Текст книги "АртХаос. Повесть и рассказы"

Адвокатесса периодически появлялась на подобных мероприятиях и прикупала какие-то предметы старины. Ясен пень, что действовала она по чьей-то указке.

– Триста пятьдесят! – я решил продолжить игру, не сомневаясь, что после меня ставка снова будет повышена.

Но моментального ответа не последовала. Тураева взяла паузу.

Вот тут я слегка занервничал. Уж очень не хотелось повторить судьбу Бендера и Воробьянинова, которых после отказа платить выперли с аукциона под всеобщее улюлюканье.

– Триста пятьдесят тысяч рублей – раз!

Тураева не спешила вмешиваться.

– Триста пятьдесят тысяч рублей – два! Господин справа! Ну, господа, не упускайте возможность стать обладателем настоящего шедевра русской живописи!

Я посмотрел на адвокатессу – ну, давай уже, сделай ставку, которую мне не перебить!

– Четыреста тысяч – Тураева как бы нехотя подняла руку.

Ах, какая досада! Как мне жаль, что сие произведение отныне не будет украшать стену моего фамильного замка. Придется покинуть это негостеприимное место с понурой головой.

– Новое предложение, – ведущий довольно улыбался, – и я думаю, что это не предел! Четыреста рублей – раз!

Из первого ряда послышались недовольные замечания.

– Прошу прощения, четыреста тысяч рублей! – спохватился распорядитель. – Раз!

Что ж, мне пора покидать поле битвы, которую я и не собирался выигрывать. Уйти незамеченным у меня не получится, но я, по крайней мере, сделаю это быстро, без излишних церемоний и долгих прощаний.

Я встал и по узкому проходу вдоль стены направился к выходу.

– Четыреста тысяч рублей – два!

На секунду обернувшись, я увидел, как Тураева провожает меня удивленным взглядом. Вернее, даже не провожает, а выпроваживает.

Нет, сегодня явно был не мой день. Только-только я попытался протянуть руки к прекрасному, как сразу же получил по ним здоровенной металлической линейкой. Но меня радовало то, что кто-то потратил больше, чем планировал. Мелкая, но радость. И в этом был определенный смысл. Был бы рядом сейчас Илья Стражников, то он бы точно поблагодарил и сердечно обнял меня за то, что я поднял его авторитет ровно в четыре раза.

Я ускорил шаг.

– Четыреста тысяч рублей – три!

Мне показалась, что последние слова ведущий кидал уже мне в спину, словно посмеиваясь надо мной. Да наплевать! И не очень-то хотелось.

Я толкнул дверь.

– Продано!

– Ты пялишься на мою грудь?!

– Ага.

– Ну и как тебе?

– Да так… На троечку.

Горобец вел машину очень аккуратно, умело лавируя в городском потоке, но при этом неукоснительно соблюдая все правила. Такая манера вождения явно не была по душе Чащину.

– Что ты тупишь на каждом перекрестке?! – бушевал на заднем сидении здоровяк. – Или твой дыр-дыр по-другому не может?

В ответ Горобец лишь неопределенно крякнул. Тут нужно было отдать ему должное – Мицубиси Паджеро, даже с учетом своего предпенсионного возраста, находился в идеальном состоянии. В этом деле Горобец не жалел ни времени, ни сил. Все в своей машине он стремился делать своими руками, а машина, словно отвечая взаимностью на такое отношение, верой и правдой служила своему владельцу.

– Дров твой самовар много жрет? А по трассе? – не унимался Чащин. – Я, кажется, понял, это на самом деле не Паджеро, а Пандажеро! Ха-ха!

А вот очередное упоминание бамбукового медведя Горобцу явно не пришлось по вкусу.

– Сейчас пешком пойдешь, – огрызнулся водитель, – вот гляжу на тебя, Чаща, и понимаю, почему говорят, что у нас на Руси дураков еще лет на сто припасено.

– Тихо вы! – Бригов решил пресечь перебранку подчиненных. – Димон, а мне вот твой агрегат больше напоминает «Фердинанда». Помнишь, как в «Место встречи изменить нельзя»? Классика!

