Текст книги "Стихотворения. Поэмы. Проза"

…даже эти лозы, Чей безымянный лист так преданно обник Давно из божества разжалованный лик… – Речь идет о том, что некогда, в мифологические времена, бога вина и виноделия Бахуса (см. Словарь: Вакха) украшали виноградные лозы и вечнозеленый плющ, но теперь, в наши времена, Бахус уже не является божеством.

…сумрачный поэт, Дитя Британии… – Имеется в виду Байрон, с 1817 по 1823 г. живший в Италии.

Поэмы

С. 174. Пиры. – Поэма неоднократно переделывалась и во втором издании встретила цензурные препятствия. Печатая поэму вместе с «Эдой», Баратынский предпослал ей эпиграф («Воображение раскрасило тусклые окна тюрьмы Серванта. Стерн»), напоминающий о печальной участи автора – «финляндского изгнанника». Резкость эпиграфа смягчало предисловие: «Сия небольшая поэма писана в Финляндии. Это своенравная шутка, которая, подобно музыкальным фантазиям, не подлежит строгому критическому разбору. Сочинитель писал ее в веселом расположении духа: мы надеемся, что не будут судить его сердито». Тем не менее цензура потребовала изменений. Поэту пришлось переделать стихи 118–119. Вместо:

 
Она свободою кипит,
Как пылкий ум, не терпит плена…
 

было напечатано:

 
Она отрадою кипит,
Как дикий конь, не терпит плена…
 

«Что говорить мне о новых надеждах, – сетовал В.А. Жуковский в письме П.А. Вяземскому, – когда цензура глупее старого, когда Баратынскому не позволяют сравнивать шампанское с пылким умом, не терпящим плена?» В издании 1835 г. искаженные цензурой стихи переправлены:

 
Как страсть, как мысль, она кипит;
В игре своей не терпит плена.
 

Критика поэму хвалила. А.А. Бестужев в обзоре «Взгляд на старую и новую словесность в России» писал: «“Пиры” Баратынского игривы и забавны». За Баратынским с легкой руки А.С. Пушкина утвердилась слава «певца Пиров». В «Пирах» «легкая», эпикурейская тема сливалась с иронической и элегической, и эта особенность в какой-то мере уже предвещала зрелого Баратынского, что уловил В.Г. Белинский: «“Пиры” собственно не поэма, а так – шутка в начале и элегия в конце. Поэт, как будто только принявший воспевать пиры, заметил, что уже прошла пора и для пиров и для воспевания пиров… У времени есть своя логика, против которой никому не устоять… В “Пирах” г. Баратынского много прекрасных стихов».

Соломон – царь объединенного царства Израиля и Иудеи (ок. 965–928 гг. до н. э.), по преданию, мудрец.

С. 176. В углу безвестном Петрограда… – Речь идет о дружеских пирушках молодых поэтов, собиравшихся в 1818–1820 гг. у П.Л. Яковлева и др.

С. 178. Слепой владычицей сует… – т. е. Фортуной (см. Словарь).

С. 180. Эда. – При жизни поэта поэма печаталась и в отрывках, и целиком, но всегда без эпилога, не пропускавшегося цензурой. Впервые полностью, но без эпилога, вместе с поэмой «Пиры». Здесь «Эде» предпослан эпиграф: «On broutte la ou l’jy est attache Proverbe» («Где привязан, там и пасется. Поговорка») и предисловие: «Сочинитель предполагает действие небольшой своей повести в 1807 г., перед самым открытием нашей последней войны в Финляндии.

Страна сия имеет некоторые права на внимание наших соотечественников любопытною природою, совершенно отличною от русской. Обильная историческими воспоминаниями, страна сия была воспета Батюшковым, и камни ее звучали под конем Давыдова, певца-наездника, именем которого справедливо гордятся поэты и воины.

Жители отличаются простотою нравов, соединенною с некоторым просвещением, подобным просвещению шерманских провинций. Каждый поселянин читает Библию и выписывает календарик, нарочно издаваемый в Або для земледельцев.

