Текст книги "Упущенные возможности"

Нарисуй мне

Дима жил вместе с мамой. Отца он не помнил, да и вспоминать не хотел. Однажды мальчик спросил у матери, почему они развелись. «А он просто уехал», – ответила та. Больше Дима ничего подобного не уточнял.

В их жизни была какая-то странная красота. Пытаясь вырастить мальчика достойным человеком, его мама почти не занималась воспитанием сына, посвящая все время заработку. Дима, в основном, посвящал время самообразованию. Он не понимал главного клише жизни – иногда нам приходится делать не только то, что хочется, но и то, что необходимо. А ему ой как не хотелось посещать абсолютно все уроки в школе.

Неоспоримым фактом про Диму, помимо любви к лакрице, был его художественный талант. Мальчик нигде не учился, но рисовал удивительно. Многих он шокировал своими работами, и по ИЗО у него всегда стояла пятерка.

Вскоре Дима с мамой переехали в частный дом в черте городе. Это было небольшое сооружение на окраине. Без ремонта или хотя бы косметической отделки, но мама Димы уверяла, что это все мелочи. А вот мальчику дом не нравился. Он использовал любую возможность покинуть свою комнату четыре на шесть и посидеть вне старого жилища.

Летом, когда Дима переходил из пятого в шестой класс, с мамой они соорудили мальчику хижину меж четырех берез, которые росли в саду. Дима обожал свое новое пристанище, очень часто ночевал там и почти всегда рисовал. Он прекрасно понимал, что зимой в хижине будет холодно, но ему было всего одиннадцать лет. Тогда Диме казалось, что лето никогда не закончится.

Судя по тому, какая стояла жара, лето и вправду вцепилось очень крепко.

Дима забрался в свою хижину. Он убрал шторы с пути солнечных лучей, достал свой альбом и несколько карандашей. Лучше всего у Димы получались псы и волки, но он отчаянно хотел нарисовать тигра. Просто потому что тигры – это круто.

Он вырисовывал полосу за полосой, ловко переворачивая лист с одного положения в другое. Его карандаши скрипели, ломались, точились и снова творили. Дима не переживал, он прекрасно знал, что дома, под кроватью, ждут своего часа еще десятка три карандашей. Особенно он любил коричневый, который рисовал с грязным зеленоватым оттенком. Дима украл его из детского уголка в одной из забегаловок.

В окне хижины показалась маленькая бледная рука, а за ней и ее обладательница. Девочка, едва ли старше Димы. Волосы ее были цвета ржавчины, а из одежды – короткое зеленое платье. Прямо в тон глазам цвета грязной реки.

– Привет, – сказала девочка.

– Привет, – ответил Дима, отвлекаясь от рисунка.

– Что ты делаешь?

– Рисую.

– Можно посмотреть?

– Конечно.

Девочка ловко, словно маленькая обезьянка, пролезла в окно и села на четвереньки перед Димой. Она рассматривала черновой рисунок, наклоняя голову. Шмыгала носом, будто обнюхивала листок. Тогда Дима заметил, что зрачок левого глаза Эли будто бы съехал вниз со своего места.

– Мама говорит, – сказал мальчик, – что мои рисунки как настоящие.

Девочка поморщилась.

– Эта кошка не похожа на настоящую. Она не двигается.

– Но рисунок не может двигаться, потому он и рисунок.

– Тогда как он может выглядеть как настоящий?

Дима не ответил, лишь опустил голову.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик.

– Эли, а тебя?

– Дима. Ты живешь неподалеку?

– Да. А ты?

– В этом доме. – Дима показал через окно на обшарпанную красную стену. – А ты умеешь рисовать?

– Нет. Научишь?

– Не могу. Мама говорит, что нужно родиться талантливым.

Девочка снова поморщилась.

– Твоя мама не права, – сказала Эли.

– Мама всегда права, – грустно возразил Дима. – Может, хочешь поиграть во что-нибудь?

– А во что? – Вдруг глаза Эли засияли. – Давай в догонялки!

Дима не любил активные игры, но почему-то решил согласиться. Вдвоем они выбрались из хижины. Дима неловко, а Эли грациозно.

Девочка ткнула Диму в спину, показала язык и прытко забралась на дерево, высоко поднимая ноги и цепко хватаясь руками.

