Текст книги "Орнуэл. Восход Алой Луны"

– Мы можем встретиться в твоей каюте на «Ветре»? У меня есть для тебя подарок!

После своего официального назначения Эйл все же отпустила команду в город на два часа, пока она совещается с командором. Был полдень, светило солнце, и, находясь в прекрасном расположении духа в ожидании обещанного подарка, пообедать она решила вместе с де Хоффлоу, чтобы сохранить побольше времени для встречи с молодым человеком в каюте капитана на своем бывшем корабле. Однако спустя час, когда она как вихрь вылетела от командора и ворвалась к своему другу, от хорошего настроения не осталось и следа. Захлопнув за собой дверь, капитан Вейлмур резко схватила со стола полупустую флягу с ромом, залпом опустошила ее и в ярости бросила на доски пола.

– Ненавижу! – вскричала она. – Ненавижу Фарона!

Молодой человек недоуменно поднялся с кровати и отложил книгу, которую с интересом читал. Он привык к подобным вспышкам – Эйл всегда была человеком взбалмошным, эмоциональным, и успокаивалась также быстро, как и раздражалась. И именно Руперт Мэрривей – так звали молодого человека – знал, сколько требуется подождать, чтобы капитан Вейлмур пришла в себя.

– Гром и молния… – бросила Эйл и упала в конце концов на продавленную узкую тахту. – Всегда знала, что Фарон водит темные дела с этими пиратами и разбойниками!

Рыжая капитан поджала под себя ноги и обижено кивнула на брошенную на пол флягу.

– У тебя так горят глаза, когда ты сердишься, – со смехом, Мэрривей беспечно кинул флягу своей подруге, и Эйл недовольно фыркнула.

Руперт Мэрривей долгое время сопровождал корвет «Ветер», бывший корабль капитана Вейлмур, во все плавания. Они познакомились сразу после того, как молодого человека со скандалом выгнали из знаменитого Столичного Университета Империи Вален. Юноша, не слишком желавший изучать теорию того, что куда быстрей можно постичь на практике, сумел рассориться со всеми преподавателями, а также с семьей, не понимавшей, зачем здоровому парню заниматься наукой. Тогда, решив совершить путешествие на самый восток континента, Руперт Мэрривей забрел в Аверу, где и наткнулся на Эйл в порту, чуть не сбив девушку с ног, погнавшись за незнакомой бабочкой. Капитан, будучи человеком вспыльчивым, сразу набросилась на обидчика, но тот, казалось, не замечал ее брани, слишком занятый своей бабочкой. Только лишь убедившись, что подобный окрас крыльев ему уже несколько раз встречался, Руперт заметил негодующую девушку. Затем он несколько минут сбивчиво извинялся, чем так насмешил Эйл, что она позвала его в таверну, где молодой человек и поведал о своей неудачной учебе в Столичном Университете и желании посмотреть весь мир. Тогда Эйл предложила ему остаться с Малым флотом, ведь корабли часто посылали во многие города, где он мог бы вести свои записи о природе и ловить в склянки насекомых, чтобы после изучения непременно отпустить. Вместе они провели множество вечеров, одна увлеченная кораблями и морями, а другой живностью и травами. Кроме того, Мэрривей научил Эйл чтению и письму, и его спокойный характер, переходящий во вспышку бурной энергии лишь когда на пути встречался незнакомый цветок, уравновешивал резкие манеры капитана Вейлмур. Разумеется, их отношения были большой тайной – в армии подобные связи не поощрялись, но Малый флот всегда был одной большой семьей, так что тайну эту знали все, от первых помощников до простых юнг. А командор де Хоффлоу закрывал на все глаза, с улыбкой отмечая, как эти двое счастливы друг с другом. Кроме того, скоро старый командор и сам привязался к молодому человеку и полюбил вести с ним беседы на научные темы за кружкой эля. Эйл даже смеялась, что только Мэрривей может «разговорить старого сухаря».

– Так что приказал Ирвинг? – Руперт привычно поправил старые очки, с которыми никогда не расставался.

