Текст книги "Бунт при Бетельгейзе"

«Может, и в этот раз так же поступить, – размышлял Дылда, поскребывая пятерней бритую голову, – пока чего-нибудь дурного не случилось».

А Эдвард думал о золоте, вперив взгляд в неровную картофелину крупного астероида. Теперь ему казалось, что некоторые бока отливают желтизной. Любопытно всё-таки… Попасть бы на этот астероид без охраны, с автономным экскаватором, или хотя бы на модифицированном грузовичке с хорошим оборудованием. И поработать на себя, а не на дядю. За неделю можно нажить состояние. И прикупить бубличный завод на Амальгаме-12. Или построить. Чтобы жить безбедно до глубокой старости. И каждый день ходить в казино.

– На пол!

Скрежещущий металлом бесцветный голос прервал мечты Эдварда.

– Всем лечь!

Коски возмущенно заголосили. Цитрус сначала не понял, почему они так возмущаются. До тех пор, пока ему на плечи не уселся средних размеров гиппопотам. На самом деле никакого гиппопотама, конечно, не было, но перегрузки вдавливали в пол безжалостно, выворачивали прикрученную к поручню руку, сжимали мышцы стальными тисками. Лечь не было никакой возможности – поручни словно специально прикрутили где-то на уровне груди человека среднего роста.

– Собаки легавые, – прохрипел Седой. – Смерти нашей хотят.

Особенно тяжело пришлось низкорослым таргарийцам. Их растягивало между полом и поручнем, перенести вес на колени лохмоухие гуманоиды не могли – им и прежде приходилось стоять возле поручня едва ли не на цыпочках.

– Вы прибываете в систему Бетельгейзе, колония номер шесть. Рады приветствовать вас на территории нашей юрисдикции, – продолжал скрипеть металлический голос. – Точнее, мы, конечно, совсем не рады – кто обрадуется таким подонкам? Отбросам общества? Преступникам и извращенцам? Но надо ведь вас куда-то девать.

– Начальник колонии. Козлов, – тихо сказал коск позади Эдварда.

– Погоняло? – поинтересовался Седой.

– Фамилия. Но очень ему подходит. Меду не надо – лишь бы нашего брата помучить.

– А ты здесь чалился? Или слухи всё?

– Мотал я тут срок два года назад. Трешку.

– И как?

– Да ничего. Живой, как видишь. Хотя приморили порядком. Когда попал сюда, весил девяносто килограммов. Вышел доходягой – пятьдесят два кило. Вес, точно у жены сенатора.

Цитрус прислушивался к разговору бывалых косков, стараясь не упустить что-нибудь важное. Даже не вставил ни одной реплики, хотя это и было против его правил. Но, когда перегрузки немного отпустили, обратился к соседу, который выглядел не таким страшным, как Седой, да и сидел прежде по несерьезной статье:

– Вы и правда добывали там золотишко?

Цитрус ловко извернулся, чтобы видеть своего собеседника. Зеленые глаза светловолосого, совсем еще молодого парня, весело сверкнули.

– А то!

– А хозяева рудника не боялись, что коски его растащат? Глупая затея, по-моему, ставить заключенных на золотой рудник. Там же одни воры и налетчики.

– Кого же, по-твоему, еще заставлять горбатиться на золотых рудниках? Копов?

– А что, очень даже интересная мысль! – воскликнул Эдик. – Копам там – самое место. Честные копы ловили бы продажных копов, польстившихся на золотишко. А продажных становилось бы всё больше, потому что рядом с таким количеством золота, прямо скажем, трудно сохранить приверженность букве закона. И производительность тюремных рудников возрастала бы год от года. Надо будет внести такое предложение в Галактический сенат. Как ты считаешь, от коска такое предложение примут? Мы ведь не поражены в правах? Только свободу у нас отняли, но не право голоса?

– Силен базарить. Во избежание соблазнов, копов посылают сюда стеречь нас, а не добывать золото, – хмыкнул Седой. – Только золотишко они воруют всё равно. Так я думаю.

– Нет, – отозвался молодой коск. – Система тут очень жесткая. Попался с золотом – сразу в колонию, по решению «тройки» – у них тут специальный полицейский трибунал. На кирку, на тачку – показывать своим примером, как нужно искупать вину.