– Эй, – крикнул снизу Дима. – Кто играет в догонялки на деревьях?

– А какой зануда придумал, что в них играют на земле?

– Но я не умею лазать по деревьям!

– С этим талантом надо родиться, – передразнила мальчика Эли.

– Сынок, – ласково крикнула мама Димы.

Она вышла из дома с тарелкой жаркого. Эли недоверчиво спряталась в листве, наблюдая за немолодой женщиной. Словно хищница, она чувствовала опасность. Отползала, не задевая ни одну ветку. Ни один лист не дрогнул, не выдал ее присутствия.

– Ты будешь на улице кушать? – спросила мама.

– Да, мам.

– Принесешь тарелку на кухню тогда, хорошо?

– Хорошо, мам. – Дима поднял глаза на Эли. Онто знал, где она сидит. – Мам, а правда, что с талантом только рождаются?

– Да, сынок.

– Значит, я не смогу научиться лазать по деревьям?

– А оно тебе надо? В деревьях нет ничего интересного. – Мама взъерошила непослушные темные волосы сына и вернулась в дом.

– Твоя мама опять не права, – шепнула Эли. – В деревьях очень много интересного. Взять хоть твою хижину.

Дима снова поднял голову. Он хотел возразить новой подруге, но та куда-то успела исчезнуть. Тихо, незаметно, бесшумно.

Мальчик остался в одиночестве поедать жаркое.

Дима не видел Эли примерно год. Он забыл ее. Действительно, что может значить одна случайная встреча в одиннадцать лет? Совсем другое дело, когда тебе двенадцать.

В следующий раз мальчик увидел рыжеволосую девочку уже в парке. Он записался в школу искусств и много времени проводил на улице, чтобы делать зарисовки природы, прохожих и даже машин. Ведь машины, как говорил шестидесятилетний преподаватель Димы, уже стали частью нашей экосистемы.

Дима всюду таскал с собой сумку с альбомами, карандашами и красками. Внезапно он понял, что хочет стать художником, и старался посвящать своему ремеслу как можно больше времени. Мама Димы немного возмущалась подобному выбору, но сочла его лишь легким порывом.

Мальчик вырисовывал на бумаге прямые лучи солнца, витиеватые ветви, мощные столбы. Прочерчивал каждую тень, не упускал ни одного листика. Старался запечатлеть каждое движение. Старался нарисовать так, чтобы деревья на его картинах были как настоящие.

– Что рисуешь? – спросила Эли, подкравшись сзади к Диме, сидящему на лавочке.

Мальчик вздрогнул, и его карандаш с неприятным стуком упал на асфальт. Дима с недовольным лицом нагнулся, чтобы поднять свое орудие.

– Ничего. – Бросил мальчик и обернулся на девочку. – Эли?

– Вспомнил меня? – Проказница наклонила голову и улыбнулась. Казалось, она была все в том же платье.

– Да. Я думал, ты уехала.

– Не уехала. Просто мне было и без тебя весело.

– А теперь?

– Теперь мне скучно. Вот и решила узнать, что ты рисуешь. – Эли поднесла руку к лицу, будто бы серьезно задумалась. – Та кошка? Она стала настоящей?

– Нет. – Удрученно покачал головой Дима.

Эли согнулась пополам, наклоняясь над рисунком мальчика.

– А лес у тебя как настоящий.

– Это не лес. Просто деревья.

– Лес, уж я-то в таких вещах разбираюсь.

Дима считал, что для целого леса на его рисунке слишком мало деревьев, но Эли смотрела глубже, куда дальше пресловутых границ листа. Те годились лишь, чтобы резать неаккуратных людей, да и только.

– Ты все еще играешь в догонялки на земле? – спросила Эли.

– Я больше не играю в догонялки.

– Жаль. – Девочка села рядом с Димой. – Мне скучно.

– Я могу поучить тебя рисовать.

– У меня же нет таланта.

– Просто ты не пробовала и не знаешь, что он у тебя есть.

Дима подал свой наполовину изрисованный альбом подруге и дал карандаш.

– Рисуй так, – сказал мальчик, – будто ты не просто представляешь что-то, а видишь. По-настоящему. Может, ты что-то хорошо помнишь?

Эли с минуту крутила карандаш в руке, пытаясь приступить то с одной, то с другой стороны. Она нерешительно поставила точку, отняла руку от листа, и снова приставила к нему карандаш.