Сочинитель чувствует недостатки своего стихотворного опыта. Может быть, повесть его была бы занимательнее, ежели б действие ее было в России, ежели б ход ее не был столько обыкновенен, одним словом, ежели б она в себе заключала более поэзии и менее мелочных подробностей. Но долгие годы, проведенные сочинителем в Финляндии, и природа финляндская и нравы ее жителей глубоко запечатлелись в его воображении. Что ж касается до остального, то сочинитель мог ошибиться, но ему казалося, что в поэзии две противоположные дороги приводят почти к той же цели: очень необыкновенное и совершенно простое, равно поражая ум и равно занимая воображение. Он не принял лирического тона в своей повести, не осмеливаясь вступить в состязание с певцом “Кавказского пленника” и “Бахчисарайского фонтана”. Поэмы Пушкина не кажутся ему безделками. Несколько лет занимаясь поэзиею, он заметил, что подобные безделки принадлежал великому дарованию, и следовать за Пушкиным ему показалось труднее и отважнее, нежели идти новою собственною дорогою».

Критика встретила поэму не столь единодушно восторженно, как поэму «Пиры». А.А. Бестужев, не принявший обыкновенного героя, разочарованно писал Пушкину, что «перестал веровать» в талант Баратынского и что «его Эда есть отпечаток ничтожности и по предмету и по исполнению». В этом отношении с ним согласился Ф.В. Булгарин, также признавший «предмет не пиитическим», а рассказ прозаическим и вялым: «Нет ни одной сцены занимательной, ни одного положения поразительного. Скудость предмета имела действие и на образ изложения: стихи, язык в этой поэму не отличные». Кроме того, Булгарин не увидел в поэме морального назидания. Отзыв В.Г. Белинского был двойственен: он отметил «безотносительную неважность» поэмы «в сфере искусства» и одновременно счел ее «написанной прекрасными стихами, исполненной души и чувства». По-иному оценили поэму Н.А. Полевой, И.В. Киреевский, П.А. Плетнев. Н.А. Полевой назвал поэму «мастерским произведением опытного поэта». Для него «Эда» стала «новым блестящим доказательством таланта Баратынского». Он утверждал, что и «обыкновенный предмет» вполне достоин поэзии. А.С. Пушкин был недоволен ни критикой поэмы, ни защитой ее Н.А. Полевым. Он сразу и в самых лестных выражениях приветствовал поэму. На критику Булгарина он ответил стихотворным обращением к Баратынскому:

 
Стих каждый в повести твоей
Звучит и блещет, как червонец.
Твоя чухоночка, ей-ей,
Гречанок Байрона милей,
А твой Зоил – прямой чухонец.
 

В письме к Дельвигу 20 февраля 1826 г. Пушкин воскликнул: «Что за прелесть эта “Эда”! Оригинальности рассказа наши критики не поймут. Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий говорит по-своему. А описания лифляндской природы! А утро после первой ночи! А сцена с отцом! – чудо!» В дальнейшем Пушкин не однажды подтверждал свою оценку «Эды». В неоконченной статье о «Бале» Баратынского Пушкин назвал «Эду» произведением замечательным «оригинальной своею простотою, прелестью рассказа, живостью красок и очерком характеров, слегка, но мастерски означенных…». В 1830 г., намереваясь дать разбор поэмы, он писал: «Перечтите его “Эду” (которую наши критики нашли ничтожной, ибо, как дети, от поэмы требуют они происшествий), перечтите сию простую восхитительную повесть; вы увидите, с какою глубиною чувства развита в ней женская любовь».

С. 181. Шипок – бутон розы.

С. 185. Кникс (книксен) – поклон с приседанием, реверанс.

