Текст книги "Орнуэл. Восход Алой Луны"

– У меня есть блюда из стали, из меди и из бронзы, есть два каменных кувшина, но для моего любимого покупателя я припас вот эти бронзовые ложки! – ответил Рори.

Купец взял в руки одну из ложек и с восхищением провел пальцами по гравированной замысловатым узором ручке, когда его окликнул другой гном из Флора, чуть старше и крупней Рори.

– Бросьте Вы эти ложки и посмотрите на шарфы моей матери. Шерсти лучше не найти на всем рынке!

Рори стушевался, видя, что покупатель заметил действительно роскошно вышитые шарфы и пледы, развешанные на ветвях куста, но на помощь подоспел его лучший друг – астор Дени.

– Не прикасайтесь к этим тряпкам, мастер, если не хотите, чтобы Ваши пальцы несколько дней пахли рыбой. Это же Нон Рыболов, он столько времени проводит в реке, что весь его дом уже пропах рыбой! А такой красивой девочке, – Дени взял дочь купца за руку и вложил в нее одну из ложек, – такой красивой девочке подобает есть самыми лучшими ложками. А эти выгравировал мой отец. Каждый раз, когда Вы будете есть утреннюю кашу, Вы будете вспоминать меня, – хитро улыбнулся Дени, и девушка кокетливо одернула ручку, не выпуская притом бронзовой ложки.

– Ложь, Дени, ты лжец! – закричал Нон Рыболов и грубо ткнул девушке в лицо одно из покрывал. – Где оно пахнет рыбой, где?

Дочь купца с испугом отпрянула назад и, не устояв на ногах, чуть не упала, если бы Дени ловко не помог ей устоять, обхватив за талию, отчего та еще сильней покраснела.

– Грубиян, убери прочь свои покрывала, – закричал купец, закрывая девушку собой, а затем повернулся к Рори: – я куплю все ваши ложки и, пожалуй, оба кувшина…

Нон Рыболов недовольно собрал свои ткани, небрежно кинул их в телегу и покатил ее в другое место, а Дени насмешливо показал ему в след язык.

Вечером, Рори и Дени довольно сидели на траве, а перед ними стояла полная тележка выменянного добра. Сердце юного гнома радовалось при виде нескольких больших кусков солонины, двух мешков муки, корзины разных овощей и фруктов и нескольких железных слитков, из которых его отец вместе с отцом Дени что-нибудь выкуют, и он сможет через месяц обменять это снова на фрукты. Дени уже успел утащить из корзины яблоко и сейчас с хрустом грыз его, прислонившись к дереву и смотря на дочь торговца из Доры, которая вместе с довольным отцом забралась в повозку и помахала двум друзьям рукой.

– Ты опять взял яблоко, не спросив меня, – проворчал Рори.

– Я ей понравился, – похвастался астор, – а еще она поцеловала меня в щеку, пока никто не видел. Эх, хотел бы я пойти с ней… – вздохнул он.

Рори покачал головой. Он всегда удивлялся приключенческой натуре своего лучшего друга. Если бы тот не вмешался, тележка была бы далеко не такой полной. Однако Дени так любил рисковать и втягивать обоих в неприятности, что Рори часто боялся, как бы тот не выкинул что-то совсем уж из ряда вон. Астор был почти того же возраста, что и юный гном. С рождения они были лучшими друзьями отчасти потому, что их семьи дружили, а отчасти потому, что осторожный и осмотрительный характер Рори уравновешивал тягу Дени к опасным авантюрам. Наружность астора также соответствовала его проделкам – он обладал ловким телом и скорым языком, который редко замолкал. Из-под темных бровей горели два любопытных глаза, а русые волосы выбивались из-под повязки на голове. Как и у каждого астора, на правом виске Дени выделялась маленькая, почти скрытая волосами руна – светящийся мягким синим оттенком знак на давно забытом языке.

– Ты помнишь, как староста Ориан огрел меня по спине, когда увидел, как мы с Лили поцеловались?

– Тебе было пятнадцать, Дени, а ты все не можешь забыть ее… Правильно сделал, если хочешь знать мое мнение. Ты пробрался к нему в огород и приставал к невесте его правнука. Я бы тебя по голове огрел, да только ты у нас и так ушибленный, – Рори не слишком успешно скрывал улыбку.