– Смелее. – Подбодрил подругу Дима.

Эли вывела неровную линию, за ним другую. Несколько разрозненных, полукруглых, несвязанных линий, и Дима никак не мог взять в толк, что же такого рисует Эли. Пока та не добавила своей работе глаза, небольшой нос и уши. У девочки получилась весьма милая мордочка волка, хоть и схематическая.

– Вот видишь, – сказал Дима, забирая у Эли альбом, чтобы лучше рассмотреть рисунок. – Талант есть.

Эли улыбнулась.

– Я оставлю этот рисунок себе? – спросил Дима. – Повешу рядом со своими.

– Хорошо. Ты завтра придешь сюда?

– Завтра я в школе.

– Пф, глупости, – фыркнула Эли, но спорить не стала. – Но ты же там не на весь день?

– Не на весь.

– Тогда сможешь прийти после нее.

Дима кивнул. Эли обрадовалась и бросилась в сторону кустов, в которых и скрылась, словно мышь. Дима собрал свои вещи и пошел домой.

Там его ждала мама, которая лежала на диване. Она читала какую-то газету, деловито надев очки.

– Кушать будешь? – спросила она.

– Нет, – ответил Дима, снимая сумку.

Мальчик достал свои рисунки и волка Эли, взял в ящике иглы и закрепил ими листы на хлипких обоях. С каждым днем на них оставалось все меньше места. Как правило, Дима рисовал животных или природу, но был и один портрет. Прямо посреди всех работ висел рисунок, весьма отдаленно напоминающий Эли. Дима улыбнулся.

Вечером, когда солнце уже гладило горизонт, Дима сидел в своей комнате и на коленках рисовал маленького щенка, играющего с мячом. В дверь постучалась мама, принеся с собой кружку теплого чая.

– Это ты нарисовал? – спросила она, увидев схематического волка на стене сына.

– Нет, – ответил Дима. – Это рисунок Эли.

– А кто она?

– Моя подруга. – Дима невинно поднял глаза.

По голосу мамы он понял, что та чем-то недовольна. Она аккуратно, чтобы не порвать обои, сняла рисунок. Повертела его в руках, будто на обратной стороне могло быть что-то потаенное, а потом протянула лист Диме.

– Не вешай его сюда, все-таки тут только твои рисунки.

– Но мне он нравится, Эли старалась.

– Если тебе нравится, сложи его куда-нибудь в папку. Не порть стену.

Дима знал, что не было смысла спорить с мамой. Он послушно взял рисунок, сложил его вдвое и положил в папку. Мама мальчика удовлетворенно кивнула и спокойно вышла из его комнаты.

Шло время. Дима рисовал все лучше, но теперь его, пятнадцатилетнего мальчика, больше интересовало море. Волны, пена на воде. Он как можно больше времени проводил с Эли, но та будто бы и не хотела взрослеть. У Димы на лице появились прыщи, сам парень вытянулся, стал похожим на палку. Но Эли оставалась все той же девушкой со странным левым глазом.

Дима стал готовиться к экзаменам в школе искусств и к поступлению на архитектора. Он прекрасно понимал, что не сможет стать признанным и востребованным художником, потому старался применить свой талант хоть где-то.

Мама Димы не одобряла выбор сына и каждую свободную минуту посвящала переубеждению. Говорила, что стоит идти учиться на врача, может, юриста. Но никак не на архитектора.

Дима сидел на лавочке, вокруг которой огромными кучами была заботливо собрана осенняя листва. В этот раз он не делал набросков, а просто наблюдал. Он ждал Эли. Та не торопилась.

Девочка осторожно ступала по сухим листьям, стараясь не выдать себя. Ей это удалось. Она подкралась к Диме и закрыла его глаза своими тонкими ладонями.

– Угадай, кто, – прошептала Эли на ухо Диме.

– Привет, – лишь ответил тот.

– Ты не угадал! – Эли убрала руки от лица парня и села рядом с ним.

– Скажи, Эли, – начал Дима, но осекся, будто решил подобрать слова получше. – Если тебя потребуют сделать то, чего тебе делать не хочется, ты послушаешься?

– Зачем мне это? – Эли перебирала ногами в воздухе.

– Но если этот человек умнее и старше тебя.