Бригов усмехнулся. В детстве он отлично запомнил эпизод, когда Глеб Жеглов из окна служебного автобуса стрелял в удирающих бандитов.

Пасюк! Ваня, а ну держи меня! Как держать?! Нежно!

Тогда-то принципиальный и жесткий Жеглов и стал примером для мальчика Пети, который вырос в следователя Петра Сергеевича Бригова. Вор должен сидеть в тюрьме!

Как-то незаметно под разговоры и перепалки следователи добралась до места назначения. Знак «Остановка запрещена» был проигнорирован. Формулировка простая – служебная необходимость. Бригову, конечно, такие вольности подчиненных не очень нравились, но в этот раз он предпочел закрыть глаза на небольшое злоупотребление.

– Вроде этот адрес, – Горобец заглушил мотор и щелкнул замком ремня безопасности, – шеф, ты только в этот раз не забудь оформить накладную на бензин, а?

– Не забуду, не забуду, – пробурчал Бригов, выбираясь из машины.

Чащин, громко хлопнул дверью, что снова заставило Горобца недовольно поморщиться.

Андрей задрал голову вверх.

– Вот всегда хотел жить в таком доме, – мечтательно произнес он, разглядывая балконы верхних этажей, – умели же наши раньше строить!

– Нееее, тебе в такой дом нельзя! Загадишь тут все, – Горобец явно горел желанием поквитаться за поруганную честь своего железного коня, – тут люди культурные живут, а ты сразу же стены похабными словами изрисуешь, из лифта сортир сделаешь, на балконе свинку заведешь.

– У меня воспитание получше некоторых будет! – Андрей ткнул пальцем в сторону Горобца.

– Воспитание-то у тебя есть, мозгов просто у тебя нет!

К сталинскому ампиру и сам Бригов дышал неровно. Его восхищала эта помпезность и монументальность, в которой одновременно чувствовалась и мощь, и роскошь барокко, и рационализм. По мнению следователя, ультрасовременные новостройки даже рядом не стояли с такими домами. Единственное, что огорчало Бригова в сталинской архитектуре, так это то, что ему такое жилье в обозримом будущем не светит. Можно было бы, конечно, рассчитывать на богатое наследство или выигрыш в лотерею, но только Бригов подходящими престарелыми родственниками не располагал и в лотереях принципиально не участвовал.

– Поступим так, – майор, оценив обстановку, выбрал самый простой план действий, – я с Димоном поднимаюсь наверх, а ты пока подождешь здесь на всякий случай. Нечего всем табором тащиться. Всех впускать, всех выпускать, но следить внимательно.

– А чего я?– возмутился Чащин, которому не хотелось торчать на улице.

Бригов пропустил мимо ушей заданный вопрос.

– Эй, бой! Я машину не закрываю, присмотришь за ней пока, – Горобец, повернувшись к Чащину, с явным удовольствием начал изображать из себя постояльца фешенебельного отеля, – еще не забудь коврики вытрясти.

– Я сейчас из тебя душу вытрясу, – зло огрызнулся Андрей, – а потом заново набью опилками.

Впрочем, никакого эффекта угроза на Горобца не произвела. Тот, с гордо поднятым подбородком, направился к подъезду вслед за начальником.

Уже возле подъездной двери Бригов на секунду замешкался, пытаясь понять принцип действия местного домофона.

– Не работает. Видишь, лампочки не горят, – подоспевший Горобец дернул на себя дверь.

В подъезде пахло как-то по-особенному. Затхлость, присущая почти всем старым домам, не чувствовалась. А чувствовались запахи дорогих чистящих средств, недавнего ремонта и брендового парфюма. В таком подъезде вряд ли можно учуять, как соседи жарят селедку или варят обойный клейстер.

На площадке первого этажа Бригов огляделся:

– Нам нужна двадцать шестая квартира, значит, нам на третий этаж.

– Пошли пешком, – предложил Горобец и, не дожидаясь ответа, рванул по лестнице.