– Утром к нему нагрянула эта Тейлгрим с приказом от Фарона, – разъяснила капитан Вейлмур свое недовольство. – Фарон, якорь ему в корму, велел окружить Медвежий остров, но не нападать ни при каких обстоятельствах. Только напугать пиратов.

Эйл скривилась, а Мэрривей вопросительно вскинул светлую бровь.

– Зачем пугать пиратов?

– Именно это я и спросила у Ирвинга, а тот лишь пожал плечами. Думаю, что все это время я была права. Фарон тайно командует Небывалыми, а теперь, когда эти морские собаки отбились от рук и не слушаются боцманского свистка, хочет приструнить их нашими силами. Мы королевский флот, а не наемники!

Капитан вновь начала злиться и хотела было встать, но Руперт удержал ее за плечо. Он ласково обнял рыжеволосую девушку и успокаивающе погладил по голове, отчего Эйл сразу притихла и крепко прижалась к узкой груди неутомимого исследователя.

– Тихо, ты все равно ничего не поделаешь с Фароном и его подручными… Ты же не кричишь на листопад, чтобы тот прекратился? Каким бы ни был ветер, когда—нибудь он переменится, – он поцеловал ее в макушку. – Совсем забыл! Ты заслужила подарок! Гляди!

Он порылся в кармане, достал махонькую коробочку с простенькой защелкой и протянул ее подруге.

– Это жемчужина! – в восторге воскликнул он, когда рыжеволосая девушка откинула крышку. – Поднеси ее к свету! Видишь?

Прищурив один глаз, Эйл поднесла подарок к свече и восторженно вздохнула – она могла видеть сквозь жемчужину.

– Она прозрачная! – засмеялась она. – Ведь это такая редкость! Прозрачные жемчужины еще реже черных! Где ты нашел ее?

– Я бродил по берегу, за городом, где мы иногда гуляем, и заметил ракушку. Жемчужинка была в ней, – он улыбнулся. – Я и ракушку сохранил на память.

Он достал две раковины перламутрового цвета.

– Я люблю тебя, Руп. Ты глупый мальчишка, но я все равно тебя люблю…

Мэрривей поцеловал девушку.

– Знаешь, Эйл, а на эту жемчужину можно купить свой корабль… Всего лишь старую шхуну или барк, но зато свой…

– Ты все еще хочешь уговорить меня пуститься в плавание? Я теперь капитан «Королевской удачи», Руп. Я не могу бросить службу просто так.

Молодой человек вздохнул и убрал ракушку в карман.

– Я знаю, Эйл, знаю…

Они помолчали.

– Ты будешь скучать по этой каюте? – прошептала капитан Вейлмур, пытаясь перевести разговор на что-то приятное, и Мэрривей кивнул в ответ. – Здесь прошло столько замечательных лет! – вздохнула она. – Сколько ночей я провела здесь, под этим вот покрывалом! Сколько просидела за этим столом, разбирая карты при свете свечи…

– А сколько раз мы занимались любовью на этой кровати! – со смехом подмигнул светловолосый юноша. – Выше нос, Эйл, – подбодрил он ее, – ты заслужила повышения. После того, что произошло в Аттирии, многие до сих пор вспоминают о твоей храбрости. Кстати – кто станет капитаном «Ветра» после тебя?

– Командор назначил Лейлу де Лавин. Не знаю, как она справится, квартирмейстер она отличный, но капитан… Хотя Ирвинг говорит, что это временно, и по бумагам она все еще лейтенант… На испытательный срок, чтобы узнать, договорится ли она с командой. Но, думаю, она сладит и с матросами, и с кораблем, ведь у нее был лучший учитель – я! – весело засмеялась она.

Мэрривей и Эйл расстались только к вечеру. А утром Малый флот выступил к Медвежьему острову.

Глава четвертая

Орнуэл, графство Дора, где-то в лесах между замком Керин и Имперским хребтом

Настоящее время

С трудом ускользнув из Флора, Лили, ее младшая сестра Шейла и рослый воин, назвавшийся Роленором, не останавливались ни на секунду, мчась как олени по покрытому лесом склону гор. Они то и дело спотыкались о ветки и корни, поскальзывались на камнях и траве. Острые иголки хвойных деревьев, вечнозеленых гигантов, сокрывших беглецов своими пушистыми ветвями от лишних глаз, постоянно цеплялись за одежду и изредка кололи кожу. Девочки, не привыкшие к подобному бегу, смертельно устали, но ужас произошедшего неумолимо гнал их вперед, вслед за сопровождающим их молчаливым спасителем.

