Текст книги "Сотник. Позиционные игры"

– Ученый человек в клетке? – от удивления Мишка аж поперхнулся. – Боярин?!

«Да что там за парижские тайны, прости господи! Сан Саныч совсем умом повредился вместе с этим Данилой Мастером или лавры Дюма покоя не дают? Бред… Постановка адаптированного под Бажова «Человека в железной маске» в поселковом клубе силами местной самодеятельности…»

– Ближние – знают, но боярин сам каждого упредил, что язык вырвет в случае чего, – пожал плечами Медведь. – А узнать… Его сейчас не узнаешь, он на себя не похож. Я и то с трудом угадал, когда он нурманам меня до себя допустить велел.

– Что, Хозяйка Медной горы к себе зовёт? – не удержался от ехидства Мишка и тут же пожалел о сказанном. Лицо Медведя вновь окаменело, и он впился взглядом в боярича, будто собирался его сейчас этим взглядом в землю вогнать.

– И ЭТО знаешь? – криво усмехнулся он и кивнул. – Зовет… Говорят, рассердил он ее – едва ноги унес. Вот она и мстит теперь… Но сейчас прежний Мастер и боярин возвращается, и его вспомнят. И послушаются, если он своё слово скажет народу. А что Тимку не захотел в крепость брать… Я бы тоже не хотел, чтоб мои сыновья меня таким видели… Но сдается мне, не только в этом дело: нурманам он не шибко доверяет. То ли у него на это причины есть, то ли его недуг тому виной. Себе доверять стал – и то спасибо.

«Ни хрена себе! Сан Саныч, похоже, тот ещё затейник по части «сказку сделать былью» – вы уж поосторожнее, сэр Майкл, а то так дошутитесь… И что значит: Хозяйку обидел? Неужели они до Урала смогли добраться и там нашустрили? Или это Журавль своим подходящую к случаю – и имени – легенду запустил? В принципе, после Феофана Грека вполне стоило чего-то такого ожидать…

Только ли нурманам доверия у этого Данилы Мастера нет? А Журавлю? И самое главное – Данила – кто он? Ваш с Сан Санычем коллега или местный кадр?.. Дожили – плюнуть некуда стало, чтоб в своего современника не попасть…

Стоп! Рано делать выводы. Нет хотя бы минимально необходимого объема информации, а потому имеющиеся факты строго фильтруем, во внимание принимаем, но и только. Вот когда лично с гражданином Мастером встретимся и все кусочки мозаики на место окончательно приладим, тогда и сможем оценить картину во всей ее полноте и многообразии.

Если хорошо подумать, то за кого бы вы того же Тимку Кузнечика приняли, если бы про него только стороной услышали? Со всеми змеями, чертежами, ювелирными изделиями и прочими радостями, про которые вам успели рассказать, чем он не клиент милейшего доктора Максима Леонидовича? Вот то-то же. И даже если на этот раз вы угадали и на вопрос «третьим будешь?» получите утвердительный ответ, то тем более опасность увеличивается многократно. Никаких сантиментов по поводу встречи с «земляками» ожидать не приходится. Что вы про него знать можете? Вспомните-ка, где доктор себе «подопытных кроликов» вербовал, включая вас самого, кстати? Вот то-то же. Мало вам Журавля…»

– Всем доверяют только глупцы, никому – безумцы, – пожал плечами Мишка. – Разумные же предпочитают иметь гарантии. Что нам твой боярин предлагает и чего хочет взамен?

– У нас два боярина, – терпеливо напомнил Медведь. – И один без другого решать не станет. Тем более я за них говорить не могу. Ты ведь без деда тоже окончательное слово не скажешь? Он воевода, значит, и договор будет между ним и нашими боярами, когда Журавль вернется. Но Данила вам сына уже доверил. Вы его приняли и своим признали. Остальное сам понять должен, если такой умный. Твои слова я Даниле передам и ответ его тебе принесу.

Только нам до возвращения Журавля надо продержаться. А Журавлю – благополучно вернуться. Мирон сам себя в угол загнал, а потому опасен. По его уже не выходит, но разнести все, что не способен ухватить, он ещё может, потому как для всех, пока боярина нет, он от его имени говорит. Сейчас вот на христиан с чего-то взъярился – тех, которых Моисей пасет. Мироновы вертухаи за ними по лесу рыщут, велено всех, кто с ним в лесу обретается, выловить и к Мирону доставить.