С. 193. Буйный швед опять Не соблюдает договоров… – Отказ Швеции присоединиться к союзу России и Франции против Англии был воспринят как нарушение договоров 1780 и 1800 гг. об охране Балтийского моря, заключенных между Россией и Швецией, и привел к войне 1808–1809 гг., в результате которой от Швеции отошла Финляндия, присоединенная к России.

С. 195. Ботнические воды – Ботнический залив в Балтийском море, между Швецией и Финляндией.

С. 196. Тебе, Давыдов, петь ее. – Д.В. Давыдов участвовал в Русско-шведской войне 1808–1809 гг.

С. 197. Бал. – Поэма печаталась в отрывках в журналах и альманахах. Впервые полностью – под одной обложкой с поэмой А.С. Пушкина «Граф Нулин» и под общим названием «Две повести в стихах» (СПб., 1828). Вошла в заново отредактированном виде в издание 1835 г. Поэма возникла под впечатлением от пребывания в Гельсингфорсе (ныне – Хельсинки) в конце 1824 – начале 1825 г. В Гельсингфорсе Баратынский был увлечен А.Ф. Закревской, выведенной в «Бале» под именем Нины (об А.Ф. Закревской см. комментарии к стихотворению «Как много ты в немного дней…»).

Начало работы над поэмой относится к первым месяцам 1825 г. В марте 1825 г. Баратынский сообщал Н.В. Путяте: «Пишу новую поэму. Вот тебе отрывок описания бала в Москве…» 29 марта 1825 г. Баратынский пишет тому же Н.В. Путяте: «Благодарю тебя за похвалы моему отрывку. В самой поэме ты узнаешь гельсингфорские впечатления. Она (т. е. А.Ф. Закревская. – В.К.) моя героиня. Стихов 200 уже у меня написано. Приезжай, посмотришь и посудишь, а мне не найти лучшего и законнейшего критика». По-видимому, работа продвигалась довольно быстро, потому что приблизительно в апреле 1825 г. Баратынский сообщил поэту И.И. Козлову: «Я до половины написал новую небольшую поэму. Что-то из нее выйдет! Главный характер щекотлив, но смелым Бог владеет». Однако Баратынский закончил поэму лишь в первой половине октября 1828 г.

В основе поэмы – столкновение двух сильных характеров, психологическая борьба между ними на фоне сатирически обрисованного московского света. Осознавая свою героиню «работой томительной мечты» и подчеркивая: «Нет сердца в ней… В ней жар упившейся вакханки, Горячий жар – не жар любви», Баратынский в то же время признает яркую исключительность ее натуры. В письмах Н.В. Путяте двойственность его отношения к А.Ф. Закревской особенно очевидна: «Аграфена Федоровна обходится со мною очень мило, и хотя я знаю, что опасно и глядеть на нее, и ее слушать, я ищу и жажду этого мучительного удовольствия». Сожалея о сжигающих ее страстях и сочувствуя ее невольным страданиям, Баратынский пишет Путяте, что «желал бы видеть ее счастливой». Поэтический вымысел «Бала» строится на предположении о том, что случилось бы с подобной женщиной, никогда по-настоящему не любившей, но вдруг испытавшей подлинное чувство. Эта исключительность характера героини, презирающей светские приличия и движимой губительными страстями, и вместе с тем исключительность ситуации, в которую попадает Нина, сплетают драматический узел поэмы. Героиня вынуждена вести «поединок роковой» не только со светом, с Арсением, но и с собой.

