Текст книги "Сто историй любви Джульетты"

Элен

Можно ли ненавидеть человека, которого толком не знаешь? Я смотрю, как он уходит с моими книгами. Я его ненавижу, ненавижу! Настоящий Себастьен совсем не похож на воображаемого. В теле этого рыбака нет ни единой доброй косточки. Общее с моей воображаемой второй половинкой – лицо, в остальном он сделан из улиток, ракушек и зеленых лягушек. И гнилых клешней камчатского краба.

Себастьен принадлежит к той же категории мужчин, что и Меррик (читай: подонок, о котором не стоит даже думать).

В раздражении иду обратно к «Книжной верфи». На улице арктический холод, а мое пальто осталось висеть на крючке в магазине. Я могу попытаться забыть о придурке Себастьене, но книга о написании романов мне совершенно необходима. Именно за этим я приехала в отдаленный городок на Аляске в первую очередь – чтобы выяснить наконец, есть ли какой-то способ объединить зарисовки, которые я писала все эти годы, в связное произведение. Я писала их по кусочкам и все же чувствую, что у них есть общая нить, единая тема. Нужно найти сквозную линию…

Почему не купила руководство по написанию романов перед отъездом из Лос-Анджелеса? Спешила уехать от Меррика, пока не сдали нервы. Пока я не позволила ему отговорить меня от развода, пока он не убедил меня, как всегда, что в моей голове все перепуталось, а он ни в чем не виноват. Я больше не хотела быть его тряпкой.

Порыв ветра чуть не сбивает с ног. Я торопливо поднимаюсь по обледенелым ступенькам, хватаясь за перила, и врываюсь в дверь.

Меня окутывает тепло от камина, и я издаю блаженный стон. Хозяйка магазина добродушно посмеивается из-за кассы.

– Извини, – говорит Анджела. – Просто за пять секунд на твоем лице отразился весь спектр человеческих эмоций: от страха и боли до удивления, облегчения, благодарности и слепого обожания. Я не подозревала, что кто-то может так внезапно влюбиться в камин.

Я фыркаю от смеха: она права. Я смешна. Тепличная дурочка из Калифорнии, бегущая за выдуманным героем зимой, на Аляске, без пальто.

Пора привести мысли в порядок.

– А нет ли у тебя случайно еще одного экземпляра «Искусства написания романов»?

Магазинчик милый, но выбор невелик. На полке стояла только одна книга на эту тему (зато о деревообработке и о хождении на снегоступах сколько хочешь).

Анджела качает головой.

– Заказать еще один экземпляр? Придет через три-четыре недели.

– Так долго?

Я и не знала, что доставка в наше время может занимать столько времени.

Она виновато улыбается.

– Сюда сложнее доставлять вещи, чем в любой из штатов на Большой земле. Особенно из-за метелей в это время года. Послушай, я хотела спросить – чем ты так разозлила Себастьена, что он выскочил из магазина как ошпаренный? Он самый спокойный и уравновешенный человек из всех, кого я знаю.

Я морщу нос.

– Он? Уравновешенный? Я пробыла в Рыбной Гавани около суток и сталкивалась с ним дважды, и оба раза он обращался со мной как с ночным горшком, на который наступил спросонок.

При упоминании горшка Анджела настороженно приподнимает бровь.

– Прости. Ты имеешь дело с большой любительницей исторической прозы, – говорю я.

Анджела улыбается.

– Не понимаю, как тебе удалось вывести из себя такого невозмутимого добряка. Знаешь, что однажды сделал Себастьен? – добавляет она, наклоняясь ко мне, как будто намерена раскрыть мне тайны вселенной. – «Алакрити» находилась в море уже десять дней. Их настиг страшный шторм – двадцатиметровые волны, пронизывающий ветер, мокрый снег. Команда вымоталась, шхуна безбожно обледенела, часть ловушек оторвало… Они мечтали только об одном – пережить ночь.

И вдруг Себастьен увидел детеныша белого медведя, выброшенного на льдину. Медвежонок явно был ранен; позже выяснилось, что у него сломана лапа. Видимо, отстал от матери и не мог доплыть до безопасного места. Как ты думаешь, что сделал Себастьен в разгар одного из самых опасных зимних штормов в новейшей истории Аляски? Он прыгнул на тонкий, потрескавшийся лед, схватил медвежонка и принес его на борт.

