Текст книги "Пропавший батальон (сборник)"

Инцидент в Северной Атлантике

ИЗ ДОНЕСЕНИЯ СЛУЖБЫ МОРСКОЙ РАЗВЕДКИ командующему Кайзерлихмарине гросс-адмиралу Альфреду фон Тирпицу 3 августа 1915 года, совершенно секретно.

«…Доводим до сведения командования, что 30 июля сего года, в 11:30 утра, в условиях удовлетворительной видимости, после результативной торпедной атаки, предпринятой субмариной U-28 под командованием корветтенкапитана барона Ульриха фон Форстнера в квадрате 5–11 против британского сухогруза «Ибериан» и затопления последнего с подводным взрывом машины транспорта, вышеозначенная субмарина была атакована неопознанным морским объектом, своими размерами превышающим потопленный транспорт…»

Несмотря на середину лета, дул ледяной северный ветер, срывая с верхушек свинцовых волн белесую пену. Еще чуть-чуть, и начнет штормить, моросящий дождь грозился перейти в настоящий ливень. Корветтенкапитан фон Форстнер стоял вместе с вахтенными офицерами и штурманом на мостике и молча наблюдал в бинокль, как британский пароход «Ибериан» медленно задирал корму вверх. Два залпа из носовых торпедных аппаратов заставили содрогнуться неуклюжую тушу сухогруза водоизмещением не менее пяти тысяч тонн. Офицеры удовлетворенно ухмыльнулись, когда с небольшой задержкой в небо взметнулся столб пламени и из разорванной носовой части судна повалил черный дым. Фон Форстнер видел, как маленькие черные точки, члены команды британской посудины, прыгали за борт и пытались спустить шлюпки на воду. U-28 вела свободную охоту в водах недалеко от Ирландии, объявленных территорией боевых действий. Любой военный или гражданский корабль под британским или американским флагом мог быть атакован без предупреждения. Хотя морской регламент и предписывал разрешить команде торгового или другого гражданского судна покинуть борт перед атакой, но некоторые капитаны субмарин предпочитали не присматриваться к признакам, отличающим дредноут от простого сухогруза, и пускали на дно борт за бортом. Так, в мае Вальтер Швигер, командовавший U-20, потопил американскую «Лузитанию» одной торпедой, что вызвало большой шум у газетчиков по обе стороны Атлантики, мол-де погибли более тысячи гражданских, и это акт пиратства. Но Вальтер клялся, что пароход буквально разнесло в щепки от взрывов, которые последовали после прямого попадания единственной торпеды. Котлы так не детонируют, янки явно использовали гражданских пассажиров для прикрытия груза боеприпасов. «Лузитания» пошла ко дну, вместе с ней потонули и некоторые принципы ведения боевых действий на море. Никто в руководстве Кайзерлихмарине не осудил Вальтера, который был другом Ульриху фон Форстнеру, наоборот, это придало задор и некую пикантность свободной охоте. Некоторые капитаны, в частности лихой Макс Валентинер, командовавший U-38, открыли негласное соревнование среди подводников и делали значки краской на рубке, подобно насечкам на стволах винтовок, отмечая количество потопленных судов неприятеля. Барон фон Форстнер не был сторонником подобного ребячества, он даже публично осудил Вальтера Швигера за его атаку на «Лузитанию», но сегодня не стал разбираться с этим британским пароходом, да и никто из команды не решился возражать против того, что перед ними был, несомненно, опасный военный корабль. «Ибериан» погружался почти вертикально, стали видны винты и рули. Прекрасное зрелище. Конечно, корветтенкапитан предпочел бы, чтобы сейчас тонул британский или американский линкор, унося в пучину десятки орудий и сотни тонн брони, но сегодняшний день только начинался, и сетовать на урожай было бы грешно.

Рубку окатывало волнами, стоящие в плащах на мостике были мокрыми до нитки, но никто не мог отказать себе в удовольствии наблюдать, как смыкаются океанские воды над гибнущим транспортом. Еще несколько мгновений – и взорвутся котлы, когда пучина раздавит их. Вот и взметнулся над поверхностью огромный столб воды, пара и обломков.