Бригову ничего не оставалось, как последовать за своим не в меру шустрым сослуживцем. Не то чтобы подъем на третий этаж у майора вызвал какие-то сложности, но сил точно не добавил. Каждые пару месяцев Бригов давал себе зарок, что теперь-то точно начнет ходить в ведомственный спортзал, но каждый раз все ограничивалось лишь футбольными междусобойчиками. И каждый такой междусобойчик в обязательном порядке заканчивался потреблением пива в диких количествах в честь «блестящей» победы или «случайно-досадного» поражения.

– Так, вот и двадцать шестая…Звони давай! – скомандовал Бригов, подойдя к нужной двери.

Горобец нажал кнопку и отскочил в сторону. Начальником тут был Бригов, ему и вести переговоры.

Тринь-тринь-тринь – по-птичьи застрекотал звонок.

Постояв с полминуты, Бригов уже лично вдавил кнопку звонка. Опять никакой реакции.

– Может, ее и дома нет? – предположил Горобец, хотя сам прекрасно видел, как наматывает круги электросчетчик. Скорее всего, в квартире кто-то был, но этот кто-то не торопился встречать нежданных гостей.

И только тогда, когда начавший терять терпение Бригов вновь потянулся к звонку, раздался щелчок замка. Дверь распахнулась.

На пороге стояла девушка в коротком халате.

Боковым зрением майор видел, как челюсть у Горобца сползает вниз, еще чуть-чуть и закапают слюни.

«Высокая, очень красивая, блондинка» – Бригов сразу же вспомнил описание, которое дал Самсонов.

Кареглазая блондинка даже с первого взгляда не производила впечатления типичной глянцевой красотки. В ней определенно была индивидуальность, свои отличительные черты и черточки, которые делали ее по-настоящему особенной. Про таких часто говорят – порода. Благодаря своей внешности и горделивой осанке, девушка запросто сошла бы за наследницу какой-нибудь европейской монаршей семьи, цветущую ветвь векового благородного дуба.

Короткий белый халатик выглядел пикантно, но не более того. Хозяйка дома, видимо, обладала тем самым вкусом, который позволял виртуозно балансировать на грани здоровой женской сексуальности, но не переходить ее, оставляя за собой интригующую недосказанность.

«Она даже дома на шпильках ходит?!» – удивлению Бригова не было предела, когда он обратил внимание на обувь хозяйки дома.

– Здравствуйте, Сергей Петрович Бригов, следственный комитет, – майор нарочно говорил быстро, пытаясь скрыть свою взволнованность, – нам необходимо задать вам несколько вопросов. Можно пройти?

Блондинка даже не заглянула в протянутое ей удостоверение, а просто отступила назад, молча приглашая визитеров войти.

– Проходите на кухню, – голос оказался под стать внешности, мелодичный, с легкими бархатными нотками.

– Тапочки я вам не предлагаю, полы в доме теплые, – так ненавязчиво хозяйка попросила гостей разуться.

То, что девушка назвала кухней, больше походило на филиал Букингемского дворца. Просторное помещение, облаченное в мрамор и дорогой искусственный камень, выглядело богато, но без перебора. А венецианская штукатурка во всю стену казалась как никогда уместной.

– Присаживайтесь, – девушка кивнула на круглый стол посередине кухни, – вам чай, кофе? Могу предложить рюмочку хорошего коньяка.

«Как в лучших домах Лондона» – отметил про себя Бригов

– Нет, спасибо, ничего не надо.

– А мне, если можно, воды, – попросил Горобец, присаживаясь по левую руку от начальника.

– С газом? Без?

– С газом, – почему-то ответил Димон, хотя сам не очень-то любил газировку.

Перед Горобцом тут же появилась маленькая пластиковая бутылочка и высокий стакан. А сама хозяйка тем временем заняла место напротив майора, поджав под себя левую ножку.

– Чем обязана? Насколько я понимаю, это, скорее, частный визит, так как никаких бумаг и документов, помимо удостоверения, вы мне не предоставили, – спросила девушка. В ее голосе не чувствовалось ни удивления, ни страха, ни даже любопытства. Словно каждый день ее навещали следователи – сплошная рутина!

– Алена Витальевна? – первое, что спросил Бригов.

Легкий кивок в ответ.

– Алена Витальевна, вы были шестнадцатого числа возле станции метро «Речной вокзал»? – старший следователь попробовал взять инициативу в свои руки.