– И бывшие копы работают вместе с косками? – заинтересованно осведомился Седой. Еще бы, если уж вывел на плече девиз «Повесить автора уголовного кодекса», мимо легавого, попавшего за решетку, не пройдет. Вдруг и этот, собака злая, какую-никакую букву в проклятый кодекс вписал?

– Нет, конечно, – отозвался молодой коск. – Их придушили бы в первую же ночь. У них отдельные барак…

– Так мы будем жить в бараках? – встрял в беседу Эдуард.

– Ну да, в таких алюминиевых ангарах. Они стоят в бывших выработках. Там даже воздух есть. А сверху – стеклянные колпаки.

Седой нахмурился, смерил Цитруса сердитым взглядом и обратился к молодому:

– Так ты что-то говорил о копах?

– Ну да. Столуются они тоже в другом месте. Но иногда кто-то из косков всё же до них дорывается… Обычно – в шахте. Страшное зрелище…

– Хорошо, – прищурился от удовольствия Седой и сразу стал похож на бывалого, потрепанного в уличных драках котяру. – Я-то обязательно до кого-нибудь доберусь. И перо ему в бок, перышко…

– Еще в шахту его можно скинуть… Только лететь он будет долго – гравитация низкая. И насмерть может не разбиться. Так что лучше сначала пером, а потом уже в шахту.

– А как тут с заразой? – помрачнел Седой. – Всякие там злые клопы, глюмзии и харты водятся?

– Всего понемногу, – протянул коск. – Есть, конечно. Как без них?

Эдвард опасливо отодвинулся от соседа. Он ведь мотал здесь срок! А глюмзии, как известно, не выведешь ничем, пока человек жив. А если и умер – его нужно кипятить два часа, а лучше просто сжечь в крематории. Иначе глюмзии не победить.

Хотя предосторожности могли показаться лишними – они ведь летели в самое скопище паразитического рассадника – Эдвард пристально разглядывал одежду молодого коска. Когда взгляд его опустился до живота, Цитрус пронзительно заорал.

– Ты чего опять кипешишься?! – возмутился Седой, встряхивая Эдварда. – Такие нервные долго не живут! Запомни это, Рука! Ты меня всё больше волнуешь!

– Там… Там… – повторял Эдик, вглядываясь в область живота соседа.

– Да что там такое?! – испугался и сам коск. Эдик взвизгнул еще пронзительнее.

– Опять! Опять!

– Да что случилось? – поинтересовался Седой голосом человека, собирающегося кого-то немедленно задушить.

– Внутри этого парня живет крыса, – дрожащим голосом сообщил Цитрус, тыкая в зеленоглазого. – Я боюсь, что это заразно. Вдруг она захочет отложить в меня яйца?

Молодой коск не испугался, но слегка смутился.

– Да не будет он в тебя яйца откладывать…

– Кто? – свистящим шепотом поинтересовался Седой. – Вы что – все здесь подсадные? Легавые задумали свести меня с ума с помощью компании полудурков?

Крыса между тем выглянула из прорехи в рубашке коска и уставилась на Цитруса кроваво-красным глазом – левый у нее отсутствовал.

Эдик отшатнулся:

– Держи ее! Сейчас она на меня бросится! Затолкай ее обратно к себе в живот!

Лязг и грохот прервали причитания Цитруса. Корабль пристыковался к астероиду. Вектор силы тяжести сразу изменился, некоторых косков швырнуло на стены, других, наоборот, потащило к центру зала, выкручивая руки. Почти у всех закружилась голова.

– Крыса! Крыса! – продолжал орать Цитрус.

– Да это тушканчик с Луны Малена, – потупился молодой коск. – И погоняло мое, между прочим, Тушканчик. Потому что я везде его с собой ношу.

– Тушканчик-паразит! – продолжал надрываться Цитрус. – А вдруг он захочет залезть в меня?

– Да ты что? Он просто сидит у меня под рубашкой. Это мой друг. Он очень смирный…

Седой сплюнул на пол.

– У каждого свои причуды… О тебе, Тушканчик, я слышал. Говорят, ты правильный пацан, хоть и молодой. Держись меня. Не пропадешь.

