Текст книги "Горон. Отель"

Елена Горон
Горон. Отель

© Евгений Горон, текст, 2019

© Дина Данилович, фотографии, 2019

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Строгий юноша

Евгений Горон не похож на своих ровесников. Его голос, движения, выправка – тоже отдельно. Таким должен был видеться Строгий юноша, герой пьесы Олеши – ее в свое время любило поколение, которому сейчас около пятидесяти: новый, непонятный, выдержанный, металлически-светлый.

Мы помним слова Цветаевой о том, что «все поэты всех времен говорят одно. И это одно так же остается на поверхности кожи мира, как сам зримый мир на поверхности кожи поэта».

Но иногда кажется, что чем моложе и новее поэзия, тем более в текстах молодых авторов ощутим груз предыдущих опытов, поэтому от них ожидаешь либо эпигонства, либо нарочитого новаторства. Но в случае Горона это опасение напрасно. Это очевидный пример самостоятельного голоса, говорящего, конечно, о том же, но так сильно и коротко, а иногда и так отчаянно, что кажется, будто он физически страдает от вербализации того напряжения, которое и делает его поэзию столь интенсивной:

 
Вытяни из меня,
Я прошу тебя, Боже, вытяни,
Эту струнную тишину,
Неживую усталость – нитями.
 

Горон работает с ритмом, подстраивая его под свой собственный голос более, нежели под современную скорость жизни, в которой каждый человек поспешен. Он боится остановиться, скорее всего, от страха перед рефлексией, которая может затянуть в депрессивность и бездействие, а наш поэт, как мы уже говорили, интенсивен и деятелен даже в душераздирающих лирических стихах. Здесь же нужно услышать и особое сочетание сонорных и гласных звуков, а это тоже хороший проводник смыслов. Он пишет так, чтобы мы могли ощутить энергию звука и стопы, еще до того, как они сложатся в образ:

 
Будто лев,
Цирковой и косматый,
Что чует свободу
Меж прутьями,
Стоя в клетке,
Вынюхивал
 
 
Верхние ноты,
Тонкие запахи:
Мяту,
Корицу,
Плющ.
 
 
Каждый звук
 
 
В этой черной,
И синей,
И серой,
И сущей,
Что после сгорит в кармин,
 
 
В еще одну горькую астру
Угрюмого дня, —
 
 
Принимал
За свидетельство,
 
 
Знак
Твоего
Присутствия.
 

Таковы острота, пряность и цвет состояния, но они могут быть поняты только будучи проводимыми этими ритмами. В его любви есть особый вкус, этот немногословный лиризм перенаселен нечитанными прежде ощущениями. Горон не сентиментален, но поэтически нервен, жаден, напряжен, и потому чаще находит животную, биологическую метафору.

Бродский писал о том, что у всякого поэта есть свой собственный излюбленный идеосинкратический пейзаж. Горон, пока еще чистейший лирик, видит идеальный пейзаж таким образом, что главным его показателем является пустота, поскольку с населенностью людьми, строениями или перспективами он не должен резонировать:

 
Эта долгая страсть —
Все равно что зависимость,
Личная форма риска,
 
 
Драма бабочки и огня.
 

Или:

 
Останься со мной.
Здесь, в этом городе,
Есть все, что нам нужно.
 
 
Никаких людей,
Никакой смерти —
Лишь звезды,
Чьи падшие души пьем,
Принимая их за росу
После ночи любви.
 

Драма бабочки и огня, Эрос и Танатос – это и есть то главное, о чем пишут и будут писать всегда. Ритмы и образы, в которых эта тема разрешается в стихах Евгения Горона, представляют собой свидетельство совершенной новизны его таланта.

Елена Пастернак

Персонаж

 
Никакого трагичного персонажа,
Лирического героя,
Как, собственно, и геройства,
В сказанном ниже
Нет.
 
 
Да и быть не может.
Прочитай и представься,
Пожалуйста,
В этот хотя бы раз
Уже только собой.
 
 
Выпускай из себя
Этих гладких
Жеманных мальчиков,
Восстающих из красоты:
 
 
Свежих,
Срезанных, как цветы,
Вид которых —
Отнюдь не щедрая радость глаза,
Но попытка заполнить пустошь
Тех самых глаз.
 