– Так вроде и раньше их у вас не жаловали? – удивился Мишка. – Облавы устраивали да взять не могли. С чего вдруг сейчас переловят?

– Э-э-э, боярич! – Медведь скривился. – Зеленый ты ещё! Не пробегали бы они столько по лесам сами по себе, словили бы давно. Я бы и словил. А Моисей по всем весям свободно ходил, проповедовал… Думаешь, христиане, что тайные, что явные старостам неизвестны, и среди них разговорчивых нет? Ну, разве что рыбой и прочим торгуют помимо боярина. Вот за это, да – гоняли, но тоже… – Лешак усмехнулся чему-то и прищурился на Мишку. – Боярин их прозывает занятно: фарца. Говорит, мол, это тараканы в запечье – проще дом спалить, чем их из всех щелей вытравить. Неизбежное зло. Но коли обнаглеют и на свет полезут – давить без жалости. Вот и давили, но в меру.

С Моисея пользы больше, чем вреда – проще за одним пастухом приглядывать, чем распуганных баранов по лесу собирать, особенно, когда тот пастух их усмиряет и от дури разной удерживает. Всерьез за них Мирон только недавно взялся. К Моисею в лес вроде бы мастер один подался с дочкой. Не из нашей Слободы – оттуда сбежать разве что Гордей смог, и то с моей помощью.

Есть и ещё слобода, там побольше свободы и надзор не такой, как за оружейниками. Чего тот мастер утек – не скажу. Может, умный просто оказался, понял, к чему дело движется, вот и решил края не дожидаться, чтоб под нож не попасть. Моисей его укрыл, потому Мирон и разъярился, будто ему осиное гнездо в порты попало. То ли боится, что за побег с него Журавль спросит – это его смотрящий не доглядел. Или знает этот мастер про него что-то лишнее, вот он и кинулся его ловить, пока боярин не вернулся. А после того, как бунт в Ратном не удался, и вовсе всех, кто ещё у него остался, в лес за христианами погнал. Я своим велел Мироновых со следа сбить, а Моисея с его людьми от греха к Ратному увести.

«Значит, слобода у них не одна… Эта, видимо, на особом положении – там боярич, а главное – оружейники и серебряных дел мастера. Потому и берегли, как объект особой важности, а в других что? Ладно, это уже у грека выясним.

Но с христианами тоже не так однозначно получается? Впрочем, сэр, вы и сами могли бы догадаться – повелись, как пацан, на рассказы про отважных подпольщиков, которые за нос всю вражескую контрразведку, как хотят, водят. А в жизни подпольщики потому и не жили долго, и партизанские отряды даже на своей территории и при поддержке местного населения регулярно вынуждены были отбиваться или менять дислокацию – каратели отнюдь не ворон ловили…

М-да, ведь и правда: не усидел бы столько времени отец Моисей в лесах на сравнительно небольшом участке, если бы… Кажется, на сленге спецслужб это называется «гончий кролик»? Интересно, его втемную использовали или?.. Нет, вряд ли, а то ведь его удавить придется. А если не сам стучал, то крыса у него – кто-то из самых близких и доверенных. И Медведь наверняка знает – кто… Впрочем, с этим потом разберемся».

Мишка серьезно кивнул:

– За то, что уберег их – спасибо.

– Да это пожалуйста. Только тут такое дело… Мироновы дня два ещё по лесу поплутают, а потом все равно узнают, куда Моисей делся. И кто им помог, тоже не великая тайна. Мои парни – не отец Моисей, – нас в лесу не ухватят, а ухватят – так последних его бойцов там и положим. Но у нас семьи. А мы своих баб с самострелами и луками обращаться не выучили. Теперь думаю, напрасно.

Этого быстро не исправишь, так что из нашей веси мы их увели – Мирон непременно попробует через них нас достать. Есть где их укрыть при нужде, но сколько времени там им сидеть – неведомо. В лесу зимой с детишками тяжко придется, а главное, они нам руки связывают. У меня всего два десятка, так что не разорваться, чтоб ещё и баб охранять, а дел нам предстоит много – сейчас основное веселье только начинается. Скоро Журавль вернется. Укроешь их на это время? В долгу не останусь.