– А я? Можно и я буду тебя держаться? – оживился Эдвард.

– А ты лучше отвали, – буркнул Седой. – Ты, считай, паря, уже покойник.

– По-почему? – испугался Цитрус.

– Пришьют тебя здесь из-за длинного языка. Так я думаю. И отсутствие руки не поможет. Не любят наши таких.

– Ладно. Буду стараться говорить поменьше, – Эдик вздохнул.

– Вот именно.

Тут снова включили парализаторы. На этот раз – без предупреждения. Измученные коски повисли на своих наручниках. В трюм ворвались охранники и принялись отстегивать заключенных и партиями выводить их наружу.

До Цитруса, Дылды, Седого и Тушканчика очередь дошла не скоро. Людей оставили напоследок. Конвойный с мутными глазками, от которого несло перегаром, хмыкнул, разглядывая «подружку» Дылды.

– А ты времени даром не терял! Скажи только – какой дурак приковал ее рядом с тобой? И зачем? Чтобы не улетела от твоих стараний?

– Это моя собственность, – буркнул обиженный Дылда.

– Это его собственность! – подтвердил Седой. – Попробуй только отнять куклу или порезать! Будешь иметь дело с профсоюзом косков!

– Вот именно, – откликнулся Цитрус и продемонстрировал протез. – Вы нам еще за мою руку ответите.

Охранник покосился на косков с сомнением, но, видно, решил не связываться.

– Ладно, держись крепче за свою бабу,. – сказал он, отстегнул наручник и сунул куклу Дылде. – Пойдешь в третий барак. Извращенцев там не жалуют…

– Это хорошо. Я тоже не люблю извращенцев, – кивнул Дылда.

– Так, и ты тоже в третий барак – уродов там тоже не любят!

– Я инвалид, пострадавший от произвола полиции, а не урод! – обиделся Эдик.

– Одно другому не мешает, – рассудительно заметил охранник. – И инвалид может быть уродом. Да еще каким! – Он хохотнул и уставился на Тушканчика и Седого. – Так, а куда же направить вас, парни?

– Туда, где любят уродов и извращенцев, пожалуйста. – пошутил Тушканчик.

– Может, зубы тебе выбить? – задумался охранник.

– Профсоюз, – напомнил Седой.

– Ах, профсоюз, – помрачнел коп, – в таком случае и ты, и ты в третий барак.

– Не надо в третий, – взмолился Тушканчик. – Знаю я, какие в третьем порядки. Ну, пожалуйста.

– В третий, в третий, – ухмыльнулся охранник, освобождая новоприбывших от наручников, затем внес их имена в электронный блокнот с пометкой «три» и заорал: – А ну пошли рысью, подонки! Делать мне больше нечего, возиться тут со всякой мразью.

Их вытолкали в коридор. В лицо Эдварду пахнуло таким жаром, что он едва не задохнулся.

– Что, жарко, Рука? – поинтересовался Седой. – Привыкай, климат тут генерируют такой, как в Сахаре на нашей прародине-Земле, чтобы подходило большинству галактических рас. Многие мохнатые и перепончатые уродцы любят жару.

– Люди – существа живучие, – подтвердил Тушканчик, – всё могут вынести. Даже Сахару. Вот только не третий барак…

– А что третий? – переспросил Цитрус.

– Там собирается самое мерзкое отребье, убийцы и беспредельщики. Даже авторитеты для них не авторитеты.

– Ну, это мы еще посмотрим, – проворчал Седой, – я в законе. Меня парочкой беспонтовых беспредельщиков не напугаешь. Быстро всех к порядку приведу.

Коридор заполнился народом. Заключенные напирали сзади, но продвигаться было некуда. Впереди толпился сброд со всех концов Галактики – представители почти всех разумных и полуразумных галактических рас. Дышалось так тяжело, что Эдвард ощутил головокружение и оперся протезом о неровную каменистую стену. Тоннель вырубили в твердой породе астероида, привесив под потолком вереницу тусклых фонарей. На стене он заметил едва различимое посверкивание. Придвинулся и обомлел. Вся порода была буквально нашпигована желтоватыми вкраплениями золота. Он уже собирался расковырять стену крюком, когда прозвучала зычная команда охраны, зашелестели голоса в переносных рациях и косков погнали по коридору вниз – в самые недра тюремного астероида.