Человеку по имени Роленор приходилось в лесу трудно – виной тому был его невероятный рост. Сильный воин, крепкий как окружавшие их сосны и широкий в плечах, превышал ростом два метра. Маленьким асторкам он и вовсе казался великаном. Пока он шел впереди, за его спиной они даже не видели дороги. Но вид кожаной куртки с оторванными знаками Имперской армии успокаивал их, при нем девочки чувствовали себя под защитой. Время от времени, спаситель оборачивался и молча окидывал их своим мрачным, тяжелым взглядом человека, повидавшего немало горя, но научившегося жить с этим камнем, тяготившим сердце. Небритое лицо и несколько прядей темно-коричневых волос делали его лицо еще более хмурым – будто оно служило зеркалом, в котором отражались все ужасы прошедшего дня.

Почти всю ночь шли они по хвойному лесу. Дорогу путникам освещала лишь огромная луна, зависшая высоко над лесом. Если кто-то из них поднял бы голову, то вздрогнул бы, различив ее кроваво-красный оттенок. Но все трое беглецов смотрели лишь вперед. Покрытая мхом земля мягко проваливалась у них под ногами. Когда начались сумерки с их порожденными одними лишь внутренними страхами духами, мелькающими непонятным маревом среди деревьев, Лили взяла сестру за руку, чтобы выбивающаяся из сил девочка не потерялась. После, когда уже совсем стемнело, она взяла за руку и Роленора. Грубая, потертая ладонь воина мягко сжала всю ее кисть, будто девочке было пять лет, а не двадцать. Почти ласково, мужчина упорно тянул спасенных за собой. В темноте деревья казались Лили солдатами, готовыми каждое мгновение набросится на беглянок. Каждый раз, когда ветка неуклюже задевала за плечо, асторка вздрагивала и старалась не закричать. Не было в ее жизни ночи, что полнилась бы страхом больше чем эта. А родные, друзья, погибшие братья… о них Лили твердо решила не думать. Она обязана позаботиться о сестренке, а для этого ей нужно быть сильной – за них обоих.

Утро приветствовало ночных путников прозрачным холодным туманом, который Роленора даже обрадовал – это значило, что они находились близ воды, а единственный водоем, что располагался в этой местности, была Старобежья речка. Сосны уже не стояли так плотно друг к другу, и между ними все чаще появлялся обычный кустарник. Воин ускорил шаг и двигался теперь левее, следуя мху на деревьях, который, как известно, указывает на север. Наконец, деревья расступились совсем, и показалась чистая вода медленной горной реки, на поверхности которой отражался спокойный вечнозеленый лес и утреннее небо. От реки веяло знакомой девочкам прохладой – Старобежья речка брал свое начало в долине, где расположился их родной Флор, и сестры часто купались и веселились в нем.

Неожиданно, Шейла отпустила руку Лили и побежала к воде. Чуть не поскользнувшись на покатом склоне берега, девочка прыгнула в воду прямо в одежде. Когда Роленор и Лили догнали ее, Шейла стояла по грудь в реке и яростно терла друг о друга руки, пытаясь очистить их от углей, которые она при побеге вытряхнула на пол дома, устроив пожар, разгоревшийся теперь во всем Флоре. Сестра, скинув грязную обувь, присоединилась к ней и помогла умыться, а после умылась и сама, а рослый воин остался на берегу, оглядываясь по сторонам в поисках опасности. Когда девочки вышли, он заметил, что Шейла дрожит от холода, и, сняв свою огромную куртку, протянул ее девочке.

– Возьми, – потребовал он, и девочка послушалась. – Нужно идти. Мы должны добраться до порта. Взять корабль. Уехать из Орнуэла.

Роленор развернулся и направился вниз по течению, но заметил, что сестры не сдвинулись с места.

– Нужно идти, – твердо повторил он.