– Капитан, смотрите! – штурман указал рукой в сторону взрыва. Фон Форстнер пригляделся в бинокль и заметил в клубившемся облаке пара и дыма нечто огромное, темное, похожее на веретено, вздыбившееся на десятки метров из воды.

– Это подводная лодка, – взволнованно предположил вахтенный офицер, – не может быть!

В это время огромный объект изогнулся, погружаясь в воду, и изумленные офицеры увидели нечто напоминающее ласты вдоль блестящего веретенообразного тела. Можно было подумать, что в океан упала скала. Ни один кит, даже самый большой, не в состоянии вызвать такого буйства брызг. Волна, порожденная падением, поглотила своих обычных сестер, распространив вокруг подобие цунами.

– Видимо, мне померещилось, это что, крокодил? – старший помощник протер глаза и потряс бинокль, не веря своим глазам.

– Нет, Гюнтер, не померещилось, я тоже видел, – подтвердил капитан, – и мне это совершенно не нравится!

– Возможно, это кит, хотя разве бывают такие гигантские киты? Нужно сделать снимок! – вахтенный офицер Лемке хотел было спуститься за фотографическим аппаратом, но капитан удержал его.

– Манфред, не время для снимков, пора уносить отсюда ноги! – фон Форстнер резко бросил бинокль и скомандовал: – Погружение!!!

– Ульрих, смотри! – Лемке в замешательстве смотрел поверх головы капитана.

Фон Форстнер обернулся и на мгновение застыл. В какой-нибудь миле от субмарины, намного ближе, чем в первый раз, из-под свинцовой волны с невообразимой скоростью появилось нечто похожее на исполинскую торпеду. Ульрих успел рассмотреть, как ему показалось, голову существа со сверкающими глазами по бокам, переходящую в длинную, бесконечно длинную шею. Далее следовало бочкообразное тело невероятных размеров с двумя парами мощных ласт по бокам. За пару секунд, которые длилось это видение, корветтенкапитан успел заметить огромную зияющую рану в боку монстра, заметную своим розово-красным цветом на фоне стального цвета блестящей шкуры.

«Взрыв котла…» – пронеслась в голове капитана догадка.

Существо по дуге вошло головой в воду, явив бесконечный хвост, подобный змеиному. Ничего похожего за свою жизнь бесстрашный барон фон Форстнер не видел. Всё же липкий холодок ужаса пробежал по его спине, когда он осознал, что чудовище направляется прямиком к его кораблю.

– Задраить люки! Экстренное погружение! Цистерна срочного погружения! Машина самый полный вперед! Лево руля! – экипаж, не понимавший причины столь стремительных действий, воспринял происходящее как атаку противника.

– Всем молчать! Ни слова! – сверкнул глазами капитан вахтенным офицерам, которые кивнули в знак согласия. Паника читалась в глазах Лемке, готового завопить во весь голос.

– Манфред, держи себя в руках! – прошипел капитан. – Не смей, слышишь?!

Лемке закивал, тряхнул головой и бросился исполнять свои обязанности.

Современные дизельные машины, которыми головастые немецкие инженеры-конструкторы оснастили подводные лодки начиная с девятнадцатой серии, натужно рыча, толкали лодку вперед, она постепенно набирала ход и погружалась. Капитан отрывисто отдавал распоряжения, слаженная команда, как хорошие часы, исполняла их тотчас. Субмарина погрузилась примерно на 25 метров и развила достаточно приличную скорость, уходя от места атаки на сухогруз. Именно в тот момент, когда Ульрих фон Форстнер подумал, что пронесло, корпус лодки сотряс чудовищный удар, сваливший с ног всех стоявших матросов и офицеров. Капитан ударился головой о поручень и на мгновение потерял сознание. Тотчас по лодке был нанесен второй удар, от которого заскрипел металл и в носовом отсеке легкого корпуса образовалась течь. Субмарина потеряла ход и приобрела медленное вращение против часовой стрелки. На пол полетела корабельная утварь, матросы падали, пытались встать, но снова падали, раздались крики раненых.