 
В тот же час,
Как только они увянут,
Опустив пред тобой
Свои блеклые хрупкие головы,
 
 
В самый последний раз
 
 
Присягая тебе
На ненужную больше верность
И простивших бы все —
Ты только добавь воды…
 
 
Констатируй —
Себе —
Пришедшую в пору зрелость,
 
 
Им —
Засохшим —
Что это
Уже не ты.
 

февраль 2016

«Так начиналось…»

 
Так начиналось:
Было не то чтобы очень горько,
Но вязало, как от хурмы.
 
 
Время, сужаясь,
Медленно вырастало
Из нас.
 
 
Я когда приезжал
В этот сонный военный город
Посмотреть на тебя
(Так же смотрят на свет из тьмы)
В первый раз,
 
 
Мне казалось,
А уж сердце знало наверняка,
Что отныне и впредь
Ему будет ничтожно мало
Этих скромных, скупых визитов издалека.
 
 
Сердце знало о том,
Чего люди не говорят
По ошибке и просто так.
 
 
То, с чего начиналось, —
Воспаленные чувства, перрон вокзала,
Твой эмалевый взгляд (опалы и синий Кляйн),
 
 
А в моем —
Не хочу назад.
 
 
Никогда не хочу назад,
Ни на шаг.
 

декабрь 2014

Грета

 
И любой потерпевший
Расскажет тебе о том,
Как любую историю
Двух пострадавших
 
 
От рук,
И сердец,
И поступков
Друг друга
 
 
По прошествии времени
 
 
Можно рассматривать
Либо
Как нечто прозрачное,
Ценное,
Хрупкое:
 
 
Бабочку Грета Ото
И ее стеклянные крылья,
Горный хрусталь
И фиал
С заточенной в нем кровью Христа,
 
 
Либо
Как нечто стихийное,
Рвущее с жизнью,
Фатальное:
 
 
Гибель «Титаника»,
Бхола-циклон с волной в миллионы жизней
И еще с десяток природных бедствий,
Названных женскими именами.
 
 
Но, увы
Или к счастью,
Ни то,
Ни другое
 
 
Абсолютно
 
 
Не наш
Случай.
 

март 2016

Поддавки

 
Грех – сливать в поддавки унынию;
Днем отлынивал от всего:
Раздражался словами, ныл,
Что порезом – кожа.
 
 
Без тебя – ничего —
Решительно невозможно:
Ни еда, ни питье,
Ни усвоенный прежде опыт.
 
 
Я попробовал – не идет.
 
 
Все равно что жилой аварийный дом:
Света нет, коротит проводка, давно не топят —
Говорят, что снесут вот-вот.
 
 
А теперь расскажи: какой у тебя секрет?..
 
 
Я бы мог – про центральный Питер,
Стук в одиночный, в «Solo»…
О нелепом стыде дебютного разговора
(Точно школьник рифмует первый влюбленный стих).
 
 
Ветер выманил шторы —
Мы знали: уже не стихнет.
 
 
Вспоминая теперь, навряд ли бы что-то вытер.
Даже ложный финал: «Провожающие, покиньте…»
И как брел по проспекту – мнимый, худой родитель —
С опустевшей коляской в бледной худой руке…
 
 
А бездомный звенел стаканчиком вдалеке,
Сокрушенно просил: «Пожалуйста, помогите…»
 

август 2017

Возвращайся

 
Странно,
Но всякий раз, когда ты уезжаешь,
Пусть ненадолго,
На несколько серых, влажных, пустых абсолютно дней,
Я вспоминаю,
Что мне бы хотелось писать тебе письма.
 
 
По одному – в день.
 
 
В первом я бы писал,
Что твоя голова на подушке —
Это птица, лежащая на снегу,
И не ясно – жива или нет.
 
 
Второе – сплошь восклицания,
Трепет, сутулые знаки вопросов,
Мальчишество.
 
 
Как тогда:
Ты сидела на берегу
С влажными волосами,
А я делал колесо,
Стоя по колено в воде.
 
 
В третьем было бы
Только одно слово:
Как просьба,
Как требование,
Как приказ…
 
 
Возвращайся.
 