Тоннель казался бесконечным. Со стороны можно было подумать, будто астероид не так уж и велик, но теперь Эдвард понял, что ошибался. Внутри астероида можно было разместить не только колонию преступников, но и приличных размеров город.

Наконец процессия остановилась. На развилке косков пересчитывали и разделяли на группы в зависимости от бараков, куда их определили ранее. Тушканчик попробовал протестовать, так ему не хотелось в третий, но охрана его и слушать не стала, только пообещали, если он еще будет выступать, то ему все зубы пересчитают.

– Цитрус, третий, – Эдварда толкнули в плечо к левому коридору…

– Быстрее, быстрее, – подгоняли охранники косков, бредущих по скудно освещенному тоннелю к страшному третьему бараку.

Дылда пыхтел, как электрический чайник. Пот с него лился ручьями. Но резиновую женщину он держал крепко, двумя руками, и от Цитруса не отставал, словно только от Эдварда зависело, насколько хорошо он устроится в третьем бараке. Между тем его «благодетеля» одолевали самые мрачные мысли. Седой с Тушканчиком теперь держались от них особняком. Коски поглядывали на однорукого и его массивного сопровождающего недобро. От этих колючих взглядов, да еще оттого, что в тоннеле царил тусклый свет, Эдварду стало казаться, что где-то неподалеку – убийца, подосланный Швеллером. Он всегда доверял своему врожденному чутью, поэтому держался настороженно.

И вдруг заметил, как коски впереди передают что-то по цепочке. Их руки действовали почти механически. Всё произошло мгновенно. Заключенный, идущий перед ним, резко развернулся, в руке его блеснула заточка. Перекошенное злобой лицо отражало решительность. Он уже собирался пустить оружие в дело, но Цитрус оказался проворнее – ткнул его крюком в горло и едва не свалился вместе с ним, когда тот захрипел и стал заваливаться в сторону. Эдвард придержал его, глядя в стекленеющие, расширенные от ужаса глаза.

Незадачливый коск осел у стены, и толпа заключенных протопала мимо, как ни в чем не бывало. Большинство даже ничего не заметило, остальные сочли, что лучше не вмешиваться. Извечный закон тех, кто находится за гранью закона и хочет остаться в живых, – не вмешивайся в чужие разборки, если хочешь жить долго.

Трясясь от ужаса, Цитрус брел вперед. Ему казалось, что все вокруг показывают на него пальцами и шепчут: «Убийца, убийца!» Но никто не сказал ни слова по поводу этого случая, и даже охрана не стала поднимать тревогу.

Их привели в обширный зал, изрытый норами ходов. По правую и левую сторону здесь располагались закрытые решетками пещеры. Из-за решеток скалились бывалые коски, обозревая новоприбывших. Вид у них был порядком приморенный. Во всяком случае, ни одного из них нельзя было назвать упитанным.

– Эй, ты, с протезом, – крикнул один из заключенных, – где лапку потерял?! – И хрипло захохотал, довольный шуткой.

Цитрус обернулся к Дылде и громко, так чтобы слышали все, кто шел рядом, сказал:

– Запомни вот этого. Его убьем первым!

Глава 3
АСТЕРОИД 1313

– Делаем ставки, господа, делаем ставочки, – небольшого роста тощий коск суетился, бегаюшими глазками шарил вокруг, наблюдая, как быстро заполняется расчерченная на квадраты площадка. Вместо фишек в поля с цифрами ложились шарики из хлебного мякиша, камешки, пробки от бутылок.

– Всё, ставки сделаны. – Он отнял руку от кубиков. И расплылся в улыбке. Две единицы. То же зеро, только в местном казино для заключенных ставки достаются крупье.

– Парево, – выдавил один из косков сквозь сжатые зубы, – напарил ты нас, гнида! – Он занес руку, собираясь ударить крупье в лицо, но его кулак поймал на лету кажущийся добродушным громила – Дылда, который всё время находился рядом – следил за тем, чтобы игра проходила спокойно.

– Ты что это, на Руку баллоны катишь? – он покачал головой, улыбнулся с видом умственно отсталого. – Нехорошо. – Погрозил коску пальцем. – А ну как Рука заругается?

