Текст книги "Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков"

Инициатором кампании против Павлу в чехо-словацком войске был, судя по всему, не полковник Мамонтов, а офицеры полка Чечек (Cecek) и Ваврох (Vavroch), которые направили в свои части воззвание к братьям-воинам. Документ с грифом «Секретно» призывал к дисциплинированному единству тыла, объявлял редактора «Чехословака» Б. Павлу трусом: «Вы видите ту вредную деятельность ряда лиц, которые должны быть среди нас. Это Павлу, Клецанда. Призываю Вас обратиться с просьбой к командиру бригады, поднять вопрос на соответствующем уровне, чтобы издание журнала «Чехословак» (который своим разлагающим писанием сеет раскол) было прекращено; а редактора журнала Богдана Павлу как лицо в политическом отношении подозрительное, которое своей деятельностью освобождение отдаляет, отправить к военнопленным. Подпоручик Чечек».

Документ относится к январю 1917 г. Уже в Киеве 18 января 1917 г. подпоручик Ваврох сделал к нему следующую приписку: «Прилагаемую докладную записку перепишите, каждый собственноручно, не дословно, а чтобы смысл остался; и направить безотлагательно командиру бригады. Деятельность Б. Павлу превзошла всякие границы и грозит провалом чешского дела. Воззвание идет не от меня, а как видите, с фронта. Медлить нельзя, время не ждет».

Текст упомянутой Ваврохом докладной записки гласил: «Командиру Чешско-словацкой стрелковой бригады. Докладная записка.

Мы, кто с сознанием долга в отношении всего Славянства и нашей дорогой Родины исполняем под вашим руководством добросовестно нашу работу на фронте, видим, что тыловая организация не так сплочена как бы это казалось нужным и самопонятным. Виновником всего я считаю главного редактора «Чехословак» Богдану Павлу. В своих статьях после съезда всех чехов в России, который состоялся весной 1916 г., Б. Павлу выступал против единогласных постановлений этого съезда. Он же противодействовал всем намерениям и решениям к объединению всех чехов в России, начатому Правлением Союза Чешско-словацких обществ в России. Он же уговаривал чешского депутата Дюриха, прибывшего в июле 1916 г. из Парижа в Петроград, содействовать роспуску Союза Ч.С.о. и этим разрушить фундамент, на котором построен наш вооруженный отпор против Австрии.

Когда это ему не удалось и депутату Дюриху совместно с Союзом Ч.С.о. в России удалось учредить ЧЕШСКИЙ Национальный Совет в России, то Б. Павлу опять прилагает все старания разрушить это объединение. Спрашивается, в пользу кого работает Б. Павлу и кто рад всяким раздорам? Девиз Б. Павлу – “разрушить”.

Я не могу допустить, чтобы то, что мною было построено при трудных условиях в течение 2-х лет на фронте, разрушалось сознательно и намеренно в тылу.

Прошу ходатайствовать Ваше превосходительство в надлежащих местах о принятии мер к закрытию газеты «Чехословак» и удалению Б. Павлу из Петрограда как человека вредного, работающего своим поведением не в пользу Славянства вообще и Чехии в частности»[184]184
  ОПИ ГИМ. Ф. 454. Ед. хр. 135.


[Закрыть].

Отсюда, во-первых, очевидно, что опасения и страхи Павлу по поводу ссылки «на восток», высказанные в переписке с Я. Папоушеком, не были безосновательными.

Во-вторых, все же, судя по тексту документа инициатором кампании против петроградской оппозиции, видимо, было Правление Союза Чешско-словацких обществ в России во главе с В. Вондраком, но не без ведома командования бригады, в том числе и Мамонтова. На конверте, в котором хранился весь этот блок материалов с делом Павлу, имелась пометка полковника Мамонтова: «Приложение № 31. В пакете с бумагами о вреде «Čechoslovák» и письмо офицеров полка “Я. Ж.”. Н. М.»[185]185
  Там же.


[Закрыть] (т. е. – имени Яна Жижки; Николай Мамонтов. – Е.Ф.).