ноябрь 2017

«Мне нравится думать об услышанных молитвах…»

 
Мне нравится думать об услышанных молитвах,
Что заканчиваются слезами.
И еще – о большой воде,
Которая вынесет каждого к нужному берегу.
Особенно нравится двойственность слова «вынесет».
Я закрываю глаза, я представляю,
Как тысячи гладких и мокрых рук,
Длинных, прозрачных, щекотных пальцев
Передают меня вниз по течению,
Вдоль по серебряной цепочке,
Обвивающей Божью шею.
 
 
Но может случиться и так,
Что «вынесет» – значит, стерпит.
И тогда уж, конечно,
Надейся, но не плошай,
А главное – вспомни
Всех фигурантов по делу
О спасении утопающих.
 

апрель 2018

Что-то придумать

 
Нужно что-то придумать:
Зрелый, грамотный план
С эффектом,
Но без изыска.
 
 
Верь,
С тех пор не случилось дня,
Чтобы я
Не стремился к тебе.
 
 
Эта долгая страсть —
Все равно что зависимость,
Личная форма риска,
 
 
Драма бабочки и огня.
 
 
Ты – заманчивый,
Мягкий
Свет…
 
 
Что мне толку от этой правды?
 
 
Выхода,
Как и права…
И правил быть рядом
Нет.
 
 
Возвращение к древнему,
Темному ремеслу:
Точность вымысла,
Проба пера, что – яда…
 
 
Ранняя осень,
Поздняя ночь;
Время – вещественно,
Времени – нет,
Время сейчас подобно
Песку и кладу.
 
 
Я – ревнивый златарь,
Что ночует с тобой
В пределах
Одной кровати.
 
 
Все, что мне нужно, —
Заново намывать тебя:
 
 
Медленно проводить
По твоим
Немыслимым
Волосам,
На лице пасторальном
Гладить лесные брови,
 
 
Трогать даже во сне,
Мешать тебе жить,
Быть кровью
И тем,
В ком она течет…
 
 
Я намечаю планы,
Я запускаю обратный отсчет…
 
 
От тебя нужно
Только
Слово.
 

сентябрь 2015

Это чувство

 
Это чувство
Сродни пожилой привычке:
 
 
Как я жил без тебя эти дни?
 
 
Пристрастился к окну,
В совершенном беспамятстве жег свои спички,
Медленно шел ко дну.
 
 
Город тем временем сеял дождем,
В восемь зажгли огни…
 
 
Если бы только кто-то сюда пришел,
Подобрал бы ко мне все пароли, ключи и отмычки,
Мне бы снова дышалось – отчаянно и свежо —
 
 
В эти мокрые стекла,
Открытые ветром форточки,
 
 
Но
Это вряд ли ведь будешь ты?
Это значит – вопрос решен.
 
 
Мир, когда-то такой большой,
Вдруг покажется мне пустой сигаретной пачкой.
Облик дыма – моей душой,
Серым остовом.
 
 
Просто
Изменился состав у этого «хорошо»,
Враз исчезла «возможность острова».
 
 
Ложь друг другу была несвойственной и чужой,
Правда-боль – нестерпимо-острой.
 
 
Словно шов, заросла обидой…
 
 
Ты бросаешь все силы,
Теряешь меня из виду,
Заключаешь в кавычки,
Не имеешь меня в виду…
 
 
Я какое-то время побуду еще в аду,
А затем поднимусь и выйду.
 
 
Обязательно, знаешь, выйду…
 
 
Когда дождь в сентябре закончится где-то в три,
Когда свет в декабре погаснет уже в четыре.
 

август 2014

Портье

 
Седые портье,
Что стоят за моей спиной,
Вручат тебе эти письма.
 
 
Хранители тайн,
Апостолы черных ходов,
Торопят,
Сгоняют меня с листа.
 
 
Спешат,
 
 
Не дают докрошить многоточий
В том месте,
Где я вывожу твое имя.
 
 
В том месте,
Где я проявляю твое лицо
(голубые жемчужины глаз в окоеме мелованной кожи), —
Там юдоль близорукая ласки.
 
 
Там – долина тоски,
Где рождаются эти слова.
Здесь – лишь эти:
Стоят,
И спешат,
И торопят.
 
 
Замо́чу конверт,
Обвожу языком его катеты,
Режусь бумагой.
 