– Может быть, – беззаботно хмыкнула блондинка.

– Так все же, вы были там? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.

Девушка задумалась:

– А какой это был день недели?

– Пятница.

И снова девушке потребовалось время на раздумья.

– Да, я тогда была в том районе. К своему тренеру по йоге ездила, – Алена шкодливо улыбнулась, – вам телефончик дать? Думаю, вам стоило бы позаниматься.

Горобец закашлялся, попытавшись подавить смешок, за что удостоился гневного взгляда от начальника. Сам же Бригов сделал вид, что даже не заметил подколку, но галочку для себя поставил – с барышней нужно держать ухо востро.

– Посмотрите, вам этот человек знаком? – майор достал из папки распечатку с фотороботом.

Алена аккуратно, двумя пальчиками взяла протянутый лист, для этого ей даже пришлось чуть-чуть привстать со стула.

– Нет, я его не знаю, – девушка покачала головой.

– Посмотрите еще раз, – попросил Бригов.

– Нет-нет, точно не знаю.

– У нас есть свидетель, который утверждает, что именно с этим человеком вы поздоровались шестнадцатого числа у станции метро «Речной вокзал», – Бригов в этот момент считал, что это был сильный ход.

Вот только девушка так не считала.

– И что? – Алена недовольно нахмурила бровки.

– Как что? – опешил следователь. – Вас узнали, вас там видели, и вы поздоровались с этим человеком. Теперь нам бы хотелось услышать от вас все, что вы о нем знаете.

– Я ничего о нем не знаю, я понятия не имею, кто он такой, – похоже, Алена Витальевна начала потихоньку злиться.

– А вас запомнили, а вы говорите, что ни с кем не здоровались, – майор пошел в атаку.

– Память человека избирательна, и если вы сможете объяснить, почему так происходит, то можете смело отправлять заявку в Нобелевский комитет по физиологии, – девушка не собиралась отсиживаться в обороне, а сама перешла в решительное контрнаступление, – я не собираюсь оправдываться за то, что что-то не помню. Это раз! Два – я не говорила, что ни с кем не здоровалась, я говорила, что не помню этого. И три – человек, которого вы показали, мне незнаком.

– Почему же вы с ним поздоровались? – Бригов и не собирался отступать.

– Понимаете ли, – голос Алены был наполнен сарказмом, – я человек публичный, многие меня знают, но я не обязана знать всех. Я часто хожу на различные мероприятия, где меня постоянно с кем-то знакомят. Удержать всех в голове я просто не могу. Поймите, товарищ…Как вас там? Бритов? Так вот, товарищ…

– Я – Бригов! – резко перебил майор.

– Простите, – пожала плечами Алена, – странный человек вы, товарищ Бригов. Если с вами знакомый на улице не поздоровается, вы же удивитесь или даже обидитесь, правильно? А я не хочу просто так обижать людей. Мне несложно в ответ поздороваться с человеком, даже если я понятия не имею, откуда его знаю.

Алена впилась взглядом в следователя. Под таким напором Бригову стало даже как-то неуютно, но отворачиваться он не стал.

– Мне и так своих проблем хватает, чтобы еще кто-то за высокомерие мне слал «лучи добра», – девушка показала пальчиками кавычки.

– И многих людей искусства вы знаете, часто посещаете мероприятия?

Бригов уже и не знал, что спросить. К следователю начало приходить стойкое ощущение того, что его визит напрасен.

– Достаточно, – девушка лениво потянулась, всем видом показывая, что разговор ей наскучил, – вы знаете мое имя, мой адрес, значит, уже справки навели и знаете, чем я занимаюсь. С кем я сплю – вас тоже интересует? Или уже успели выяснить? Если у вас больше вопросов нет, то не смею вас задерживать.

– А вы знаете Виктора Самсонова? – спохватился Бригов. Он привык задавать вопросы для проформы, даже если не видел в них пользы.

– Неа…Вы можете оставить свою визитку, если что вспомню, то обязательно перезвоню. У вас же есть визитка? – Алена ясно дала понять, что аудиенция подошла к концу.

Следователь с кислым видом положил на стол карточку.