– Тот парень? – недоверчиво смеюсь я. – Ни на секунду не поверю, что он мог о ком-то беспокоиться, тем более о медвежонке. Кроме того, он провалился бы под лед и замерз в океане. Или медведь растерзал бы его до смерти. Бабушкины сказки!

Анджела поднимает три пальца.

– Честное скаутское. Я видела, как они пришвартовались в порту – их встречал весь город, потому что команда заранее связалась по радио с Адамом, и тот вызвал ветеринара из заповедника, чтобы забрать детеныша. Сюжет показывали по телевизору, и потом еще раз, когда медвежонок выздоровел и его вернули в дикую природу.

Глаза Анджелы сияют восхищением, как вчера у клиентов «Ледяной выдры» при виде Себастьена – любимца Рыбной гавани, который угощает всех пивом, а в свободное время спасает попавших в беду медвежат. Не человек, а живая легенда.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза; если бы не мои сознательные усилия, они бы вывалились из головы на пол. Вместо этого я лишь бесстрастно улыбаюсь, как всякий раз, когда меня обходили повышением в газете или когда Меррик придумывал новую отмазку по поводу сверхурочной работы со стажерками. Улыбка типа «мне слегка неловко, но давай притворимся, что я тебе верю, и пойдем дальше».

Анджела понимает намек и возвращается к компьютеру.

– Прости, увлеклась… Заказать тебе «Искусство написания романов»?

Я задумчиво барабаню пальцами по прилавку. Три-четыре недели. За такой срок я должна написать половину романа. Кроме того, через два месяца мы с Кэти уезжаем в Европу. И что, спрашивается, я буду праздновать в Амстердаме и Каннах, если даже не начала писать?

Черт. Проще разыскать Себастьена и потребовать книгу обратно, хотя и не хотелось бы с ним связываться. Ему не нужна эта книга, он взял ее, чтобы досадить мне. Как надоели эти мерзкие типы вроде Себастьена и Меррика, которые думают, что могут мной помыкать!

Пошли они к черту! Завтра еду в порт. Однако в отличие от моего первоначального плана упасть в обморок перед воображаемым Себастьеном я дам пощечину настоящему (когда получу свою книгу обратно).

– Думаю, нет смысла, – говорю я Анджеле. – Спасибо.

Снимаю с вешалки пальто и собираюсь уходить, но меня останавливает мелодичный детский смех, от которого тает сердце. В детском отделе хихикают над книгой с картинками трое малышей. Родители расположились в креслах достаточно близко, чтобы присматривать за детками, и в то же время могут говорить о своем. Рядом с ними есть пустое кресло, и на секунду я представляю, что сижу там – мамочка, которая привела ребенка пообщаться со сверстниками в книжном магазине.

Я всегда мечтала о детях, а Меррик боялся ответственности. Напряженность между нами росла. Конечно, расстались мы не из-за этого, но все же после двадцати пяти лет мои биологические часы начали тикать и с тех пор никогда не останавливались. В тридцать, в преддверии развода, я разочаровалась в мужчинах и утоляю материнский инстинкт, балуя племянника и любуясь издалека чужими отпрысками.

– Очаровашки, правда? – улыбается Анджела. – Я только ради детей и открыла этот магазин. Помню, в детстве могла часами рассматривать книжки с картинками на полках.

– Да, очень милые, – с излишней тоской в голосе соглашаюсь я.

Анджела, наверное, не замечает моего настроения, потому что смотрит на хихикающих малышей почти так же, как и я.

– А у тебя есть дети? – спрашиваю я.

– Сын, – кивает она. – Живет в Аризоне, и у него недавно родилась дочка. Я хотела бы навестить их, но магазин не оставишь.

– И никто не может тебя подменить?

– Я не могу позволить себе наемных работников. Рыбная Гавань – не самый читающий город, если не считать детей.

– Жаль.

Она пожимает плечами и возвращается к кассе, а мне в голову приходит мысль. Во время учебы я подрабатывала в книжном магазине и до сих пор разбираюсь в книгах, потому что много читаю. И, честно говоря, мне не помешала бы небольшая подработка. Сегодня я потратила на покупку продуктов больше, чем рассчитывала, – очевидно, еда и все остальное на Аляске стоит дороже, чем на большой земле, из-за доставки. Если бы я хоть немножко поработала в «Книжной верфи», то сэкономила бы деньги на отдых в Европе.