– Старость не показатель. – Эли взмахнула ладонью так. – К тому же, – девочка перешла на шепот, – очень мало кто умнее меня.

– Хорошо.

– Почему ты не рисуешь?

– Нет настроения.

– А когда оно появится?

– Когда у меня будет все хорошо.

– Понятно. – Эли понизила голос. – А я могу тебе как-нибудь помочь?

– Нет. – Дима встал. – Прости, мне нужно идти.

– Но ты только пришел.

– Мне нужно, Эли. Я приду завтра. Приду, чтобы порисовать.

– Хорошо. – Согласилась Эли.

Дима легонько щелкнул Эли по носу и, засунув руки в карманы, побрел домой.

Его мама что-то готовила. Явно кипела вода в кастрюле, пахло перцем и мясом, а в доме температура повысилась градусов на пять.

– Привет, мам, – сказал Дима, заглянув на кухню.

– Привет. – Его мама улыбнулась. – Я хочу поговорить.

– О чем?

– Ну, ты пока разденься, а потом и поговорим.

– Ладно.

Дима снял легкую куртку и повесил ее на крючок. Он сел в кресло на кухне и стал ждать, пока его мама заговорит.

– Я тут подумала. – Начала она, – может, я буду снимать тебе квартиру, если ты поступишь на программиста, например?

– Мам, – устало протянул Дима. – Я не хочу.

– Ну а я не хочу, чтобы ты вырос не пойми кем. У тети Лиды, помнишь, племянник был архитектором?

– Да. – Кивнул Дима. Более того, он знал, что дальше скажет его мама.

– Так вот теперь он работает сварщиком. – Подтвердила его догадки мама. – Не спорю, заработок неплохой, да и в хозяйстве пригождается, но я бы хотела, чтобы ты работал по профессии.

– Мам, я хочу стать архитектором. – Внезапно Дима почувствовал, как в его голос вплелось упрямство. Гонор. Он почувствовал, что впервые дает отпор матери, и этот бой колючим комом встал у него в горле. – А значит, я поступлю на архитектора. И буду работать по профессии.

– Сын, может, пора повзрослеть? Рисунки – это, конечно, хорошо, но и головой иногда думать не помешает.

Дима встал. Он почувствовал, что если сейчас не уйдет, то ком в горле превратится либо в бешеный крик, либо в отчаянный плач. Он быстро, не думая, закинул в карманы телефон, немного денег, что откладывал на книги, и рывком открыл дверь, а потом с грохотом ее закрыл.

Первый звонок поступил сразу же, буквально через минуту. Дима сбросил. За первым последовал второй, но в этот раз парень решил просто не брать трубку. Он дошел до самого парка, где всегда встречался с Эли, и сел на ту самую лавочку, склонив голову над землей.

Девочка вышла из кустов. Она с интересом наблюдала за своим старым другом. Эли осторожно положила руку ему на плечо, и Дима вздрогнул.

– Прости, – сказала Эли.

– Ничего.

– Что-то случилось?

– Нет. – И тут, словно в опровержение слов Димы, зазвонил его телефон. Парень выключил свой старенький аппарат. – Я могу сегодня остаться у тебя?

– Можешь. – Эли взяла Диму за руку и повела его в сторону кустов.

Сухие ветки царапали плечи парня. Ему казалось, что, чем глубже он заходит в кусты, тем меньше становится. Вскоре они прошли через живую ограду и оказались на солнечной поляне.

Эли побежала вперед, собрала как можно больше желтых листов и сделала из них подобие кровати для Димы.

– Ты здесь живешь? – спросил тот.

– Да. Не бойся, тебе будет тепло спать здесь. И мягко.

– Спасибо. – Слова Эли не успокоили Диму, но тот решил, что спать на листьях всяко лучше, чем возвращаться домой.

Парень лег на заготовленное место и отвернулся от Эли. Та тактично молчала. Она все ждала, когда же ее друг расскажет все, что скопилось у него на душе. Но этот момент так и не настал. Эли аккуратно легла рядом с Димой.

Утром парень, стараясь не разбудить девочку, покинул ее поляну.

Прошло еще два года. Наконец, мама Димы уступила. Теперь она стала поддерживать его рвение, обещая больше никогда не давить на сына. Дима не верил ее словам, но точно знал, что теперь у него все получится.