– Обязательно перезвоню, – повторила Алена, поднимаясь со стула, чтобы выпроводить гостей.

Когда дверь захлопнулась Горобец, до этого исполнявший роль предмета интерьера, наконец-то подал голос.

– Да…Вот это штучка, – то ли с восхищением, то ли досадой сказал он.

– Стерва, – буркнул Бригов, перескакивая сразу несколько ступенек.

Спускавшейся следом Горобец согласился.

– Ага, стервозина первоклассная! Но какой фасад, ноги от ушей! Да и упакована девочка по полной программе. Я б ее и второй раз того, если бы она мне первый раз дала.

– Тестостерон на уши давит? Ты как старшеклассник, к которому в класс пришла новая молодая училка. Сразу слюни распустил, чуть стол весь не закапал. И грудь свою бы так не выпячивал колесом, смешно смотрится, – Бригов решил устроить экспресс-выволочку.

– А сам-то? – съязвил Димон. – Сам пузо втягивал. Я видел.

– Фигню не говори, – бросил на ходу майор, – а этой барышней надо заняться. Не все чисто. Факт! Видел, что в коридоре картины какие-то стояли? Не висели, а именно стояли.

– Да, обратил внимание.

– А я думал, что только на бабу пялился, – произнес старший следователь.

На первом этаже Бригов нажал на кнопку магнитного замка. Но характерного звука не последовало. Вспомнив про неработающий домофон, майор толкнул дверь плечом.

– Я тебе так скажу….– Бригов продолжил тему, но внезапно осекся и замер прямо на пороге, – что за?!…

На капоте Мицубиси сидел Чащин и сложенным в несколько раз бумажным платочком вытирал с макушки кровь. Рядом затормозил эвакуатор, откуда-то появился инспектор ГИБДД. Бригов тяжело выдохнул и полез в карман за служебным удостоверением.

Ну ё-моё!

Если даже мне удастся в жизни

поднять голову чуть повыше,

я все равно буду делать то же самое –

– пить с первым встречным

и тут же его писать!

Винсент Виллем Ван Гог

– Дружище, повтори! – уже слегка подпивший Матвей кивнул на графинчик. – И бутерброд с сыром еще один. Хотя нет! Давай лучше с колбасой.

Не дожидаясь ответа, Матвей бесцеремонно пододвинул к себе поднос с прозрачной крышкой, на котором лежало с десяток уже слегка заветрившихся бутербродов. Такие подносы некоторые называют капкейк-стендами, но какой капкейк-стенд может быть в этом месте? Исключительно поднос с крышкой!

Удивительно, но даже в центре Москвы еще сохранились такие заведения, которые в народе называют «чмырдяками» и «рыгаловками». Хотя нужно отдать должное, это была вполне приличная «рыгаловка». Подавляющее большинство посетителей забегало сюда буквально на несколько минут, чтобы опрокинуть по рюмашке-другой, закусить и помчаться дальше по своим делам.

Немного подумав, Матвей взял с подноса, как ему в тот момент казалось, самый лучший кусочек черного хлеба с аккуратно порезанной копченой колбаской и огуречным кругляшком.

Бармен спокойно отреагировал на такое самоуправство. Налив водки в графин, он тактично переместился к другому краю стойки, не мешая нашему разговору.

– Ну-с, пора бы опять накатить, – предложил Матвей, переминаясь с ноги на ногу. Стулья в этом заведении посетителям не полагались.

Наливать теперь приходилось мне. Матвею в этом деле уже веры не было, в прошлый раз он своими трясущимися руками уполовинил графин, залив барную стойку. Флегматичный бармен даже слова не проронил по этому поводу, просто протер столешницу тряпкой. Хотя, учитывая вид тряпки, вряд ли от этого столешница стала чище.

Матвей одним махом осушил рюмку и сразу же откусил добрую половину бутерброда.

– А знаешь, – Матвей пытался одновременно и говорить, и жевать, – а мне тут нравится! Мне нравится эта водка, пусть она и дешевая. В задницу вискарь и коньячелу! Пусть они там сами это пойло жрут на своих презентациях. Я сюда уже лет пятнадцать хожу. Правда, в последнее время пореже, а раньше – так через день. Да, Юрич?