– Ладно, ладно, – пошел на попятную коск. – Я это, я так… просто…

– Просто нервы не выдержали? – с пониманием поддержал его Эдик, он возник около «игорного стола» словно из-под земли. Метание костей он доверил помощнику по кличке Тушканчик, но процесс постоянно контролировал. Забрав у крупье «особые» кости, он опустил их в карман. – Это ничего. Мы всё понимаем. Чай, не звери. Ты, главное, не забудь, Пряник, что долг у тебя до четверга. В четверг надо бы погасить… А если не погасишь, тебя погасят, – добавил он. – сам знаешь, придут поздно ночью нехорошие дяди и погасят…

– Лучше бы тети.

– А ты пошути еще, Пряник, пошути… А потом нечем шутить будет. Потому что шутилку мы у тебя заберем.

– Да отдам я всё! – буркнул коск. – Кровопийца ты, Рука.

– У всех своя планида, – улыбнулся Эдик, – кому-то надо быть кровопийцей, кому-то терпеливо сносить удары судьбы.

– Сказал бы я тебе! – проворчал Пряник. Нрав у коска был свирепый, несмотря на «сладкую» кличку. Но с Дылдой и Рукой он связываться опасался. В этом мире даже на тюремных астероидах деньги решают всё. А деньги у Эдварда с недавних пор водились в изобилии.

– Цыц, легавые! – шепнул кто-то.

Эдик вытянулся в струну, увидел, что со стороны вышки быстрым шагом к ним приближается комендант тюремного астероида Козлов и с ним несколько вертухаев. Их тени в ярком свете прожекторов метались по бугристым сводам пещеры.

Все тюремщики были крепкими парнями, с уверенными сытыми лицами. Вечно голодные тощие коски отличались от них разительно. Все, за исключением Эдика и его подопечного Дылды. У них в отдельной камере, прежде служившей изолятором, еды всегда было в избытке. Водились и пьянящие колоски, и спиртное – вертухаи продавали по «высоким», по их мнению, ценам из своих запасов. С другими заключенными охранники боялись иметь дело. А Эдвард считался парнем «в законе» – и у своих, и у тюремного начальства.

Еще бы – он регулярно отстегивал и начальнику тюрьмы, и кое-кому из надзирателей. Всё время передавал посылки Седому – коску, с которым они познакомились в транспортнике. Седого перевели в четвертый барак, с усиленным режимом – но и оттуда он умудрялся внушать страх всему астероиду. Ведь ему, как оказалось, доверил честь навести воровской порядок в колонии сам Саша Белый – главный бугор всех косков в Южном секторе Галактики. Так что Седого уважали. Особенно после того, как он и его ребята завалили десяток особо шустрых косков, не желающих принять на веру, что астероид 1313 почтил своим присутствием один из королей преступного мира. Цитрус, по счастью, в этот список смертников не попал – наоборот, сумел подстроиться под нового бугра, договориться с ним, получить «крышу» – и развить свой бизнес. Седому Эдик приплачивал гораздо больше, чем начальнику колонии – вот только передавать посылки в изолированный четвертый барак было ох как непросто.

Впрочем, когда Седого упрятали в режимный блок, у Эдварда от сердца отлегло. Очень уж тяжело было с ним ладить. А так – и подписка вроде бы имеется, и опасности особой нет.

Одно портило настроение Цитрусу – постоянное присутствие надувной женщины, которую он сам купил Дылде еще на распределительной станции. Но расстаться с объектом своей страсти Дылда отказывался наотрез, а жить вдали от Дылды и его мощных кулаков, способных сокрушить любого врага, не хотел уже сам Эдик. Вот и приходилось слушать, как громила день и ночь напролет скрипит наверху пружинами дорогого матраса и разговаривает с куклой, называя ее «любимой» и «лапочкой». Добро бы, хоть она молчала. Но нет, приобретенный уже самим Дылдой голосовой синтезатор так и нес всякую пошлую дребедень. «Мой тигр, возьми меня!», повторяемое двести раз в сутки даже самым нежным голоском, кого угодно может свести с ума…

– Что здесь происходит? – поинтересовался Козлов, подойдя ближе к группе играющих.