«Хм, а ведь не столько христиан товарищ Медведь спасает, сколько, пользуясь случаем, своих выводит. Пока мироныши на Моисея отвлеклись, он свои семьи в другом месте выведет и нас вроде как уже не об одолжении просит, а в обмен на спасение единоверцев. С другой стороны – и правильно. Вы бы на его месте тоже такой возможности не упустили, если бы приперло.

Вот именно – приперло его… Не может не понимать, что жизнь свою и своих людей сам нам в руки отдает. В самом деле к большой войне готовится, раз семьи эвакуирует. И только ли из-за Мирона он опасается, и сам ли так решил, или боярин, который Данила, велел? Но оцените, сэр: Моисея со товарищи он в Ратное определил, а свои семьи – к вам в крепость

…Занятный расклад у Журавля нарисовался, похоже, свою позиционную войну он проиграл. Пока он оставался на месте, то как ключ-фигура удерживал всю доску. Но стоило отлучиться…

– Укрою, конечно, место найдём, – кивнул Мишка. – Тем более, вы с Макаром породниться решили, вот его баба со сватьей и познакомится. Когда гостей ждать?

Медведь что-то прикинул про себя.

– Завтра или сегодня вечером христиане в Ратное выйдут, а дня через два – мои бабы к тебе гостевать… Вроде все… – он оперся было о колени, чтобы подняться, но передумал. – Да, вот ещё что… Славко моего прямо сейчас с собой забирайте.

Командир лешаков коротко свистнул себе через плечо и пояснил:

– Своей будущей тёще и невесте подарки от матери и сестер он из рук в руки передаст, а свата я сам должен уважить. От рода нашего.

Совершенно бесшумно из-за дерева, словно там и простоял весь разговор, появился отрок в белом балахоне с капюшоном, накинутом поверх короткого овчинного полушубка, таком же, как у отца. За спиной у него виднелся довольно объемный вещмешок: в отличие от грека, Славко к «переезду» подготовился основательно, но главное, мальчишка нес на плече лыжи, что стало для Мишки очередным сюрпризом. Не те, которые здесь были в ходу, но почти такие, на которых Ратников неоднократно катался ТАМ. Не классические спортивные, конечно: пошире, да и покороче – для леса удобнее. И палки в руках не бамбуковые.

Славко оказался немногим младше самого Мишки и держался достаточно уверенно, хотя и вежество не забывал: прислонил лыжи к дереву у края поляны и поклонился всем присутствующим. Взглянул на отца и, подчиняясь его беззвучному приказу, подошел ближе и поклонился ещё раз – теперь уже только Мишке с Макаром, достал из-за спины сверток – что-то продолговатое, тщательно упакованное в хорошо выделанный кусок шкуры, и снова вопросительно взглянул на отца.

Медведь расправил плечи и встал рядом с сыном. Макар с Мишкой тоже поднялись на ноги.

– Мы с тобой, Макар, отныне родичи, и мечам нашим друг против друга не подниматься – ибо и они побратимы, – торжественно проговорил Медведь, подталкивая вперед «медвежонка».

Славко сделал шаг вперед и с поклоном протянул на вытянутых руках свой дар. Макар бережно принял подношение и поклонился в ответ:

– Да услышат светлые боги твои слова: отныне нам в Перуновой рати стоять только плечом к плечу и никогда – супротив. Да будет так!

– Да будет так!

«Меч! Да-а, если это такой же, как мы тогда у Яруги взяли – Макар отдариваться замучается… Ничего, поможем. Это родство окупится… А лихо Медведь между Лисовинами и своими боярами вклинился. И Макара подтянул. Точно, придется мужику теперь боярином становиться».

Тем временем Макар принялся бережно разворачивать подарок. Лицо наставника хоть и сохраняло приличествующую моменту спокойную торжественность, но догадаться о его чувствах было нетрудно: хорошее оружие не могло оставить равнодушным опытного воина. Наверняка он видел те клинки, что Младшая стража поднесла в дар сотне, и оценил их по достоинству. Так что Мишка не особо удивился тому, как дрогнули его руки, когда, наконец, клинок тускло сверкнул под холодным лучом зимнего солнца, случайно пробившимся через тучи и стволы деревьев, и тому восторгу, который Макар не смог удержать, завороженно уставившись на меч в своих руках. Все же потрясение наставника показалось ему несколько преувеличенным, и Ратников потянулся, чтобы разглядеть получше предмет, вызвавший столь бурные эмоции у опытного воина, и… Замер сам – хорошо, если не с отвисшей челюстью!