Бармен вместо ответа лишь буркнул под нос что-то нечленораздельное.

– Это Юрич, – Матвей уважительно кивнул на молчаливого бармена, – он тут за главного.

Юрич – фактурный такой дядька лет пятидесяти, больше похожий на бывшего штангиста-тяжеловеса, с парой тату на руках и волосами, собранными в хвост. Чутье подсказывало, что с таким лучше не связываться лишний раз.

– Это у него не кличка и не отчество, – пояснил Матвей, – фамилия у него такая. А так-то он Мыхал Федрч. Мне ж он когда-то в долг наливал. Юрич, помнишь, было же такое?

– Точно! – усмехнулся бармен, протирая все тем же полотенцем граненый стакан.

– Было время! – Матвей взгрустнул. – Понимаешь, меня же тогда никто не знал. У меня ничего не было. По ночам писал картины, а днем пытался их продать на ВДНХ. Тяжело тогда было, денег вообще ни на что не хватало. Полгода даже квартиру свою сдавал, а сам кантовался по знакомым и друзьям-художникам.

Дунув на дно рюмки, Матвей вопросительно посмотрел на меня.

– Может, не стоит гнать? – я попробовал унять пыл своего собеседника, который решил взять крейсерский ход.

– Да давай уже! – Матвей стукнул рюмкой по стойке.

Я налил ровно по половинке.

Интересно получается, а ведь еще два часа назад я собирался резать его на ремни. Обрадовался, что смогу его отловить, когда он решил сбежать с собственной презентации. А вот теперь стою рядом с ним, пью его водку и слушаю его пьяный треп.

Мы дзинькнули рюмками.

Буквально проглотив водку, Матвей затолкал в рот остатки бутерброда. В этот момент он мне почему-то напомнил спившегося и окончательно съехавшего с катушек Джонни Деппа. Понятия не имею, откуда у меня появилось такое сравнение, но думаю, что если что-то подобное и случится с Деппом, то выглядеть он будет именно так.

Кроме нас в зале была только парочка приличного вида «пенсов», склонившихся над шахматами. Они словно застыли, стоя за высоким столом. Ситуация на доске не сильно отличалось от той, которая сложилась к нашему приходу. Лишь пять или шесть фигур поменяли свою диспозицию. Такие партии между закадычными соперниками могут длиться бесконечно долго. Каждый из старичков прекрасно знал сильные и слабые стороны оппонента, что выливалось в долгие раздумья над каждым ходом.

– А ты чего бутерброды не ешь? – спросил Матвей. – Давай, бери, не стесняйся.

Я мог и сам заплатить за водку с закуской, но не стал обижать художника своим отказом. Я взял с подноса бутерброд с сиротливым кусочком красной рыбки и положил его рядом с собой на салфетку. Томатный сок на запивку у меня еще оставался.

– Знаешь, почему мне нравится это место? – неожиданно спросил Матвей. – А ты посмотри вокруг!

Широким жестом Матвей обвел помещение, при этом чуть не завалился на бок, только в последний момент успев схватиться свободной рукой за барную стойку.

Ну, да. Бедненько, хоть и не очень чистенько. Но свой шарм чувствовался. Серые стены, металлические стоячие столы, допотопная напольная плитка, стандартная посуда, дополнительные стойки вдоль стен – кто-то обзовет это место совком, а кто-то найдет в этом умилительный советский общепитный шик. Заведение, название которого я так и не запомнил, вроде и располагалось в проходном месте, но так просто его с улицы не заметишь. Только одна невзрачная вывеска и ступеньки, ведущие в полуподвал.

– Тут все настоящее. Ик! – заявил Матвей, пытаясь подавить нахлынувшую икоту.

– А в других местах не по-настоящему? – пожал плечами я.

– Нет, – категорично мотнул головой Матвей, – тут водка с апельсиновым соком не выдает себя за «Текила Санрайз». Если ты просишь бутерброд, то это будет бутерброд, тебе не станут подсовывать какой-то там «крок-месье». А ведь это тот же самый бутер, по сути.

– Ну, понятно, – я догадался, в какую сторону клонит Матвей, – опять про дефлопе и крутоны.