Письмо офицеров 3-го полка относится уже к февралю 1917 г. Оно гласило: «С горечью в сердце уже длительное время среди чехов в России мы наблюдаем партийную борьбу за слияние на руководство акцией за освобождение… В армии и в лагерях для военнопленных чехи и словаки могут рассчитывать лишь на информацию, содержащуюся в чешской печати. Недовольство вызывает тот факт, что обе чешские газеты предоставляют свои страницы для личных нападок и полемик, начатых, к сожалению, “Чехословаком”. Если эти газеты не перестанут вести бурную полемику в отношении к существующим институтам, если они не перестанут проводить агитацию против Национального Совета, против этого направления в организации чехословацкого войска, то мы потребуем, чтобы подобные издания в армию не направлялись. Мы намерены быть над партиями, перед нами одна цель, за которую мы боремся, – свобода Чехии и Словакии. И мы хотим, чтобы в будущем оба издания публиковали на своих страницах лишь материалы за единство и сотрудничество в пользу исполнения лучших надежд чехов и словаков – достижение политической независимости угнетенного народа Чехии и Словакии. На фронте, 10 февраля 1917 г. Воины полка Яна Жижки из Троцнова»[186]186
  ОПИ ГИМ. Ф. 454. Ед. хр. 135. Л. 16.


[Закрыть].

В конце от руки содержалась следующая приписка Н. Мамонтова по-русски: «Это письмо послано. 1) Чехословаку 2) Чехословану 3) Председателю Союза д-ру Вондраку для сведения 4) В русском переводе командиру Бригады через 1 полк. Полк. Мамонтов»[187]187
  Там же.


[Закрыть].

Отклики и реакция из среды «русских» чехов в отношении «дела Павлу» поступали и в марте, даже после февральской революции в России, когда в национально-освободительном движении окончательно одержали верх либеральное течение во главе с Павлу и линия Масарика в целом. В этой связи приведем еще один документ, адресованный Мамонтову (уже после известного воззвания от 8 марта 1917 г. с провозглашением независимого чехо-словацкого государства): «Глубокоуважаемый господин полковник, по нашим сведениям группа, действовавшая в Петрограде против единства нашего движения, до сих пор вполне не устранена и препятствует успешной всесторонней деятельности чешско-словацкого народа в обновленной России.

Киев, 18-го марта 1917 г.

За Корпус сотрудников военнопленных при Союзе чешско-словацких обществ в России (подписи нет)

За Председателя: д-р 1осиф 1осифович Патейдль

Секретарь Инж. Ив. Ф. Шеба

Зовите всех от обособления к объединению»[188]188
  ОПИ ГИМ. Ф. 454. Ед. хр. 135. Л. 16.


[Закрыть].

С Февральской революцией усилилась и поддержка чешско-словацким войском парижского центра заграничного движения Сопротивления во главе с Т. Г. Масариком. Весьма красноречивым и показательным в этом отношении является письмо – резолюция, принятая на собрании 12 роты чехо-словацкой бригады 7 марта 1917 г. и направленная в Союз чехо-словацких обществ. Видимо, эта резолюция также являлась своеобразным ответом на воззвание Чечека, однако противостояла той кампании, которая была организована против Павлу и его окружения.

В резолюции подчеркивалось, что «В вопросах, касающихся нашего будущего, мы придерживаемся точки зрения Т.Г. Масарика, который уже снискал наше доверие своей деятельностью на родине, и только его мы признаем главой нашего сопротивления. Поэтому мы против всех, кто действует помимо профессора Масарика или даже против него, и поэтому мы не можем занять отрицательную позицию в отношении петроградской оппозиции, программа которой соответствует взглядам Масарика. Мы сожалеем, что здешний Национальный Совет, депутат Дюрих и «Союз» действуют не в согласии с профессором Масариком и между ними возникли принципиальные разногласия, о которых открыто пишет российская печать. До сих пор существовала возможность участвовать в руководстве нашими делами в России лишь небольшому числу сотрудников из Корпуса военнопленных… Под прикрытием единства не должны проводиться программные разногласия и замалчиваться серьезные голоса оппозиции. Поэтому мы подчеркиваем: единственно компетентным институтом в нашей борьбе за освобождение мы считаем Чешско-словацкий Национальный Совет в Париже с профессором Масариком во главе и требуем, чтобы в России была создана организация Национального Совета, подчиненная парижскому, которая бы действовала в согласии по всем направлениям. В подобную организацию должны войти избираемые представители из военнопленных и из чешско-словацкого войска с соответствующим представительством»[189]189
  ОПИ ГИМ. Ф. 151.


[Закрыть].

Как признание заслуги Н.П. Мамонтова в обнародовании Провозглашения Чехо-словацкого войска в России (впервые заявившего о создании независимого чехо-словацкого государства и признававшего бесспорным лидером в национальном движении Т.Г. Масарика) можно расценивать письмо полномочного представителя Чехо-словацкого Национального Совета Б. Чермака полковнику Мамонтову. Оно датировано 30 марта 1917 г.[190]190
  ОПИ ГИМ. Ф. 454. Ед. хр. 135 (Příloha č. 147).