По этой причине, а также по многим другим, Нон Рыболов так не любил двух друзей. Лили была одной из самых симпатичных асторок во Флоре, и Орианом, старейшиной и прадедом Нона было определено, что она будет продолжать род с его правнуком – тем самым крупным гномом, благодаря Дени едва продавшим десяток одеял. Рори, Дени и Лили всегда были хорошими друзьями, и становиться чей-то «северной половинкой», как называли асторы невест, она и вовсе не хотела. А грубоватый Нор Рыболов, вечно пахнувший речной тиной, ей вообще не нравился. Девочка тайно сбегала из дома, и друзья вечерами встречались в лесу и искали приключений, исследуя долину и горные пещеры. Одним вечером Нон заметил, как Лили словно тень выскользнула из дома, и последовал за ней. В лесу он застал Рори, Дени и свою невесту. Он даже увидел, как девушка коротко поцеловала Дени вместо приветствия. Вспыльчивый гном сразу вышел из себя и успел хорошенько поколотить Дени, прежде чем Рори и Лили сумели оттащить его. С тех пор Лили и Дени больше не встречались и вообще не подавали никаких признаков особой приязни к друг другу, страшась родительского гнева. А юный астор любил вспоминать об этом, и всегда со смехом.

Рори покачал головой и погрузил последний мешок муки на телегу, а Дени, все еще потешаясь, выкинул огрызок от яблока в кусты и бросился помогать другу. Когда они решили отправляться в путь, перед ними неожиданно возник Нон Рыболов и несколько его приятелей. Крупный гном опрокинул тележку и толкнул юного астора, но тот не остался в обиде и ударил своего извечного врага по лицу. Разумеется, крупный Нон быстро победил в этой короткой драке, а Рори удерживали двое других, не дав помочь другу.

– Поделом тебе, Дени! – крикнул Нон и пнул выпавшее из опрокинутой корзины яблоко, улетевшее от удара куда-то в лес. – Удачи оставаться!

Когда телегу загрузили вновь, обнаружилось, что друзья в самом деле оказались последними на поляне. Рори недовольно ворчал что-то по поводу Нона, сыновей каких-то собак и того, что теперь им опять придется подниматься одним и в ночь, что было довольно опасно. Дени же, вытерев разбитую в драке губу, оптимистично настаивал, что ночью идти лучше – прохладно и никто не торопит, можно остановиться и отдохнуть, когда захочешь. Так, переговариваясь и споря, они начали свой подъем в гору.

Город асторов Флор на Имперском хребте

Флор разместился в просторной долине меж двух острых вершин. В этой же долине брала свое начало Старобежья речка, текущая по склону вниз и впадавшая в Северное море в том месте, где располагалась северная столица Орнуэла Дора. Из Старобежьей речки жители Флора привыкли брать воду и ловить в нем рыбу, хотя вокруг текло еще несколько подходящих маленьких горных речушек. Долина была действительно обширной, более половины ее покрывал лес, богатый ягодами и грибами. На горных склонах паслось множество горных козлов, а в лесу попадались зайцы. Асторы и гномы, нашедшие здесь дом, полюбили долину сразу, как только ее увидели. Два дня пути в гору со стороны Империи и около пяти часов со стороны Орнуэла отваживало лишних гостей, так что жители могли чувствовать себя в безопасности. По крайней мере, до сих пор.

Почти все дома во Флоре были построены из дерева и лишь редкие из камня. Щели в крыше заделывались глиной, найденной на берегу реки. В центре дома находилось специальное место для костра. В крыше прямо над этой печью размещалось особое окно, открытое, когда горел огонь, чтобы дым выходил наружу и не заполнял весь дом. Печь была круглой, меньше метра в ширину, имела каменные стены, обмазанные глиной, в примерно полтора метра высотой, и наполнялась хворостом. Все поджигалось снизу, через специально предусмотренное для этого отверстие, затыкаемое после розжига камнем. Пища, нанизанная предварительно на тонкие острые палки, попросту клалась сверху. В холодную погоду печь асторов давала требуемое тепло, и, хотя окна в домах редко закрывались и не имели стекол, а двери никогда не запирались, не имея замков, этого тепла было достаточно, чтобы прогреть большую часть хижины.