– Мы… мы не пойдем! – ответила Лили. – Мы не можем больше идти. Шейла едва стоит на ногах. Бедняжка, она не пройдет и ста шагов.

Рослый воин посмотрел на девочку. Виднелась лишь голова, высовывающаяся наружу из теплой куртки. Вид Шейлы, казалось, растопил лед в сердце солдата, и он кивнул.

– Хорошо, устроим привал. Спите, я буду сторожить.

Шейла уснула почти сразу. Лили сначала наблюдала за их спасителем сквозь прикрытые глаза, но тот лишь сидел поодаль, прислушиваясь к лесу, и чистил меч масляной тряпкой. Затем уснула и Лили, согретая теплом куртки, под которой легко уместились обе девочки.

Когда Лили и Шейла проснулись, Роленор все еще сидел на том же месте, так и не сомкнув глаз. Рядом с ним на траве лежала целая гора ореховой шелухи, а на большом листе лопуха пред ними – высокая горсть лесных орехов.

– Неподалеку орешник, – пояснил воин. – Ты была права, вам нужно подкрепить силы. Ешьте. Вода в реке.

Голодные сестры набросились на орехи, закидывая их в рот горстями и быстро жуя. Только когда на лопухе оставалось чуть больше десятка штук, Лили вспомнила про их спасителя и протянула ему остатки, но тот покачал головой.

– Я уже наелся досыта, – солгал он, и со внутренней улыбкой заметил, с каким удовольствием сестры доели последнюю горсть.

– Спасибо… спасибо, что спас нас, – сказала после некоторого молчания Лили, а после повернулась к сестре. – Шейла, поблагодари его.

Однако сестра не ответила. Обычно разговорчивая девочка не проронила ни слова с той секунды, как были убиты их братья. И Лили заметила это лишь сейчас.

– Шейла? – взволнованно спросила она, – все в порядке? Почему ты молчишь? – но не было ей ответа. – Поговори со мной! Скажи хоть слово!

На глаза Лили начали наворачиваться слезы, но Шейла продолжала сидеть безмолвно, словно попросту не могла открыть рта и издать хоть какой-либо звук.

– Прошу тебя! – взмолилась Лили.

– Тише. Такое бывает, – тихо проговорил Роленор. – Такое бывает, когда сталкиваешься с чем-то воистину страшным. Каждый переживает это по своему. Кто-то впадает в ярость, кто-то в слезы. А кто-то не может вымолвить ни слова…

– Но, но она заговорит? Заговорит вновь? Когда горе забудется…

– Я не знаю. Горе проходит, но трагедия остается навсегда. Можно перестать думать об этом, но тяжесть на сердце, сковывающая грудь и лишающая слов, она живет в нас до самой смерти.

– Но… – Лили заплакала.

– Не бойся. Ты должна быть сильной для себя и для нее, – повторил он ее собственные мысли. – Твоя сестра еще ребенок, хоть и повзрослевший слишком быстро. Время рано или поздно излечит рану на сердце. Остается только старый шрам, уж поверь мне.

– Ты тоже терял кого-то?

– Жену и дочь. Вы напоминаете мне ее, мою маленькую Генриетту… – он на мгновение закрыл глаза, чтобы не дать слезам выступить наружу. – Был бунт, – пояснил он. – Меня не было дома. Остался в ту ночь в казарме. Хотел поиграть с сослуживцами в кости. Узнал утром. Их уже похоронили, когда я вернулся домой. Я так и не нашел в себе сил прийти на могилу… А год спустя погиб мой брат. Последний близкий человек…

Его лицо внезапно ожесточилось, а глаза вспыхнули ненавистью к самому себе, но сразу же угасли, сменившись привычным мрачным взглядом из-под низких бровей.

– Мы должны идти. Река выведет нас к Керину, там мы возьмем корабль в Лоттерну. Нельзя вам, асторкам, находиться в Орнуэле.

