Текст книги "Кабанье урочище"

Глава третья
Шестерка мастеров

– Лёва, а не многовато ли ты на себя берешь? – возопил директор отдела периодики, сразу после того, как за господином Нешпаевым закрылась дверь. – Распоряжаешься призовым фондом, сам себе увеличиваешь гонорар!

– Сергей Олегович, – поднялся со своего места главный редактор «Знатного рыболова». – Для начала, призовым фондом еще завладеть надо. Причем, потребуется не просто обловить пятерых сильнейших из самых сильных и опытных спортсменов страны, но еще и на финиш вернуться живым и невредимым. Думаете, там, в этом Кабаньем урочище все так легко и просто? Думаете, мы с Павлом такие лохи, что до нас слухи об этом заповеднике не доходят? Очень, я вам скажу, нехорошие слухи доходят. Даже страшные!

– Так, так, теперь поподробней, пожалуйста. Только сперва… – Сергей Олегович взял на себя труд выйти из-за стола, достал из шкафа графинчик, по всей видимости, с коньяком и три рюмочки, которые аккуратно наполнил до краев. – Сперва, давайте все-таки выпьем за наш дружный коллектив, за «Знатного рыболова»!

– А закусить? – Ничтоже сумняшеся, посмотрел в глаза начальнику Лёва.

– Вот за что я тебя, Лёва, уважаю… – Сергей Олегович одним глотком опустошил рюмку, – за то, что палец тебе в рот не клади…

– Ага, откушу по самое-самое, – по примеру работодателя Лёва, а за ним и Павел выпили коньяк, не закусывая.

– Примерно так, как господину Нешпаеву какая-то подводная тварь руку оттяпала, – добавил Лёва.

– Да ладно тебе, какая-такая может быть тварь? – Сергей Олегович сел, вновь наполнил рюмки и вытащил откуда-то из-под крышки стола коробку шоколадных конфет.

– Не знаю. Но говорят, что однажды ушел Петр Васильевич в заповедник здоровым, а вернулся калекой. А Геннадий Белов по прозвищу Гараж так и вовсе сгинул. И сгинул не он один.

– И кто же такие слухи распускает?

– Лично мне Какуев рассказывал.

– Это тот, который на конкурирующее издание работает? Ты, вроде, говорил, что он уродец, каких свет не видывал.

– Он самый. Какуев в том заповеднике побывал, но, рассказывает, что ничего не поймал, что егеря там сплошная мутная пьянь. Он даже писать о той поездке не стал…

– Откуда же взялись эти рыбки? – кивнул Сергей Олегович на оставленные директором базы «Граничная» фотоснимки.

– Я уверен, что рыбки настоящие, – сказал Павел. – Нешпаев, конечно, человек не простой, но зачем ему врать. Тем более так подставляться, устраивая соревнования. Какуев же – известный брехун.

– Так, хорошо, вернемся к нашим финансам…

– Да. Очень даже хорошо, что Нешпаев пришел в нашу газету, а не к конкурентам, – сказал Лёва. – Потому что мы не только будем освещать соревнования, но еще и разместим рекламу тех фирм, от которых будут выступать спортсмены. А это для нас приличный куш.

– Верно! – радостно потер руки Сергей Олегович. – А какие фирмы?

– Точно сказать не могу. Я просто знаю, что все известные спортсмены давно уже либо работают в крутых рыболовных фирмах, либо ими ангажированы. Ловят исключительно снастями этих фирм, выступают на соревнованиях в форме с соответствующими логотипами. Для любой фирмы очень престижно иметь в друзьях, к примеру, Макса Максименко или нашего Павла. Кстати, Сергей Олегович, под «Кубок мастеров» неплохо бы мне с Балашовым форму сварганить с логотипом газеты. И не только форму, а еще рюкзачок, сумку, тубус под снасти – все с логотипом. Затраты окупятся сторицей, поверьте…

* * *

«Такого в истории отечественного рыболовного спорта еще не случалось! В ближайший понедельник будет дан старт соревнованиям по ловле хищной рыбы – с многообещающим названием «Кубок мастеров». Соревнования эти уникальны хотя бы тем, что будут проводиться в доселе неизвестном широкому кругу рыболовов месте – на территории заповедника «Кабаньи урочища», которые изобилуют различными водоемами, и в которых водится малоизученная и даже совсем неизученная ихтиологами рыба!