Мишка ошибся, когда предположил, что Медведь подарил будущему родичу такой же меч, как они уже видели. Нет, то, что это именно меч, он как раз угадал. Но разница между ним и теми, что они взяли в бою на переправе, была как между золотым подарочным «Паркером» и обычной шариковой ручкой.

Удлиненный, но легкий, сужающийся книзу клинок с заостренным концом, рассчитанный как на колющий, так и на рубящий удар, что уже говорило о качестве ковки и лучшей стали, – он и сам по себе отличался от привычных мечей, принятых на вооружение в сотне. Богато гравированные гарда и небольшое, но массивное яблоко сдержанно отсвечивали золотом на черном фоне, но дело было даже не в этом.

Мишка почувствовал, как мир вокруг начинает терять резкость и устойчивость, на мгновение появилось чувство, которое настигает в стремительно опускающемся лифте, захотелось затрясти головой и попытаться проснуться.

«Мать твою… Златоуст?!»

Казалось, после этого открытия способность удивляться должна была атрофироваться. Ну, хотя бы на некоторое время, но впереди его ждало ещё одно, не менее чудное. Приглядевшись к узору, что украшал верхнюю треть вороненого клинка, Ратников испытал повторное потрясение основ мироздания: растительный орнамент обрамлял нечто вроде герба, расположенного возле самой гарды, и сходил постепенно на нет. Все бы ничего, но вот очертания этого самого «герба» сразу же напомнили нечто до боли родное, так что Мишка почти отказался верить собственным глазам: на темном металле, тщательно выполненные неизвестным художником, явственно просматривались хорошо знакомые любому мальчишке, рожденному и выросшему в СССР, почти родные щит и меч! Спутать этот силуэт с чем-то другим было невозможно, тем более что в центре композиции красовалась характерная звезда с серпом и молотом в качестве «контрольного выстрела» – на добивание… Не хватало только надписи «КГБ СССР» на привычном месте – на ленте, опоясывающей щит под самой звездой.

С трудом оторвавшись от клинка в руках Макара и усилием воли давя в себе желание протянуть руку и потрогать рисунок, чтобы убедиться в его реальности, Мишка поднял глаза и встретился с изучающим взглядом Медведя. Лешак пристально смотрел именно на него, а не на своего вновь обретенного родича, будто ждал чего-то.

«Блин! Этот что, тоже?..»

Мишке вдруг показалось, что сейчас произойдет что-то совсем уж невозможное. Например, Медведь понимающе подмигнет и скажет что-нибудь этакое… Ну, хотя бы поинтересуется, не продается ли здесь славянский шкаф. Или привет передаст Юстасу от Алекса, в конце концов.

Почему-то в голову полезла уж совсем немыслимая чушь.

«Интересно, если археологи в двадцать первом веке ненароком обнаружат это поделие в историческом захоронении, что они с ним сделают? Утопят его от греха в ближайшем болотце, утопятся там сами или побегут сдаваться в какой-нибудь уютный дурдом?

…Возьмите себя в руки, сэр, хорош дурью страдать! В конце концов, вы столкнулись с «эффектом попаданца», который сами уже, дай бог памяти, второй год тут вовсю генерируете. Подумаешь, на этот раз огребли ответку. Представьте, как вас самого тут все это время терпят? Представили? То-то и оно…»

– Видел когда-нибудь такую работу, боярич?

– Видел… Златоуст… – машинально кивнул Мишка, с трудом протолкнув через вдруг пересохшее горло слова для ответа. И тут же поправился, покосившись на Макара, который, кажется, ничего, кроме меча у себя в руках, ни видеть, ни слышать, ни осознавать был пока что просто не в состоянии. – На картинке видел такое и описание читал. Книгу мне мой учитель показывал. Но я думал, этот секрет потерян давно… А рисунок… Щит и меч со звездой боярин Данила нарисовал?

Медведь пригвоздил Мишку оценивающим взглядом.

– Видел, значит, – не спросил, а констатировал он.