– Да при чем тут дефлопе? – то ли удивился, то ли возмутился Матвей. Он начинал путаться в собственных мыслях. – Хотя…И оно, конечно…Тоже…Не в этом дело, а в том, что тут можно спокойно выпить, поговорить, пообщаться. А зачем вообще это бухло по цене самолета нужно? А я тебе скажу! Для понтов! Чтоб показать, какие мы утонченные и изысканные.

– А я не против хорошего и качественного алкоголя, – категоричность Матвея мне не очень понравилась.

– Да причем тут качество? Я о другом говорю, – поспешил объяснить Матвей, – пусть каждый пьет и ест то, что ему нравится, но только не надо это возводить в культ! Все это не по-настоящему, неправильно!

Матвей так разошелся, что даже старички-шахматисты оторвались от доски. Но увидев, что ничего серьезного не происходит, сразу же вернулись к игре.

– Вот, хотя бы, посмотри на Юрича, – продолжил Матвей.

Бармен-буфетчик недовольно вскинул брови.

– Так вот, он настоящий! – продолжил Матвей, не обращая внимания на бармена. – Он такой, какой есть. Он не строит из себя крутого ресторатора, его уважают люди за то, что всегда можно к нему прийти, и он ко всем относится одинаково. Лишь бы человек нормальный был, без всяких заворотов. Тут не смотрят в паспорт, не спрашивают про твои взгляды. Кто-то считает себя либералом, кто-то передергивает на Сталина…

– Я бы попросил, молодой человек, – один из шахматистов снова оторвался от доски.

– Мое почтение, Вениамин Семенович, – нелепо поклонился Матвей, – ничего против ваших взглядов не имею.

А оказывается, мой собутыльник был знаком с местными завсегдатаями.

– Ценить надо то, что естественно, – Матвей многозначительно поднял палец, – или то, что кажется естественным. Подчеркиваю – кажется, но не притворяется! Важна осознанная постановка вещей, когда окружающие понимают, что это действие. В наше время самая большая оригинальность кроется в простых вещах. Ик! Так один мой очень умный знакомый говорил, правда, по другому поводу, но сути это не меняет. Но я не говорю про то, что нужно обязательно сваливаться к примитивизму…

На секунду Матвей остановился, чтобы отхлебнуть сока, и тут же продолжил:

– Хотя люди по своей природе не могут, вернее, не хотят быть естественными. А если и хотят, то это только мешает. Да! Само желание быть самим собой пагубно, оно ведет к обратному эффекту. В этом-то парадокс.

На самом деле, парадокс состоял в том, что я все это выслушал. Матвея явно куда-то несло. Его речевой аппарат сбоил, а шестеренки, отвечающие за мыслительный процесс, начинали скрипеть и проскальзывать.

– И так везде! – попробовал подвести итог Матвей.

– В искусстве тоже? – спросил я как бы между делом.

Матвей словно ждал этого вопроса.

– В искусстве? – переспросил Матвей, выдержав театральную паузу.

Многозначительно выдохнув, он подтянул к себе графинчик и после недолгих колебаний плеснул водки в свою рюмку, и только в свою. Но колебания эти были наигранными. За такую актерскую работу обычно гнали ссаными тряпками из любого третьесортного балагана.

– Ты хочешь спросить меня за искусство? – в голосе Матвея послышались такие неприятные для меня покровительские нотки.

Матвей хлопнул рюмку водки. Закусывать или запивать демонстративно не стал.

– Так я тебе расскажу, – продолжил он, скривившись от выпитого, – все расскажу, что думаю. Ик! Ведь это же ты?!

– Что я? – я пристально посмотрел на художника.

– Да ладно тебе, – махнул рукой Матвей, – я тебя сразу заметил, и на выставке, и как потом ты за мной пошел. А сейчас просто уверен в этом. И ты знаешь, а мне ведь нравится то, что ты делаешь. В этом есть смысл, справедливость, своя гармония…Ик.

Теперь уже я налил себе водки и сразу же выпил.

– Ты путаешь, – я попробовал изобразить самый беззаботный вид, но на душе уже начал скрестись котенок.