Сам Флор был красивым поселением. Асторы вырезали узоры на домах и на растущих в городе деревьях и украшали их всеми возможными способами. Украшения делались в основном из древесины или глины, и асторы с радостью менялись ими и дарили особенно удачные поделки соседям и знакомым. Гномы, которые в остальных частях континента отличались скрытностью и скупостью, вскоре привыкли к доброте и щедрости асторов и всеми силами старались им соответствовать. Флор существовал на взаимопомощи. Если заболевал кто-то из семьи или что-то случалось с домом, весь город был готов помочь. Жители Флора привыкли жить одной общиной.

Нон Рыболов вернулся во Флор ранним утром на восходе, начинавшемся в горах намного раньше, чем в раскинувшихся по обеим сторонам странах. Гном устал после подъема и ночи, во время которой проспал лишь несколько часов. Первым делом он отдал те немногие вещи, что сумел заработать, и решил проведать свою невесту Лили. Та занималась стиркой одежды для своей семьи в небольшой прозрачной речке на краю поселения. Нон в очередной раз подивился, как миловидна была его суженая. Хотя она и одевалась в простую, грубую одежду, которую носили все асторы, ее маленькое кукольное личико вызывало невольную улыбку. Вот только глаза ее напоминали беглые глаза Дени – в них также горел негасимый огонек искателя приключений.

– Как прошла торговля? – спросила Лили звонким приятным голоском, издали завидев Нона.

– Отлично! – солгал тот. – Уже к полднику распродал все покрывала.

Лили похвалила его, не поверив ни слову – девушка умела распознавать ложь, а Нон звучал слишком уж гордо, чтобы слова его были правдой. Они еще несколько минут беседовали, пока шум не отвлек их от разговора. Во Флоре происходило что-то необычное, и весь город спешил к утоптанной площадке, что располагалась пред домом старосты Ориана, деда Нона Рыболова. Лили бросила мокрое белье в корзину и потащила своего жениха вслед за остальными жителями. Площадь полнилась людьми. Там были асторы и гномы, а также множество людей в аккуратных одинаковых мундирах с одетыми поверх блестящими кирасами. Эти военные люди стояли почти повсюду, по краям площади, а сведущий заметил бы, что они старались незаметно окружить жителей, взять их в кольцо. Среди солдат на коне восседал неприятно выглядящий мужчина в белом мундире. Он осматривался, правя конем одной рукой, а другую держал в воздухе, и Лили поймала на себе взгляд его опухших впалых глаз.

– Кто это? Мне не нравится этот человек, – прошептала она Нону, и тот кивнул.

Жених и невеста протиснулись ближе, но наткнулись на отцов Дени и Рори. Один был вооружен выкованным на продажу мечом, а другой стареньким, но острым топором дровосека.

– Где Дени и Рори? – спросил отец астора.

– Еще в пути. Их телега сломалась, – вновь солгал Нон, и Лили почувствовала, как жених сжал ее руку, испугавшись собственной лжи.

– Хорошо. Бегите в дом и приприте дверь столом.

– Кто этот человек на коне? – любопытно спросила Лили.

– Де Сото, имперский генерал. Не представляю, какой пес принес имперцев в наш город, – сварливо прямо как сын ответил отец Рори.

Нон и Лили выполнили совет и, как только добрались до дома девушки, прижали дверь тяжелым большим столом. Внутри уже прятались два младших брата и младшая сестра молодой асторки.

– Мне страшно, – со слезами пожаловалась Шейла, младшая сестренка Лили, и та обняла ее, погладив по голове. – Зачем эти люди пришли к нам?

– Это солдаты, да? – спросил один из мальчиков. – Отец рассказывал нам о солдатах, они приносят войну и убивают невинных. Зачем они здесь?

Нон пожал плечами и высунулся в окно, чтобы рассмотреть площадь. Генерал де Сото все еще сидел на коне и смотрел на детей, испуганно высовывавшихся из каждого окна. Гном услышал голоса солдат, но не сумел разобрать ни слова – те говорили на северном диалекте вертинского языка, а во Флоре знали лишь лоттернийский – язык, на котором говорили по правую руку от Имперского хребта. Сердце Нона Рыболова бешено колотилось в груди. Он чувствовал волнение, охватившее городок. Гном видел, как некоторые жители вооружились, а другие, в основном старики и дети, попытались сбежать и были остановлены солдатами де Сото. Сам генерал вертел в руках золотой церковный треугольник и странно крутил головой, будто прислушиваясь к каким-то несуществующим голосам. Руны на висках асторов горели ярко, указывая, насколько те были встревожены и обеспокоены этим неожиданным гостем. Недалеко от де Сото Нон рассмотрел рослого хмурого воина, возвышавшегося над остальной толпой почти на голову. Этот воин мрачно поглядывал на своего командира, словно желая, чтобы тот упал с лошади и свернул себе шею. Однако чуда не произошло.