[Закрыть], когда после Февраля (незадолго до приезда в Россию Масарика) обстановка в национальном движении чехов и словаков уже кардинально изменилась и функционировал филиал Чехо-словацкого Национального Совета в России. Чермак сообщал Мамонтову: «Имею честь как полномочный представитель др. М. Штефаника подтвердить Вам получение Вашего письма г. Штефанику от 7 марта 1917 г., также как и Провозглашения Чехословацкого войска в России, и сопроводительного письма г. Штефанику. Оригинал Провозглашения был передан министру Милюкову. Содержание Провозглашения я телеграфировал профессору Масарику, вместе с приветом чехословацкого войска. Господин Штефаник отправился во Францию, куда его призвали национальные обязанности. Но на его место вскоре прибудет профессор Масарик, который несомненно воспользуется возможностью для того, чтобы всем вам, чехословацкому войску на фронте, выразить свою благодарность за оказанное ему доверие, с каким он был провозглашен диктатором. Разрешите мне выразить свое удовлетворение по поводу того, что в последнее время наконец наступает согласие чехословацкой общественности как на фронте, так и в тылу. Мы надеемся, что это согласие приведет к успешным результатам, особенно на съезде всей чешско-словацкой общественности, военной, гражданской и военнопленных. Разрешите выразить свои искренние чувства почтения и преданности. Полномочный представитель Чешско-словацкого Национального Совета Б. Чермак»[191]191
  Там же.


[Закрыть].

III.3 Национальная агитация среди военнопленных чехов и словаков

В преддверии столетия начала Первой мировой войны в историографии заметно усиление интереса к проблеме военнопленных. В этой связи стоит отметить, что зачастую исследования проводятся как бы заново и опускается из виду то, что было сделано на должном уровне еще в советской историографии. Ослабевает научная этика исследования, поскольку не учитывается вклад предшественников. Для чешской и словацкой проблематики отмечу значение трудов А.Х. Клеванского, в свое время моего научного руководителя, привившего интерес к проблематике Первой мировой войны. Напомню о большом значении его работ о чешских и словацких легионерах в России, а также о военнопленных, в частности работу «Военнопленные центральных держав в царской и революционной России (1914–1918 гг.)»[192]192
  Клеванский А.Х. Военнопленные центральных держав в царской и революционной России (1914–1918 гг.) // Интернационалисты в боях за власть Советов. М., 1965.


[Закрыть], которые современные исследователи предпочитают не замечать. Находящиеся в моем распоряжении материалы личного архива ученого свидетельствуют о том, что он начал заниматься проблематикой чешских и словацких легионеров и так называемым Чехословацким корпусом в России с легкой руки чешского историка Драгомира Барты. В заключительной части сохранившегося отзыва последнего на статью А.Х. Клеванского о забастовочной борьбе чехословацкого рабочего класса в 1918–1920 гг. содержится рекомендация начинающим советским историкам заниматься темами, обеспеченными богатыми источниками в их стране, «например, чехо-словацкий корпус – легионеры, чешская секция в Красной армии, основание компартии Чехословакии на территории Советской России и др.»[193]193
  Из личного архива Е.Ф. Фирсова. Рукописный отзыв на статью А.Х. Клеванского чешского историка Д. Барты (на русском яз.).


[Закрыть]. Собственно говоря, чехо-словацкому корпусу и было уделено главное внимание в последующем творчестве А.Х. Клеванского. Его труды о чешских и словацких легионерах не остались незамеченными в Чехословакии, и основной труд[194]194
  Клеванский А.Х. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М., 1965.


[Закрыть] был даже переведен на чешский язык. В личном архиве ученого сохранились многочисленные отклики чешских и словацких участников тех событий в России, а также историков. В них выражалась глубокая благодарность исследователю за предпринятый труд. В одном из писем подчеркивалось: «Для нас настоящий праздник, поскольку мы перед всем миром можем похвалиться так прекрасно написанной книгой о нас… Мы благодарны Вам за тот огромный научный труд, который Вам удалось написать на основе чешско-словацких, советских и других доступных архивов, с тем, чтобы пролить свет на правду о нашем участии в тех событиях»[195]195
  Из личного архива Е.Ф. Фирсова. Письмо члена Комиссии при ЦК антифашистских борцов в Праге Йозефа Штейна от 1.11.1966 г. (На чешском яз.).


[Закрыть]. Можно было бы продолжить цитировать подобные отклики о главном труде Клеванского.

В современной чешской историографии военнопленными занимался историк И. Шедивый[196]196
  Šedivý Ivan. Češi, české země a velká válka 1914–1918. Pr., 2001.