Я не капризна и никогда не требую невозможного. В ресторанах я не прошу ничего заменить и не заказываю блюда, которых нет в меню. Я ни за что не спрошу о работе, пока не увижу табличку «Требуются». Новая Элен старается быть смелее как в больших, так и в маленьких делах. За спрос не бьют в нос. Что плохого в том, чтобы спросить? В крайнем случае ответят «нет», не страшно.

– О, у меня идея, – говорю я Анджеле, улыбаясь детям за маленьким столиком. – Что, если я прикрою тебя, пока ты поедешь навестить внучку? Раньше я работала в книжном магазине, и…

– Правда? В самом деле? – радостно хлопает в ладоши Анджела. – Можешь начать завтра после обеда?

Элен

На следующее утро, еще даже солнце не взошло, я подъезжаю к стоянке в порту, и тут у меня звонит телефон. Боюсь, я знаю, кто это. Паркуя машину, бросаю взгляд на экран. Входящий от Писающего сидя мальчика.

Я хихикаю. Решив развестись с Мерриком, я сменила его имя в своем телефоне. Он может корчить из себя супергероя, но стажерки не знают, как он на самом деле труслив и беззащитен. Он до сих пор называет маму мамочкой, спит с включенным ночником и писает сидя, как маленький.

Вы скажете, я злая? Не спорю. Но я не лгу. Кроме того, разрыв отношений, длившихся десять лет (восемь из них в законном браке), не проходит безболезненно, и возможность дать Меррику безобидное прозвище, которого все равно никто не увидит, укрепляет мою веру, что я приняла правильное решение.

Конечно, было бы здорово, если бы он перестал звонить по двадцать раз в день. Тогда мне вообще не пришлось бы видеть ни имя, ни прозвище. (Я не могу его заблокировать, вдруг он захочет сообщить что-то важное о подписании документов на развод.)

Я отклоняю звонок и переадресовываю на голосовую почту. Я все равно знаю, что он собирается сказать: с тех пор, как я уехала из Лос-Анджелеса, Меррик с присущими ему харизмой и наглостью пишет и говорит одно и то же. Он невероятно обаятелен, и нужно проявлять осторожность, чтобы не попасться на удочку. Большинство его утверждений на первый взгляд вполне логичны, меня бесит только его самодовольство и уверенность в своей правоте.

«Элен, у нас слишком хорошие отношения, чтобы вот так все разрушить. Ты замечательная и разумная; мы справимся. Хотя случай с Крисси не то, что тебе показалось, мне все равно жаль, если это причинило тебе боль. Возвращайся домой, все обсудим».

«Элен, я понимаю, ты расстроилась, что не получила должность обозревателя. Я виноват: не подумал о твоих чувствах, и ситуация вышла из-под контроля. Вероятно, поэтому ты неправильно истолковала происходящее, когда увидела Крисси в моем кабинете. Ты ни в чем не виновата, я понимаю тебя и прощаю. Позвони мне, хорошо?»

«Элен, ты где? Позвони мне, пожалуйста. Не знаю, что там тебе привиделось, но Крисси просто помогала мне поднять степлер, упавший под стол. С твоей рассудительностью и оптимизмом ты должна понять, что лучше забыть о разводе, иначе… Ладно, не бери в голову. Просто возвращайся домой».

Конечно, Меррик, я идиотка. Слава богу, что твой несоизмеримо более развитый мозг готов помочь мне понять то, что я наблюдала собственными глазами.

В его сообщениях присутствует скрытая угроза. «Иначе…» Я закатываю глаза. Что «иначе»? Он отправит за мной команду убийц-ниндзя? Меррик всего лишь редактор газеты, а не президент Соединенных Штатов. Он всегда страдал завышенной самооценкой.

Вновь звонит телефон. Я сую его под пассажирское сиденье: есть дела поважнее.

Как только я выхожу из машины, на меня обрушивается зима. Боже милостивый, как холодно! Я застегиваю пальто (на мне все мое самое теплое белье и флисовый костюм) и застегиваю кнопки на капюшоне, пока на виду не остаются только глаза. Неужели всего пару дней назад я называла Аляску волшебным местом с кружевным инеем, сотканным Снегурочкой? Как быстро тускнеет блеск новизны! Все сейчас отдала бы за нашу калифорнийскую «зиму». Раньше я думала, что двадцать три по Цельсию – подходящие условия для свитера.