– Допустим, – как-то очень быстро согласился Матвей, – но ведь ты понял, про кого я говорю? А это о многом уже говорит. Давай тогда будем считать, что он – это не ты.

Я аккуратно огляделся по сторонам. Выход был свободен, старички все также были поглощены игрой, взвода ОМОНа тоже видно не было. Вот только стоящий за барной стойкой Юрич как-то нехорошо косился в мою сторону. Или я уже накручиваю себя?

– А знаешь, а я тебя ждал, – как-то грустно сказал Матвей, но сразу поправился, – то есть, его.

Мне стало как-то неуютно. Слишком наблюдательным оказался этот человек, в котором я сначала разглядел только самолюбование и склонность к алкоголизму.

– И я его одобряю, – Матвей снова налил себе водки, но пить сразу не стал, – не во всем, конечно, но одобряю. Ты вообще знаешь, как я начинал?

Честно говоря, о начале творческого пути художника Матвея Козырева мне было мало что известно. О нем по-настоящему заговорили лет десять назад, статьи о нем начали появляться в интернете и глянцевых журналах, периодически стали приглашать в телевизор. Хвалили его много, порой аж до приторности. Мол, это новое слово в современной живописи, автор сумел раздвинуть горизонты, сделать шаг за грань обывательского понимания и бла-бла-бла далее по тексту. В общем, вот вам, людишки, новый великий художник, преклоните колена! Со временем, правда, ажиотаж поутих, но в своих кругах Матвей пользовался авторитетом.

– Я ж раньше надежды подавал, даже сравнивали с молодым Саврасовым, – грустно улыбнулся Матвей, воспоминания задевали его за живое, – нравилось мне учиться, перенимать опыт. А еще я очень любил писать пейзажи. Березки там разные, ручейки. Я хоть и не деревенский, но природу очень любил, да и сейчас люблю.

Матвей еще раз обвел зал мутным взглядом.

– Но в то время нужно было другое! Секс и порнуха, только хардкор! Побольше изврата и титек! Только так можно было к себе внимание привлечь. А мои пейзажи никому не были интересны. Это, сука, не концептуально. Видите ли, в том, что я создавал, не чувствовались внутренний надлом и противоречия автора, не ощущалась своя трактовка действительности. Свой взгляд-то у меня был, только чернухи в этом не было. А что, мне надо было дорисовывать школьников, повешенных на тех же самых березках? Я так не умел и не хотел. Противно все это!

Если бы в этот момент рядом были Серов с Левитаном, то они, наверняка, обнялись бы и заплакали.

В качестве подтверждения своих слов Матвей даже презрительно сплюнул на пол, что очень не понравилось Юричу.

– А тряпку в зубы? – рыкнул бармен. – Палубу подраить хочешь?

– Юрич, прости ради Бога, – тут же начал извиняться художник, затирая ногой место плевка, – я чисто машинально!

Юрич назидательно потряс кулаком.

– Смотри мне! Я свинство не люблю.

Странно было это слышать от Юрича, да и самому заведению явно требовалась генеральная уборка.

– Все-все, я понял, – Матвей вскинул руки, словно собирался сдаваться в плен, – такое не повторится…Ик!

Бармен в ответ лишь хмыкнул и снова занялся протиранием посуды.

Под одобрительный взгляд Матвея я налил еще по чуть-чуть.

– А как же ты стал тем, кем являешься сейчас? – спросил я, перебирая в голове картины Матвея. Ну никак они не вязались с тем, о чем сам художник только что говорил.

– Это, брат, вообще отдельная история! – Матвея уже начинало развозить, он все чаще спотыкался в словах.

Художник потянулся за следующим бутербродом. На этот раз он не был таким разборчивым, и взял первый попавшийся.

– Как-то раз пригласили меня на одно мероприятие, – Матвей разломил бутерброд с сыром пополам и один кусок протянул мне.

Я мотнул головой.

– Как хочешь…Пригласили меня, значит, на одно мероприятие пафосное. Какой-то банк устраивал, типа поддержка культуры и все такое, – продолжил художник, – я от таких мероприятий не отказывался, там и жратва с выпивкой, и можно было какую-нибудь халтурку получить от богатого дяди.