[Закрыть]. Очевидно, что тема военнопленных в научном отношении бесконечна, поскольку ныне открываются ранее совершенно неизвестные источники о пребывании чехов и словаков в России.

Основным источником для данной части исследования послужили, прежде всего, архивные материалы из наследия Я. Папоушека. Без преувеличения можно сказать, что Папоушек был одним из самых подготовленных во всех отношениях членов Корпуса (Sboru) сотрудников и бесспорно одной из ведущих фигур этого органа при Правлении.

Ценнейшие в информативном отношении материалы стали мне доступными лишь в начале 90-х гг. как составная часть фонда русской славистки Надежды Ф. Мельниковой-Кедровой-Ривнач (в декабре 1918 г. прямо в Бутырках оформившей брак с Я. Папоушеком).

Наряду с материалами периода пребывания Я. Папоушека в лагерях военнопленных, здесь содержатся важные материалы о деятельности Правления Союза чешско-словацких обществ и Корпуса сотрудников военнопленных при Правлении Союза, а также документы о деятельности российского филиала чешско-словацкого Национального Совета во главе с Т.Г. Масариком. Фонд отличается большой информативной насыщенностью. Материалы из личного наследия Папоушека в России, и особенно корреспонденция, позволяют развить и углубить многие проблемы, важные для познания сути Первой мировой войны. В фонде хранится также полевой дневник Папоушека, письма (а также телеграммы) от друзей и семьи из Праги с австрийскими штемпелями; любовная переписка; переписка с друзьями в лагерях и с видными представителями чешского патриотического движения в России.

Наибольший интерес представляют гектографические материалы пропагандистского характера[197]197
  См., например: Firsov E. Hektografi cke materialy a korespondence v propagandě patriotickeho hnuti českych a slovenskych zajatců v Rusku // Historie a vojenstvi. N 1. Pr., 2003. S. 23–36.


[Закрыть], ранее, к сожалению, не встречавшиеся мне нигде – ни в России, ни в Чехии.

Ярослав Папоушек (1890–1945) – видный чешский историк и дипломат, активный участник чешского национально-освободительного движения в России в годы Первой мировой войны, личный секретарь Т.Г Масарика. Он – воспитанник Пражского Карлова университета, затем прошел научную стажировку в Австрийском историческом институте в Вене, откуда и был призван на войну. В плен Я. Папоушек попал на галицийском фронте 27 ноября 1914 г. (как он сам отметил в анкете), а затем находился в лагерях для военнопленных в Сибири (Тара, Тюмень) вплоть до конца июля 1916 г. По личному заявлению Папоушек вступил добровольцем в чешско-словацкий полк, сформированный к тому времени из российских чехов и словаков и военнопленных, но сразу был переведен в Корпус сотрудников-военнопленных при Правлении Союза чехо-словацких обществ, находившемся в то время в Киеве. Папоушек являлся одним из самых активных сотрудников указанного Корпуса сотрудников-военнопленных при Правлении. Одновременно (начиная с 1917 г.) Правление включило Папоушека, по образованию историка, в специальную комиссию для подготовки учебников по истории для чешских школ в России. В архиве сохранилось письмо-подтверждение Правления Союза чешско-словацких обществ в России от 12 мая 1916 г. о получении заявления Папоушека с просьбой принять его добровольцем чехословацкого стрелкового полка.

Об условиях жизни чехов-добровольцев свидетельствует письмо (июль 1916 г.) друга Папоушека – Йозефа Востатека из Киева, где размещался запасной полк. Он сообщал: «Я вступил добровольцем младшим чином… В запасной части, размещенной в здании киевского университета, находится в настоящее время 1800 (младших чинов. – Е.Ф) и 200 бывших офицеров. На позиции – 3000 человек. 160 добровольцев из Тюмени прибыли сюда 4 дня назад. Приходится преодолевать большие трудности в деле формирования бригады и чешского войска. Но мы надеемся, что ситуация в ближайшее время улучшится. Царь уже дал разрешение на создание чешской армии.

Питание здесь – утром и вечером. Чай – “сколько душе угодно”, к нему дают хороший хлеб и много сахара. На обед – хороший суп, иногда с мясом, затем каша или горох, очень хороший, иногда даже гуляш и свинина. Еды хватает, и в целом нас устраивает…

Тысяча членов нашей чешской дружины награждены георгиевским крестом…»[198]198
  ОПИ ГИМ. Ф. 151. НФ. Мельникова-Кедрова-Ривнач. Материалы Ярослава Папоушека, будущего ее мужа.


