Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия"

Глава 6. «Яйцеголовые» и мы

Вернемся, однако, к делам Дипакадемии. Уже к лету 1997 года в МИДе пошли разговоры о «художествах» Кашлева, его пьянках и гулянках. В кадровой службе вспоминали, что, и работая до этого послом в Польше, Кашлев вел себя неподобающим образом. Один высокопоставленный кадровик возмущался: Кашлев распродал в Варшаве весь автопарк посольства местным проституткам, они до сих пор гоняют на машинах с российскими посольскими номерами.

Разговоры дошли до Примакова, и он призадумался. Как-то на предложение заместителя что-то согласовать с Кашлевым Примаков бросил: «А что с ним согласовывать? Сегодня есть Кашлев, завтра его нет!». В другой раз в кругу приближенных министр признал: «Я совершил ошибку, выдвинув Кашлева в ректоры Дипакадемии!».

Но Юрий Борисович не унывал и линии поведения не менял. Мне лично вовсю хамил, подтрунивал над ИАМПом. На праздновании очередного Нового года съязвил: «Сценарий концерта столь ужасен, наверняка его составляли в ИАМПе». Любимым занятием ректора стали звонки мне в кабинет и домой с воплями, а затем бросанием трубки. Продолжал оскорблять и за глаза. Использовал для нападок любой повод и любую аудиторию. Однажды разразился бранью в мой адрес в разговоре с хозяйственниками ДА (комендантом, разнорабочим, телефонистом). Его личный шофер как-то поинтересовался у меня: «Почему Кашлев Вам так завидует? Везу его в машине, а он только о Вас и говорит, и столько зависти в его словах! У него, мол, и минуты нет сесть за статью, а Бажанов только и делает, что пописывает статейки!»

Однажды мы в комиссии с Кашлевым принимали госэкзамены. Слушатель, которому достался билет о внешней политике России, отвечает: «Исчерпывающий анализ этого вопроса дан в статье Бажановых в очередном «Дипежегоднике». Услышав эти слова, Кашлев аж подпрыгнул и завопил: «А мои статьи?! Надо их тоже рекламировать, вывешивать везде!».

Не только меня, но и всю Дипакадемию Кашлев утомлял прожектерством, суетливостью, непродуманностью идей и инициатив, авантюризмом, пустозвонством, бахвальством. Его стали сравнивать с Ноздревым, Хлестаковым, Бендером, Хрущевым. К тому же Юрий Борисович еще духовно разлагался под воздействием перманентных пьянок. Дошел до того, что стал озвучивать свои похабнейшие анекдоты с трибуны, на официальных собраниях, конференциях, занятиях.

3 апреля 1997 года я отметил в дневнике: «Кашлев – это катастрофа, вызывает всеобщую ненависть оскорблениями людей, истериками, растранжириванием денег, сплетнями, матом, пьянками». А 5 июля я записал, что ректор – человек «избалованный, распущенный, зацикленный на себе, неуважительный к людям». При этом добавил, что он «очень неуравновешен, в одном и том же разговоре от оскорблений запросто переходит к комплиментам, от припадков ярости – к теплому доверительному тону, от проклятий – к веселым шуткам».

В марте 1998 года Кашлев поднял новую тему – закрытие ИАМПа, ссылаясь при этом на мнение других проректоров. Взвинтил меня до предела, так что я сон потерял. А шеф время не терял, продолжал за моей спиной настраивать «общественное мнение» в ДА против ИАМПа. В апреле я ушел в отпуск, и, воспользовавшись моментом, ректор созвал совещание, на котором рассчитывал провести решение об упразднении института. Коллеги меня вовремя предупредили, я, прервав отпуск, прибыл на это совещание и принял бой.

С пространной речью выступил проректор по хозяйственным вопросам. Он утверждал, что академия не имеет права создавать институты. Я назвал его утверждение абсолютной ахинеей. Любой вуз может открывать десятки и даже сотни институтов, центров, лабораторий и т. п. В МГУ и МГИМО, да и в любом другом российском и зарубежном вузе, функционируют исследовательские подразделения. Чем они многочисленнее, тем большим уважением пользуется вуз, выше его рейтинг. Поскольку проректор продолжал спорить, я предложил ему не внедряться в дела, в которых он не разбирается, и сосредоточиться на хозяйственных вопросах, навести порядок в них и вести дела честно. А иначе я приведу в Дипакадемию прокуратуру и посмотрим, что она «нароет» в епархии хозяйственника.