Есть еще одна особенность. Длиться «Кубок мастеров» будет ровно шесть суток с ежедневным стартом, финишем, подведением итогов и определением победителя дня. Абсолютный чемпион выявится по итогам всех дней и получит приз в размере триста тысяч долларов!

И самое волнующее! В соревнованиях примут участие всего шесть спортсменов, но каждый из них настоящий мастер, настоящая звезда рыболовного спорта. Это многократные чемпионы и призеры, представляющие рыболовные торговые дома, фирмы и профильные издания, лейблы которых красуются у них на форме. Интервью с каждым их них будет помещено ниже, а сейчас представляю: Андрей Тапиров, он же – Тапир, Владислав Мохов, он же – Сфагнум, Максим Максименко, он же – Магз, Дмитрий Бокарев, он же – Волгарь, Владимир Турецкий, он же – Стамбул, Павел Балашов, он же – Змей»…

– Такая вот, мужики, получается развернутая заставка перед вашими интервью, – Лёва обвел взглядом мастеров-рыболовов, собравшихся в помещении редакции газеты «Знатный рыболов».

Через два дня всем им предстояла совместная, довольно долгая дорога в заповедник, а сегодня он пригласил старых знакомых встретиться, так сказать, на нейтральной территории, где можно было совместить приятное с полезным: во-первых, пообщаться и обсудить за рюмкой чая кое-какие дальнейшие совместные действия, во-вторых, собрать материал для того самого интервью, которое уже через день должно было красоваться на развороте его газеты.

К приходу гостей секретарша Танечка накрыла стол: выпечка, мясная нарезка, водка, для непьющих и тех, кто был за рулем, – соки, чай, кофе, печенье, зефир в шоколаде.

– Лёва, а почему вы, представляя меня, не упомянули название моей фирмы? – недовольно спросил Тапиров – самый молодой из присутствующих, включая Танечку, которая многозначительно строила ему глазки.

– Не только твою, – поддакнул Бокарев. – Нашему клубу лишняя реклама тоже не помешает.

– Уважаемые, не волнуйтесь, в своих интервью вы сами эти названия и озвучите, – Лёва демонстративно включил диктофон. – Только мне не хочется отзывать каждого интервьюируемого в сторонку и нудно задавать типичные вопросы. Предлагаю вот за этим столом откровенно поговорить, может быть, поспорить, как это частенько у нас случается, чтобы самые интересные мысли перенести на бумагу. Сами знаете, у меня это неплохо получается.

– Давайте поспорим, – потер руки Турецкий. – У меня вопросов – выше крыши. И о регламенте, каком-то непонятном, и о системе подсчета результатов, и о контроле за соблюдением правил…

– Да, регламент я бы изменил, – перекрыл начавшийся было шум Мохов. – Почему это нормальные рыболовы должны стартовать в десять утра? В это время утренняя зорька давно закончена…

– Мне кажется, что в заповеднике утренний и вечерний клев на зорьках не будет таким ярко выраженным, как в привычных для нас водоемах, – взял слово Максименко. – Другой разговор, что придется ловить днем, возможно, в жару, но разве нам привыкать.

– А почему ночью-то ловить нельзя? – возмутился Мохов. – Предлагаю поднять этот вопрос и разрешить ловить круглосуточно.

– И не спать подряд шесть суток, – усмехнулся Турецкий.

– Хочешь – спи. Хоть днем, хоть ночью – твое дело.

– Нет, Сфагнум, в этом плане ты ничего изменить не сможешь, – возразил Лёва Мохову. – Хотя бы потому, что если будешь по ночам со спиннингом бегать, то и егерь тоже должен не спать, и главный судья, и так далее…

– Кстати, по поводу егерей, – обратил на себя внимание Тапиров. – Нешпаев сказал, что егерей к нам приставит лично главный судья…

– Ну и что тебе не нравится?