[Закрыть]

Условий пребывания в России военнопленных чехов также касался (в открытке Папоушеку из Челябинской области) известный деятель, работавший при Правлении Союза словак Иван Маркович: «Мы заходили к чешским военнопленным. Живут они отдельно даже от остальных славян. Причем живут очень хорошо. Нам никогда даже такого и не снилось. Все они (их 16 человек) – австрофобы, молодые и восторженные люди. Обстановка приятная»[199]199
  Там же. Оригинал на чешском языке.


[Закрыть].

Среди писем и открыток, направленных Папоушеку (как в Сибирь, так и в Киев) своей информативной насыщенностью об условиях жизни в России военнопленных выделяется письмо некоего Й. Флодриха из Тюмени (оно датируется также 1916 г.): «Мы с Яначеком месяц тому назад записались добровольцами в чехословацкий стрелковый полк и сегодня получили ответ о том, что нас приняли. Из добровольцев 16 человек едет в Одессу в сербскую армию и 16 – в чешскую, в Киев. Из Одессы пишет Буй, что они уже подпоручики… Там также много офицеров-словенцев. Комендант – серб-майор Дукич, или Петрович, был ранен, сейчас он на о. Корфу, Савич тоже там. Надеюсь, что нас отправят в течение месяца.

Живем хорошо, ибо здешний начальник – хороший человек. У нас полная свобода, однако с местным населением сталкиваемся мало, так как большинство смотрит на нас, как на австрияков. Чехи (не вступившие добровольцами) живут за рекой в большой избе и арендуют большой огород. Они носят гражданскую одежду. Организовали художественную самодеятельность, поют куплеты, занимаются пением. В последнее время четверо чехов работают на почте, сортируют почту пленных, собственно говоря, даже осуществляют предварительную перлюстрацию, ибо пленные офицеры-немцы в письмах пишут всевозможное. Югославяне, уехавшие из Тары, собраны и сконцентрированы здесь, как и из других мест, поскольку это все не добровольцы, а «австрияки». В здешнем лагере сосредоточены славяне, направляются они в Россию на полевые работы. Ранее часть была отправлена рыть окопы вблизи фронта; писали, что немцы с аэропланов сбрасывали на них бомбы. Интересно, что среди добровольцев были и активные офицеры… В последнее время среди нас много недовольных Союзом чехо-словацких обществ, ибо там большой непорядок и неумение работать. Здесь в лагере около 150 нижних чинов готовятся в чехо-словацкий полк. В письме из дома мне сообщили, что послали деньги в Тару, прошу тебя переслать их мне. Привет от всех знакомых. Тюмень, Пароходная, дом Юрганова»[200]200
  ОПИ ГИМ. Ф. 151. Оригинал на чешском языке.


[Закрыть].

Папоушек поддерживал контакты также с родственниками, друзьями и даже с коллегами по исторической науке. В выявленных мною материалах Папоушека содержится письмо-открытка одного из чешских историков из Праги (ее автор и дата не приведены), в которой давалась следующая характеристика обстановки в Чешских землях и пражском университете: «Пекарж (крупный чешский историк, профессор Карлова университета. – Е.Ф.) начал свои лекции поредевшим рядам студентов, ведь многие из них на войне. Историческая наука здесь пока себя не проявила (отмалчивается), и мы ей занимаемся лишь для того, чтобы как-то развеяться. Пекарж верит в будущее чехо-словацкого народа, в его лучшую долю. Война ужасна, но и мир был бы ужасным. Напиши мне опять что-нибудь»[201]201
  Там же. О Пекарже и Папоушеке см. обзорную работу: Kutnar F. Přehledné dějiny českého a slovenského dějepisectví. Pr., 1977. А также раздел Е.Ф. Фирсова о чешско-словацкой историографии в кн.: Историография истории южных и западных славян. М., 1987. С. 105–115.


[Закрыть].

Сам Папоушек, даже будучи военнопленным, продолжал занятия историей, в частности, как следует из ряда материалов, его интересовало наследие В.О. Ключевского. По заданию редактора петроградского издания «Чехословак» и одного из идеологов чехо-словацкого движения в

России Богдана Павлу Папоушек готовил ряд заметок (с использованием трудов Ключевского) по истории России, по проблеме национализма и национального самосознания. Весьма показательным для характеристики Папоушека как профессионального историка является обнаруженное в его материалах письмо-рекомендация Богдана Павлу представителю парижского Чехо-словацкого национального Совета в России Милану Штефанику. Эта рекомендация Павлу датируется октябрем 1916 г. и содержит весьма лестную оценку Папоушеку-историку. В отличие от других писем Павлу (как правило, на чешском языке), это письмо целиком написано на словацком: «Дорогой Милан! 1) Рекомендую Твоему вниманию друга Папоушека, который доставит Тебе сие письмо. Он прекрасно обо всем информирован и все тебе расскажет об обстановке. Ты можешь ему доверять полностью. Это историк лучшей из школ. 2) С Тобой хотел бы поговорить Милюков. У него для Тебя письмо от Масарика. Милюков собирается выступить по нашим делам в дебатах Думы по бюджету. А в случае надобности запросить и министра внутренних дел. Ему нужна информация… 7) Как соберешься в Петроград, пусть о Тебе Папоушек телеграфирует. Пока, Павлу»[202]202
  ОПИ ГИМ. Ф. 151.