Мишка разозлился на себя.

«Прикусите язык, сэр, а то будет вам сейчас Штирлиц… у Мюллера. Как наличие ваших пальчиков на чемодане с рацией будете обосновывать? А ведь он сейчас поверил, что ВИДЕЛ… Интересно, что им их боярин про это все рассказывал?»

– На картинке, – спокойно повторил Мишка.

– Угу, – хмыкнул Медведь, перевел взгляд на Макара и заговорил уже совсем другим тоном:

– Глянулся тебе наш оберег? Не Данила – сам Журавль и нарисовал. Говорил, этот знак любой сглаз и колдовство отведет, если владеть оружием будет достойный его вой. А трусам или предателям только беду принесёт. Макару я со спокойным сердцем его отдаю – он воин достойный.

– Да, сильный оберег. Потому вы и Великую волхву не страшитесь? Что же тем, кто летом у нас тут ходил, не помогло? Да и не видел я такого у них…

– Это не мои ходили, – презрительно скривился Медведь. – Вернее, не все мои. Мирон своих людей захотел «лешачей» науке выучить. Только как лягуху не подкидывай, она все одно соколом не обернется, а только обгадится…

Ладно, пора мне, а то и так засиделся. И людей своих я из леса заберу, у вас теперь сил на охрану хватает, а у меня каждый человек на счету. Бабы придут – Славко узнает, его мать у них за большуху. Когда ответ принесу от боярина – утром на дереве, на этом берегу, супротив ваших ворот бабье лукошко увидите – тогда на эту полянку и подходите. И хорошо бы с десятником Егором, мне с ним поговорить надобно. А если я до того понадоблюсь, так Макар место знает – там на кусте, под которым он в прошлый раз чуть моего бойца не затоптал, тряпицу белую привяжете – через два дня и меня там ждите.

– Не дело так… – Мишка кивнул в сторону крепости. – Ты теперь нам не чужой – зайди, хотя бы греку скажи….

– Лишнее это, боярич, – покачал головой Медведь. – А греку передашь – мол, велел Медведь при бояриче Тимофее обретаться и из крепости носа не высовывать. Ты ему своих отроков учить поручи – и он при деле будет, и тебе подмога. А чем ещё заняться, он от скуки сам придумает. Только приглядывай, чтоб не увлекался. На, передай ему. Только не все сразу, а то присосется, не оттянешь, – он протянул Макару объемную сумку, в которой угадывались очертания нескольких сосудов. Наверняка не березовым соком наполненных.

«Ну ни хрена себе поворот на крутом вираже! Вот и чешите теперь, сэр, во всех местах, где у вас мыслительные процессы происходят… Что же это за Журавль такой, прости господи? Не лезет его новый облик в привычные рамки типичного уголовника-садиста, перековавшегося из сапога-сержанта с афганским синдромом, поехавшего крышей в результате внутреннего конфликта с носителем? Да, конечно, страсть к штампам и понтам и стремление воплотить их в жизнь просматриваются отчетливо – от Феофана-грека до оберега своему элитному подразделению спецов-«леших»…

Хотя последнее и вас неожиданно проняло чуть не до слез, словно из дома аукнулось. И ведь не уголовная какая-нибудь фенечка, а символика, которая для банального уголовника с понтами, мягко говоря, не типична, более того, в тамошнем обществе считается «западло»… Хотя это по «правильным» тюремным законам, которые в последнее время сильно разбавлены хлынувшим в криминалитет «пополнением», в том числе из «скурвившихся» силовиков, но и они обычно пиетета к преданным ими символам отнюдь не испытывают… И все это в сочетании с номерами на руках, сажанием на кол, звериной жестокостью… И школой для детей в закрытом элитном поселке с греком в качестве учителя до кучи!»

Ратников неоднократно видел изделия златоустовских мастеров, читал про них и даже раза два в руках держал, но и под угрозой страшной смерти ничего подобного не то что сам сделать не сумел бы – посоветовать мастерам здешним чего-то путного в этом направлении не смог бы. Да и нездешним – тоже. А сосед – «сержант с уголовным прошлым» сумел, что говорило о наличии у него весьма специфических знаний и умений. В местах лишения свободы, конечно, попадались уникальные мастера, откуда только талант брался. Наверное, проявлялся по принципу сублимации, когда преступные наклонности не находят выхода. Отдельные шедевры впечатляли, хотя откровенного кича в стиле «сентиментального шансона с пьяной воровской слезой» среди «внезапно озаренных» генерировалось на порядок больше. Но в случае с Журавлём просматривалось наличие отнюдь не таланта-самородка, судя по тому разнообразию сугубо специальных знаний, применявшихся – что особенно важно! – с умом. Плюс, недюжинные организаторские способности.