– Ничего, многоуважаемый господин комендант, – быстро ответил Эдик, размышляя о том, что если начнут обыскивать, деньги обнаружат непременно. Это не запрещено, заключенные – такие же люди, и отобрать у них кровно или даже неправедно заработанные рубли можно только по решению суда. Но вопрос о том, откуда у организатора подпольных игр Цитруса в кармане восемь тысяч наличными, может взбудоражить хрупкий рассудок Козлова. И он в который раз потребует увеличить мзду! Что совсем нежелательно…

Очередную проверку решили устроить! Не иначе, кто-то стукнул, что дань, которую платит Рука, не составляет даже пяти процентов от прибыли, приносимой ему азартными играми. Кости на свежем воздухе – это еще цветочки. Вот подпольный тотализатор, в котором участвовал почти весь астероид, да еще мгновенные лотереи, которые он устраивал время от времени, приносили настоящие барыши. Жадный Козлов наверняка хотел иметь не меньше девяноста процентов дохода! Каково ему будет узнать, что ушлые коски его обманывают?

С другой стороны, страсть к порядку и жадность сыграли с начальником тюрьмы плохую шутку. Почти не пуская на астероид торговцев с товаром, таких, как дядюшка Эндрю с пересыльной станции, он надеялся сэкономить деньги заключенных для взяток тюремщикам. Но платить было особенно не за что, и Козлов, поставив крест на полулегальной торговле, утратил контроль над финансовыми потоками. Попросту говоря, он даже представить не мог, сколько денег крутится среди косков. Но всё время подозревал, что где-то его обманывают. И, в общем-то, был недалек от истины.

– Ты! – Козлов ткнул пальцем в Пряника, зная его вспыльчивый нрав, и объявил: – Почему смотришь так непочтительно?!

– Ах ты, собака легавая! – взвился коск. – Не нравится ему, как я на него смотрю!

И тут же получил удар резиновой дубинкой. Охранники свалили его на землю и немного попинали ногами для острастки.

– Всё ясно? – спросил Козлов, обращаясь к остальным. – Кого еще поучить уважению?

Отвечали в общепринятой манере. Нестройным хором.

– Не надо учить. Всё ясно, гражданин начальник.

– Мы коски с понятием…

– Прекрасно, – комендант смерил Эдика лукавым взглядом. – Заключенный Цитрус.

– Я!

– Зайди-ка ко мне в кабинет. Есть о чем побеседовать.

– Сейчас?

– Зачем же сейчас? После обеда. Я распоряжусь. Тебя пропустят.

Эдвард кивнул, предчувствуя, о чем пойдет разговор. Акуле опять мало корма. Придется повысить мзду. Процентов до восьми-десяти. И твердить, что на этот раз он отдает вообще всё. Опять хитрить и изворачиваться… Вот так всегда и везде. Стоит немного накопить жиру, как тут же обязательно находится кто-то, кто желает отхватить кусочек от твоего состояния.

– А ты, Жбанюк, чего на меня волком смотришь? – дежурно поинтересовался комендант, вглядываясь в добродушное лицо Дылды, и пошел вдоль строя косков: – Не стоит забывать, ребята, что все вы – грязные подонки, отбросы общества, направленные сюда с одной только целью – исправиться, стать полноценными, полезными для социума гражданами. Вам всё ясно? Тебя, Жбанюк, я не спрашиваю. Что бы я ни сказал, ты всё равно не поймешь.

– А че не пойму?! – обиженно промычал Дылда. – Всё я понял. Вы думаете, мы отбросы, да? А мы – классные ребята. Так мне кажется. Особенно Рука. Он мой друг…

– Ишь, разговорился, – усмехнулся Козлов. – Поговорим о тебе. Ты вот полезный член общества, Жбанюк?

– Ну…

– Что ну? Ты за что на срок попал в первый раз?

– Ну, это…

– Что «ну это»?! Сопли подотри, Жбанюк, на астероиды просто так не попадают! И ты сюда попал, как и остальные подонки, либо потому что ты вор-рецидивист, либо потому, что ты – насильник и убийца. Твою историю я отлично знаю, Жбанюк. Всё в деле записано. Убийство, еще убийство – якобы по неосторожности… А первый раз ты попал сюда потому, что плеер у тебя, видите ли, подростки отняли. А ты их зверски замучил. Так?