Коллега на меня обиделся, демонстративно покинул совещание, но зато вопрос о судьбе ИАМПа больше не поднимался. Да и с этим проректором мы в дальнейшем никогда не ссорились, жили в мире и согласии, хорошо сотрудничали.

Немного притих и Кашлев. В конце апреля, отправляясь в очередную загранпоездку, он даже оставил меня и.о. ректора (со мной такое случилось впервые с 1994 года). Затем на меня же Кашлев взвалил тяжелую, но почетную обязанность подготовить новый Устав Дипакадемии и другие нормативные документы. Все это надо было сделать к июньской Коллегии МИДа, на которой предполагалось заслушать вопрос о ДА. Ректор Коллегию страшно боялся, и поэтому стал со мной ласков и добр. Правда, своей суетой мешал нормальной работе над документами. Тем не менее проекты документов были составлены в срок.

Сразу же последовало очередное задание – написать проекты решения Коллегии МИДа по нашему вопросу, договоры между Академией и Министерством. Кашлева волновал прежде всего пункт о ректорстве. Мы с коллегами по ИАМПу сформулировали его так, чтобы Кашлев смог остаться ректором после достижения им в 1999 году 65-летия. Обсудили проекты на Ученом совете, много спорили и даже ругались. Некоторые члены Совета резко нападали на Кашлева, требовали, в частности, восстановить возрастной ценз (65 лет) для должности ректора. Я горячо защищал Юрия Борисовича, его линию.

Еще более острая свара разгорелась на конференции трудового коллектива Дипакадемии (25 июня 1998 года). Я докладывал проекты документов, по ряду моментов мне возразили. Особенно «наседали» некоторые дамы – преподавательницы иностранных языков. В полемику вступил и человек, которого я самолично привел в ДА и считал своим другом. Причем сделал он это исключительно ради «спортивного интереса», чтобы покрасоваться на публике и покуражиться. Он подверг резкой критике пункты по ИАМПу и немедленно получил поддержку пары выживших из ума профессоров. В итоге Устав ДА пришлось перекраивать с участием «бузотеров» уже после конференции.

29 июня 1998 года нас наконец заслушали на Коллегии. Первым выступил Кашлев. Целый год готовился к этому выступлению и нас, проректоров и деканов, подключил к процессу. Заставлял писать справки, отчеты, предложения. Мы спорили, переделывали и переписывали заготовки к выступлению, и вот кульминация, бенефис ректора. Увы, он провалил бенефис, и провалил с треском. Начал речь с неудачной шутки и продолжал шутить до самого конца. Заметил, в частности, что в России есть так называемые яйцеголовые, ученые с мозгами, и у них головы действительно похожи на яйца. А вот в Дипакадемии, увы, нет «яйцеголовых», наука отстает. Наговорил еще массу всякой чуши, фактически ошельмовал собственное учреждение. А когда посыпались вопросы от членов Коллегии, стал неуклюже оправдываться, защищать и учебный процесс, и науку.

В перерыве один из мидовцев шепнул мне, что Кашлев «здорово навредил Дипакадемии, вел себя как рыжий, коверный клоун». Я вполне согласился с такой оценкой, и в этот момент ко мне подскочил Кашлев и начал требовать, чтобы я выступил в прениях. Ваше, мол, направление критикуют, надо рассказать о достижениях. Я категорически отказался: «Это Вы сами облили грязью и науку, и вообще всю Академию. Вы и расхлебывайте!»

После перерыва, подводя итоги обсуждения, Примаков врезал Юрию Борисовичу за все его художества. Особо подчеркнул, что ректор по полгода проводит в зарубежных поездках, пора эти «шатания по свету» заканчивать. А вечером, на коктейле для узкого состава, министр, как мне передали, констатировал, что Кашлева надо немедленно снимать. Ректор МГИМО А.В. Торкунов предложил мою кандидатуру. Примаков ее отверг и велел поискать замену на стороне.

А Кашлев провел ректорат, на котором потребовал составлять планы, программы, концепции реализации решений Коллегии. Брызжа слюной, дергался, отвергал здравые аргументы. Но прошло некоторое время, и Кашлев опять загулял – устраивал вечера и вечеринки, пил, декламировал стихи, раз за разом уходил в «очередной отпуск», загорал на пляже в Сочи, звонил оттуда и раздавал задания, катался по заграницам, бюллетенил, бахвалился своей трудоспособностью, своими научными достижениями, знанием китайского и других иностранных языков.