 
Целовать тебя собственной кровью,
Всем красным, что есть на земле, —
Это будет постскриптум
И Там.
 
 
А здесь —
 
 
Благодарность за то,
Что они сохранят нашу тайну.
Сожаленье о том,
Что они не умеют ждать.
 

ноябрь 2014

Режиссер

 
Сам себе режиссер
Артхаусного кино,
 
 
Я бы если снимал тебя —
Только так:
 
 
Крупный план,
Едва приоткрытый рот
И – чем тоньше стекло – бокал.
 
 
Сам – сыграл сомелье
В исключительно белых
Перчатках;
 
 
Того человека,
Что стирает
Остатки вина
Салфеткой
С запотевшего
Тонкого
Горлышка,
Хвалит год урожая,
Твой нюх,
Слишком тонкий вкус…
 
 
Того человека,
В чьих страстных
Укусах —
В ожерелье
Из винных цветов
Вкруг тонкой
Вспотевшей
Шеи —
 
 
Ты
Сегодня
Уйдешь.
 

сентябрь 2015

Отель

 
Мы стоим в проходе
Между двумя кроватями
И, обнявшись, молчим.
 
 
Окраина города. Пошлый отель:
Бордовое, золотое…
 
 
Нет времени объяснять,
Вдаваться в детали:
Вескость любых причин —
Нас двое, а мы – одно.
 
 
Ты говоришь: «Какое-то все кино…»
 
 
Не спорю.
Да и пусть оно будет так;
Мне впервые не хочется знать,
Каким оно будет,
Чем кончится.
 
 
Я – чувствую.
 
 
Обнимаю тебя и чувствую:
Все на своих местах.
 
 
И такое —
Каждую
Нашу ночь.
 

октябрь 2014

Жажда

 
Все мое тело – жажда воды.
Все мое тело – ты.
 
 
Жажда пить —
Это значит представить твой рот
Ярко-красной гвоздикой;
Себя – синеглазым и тучным бражником;
Зависать над тобой в грабительской темноте,
Высасывать, изымать из твоей слюны
Сладкий сок – эту вязкую патоку,
Послевкусье военных действий.
 
 
А затем наблюдать,
Как ты обессиленно падаешь —
Свежесрезанный, влажный цветок —
На морщины и шрамы простыни,
Вспоминаешь святых
И, напротив, стираешь из памяти смертных.
И одними губами просишь меня: «Воды…»
 
 
Я встаю,
Не смущаясь впервые своей и твоей наготы,
Наших общих телесных несовершенств,
И, бредя к умывальнику,
Чувствую
Привкус
Моря.
 

октябрь 2014

«Или вот так…»

 
Или вот так:
Затянувшийся ужин (бри и Вдова Клико).
Из динамиков кто-то плачет-поет «don’t go…»
Дижестив из ленивой ласки,
А за окном
Возникает пейзаж —
Пастелью и молоком.
 
 
«Не пойдем никуда…»
И я говорю: «Легко».
 

сентябрь 2014

Ирисы

 
К утру распускались ирисы,
Руки,
 
 
Жадные до объятий.
 
 
Вместо праздничных ваз —
Пустые бутылки кьянти.
 
 
И какой-то приятель,
Собственно,
Был всегда…
 
 
Кстати,
Почему они все напрягаются,
Чуя меня вблизи?
 
 
Я шучу.
И не трать усилий на то,
Чтобы объяснять мне.
 
 
От вина начинает клонить ко сну,
Головой – на твои колени,
 
 
А ты гладь,
Распускай мои волосы
Так, точно ты – Офелия,
А колени твои – есть гладь:
Слой прозрачной морской воды…
 
 
Завтра будет хороший день,
Полный света и красоты;
Жизнь вдохнет нас опять
Теплым ветром,
Пришедшим с Юга…
 
 
Я уйду от тебя
В молчании,
Почти без звука.
 
 
Ты уйдешь от меня
В молчании,
Почти без звука.
 

июнь 2015

Галуаз

 
Поехали —
Будешь курить Галуаз,
Очаровывать рыбаков.
 
 
Они будут просить для блесны
Твои поэтичные волосы.
 