– Аварийное всплытие! – закричал фон Форстнер. – Продуть цистерны!

Капитану доложили о повреждении клапанов вентиляции цистерны главного балласта, по всей лодке противно трезвонил сигнал тревоги. С большим трудом удалось выровнять лодку и компенсировать вращение. Механики сообщили о выходе из строя двух из четырех дизельных машин, повреждение кабелей или генератора вызвало перебои с электроснабжением. Тусклый свет заморгал, периодически погружая отсеки лодки в темноту. Еще пару мгновений назад стремительная и непобедимая, U-28 превратилась теперь из грозы морей в неповоротливого трудноуправляемого увальня, который медленно всплыл на поверхность, оставляя за собой масляный след. Открыв люк, капитан поднялся на мостик и осмотрелся. Корпус лодки и рубка представляли собой плачевное зрелище. Огромные вмятины и деформация корпуса привели к заклиниванию правого вала винтов и выходу из строя двух машин. Но капитан с большим беспокойством вглядывался в темные воды Атлантики, выискивая признаки неведомого монстра, атаковавшего его подводную лодку. Но океан был пуст и безмолвен. Фон Форстнер, несмотря на огромный урон, нанесенный субмарине, был несказанно счастлив исходу дела. Предстоял непростой переход на базу и текущий ремонт во время движения. Лодка стала превосходной мишенью для вражеских кораблей, но оставался шанс выжить, а это намного лучше, чем быть бесславно потопленным неизвестным чудищем. Корветтенкапитан самолично послал шифровку на базу, не доверяя это радисту. Экипаж не должен ничего знать, паника на борту совершенно ни к чему.

– Проклятье, Ульрих, что, что это было?! – дрожащим голосом спросил Лемке, дергая капитана за рукав. – Не молчи же!

Фон Форстнер не знал, что ответить перепуганному до смерти очевидцу невероятного происшествия, он сам терялся в догадках, лихорадочно перебирая в уме все варианты разумного материалистического объяснения.

– Манфред, тебе лучше держать язык за зубами и не болтать лишнего ни сейчас, ни когда мы сойдем на берег.

Я не знаю, что это было, но, дьявол его дери, оно было ранено и пыталось нам отомстить. Возможно, эта тварь пострадала при взрыве котлов проклятой посудины, что мы пустили на дно, а может, всё было совсем иначе. Если она ранена, то, клянусь жизнью, она смертна. А сейчас нам надо как можно быстрее убраться отсюда восвояси, пока этот монстр не вернулся. Да и англичане нам сейчас опасны как никогда. Иди отдыхать, это приказ!

– Какой уж тут отдых, – намного спокойнее отвечал Лемке. – Не смогу я, пойду помогу парням латать нашу старушку.

– Да уж, сделай одолжение, очисти мостик! – Капитан дружелюбно толкнул локтем бледного товарища и вновь принялся тревожно всматриваться в серые просторы Атлантики.

2 сентября 1917 года

Корветтенкапитан фон Форстнер прикидывал в перископ дистанцию, отделявшую U-28 от британского транспорта, который маячил на горизонте черным пятном. Охотничий инстинкт подсказывал капитану, что это крупная добыча, которую надо непременно атаковать. Сблизившись достаточно, чтобы рассмотреть очертания парохода более отчетливо, фон Форстнер отметил, что верхняя палуба заставлена контейнерами и грузовиками, осадка говорила о том, что эта посудина загружена под завязку. Чересчур уж легкая добыча, никаких сложностей пустить на дно это корыто. Странно, что у транспорта нет никакого охранения, – судя по всему, англичане не стали сопровождать партию военного груза, который адресовался, видимо, для русских. Они полагались на то, что многие свободные охотники Кайзерлихмарине покоились на дне и кормили рыб. Неудачи на фронтах не позволили германскому командованию наращивать мощь подводного флота, и поэтому атаки на грузовые конвои в Северной Атлантике стали редкостью. Но не для экипажа U-28.