Втроем, они отправились вперед по течению Старобежьей речки. Стояла осень, и с редких дубов, растущих вдоль берега на отвесном склоне, начали осыпаться первые пожелтевшие листья. Роленор обладал широким, быстрым шагом человека, спешащего к своей цели, и девочки торопливо семенили за ним. Хоть короткий сон и пища придали им немного сил, они все равно с трудом передвигали ноги – понадобилось бы несколько дней отдыха, чтобы избавится от порожденной походом по ночному лесу усталости. Стоял полдень, и нависшее над головами солнце немного согревало прохладный воздух. Однако когда путники проходили под тенью деревьев, они чувствовали дуновение северного ветра. Еще немного, и в Орнуэле наступит суровая зима, беспощадная к людям и животным. Зимы в королевстве были довольно короткие, но зато морозные, особенно здесь, в северных графствах, этой гористой местности, близкой к бескрайнему морю. На юге, напротив, зима ощущалась едва ли холоднее осени, разве только дождь изредка сменялся мокрым снегопадом.

К вечеру Роленор вывел сестер к дороге, прочной, мощеной камнем и обрамленной наложенными друг на друга валунами, создававшими подобие ограждения. Местами валуны обвалились, из-за чего забор постоянно менял свою высоту – то он доходил Лили до колена, то до пояса. В некоторых местах камни обвивал вездесущий плющ. Острые листья вечнозеленого растения казались безопасными на вид, но Роленор предупредил девочек, что орнуэльский плющ хоть и не ядовит, но жжется при прикосновении как крапива, и они старались держаться от каменного забора подальше. Спустя некоторое время они вышли к развилке, где дорожный знак, потемневший от старости, указывал в трех направлениях.

– Дора, Керин, Марин… – прочел рослый воин едва различимые буквы. – Уже близко. К вечеру сядем на корабль, – он указал на замок, видневшийся на горизонте, к которому и вела правая тропа. – Это Керин, один из самых больших замков в Орнуэле.

– А что такое замок?

Роленор улыбнулся и принялся объяснять, зачем повсюду построены эти величественные оборонительные сооружения, но его прервал странный шум за спиной. Обернувшись, воин увидел четверых стражников с копьями.

– Ты имперский дезертир? – окликнули путников стражники. – Крестьяне видели на дороге имперского дезертира!

Солдаты выглядели запыхавшимися от быстрой ходьбы. Некоторое время назад они спокойно патрулировали дорогу и ждали вечера, чтобы выпить по кружке эля или меда, а может даже грога, когда обеспокоенный крестьянин рассказал им, что встретил по пути компанию, показавшуюся ему странной – огромного воина в куртке цветов имперской армии и двух девочек, бредущих за ним следом.

– Уж не взял ли этот дезертир несчастных в плен?! Я-то его окликнул, спросил, куда он путь держит, но здоровяк молчал как рыба. Имперских отродий нам здесь не надо… У моего соседа недавно козу увели, так вот ворюга тоже имперцем был!

Обычно, орнуэльцы были довольно приветливы с чужаками и с радостью и заботой принимали гостей, но выходцев из Империи Вален, напротив, не любили и с недоверием опасались. Крестьянин даже и не помыслил бы, что Роленор мог быть беглецом имперского войска, если бы тот сказал бы в ответ хоть слово. Но угрюмый воин так напугал несчастного простака своим мрачным взором и молчанием, что тот поспешил сообщить страже.

– Ты, дезертир, отвечай на вопрос! Куда идешь? – стражники перекрыли Роленору и девочкам дорогу и теперь храбрились и немного жалели о своем служебном рвении, заметив, что тот на полторы головы превосходит их ростом.

– Ступайте куда шли, – ответил Роленор, попытавшись пройти мимо, но стражники, превосходившие его числом, не позволили.

Обе сестры спрятались за рослым воином – видя людей с оружием, им вновь стало страшно, а в своем спасителе они видели защитника.

– Ты, здоровяк, не делай глупостей. Нас четверо, мы тебя не боимся.

– Я не дезертир. Я наемник, – солгал Роленор. – Веду этих птенцов в Керин к отцу и матери. На дорогах ныне опасно, война идет, вот купец и нанял меня для охраны.

– Купец? Сестра моей женушки замужем за купцом, я их всех в Керине знаю. Чьи именно это дети? – стражник настороженно сжал копье.

– Я не запоминаю имена тех, кто меня нанимает.

Солдат замялся, а затем обернулся к товарищам:

– Вы знаете торговца с двумя дочерями у нас в Керине?