В сентябре 1998 года в МИДе сменился министр. Примаков ушел на повышение, в премьеры, а на его прежнее место Ельцин поставил И.С. Иванова. Кашлев, хорошо знавший нового министра, еще больше приободрился. Постоянно зазывал его в Дипакадемию – то выступить перед коллективом, то на конференцию, то на открытие мемориала выдающемуся дипломату XIX века Горчакову. Иногда это удавалось, и ректор, на радостях, немедленно пускался в очередное дальнее странствие.

Доходила, однако, информация, что новый министр на самом деле не жалует Кашлева и не отказался от идеи снять его с поста ректора. В начале 1999 года пошел разговор о том, что замминистра по кадрам, всегда активно выступавший против Кашлева, решил двигать в ректоры своего однокурсника по МГИМО, нашего проректора по учебной работе В.Б. Лаптева. Последний все более открыто и решительно противостоял Кашлеву и одновременно приступил к формированию собственной опоры в коллективе.

До этого скупой на похвалы, он стал осыпать комплиментами мои лекции, науку в ДА, заявляя, что я на голову выше некоторых ведущих российских политологов, а ИАМП – лучший научно-исследовательский институт в России. Вскоре Лаптев напрямую поведал мне о своих ректорских амбициях, попросил поддержки. Подобный зондаж провел с другими коллегами, с мидовцами, ходил на беседу и к ректору МГИМО. Что касается меня, то я высказал мысль, что все равно решать вопрос будет мидовское начальство.

А оно продолжало колебаться. А.В. Торкунов назвал заместителю министра по кадрам мою кандидатуру, тот отверг. Бажанов, мол, поддерживает Кашлева, нет своей линии. Поэтому в ректоры надо двигать Лаптева, а Бажанова можно сделать первым проректором. Всплыли и другие фамилии – послов, директоров департаментов МИДа.

Внутри Дипакадемии некоторые из моих коллег-друзей стали подзуживать меня, дескать, давай, баллотируйся в ректоры, народ поддержит. Тем временем нарастали открытые стычки между Кашлевым и Лаптевым, в частности, относительно того, когда и по каким правилам проводить конференцию по выборам ректора. В МИДе Юрию Борисовичу уже открытым текстом дали понять, что не поддержат его переизбрание, ищут нового человека.

Кашлев, однако, голову все-таки не опускал. Устроил шумное, многолюдное, хвастливое празднество своего 65-летия (13 апреля 1999 года). Я произнес в его честь пышный тост, подарил персональный подарок. Казалось бы, Юрий Борисович должен был ответить взаимностью: ведь я всячески поддерживал его ректорские амбиции, помогал готовить важнейшие общеакадемические документы. Но нет. Сразу после своего юбилея он вновь проявил свою натуру.

Мы с Наташей готовились к поездке в КНР, где Наташу и меня должны были сделать почетными докторами Пекинского университета, одного из ведущего в Поднебесной. И вот накануне отъезда звонит Кашлев, абсолютно пьяный, и требует вояж отменить. Дел, мол, много. Объясняю, что уже куплены авиабилеты, что нас ждут в Пекине, подготовлена церемония в Пекинском университете, запланированы лекции в разных городах Китая.

Шеф тем не менее артачился. Напоминаю об организованном мною его визите в КНР по линии ЦК КПК. Зачем же он платит черной неблагодарностью? Твердо стою на том, что отменить поездку нельзя. Утром звоню в кадры МИДа, чтобы получить поддержку. Оказывается, Кашлев опередил – успел пожаловаться на мое «непослушание», «срыв работы Дипакадемии». Кадровики, однако, меня поддержали, и мы с Наташей уехали в Китай.

Сразу по нашем возвращении в Москву Кашлев устроил ректорат, на котором накинулся на меня с претензиями. Завершил тираду объявлением мне выговора за самовольную поездку в КНР. Я не смолчал: в очередной раз разъяснил, что работа Дипакадемии – это не вечеринки и пьянки, а учеба и наука, которыми он, Кашлев, как раз и не занимается. Шеф вскипел еще больше, стал грозить мне увольнением, я ответил, что скорее уволят его. После этого ректората мы с Кашлевым перестали здороваться.

В июне 1999 года Юрий Борисович, воспользовавшись Пушкинским юбилеем (200 лет со дня рождения поэта), затащил руководство МИДа на обед в Дипакадемию. Звучали речи в честь Пушкина-дипломата (работавшего в архиве царского МИДа), Кашлев подлизывался к министру, а заодно рассказывал свои «фирменные» матерные анекдоты. А вскоре он поставил перед замминистра по кадрам вопрос о ротации проректоров, засиделись, мол. Замминистра ответил, что если есть желающие, то МИД готов рассмотреть вопрос о командировках. Желающих не нашлось. Отказался и я, тем более что уже знал – Кашлеву найдена замена, российский посол в Англии Ю.Е. Фокин.