– Это самое и не нравится. Мало ли, кто там у дяди Пети в прихвостнях ходит. Вон и Какуев обвинял тамошних егерей в повальном пьянстве и тому подобное. Представьте, что вам достанется в сопровождающие такой клоун, в обязанностях которого к тому же входит и забота о вашей безопасности, и придется находиться с ним бок о бок в течение шести суток. Нет, такой расклад меня не устраивает.

– Ты предлагаешь самим выбрать себе егеря? – спросил Лёва.

– А что? В Положении о соревнованиях этот пункт не прописан. Почему бы на месте не озвучить наше справедливое желание.

– Поддерживаю Тапира, – сказал молчавший до этого Павел. – Но при одном условии. Каждый из нас выберет егеря в соответствии своей оценки его профессионализма, и тот будет опекать его в первом туре. А потом, перед каждым стартом будем проводить жеребьевки, чтобы каждый день у нас был новый егерь.

– Зачем? – насупился Тапир.

– А затем, – глядя ему в глаза, ответил Павел, – чтобы ни у кого не возникло мысли, к примеру, своего егеря подкупить на все шесть дней…

– Логично, – улыбнулся Лёва.

– И очень справедливо, – согласился Бокарев.

…Они долго еще сидели в редакции «Знатного рыболова» и Лёва записал на диктофон материал ни на один газетный разворот. Ничего удивительного, – за плечами каждого спортсмена было множество соревнований, причем не, только в России, но за рубежом. Лёва и сам мог похвастать титулом чемпиона мира по спиннингу, который завоевал, ловя форель вместе с Павлом и Магом в Португалии. У Лёвы, кстати, регалий было побольше, чем у Дмитрия Бочкарева или Владимира Турецкого, хотя бы потому, что он соревновался не только летом – по спиннингу, но и зимой – по ловле рыбы на жерлицы, мормышку, на отвесную блесну и балансир.

Если бы Лёве предстояло делать ставки на то, как распределятся места в предстоящих состязаниях, то последнее место он дал бы именно Турецкому, то есть, Стамбулу. Нет, Турецкий очень даже неплохо умел ловить рыбу, но, как правило, если и побеждал, то исключительно на хорошо изученных им водоемах – другими словами, только на водохранилищах Подмосковья. Ну а если вспомнить, что именно там проводилось большинство спиннинговых соревнований, немудрено, что рейтинг у него был очень даже высок.

Вопрос в том, как Стамбул, покажет себя на абсолютно новом водоеме? Участие его в «Кубке мастеров» было финансировано крупнейшим московских рыболовным обществом, и провал выдвигаемого спортсмена подрывал престиж не только Турецкого, но в большей степени – самого общества…

По мнению Лёвы на незнакомом водоеме гораздо лучше Стамбула должен был сориентироваться и отловить Бокарев. Нижегородский спортсмен сравнительно недавно влился в рыболовный спорт, но за его плечами имелся огромный рыбацкий опыт, и совсем не напрасно рыболовный клуб «Волгарь», который он представлял, рискнул направить на «Кубок мастеров» своего самого перспективного спортсмена.

В не меньшей, а даже в большей степени хозяева рыболовного торгового дома, который базировался в северной столице, могли рассчитывать на победу своего представителя Максима Максименко. Уж кто-кто, а Магз, исколесивший полстраны, ориентировался на незнакомых водоемах быстро и грамотно. Помимо прочих достоинств Магз умел неплохо ловить крупную рыбу, отчего и приманки обычно применял соответствующие, которые особенно могли пригодиться в заповеднике.

Единственный из шестерки мастеров, кого не ангажировали никакие фирмы, был Владислав Мохов по прозвищу Сфагнум. В отличие от будущих соперников, он не красовался в спортивных костюмах с лейблами, одет был очень просто, если не сказать – неряшливо. Но все знали, что в свое время, удачно играя на бирже, Сфагнум заработал очень много денег, потом выгодно вложил капитал в недвижимость, потом куда-то еще…

В общем, за свое участие в «Кубке мастеров» Мохов выложил деньги из собственного кармана. И победить у него был очень неплохой шанс. Хотя бы потому, что Сфагнум слыл самым выносливым спортсменом-спиннингистом. Во время соревнований, если они проходили на берегу, никогда не передвигался пешком, но бегал, сломя голову, с одного места на другое. Тактику «метания по водоему и собирания самой активной рыбы» Сфагнум применял и на соревнованиях с лодок, что не раз приносило успех. Другое дело, что частенько он слишком увлекался и, забывая про время или неправильно его рассчитывая, опаздывал на финиш, а это сводило на нет все старания Сфагнума…

Прямой противоположностью Мохова был самый молодой спортсмен Андрей Тапиров. Фактически он числился менеджером по продаже рыболовных снастей крупнейшей рыболовной фирмой в мире, на самом же деле почти все и рабочее, и свободное время Тапир проводил на водоемах, либо тестируя новинки, либо тренируясь, либо соревнуясь, либо просто ловя рыбу.