Те покачали головами, и Роленор, видя, что ложь не сработала, положил руку на меч.

– Назад! – приказал он, но стражники уверенно встали плечом к плечу и выставили копья.

– Точно дезертир! То-то куртка странная! Лучше сдавайся, – посоветовали они, но воин вытащил меч и ударил им по краю копья, проверяя, насколько крепко солдат держит оружие. Копье дрожало в руках владельца, и Роленор приготовился к короткому бою, наклонившись слегка вперед и немного присев, чтобы придать телу большую устойчивость.

Тогда он почувствовал, как кто-то потянул его за одежду. Это была Лили. Она глядела на него точь-в-точь как когда-то собственная дочь, с доброй наивностью в глазах, и у воина неожиданно пропало желание сражаться. У одного из стражников была жена, быть может, дети. Кем он будет, если нападет сейчас? Роленор сжал зубы и бросил меч, с насмешкой заметив облегчение в глазах солдат. Почему он попросту не рассказал правду, не предупредил об армии, прячущейся в Имперских горах? Тогда ему пришлось бы раскрыть тайну, которую скрывали куски тряпок на головах девочек – он сопровождал не простых крестьянок, а двух асторок. Стражникам пришлось бы схватить их – и передать Тайному Указу. И Роленор не понаслышке знал, что происходит с людьми в старом замке этого древнего ордена…

– Так и быть, я расскажу правду. Я дезертир, сбежал из имперской армии на границе. Жить хотел. Этих девчонок встретил по дороге. Они на самом деле идут к матери. Можете арестовать меня, но позвольте попрощаться.

Солдат, который знал всех купцов в Керине, кивнул, поверив в полуправду, и Роленор опустился пред сестрами на колено, достав из-за пазухи кожаный мешочек с завязкой.

– Возьмите эти монеты, – прошептал он. – Шагайте по этой широкой дороге. Никуда не сворачивайте пока не придете в большой шумный город. Ни с кем не говорите. Не снимайте с голов повязок. Идите прямо в гавань – это то место, где стоят большие лодки – и отыщите там распорядителя порта. Он найдет для вас место на каком-нибудь корабле в Лоттерну. Когда сойдете с корабля, займитесь поиском работы. Честной работы рукамы, к примеру у пекаря. Запомнили? А теперь ступайте, – он подтолкнул их, а потом, замявшись, вдруг спросил старшую: – как тебя все же зовут?

– Лили… – ответила девочка.

– Лили… – повторил Роленор с доброй улыбкой на своем угрюмом лице. – Береги себя и сестру, Лили. Боюсь, мы больше никогда не встретимся. Прощайте, Лили и Шейла…

И он позволил стражникам завязать веревкой запястья, через плечо глядя на две маленькие удаляющиеся фигурки. Стражники страшились рослого воина на всем пути в замок Керин, но тот шел спокойно и не сопротивлялся. Даже когда его привели не в тюрьму, а на рынок рабов, он не проронил ни слова.

Тем временем Рори вытащил болт из раны Нона Рыболова и сменил на его голове холодный компресс. Несчастный гном несколько раз порывался встать, но Рори не позволял.

– Мы дождемся Дени и решим, что делать теперь.

В отличии от своего друга-астора рыжий гном сразу поверил Нону, но не давал волю чувствам. Кроме того, уход за другим зачастую является наилучшим лекарством. Однако руки Рори тряслись, когда он промывал и перевязывал рану, а на лбу его выступил пот. Нон рассказал больше об увиденном, и Рори сжимал в кулаки руки, злясь на себя, что был не в родном городе, чтобы помочь жителям и, в особенности, родным. В глубине он понимал, что, если слова раненного гнома правдивы, то он попросту расстался бы с жизнью, но он все равно корил себя. Прошло еще полчаса, пока на дороге не показалась худая фигура астора. Дени шел медленно, путаясь в ногах и с трудом разбирая дорогу. От ворот Флора он пробежал всего пару сотен метров, а после ужас увиденного обрушился на него всем грузом. Только тогда он окончательно осознал произошедшее и ноги его подкосились. Он хотел упасть и заплакать, хотел, чтобы кто-то родной обнял и успокоил его, но не осталось ни одного родного ему человека, кто сказал бы успокаивающие слова. Он не мог больше прижаться к старой печи, согревающей своим теплом, как делал каждый раз, когда кто-то обижал его. Не мог укрыться с головой теплой шкурой, как делал, когда что-то расстраивало его. Ноги сами несли Дени вниз по знакомой тропе, а глазами он все еще видел ту гору тел…

Юный астор упал рядом с Рори, и гном закрыл глаза – при виде лучшего друга последний огонек надежды угас.