Тем не менее я здесь и шагаю вперед, к светящимся в темноте огням порта, чтобы найти Себастьена и «Алакрити». В порту уже кипит жизнь, покачиваются на волнах лодки, перекрикиваются моряки. Первая лодка – «Краб-монстр», внешность ее вполне соответствует названию. Это огромное серое чудовище с нарисованными на носу острыми, как у акулы, зубами.

Мои попытки заговорить с командой, однако, тщетны. Моряки слишком заняты, чтобы обращать внимание на случайную туристку, бродящую по причалу.

Со следующих лодок тоже никто не отвечает. Наконец мне уделяет пять секунд внимания женщина, которая бежит со своего корабля на причал за снабжением.

– Извините, – кричу я, – не подскажете, где найти «Алакрити»?

Она не утруждает себя словами, просто указывает в сторону парковки и поднимается по трапу к себе.

Я хмурю брови, поворачиваясь назад. По дороге я рассматривала все рыбацкие лодки. Там были «Краб-монстр», «Соленая пушка», «Суши весла», «Люцифер», «Ведро кеты» и «Адреналин». Несколько причалов пустовали, и я решила, что они ничейные. Если только…

У меня сводит живот. Вдруг «Алакрити» уже ушла на промысел? С другой стороны, если лодки нет, зачем женщина указывала в эту сторону?

Я иду дальше, и ответ ждет меня под одним из портовых фонарей. На ржавой вывеске с выцветшей красной стрелкой написано: «Офисы». Стрелка указывает на парковку, где стоят несколько небольших трейлеров, наводящих на мысль о могучих океанских кораблях. На втором по счету написано «Алакрити», и там горит свет.

Я вздыхаю – что-то сомнительно. Себастьен не похож на любителя офисного труда. Тем не менее я подхожу и стучу в дверь.

Офис, если его можно так назвать, тесен и до отказа забит мебелью и стопками бумаги. Рядом с картотечным шкафом стоит дешевый торшер. Правда, из пары динамиков раздается бодрый мотивчик в стиле регги. А парень за столом улыбается с таким видом, словно всю жизнь ждал встречи с будущей известной писательницей. Это немного сглаживает мое разочарование от того очевидного факта, что Себастьена здесь нет.

– Доброе утро, – говорит хозяин кабинета, поднимаясь и протягивая руку. – Адам Меркульеф. Чем могу помочь?

Представляю, на кого я похожа во всех своих теплых вещах, надетых одна поверх другой, раздутая, как мишленовский человечек из шин.

– Элен Янсен, – представляюсь я и жму протянутую руку, не снимая перчаток.

Наверное, это невежливо, но мои пальцы заледенели, а новый знакомый не похож на человека, который может обидеться на что-то подобное.

– Я… э-э… ищу Себастьена.

По лицу Адама расплывается довольная ухмылка, и у меня мелькает мысль, не вернуться ли к первоначальному прикрытию журналистки, которая хочет взять интервью у известного краболова.

Не успеваю я наврать об изучении вопроса ловли крабов, как Адам говорит:

– Не узнал тебя с шарфом и в капюшоне! Не ты ли сидела в «Ледяной выдре» пару вечеров назад?

– Что? Нет. – Я снимаю перчатки и тереблю в руках. – Наверное, похожа на кого-то.

Адам ухмыляется.

– У нас маленький городок, Элен, и сейчас не туристический сезон. Ты на данный момент единственная приезжая в Рыбной Гавани.

Он толкает ко мне через стол розовую коробку с пончиками, как будто хочет смягчить удар.

Я не решаюсь взять пончик: вдруг это ловушка? Ведь я на территории Себастьена, и, учитывая, как обернулись две предыдущие встречи, трудно винить меня в излишней бдительности.

– Не бойся, они не ядовитые, – смеется Адам и отправляет в рот пончик. – Я запомнил тебя в «Ледяной выдре». Ты прошла мимо меня, прямиком к Сибасу, я имею в виду Себастьена, и заставила его спасаться бегством. Что ты сделала с обычно невозмутимым капитаном, Элен?

Мои щеки вспыхивают, хотя зубы все еще стучат от холода. Я растерялась: не ожидала, что кто-то из экипажа «Алакрити» меня узнает. Не станешь же объяснять, что приняла Себастьена за ожившего героя своих рассказов?