Генерал Август де Сото поднял тонкую руку, чтобы толпа замолкла. Жители, что столпились на площади, затихли, но отовсюду все равно слышался плач детей, и полководец поморщился от недовольства.

– Солдаты, в этом городе одни лишь еретики, отрицающие нашу великую Церковь. Мы совершим праведное дело, искоренив это гнездо изменников, – протянул де Сото своим мерзким голосом. – Убейте их всех.

Однако ни один из солдат не шелохнулся. Жители также стояли, не поняв ни слова из сказанного. Тогда высокий мрачный воин проговорил своим низким гулким голосом:

– Еретики или нет, эти люди не сделали ничего худого. Мы солдаты, а не разбойники, чтобы резать невинных…

– Я не заставляю вас резать их. Я приказываю стрелять в них. Открыть огонь!

И генерал выхватил пистолет и выстрелил старосте Ориану в лицо. После грохота выстрела повисла мрачная тишина, а Нон с остекленевшими глазами упал на пол. Перед его глазами замер вид его прадеда, в пистолетном дыму падающего наземь. Руна старика потухла навеки.

Город залила кровь. Нон не застал начала битвы, находясь без сознания, но Лили видела все в щель в стене. Она с трудом заставила себя оторваться и подползти на коленях к жениху, чтобы привести того в чувства.

– Оставайтесь здесь, – приказал Нон, собравшись с силами. Он поднял с пола палку, которой ворошили угли в круглой печи, вокруг которой сгрудились братья и сестра Лили. – Вы должны защищать сестер если кто войдет, – сказал он мальчикам. – Я должен помочь взрослым.

Он строго кивнул Лили и выбрался в окно, противоположное окровавленной площади. Попав в переулок, он медленно двинулся вперед и наткнулся на солдата, стоящего над телом одного из гномов. Подняв взгляд, убийца заметил Нона и направил на того арбалет, но прыткий гном кинул в него палку и бросился бежать.

После едва различимого свиста что-то острое обожгло ногу гнома, но тот даже не заметил боли. Чуть не поскользнувшись на чьей-то пролитой крови, Нон резко свернул вправо, а после вновь влево. В доме, мимо которого он пробегал, раздавались крики молодой женщины и хрипы возбужденных солдат – гном узнал голос несчастной, но не смел остановиться. Ноги вели его все дальше и дальше прочь, страх гнал словно бешеного зайца. Он сосем позабыл, что хотел помочь. Теперь он желал лишь спастись.

Нон поворачивал вновь и вновь, боясь остановиться. Как резвый конь через препятствия перепрыгивал он через тела. Нон видел старого гнома с кузнечным молотом в оцепеневшей руке, пригвожденного смертельной стрелой к стене. Видел нескольких солдат, слишком занятых молоденьким астором, чтобы броситься в погоню за несущимся неизвестно куда гномом. А после следующего поворота он с разбегу врезался в огромного солдата и упал на землю. Подняв глаза, Нон увидел, что это был тот самый мрачный воин, кто не хотел участвовать в бойне. В руках тот сжимал разряженный арбалет. Высокий воин отошел в сторону и указал головой дорогу, а гном едва сумел подняться. Его сердце, казалось, билось уже где-то в горле. Он вновь бросился бежать, а милосердный воин побрел дальше, заряжая на пути арбалет.

Короткая остановка все же помогла Нону мыслить яснее. Он понял, что помочь в городе уже не сумеет, но вот Дени и Рори… «Треклятые Дени и Рори…» – думал он, – «… я могу их предупредить!» Выход из города был уже близко, еще несколько домов, и Флор останется позади…

За спиной гнома вдруг раздался кровожадный голос.