«Бал» был встречен разноречивыми оценками. «Дамский журнал» и «Атеней» обвинили поэта в безнравственности. Критик Н.И. Надеждин в журнале «Вестник Европы» писал: «Это суть прыщики на лице вдовствующей нашей литературы». Однако другие критики, газеты, журналы и альманахи иначе оценили поэму. Благожелательно отозвались о ней «Северная пчела», «Московский телеграф», «Бабочка», «Сын Отечества», «Галатея». О.М. Сомов в альманахе «Северные цветы на 1829 год» увидел в поэме «неотвергаемые достоинства», «заманчивый ход», «движение, быстроту рассказа, верность описаний, свежесть красок и неожиданную, поразительную развязку». Столь же высоко оценил поэму и И.В. Киреевский, полагавший, что «эта поэма превосходит все прежние сочинения Баратынского изящностью частей, наружною связью целого и совершенством отделки». Внимание Н.А. Полевого привлек традиционный романтический конфликт между героями и средой, природными свойствами героев и условностями среды, к которой они принадлежат. На общем критическом фоне выделялся проницательный отзыв Пушкина, отметившего новизну выведенных Баратынским характеров и уловившего живое сочувствие поэта к героине, впрочем, по справедливому мнению Пушкина, недостаточно смело прозвучавшее в поэме. В черновом наброске статьи в связи с выходом поэмы «Бал» (1828) Пушкин писал: «Сие блестящее произведение исполнено оригинальных красот и прелести необыкновенной. Поэт с удивительным искусством соединил в быстром рассказе тон шутливый и страстный, метафизику и поэзию… Нина исключительно занимает нас. Характер ее совершенно новый, развит con amore[2]2
  с любовью (ит.).


[Закрыть], широко и с удивительным искусством, для него поэт наш создал совершенно своеобразный язык и выразил на нем все оттенки своей метафизики – для нее расточил он всю элегическую негу, всю прелесть своей поэзии». Касаясь образа Арсения, Пушкин продолжал: «Арсений есть тот самый, кого должна была полюбить бедная Нина. Он сильно овладел ее воображением и, никогда вполне не удовлетворяя ни ее страсти, ни любопытству, должен был до конца сохранить над нею роковое свое влияние (ascendant)». В тоне легкого упрека Пушкин сделал лишь одно замечание: «Напрасно поэт берет иногда строгий тон порицания, укоризны, напрасно он с принужденной холодностью говорит о ее смерти, сатирически описывает нам ее похороны и шуткою кончит поэму свою. Мы чувствуем, что он любит свою бедную страстную героиню. Он заставляет и нас принимать болезненное соучастие в судьбе падшего, но еще очаровательного создания».

В статье «Стихотворения Е. Баратынского» (1842) Белинский, неудовлетворенный развязкой завязавшейся трагедии («похожа на водевиль»), высоко оценил глубину характеров Нины и Арсения. О Нине он писал: «И этот демонический характер в женском образе, эта страшная жрица страстей наконец должна расплатиться за все грехи свои…» В Арсении, «в этом “посланнике рока”, – продолжал критик, – должно предполагать могучую натуру, сильный характер, – и в самом деле портрет его, слегка, но резко очерченный поэтом, возбуждает в читателе большой интерес…» Настаивая на том, что целое не удалось Баратынскому, Белинский воскликнул: «А сколько поэзии в его поэме, какими чудными стихами наполнена она, сколько в ней превосходных частностей!..»

С. 192. В сюрах шесть – карточный термин.

Людмила, Лаиса – условно-поэтические имена.

С. 200. Эпикур – см. комментарии к стихотворению «В глуши лесов счастлив один…».

Нинона – Нинон де Ланло (1616–1706), знаменитая французская куртизанка, до старости сохранившая красоту и обаяние; имя ее стало нарицательным.

С. 208. Пашут – здесь: распахиваются.

С. 209. Клоб – имеется в виду Английский клуб в Москве, предназначенный для собраний избранной, главным образом аристократической, публики.

С. 212. …сухощавые Сатурны… – здесь: изображения римского бога времени, символизирующего смерть.

С. 213. В журнале дамском… – Имеется в виду «Дамский журнал» (1823–1833), издававшийся в Москве эпигоном Н.М. Карамзина князем П.И. Шаликовым. Поэма Баратынского «Бал» получила в нем отрицательный отзыв.