Я выбираю трусливый выход и запихиваю в рот глазированный пончик. Адам вновь беззлобно фыркает, признавая свое поражение.

– Ладно, что бы между вами ни произошло, пусть будет секрет. Если ты можешь его встряхнуть, я только «за». Себастьену нужна женщина, которая бросит ему вызов.

– Э-э…

Я проглатываю пончик, не прожевав, чтобы скорее объясниться.

– У меня ничего с ним нет. Ты неправильно понял.

Адам бросает на меня изучающий взгляд.

– Правда?

– Разумеется. Тысяча процентов.

– Гм.

– Что?

Адам улыбается и качает головой.

– Просто, когда Себастьен заговорил о тебе сегодня утром…

– Обо мне?

Я невольно подаюсь вперед и мысленно упрекаю себя за несдержанность. Предполагается, что я должна ненавидеть Себастьена. Какая разница, думает он обо мне, говорит или делает из меня куклу вуду и втыкает в нее булавки?

Адам замечает мой повышенный интерес и приподнимает бровь: ага, попалась!

Кто бы сомневался, что друзья Себастьена так же невыносимо самодовольны, как он сам.

Я громко выдыхаю и поворачиваюсь к двери.

– Ладно, я пошла. Спасибо за пончик.

– Подожди, Элен, он кое-что оставил для тебя. Предупредил, что ты можешь зайти.

Адам сует руку в верхний ящик стола и достает «Искусство написания романов» и еще две книги, которые я намеревалась купить.

Я удивленно хмурюсь.

– От-к-куда он узнал, что я сюда приду?

Адам пожимает плечами.

– Как я уже сказал, меня ваши секреты не интересуют. Знаю только, что Сибас выглядел сегодня утром сильно расстроенным. Все считают, что он крутой, но ему несладко пришлось в жизни, и он недоверчив. Будь с ним помягче, ладно, Элен?

– Я…

– А если хочешь его увидеть, «Алакрити» уже должна стоять у причала. Они вышли в море за наживкой, а мой племянник кое-что забыл в машине, и они на несколько минут вернулись.

Адам отдает мне книги и ободряюще кивает, уже без насмешки.

– Себастьен хороший парень. Не заставляй его страдать.

Меня заинтриговали слова Адама, и, вместо того чтобы уйти, я вновь направляюсь в порт, обещая себе только взглянуть на Себастьена. Хочу убедиться, что никакой он не хороший. Наверняка орет на свою команду, тиран! Одним глазком гляну и домой.

«Алакрити» стоит у одного из пустовавших до этого причалов. Она похожа на танк – видимо, такой и должна быть краболовная шхуна, чтобы выдержать зимние штормы в океане, – а корпус выкрашен в спокойный лазурно-голубой цвет, как тропические воды Гавайев. Неожиданно.

Я прячусь в тени ближайшего склада. На судне кипит жизнь – ходят ходуном снасти и сети, матросы снуют по палубе, закрепляют огромные ловушки для крабов.

И вдруг сквозь неистовые крики прорывается одинокий тенор, поющий вступительные ноты матросской песни. В моем поле зрения появляется человек, которому принадлежит голос, и я узнаю в нем Себастьена.

Он поет чисто и звонко, песня разносится в холодном утреннем воздухе, и, как тогда в «Ледяной выдре», голос низким рокотом отдается у меня в животе. Колени подкашиваются, и я прислоняюсь к стене, чтобы удержаться на ногах.

На окружающих песня производит противоположный эффект. В гавани воцаряется спокойствие, второй куплет подхватывает экипаж «Алакрити», затем к ним присоединяются люди с других лодок. Вскоре весь порт наполняется матросской песней и духом товарищества. Я вдруг вспоминаю написанный мной рассказ о Второй мировой войне, о другом капитане, в другом порту – в Перл-Харборе.

Джек напевает матросскую песенку, любуясь собой в зеркале. До чего красива новая форма лейтенанта! Он был лучшим в своем выпуске в Аннаполисе и поступил в военно-морской флот в звании мичмана, а теперь, два года спустя, получил второе повышение. Конечно, сейчас немного легче подняться по служебной лестнице из-за войны, хотя тоже не так-то просто. Пока остальные страны дерутся, Соединенные Штаты по-прежнему сохраняют нейтралитет. Повышение надо заслужить, и Джек с гордостью рассматривает новые планки на воротнике своей рубашки и нашивки на кителе.