Нон уже был на дороге за воротами города, когда арбалетный болт ударил его в плечо. Безумная боль сразу же затуманила взор, и гном перестал чувствовать собственные ноги. Но он все равно бежал, преследуемый чудовищным хохотом, но уже совершенно обессилев. Прошло некоторое время, прежде чем он попросту рухнул навзничь посреди дороги. К тому моменту Флор уже остался позади.

Рослый воин недовольно оглядывался по сторонам. «Дикари, варвары,» – безрадостно думал он. Он не мог помыслить, что генерал станет уничтожать целый город. Воин подозревал, что де Сото безумен, а теперь убедился в этом. «Мои руки грязны, но я не виновен в уничтожении целого города.» – прошептал он. «Надеюсь, этот маленький гном выбрался из города,» – подумал рослый воин через несколько минут. Он вошел в переулок, в конце которого увидел стражника, которого доселе знал лишь в лицо. Тот только что пронзил какого-то астора мечом, а теперь обыскивал тело.

– Никто не носит ничего ценного, что за дрянная деревня! Сото прав, еретики они и есть! – пожаловался солдат-мародер. – Все же это самая легкая битва в моей жизни. Эти асторы или как их там сами бросаются на меч. Этот уже шестой или седьмой. Неплохой улов для одного утра, а?

Рослый воин промолчал.

– Там в доме кто-то есть, слышишь? Я пытался открыть дверь, когда появился этот, – солдат ткнул тело ногой. – Думаю, ценное они прячут в доме. Ты здоровый, подсоби-ка мне с дверью.

Вместе они сдвинули наконец тяжелый стол, которым Лили и Нон прижали дверь. Две асторки сидели на полу у самой печи, прижавшись к друг другу, а их братья мужественно закрывали их собой.

– Мы не пустим вас! – гордо сообщил старший, а младший взял брата за руку.

– Что он говорит? – спросил солдат у рослого воина, но тот не ответил. – Тоже не понимаешь эту лотернийскую тарабарщину? И правильно, это язык еретиков, низшего отрепья.

И с этими словами он выстрелил из арбалета в грудь старшего из братьев. Высокий воин все еще молча отвел взгляд, а девочки не смели даже шелохнуться. Младший брат продолжал держать руку старшего, когда кровожадный солдат схватил его за волосы и со смешком ударил в лицо рукоятью арбалета, от чего тот свалился замертво.

– Это даже проще, чем готовить суп. Впервые соглашусь с моей старухой, она всегда говорит, что война – дело легкое, оттого ей только мужчины и занимаются, – он расхохотался, и этот смех звучал как гром посреди заполненного ужасом дома. – Я возьму ту, что поменьше, люблю без груди, знаешь ли, – похотливо сказал он, указывая на Шейлу, младшую сестру Лили. – Можешь взять старшую, я не жадный. Церковь велит делиться! Говорил же, что сокровища ожидают внутри.

Он потянулся своей окровавленной рукой к девочкам, но его остановил арбалетный болт, промахнувшийся всего на пару сантиметров.

– Ты смел стрелять в меня?! Обеих захотел? Жадный ублюдок! – солдат выхватил меч и ринулся к рослому воину, но случайно споткнулся о сцепленные мертвой хваткой руки двух братьев и упал, выронив оружие.

Мрачный воин нажал на горло убийцы ногой в огромном тяжелом сапоге.

– Чтобы ты знал – я родился в Лоттерне, – произнес воин на плохом вертинском и с оглушительным хрустом сломал мерзавцу шею.

Он подошел к девочкам и на знакомом им лоттернийском языке приказал:

– Поднимайтесь. Надо убираться из города.

Он протянул Лили руку, но та не приняла ее и встала вместе с сестрой. Они прижимались друг к другу, боясь лишний раз пошевелиться.

– Не бойтесь. Я вас никогда не трону. У меня была дочь как вы. Вот, – он оторвал от мундира мертвого солдата две полосы ткани, – завяжите этим головы. Эти руны слишком заметны, – он украдкой выглянул в окно. – Поторопитесь.

Лили, дрожа и стараясь не глядеть на распростертые тела братьев, взяла ткань и повязала ее вокруг головы сначала сестре, а потом себе. Ткань была холодной, мокрой от крови и липкой на ощупь. Рослый воин посмотрел на тела.