Весна закончилась, уступив место лету, но и то летело слишком быстро. Время подходило к концу. Настала пора уезжать из дома.

Дима пришел в парк, сел на свое обычное место. Он нервно оглядывался по сторонам, пока не заметил Эли. Девочку, которая отчаянно отказывалась взрослеть. Питера Пэна в зеленом платье.

– Привет, – сказал Дима и улыбнулся. Впервые он услышал шаги Эли.

– Привет.

– Я уезжаю, Эли.

– Куда? Надолго?

– Учиться, лет на пять, если повезет.

– Пять лет?

– Это недолго, к тому же, я смогу приезжать. Иногда.

– Останься.

– Не могу, Эли. Я должен учиться, я же взрослею.

– Как это – взрослеть?

– Становиться старше, серьезнее.

– Не хочу взрослеть.

– Надо, иначе без этого никуда не продвинешься. Нельзя всю жизнь играть в догонялки и строить хижины.

– Можно, это же весело.

– Эли, не будь глупой.

– Это ты не будь глупым! – Эли резко встала с лавочки. – Это ты глупый, что уезжаешь! – Девочка явно погрустнела. – Нарисуй мне.

– Что нарисовать?

– Что-что, взросление нарисуй мне! Покажи, каково это! Давай!

– Его нельзя нарисовать.

– Все можно нарисовать. – Эли топнула ногой. – Если нужно нарисовать любовь, достаточно изобразить влюбленных. Если нужно нарисовать страх, можно придумать чудовище. Ты просто сам не знаешь, что такое взросление, и зачем оно тебе нужно!

Эли убежала. Не смотря на крики Димы, она бежала. Парень кинулся за ней, нырнул в кусты, которые ему казались уже совсем низкими, но не нашел за ними той солнечной поляны.

Дима вернулся на лавочку. Он подождал еще примерно час. Думал, что Эли сможет успокоиться, понять его. Но девочка не вернулась.

А Дима уехал учиться.

Впервые он приехал домой только через три года. Ему было уже ровно двадцать. Юноша стал носить галстуки, запонки, звонкие туфли. Мама встретила его чуть ли не со слезами на глазах. Сразу накормила неровными пирогами.

Дима поблагодарил мать за обед и решил пройтись по своему любимому парку. День был пасмурным.

Юноша сел на свою лавочку. Краска почти полностью слезла, на спинке кто-то маркером нарисовал два сердечка. Но это было все то же место. Дима стал ждать Эли. Та не приходила.

– Эли, – сказал Дима. – Я тут ненадолго и хотел бы с тобой встретиться.

Молчание.

– Эли, пожалуйста. Я знаю, что ты здесь. Я всегда знал, где тебя искать.

– Та, которую ты ищешь, здесь больше не живет, – ответил вкрадчивый голос. Глубокий, четкий, низкий, явно мужской.

– И где она теперь? – Дима повернулся в одну сторону, в другую, но так и не увидел собеседника.

– Ее нет, она угасла.

– Угасла?

– Конечно.

– Умерла?

– В некотором роде. – Прозвучал ответ, который сразу заставил Диму замолчать. – Не грусти, ты дал ей неплохую жизнь.

– Кем она была?

– А ты не понял? Духом. Она была твоим другом. Когда ты перестал в ней нуждаться, она молча ушла.

– Не так уж и молча. – Горько усмехнулся Дима.

– Эли была такой, да.

– А с кем говорю я?

– Не узнал своего старого знакомого? – голос во всю силу рассмеялся. – Я Лес. И, скажу по секрету, мне нравится мой портрет, что ты нарисовал.

– Что мне теперь делать?

– Смириться, если ты про потерю. Эли сделала все, что в ее силах. Дала тебе возможность.

– Какую?

– Повзрослеть и не потерять свою мечту. Это редкость.

– Хорошо. – Дима встал. – Спасибо.

Голос не ответил. Юноша медленно побрел домой, пиная каждый камень, что попадался ему на пути, лишь бы дорога занимала больше времени. Где-то в глубине души он надеялся, что Эли выпрыгнет из какого-нибудь куста и сильно напугает его.

Она не выпрыгнула.

Дома Дима спросил у мамы:

– Ты же не выкинула мои вещи?

– Нет, они все в твоей комнате.