Арсеналу его рыболовных снастей мог позавидовать любой из присутствующих, то же самое касалось экипировки, даже новенький джип и катер с 50-сильным мотором были предоставлены фирмой в полное распоряжение Тапирова. Если соревнования намечались где-нибудь под Саратовом, Краснодаром и даже за рубежом он, обязательно заранее туда отправлялся на разведку и тренировку. Фирма оплачивала расходы своего фаворита, и это себя оправдывало – Тапир, несмотря на сравнительно небольшой соревновательный стаж, уже имел регалий больше, многих убеленных сединами ветеранов, и с каждым годом оттачивал свое мастерство.

И все-таки, все-таки если бы и рискнул Лёва поставить собственные деньги на победу одного из собравшихся в редакции то, не раздумывая, выбрал бы Павла Балашова. У его друга не было такого количества эксклюзивных снастей и новейших приманок, как у Тапира, он не имел возможности разъезжать по стране, как Магз, или изучить подмосковные водоемы, как Стамбул… Но Лёва бывал у Павла дома и видел, сколько завоеванных медалей развешано у него по стенам, сколько кубков расставлено по полкам. И главное, – друзья не только выступали за одну команду, но частенько выезжали просто порыбачить, и там Лёва видел и очень хорошо понимал, что умение поймать рыбу в самое разное время, в самых экстремальных условиях – у Павла в крови.

Если же учитывать, что соревноваться предстояло действительно в экстремальных условиях, то Лёва, хотя и сам считался сильнейшим спортсменом, был рад, что отправляется в заповедник всего лишь, как журналист.

Глава четвертая
Евдокимыч

– Надо доложить, тудыть вас растудыть, что раньше этой плотины не было. Текла себе речка Скорогадайка и текла. Рыбой всякой разной славилась. Весной эта рыба на нерест высоко по течению поднималась, на многие километры. И надо доложить, что икромет из года в год проходил очень хорошо, потому что не мешал никто рыбке о своем потомстве заботиться. Да-а…

Водитель микроавтобуса, Евдокимыч, встретивший спортсменов на железнодорожном вокзале, чтобы доставить на базу «Граничное», не умолкал всю дорогу. Причем, говорил он довольно громко, складывалось впечатление, что был глуховат. Хорошо хоть обращался в основном только к Сфагнуму, то ли потому, что тот расположился на соседнем с водителем сиденье, то ли потому, что был приметен отсутствием волос на голове так же, как Евдокимыч.

– И надо вам, мастера, доложить, что с одной стороны, правильно плотину возвели, причем, возвели сразу же после вспышки, – мало ли, какая мутировавшая гадость могла в верховья подняться. Но с другой стороны, оскудела Скорогадайка на рыбу. Это я говорю про речку, что выше вот этой самой плотины…

Микроавтобус как раз вынырнул из окружавших дорогу зарослей кустарника на открытое пространство, и пассажиры наконец-то смогли увидеть массивное гидросооружение высотой примерно с трехэтажный дом. Складывалось впечатление, что прямая стена плотины, наклонена вперед. Возможно, благодаря широкому желобу расположенному в центре вершины плотины и значительно из нее выступающему, по которому низвергался поток воды.

– Специально так построили, тудыть их растудыть, – не дожидаясь расспросов, пояснил Евдокимыч, – чтобы ни у какой перламутровой твари не возникло желание заповедник покинуть.

– Что-то ты, дядя краски сгущаешь, – недоверчиво усмехнулся Сфагнум, почесывая затылок. – Мутировавшая гадость, перламутровые твари…

– А вот поживешь в заповеднике шесть суток, тогда и убедишься, как я сгущаю, – Евдокимыч повторил жест пассажира. – Надо доложить, лысый, это тебе не на Рузском водохранилище окуньков да щучек ловить.