– Мне жаль. Они мертвы. Вы знаете путь из города в Орнуэл? – Лили строго кивнула, а Шейла безмолвно глядела на мертвых братьев, с которыми только утром играла в салочки. – Хорошо, тогда ты поведешь нас. Не пытайтесь бежать, вас убьют как только заметят. Теперь идите.

Он подтолкнул их к двери. Сестры протиснулись наружу и вышли в переулок. Тело астора все еще лежало на земле, и Лили старалась не смотреть ему в лицо, боясь узнать в нем кого-то знакомого. Они отошли на несколько метров, когда Шейла вырвалась из рук сестры и бросилась обратно в дом. Воин ринулся вслед за ней, а когда он сумел вытащить ее наружу, из окон уже шел дым пожара – девочка голыми руками высыпала горящие угли из печи на деревянный пол.

– Так правильно, – похвалил воин. – Мертвые заслужили упокоение. И пусть де Сото сначала потушит пожар, прежде чем устраивать в городе засаду. Если повезет, он сгорит вместе с мертвецами.

Он последовал за Лили к выходу из города. Чудом они миновали всех солдат и выбрались наконец на дорогу.

– Пойдем по склону через лес. Генерал пошлет людей, чтобы проверить дорогу.

И он первым устремился прочь от утоптанной тропы в чащу горного леса, растущего до самого подножья. Спустя некоторое время, Лили остановила своего спасителя.

– Как… – она сглотнула, заикаясь, – как Ваше имя?

Мрачный воин склонился над маленькой асторкой и, нахмурившись, посмотрел ей в серо-голубые глаза.

– Мое имя? Роленор мое имя.

Дени и Рори осилили одну пятую долгого пути в вверх, в родной город, когда от переполненной телеги отскочило колесо. Оказалось, что Нон Рыболов, опрокинув телегу, повредил ось, отчего та не выдержала нагрузки и переломилась. Гном Рори, разумеется, долго ворчал, пытаясь приладить колесо на место, но в темноте ночи это оказалось куда более трудным делом, чем при свете солнца. Было уже далеко за полночь, и оба друга изрядно утомились за этот трудный длинный день. Бессмысленно было пытаться починить телегу, и Рори недовольно согласился устроить ночлег. Оставаться ночью, будучи только вдвоем, когда от телеги притягательно пахло солониной, казалось не лучшей мыслью – дикие звери водились даже в этом спокойном лесу, но у друзей не было выбора. Так что они поставили тележку так, чтобы та не двигалась, а сами расстелили на краю дороги шерстяные покрывала и приготовились к короткому сну. С позволения Рори Дени достал из телеги несколько яблок, последнюю краюху хлеба и отрезал от солонины несколько кусков сухого жесткого мяса.

– Мы хорошо поторговали, да? – спросил Дени, и его друг гордо кивнул. – Как ты думаешь, какой будет завтрашний день?

Рори поднял голову на звездное небо, раскинувшееся над их головами. На этой высоте до неба, казалось, можно было достать рукой.

– Таким же, как и остальные, – улыбнулся юный гном. – Во Флоре ничего не меняется с самого нашего рождения. – Он запил ужин водой из прочной фляги, выполненной из кожи горного козла, и бросил ее в телегу. – У нас будут дети, потом внуки, а во Флоре все будет по-старому. Я подежурю в начале и растолкаю тебя, когда начну засыпать.

Ночь прошла тихо и спокойно. Дени, кто должен был нести вахту под утро, заснул уже после часа бдения, но все равно сумел раскрыть глаза раньше Рори, так что гном ничего не заметил. Утреннее небо оказалось светлым, только два облака медленно ползли по нему в направлении горизонта. Пахло утренней свежестью и росой. После скорого завтрака Рори приладил наконец колесо, и друзья двинулись в путь.

Весело болтая, юноши прошли несколько часов, прежде чем зоркий астор указал на что-то темное, лежащее посреди дороги. Издали это было похоже на большой мешок, и два друга взволнованно ускорили шаг.

То было тело гнома. Он лежал лицом вниз, окровавленный, запыленный, и из плеча его торчало оперение арбалетного болта. Дени и Рори аккуратно перевернули раненного и узнали Нона Рыболова. Два друга помогли ему приподняться. Только через некоторое время взгляд Нон вновь стал осмысленным.