[Закрыть]. Как видим, Папоушек предстает доверенным лицом как Штефаника, так и Павлу. И он был посвящен до подробностей во все тонкости национального движения чехов и словаков в России.

В политическом отношении Я. Папоушек встал на сторону т. н. Петроградского течения во главе с Чермаком и Павлу, поддерживавшими линию Масарика на создание независимого государства чехов и словаков с ориентацией на западные страны Антанты. Именно при помощи Корпуса сотрудников военнопленных при Правлении Союза чехо-словацких обществ в России Павлу и Папоушек оказали существенное влияние на ориентацию как массового движения военнопленных, так и всего национального движения чехов и словаков в России[203]203
  См. об этом подробнее: Фирсов Е.Ф. Борьба за политическую ориентацию чешской и словацкой колоний в России в 1915–1917 гг. Масарик или Дюрих? //Версаль и новая Восточная Европа. М., 1996. С. 111–135; Firsov E. Boj za orientáciu českího a slovenskího národno-oslobodzovacieho hnutia v Rusku v rokoch 1915–1917 // Historický časopis. Br., 1995. N 1. S. 47–68; Фирсов Е.Ф. Милан Растислав Штефаник в России (по оперативным материалам царской и колчаковской власти) // Милан Растислав Штефаник. Новый взгляд. Martin, 2001. С. 35–56.


[Закрыть].

Из многочисленных материалов видно, что Я. Папоушек вел неутомимую повседневную напряженную работу, оставаясь при этом как бы в тени. В связи с этим представляется, что чешская легионерская литература, как и современная чешская историография, все еще в определенном долгу перед ним.

После приезда (с Февральской революцией) лидера заграничного движения чехов и словаков Томаша Масарика в Россию вовсе не случайно личным его секретарем становится именно Папоушек. Причем им он являлся вплоть до отъезда Масарика из России в 1918 г.[204]204
  Один из деятелей движения чешских и словацких военнопленных Заплетал в конце 1917 г. писал Папоушеку: «Папоушек, не исключено, что Масарик заберет Тебя с собой на Запад, как только соберется уезжать из России». ОПИ ГИМ. Ф. 151.


[Закрыть] В 1917–1918 гг. Папоушек работал в составе филиала Чехо-словацкого Национального Совета в России вплоть до вооруженного конфликта чехо-словацких легионеров с Советской властью. Об этом свидетельствуют многие документы, в том числе удостоверение, выданное лично Папоушеку и датируемое 28 января 1918 г.: «Дано сие верховным военно-революционным органом чешско-словацкого народа отделением для России Чешско-словацкого Национального Совета в том, что предъявитель сего чехо-словак Ярослав Францевич Папоушек состоит сотрудником названного Совета, что подписью и приложением печати удостоверяется. Товарищ председателя П. Макса. Секретарь И. Маркович»[205]205
  Там же.


[Закрыть].

Для характеристики обстановки в Чешских землях в начале войны весьма важно, например, небольшое, но весьма красноречивое письмо Я. Папоушеку от неизвестного нам адресата (и даже без даты). Можно, однако, с уверенностью сказать, что письмо это было от одного из пражских историков. Не забудем, что сам Папоушек по образованию был историком и на фронт попал из Австрийского исторического института (Ďstereichische Institut fůr Geschichte).[206]206
  Там же. («Dle Času zahájil prof. Pekař pžednášky před ztenčeným posluchačstvem vzpomínkou na kolegy, kteří jsou na bojišti. Věda dějepisná zatim mlči a zabýváme se jí skoro jen pro rozptýlení. Doufá v bud[ocnost] československého] naroda, v jeho lepší osud po válce. Válka je hrozná, ale i mír by mohl býti hrozný. Napiš zas něco!)»


[Закрыть]

Я. Папоушек внес вклад в дело активизации Корпуса сотрудников военнопленных при Правлении Союза обществ в России, о чем свидетельствуют ставшие ныне доступными архивные фонды.