Дима достал потрепавшуюся папку. Нашел в ней рисунок Эли. Волк не выглядел так свежо, как в первые минуты своей жизни. На линиях сгиба карандаш стерся, но, в целом, рисунок выглядел неплохо. Дима спрятал его себе в карман.

Эли не стерлась из памяти Димы, как во время их первой встречи. Юноша горевал, сокрушался из-за ее смерти, но спокойно. Как человек, который разочаровывается, что его любимая книга закончилась. Просто финал неизбежен.

И это был финал для Эли. Но точно не финал для Димы.

Он почти здесь

Была осень. Холодная, если не сказать морозная. Слабо дул ветер, заставляя старые деревья кряхтеть и ругаться, солнце устало пряталось за напряженными тучами. Опавшие листья начинали гнить от вечных дождей, а те, что еще оставались на ветках, упрямо сопротивлялись ветру. Каждый сантиметр леса наполнялся хрустом, свистом и вездесущим шорохом.

Это вгоняло в тоску потерявшегося мальчика. Илья вытирал редкие слезы рукавом зеленой куртки, шмыгал носом и уже потрепал свои ботинки, постоянно спотыкаясь.

Он бродил по лесу в поисках знакомой тропы. Та потерялась несколько часов назад среди грязи, жухлой травы и сухих веток. Илья сошел с нее, чтобы справить нужду. Все дальше пробираясь через дикие кусты, он оказался у достаточно широкого дерева. Дорогу назад мальчик так и не нашел.

Каждый подозрительный звук заставлял сердце Ильи неприятно екать. Больше всего мальчик боялся встретить голодного и быстроногого хищника. Страх и усталость в конечном итоге взяли свое. Мальчик поцарапал щеку, чуть не упал, прикусил себе язык, спускаясь с крутого холма, но отыскал удобное место, где можно было прилечь.

Илья отстегнул капюшон, свернул его и положил под голову. Мальчик смотрел, как по траве бегают насекомые, даже пытался посчитать их. Он сбился уже на двадцать третьем муравье. Хрипу леса подпевали лягушки. Рядом булькало небольшое болото. От земли пахло сыростью, напоминающей о дожде. Вдруг мальчик заметил длинную ветку, из которой при должном старании можно было сделать дубинку, а то и копье. Илья потянулся к ней, но она встрепенулась, словно змея, и скрылась за стволом ясеня. Мальчик поднял глаза на дерево.

За ним стояло существо, скрывающееся в тени. Ростом оно едва не достигало четырехэтажного дома, а лапы чудовища больше походили на каменные столбы. Борода шелестела, как листья во время сильного ветра, а на голове сияли две зеленые точки.

Илья быстро развернул капюшон, накрыл им голову, поджал ноги и замер. Только его глаза бегали то вниз, то вверх, оценивая, чудовище съест его заживо или сначала забьет до смерти. Мальчик старался не дышать, в то время как из ноздрей существа валил горячий воздух, колыша траву и невысокие кусты. Чудовище сделало шаг вперед, но, пока сердце Ильи медленно спускалось к пяткам, встало на четыре лапы и побежало прочь.

Звуки шагов утонули в глубине леса, где-то посреди болота. Мальчик медленно сел и отдышался. Страх перед чудовищем соседствовал с радостью от внезапного спасения, так что на лице Ильи боролись улыбка и гримаса. Он поднялся, оперевшись руками о землю, отряхнулся и решил, что отдыхать в этой части леса очень неблагоразумно. Мальчик с трудом забрался на холм и побрел дальше, всматриваясь в кусты и траву. Он надеялся найти что-нибудь съедобное, но попадались только серые камни.

На правой стороне холма земля казалась не такой сырой. Мальчик пошел в ту сторону, хватаясь за ветки, чтобы не упасть. Вдруг между деревьями замаячило что-то белое. Илья улыбнулся, сочтя его добрым знаком. В конце концов, мальчик оказался на поляне, щедро усыпанной тысячелистником. Несмотря на осень, цветы еще красовались своими маленькими лепестками.

Илья провел рукой по нежному стеблю и наклонился, чтобы понюхать его, как вдруг заметил, что посреди поляны покоится скелет. Тот лежал ровно, если не сказать умиротворенно. Челюсть сомкнута, руки скрещены на груди. Казалось, что во время похорон кто-то забыл закопать тело. Илья, не разгибаясь, медленно сделал первый шаг назад, потом второй и, наконец, обернулся.