– Рори? Дени? – неуверенно пробормотал он. – Я бежал к вам… Так бежал…

Он протянул расцарапанные и кровоточащие руки к бывшим неприятелям, по щекам гнома текли слезы, оставляя полосы на грязном лице. Два друга помогли Нону опереться спиной на телегу и укрыли одеялом, стараясь не касаться опасно выглядящего болта. Рори достал чистый платок и тщательно вытер лицо несчастного гнома, стерев запекшуюся кровь и грязь.

– Что случилось? – спрашивал нетерпеливый Дени в который раз, и заботливый гном с укором на него взглянул, так что тот стушевался. – Что это за стрела? – все же не унимался любопытный астор.

– Это арбалетный болт, он короче и толще чем простая стрела. И смертоноснее. Отец рассказывал мне о таких. Во Флоре их не найти, – пояснил Рори, качая головой.

– Это имперские солдаты… – пояснил наконец Нон. – Генерал Сото… Они пришли во Флор и… – он умолк, вновь разразившись слезами.

Рори дотронулся до лба гнома, и тот показался ему непривычно горячим. Тогда он смочил тряпку водой и положил ему на голову. Нон несколько успокоился, почувствовав холодное прикосновение, остудившее путающиеся мысли. Собравшись с силами, он поведал о событиях этого утра.

– Не верю… – прошептал Дени в конце концов. – Это невозможно… Бессмысленно… Они не могли убить каждого в городе… Родители…

– Они сражались с имперцами, ваши отцы… – с уважением прошептал Нон.

Несчастный слабел с каждой секундой, и Рори подал ему воды, помогая держать флягу. Сил раненого гнома едва хватало на самостоятельное принятие пищи – кусочков яблок и сыра, который ему заботливо порезал Рори. Вода и еда сделали свое дело – Нон мужественно попытался подняться, но гном и астор не позволили.

– Это бред! – вскричал вдруг астор. – Или сон, дурацкий глупый сон! Не может быть, просто не может! Я не понимаю, я…

Он обессиленно рухнул на землю рядом с бывшим неприятелем, обхватив лицо руками. Он не мог даже представить, что подобное могло произойти во Флоре, таком спокойном, тихом месте, которое он всегда считал таким скучным и однообразным. Происходящее казалось астору нереальным, будто Нон рассказывал о каком-то совершенно другом Флоре, не том, в котором Дени вырос и прожил всю жизнь. А рассказ был столь ужасающ… Юноша не представлял, что такая бесчеловечность вообще возможна! Он отказывался верить в слова раненого гнома, правда была слишком тяжела, чтобы принять ее так быстро.

– Я иду во Флор! – вскочив на ноги, решил Дени. – Это все бессмыслица. Ты, Нон, явно съел не тот гриб. Вот увидите, с нашими родными все в порядке. Они только и ждут, как мы привезем им свежие фрукты. Увидите!

И он бросился вверх по дороге прежде, чем Рори успел схватить его.

Спустя некоторое время Дени увидел дым, идущий из родного города. «Ночью было прохладно, вот все и разожгли огонь в печках,» – успокаивающе думал астор, но сердце его с неуверенной горечью понимало, что виной тому были совсем не домашние печи. Уже издали было видно, что город охватил пожар. Юноша протиснулся вдоль частокола, окружавшего поселение, и заглянул в ворота, сразу же с ужасом отпрянув назад. В его голове раздался голос Нона, из последних сил повествующий об утренней бойне. Теперь Дени увидел доказательства этим словам. Часть домов стояли в огне, и солдаты безуспешно пытались забросать пламя землей или залить водой из реки. На дороге повсюду виднелись матово-черные лужи крови, не успевшие высохнуть или впитаться в землю. Запах смерти, ядовитый и мерзкий, забрался юноше в нос.