– Надо убираться отсюда, – наконец сказал он, встав на ноги. – Они могли послать кого-то вниз. Проверить, все ли мертвы, – он сглотнул – последнее слово отозвалось болью в голове.

Рори опустил взгляд на Нона.

– Я готов идти, – слабо отозвался тот.

– Нужно спуститься вниз, и у реки еще раз промоем твою рану. Дени, ты катишь телегу, – скомандовал Рори.

– Если повезет, мы встретим кого-то из добрых купцов, – добавил астор.

Собирались быстро. Провизии в телеге должно хватить на неделю, две фляги, содержимое которых использовали для промывки раны, решили наполнить у реки. Несколько железных слитков предусмотрительный Рори решил обменять на орнуэльские деньги, если такие понадобятся. Дени непривычно тихо покатил телегу, а Рори поддерживал Нона, чтобы изможденному гному легче было идти. Так они начали свой спуск обратно к подножью хребта.

Следующий привал было решено устроить уже на Старобежьей речке. В этом месте от нее ответвлялся узкий и быстрый Дорин ручей, который впадал в Северное море. Широкие и спокойные воды Старобежьей речки в свою очередь пополняли собой самую большую реку Орнуэла – Осмарк. В том месте, где Старобежья речка огибала Жженую степь, и располагался замок Керин с его небольшой пристанью и обширным рынком рабов. Почва в месте рассошины Старобежьей речки была каменистая, и лес, росший по обоим берегам, уже сильно поредел. Основной растительностью вокруг двух гномов и астора был встречающийся на всей территории Орнуэла кривой кустарник, прозванный так за узловатые и гибкие ветки. В королевстве даже часто желали недругам, которых хотели обидеть, чтобы он в старости стал как кривой куст – весь скрюченный от какой-нибудь болезни. Кустарник имел широкие, плотные, гладкие темно-зеленые сверху и шершавые сероватые снизу листья. Из настоя этих листьев с медом и другими травами, ромашками или подорожником, например, делали различные сорта медовухи – одного из самых любимых напитков как в Орнуэле, так и в Империи Вален и в Объединенных королевствах Лоттерны. Даже вино пилось в меньших количествах, чем мед, и только эль пили чаще.

Рори махнул рукой, и Дени подкатил телегу к одному из деревьев. Растущие вокруг дубы и лежащие вдоль берега валуны покрывал мягкий мох, как часто бывает около водоемов. В водах Старобежьей речки плавали маленькие рыбки. Поверхность блестела на дневном солнце. Пахло рекой и свежестью, слышалось пение птиц. Ничто в спокойной природе не напоминало о случившемся.

Рыжий гном помог бывшему неприятелю опуститься на брошенный наземь плед. Нон выглядел плохо – его лоб покрылся испариной, лицо покраснело, а ноги заплетались. Взволнованный Рори поспешил снять перевязь и вновь осмотреть рану. Плечо Нона было пробито арбалетным болтом насквозь. Несмотря на крепкую повязку, рана еще кровоточила.

Дени любопытно склонился над гномом.

– Сильно болит?

– А ты как думаешь? – недовольно буркнул Нон.

Сильный гном весь путь прошел молча и не жалуясь. Рану промыли вновь, смыв кровь и выступившую на краях серовато-коричневую слизь – гной. Кожа вокруг ранения вздулась и распухла.

– Рану надо сейчас же прижечь, – решил Рори. – Я уже видел такое. Помнишь, когда Фиби укусил волк? Отец сразу же велел раскалить в печи кусок железа! Гной – это паршиво…

Нон тихо сел на мшистый камень и с готовностью подставил плечо.

– Давай.