С. 214. Переселение душ. – Впервые поэма напечатана в пушкинско-дельвиговском альманахе «Северные цветы» на 1829 г. Вошла в сборник 1835 г. Точная дата не установлена. Е.Н. Купреянова полагает, что поэма создана не ранее конца 1828 – начала 1829 г., после окончания поэмы «Бал», основываясь на заключающем поэму обращении к жене (со стиха «Что я прибавлю, друг мой нежный?»), где «Переселение душ» охарактеризовано как «первый плод мечты игривой», «новой жизни первый плод». Считая «Бал» произведением, завершающим период «мятежной» жизни (до женитьбы) Е.Н. Купреянова высказала предположение, что «Переселение душ» написано после поэмы «Бал».

С. 215. Мемфис – столица Древнего Египта.

С. 217. Кот – считался в Древнем Египте священнейшим из животных.

Длань – ладонь, рука.

С. 218. Лотос – священное растение в Древнем Египте, обладавшее магическими свойствами.

Каракул – здесь: разводы, узоры.

С. 219. Кадила – церковный сосуд, курильница на цепочках, в которую на угли кладется ладан.

Кошница – плетеная корзина.

С. 220. Позор – здесь: зрелище.

С. 223. Цыганка. – Работа над поэмой была начата Баратынским осенью 1829 г. в Маре. Посылая отрывок из нее И.В. Киреевскому 29 ноября 1829 г., поэт писал: «По приложенным стихам ты увидишь, что у меня новая поэма в пяльцах, и поэма ультраромантическая. Пишу ее, очертя голову». В 1830 г. поэма в целом закончена, потому что 7 января 1831 г. А.С. Пушкин отзывается о ней в письме к П.А. Плетневу: «Кстати: поэма Баратынского чудо». При жизни Баратынского неоднократно печаталась в отрывках и целиком. Впервые в полном виде отдельной книжкой в 1831 г. под заглавием «Наложница».

Читательского успеха поэма не имела. В печати появились резко отрицательные отзывы Н.И. Надеждина, Н.А. Полевого и П.И. Шаликова. Помимо отрицательных, поэма удостоилась и благожелательных отзывов в «Литературной газете» и журнале «Европеец» (отзыв И.В. Киреевского).

Особенно значительной была оценка И.В. Киреевского, посвятившего поэме отдельную главу в «обозрении русской литературы за 1831 год». Он писал: «Вся правда жизни представляется нам в картинах Баратынского в перспективе поэтической и стройной; самые разногласия являются в ней не расстройством, но музыкальным диссонансом, который разрешается в гармонию». И далее: «…часто не унося воображения за тридевять земель, но оставляя его посреди обыкновенного быта, поэт умеет согреть его такою сердечною поэзиею, такою идеальною грустию, что, не отрываясь от гладкого, вощеного паркета, мы переносимся в атмосферу музыкальную и просторную». Это место статьи И.В. Киреевского чрезвычайно понравилось Баратынскому, который в письме от 22 февраля 1832 г. откликнулся на него: «Разбор “Наложницы” для меня истинная услуга… Ты меня понял совершенно, вошел в душу поэта, схватил поэзию, которая мне мечтается, когда я пишу. Твоя фраза: переносит нас в атмосферу музыкальную и мечтательно просторную – заставила меня встрепенуться от радости, ибо это-то самое достоинство я подозревал в себе в минуты авторского самолюбия, но выражал его хуже».

Похвальный отзыв И.В. Киреевского содержал также критический упрек, отнесенный, впрочем, не столько к «Наложнице», сколько к жанровой разновидности подобных поэм вообще: «Однако, несмотря на все достоинства “Наложницы”, нельзя признаться, что в этом роде поэм, как в картинах Миериса[3]3
  Франц ван Миерис (Мьерис; 1635–1681) – голландский художник-миниатюрист. Сравнивая Баратынского с Миерисом, Киреевский, как пояснил он в письме к Пушкину от марта-апреля 1832 г., имел в виду следующее: «Я сравнивал его с Мьерисом не потому, чтобы находил сходство в их взгляде на вещи, или в их таланте, или вообще в поэзии их искусства; но только потому, что они похожи в наружной отделке и во внешней форме».