Дени зажал рукой рот, чтобы не закричать. Он почувствовал, как сердце его сжала невидимая ледяная рука. Он почувствовал, что не может сдвинуться с места, что страх приковал его к земле. Дени заставил себя бросить еще один, последний взгляд в распахнутые ворота. Он увидел тела, собранные в кучу для сожжения – именно от них шел этот страшный запах. С этими людьми он только вчера говорил как ни в чем не бывало. Сейчас они лежали друг на друге в неестественных, жутких позах, израненные и изломанные… Дени не мог дышать. Вдали он рассмотрел, как несколько солдат выволокли на улицу последних асторов, кто оставался в живых. Это были старик со старухой, но юноша не мог понять, знакомы ли они ему. Стражники приказали несчастным лечь на одну из куч тел, чтобы не понадобилось их тащить, и безжалостно застрелили невинных. Если бы они узнали, что еще один астор наблюдал за ними из-за ворот в это время…

После этого хладнокровного убийства Дени со всех ног бросился бежать обратно к своему другу Рори. Теперь он верил в каждое сказанное Ноном Рыболовом слово.

Глава третья

Орнуэл, портовый город Авера

Около трех месяцев назад

Территорию королевства Орнуэл пересекали две довольно широкие реки, берущие свое начало на юге и впадающие в Северное море – Осмарк на западе и Ранкен на востоке страны. Портовый город Авера был построен как раз в месте впадения реки Ранкен в Северное море. Авера была вторым крупным портом на северном побережье Орнуэльского королевства после Доры и связывалась речным путем с Орнуэл-городом, столицей страны. Не только орнуэльские, но и торговые корабли из соседней Лоттерны также часто пользовались рекой Ранкен, чтобы доставлять свои товары на юг Орнуэла.

Авера славилась своим удобным положением. Она находилась всего в неделе пешего пути до границы Орнуэла и Объединенных королевств Лоттерны. Благодаря этому в Авере всегда можно было найти много приезжего люда, прибывшего ради одного из самых дешевых базаров на севере. Кроме того, со многими приграничными королевствами действовал «Пакт о ненападении и торговле», поддерживавший между королевствами свободную торговлю. Благодаря этому, Авера быстро разрослась за последнее столетие, пока не стала тем, чем была сегодня – грязным, шумным, переполненным людьми городом с самым высоким уровнем преступности во всем королевстве. И чем больше город погружался в беспорядок, тем сильнее ненавидели жители нынешнего правителя Аверы, графа Руфуса Фарона.

Если среди многочисленных благородных домов Орнуэла был один, которого боялись и которому завидовали все остальные, то это был дом Фарон. Бывшие заводчики лошадей, Фароны разбогатели во время Великого восстания гномов около века назад, продав в долг королевской короне около сотни крепких выносливых лошадей для конницы. Когда же после победы над восставшими гномами настал день уплаты этой немалой задолженности, корона уплатить не смогла, и хитрые коневоды пообещали простить долг – в обмен на благородный титул графа Аверы. Долго перешептывались благородные господа, глядя, как над старым графским поместьем в центре портового города поднимают новенькое знамя новорожденного благородного дома Фарон – черную голову коня на золотом фоне. Даже выбранный для герба цвет был призван напоминать жителям города и остальным благородным домам, что за богатства хранятся отныне в подвалах графского дома. Многие дворяне сочли факт дарования титула ничем иным, как попросту продажей, но открыто противиться королевскому решению не смели, боясь гнева не столь короны, как самих Фаронов, чье влияние сразу же распространилось на все королевство. Стоит приметить, что в первые годы своего правления Фаронов нельзя было назвать плохими господами – именно им Авера обязана своим ростом, однако именно из-за их бесконечной алчности и жадности город и погрузился во тьму преступности, бессчетных краж и разбоя. С малого детства отпрыски Фаронов воспитывались одинаково – им внушалось, что нет силы важнее денег, и что все средства хороши, чтобы эти деньги раздобыть. «От короля до раба – только лишь звон монеты» – гласил извечный девиз этого дома, означая, по сути, лишь одно – что даже сам король станет твоим слугой, стоит только указать нужную сумму. И Фароны жили в соответствии со своим девизом, не гнушаясь ничем ради власти и денег. Из коневодов они стали ростовщиками, из ростовщиков – работорговцами. Они занимались всем, что приносило прибыль. Поговаривали даже, что Фароны заведовали также и контрабандой золота, серебра и дорогих пород дерева, на торговлю которыми требовалось личное разрешение Королевского суда. Однако корона вынужденно закрывала на все глаза, не позволяя расследовать связь богатейшего благородного дома с расплодившимися по всей стране шайками контрабандистов, ибо Фароны всегда ссужали королевскому дому де Рейнов достаточные суммы, когда кто-то из графов смел бунтовать.