– Я не лысый, а коротко стриженый, – буркнул Сфагнум и с подозрением уставился на водителя. – А мы разве встречались на Рузе?

– Надо же, тудыть тебя растудыть! – стукнул тот ладонями по рулю. – Стоило мне после вспышки кудри растерять, сразу стал неузнаваем. А ведь ты-то, как на финиш позже всех приплывешь, так тебе все до фонаря: кто твою лодку мыть и переворачивать будет, кто весла с якорем убирать, – сунешь лодочнику в руку денежку, и был таков…

– Не узнаю, – признался Сфагнум.

– А вы, мастера, тудыть вас растудыть, узнаете? – обернулся водитель к остальным пассажирам.

– Я тебя помню, Евдокимыч, – подал голос с заднего сидения Стамбул. – Ты в «Рузском доме рыболова» лодочником работал. Мы тебя еще за кучерявость и бакенбарды Пушкиным называли.

– И я тоже помню, – сказал Павел. – Только когда ж это было-то?

– Давненько, Змей, давненько, – вновь обернулся Евдокимыч и подмигнул Павлу. – Нинель моя выросла – не узнаешь…

Павел мгновенно покраснел. Хорошо хоть все были заняты разглядыванием Скорогадайки, текущей вдоль дороги.

В последний раз, когда он виделся с дочкой лодочника, ей было лет тринадцать. Ниночка постоянно ошивалась на лодочной станции, крутилась среди рыбаков, помогала таскать весла и спасательные жилеты, а по возвращении мужчин с соревнований вместе с главным судьей взвешивала уловы, записывала результаты в протокол…

…В тот осенний день Павел в очередной раз поймал рыбы больше всех и стал чемпионом соревнований. Награждение победителей проходило на территории лодочной станции, и вручать призы поручили расторопной девочке. Павел, как чемпион, был последним, кому Ниночка вешала на шею медаль. Под всплеск аплодисментов он наклонился, подставляя шею, и без всякой задней мысли чмокнул девочку в румяную щечку, а она, ничуть не смутившись, чмокнула его в ответ.

Церемония награждения закончилась, народ стал расходиться, Павел же, отдав лодочнику своих окуней, пошел на пирс чистить пойманных щук, чтобы привезти деликатес домой в Москву. Ниночка вызвалась ему помогать: ополаскивать рыбу, убирать в пакет, перекладывать крапивой – для сохранения свежести. Он дочищал последнюю щуку, когда на небе долго надвигавшаяся черная туча, разразилась проливным дождем. До «Рузского дома рыболова» бежать не было смысла, промокли бы до нитки, на лодочной же станции укрыться можно было лишь в подсобке, где хранились весла и другие полезные для рыбалки вещи.

Смеясь, Павел и Ниночка забежали в подсобку, все равно, успев промокнуть. Будь на дворе лето – ничего страшного, но сейчас ожидание в мокрой одежде, пока закончится дождь, могло привести к плачевным последствиям. Это понимали оба, но рецепт спасения от простуды, пусть и сомнительный, предложила Ниночка.

– Змей, надо срочно выжать нашу одежду и ею растереться, – тряся головой и разбрасывая брызги с каштановых кудрей, предложила девочка и, не дожидаясь решения Павла, шустро стащила с себя через голову платье, оставшись лишь в таких же промокших трусиках.

– Давай, быстрей, – сказала она, скрутив платье и протянув один конец растерявшемуся Павлу. – Ну же, бери!

Ростом Ниночка была ему по плечи. Глядя на почти сформировавшуюся фигуру девушки, он не мог не смутиться. Тем более, после того, как Ниночка оставила в его руках выжатое платье и все так же шустро стянула с себя трусики. Чтобы тоже их выжать, помощи Павла не потребовалось.

Он бы не назвал Ниночку такой уж красавицей, да и обстоятельства не особенно располагали к оценкам внешних достоинств этого юного создания, но было в ней что-то настолько обаятельно-возбуждающее, что Павла пробила испарина.