Мой заместитель К.Н. Кулматов продолжал, правда, лить мне бальзам на душу. Убеждал, что в МИДе принято решение ректора на стороне не искать, назначить меня. Но я давно привык к сладким речам зама, всерьез их не воспринимал. Тем более что вскоре из МИДа пришло фактически официальное подтверждение – Кашлев в начале сентября будет освобожден приказом, а затем нам предложат в начальники Фокина.

В конце августа 1999 года мне поступило реальное предложение от А.В. Торкунова перейти в МГИМО на должность проректора по науке. Немного подумав, посовещавшись со своими, я отказался. Новый коллектив и новая работа меня не вдохновляли, надоело скакать с места на место. В Дипакадемии я уже всех и все знаю, а там? Получится? Ради чего рисковать?

Добавлю к рассказу о буднях Дипакадемии в тот период некоторые дневниковые записи.

5 февраля 1997 года

Вчера был на совещании у ректора ДА С.К. Романовского. Он сообщил, что сдает полномочия 11 февраля. По информации из ряда источников, следующий ректор Ю.Б. Кашлев уже завидует МГИМО и задумывает перестройку в ДА – еще один очередной реформатор. Все считают других дураками, а себя спасителями нации, отечества, города, учреждения и т. п.

9 апреля 1997 года

Вторник, 8 апреля, был тяжелый день. Ректорат, беседа с А.Ф. Добрыниным, его выступление, совещание по очеркам внешней политики и дипломатической энциклопедии. А.Ф. Добрынин в выступлении пересказывал свои мемуары. Плохая дикция, умелый уход от обобщений и анализа. Так, впечатления от встреч с людьми, пикантные детали переговоров, бесед и т. п. С одной стороны, Добрынин – уникальная личность, посол в течение 20 с лишним лет при пяти, кажется, президентах США! Участник стольких исторических событий! Человек, который знает полмира, и его знает вся политическая элита Запада. С другой стороны, неважная дикция и, вообще, не впечатляет. Мужик как мужик. И все.

15 апреля 1997 года

Дик Комбс из Монтерейского института международных исследований выступил на тему «Подходы в США к расширению НАТО». Выступал просто блестяще – слушал его не отрываясь. Угостил его ланчем, говорили о возможностях сотрудничества. Комбс связан с сенатором Нанном, который в принципе готов тратить деньги на проекты с нами.

Принимал А.Ф. Добрынина, обсуждали его докторскую, он подарил свои мемуары.

29 мая 1997 года

27 мая принимали знаменитого профессора С. Хантингтона из Гарвардского университета. Наташа произнесла тост в его честь. Тост вызвал восторженные отклики. Проректор ДА В.Б. Лаптев охарактеризовал выступление Наташи как «образец жанра». Кто-то еще сравнил ораторское искусство Натули с уровнем Маргарет Тэтчер.

…Во вторник, 27 июля, в 16:00 состоялась коллегия МИДа, где Е.М. Примаков вручил мне удостоверение и нагрудный знак «Заслуженный деятель науки Российской Федерации», а также копию указа Б.Н. Ельцина.

29 июля 1997 года

…В документах, посланных Кашлевым на ранг посланника мне, не хватало аттестационного листа. Из-за этого задержка еще на месяц. Заполнял этот лист и стало грустно. Как же трудно давался мне каждый шаг в карьере. 5 лет был референтом – три в Москве и два в Сан-Франциско! Другие, не проработав и года, получили ранги и дальше, как из рога изобилия, новые ранги и должности. А я карабкался, карабкался и никуда, собственно, так и не взобрался. Столько лет упорного труда – и кругом нули.

14 августа 1997 года

…В понедельник, 11 августа, поехал на ректорат к Кашлеву. Он вел себя весьма прилично. Потом была встреча с новыми кадровиками в МИДе (кураторы ДА). Они заявили, что мою характеристику на ранг отложат в связи с проверкой ДА (сентябрь). Всю жизнь сплошные препятствия и рогатки. В то же самое время юнцы запросто получают этот ранг, другие вообще возносятся на уровень министров и заместителей премьеров.