Деятельность активистов из военнопленных заметно оживилась с конца 1915 г. в связи с получением Союзом обществ разрешения привлекать военнопленных на предприятия народного хозяйства, работавшие на фронт. На первых порах это касалось их массового привлечения для нужд Таганрогского завода (Русско-балтийское судостроительное и механическое акционерное общество). Для срочного выявления работников требуемых специальностей в лагеря военнопленных были разосланы специальные циркуляры, и развернулась кропотливая работа по составлению чешскими доверенными учетных списков личного состава военнопленных в каждом лагере. Тогда практически началась кампания Союза по их общей переписи. Такие списки сохранились в архивном наследии, например Я. Папоушека, и в настоящее время они являются важным источником для уточнения общих данных о военнопленных в России и характеристики их социальной структуры.

Сохранилось письмо занимавшегося делами военнопленных в Правлении Союза Антонина Дутки (оно датировано 30 декабря 1915 г.), написанное в лагерь в Тару Тобольской губернии (что под Тюменью), в котором разъяснялись условия оплаты работы чехов и словаков в Таганроге («три рубля в день»). На оптимистической ноте Б. Павлу в письме Ярославу Папоушеку в январе 1916 г., как доверенному группы № 26 в Таре[207]207
  Позднее Я. Папоушек – доверенный группы № 40 в Тюмени.


[Закрыть]даже восклицал: «Наша берет!».

Наряду с организацией набора на работы для нужд русской армии, уже в начале 1916 г. начался набор в т. н. Чешско-Словацкий егерский полк (Česko-Slovenský myslivecký plůk), насчитывавший тогда 300 человек.

Стоит отметить, что в корреспонденции Правления Союза уже тогда фигурировал не только язык сухих цифр. Одновременно в письмах появилась политическая информация для военнопленных (и если хотите – пропагандистская кампания за Масарика). Тот же Антонин Дутка в своем письме из Петрограда от 4 февраля 1916 г. в один из лагерей военнопленных на севере России, в частности, сообщал, что в Россию «через Англию прибыли два наших деятеля. Они привезли послание от Масарика. Все идет очень хорошо, деятельность связана с Америкой. Сообщаем также, что обо всем, что делается за границей, информируется внутри страны. И все, что, собственно говоря, делается, делается в согласии с представителями внутри страны. И в этом отношении администрация идет нам навстречу…»

Как следует из того же письма, в канцелярии Правления Союза было занято всего лишь трое сотрудников. Затем из числа военнопленных (включая самого автора письма Антонина Дутку) к ним прибавилось пятеро, но один из них вскоре убыл. «Так что в настоящее время нас с Павлу семеро. Деятельность расширилась, и мы завалены работой. С самого начала деятельности Союза до нашего приезда входящей корреспонденции было около 2000, а в настоящее время, спустя три месяца, это число достигло 6000. А вообще Союз в настоящее время занят подготовкой пасхального съезда (1916 г. – Е.Ф.), так что этими делами заняты наши отделения «мирной мобилизации» („mirné mobilizace"). После съезда все решится», – сообщал Дутка доверенным военнопленным на периферию.

Собственно говоря, мы можем говорить уже о постепенном формировании отдела сотрудников – помощников Правления из военнопленных, который впоследствии получит название Корпус сотрудников военнопленных Правления Союза.

Организационная связь Правления Союза с лагерями постепенно налаживалась и совершенствовалась. По свидетельству того же Дутки весной 1916 г. «работа среди военнопленных идет успешно. Существует связь с 500 местами, где сосредоточены чехи, из них в 220 у нас уже свои доверенные представители, в 40 местах – информаторы, о которых мы располагаем подробными данными, и в 60 местах у нас уже созданы объединения».

Накануне весеннего 1916 г. съезда Союза чешско-словацких обществ в России заметно активизировалась лекционно-пропагандистская деятельность правления Союза (особенно в самых крупных центрах), посвященная упрочнению среди российской общественности идеи достижения национальной независимости чехов и словаков. Так, среди архивных материалов сохранился интересный документ – обращение Правления Союза (за подписью его председателя Чермака и секретаря Юрия Клецанды), направленное 20 февраля 1916 г. в лагерь военнопленных в Таре доверенному Я. Папоушеку, с информацией о вечере, устраиваемом Союзом для петроградской общественности. Это было заседание Правления Союза, посвященное проблеме чешско-словацкой независимости. В программу вечера были включены доклады следующего содержания:

1) доклад преподавателя петроградского университета Н.В. Ястребова «Необходимость самостоятельности чешско-словацкого народа»;

2) доклад директора французского института Юлия Клавдиевича Патульэ «La question tschequo-slovaque et ropinion frangaise»[208]208
  Чехо-словацкий вопрос и французский взгляд (франц.)