– Ну же, Змей, разотри меня! – потребовала Ниночка, подступая к нему вплотную. – А я разотру тебя.

Павел почувствовал, как проворные девичьи пальчики проникают под пояс его спортивных штанов и начинают тянуть их вниз. В панике он оттолкнул Ниночку и бросился вон из подсобки, забыв и про свою рыбу, и про платье, которое так и не выпустил из рук. И тут же, на улице нос к носу столкнулся с отцом девушки, лодочником Евдокимычем.

Лодочник промок еще больше, чем Павел, и смотрел он на чемпиона не то чтобы со злостью или укором, скорее с жалостью.

– Дай-ка, сюда, – он вырвал у него платье и перевел взгляд на открытую дверь в подсобку. – Надо доложить, что ты далеко уже не первый и, боюсь, далеко не последний, тудыть вас всех растудыть! Так что, Змей, уезжай-ка ты, в свою Москву, а мы здесь сами во всем разберемся…

В ту минуту, несмотря на продолжавшийся дождь, Павел покраснел точно так же, как сейчас. В «Доме рыболова», что на Рузском водохранилище он появился только следующим летом и узнал, что лодочник Евдокимыч, с полгода, как там не работает – вместе со своей дочкой куда-то переехал…

– Надо вам доложить, что наконец-то добрались, – сообщил водитель, останавливая микроавтобус на асфальтированной стоянке. – Милости просим на рыболовную базу «Граничная».

Поблизости все также неторопливо несла воды Скорогадайка, параллельно ей в рядок разместились с десяток аккуратных приземистых домиков, стоянка машин примыкала к такому же бревенчатому, но двухэтажному коттеджу – судя по всему, обители хозяина базы.

– Вещички свои оставляйте здесь, чуть позже перенесем их в ваши апартаменты, когда узнаем, кто и где проживать будет, – затараторил Евдокимыч. – А сейчас прошу пожаловать в офис – так сказать, взбодриться.

На крыльце коттеджа гостей поджидал Петр Васильевич собственной персоной – в легком камуфляжном комбинезоне, пустой правый рукав которого был заткнут за поясной ремень, и в до блеска начищенных ботинках. По очереди, пожимая руку каждому, он произносил одну и ту же фразу:

– Приветствую, господа! Проходите, взбодритесь с дороги.

Стены просторной гостиной, в которую один за другим входили рыбаки, были заставлены витринами, за стеклами которых красовались разнообразные рыболовные причиндалы и к ним – ценники. Посредине комнаты на большом овальном столе в окружении стопок стоял хрустальный запотевший графин, рядышком – бутылки с пивом и минералкой, тарелки с маленькими, подрумяненными, донельзя аппетитно выглядевшими пирожками.

– Вот это по-нашему! – потер руки Павел и потянулся, было, к графину, но его опередила вынырнувшая из-за спины девица в сарафане, такой же расцветки, как и у начальника базы.

Она быстро до краев наполнила восемь стопок, с графином в руках отошла в сторонку и только после этого посмотрела в глаза Павлу и улыбнулась. Не узнать Ниночку было невозможно, разве что волосы у нее стали гораздо темнее. Павел открыл рот, не зная, что сказать, но тут на выручку пришел Петр Васильевич, поднявший стопку и предложивший выпить за приезд.

Водка оказалась холодной, а пирожки горячими и такими вкусными, что вскоре еще одна девица в камуфляжном сарафане принесла добавку, а Ниночке пришлось достать из холодильника второй графин. Впрочем, из него налили всего лишь по полстопочки – и без того взбодрились достаточно.

– Ну, что ж, господа, – наконец, призвал всех ко вниманию начальник базы. – Дальнейшие действия таковы. Сначала расселяемся. Домики у нас со всеми удобствами, двухкомнатные на двух человек…

– Я бы предпочел двухкомнатную на одного человека, – перебил Сфагнум. – За дополнительную плату, естественно.