В дверь просовывается голова его товарища, Даррена.

– Все никак не налюбуешься собой, павлин чертов?

Джек со смехом хватает с койки подушку и швыряет в друга.

– Не завидуй!

Даррен ловит подушку и швыряет обратно.

– Завидовать, что теперь на тебе больше ответственности? Нет, спасибо, сэр. Я рад, что у меня ранг пониже. Рано или поздно нас втянут в войну, и тогда я бы хотел, чтобы на моей совести было как можно меньше человеческих жизней.

– Странное отношение для потомственного военного моряка, – хмурится Джек.

– Это называется мудростью.

Даррен торжественно постукивает себя по лбу, улыбаясь с видом мальчишки, запустившего фейерверк на соседской лужайке.

– Я не допущу, чтобы кто-то из моих людей погиб, – серьезно отвечает Джек.

– Вот за это мы тебя и любим. За искренность и очаровательную наивность.

Джек, однако, далек от наивности. Он повидал немало смертей задолго до того, как его нога ступила в священные залы Военно-морской академии Соединенных Штатов, до прибытия на службу в Перл-Харбор. Просто никто об этом не знает.

– В общем, – говорит Даррен, – я заглянул сообщить, что сегодня в городе вечеринка. Живая музыка, крепкие напитки, красивые девчонки… Что скажешь? Смотаемся с базы?

– Неохота, – отвечает Джек.

За два года службы он разбил не одно девичье сердце и решил сделать перерыв: девушки, которых он целует, хотят большего, чем он может дать.

– Да ладно, чем ты намерен заниматься?

– Книжку почитаю.

– Ты упускаешь возможности, которые дает тебе форма, особенно новые лейтенантские нашивки, – качает головой Даррен. – Стоит тебе зайти сегодня вечером в бар, и половина Гонолулу упадет в обморок. Черт возьми, Супермен, ты можешь затащить их в постель всех скопом.

Джек остается невозмутим. Интрижка на одну ночь – как водка: когда выпьешь, вроде бы лучше, а потом наступает похмелье, и чувствуешь еще большую опустошенность, чем вначале.

– Спасибо за приглашение, – говорит он, – лучше я останусь дома.

– Ты как восьмидесятилетний старик в теле… сколько тебе лет-то?

– Какая разница? – пожимает плечами Джек. – Ты только что обозвал меня Суперменом. Ему около тридцати, и он бессмертен.

– Старый скряга, вот ты кто! Держу пари, что под щегольской униформой на тебе стариковский кардиган, а не плащ Супермена.

– Меня устраивает, – смеется Джек. – Ни за что не напялил бы на себя колготки.

– Если передумаешь, мы будем в «Тики-Тики-лаунж». Давай, старина.

Даррен шутливо салютует и исчезает за дверью.

Еще раз взглянув в зеркало, Джек хватает фуражку и направляется к двери. Если оставаться дома и читать, то лучше заглянуть в библиотеку, пока не закрылась.

Он обшаривает все три полки с художественной литературой, надеясь найти что-нибудь новенькое. Библиотека военно-морской базы не самая обширная, поскольку большинство мужчин в свободное время предпочитают пиво, но иногда ему удавалось найти здесь настоящие жемчужины.

– Извините, – обращается Джек к библиотекарше, стоящей к нему спиной.

В библиотеке кроме них ни души. Девушка оборачивается. Когда их взгляды встречаются, по телу Джека пробегает сладкая дрожь, и он застывает.

– Закройте рот, лейтенант, муха залетит, – смеется библиотекарша, опуская на стол стопку книг.

На бейджике написано имя: Рейчел Уилкокс. Она определенно новенькая, Джек раньше ее не видел.

Рейчел одета в голубое платье в мелкий белый горошек, стянутое на талии поясом в тон. Ее бедра дерзко покачиваются, а в голосе слышна дразнящая снисходительность, как будто она уверена, что все мужчины на базе предпочтут красивую женскую грудь самой интересной книге.

Джек берет себя в руки.

– Я… э-э… пришел вернуть книгу, – говорит он, вытаскивая из кармана томик в мягкой обложке. – И надеялся, что поступили какие-нибудь новые романы… Похоже, с прошлой недели ничего не появилось.