27 декабря 1997 года

Вчера помчался в МИД, где Е.М. Примаков возглавил презентацию книги воспоминаний дипломатов. Мы ее отредактировали и напечатали. На встрече были авторы – Добрынин, Тихвинский, Судариков и т. д. Примаков дал обзор российской внешней политики в 1997 году: диверсификация, недопущение конфронтаций, защита реформ, многополярность и т. д. Удивительно, что многие наши тезисы Примаков как будто-то бы повторяет. То есть мыслим в едином русле. Правда, он министр, а я научный работник, о существовании которого тот же Примаков даже не знает.

29 апреля 1998 года

Вчера был насыщенный день. С утра присутствовал на Горчаковских чтениях в МГИМО. Выступил Е.М. Примаков, как всегда, интересно, хотя ничего принципиально нового не сказал. Далее – академики. Поразил А.А. Фурсенко – из молодого плейбоя, с которым мы сошлись в 1974 году, превратился хоть и в благородного, подтянутого, но старика. 75 лет! То есть ему было в Сан-Франциско столько, сколько сейчас нам. Оказалось, что он помнит о наших встречах даже больше, чем я. Напомнил об эпизоде, когда он выбил контрамарку на пляж отеля «Жемчужина» в Сочи для меня, сына сочинского мэра. Встреча с А.А. всколыхнула воспоминания о молодости, Родителях, Сочи.

15 января 1999 года

К.Н. Кулматов рассказал о беседе в МИДе с нач. кадров А.Л. Федотовым. Кашлева якобы однозначно снимают – за пьянство, гулянки и безделье. Это будет в апреле, когда ему исполнится 65 лет. Замену решили искать в ДА, ибо все три предыдущих ректора, выбранных со стороны, оказались неудачными. К.Н. Кулматов расхваливал меня, и якобы Федотов собирается рекомендовать мою кандидатуру министру. Думаю, что все это блеф. Да и потом Иванов на мою кандидатуру не согласится – всегда был против, а то, что я его чураюсь регулярно, лишь усиливает отвержение меня. И последнее: нужна ли нам эта должность?

16 февраля 1999 года

…Удивил Лаптев – пел мне дифирамбы, словно соловей. Среди прочего утверждает, что старшие дипломаты назвали мою январскую лекцию лучшей. Якобы все, во всех анкетах. Заявлял, что я на голову выше Рогова и Караганова, что ИАМП – лучший институт в России. Человек явно готовится к выборам в ректоры.

20 марта 1999 года

…Дама из деканата сообщила (или скорее подтвердила слова проректора Лаптева), что все старшие дипломаты поставили мою лекцию на первое место в опросной анкете.

7 мая 1999 года

Ректор Ю.Б. Кашлев на ректорате накинулся на меня: он «вкалывает», а я «бездельничаю». Рассорились в пух и прах. Пообещали снять друг друга с работы. Пора его убирать, тем более что коллеги передают, что Кашлев постоянно обливает меня грязью. Из-за этой ссоры пришлось отказаться от поездки в Испанию, куда нас усиленно приглашает Мадридский университет.

…На банкете в честь Дня Победы коллеги убеждали меня, что следующим ректором буду я. А я никак не переборю зацикленность на Кашлеве. Наташенька успокаивает: помнишь, мол, сколько было нервов из-за скандала в период Козырева, его нападок на О.Г. Пересыпкина, потом хулиганство со стороны С.К. Романовского и его команды. А этот-то Кашлев вообще ничего собой не представляет. Все правильно, но бесит, что один начальник за другим так ведут себя в отношении меня. Не только нет благодарности за работу, поддержку, а есть лишь патологическая ненависть. И зависть.

Глава 7. Радости, заботы, проблемы

Наша жизнь не ограничивалась, конечно, делами Дипакадемии и наукой. Публикации трудов и статей, переводы не приносили адекватных доходов, и я по-прежнему искал иных способов зарабатывания денег. Тесно сотрудничал с банком «Юнибест», в том числе на южнокорейском направлении. Пытался использовать связи в руководстве РАО ЕС для вывода на энергетическую корпорацию различных иностранных партнеров. Вел переговоры о мероприятиях по укреплению имиджа Тайваня в России, о рекламных контрактах с южнокорейскими корпорациями «Дэу» и LG. Знакомил друг с другом бизнесменов, наших и зарубежных.

Почти ничего не получалось, а после дефолта 1998 года сорвалось и то немногое, что ранее удавалось. В частности, банк «Юнибест» отказался от всех своих проектов с Южной Кореей.