После длительного ремонта субмарина снова стала грозой морей, пуская на дно британские и американские суда. Несколько раз лодка попадала под огонь британских боевых кораблей, была атакована аэропланами, когда совершила вынужденное экстренное всплытие недалеко от берегов Шотландии, но все эти неприятности были не опаснее комариного укуса по сравнению с тем, что пережил экипаж два года назад. Воспоминания о зловещем чудище преследовали капитана, он тщетно хотел привлечь внимание руководства флота к странному происшествию, но его рапорт тут же засекретили и приказали помалкивать. Тогда фон Форстнер попытался провести собственное расследование, поднимая в библиотеке Берлина том за томом свидетельства о странных морских животных и вымерших динозаврах, каждый раз прогоняя мысль о встрече с таким существом как невероятную. Это просто невозможно. Галлюцинация. Если бы то видение было лишь плодом его воображения, то он подал бы рапорт о списании на берег. Но в групповые помешательства капитан не верил. Что тогда напало на его корабль? Корветтен-капитан так и не получил ответа.

Тряхнув головой и прогнав навязчивые мысли, капитан отдал короткий приказ о торпедной атаке. Нещадно дымящий неповоротливый транспорт британцев назывался «Оливковая ветвь». Какая ирония судьбы, подумал фон Форстнер, символ мира будет взорван и потоплен в холодных водах Атлантического океана, не имеющих ничего общего с теплыми местами произрастания оливковых деревьев. Капитан решил немного поиграть с противником, как кошка с мышью – позабавиться самому и дать развлечься своей команде. Данные акустика не оставляли сомнений, что самонадеянные бритты не удосужились сопроводить транспорт боевым кораблем, не было слышно и других посторонних шумов.

– Всплываем! – коротко скомандовал корветтенкапитан. – Носовой аппарат товсь!

Субмарина вылезла всем своим грузным телом на поверхность, будучи уже в зоне оптической видимости британцев. Поднявшись на мостик, фон Форстнер в бинокль наблюдал, как засуетились и забегали микроскопические фигурки матросов по палубе транспорта, узрев хищный контур грозной подводной лодки. Капитан услышал прерываемый ветром звук тревожной сирены, от которого фигурки забегали еще быстрее. Видимо, английский капитан попытался дать полный ход и положить право руля, чтобы уменьшить площадь мишени, которую представлял длинный левый борт парохода. Из труб повалили клубы черного дыма, вода за кормой забурлила, но транспорт был явно перегружен, и мощности машин не хватало для оперативного маневра.

– Правый торпедный аппарат, одиночный, пли! – скомандовал фон Форстнер и с кривой улыбкой стал наблюдать, как запрыгала торпеда, оставляя за собой след вспененной воды. В такие моменты он всегда пытался угадать, что чувствуют моряки этих посудин, когда видят приближающуюся торпеду. Бессилие? Отчаяние? Молятся ли они?

Во время атак на свою лодку мозг и тело корветтенкапитана мобилизовались до таких пределов, что не было никаких эмоций или страхов, голова работала как машина, приказы были точными и краткими, какими, собственно, они и должны быть. Сейчас же, глядя вслед удаляющейся торпеде, капитан чувствовал странную негу в теле, – ощущения были сродни сладкой усталости, какая бывает после атлетических упражнений или любовных утех. Он позволил себе некоторое промедление, ожидая момента, когда торпеда воткнется своим хищным носом в железный борт парохода.

И вот он, долгожданный миг, – у ватерлинии транспорта возникла яркая вспышка ближе к корме, куда, собственно, и предназначался залп. Вскоре капитан услышал резкий хлопок. Показался черный дым, фигурки на борту транспорта хаотично метались.

– Ганс, носовое орудие! – рявкнул капитан молодому офицеру, который, казалось, в нетерпении ждал этих слов, подрагивая всем телом, как гончая перед броском.