– Не так, – помрачнел Дылда. – Я их только поучить немного хотел. Потому что они злые были.

– Ты, надо думать, добрый… Добрый я, а не ты! Лежи, мразь! – Комендант от души пнул начавшего приподниматься Пряника, отчего тот опрокинулся и ткнулся лицом в землю. – Вот так! – Удовлетворенно заметил он. – Запомните все, – продолжая ходить из стороны в сторону, выкрикнул Козлов. – Пока я комендант на этом астероиде, воры-рецидивисты, убийцы, насильники и прочая шваль здесь будут исправляться и превращаться в примерных граждан! Никаких пьянящих колосков, шоколада, никакого пива! Не говоря уже о прочих горячительных напитках. Только сухие пайки и баланда! Работать, работать и еще раз работать! За талоны!

При упоминании талонов заключенные третьего барака, выведенные на прогулку под своды огромной пещеры, заскрипели зубами от ярости. У непривычного человека, наверное, мороз по коже пошел бы от их исполненного ненависти вида, но охрану коски не пугали – видели всякое. Талонная система возмущала заключенных донельзя. На всю колонию имелась всего одна лавчонка, где продавалось съестное. Но получить его можно было только за талоны – они выписывались на конкретное лицо, купить талон нельзя было ни за какие деньги. Все, кто работал, могли раз в месяц приобрести банку сгущенки или какой-нибудь замороженный бифштекс и сожрать его прямо в лавке – выносить продукты наружу запрещалось. А коскам, игнорирующим рудные работы, в лавке делать было нечего – за деньги там ничего не продавалось…

Козлов присел, приподнял голову Пряника за уши и заглянул ему в глаза.

– Будешь исправляться, подлец?

– Не буду! – промычал тот.

– Тьфу ты, – комендант выпустил уши и отряхнул руки. Коск снова ткнулся лицом в землю. – Придется перевести в четвертый барак. Вот пока среди нас есть такие, как этот мерзавец, всё насмарку. Хорошо, что встречаются и другие. Те, что встали на путь исправления. И всё делают для того, чтобы исправиться. Я, конечно, имею в виду нашего Эдварда. Да, Цитрус, ведь мы встали на путь исправления?

– Безусловно, – ответил тот.

– Вот… Берите пример с него. Ну, ладно, – Козлов постоял некоторое время в задумчивости, качаясь с пятки на носок, потом извлек из кармана старинные часы, отщелкнул картинным жестом крышку и сообщил сопровождающим: – Время обедать. Пойдемте, господа. Похлебаем щей.

Он пошел по прогулочному плацу, следом за ним двинулись вертухаи.

Пряник пошевелился в пыли, тронул разбитую губу и проворчал:

– Ты мне за всё ответишь!

Эдвард отсчитывал купюры, действуя левой механической рукой. Протез он заказал с самой Земли, задействовав все связи профсоюза косков, который буквально через пару месяцев после начала развития игорного бизнеса, с благословения Седого, был скуплен на корню.

Хотя мастера обещали, что он получит совершенный аналог утерянной конечности, рука на поверку оказалась малочувствительной и крайне прихотливой. Не она ухаживала за ним, а Эдварду приходилось обхаживать механическую руку – протирать тряпочкой, смазывать суставы. Иначе они начинали самым противным образом скрипеть. К тому же цвет протеза – поначалу нежно-розовый – со временем сменился зеленоватым. Конечно, функциональность у механической конечности была выше, чем у обычной руки, но радости при всех остальных минусах это доставляло мало. Под гибкими искусственными пальцами купюры шелестели, как листва на деревьях в ветреный день.

– Девятьсот шестьдесят семь, девятьсот шестьдесят восемь, – проговорил он нараспев. Не густо. Посмотрим, кто еще нам задолжал. Так, Змей отдал. Ошпаренный отдал. Пряник. Не отдал. А я ведь его предупреждал, что четверг уже близко. Значит, не понял. Обидно. Ох уж этот Пряник, вечно с ним проблемы. Хоть к игорному столу его не подпускай. – Эй, Дылда! – позвал Эдвард.