 
Ветер – одалживать голос,
Маяки – фиолетовый отблеск глаз.
Я скажу им:
«Ищите других дураков,
Bon chance!»
 
 
Хорошо рассмеемся, в голос…
 
 
Ты нырнешь мне за пазуху,
Ракушкой – к уху,
Как обычно,
В который раз.
 
 
Если кто-то из местных
Видел кого, то нас;
Потрещит языком
по пути к колодцу…
 
 
Все, что тебе нужно знать —
Целиком,
Прямиком,
Сейчас, —
 
 
Мы – это лучший паззл;
Лучшего не случится.
Не соберется.
 
 
А теперь – засыпай
Под стук
Проездных
Колес.
 

октябрь 2014

Сбежали

 
Сбежали.
 
 
А потом я сидел в кафе на углу,
Подписывал им открытки:
Тем, от кого…
 
 
Личного – ничего.
Только общие темы в ход,
Только дальние планы;
 
 
Самочувствие;
Кухня;
Нравы;
 
 
Про естественные улыбки
У живущих здесь горожан.
 
 
Три икса, подчеркнул «не жаль»
И еще – «до не скорой встречи».
 
 
Вечер здесь —
Все равно что цветная смесь
У торговца восточных специй,
Вьетнамца Ка.
 
 
Тебя видно издалека:
То, как ты переходишь улицу
С бутылкой простой питьевой воды
В старомодном пальто британца.
 
 
– Как тебе эта гостиница? – Мне нравится.
 
 
И – смущать своим видом патрициев,
Что сидят здесь, по-моему, годы,
Лениво пьют
Дорогой ликер
Из прозрачных хрустальных рюмок.
 
 
Наличие нас,
Нарочито-влюбленных,
Юных беженцев,
Тех бросает в холодный пот,
Режет влажные их глаза.
 
 
Уходим отсюда:
Смотреть на забытый порт,
На пустынном пляже вдвоем плясать,
Целоваться который час.
 
 
Каждый из нас
Есть судьба,
И удел,
И участь,
И часть другого.
 
 
Только грамотно написать им в открытке,
Тем, от кого,
Каково оно, это счастье,
Я бы, если хотел,
Не смог отыскать ни слова.
Ни единого.
Никогда.
 

февраль 2015

Календарь

 
Календарь сообщил,
Что вот уже год
Без малого —
 
 
У меня изменился фон:
 
 
Все, что раньше – Дельфин,
Точней спела Катя Павлова:
 
 
Солидарен:
«Влюблен, влюблен…»
Нарушитель всех правил,
Взломщик моральной нормы,
 
 
На работу ходил в свитерах под горло,
Позже – бросил,
Внушительно врал,
Что грипп.
 
 
Восхитительно влип —
Выпадал из любой системы.
 
 
Ночь напролет
Проверяли собою
 
 
Стены чужих квартир —
На слышимость
И акустику.
 
 
Любому в тебе пустяку —
Был ребенок и рад,
 
 
Учился простому счастью:
Бессильному,
Без усилий.
 
 
Ты стоишь утром в кухне
Под обстрелом
Лучей из пыли,
 
 
Я – разламываю гранат,
Мякоть красного апельсина
Отделяю от кожуры.
 
 
Быть влюбленным
И быть живым,
На мой взгляд, —
Идентичные чувства.
 
 
А еще – красивые.
 
 
И на этом,
Пожалуй,
Все.
 

ноябрь 2015

Веласкес

 
Пишет: «Люблю Веласкеса и тебя».
Такими водит по мне словами —
К любому «быть» прибавляет
«рядом»,
«с тобой»,
«хочу».
 
 
Читаю ночами —
Светом тысяч свечей свечусь;
 
 
Мигом – праздничен, как собор,
Вмиг – цветущ, как розарий
Прихрамовый – весь в лучах.
 
 
И такая во мне красота баро́чная,
Непорочный внутри покой,
Будто Верные служат службу
Плечом к плечу
В том соборе,
Где тот розарий
При тех свечах.
 
 
Или есть только мы в мадридском
прохладном Прадо?..
 
 
Менины, Филипп IV с прошеньем, в латах,
Портреты, мифы, святой сюжет
и виновность взглядов,
А мы – в молчании,
Рука в руке
Выходили,
Потом —
Шли, обнявшись, домой
(В реке растворялось солнце,
Мансанарес стекала золотом с наших пальцев).
 