А дома тоже были и радости, и заботы, и проблемы. 4 января 1997 года мы отпраздновали 50-летие Наташи. Вот, что я записал в этой связи в дневнике:

4 января 1997 года

Итак, сегодня Моей Родненькой Наташеньке исполнится 50. В это трудно поверить, но, увы, мы действительно столько уже прожили. Вспоминаю, как мы отмечали этот славный День в Сан-Франциско: спозаранку я бегал по улице Chestnut, покупал цветы, воздушные шарики, всяких игрушечных псов, свинок и другую «живность», подписывал открыточку; к моменту, когда моя Наташенька просыпалась, ее ждала украшенная квартира. Иногда выставлял к двери спальной все предыдущие игрушки и украшения, которые находились в доме.

Однажды, помню, ездил на площадь Юнион и там в дорогом магазине купил Зайчику набор сыров. Кажется, в тот же день мы поехали втроем (с Таней Иванченко) в Сосолито, зашли в шикарный ресторан на холме, с видом на залив. Начали ужинать в пустом, уютном зале, при свечах. И говорили: у нас «тихий семейный ужин». Но вдруг в зал ворвалась огромная компания, заполнила все места и очень шумно себя повела. С тех пор, когда мы с Натулей становимся свидетелями подобных шумных пиршеств, повторяем: «тихий семейный ужин».

Хорошо, отчетливо помню, когда Наташеньке исполнилось 33 года. Это было уже после окончания американской командировки, в Москве, на Планетной. На одной из магнитофонных пленок я случайно обнаружил песню Б.Б. Кинга «Когда тебе 33 года», как раз ко дню рождения Кисульки! Потом были празднования этого замечательного Дня в Китае с Рахманиными, Журавлевыми, Медяниками, Л. Корягиной и т. д.

И вот, словно мгновение спустя, Котику уже полвека. Грустно. Грустно еще и потому, что живем в тесной квартирке, под потолок забитой чемоданами, одеждой, вазами, книгами, бытовой техникой, и лишь приступаем к ремонту в новой квартире (причем весь этот неимоверный труд ложится на моего Кота). Зимней дачи-квартиры, о которой так всю жизнь мечтает Натуля, нет. В цековские годы ездили на выходные зимой в дом отдыха. Сейчас – и дорого, и неудобно добираться. Машину собственную зимой не эксплуатируем, а другим транспортом (автобусы и проч.) с Ниной Антоновной не поедешь (недавнее пребывание в Жаворонках – исключение).

Первой поликлиники мы лишились, по-настоящему больших денег я так и не заработал, связей и всего остального, что облегчало бы жизнь Кисули, не приобрел. Нет и детей – это, конечно, самое главное и самое печальное. Но, увы, поезд ушел, и их теперь никогда не будет. А, наверное, были бы умные и хорошие у нас детки! И Наташенька моя была бы такой замечательной Мамой!

Настроение тусклое еще и оттого, что стабильных заработков как не было, так и нет. Сижу и гадаю: а удастся ли что-либо заработать в нынешнем году? Не открывать же киоск по продаже спиртного? Тем более что это все равно не получится.

Надо мне, видимо, быстрее возвращаться на работу, искать проекты и просто шансы заработать, и тогда настроение пойдет вверх. И не грустить, «седину замечая». «Жить, чтобы жить», как назывался один французский фильм.

16:30. Продолжаю писать днем 4 января. Когда стало светло, отправился на улицу. У дома купил пять розовых гвоздик в красивом оформлении. Пришел домой, а Наташенька уже проснулась: приносили пенсию Нине Антоновне. Слушали музыку: «Натали» и другие песни. Когда Зайчик встал, вручил ему подарок с пожеланиями: Здоровья, Счастья + Богатства.

6 января 1997 года

Закончу описание дня рождения Кисульки. В 19:00 пришли гости. Стол получился неплохой. Было очень душевно, тепло, весело. Кисочка была в очень хорошем настроении, смеялась, шутила. Острил весь вечер и я.

Гости принесли роскошные подарки – огромные букеты роз, хрусталь, Абакумовы притащили громадную бутылку греческого коньяка «Karsak», скорее всего, подделка. Викуля и Толя сделали подарок Нине Антоновне к 5 января.

Сразу после ухода гостей Кисочка все сама убрала, так как будто и не было горы грязной посуды, остатков еды, передвинутой мебели и т. д.

…Звонили Анечка и Дима из Норвегии (очень долго не хотели класть трубку), Нина Петровна, Журавлевы, многие другие.

* * *

На протяжении всего юбилейного дня я вел видеосъемки. Предлагаю комментарии к ним.