– Пожалуйста, – не стал возражать Петр Васильевич. – Возможно, кто-то еще предпочитает жить в одиночестве? Если нет, то сами распределяйтесь по парам и через часок проходите на регистрацию ко мне в кабинет. Ужинать и вообще питаться двое суток, пока не начнутся соревнования, вы будете в местном трактире под названием «Бодрые поползновения», что в полутора километрах отсюда. Если же кто-то не захочет посетить трактир, несложно устроить, доставку пищи к нему в дом, но это тоже за отдельную плату. Напитки и к ним легкую закуску можно приобрести здесь в баре, которым заведует Нинель. Рыболовные приманки за этими витринами можно приобрести, обратившись к моей первой помощнице Хеллен.

Итак, господа, завтра перед обедом у нас запланировано непродолжительное посещение заповедника, точнее – исследовательского центра Комитета Ихтиологии Заповедника. После обеда – знакомство с егерями и подготовка снастей. Послезавтра – старт соревнований. Ну а сегодня у вас свободный день. Ужин – через два с половиной часа. Если вопросов нет – прошу на регистрацию.

* * *

– Евдокимыч! Эй, Евдокимыч, мы тебя заждались, иди сюда быстрей! – настойчиво зазывал водителя Лёва, высунувшийся из окна домика, в который заселился вместе с Павлом.

Сфагнум, как и хотел, единолично занял домик, рассчитанный на двоих, Волгарь заселился с Магзом, а Стамбул – с Тапиром. Домики оказались на редкость уютными, без напускной пышности, зато идеально подходящие рыбакам, приехавшим именно рыбачить, а не пьянствовать в комфорте круглые сутки. Окна – с видом на реку; в каждой комнате – широкая кровать, шкаф для вещей, холодильник; помимо санузла – небольшая кухонька, терраска; мебель, пусть и не дорогая, зато удобная, располагающая к полному расслаблению…

– Иду, – наконец, отозвался водитель на призывы Лёвы.

Павел вздохнул. Черт его знает, что думает о нем Евдокимыч после того случая на лодочной станции. Затаил ли обиду или не держал ее вовсе, зная характер своей беззастенчивой дочери. Все могло быть. Но в любом случае эти вопросы стоило разъяснить как можно скорее.

Лёва же, не имея понятия о терзаниях друга, пригласил Евдокимыча на «рюмку чая» не столько для того, чтобы отблагодарить за прием и поближе познакомиться, сколько с целью порасспросить о заповеднике.

– Что, мастера, тудыть вас растудыть, нормально разместились?

– Все отлично, Евдокимыч! – Довольный Лёва похлопал его по плечу. – Давай, усугубим по соточке? Что предпочитаешь – вискарь, коньяк, водочку столичного разлива?

– Надо доложить, что нам, жертвам вспышки, все-таки лучше беленькую, – Евдокимыч снял камуфляжную бейсболку и погладил лысину.

– Мы хоть и не жертвы, какой-то там вспышки, но сегодня тоже – исключительно по беленькой, – Лёва кивнул Павлу на холодильник.

Тот достал бутылку и налил в стоявшие на столе стаканы: себе с Лёвой – до половины, Евдокимычу – полный.

– Пока – не жертвы, это ты точно подметил, – Евдокимыч по очереди чокнулся с рыбаками и осушил свой стакан в три больших глотка.

– Опять на что-то намекаешь, – Лёва придвинул к водителю тарелку с закуской. – Лучше бы рассказал про заповедник, как он возник и так далее. До нас ведь только слухи доходят, а хотелось бы, так сказать, из первых уст… – и Лёва вновь наполнил стакан Евдокимыча.

– Рассказать можно, – усмехнулся тот. – Только, если подробно, то на это никаких ваших запасов огненной воды не хватит…

– Ну, во-первых, если не хватит, еще прикупим, – не отставал Лёва. – Ну, а чтобы не затягивать с сутью, подробности можно опустить. Вот ты говоришь – вспышка. А разве это не с неба что-то неопознанное рухнуло?

– Если бы с неба, я бы сказал – с неба. А то, что вспышка была изнутри земли, точнее – из воды, это я точно знаю! – твердо сказал Евдокимыч и выпил второй стакан так же быстро, как первый.

– Хочешь сказать, своими глазами видел? – поинтересовался Павел.

– А ты что, Змей, в моих словах сомневаешься? Ученые тоже сомневаются, говорят – это всего лишь одна из гипотез. Лопухи…

– Так, может, все-таки и нам расскажешь? – не отставал Лёва.