Он указывает на полки с художественной литературой.

– Наверняка там найдется что-то на ваш вкус, – с дразнящим блеском в глазах отвечает Рейчел.

– К сожалению, я не люблю перечитывать по второму разу, а все эти книги уже читал. Я вообще-то грамотный.

Рейчел смеется: словно тропический ветерок шелестит в кокосовых пальмах.

– Тогда пойдемте со мной. Есть новая книга, которая вам понравится. Только что принесли коробку с пожертвованиями.

– Откуда вы знаете, что мне нравится?

– На мой взгляд, вы человек самодовольный, а роман, о котором я говорю, посвящен приключениям одного очень самовлюбленного парня.

– Ой, – краснеет Джек. – Честное слово, обычно я не так спесив. Просто сегодня утром меня повысили.

– Ничего страшного, – вновь смеется девушка. – В отличие от большинства мужчин вам это идет, лейтенант.

– Меня зовут Джек.

– Называть вас по имени, мальчики, – это первый шаг к тому, чтобы попасть на крючок и стать новым трофеем у вас на стене.

– Я не хочу превращать вас в трофей.

– Вот и я не хочу. Итак, мы пришли к согласию. Пойдем поищем книгу? – улыбается Рейчел, показывая милую ямочку на правой щеке. И оказывается, что все наоборот: не Джек поймал ее на крючок, а Рейчел со своей озорной ямочкой поймала Джека.

Мимо пробегает долговязый подросток, и я отвлекаюсь от рассказа. Мальчишка сжимает в руке маленький блокнот в спиральном переплете, и я сразу же проникаюсь к нему симпатией – сама держу при себе блокнот. Он взбегает по трапу на «Алакрити».

Тем временем морская песня Себастьена подходит к концу, и, клянусь, буквально весь порт улыбается. Несмотря на возмутительный поступок Себастьена, меня охватывает нежность к нему. Может быть, из-за песни. Или, может быть, я проецирую на Себастьена лейтенанта Джека из моего рассказа. Во всяком случае, сейчас я на него не злюсь.

Себастьен появляется на корме с бутылкой вина в руке. Восходящее солнце обрисовывает его силуэт мягким оранжевым светом, и, несмотря на многослойную теплую одежду, его движения полны уверенности и элегантности. Видно, что команда обожает капитана. Все собираются вокруг него.

– За благоприятную погоду, удачный улов и лучших краболовов, с которыми я имею честь работать! – говорит Себастьен.

– Ура! – кричат матросы.

Себастьен вытаскивает пробку и выплескивает вино на палубу, затем передает бутылку остальным членам команды, и те по очереди благословляют лодку.

Он совсем не похож на невоспитанного грубияна, с которым я сталкивалась раньше. Несмотря на мою прежнюю решимость не давать ему ни единого шанса, я замечаю в реальном Себастьене черты воображаемого.

Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, Себастьен окидывает взглядом причал. Наши взгляды на мгновение встречаются.

На моем языке мгновенно расцветает сладость, словно тоска по прошлому и любовь, перебродившие в теплое медовое вино. Я задыхаюсь от вкуса, одновременно знакомого и нового. И вдруг вспоминаю: я почувствовала ту же сладость в «Ледяной выдре», но думала, что это уникальная особенность местного пива, которым меня угостила Бетси. Тот же вкус коснулся моих губ в книжном магазине, просто я слишком отвлеклась на стычку с Себастьеном и не обратила внимания. По-моему, такое случалось и раньше, до Аляски. Странно.

Себастьен прижимает пальцы к губам и на мгновение закрывает глаза, будто смакуя.

Тоже почувствовал вкус медового вина?

Я чуточку влюбляюсь в эту вероятность и попадаю под очарование человека, который наполнил своей песней весь порт, который раньше меня знал, что я приду за своими книгами, с которым я чувствую незримую связь, хотя мы едва знакомы.

Жаль, что я не могу подняться на борт «Алакрити» и спросить прямо, что все это значит. Подозреваю, он знает гораздо больше, чем хочет показать, и, возможно, отталкивает меня именно по этой причине.

Когда Себастьен открывает глаза, я поднимаю над головой «Искусство написания романов» и шепчу одними губами:

– Спасибо.

Он бросает на меня самый грустный взгляд на свете и кивает, затем поворачивается и отдает приказ сниматься с якоря.