баре. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не покинуть свою добровольную тюрьму, не побежать обратно в бар, не подхватить Элен на руки и не признаться, что она права. Мы действительно знакомы, наши души переплетены, а трагическую историю нашей любви вновь и вновь пересказывают лучшие поэты человечества уже много веков. Ромео и Джульетта. Купидон и Психея. Я и она.

И все-таки я сижу в машине, уронив голову на руль, потому что сценарий нарушен. Мы с Джульеттой встречаемся всегда десятого июля, а сейчас январь. И она не должна меня знать, ведь каждая новая Джульетта – чистый лист.

Если только проклятие не изменилось. Наверное, я слишком безрассудно играл с судьбой, когда ушел от Эвери Дрейк, предыдущего воплощения Джульетты, и теперь проклятие вернулось с удвоенной силой в виде Элен, которая думает, что помнит меня. Я наказан за попытку помешать судьбе.

Нет, я не сдамся. Я слишком живо помню, что случалось всякий раз, когда я позволял Джульетте любить меня, и какие страдания это ей приносило. Вонзенное в плоть копье. Смерть от теплового удара и обезвоживания в пустыне. Погребальный костер из алчного пламени, не оставивший ничего, кроме горстки пепла и костей. И другие несчастья.

Я не позволю ей умереть вновь.

Значит, надо держаться от нее подальше. Я могу заставить Элен уехать из нашего городка, пока она не освоилась. А если не получится, уеду с Аляски сам. Чего бы мне это ни стоило, я вновь попытаюсь ее спасти. Потому что она заслуживает долгой и счастливой жизни, а я приношу ей одни несчастья. После всего, что выпало на долю Джульетты по моей милости, я обязан спасти ей жизнь, даже если это означает прожить без нее целую вечность.

Кто-то стучит в окно моего грузовичка. Я подскакиваю от неожиданности и стукаюсь головой о потолок.

Это Адам Меркульеф, совладелец «Алакрити» и мой лучший друг. От него так просто не отделаешься. Адам открывает дверцу и без приглашения забирается в кабину. В моем друге двести двадцать фунтов чистой мускулатуры, но он сильно хромает после несчастного случая с восьмисотфунтовой ловушкой для крабов пару лет назад, иначе появился бы раньше.

– Не хочешь объяснить, почему выбежал из бара как ужаленный? – спрашивает Адам. – Я-то знаю, что тебе не нужно спешить домой – у тебя нет никакой собаки.

Я давлю костяшками на глаза.

– Трудно объяснить.

– А ты попробуй.

Если бы я мог кому-то рассказать, то только Адаму. Он из алеутов, у них есть множество своих мифов и поверий. Правда, слушать в детстве старинные легенды – это одно, а искренне считать в тридцать лет, что над тобой довлеет многовековое проклятие, – совсем другое.

И вообще, как взрослый мужчина может признаться другому взрослому мужчине, что верит в историю Ромео и Джульетты? Что Джульетта существует на самом деле и, если в меня влюбится, умрет?

Все мои прошлые влюбленности – и потери – эхом отдаются в голове как кошмарные сны. Если я свяжусь с Элен, ей останется жить в лучшем случае два года. В худшем – два дня. И любой конец мучителен. Я вижу и чувствую каждую смерть Джульетты как свою собственную. Кажется, меня сейчас стошнит.

– Что с тобой, чувак? – спрашивает Адам. – Ты какой-то зеленый.

Я тяжело выдыхаю, пытаясь сбросить горестную ношу.

– Устал немного. Извини, что ушел так рано.

– Я на это не куплюсь, Сибас.

Адам никогда не называет меня Себастьеном. Он всем придумывает прозвища, и, поскольку на его лице запечатлена вечная улыбка, никто не возражает.

– Не знаю, как объяснить, – говорю я, пожимая плечами.

Адам привык, что я почти никогда не рассказываю о своей личной жизни. Он лишь вздыхает. Как настоящий друг, Адам вышел на парковку узнать, что со мной, и в то же время уважает мои границы.

Он ударяет меня кулаком в плечо.

– Ладно, чувак. Только не обижайся, если мы выпотрошим твою кредитку.

Мне удается изобразить усмешку.

– Договорились.

– Отдохни немного. Увидимся завтра в порту.

Адам трусцой возвращается в «Ледяную выдру». Я даю себе еще минуту, чтобы собраться с мыслями. Что все это значит? Почему Джульетта здесь?