– Есть, капитан! – заломив фуражку на затылок, лейтенант Ганс фон Хольштейн в несколько прыжков одолел расстояние, отделявшее рубку от носового орудия, с которого ручьями стекала вода.

– Постреляем немного, господа? – корветтенкапитан с улыбкой обратился к офицерам, стоявшим рядом с ним на мостике. – Сближаемся! Малый вперед!

– Ульрих, не слишком ли мы близко? – обеспокоенно произнес старший помощник.

– Гюнтер, не порть парням веселье, – отмахнулся капитан.

Лодка на полмили подошла к заметно накренившемуся судну. Из кормовой части подбитого транспорта валил черный дым. Подводникам не было видно, что творится по правому борту, но было и так ясно, что англичане судорожно спускают шлюпки. Остается лишь, как на учебных стрельбах, кучно уложить несколько снарядов и сэкономить более дорогие торпеды.

– Ганс, нафаршируй-ка металлом эту бочку с оливками! – крикнул лейтенанту фон Форстнер. – Огонь!

Носовое орудие гулко бухнуло, посылая смертоносный снаряд в борт британского транспорта. Надстройка парохода содрогнулась от взрыва, вздыбился металл, сверкнуло яркое пламя, и в воздух взлетели обломки вперемежку с телами моряков.

– Ганс, высоковато взял! Два градуса поправка! – капитану явно нравился процесс стрельбы.

– Есть два градуса поправка, капитан! – радостно крикнул фон Хольштейн, крутя рукоятку наведения.

Этот снаряд лег аккурат на палубу, где находились ящики и привязанные канатами грузовые автомобили. Дистанция была хороша для выстрела прямой наводкой, и выстрел получился отменным. Вся палуба пришла в движение. Возникла вспышка от разрыва снаряда, затем как будто образовалась черная пустота, куда втянулось всё, что находилось на палубе, а затем грохнул такой исполинский взрыв, от которого корпус транспорта разломился на две части, как игрушечный, породив посредине гигантский столб пламени и дыма. Практически сразу раздался чудовищный свист и грохот.

«Детонация», – пронеслось в мозгу капитана. Что же там везли эти чертовы англичане? Снаряды? Бомбы? Волна горячего воздуха больно ударила по глазам и ушам офицеров. Гюнтер был прав: лодка слишком близко подошла к взорвавшемуся кораблю.

Фон Форстнер увидел, как из тучи огня и дыма вместе с обломками показался уродливый грузовой автомобиль с пылающим тентом, который, описывая дугу, летел в сторону лодки.

«Этого не может быть!» – такой была последняя мысль корветтенкапитана Ульриха фон Форстнера. Грузовик упал точно на рубку, смяв всех стоявших на ней. От сильнейшего удара произошел взрыв топлива, находившегося в баке автомобиля. Потоки горящего бензина хлынули в открытый люк мостика, заливая нутро субмарины. Удар и взрыв разрушили мостик, повреждена была также и обшивка, внутрь корпуса начала поступать вода, быстро заполняя пустоту. От горящего бензина воспламенилась рубка, огонь быстро распространялся во всех направлениях. Команда, застигнутая врасплох, была отрезана огнем в отсеках и, казалось, не пыталась спасти лодку. Субмарина получила сильный крен и начала погружаться. Воздух стремительно выходил огромными пузырями из открытого люка и пробоины. Казалось, что еще чуть-чуть, и лодка пойдет камнем ко дну. Уцелевшие матросы молились, судорожно вцепившись в трубопроводы и прикрученную мебель кубрика. Но чудо остановило погружение: оставшийся воздушный пузырь в кормовой части субмарины удержал ее, подобно поплавку. Некое подобие надежды промелькнуло у перепуганных и отчаявшихся людей.