«То-то и оно, что не лезет эта сова на глобус, как ее ни натягивай. Поддались вы эмоциям и жутковатым аналогиям с концлагерем и не сообразили, что бандит – он бандит и есть. Даже самый талантливый из них максимум, что может, это банду организовать и округу грабить, определяя свою крутость только масштабами этих самых грабежей и сложностью организации бандформирования. А вот создать на ровном месте почти госструктуру, запустить производство и наладить торговые связи… Ну не так у них мозги заточены, не под это, не могут они ничего создавать – вот в чем дело. Разве что отдельные уникальные личности, сиречь воры в законе, с коими вы тоже встречались, увы… Вот среди них попадаются очень незаурядные господа, к тому же не чуждые организаторских талантов. Но ведь и у них в конечном итоге не вышло реализоваться в качестве государственных деятелей! Любая самая сложная схема или организация, иногда уникальная и результативная вплоть до гениальности, все равно в конечном итоге заточена у них только на отъем и разрушение, в крайнем случае – перепродажу, и никогда – на созидание. ТАМ они заводики, а то и целые комбинаты и города с уникальными производствами и готовой структурой отжать-то отжали, но смогли только ограбить и разорить; ну, торговую империю создать, а развития, увы, не вышло.

Ладно, не хочет сова на глобус, натянем на ёжика. Как вариант, этот самый Мастер Данила все наладил, запустил производство и прочее, а когда, судя по рассказу Медведя, у него крышу снесло до полной невменяемости, то Журавль, оставшись один, все это удержать не смог, ударился в террор – то есть перешел на знакомые ему методы, и… Что и? А то, что вследствие потери управления система начала рассыпаться, пришлось усиливать репрессии, но регресс, тем не менее, продолжался и сейчас дал о себе знать грызней среди ближников, которой вы и стали свидетелем… Мирон, видимо, почувствовал это раньше всех или оказался самым ловким в команде и решил сыграть свою игру и перехватить в личную собственность то, что возможно.

Медведь же пытается систему спасти или хотя бы стабилизировать, но сам уже справиться не в состоянии и вынужден выбирать меньшее из зол. В данном случае этим меньшим злом стала сотня, несмотря на лихой рейд по тылам, который санкционировал лорд Корней, надо думать, опираясь на разведданные Аристарха. Значит, Мирон имеет выход на Аристарха или Аристарх на Мирона?

Положим, выйти на старосту каким-то образом он мог, но ни Аристарх, ни дед не поверили бы на слово и очертя голову в авантюру не кинулись – ведь это и ловушкой могло оказаться. Или именно поэтому дед и послал вперед Младшую стражу? На живца… Тоже вариант вообще-то. Но, вероятнее всего, эти данные были получены из такого источника, которому имелось основание доверять. Уж не от Ионы, само собой – Иона, скорее, просто подтвердил то, что они и так уже знали… Похоже, вам того Иону на поиграть отдали – натаскать волчонка на подранке. Или экзамен устроили… Не бабушка ли Нинея тут с самого начала руку приложила? Что ж, возможно. Но пока не важно. Просто учтем на будущее, как факт…

В конечном итоге рейд оказался удачным, если не считать некоторых косяков, добыча богатой, но… Вот именно – но… Лоханулся Аристарх – не он, а Мирон на этой доске партию разыгрывал. Но скорей всего, даже не Мирон, а тот, кто за его спиной. Дед с Аристархом позволили Мирону использовать сотню в его игре, а значит, подставились. Ну, или просто сделали ход к проигрышу всей партии, если рассматривать этот рейд не в отрыве от общей картины, а как первый ход в большой игре, потому что продолжение совершенно неизбежно… И не важно, что в итоге могли никогда и не узнать, ЧТО именно потеряли – ещё бы и радовались, что опасного соседа черти забрали, а Ратному с его разорения объедки перепали. Ну, может, сколько-то ещё скотины, рухляди, да, если бы повезло, серебра к рукам прибрали…

Так что если бы боярин Данила каким-то образом не сумел преодолеть свою «болезнь» и не начал действовать, а товарищ Медведь вовремя не влез в эту партию, то вы бы вскоре поимели под боком весьма проблемную территорию, скорее всего, разоренную и озлобленную.