На вершине холма стоял незнакомец. Несмотря на прояснившуюся погоду, на него не падал свет, но мальчик смог разглядеть его толстые закрученные, словно бараньи, рога. Все тело незнакомца закрывал плащ, украшенный листьями, из-под которого торчали только руки.

Вдруг послышался треск. Илья неохотно обернулся и выкрикнул единственное слово, которое мама запрещала ему произносить. Скелет стал расти, сминая тысячелистник. Мальчик застонал, пытаясь найти выход, как вдруг оказался между ребер скелета, словно в тюрьме. Илья славился своей проворностью, ему не составило труда выдохнуть и протиснуться наружу

Мальчик бежал почти полчаса, пока его горло не загорело, а дыхание совсем не сбилось. Он остановился возле старого сломанного забора, за которым тянулось небольшое кладбище. Кривые кресты уже почти касались земли.

Над кладбищем возвышался дом. Он напоминал ветхую деревянную церковь. Второй этаж почти полностью разрушился от времени и дождя, крыша из черепицы рассыпалась, стекла в окнах были разбиты. На одном из подоконников стоял горшок с засохшим тысячелистником. Илья подошел к дому и заглянул внутрь. Красные обои отслаивались от сырости, обнажая страшные стены. Сквозь дощатый пол пробивалась трава, а сами доски почернели от гнили и плесени.

Мальчик вошел внутрь. В нос ударил резкий запах гнили и будто бы табака. Илья порыскал по небольшим шкафчикам, устало прислонившимся к стене, но еды найти не удалось. Напуганный, расстроенный и голодный мальчик попытался выйти на улицу, но дверь оказалась заперта. Старая древесина оказалась удивительно прочной и не поддалась даже после удара плечом. Илья отошел от двери и приметил окно, в котором уже не оставалось осколков стекла. В нем виднелся лес. Такой спокойный, такой умиротворенный. Совсем непохожий на то место, где заблудился мальчик. Вдруг по раме забегали черные пальцы. За ними появилась рука и схватила обои на стене, сорвав целый лоскут. Илья кинулся к другому окну, но из него торчали уже четыре руки, сбросившие горшок с цветком. Мальчик понял, что ему некуда бежать. Он в панике бросался из стороны в сторону, спотыкаясь о неровный пол. На второй этаж вела лестница, но прямо посреди той сияла дыра размером с кровать.

Илья поднял длинную прочную доску, из которой торчали ржавые гвозди, и с криком кинулся на черные руки. Мальчик бил без пощады, отчаянно и сильно. Ломал пальцы, разрывал гвоздями кожу.

Вдруг послышались стук и треск. Кто-то снаружи бил топором, разрубая руки и оконные рамы. Илья сильнее сжал доску и атаковал еще решительнее. Со стороны это напоминало бейсбол. Мальчик будто бы отбивал невидимые мячи не самой удачной битой.

Около двух десятков безжизненных рук повисло на окнах, остальные же куда-то отступили, растворяясь в воздухе. Они будто впитывали в стены самого дома. Илья с криками продолжал махать доской, снова и снова нанося гулкие удары по мертвым рукам. Его костяшки побелели, а лоб засиял от пота.

Со скрипом и громом дверь рухнула под напором топора. Мальчик крепко вцепился в свое оружие, когда внутрь вошел немолодой мужчина в серой куртке и болотных ботинках. Его топор сверкал, хотя света почти не было.

– Что ты здесь делаешь? – спросил мужчина. Илья не ответил. – Это жуткое место, тебе надо идти домой.

– Я заблудился, – сказал мальчик, опустив доску и недоверчиво наклонив голову.

– Пойдем, я выведу тебя.

Илья согласился. Неловкими шагами он покинул странный дом, но прихватил с собой доску с гвоздями, спасшую ему жизнь. На улице успело похолодать и даже потемнеть. Над землей появилась дымка, отчего кладбище перед домом смотрелось действительно устрашающе.

Они молча шли по лесу, специально пропуская незнакомые тропы и дороги. Примерно через час они вышли к небольшой реке. Та журчала уже не так весело, как раньше, да и течение стало куда слабее. Казалось, река уже долгое время болеет и вот-вот должна умереть.