 
С невозможной лаской
Подумал о том,
Что всю жизнь
Провести на посту скитальца
Рядом с тобой
Готов.
 
 
И ещё:
Лишь за то,
Чтоб вот так идти,
Обнимать тебя,
Куда-нибудь возвращаться…
 
 
Я готов
Проиграть Диего
Порядок слов.
 

январь 2015

«Много думал о том…»

 
Много думал о том,
Что бы было —
Поддайся мне это счастье.
 
 
Иными словами,
Будь ты сейчас со мной,
 
 
Войди в мой состав
Неотъемлемой,
Важной частью
Меня, как Замысла;
 
 
Словно птичье крыло,
Словно времени час,
Словно стены ли, крыша – дом…
 
 
Потом
 
 
Мы бы были бесстрашны
И страшно счастливы,
Мы бы думали – все сошлось:
Каждый спасся и каждый спас…
 
 
Но сейчас
Ни размаха,
Ни времени,
Ни – тем более – крова…
 
 
Ничего,
Ничего,
Ничего такого.
 

март 2016

Lanvin

1.

 
Мне показывают тебя со спины,
А потом – уводят.
Все равно бы писал невозможное,
Пусть и по старой памяти,
А так – лишний раз напомнить себе
Как никогда не увидеть лица.
Это – тоже опыт.
 
 
Рабочий цейтнот лишает последнего:
Молчаливой бумажной искренности.
 
 
Это не та усталость,
Эта – другая.
 
 
Ощущаю неловкость,
Когда теряю самообладание
И ты прорываешься в этот скучный эфир, —
Путаю имена, языки и законы жанра.
 
 
Наверстываю – во всех смыслах – упущенное
Ближе у утру:
Четким кадром проявляю на коленях в такси,
Множу на барных салфетках,
Выношу на руках, если прочих поверхностей нет.
 
 
Творю себе мир
С целью одной
И единственной —
Выдохнуть там тобой.
 
 
«По образу и подобию»,
На шестой день,
Ближе к бессонным шести.
 

2.

 
Только здесь,
В одном из многочисленных вариантов этого
«никогда»,
Позволяю рассмотреть тебя как следует:
Бесстыдно,
Вдоволь,
Никуда не спеша.
 
 
Игнорируя категоричность времени,
Жизненные обстоятельства и условия —
Условности как таковые.
 
 
Солнцу не позволю сорваться,
Не позволю взойти,
Пока ты не восстановишь всю хронологию,
Не сдашь весь свой архив:
Места, события и люди.
 
 
Это, пожалуй, моя единственная слабость всюду —
Невозможность наслушаться,
Впитать информацию,
Настояться прошлым твоим и сущим.
 
 
Шаткость проекции всегда будет в том,
Что хотелось бы знать наверняка,
Но могу лишь догадываться,
Пробовать интуитивно потакать предпочтениям,
Желаниям несбыточным – щелкать пальцами.
 
 
Даже в том, чего никогда уже не успеть,
А хотелось.
 

3.

 
Прошу, доверься мне здесь,
В кривом отражении зеркала.
Тебе нечего терять,
А я действительно приобрету.
 
 
Позволь одевать тебя летом в Lanvin,
Забрасывать ближе к французскому Югу.
Позволь купить тебе легкий парфюм,
Наркотики, очки в пол-лица.
Меньшее, знаю, позволяешь себе самостоятельно,
А большее покажется глупым вещизмом,
Пошлой безвкусицей, что бы то ни было.
 
 
Разреши оправить тебя в оконные рамы комнат
С многовековой историей,
Спрятать в карман твоего пальто ритуал,
Бережно завернутый в тонкую папиросную бумагу,
Склеенный моей теплой слюной.
 
 
Ритуал, найдя который,
Нужно непременно исполнить:
Поджечь и вдохнуть в себя,
Задержав дыхание,
Поскольку кто угодно ошалел бы
От такой вседозволенности —
Детского понимания свободы.
 
 
И захотелось бы летать еще выше,
Чтобы хоть как-то оправдать
Безжалостную красоту
Вечернего здесь пейзажа.
 