Они не могли видеть, как из темной пучины стремительно поднимается гигантское существо, потревоженное ужасными взрывами. С первобытной яростью животное обрушило свою неописуемую силу на истерзанную лодку, которая содрогнулась всем своим корпусом, а металл загудел и затрещал, стреляя заклепками из деформированных переборок. Следующий удар был такой сокрушительной силы, что кормовой отсек отломился, словно тонкая спичка. Вода с бешеной силой заполнила каждый уголок внутреннего пространства субмарины, и та стала быстро погружаться, унося в черные глубины искореженный металл и человеческие жизни. Не выжил никто. Экипаж так и не понял, что же произошло, да это, наверное, и к лучшему. Существо же всплыло на поверхность, вытянуло свою длинную шею и исторгло победный свистящий рев, который эхом разнесся над суровой поверхностью холодных вод Атлантического океана.

Из оперативной сводки командующему Кайзерлихмарине гросс-адмиралу Альфреду фон Тирпицу 5 сентября 1917 года: «…Подводная лодка U-28 под командованием корветтенкапитана барона Ульриха фон Форстнера затонула вместе со всем экипажем, получив критические повреждения корпуса во время результативной атаки на британский транспортный корабль “Olive Branch” с грузом боеприпасов…»

Говорят, что снаряд дважды не падает в одну и ту же воронку или что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Лодка U-28 опровергла эту истину своим примером.

Хнот

Западнославянские земли

Остров Рюген

1168 год

1

СОЛНЦЕ ПОЧТИ ДОСТИГЛО ЗЕНИТА, начало заметно припекать. Любомира лежала в траве, закусив соломинку и нервно жуя ее кончик. Она хотела погадать на форме облаков, но, как назло, небо очистилось, и не было видно ни облачка. Последнее время один вопрос не давал ей покоя, особенно мучить он стал ее перед Праздником. Тяжкое липкое сомнение закралось в душу Любомиры. Болеслав, этот стройный светловолосый пригожий парень, совсем не смотрит в ее сторону, всё время поглядывает на других девушек селения, даже посмел глазеть на дочь повелителя – князя Теслава, когда та выезжала из замка Каренц на рыночную площадь несколько дней тому назад. Любомира с подружками сопровождала отца и молодых сильных деревенских парней, которые везли на телегах в замок весеннюю дань. Среди парней был и Болеслав, ее возлюбленный, ее боль и тревога. Жгучее и страстное чувство, которое она к нему испытывала, было больше, чем любовь. Оно приносило ей сладкое страдание, одинаково возвышало и унижало, было ее наваждением. И мысль о том, что он ее не замечает, смотрит сквозь нее, повергала в отчаяние. А тут еще эта проклятая чаровница, дочь князя Теслава, Казимира… Угораздило же их проезжать рыночную площадь именно тогда, когда из ворот замка Каренц верхом на добром вороном жеребце стремительно выскочила Казимира: в черном плаще, с развевающимися черными как смоль волосами и горящими, как у ведьмы, глазами. Торговки побросали корзины, лишь бы увернуться из-под копыт храпящего коня, и овощи покатились в разные стороны. Люди говорили, что княжна сильна в ведовстве, и многие старались не смотреть ей в глаза, когда с ней сталкивались. Глубокий поклон избавлял от необходимости поднимать голову и встречаться с ее огненным взглядом. Казимира проскакала мимо телег с данью, осадила коня и заговорила со старостой селения, который вел под уздцы первого мерина, запряженного в тяжелую подводу с окованными колесами. Все девушки, и Любомира в их числе, притихли, искоса наблюдая за госпожой, которая допрашивала старосту, не спешиваясь.