[Закрыть], есть что-то бесполезно стесняющее, что-то условно-ненужное, что-то мелкое, не позволяющее художнику развить вполне поэтическую мысль свою».

В пушкинском кругу поэма Баратынского, а также обзор Киреевского вызвали одобрение. Пушкин писал Киреевскому 4 февраля 1832 г.: «Ваша статья о Годунове (в той же статье критик анализировал и трагедию “Борис Годунов”. – В.К.) и о Наложнице порадовали все сердца; насилу-то дождались мы истинной критики. <…> Ваше сравнение Баратынского с Миерисом удивительно ярко и точно. Его элегии и поэмы точно ряд прелестных миниатюров…» Но в том же кругу раздавались и голоса, порицающие некоторые частности. О заинтересованности Баратынского критикой, исходящей от друзей, свидетельствует его письмо к И.В. Киреевскому от 29 ноября 1831 г.: «Мне очень жаль, что Жуковскому не нравится название моей поэмы». По-видимому, отзыв Жуковского и повлиял на изменение названия, поскольку в издании 1835 г. поэма появилась под новым заглавием «Цыганка».

Белинский в статье «Стихотворения Е. Баратынского» (1842) высказал о ней следующее суждение: «“Цыганка” исполнена удивительных красот поэзии, но опять-таки в частностях; в целом же не выдержана. Отравительное зелье, данное старою цыганкою бедной Саре, ничем не объясняется и очень похоже на deus ex machina (искусственное разрешение. – В. К.) для трагической развязки во что бы то ни стало. Чрез это ослабляется эффект целого поэмы, которая, кроме хороших стихов и прекрасного рассказа, отличается еще и выдержанностью характера».

С. 224. Строй догоревших до бумаги… уже бледнеющих свечей. – Свечи снизу обертывались бумагой, чтобы легче было их переносить.

С. 225. Минувших дней воспоминанья… – Изменный стих из «Песни» («Минувших дней очарованье…») В.А. Жуковского.

С. 226. Пенаты – здесь: родной дом.

Неделя светлая – пасхальная неделя, начинающаяся с пасхального воскресенья.

Новинское – см. комментарии к стихотворению «Новинское. А.С. Пушкину».

С. 227. Клепер (нем. der Klepper – кляча, лошаденка) – порода низкорослых лошадей, обычно используемых в цирковых аттракционах; как следует из контекста, обученная лошадь могла распознавать четные и нечетные номера.

С. 229. Пресненские пруды – излюбленное место гуляний дворянской Москвы в 1820—1830-е годы.

С. 238. Котильон – старинный танец, кадриль, переменявшаяся другими бальными танцами; им обычно заканчивались балы.

С. 239. Примите исповедь мою… – цитата из «Евгения Онегина» (гл. 4, строфа XII, стих 13).

Свою запутанную совесть Он перед Верой обнажил… – Реминисценция из «Евгения Онегина» (гл. 2, строфа XIX, стихи 9—10: «Свою доверчивую совесть Он простодушно обнажал»).

С. 242. Великий пост уж подходил И с Верой скорою разлукой. Разлукой долгою грозил! – На время Великого поста, перед пасхальной неделей, прекращались балы, закрывались увеселительные заведения.

С. 243. Кокетка записная – выражение, встречаемое и в «Евгении Онегине»: «Как рано мог уж он тревожить Сердца кокеток записных!..»

С. 253. Стогны – площади.

С. 255. Пред знакомым домом Остановились. – Л.Г. Фризман полагает, что имеется в виду ресторан «Яр», располагавшийся на Кузнецком мосту. (Е.А. Баратынский. Стихотворения. Поэмы. М., 1982. С. 640.)

Египетское племя – цыгане; цыгане выдавали себя за выходцев из Египта; принято считать, что их предки вышли из Индии.