Снимаю пробуждение Натули. Она сидит в кровати, рядом прилегла ее мама, Нина Антоновна. Я объявляю, что уже полпервого дня, а Натуля еще не встала. Наташенька в ответ заявляет: «Я еще не родилась. Или только что родилась и хочу спать».

Включаю музыку, песня Хулио Иглесиаса «Натали». Нина Антоновна плачет, целует дочь. Натуля встает. Одевается, убирает постель под аккомпанемент песни Джо Дассена «Салют!».

А вот Натуля уже готовит на крохотной кухне, где трудно даже повернуться. Я острю: «Какая у нас кухня! Просторная, удобная!» Натуля: «Много в ней места. Она не так красива, как удобна». Я опять шучу: «Может быть, уменьшить кухню в нашей новой квартире? Чтобы удобнее была». Вслед за этим причитаю, что Натуля сама кашеварит в свой юбилей. Критикую себя.

Наташенька: «Отремонтируем новую квартиру и будем гулять в ресторане». Я: «Так я же предлагал тебе пойти в ресторан!» Натуля: «Да я шучу, какой ресторан!»

Я продолжаю острить, пристаю к Нине Антоновне, выясняю, что она пьет. Отвечает: «Лекарства». Я: «Какая крепость у этих лекарств, 40 %?»

Следующий эпизод. Наташа прихорашивается в ванной. Я: «Наташка! Ты и так красивая!» Натуля: «Ну зачем подглядываешь?»

Звонит моя племянница Аня из Осло. Натуля разговаривает с ней: «Ты понимаешь, мы сначала не хотели в нашей тесноте отмечать, но в итоге все-таки будем. Придут Абакумовы, Вика с Толей, Дворниковы. Наша обычная троица, она дома, а остальных еще ждем». Смеется. Племянница долго поздравляет, Наташа неоднократно благодарит и просит «больше не роскошествовать», не говорить так долго, ведь связь тогда была очень дорогой. Натуля вновь и вновь призывает не роскошествовать, подчеркивает: «Ты же должна меня в чем-то слушать!». Просит передать привет мужу Диме и дочкам, поцеловать их.

Отвечая на вопрос Ани, говорит: «Ничего, все примерно, как было. Так что понемногу держимся». Продолжает: «У нас ремонт, хочешь приехать? Приезжай прямо сейчас. А Диме передай, что я его давно не видела, только на фотографиях. Передай, что люблю его еще больше».

Трубку берет Дима. Натуля: «Дима! Недавно общались с твоим папой Борисом Викторовичем у Вики. Нам очень понравилось, как он выглядел. Стучу по дереву». Наташенька пытается закончить дорогой для звонящих разговор, но трубку опять перехватывает Аня. Что-то рассказывает, Натуля заразительно смеется. Говорят о троллях, которые они нам подарили. Просит: «Больше не надо. Эти прописались, прописка дорого стоит. Хватит».

Аня продолжает говорить, в том числе, видимо, о моем отношении к теще. Натуля восклицает: «Нет, нет, он к маме исключительно нежно относится, это все шутки были».

Натуля наконец настояла на окончании разговора. Разъединяются. Жена комментирует: «Аня решила на всю зарплату наговорить. Заявила мне: “Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, только не вешай трубку”».

Наташенька передает привет от Ани и ее семейства Нине Антоновне и рассказывает: «Аня сообщила своим девочкам о тете Наташе Бажановой, и теперь одна из кукол, в которые они играют, тетя Наташа Бажанова».

К нам в гости заглядывают молодые, Аня Дворникова и Андрей Нестерук. Угощаем их вином и конфетами. Вскоре после их ухода прибывают вечерние гости: моя сестра Вика с мужем Толей, Сергей и Ира Дворниковы. Слушаем «Натали», обнимаемся. Натуля демонстрирует музыкальную открытку, которую ей подарила Анюта Дворникова. Ребенок купается в ванной. Приходит последняя пара гостей – Володя и Наташа Абакумовы. Гости садятся за стол, а Нина Антоновна пританцовывает на месте.

Первый тост. Произносит Нина Антоновна. Тост шутливый. Кавказец желает другу на новоселье, чтобы у того все было, в том числе по телефону в каждой комнате, и хозяин постоянно звонил по ним по 01 (пожарная часть), 02 (милиция), 03(скорая помощь).

Тост Володи Абакумова. Соскучились, моя Наташа к ним редко заходит на Старый Арбат. Не виделись три месяца: «Хочу признаться в любви к тебе и всей твоей семье. Наташа! Чтобы ты всегда была такая красивая, счастливая и раз в пять лет меняла квартиру на еще лучшую».