Вдруг Любомира заметила, что Болеслав неотрывно следит за властной госпожой, в то время как другие парни потупились. Огненная ревность обожгла Любомиру, голова закружилась. Он не переставая смотрел на княжну! Девушка застыла, она переводила взгляд со своего возлюбленного на Казимиру и обратно. Княжна махнула рукой старосте и случайно уронила на землю кожаную перчатку. Никто не посмел пошевелиться, но не Болеслав! Да, Болеслав шагнул, нагнулся, поднял упавшую перчатку и подал ее Казимире, глядя прямо ей в глаза как зачарованный. Княжна замахнулась было плеткой на дерзкого смерда, но остановилась и медленно взяла свою перчатку из руки Болеслава, подтягивая его к крупу своего коня. Любомира удивленно наблюдала за тем, как ее Болеслав делает шаг, еще шаг и оказывается у ног величественной Казимиры, которая так же неотрывно смотрит ему в глаза. Время будто остановилось, эта сцена длилась целую вечность. Все звуки и краски вокруг померкли, Любомира видела лишь двоих – красавицу Казимиру и своего желанного. Вдруг княжна резко выдернула перчатку из руки Болеслава, пришпорила коня и галопом помчалась прочь, но обернулась, бросила через плечо сверкающий взгляд Болеславу и случайно встретилась глазами с Любомирой. Это длилось лишь мгновение, но Любомира была готова поклясться, что княжна криво усмехнулась ей. Более она не оборачивалась и ускакала прочь, поднимая клубы пыли и распугивая разбегающихся куриц.

Потрясенная Любомира медленно перевела взгляд на Болеслава, который всё еще стоял, преклонив колено. Староста прикрикнул на юношей, все разом ожили, а подружки наперебой начали обсуждать наряд княжны и смелость Болеслава. Любомира очнулась от этого наваждения, тряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли, и повернулась к тормошащим ее щебечущим подружкам.

Близился Праздник, на котором молодые люди окончательно выбирали себе пару и приносили символические жертвы идолам Руевита и Яровита, помогавшим в рождении сильных мальчиков-воинов и плодовитых девочек. Так продолжался род ее племени, древний род руян. Она выплюнула соломинку и приподнялась на локте. Вдалеке поднимался столб сизого дыма: это разжег печь ее отец, искусный кузнец, делавший не только железную утварь для селения, но и ножи для княжеской охоты. Мысли о замке вернули ее к воспоминанию о княжне. Та была очень красива яркой, совсем не северной красотой. Черные густые волосы ниспадали блестящими струями на ее плечи; высокая, стройная, сильная, она покорила даже послов Вальдемара Датского, которые уехали с донесением, что на Рюгене есть сокровище более ценное, чем всё серебро рода. Казимира была обладательницей буйного характера, весьма своенравной, она часто перечила отцу и без сопровождения скакала на своем вороном жеребце по окрестным лесам. Любомира слышала, что княжну учила ведовству древняя старуха, которая жила в лесу одна уже долгие годы, изредка принося в замок высушенные коренья и травы. Поговаривали, что некоторые парни из других селений бесследно исчезали после того, как встречали княжну во время ее прогулок верхом в окрестных лесах. Правда, в ее селении ничего подобного не происходило.

Но как на княжну смотрел Болеслав! И она жгла его своими черными глазами. На нее же, на ту, которая готова отдать жизнь за любимого, ту, которая страдает и согласна быть даже дворовой собакой, лишь бы рядом с ним, он не обращает внимания… Любомира не испытывала недостатка в поклонниках, парни из других селений так и увивались за ней, наперебой приглашая на Праздник, но она никого не замечала, мечтая о Болеславе.

У девушки был один недостаток – она была сухорука. С детства левая рука не росла и осталась маленькой, она носила ее, как ребенка, – прижатой к телу. Зато правая была очень проворной. Любомира слыла прекрасной работницей, сеяла и жала не хуже, чем ее подружки, даже лучше многих. А еще она была красива той неброской северной красотой, к которой нужно присмотреться, понять и уже не искать лучшего в иных племенах и землях.

Она понимала, что все людские недостатки, которые у других разбросаны по телу, у нее собрались в сухой ручке, в остальном она была идеалом северной женщины: сильная, высокая, верная, гордая, спокойная. Нет, не спокойная. Страстная. Уж она-то сможет доказать Болеславу, что лучше нее на всем острове не сыскать. На Празднике она его получит, он будет принадлежать ей одной. Она будет неистово молиться Яровиту, а если он не поможет, то обратится за помощью к Чернобогу, запретному идолу, который помогает ведунам и знахарям. Да и какая разница, кто ей поможет, лишь бы она получила того, кто занимает ее мысли и не дает ей покоя. И она готова заплатить любую цену.