[Закрыть];

3) личные воспоминания члена Государственной Думы М.А. Караулова о Чешской Дружине.

Почетным председателем заседания Правления Союза и вечера являлся академик М.М. Ковалевский. На бланке приглашения на вечер от имени Правления Союза была сделана рукой приписка: «Дела идут превосходно, организовано записалось уже более 4000 человек. Наша информация дала многое». Кроме того, в приписке содержалась просьба направить из лагеря «хотя бы приветствие в виде поздравительной телеграммы или письма. Таких телеграмм и приписок придет много из всех лагерей для военнопленных в России. Проявите поддержку нашей свободы хотя бы таким образом. Голос военнопленных будет услышан».

Пропаганда идеи независимости была весьма важной составляющей на разных этапах деятельности Союза чешско-словацких обществ в России. Не случайно в 1934 г. во время празднования в ЧСР 20-й годовщины начала движения чехов и словаков в России профессор Карлова университета председатель Чехословацкого национального Совета Б. Немец (B. Němec) в своем докладе «Чехословацкое сопротивление в России в период Первой мировой войны» подчеркнул: «Это исторически неопровержимый факт, что русские чехи и словаки первыми провозгласили конечную цель наших стремлений в период войны, т. е. за чехословацкую независимость. Чехословацкое сопротивление в России носило демократический характер, свобода народа и Родины было его целью. Это движение было не фантастическим, а обдуманно политическим»[209]209
  РГВА. Ф. 1198. Оп. 1. Д. 630/4489; Čš a Slovaci v Rusku v boji za statni samostatnost (1914–917). Pr., 1934. S. 6.


[Закрыть].

В тщательно собираемой когда-то Ярославом Папоушком в России документальной коллекции существенную долю составляют материалы, относящиеся к деятельности активистов-военнопленных в период после 2-го съезда Союза чехо-словацких обществ (май 1916 г.), когда канцелярия Правления была переведена в Киев. Собственно говоря, это было как раз время значительного численного роста представителей активистов-военнопленных в канцелярии Правления Союза, т. е. постепенного формирования т. н. Корпуса сотрудников-военнопленных. Деятельность Корпуса так и осталась в историографии практически не изученной, хотя упоминания о нем уже в начале 20-х гг. в легионерской литературе можно найти неоднократно. Это особенно касается работ таких известных историков как Йозеф Кудела, Ярослав Папоушек и др. Современная чешская историография содержит o Корпусе лишь беглые упоминания, причем результаты его деятельности, как правило, занижаются. В самых новых работах о легионерах можно встретить утверждение, что Корпус не сыграл какой-либо существенной роли. В подобной характеристике сразу можно усомниться. Кроме того, в литературе и в корреспонденции расходятся даже данные о численном составе Корпуса. Приводятся цифры и 45, и 50, и 60. Такое разночтение объясняется, видимо, тем, что состав Корпуса постепенно мог несколько расширяться, а в 1916 – начале 1917 г. его численность составляла около 50 человек. Рост численности канцелярии правления Союза относится к периоду после перемещения его резиденции в Киев. Из числа особождавшихся военнопленных туда были затребованы представители различных специальностей (юристы, финансисты, специалисты по сельскому хозяйству, делопроизводители и т. д.), которые зарекомендовали себя еще до войны на родине. Без преувеличения это был, собственно говоря, цвет чешской и словацкой интеллигенции, в большинстве своем из бывших офицеров, тесно связанных не с российскими реалиями, а со своей страной. В I-м томе иллюстрированной хроники чехо-словацкого движения в России подчеркивается, что «в этих специалистах нуждались, и с этой целью предполагалось массовое освобождение военнопленных»[210]210
  Za svobodu. Obrázková kronika čs. revolučního hnutí na Rusi. 1914–1920. Dél. I. S. 520.


[Закрыть]. Среди новых сотрудников канцелярии Союза оказалось много активистов патриотического движения военнопленных в России, являвшихся в лагерях пребывания доверенными лицами. В их руках практически оказалось все делопроизводство канцелярии. Корпус «вскоре достиг большого веса не только в правлении Союза как такового, но и среди масс военнопленных, с которыми он находился в постоянном контакте и которые своей информатированностью, личными способностями и духовным потенциалом стали повсеместно признанными представителями». Один из ведущих деятелей Корпуса Й. Кудела подчеркивал, что «вместо обещания освобождения, вместо заманивания выгодами таким образом велась работа по углублению революционного самосознания военнопленных, усилению их организованности на основе идеи нашего сопротивления»[211]211
  Jbid. S. 521.


[Закрыть].