Медведь производит впечатление честного генерала или, по меньшей мере, полковника, вынужденного заниматься несвойственным ему делом – политикой. Впрочем, это вы погорячились, насчет несвойственного: свою партию он отыграл красиво. Признайтесь, по большому счету он вас сделал. Но впечатление на него вы таки произвели, раз с сопляком договор начал составлять. Теперь ваш ход. Что ж, сэр, влезайте-ка в шкуру гроссмейстера, который проводит сеанс одновременной игры. Только гроссмейстеры обычно этот сеанс проводят с любителями на несколько уровней ниже собственного класса, а тут мало того что противники попались с квалификацией не слабее, так ещё и манера игры у всех разная, а кое-кто, похоже, и вовсе в нарды играет. Или в вышибалы? Не суть.

Тем более что кое-какие партии ваши дражайшие коллеги норовят выиграть с применением приемов типа «через бедро с захватом» или «ход конём по голове», как лорд Корней давеча, а некоторые и вовсе приходится на ходу перехватывать у выбывших по ранению товарищей и наверстывать вслепую, как вот с Медведем. Аристарх с дедом эту партию начинали и, скажем прямо, чуть было не профукали.

Ну а мы зайдем с другой стороны теории игр, и, пока наши противники будут строить свои позиции, исходя из двух вероятностей – все проиграть или все выиграть – мы можем края нашей доски расширить и привлечь дополнительные ресурсы. Главное, потом другому игроку донести мысль, что в выигрыше могут оказаться все стороны, а значит, и позиции лучше занимать исходя из этого: белым и черным сообща, против игрока серого.

А пока Макара бы не потерять – как бы его Кондратий не приобнял – от счастья-то…»

Мишка покосился на наставника и с облегчением констатировал, что недооценил бывалого ратника: Макар вполне справился с давешним обалдением и за то время, пока они шли к крепости, даже успел наладить контакт со своим внезапно обретенным зятем. Ратников невольно прислушался к их разговору.

– В крепости тебя в десяток определят, в казарме с отроками будешь жить, – объяснял Макар внимательно слушавшему Медвежонку. – Тимка тоже к десятку приписан, но к младшему, по возрасту. У нас все учатся: даже Любава – и та в девичьем младшем десятке. На посаде-то мы с теткой Верой не каждый день бываем, но теперь там и твой дом, так что в воскресенье на пироги вместе с Тимкой и Любавой прибегайте. Отец тебя чему-то учить уже начал?

– У нас тоже все учатся, – пожал плечами Славко. – С семи лет в школу слободскую определяют, а с восьми начинают воинскому делу обучать – ну, что по силам. Мастеровые после общих занятий в школе у себя в слободе своему учатся, а мы – своему. Меня новиком через год должны были… – Отрок в последний момент мужественно сдержал тоскливый вздох, но скрыть огорчения не сумел.

– Не горюй, за год много чего случится, – утешил его Макар. – Да и не спеши, навоюешься… Вон, наши отроки, хоть и не новики, а наравне со взрослыми воями свое уже отмерили. И не все вернулись… Это я сейчас в рать не годен стал… – Мишка уловил досаду уже в голосе наставника, – но чего сам умею, тому научу. Отец твой воин, конечно, хороший, но и моя наука лишней не будет.

– Отец тоже говорит, лишней никакая наука не бывает, – согласно кивнул медвежонок. – Тем более в воинском деле. Больше знаешь – дольше живешь.

– Умен у меня сват! – усмехнулся Макар. – Это он правильно… Вон, нас уже ждут, – обернулся он к Мишке, кивая на запертые ворота крепости.

И правда, на воротной башне мелькнул платок Анны, которая, видимо, так и простояла там все время, пока их не было, а сейчас спускалась вниз, к воротам.

– Ну, командуй сотник, – Макар хмыкнул и посторонился, пропуская боярича вперед.