Может, он не замечает ее из-за сухой руки? Этого, конечно, не исправить, но она будет молиться идолам, которые всегда помогали ее сородичам добиваться целей, побеждать в сражениях, преодолевать невзгоды и неурожаи.

Любомира решительно встала, отряхнула подол своей холщовой рубахи и зашагала к капищу.

2

Этот взгляд не давал покоя Болеславу ни днем, ни ночью. Черные глаза жгли его, проникая до самых потаенных уголков сознания. Он, как заколдованный, вспоминал еще и еще эти мгновения, когда он почти прикасался к княжне, стоя возле ее скакуна. Но самым ценным воспоминанием было то, что она обернулась и подарила ему еле заметную улыбку. Или ему это только привиделось? Нет, она ему улыбнулась, такая гордая и величественная, его госпожа! Он бы отдал всё на свете, чтобы быть рядом с ней, но это невозможно. Она знатная потомственная княжна, дочь могущественного князя Теслава, хозяина замка Каренц и всего острова Рюген. А он, Болеслав, простой селянин, просто никто. Тряхнув несколько раз головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли, он принялся за работу, чтобы хоть как-то отвлечься от образа Казимиры, всё более и более овладевавшего его сознанием.

Староста прервал его размышления и послал в лес присмотреть сухие деревья для праздничного костра, вокруг которого будет водить хороводы молодежь. Этот Праздник завершал весенние труды на полях и огородах севера острова, которые возделывали испокон веков его предки-руяне. Более веселый праздник трудно найти. В каждом селении молодежь водит хороводы, постепенно входя в странное состояние, когда отступает стыд. Прочь сбрасывается одежда, все пьют пьянящий мед, танцы становятся всё более ритмичными, каждый может найти себе пару или на час, или на всю жизнь, ну или, по крайней мере, до следующего Праздника.

Болеслав не хотел этого Праздника – никакая селянка не заменит ему того сладкого мгновения, когда он смотрел в бездонные черные глаза. Что же делать? Разум говорил – оставь, это невозможно! Сердце возражало – всегда есть шанс, а вдруг?..

С этими мыслями он углубился в лес, сам не замечая, куда бредет. Пора приниматься за работу, вот он приметил покосившееся засохшее дерево. Будет ярко гореть в праздничном костре! Болеслав вытащил из-за веревки, заменявшей ему пояс, острый топор и принялся рубить под корень старый ясень, который вздрагивал под каждым ударом. Довольно быстро ему стало жарко, он скинул рубаху, поплевал на ладони, взял топор двумя руками и размахнулся.

– Кто тебе разрешил рубить мой лес, смерд? – резкий окрик заставил Болеслава вздрогнуть и резко обернуться. Прямо перед ним на вороном коне сидела княжна. Конь стал фыркать и бить копытом. Казимира раскраснелась от быстрой скачки, капюшон накидки съехал с ее головы, черные кудри растрепались по плечам. Узнав Болеслава, княжна на мгновение смутилась, но тут же овладела собой и продолжила:

– А, это ты, кто так дерзко подал мне перчатку на днях? Как твое имя и откуда ты родом? – лицо княжны немного смягчилось, и уголки рта обозначили легкую улыбку.

Болеслав словно потерял дар речи, он ожидал увидеть кого угодно, хоть лесную нечисть, но никак не госпожу. Наконец преодолев оцепенение, он выдавил из себя дрожащим голосом:

– Госпожа, мое имя Болеслав. И родом я из северных земель, мы служим вашему батюшке, да пошлют боги ему долгие лета!

– Вот так ты служишь моему отцу? Лес без спроса рубишь? А может, ты браконьер? – уже открыто улыбалась Казимира, подшучивая над ошеломленным Болеславом.

– О госпожа, меня послал наш староста найти высохшие древа для праздничного костра, а ему разрешил управляющий вашего батюшки, – заикаясь, отвечал юноша, уронив топор.