4.

 
Ночью
Я провожу тебя своими глазами
По мистическим маршрутам клошаров.
Только у них есть ключи
От истинной красоты всех городов на земле.
А местные карты, цветные проспекты,
Путеводители лживых туроператоров —
Это не имеет к тебе никакого отношения.
Оставь, не бери.
 

5.

 
Прощальный подарок,
Он же —
Финальный штрих:
Мое явное отсутствие
В этой вымышленной данности,
Куда я тебя окунаю.
 
 
Даже в том,
Что придумано на раз
И поддается огню запросто,
Я не сумею приблизиться,
Обнять, объять по-настоящему.
Ты и здесь счастливо будешь жить с другими,
В отрыве от меня,
В параллельной недосягаемости.
Мне все так же останутся удающаяся спина
И сопутствующие переживания,
Которые действительно можно пережить.
 
 
Но как быть,
Пока они еще живы,
А бумага уже не терпит,
Скажи?..
 

сентябрь 2014

Практика

 
Это такая тонкая практика:
Неизбывный покой,
Равновесие,
Цельность,
Статика.
 
 
Где бы я ни был,
Всюду – очередь,
Остановка,
Приемный покой врача.
 
 
Замечал за собой:
Стал навязчив с вопросом «который час?»,
Впечатлительным – к трепачам,
Что судачат,
Не ведая, что почем.
 
 
Поначалу старался,
Доходчиво объяснял им,
До мелочи,
Следствие всех причин.
 
 
Только вряд ли хотя бы один прочел,
Только вряд ли хотя бы один, хоть пальцем…
 
 
Так кого ж зазывать,
Крича с моего причала?
 
 
Пораскинул и принял:
Глупо указывать палачу
На его же немощь,
Тем паче —
Вести с ним уместный торг.
 
 
Как итог – научился молчать,
Если сильно прижмет – умалчивать.
 
 
Есть скрипач,
Что играет в сыром переходе
Прохладной весенней ночью
Так отчаянно, горячо,
Сгоряча, но очень
И очень искренно.
 
 
Иногда я хожу посмотреть воочию,
Как красиво заплаканы эти руки.
 
 
И мне кажется,
Звуки той старой, истертой скрипки —
Что бы они ни значили —
Это тоже моя душа:
Все оттенки,
Бесчисленность форм и граней.
 
 
Я однажды планирую стать как он:
Ровно так же, точь-в-точь, заиграть —
Записать словами.
 
 
Говори мне, что хочешь.
Главное – не мешай.
 

март 2015

«Я сейчас бы не стал…»

 
Я сейчас бы не стал,
Но, как видишь, случился повод
Тряхнуть душой.
 
 
Да и внятного смысла
Трогать большое лихо
В сущности
Просто нет.
 
 
Оно спит.
 
 
И, пока оно спит,
Научись говорить словами
Про «хорошо» —
От плохого давно оскомина
И акцент.
 
 
И худая броня —
Нездоровый цинизм,
И щит
В виде узкого круга тех,
Кто на нем бывал.
 
 
У тебя —
Объективно —
Нет никаких причин
Прерывать этот ход,
Зачатие,
Интервал.
 
 
Не спеши разбудить его
В пользу былых утех —
Оно, если захочет,
Всюду тебя найдет.
 
 
Абсолютная тьма
Обещает
Такой же свет.
 
 
Я тебя провожу,
Пойдем.
 

сентябрь 2015

Ночью (дома)

 
Уже ночью и дома:
Называл темноту твоим именем,
Сильно курил.
 
 
Если нет,
Я вставал
И слонялся впотьмах —
Все искал твою руку,
 
 
Это тепло.
 
 
Будто лев,
Цирковой и косматый,
Что чует свободу
Меж прутьями,
Стоя в клетке,
 
 
Вынюхивал
 
 
Верхние ноты,
Тонкие запахи:
Мяту,
Корицу,
Плющ.
 
 
Каждый звук
 
 
В этой черной,
И синей,
И серой,
И сущей,
Что после сгорит в кармин,
 
 
В еще одну горькую астру
Угрюмого дня, —
 
 
Принимал
За свидетельство,
 
 
Знак
Твоего
Присутствия.
 

октябрь 2015