– Перейдешь на другой берег и пойдешь вперед. Как раз будешь в городе, – сказал мужчина.

– А вы? – спросил мальчик. Он все еще крепко сжимал в руках доску и оглядывался по сторонам.

– Я ищу свою дочь. Она пошла собирать тысячелистник, но не вернулась.

– Я видел этот цветок в том доме, – заметил Илья и добавил после небольшой паузы: – И есть поляна, где они все еще цветут.

– Помнишь, где эта поляна?

– Нет. Я убежал оттуда.

Мужчина не стал расспрашивать. Он похлопал мальчика по плечу, заткнул топор за пояс и побрел обратно в тот старый дом, отмахиваясь от надоедливых веток, словно от комаров.

А Илья, сжав доску, изрядно намочил одежду, прежде чем перебрался через реку. На другом берегу и света стало больше, и деревья сидели реже, и даже слышалось пение птиц. Мальчик выдохнул и пошел прямо, как ему посоветовал незнакомец с топором.

Время шло. Год, за ним еще один, потом десяток, а следом и другой. Илья забыл о своем давнем приключении и превратился в примерного семьянина, который каждый вечер приходил домой с работы, ужинал с любимой женой и играл с озорной дочкой. Та пошла в отца. Непоседа, желающая заглянуть в каждый уголок вселенной, чтобы метлой выгнать оттуда всех пауков.

Одним холодным сентябрьским днем дочь Ильи накинула синий дождевик, натянула резиновые сапоги с цветочками и, по очереди поцеловав родителей, выбежала из дома. Девочка стремилась сорвать несколько цветков тысячелистника для своего гербария. Она обещала отцу вернуться домой к семи.

Илья сидел перед телевизором, постукивая пальцем по пульту, и время от времени посматривал на настенные часы. Стрелки крутились очень медленно, но уже совсем скоро пробило семь. Илья обернулся, словно его дочь уже вернулась домой. Он живо представил, как она, одной рукой пытаясь стянуть с себя грязный дождевик, размахивает цветами и хвастается уловом. «А вы говорили, что они в сентябре не растут, ха», – крикнула девочка в воображении ее отца. Но в дверь никто так и не постучал.

Часы пробили восемь. По телевизору начались вечерние новости. Ведущий приветливо улыбнулся, незаметно поправил свой текст и начал тараторить. Илья подскочил, вытащил из шкафа старую серую куртку и болотные ботинки.

– Дорогой? – спросила его жена, услышав шум. Она выглядывала из кухни, поправляя волосы.

– Пойду встречу Алину, – пробормотал Илья. – Уже восемь, она опаздывает.

– Дай дочери спокойно поиграть. Она наверняка потеряла счет времени.

– Вечером лес – не самое лучшее место для игр. Да и биологические часы Алины работают точнее этих, – Илья махнул рукой на стену, где стрелки показывали уже 20:02. – Она всегда точно знает, когда начинаются ее любимые мультики. Не волнуйся, я быстро.

Илья поцеловал жену в щеку и захлопнул за собой дверь.

Примерно через двадцать минут он подошел вплотную к лесу и заметил, что кто-то оставил свой топор в одном из пней. Илья с трудом вытащил его и заткнул за пояс. Он осмотрел траву и деревья перед собой. Осень выдалась дождливой и холодной, так что «золотым» этот сентябрь назвать было сложно. Скорее «серым».

Илья шел осторожно, но быстро. Вскоре показалась тоненькая река. Скорее, даже ручеек. Вода еле текла, унося с собой небольшие листья. Мужчина легко перешел на другой берег и вдруг услышал детский крик. Илья, слегка пригнувшись, побежал на помощь. Через несколько минут он стоял возле небольшого дома, по которому ползали черные руки. Они облепили стены, как комары. Казалось, что старое здание пыталось обнять само себя. Илья нахмурился, вытащил топор и замахнулся им.

Уже после нескольких ударов мужчины, руки начали отступать. Он улыбнулся, отошел от окна и нанес сокрушительный удар по двери. За ним еще один и еще, пока дерево не поддалось и не повалилось на пол. В доме стоял мальчик, едва ли старше дочери Ильи. Весь грязный, уставший, напуганный. Он держал в руках длинную доску и был готов избить ею любого.