– А вот расскажу! Но при одном условии…

– Ты не бойся, водка у нас еще есть.

– Да при чем здесь водка, тудыть тебя растудыть! – отмахнулся Евдокимыч и уставился на Павла. – Мне надо, чтобы ты, Змей, правду об одном дельце сказал. Только наедине. Тебе, мастер, придется нас ненадолго оставить.

– Да я не мастер, а журналист, – сказал Лёва.

– Тем более. Вдруг еще напишешь то, чего не надо.

Хмыкнув, Лёва встал и вышел из комнаты, а затем и из дома и, демонстративно остановившись напротив окна, чтобы Павел и Евдокимыч его видели, закурил. Евдокимыч, внимательно проследив за его действиями, сам взял бутылку и разлил по стаканам остатки водки.

– Признайся, Змей, было у вас тогда чего-нибудь с Ниночкой? – спросил он без обиняков.

– Нет, конечно, – спокойно ответил Павел. – Да ты, Евдокимыч, сам посуди, – когда могло что-то быть? Я же после награждения до самого дождя щуку чистил. Кстати, так ее у вас в подсобке и оставил…

– Пойми, Змей! – перебил Евдокимыч, сжимая стакан так, что костяшки пальцев побелели. – Избил я тогда Ниночку очень сильно. До потери сознания избил! Рановато она, тудыть ее растудыть, созрела, – в бабку свою покойную пошла. А вокруг на базе рыболовной да на берегу – сплошь мужики, а среди них симпатичные встречаются, молодые, сильные, да на все руки мастера. Стала она заглядываться на красавцев, заигрывать с ними, чем дальше, тем больше. А мне ее – сторожи? Пришлось сторожить! Вот если бы тогда я вовремя не вернулся и не застал бы тебя с ее платьем в руках, чего бы случилось?

– Да выжимали мы ее платье, насквозь промокшее, вот и все. А когда она попросила меня отвернуться, чтобы выжать трусы, я вообще на улицу вышел и там с тобой столкнулся. Не было ничего у меня Ниночкой. И быть не могло. Она же тогда совсем ребенком была.

– Ребенком… Пришлось от греха этого ребенка сюда привезти. Евдокимыч уставился на Павла тяжелым взглядом, потом как бы давая понять, что поверил его словам, протянул стакан.

Чокнулись, выпили.

– Говоришь, сильно избил? – спросил Павел, закусывая.

– До сих пор простить себе не могу. А теперь, после твоих слов, еще больше вину чувствую. Думаешь, Ниночка, когда выздоровела, перестала на мужиков заглядываться? Да назло мне – еще больше! А после того, как вспышка случилась, так вообще…

– Так все-таки вспышка?

– Ладно, зови своего журналюгу. И можешь еще одну беленькую на стол выставить.

* * *

– Надо сказать, что я в этих местах родился и прожил в поселке Плосково до четырнадцати лет, пока отец, тудыть его растудыть, с матерью не развелся и не переехал вместе со мной в Подмосковье. Ну, это другая история. Змей, вон, хорошо помнит, как я в Осташово лодочником работал. Так вот, вернулся я в Плосково с родной дочуркой, когда узнал, что матушка померла, и дом может просто пропасть. Дом, правда, все равно пропал, но это было позже…

Так вот, занялся я здесь тем, чего больше всего любил и умел, то есть профессиональной рыбалкой. Другими словами, тудыть меня растудыть, ловил и продавал рыбку, которой в Скорогадайке и местных ручьях с озерами водилось немеряно. Однажды друга погостить пригласил – Ношпу, то есть, Петра Васильевича Нешпаева. Тот как раз из органов уволился и, вроде бы, не у дел остался.

Ношпе в Плосково, само собой, понравилось, и решили мы с ним всерьез рыболовным бизнесом заняться. А будучи человеком, тудыть его растудыть, далеко не бедным, вскоре купил Ношпа здесь комнату в домишке у одной старушки древней, которая помирать собиралась. Та старушка и в самом деле вскоре отошла в мир иной, а Перт Васильевич похоронил ее честь по чести. После чего перебрался сюда на постоянное жительство, а квартиру в Москве сдавать стал каким-то там приезжим. …