Рори и Дени соорудили небольшой костер из сухого мха, листьев и тонких, быстро начинающих гореть веточек. Гном ударил ножом по краснокамню, и на собранный трут посыпался целый сном искр. Краснокамень имел бордово-красный, матовый оттенок, откуда и пошло его название. Он был шершавым и теплым на ощупь. Этот полезный в быту минерал уже два столетия можно было найти в любом доме, и добывался он в огромных количествах по всему континенту. Гномы из Каменного были первыми, кто обнаружил это полезное свойство считавшегося до этого полностью бесполезным камня. Но ни Дени, ни Рори, ни даже ученые гномы не знали о куда более разрушительных свойствах краснокамня…

Огонь весело вспыхнул. Когда пламя разгорелось достаточно, было подброшено еще несколько веток покрупнее. Затем Рори положил свой верный нож лезвием в костер. Крепкая гномья сталь вскоре раскалилась достаточно, чтобы ей можно было прижечь рану.

– Возьми, – он протянул Нону кусок толстой ветки, – и сожми зубами.

Несчастного трясло от страха, но он выполнил повеление. Рори достал нож из огня и приблизился к храброму гному.

– Держись… – прошептал он.

Твердой рукой он прислонил лезвие к ране, и обожженная кожа мерзко зашипела, оставляя красный след. От боли Нон так закусил деревяшку зубами, что та переломилась. Можно только вообразить, какие страдания, какую нестерпимую боль приносило прикасание раскаленного метала. Но еще большие мучения испытывал тот, кто вынужден был подвергать несчастного раненого таким мукам.

Когда Дени нашел ветку попрочнее, чтобы Нон мог зажать ее зубами, Рори прижег рану на обратной стороне плеча. В этот раз Нон потерял от боли сознание и без чувств рухнул наземь. В себя он пришел только лишь, когда Дени побрызгал на него холодной ледяной водой. От запаха плавящихся волос и горелой плоти астора воротило и, как только Нон открыл глаза, Дени отошел прочь, стараясь не смотреть в сторону раненого гнома.

Втроем, они съели немного соленой оленины и запили ее водой из реки, которую предусмотрительно налили в пустые фляги из козлиной кожи. И, в то время как Рори и Дени пища придала сил, несчастный гном ослабел еще сильней.

– Я… мне плохо… – пробормотал Нон задыхающимся, слабым голосом.

Тело гнома горело огнем, а язык едва мог произносить внятные слова. Хотя рана не гноилась, Рори опасался, что зараза уже попала в кровь несчастного – как помочь тогда, он не знал. Непривычно молчаливый Дени бродил вдоль реки, пиная ногой отдельные камушки – астору было очень, очень страшно, и он думал, что если не будет попадаться Нону на глаза, то тот каким-то образом излечится. Устав наконец блуждать из стороны в сторону, он спрятался за деревом и уснул, проснувшись от невнятного бормотания вскоре.

– Лили, ты должна бежать… – трясясь всем телом шептал впавший в горячку гном.

– Он бредит… – Рори покачал головой. – Я положил ему тряпку на голову, но она не помогает. Бедняга вспоминает Лили…

Дени сглотнул – он тоже вспоминал ее перед тем как уснул.

– Не трогай! Не трогай ее! – кричал в лихорадочном бреду Нон.

Тогда астор схватил бывшего недруга за одежду и закричал в тому в бледное вспотевшее лицо:

– Очнись! Лили больше нет! Никого нет! Все мертвы!

Оттолкнув лучшего друга, Рори закричал:

– Ты в своем уме? Он болен! Пошел прочь!

– Да какая разница? Он умрет, мы умрем, какая разница? Все, все лежат там, в одной куче! Почему мы не лежим с ними?!

– Почему? Да потому что ты, дурья твоя голова, захотел ночлега! Потому что из-за тебя мы вышли позже! Из-за тебя сломалась телега! Мы должны были быть там!

Астор бросился на лучшего друга и повалил того на землю, и Рори, защищаясь от кулаков Дени, ударил его в живот. Юноша упал на спину рядом с рыжим гномом. Некоторое время они лежали на холодной земле, тяжело дыша и глядя на безоблачное небо.