Натуля: «Если уж о лучшей квартире говорить, то эта квартира, которая у нас должна сейчас быть, далеко не лучшая. Если говорить о лучшей квартире, то тогда надо эту квартиру не трогать, сделать ремонт и пусть она себе живет. А лучшую квартиру надо покупать. Просто прийти и купить».

Теперь Натуля снимает на видео компанию, восклицает: «Ой, а я сейчас обратила внимание, что мы с Ирой Дворниковой очень похожи». Я: «Да, только Ира пьяная, а ты нет». Я постоянно подшучиваю над гостями, присваиваю им прозвища, обвиняю в различных проступках. Натуля рассказывает анекдот. Летит самолет, стюардесса объявляет: «Наш лайнер через 40 минут совершит посадку в Баден-Бадене». Пассажир из новых русских недовольно реагирует: “Только повторять Баден не надо. Не лохи же здесь сидят!”»

Танцы. Под песню «Натали» моя жена танцует с С. Дворниковым. Я изображаю ревность. Заявляю, что пленку с этим танцем продам И. Дворниковой, зову понятых. По окончании танца Сережа становится на колени, встает, целует Наташу. Я комментирую: «Неприятное зрелище, конечно». Все хохочут.

Я случайно прикасаюсь к горящей свече, вскрикиваю: «Что там горит, моя рубашка?». Натуля: «Что значит человек впервые в жизни сам себе купил рубашку. Я обычно покупаю, он пачкает и не обращает внимания. А сейчас только прикоснулся и как разволновался, ой, рубашка, костюмчик. Сам себе купил, первый раз в жизни!» Сережа: «Без тебя купил?» Наташа: «Да, нет. Ну как же без меня! Вместе купили. Я же всегда все без него покупаю. Пальто, рубашки, костюмы, брюки на себя меряю».

Произносит тост муж моей сестры Толя Окин: «Наташа Абакумова развивала правильную мысль. Я хочу ее продолжить. Наташа Бажанова достигла рубежа, когда человек может себе позволить все. Люди в этом возрасте уже не закомплексованы. Им все дозволено по праву. За вседозволенность!». Натуля: «Но это только первый пункт, Наташка Абакумова еще что-то говорила». Н. Абакумова встает и повторяет: «Мы теперь взрослые, и нам наконец-то все дозволено. Мы можем не слушаться, не бояться и жить, как нам того хочется. Мы все были маленькие, маленькие, маленькие, теперь мы уже большие. Жизнь только начинается. Мы теперь выдержанное вино!»

Натуля: «Я хочу продолжить этот тост. Наташа Абакумова высказала великую мысль. Есть такие важные вещи, которые, к сожалению, невозможно понять до наступления этого возраста. Есть вещи, которые я осознала буквально полгода, год, может быть, два назад. К пятидесяти годам до меня дошли вещи, которые, мне кажется, вы должны своим детям и внукам преподать, чтобы до них это дошло раньше».

Возникает спор за столом. Почти все говорят, что это невозможно, неосуществимо. Натуля: «Но мне кажется, если направить, давать духовное воспитание, то можно что-то предусмотреть». Толя Окин: «Можно использовать кнут, можно пряник, но все равно, пока они сами себе все шишки не набьют, ничего не получится. Абсолютно».

Нина Антоновна рассказывает анекдот: «Покупатель спрашивает у продавщицы, свежая ли водка в продаже. Продавщица: “Ты что дурак, что значит свежая-несвежая?” Покупатель: “А что, я вчера два пол-литра выпил, знаешь, как рвало!”»

Я: «Нина Антоновна произнесла проникновенный тост, а Сережа решил, что это анекдот. И ему все анекдоты нравятся». Нина Антоновна тут же произносит тост: «Желаю каждому столько неприятностей, столько бед, сколько капель останется в вашем бокале!»

Нина Антоновна жалуется, что не может найти покупателя на какие-то вещи. Наташа Абакумова: «Чтобы у вас всю жизнь были только такие проблемы! Ваша Наташа должна Вам помочь!» Моя Наташа: «У нас разная специализация!»

* * *

На праздновании юбилея желаем Натуле крепкого здоровья. Проблемы со здоровьем уже начались. Особенно беспокоила бессонница, без снотворных жена не засыпала. Оставалась фактически прикованной к постели теща Нина Антоновна. Приходилось периодически помещать ее в больницу, а в остальное время постоянно пользоваться врачебной помощью на дому. Были и хорошие новости: вылечилась от недуга племянница Анюта.