– Я здесь, – улыбающаяся широкая физиономия свесилась с верхнего яруса нар.

– Тут кое-кто не отдал долги, – сказал Рука, – надо бы пугнуть его. Но не сильно.

В прошлый раз, когда он попросил Дылду припугнуть одного жадного парня, здоровяк перестарался – перевернул того вверх тормашками и скинул в лестничный пролет. Парень летел десять метров. Спасло его только то, что гравитация на астероиде низкая и сильно разогнаться он не успел. Но всё равно он еще лежал в тюремном лазарете.

Дылда спрыгнул со второго этажа нар.

– Кого?

– Пряника.

– Пряника, хорошо, – здоровяк пошел к двери.

– Куда?! – окликнул его Рука. – Не сейчас. После отбоя.

– А… Ага, – Дылда немного потоптался на месте.

– Лезь обратно, – скомандовал Эдик.

– Ладно.

И полез вверх на нары. Сорвался. Едва не зашиб Цитруса, который выругался и отошел подальше. Помощника он нашел, конечно, отличного. Если кому-нибудь нужно морду начистить или, к примеру, сломать ноги и руки – лучше и придумать нельзя. Надо только убедить его, что он поступает правильно. Вся беда была в том, что порой Дылда становился непредсказуемым.

Эдик иногда всерьез побаивался того, что Дылда по неосторожности или от дурной головы придавит его, как слепого котенка. Был же однажды ночью эпизод, который он никак не мог забыть. Когда он проснулся оттого, что кто-то ухватил его за горло. Цитрус открыл глаза и увидел над собой громоздкую тушу помощника. Глаза его были закрыты, а лицо перекошено дикой злобой.

– Попался, Вальдемар! – хрипло шептал Дылда.

– Эй, я не Вальдемар, – что было сил закричал Эдик и треснул громилу по ушам.

Тот немедленно проснулся и отскочил в сторону, в страхе, что сделал что-то дурное своему благодетелю.

В тот раз обошлось, но ощущение крепких пальцев на горле больше не покидало Цитруса. И во сне он, бывало, просыпался, ожидая, что огромная ладонь вот-вот сожмется, вдавит его кадык и злой голос проговорит: «Попался, Вальдемар!». Стра-а-ашно!

Уже потом Цитрус выяснил, что по ночам Дылда расхаживал только с наступлением полнолуния. Падал с постели на пол и начинал нарезать круги, приговаривая: «Где ты, Вальдемар? Где ты?!» Наутро он ничего не помнил из ночных бдений.

Чтобы спать спокойно, Эдик прикупил у охранников наручники и пристегивал в полнолуние своего помощника к кровати. Правда, у него не было уверенности, что если великан захочет освободиться, наручники его удержат. Слишком тоненькими выглядели браслеты на толстых, могучих руках.

Были в поведении Дылды и другие странности. Время от времени он испытывал приступы паники и тогда начинал причитать, как маленький, забивался в угол и орал: «Уйдите все от меня, уйдите!» В такие моменты его лучше было оставить в одиночестве. Однажды один из охранников – новичок на астероиде – как-то раз попытался помочь громиле, подбежал, начал говорить какие-то добрые слова, но получил пудовым кулаком в лоб и рухнул без сознания. Так его без сознания и выслали с астероида 1313 по личному указанию коменданта Козлова. «У нас тут слюнтяям делать нечего! – разорялся он, положив в карман полторы тысячи рублей. – У нас тут контингент какой?! Воры-рецидивисты! Насильники и убийцы!»

Зато в те моменты, когда в небе не стояла полная луна и паника не одолевала воспаленный мозг Дылды, он был прямо-таки золотым работником. И жалованья с благодетеля не брал. Довольствовался малым: едой и игрушками из секс-шопов, которые Эдик доставал ему через охранников.

– А ведь Пряника будут переводить в четвертый! – вспомнил вдруг Рука. – Это плохо… Там его не навестишь. Значит, долг придется ждать и ждать… Но через него можно передать что-нибудь Седому. Так, Дылда?

Здоровяк пыхтел наверху, забавляясь со своей куклой.

– Нет, не так, Цитрус, – ответил за него сам себе Эдик. – Что с ним передашь, с этим Пряником?