Текст книги "Сотник. В ответе за всех"

– Пошли.

Ишь ты! Не боялся, что отобьют девку, уведут силой…

Хотя какой такой силой? Пошли-то прямиком к реке, на пристань, к ладье Рогволда… Надо сказать, не ладья то оказалась, а целый корабль! Пусть и одна мачта, зато около тридцати пар весел – неплохой такой отрядец гребцов! Между прочим, неплохо вооруженных. Не рабы – варяги никогда невольников за весло не сажали – свободные наемники, слуги или, скорей, даже родичи. На юте и баке ладьи красовались небольшие башенки для воинов, красивые, увешанные вытянутыми щитами… Такой корабль – или лучше сказать, драккар? – больше пристал какому-нибудь владетельному ярлу, а не простому купцу. Впрочем, Рогволд-то был не так уж и прост.

Остановился у спущенных мостков-сходней, махнул рукой караульному, оглянулся:

– Малость обожди, Михаил.

Они как-то у же в ходе совместной игры незаметно перешли на «ты»… кажется, после второй кружки мутновато-сладкого олуса.

В ожидании сотник и его люди с любопытством рассматривали ладью. Башни, щиты… а какие были обводы! Ну да – с чего варягу бояться? Воинов у него хватает, небось, и при князе зацепка есть. Да и никаких законов он не нарушал. Формально.

– Ой, господине… Горька!

Завидев спускавшуюся по сходням девушку, не выдержал вскричал юный Велимудр.

– Кому Горька, а кому – Горислава Путятична!

За время плена дева гордость и норов не потеряла, и даже ни капли кротости не приобрела! Землякам своим не особо обрадовалась, словно не из беды они ее выручали, а так просто приперлись.

Велька бросился было расцеловать «сестрицу»… Так тут же охолонул!

– Ну ты, рыжий! Обслюнявил всю… Тьфу!

– Здрава будь, Горислава, – улыбнулся, кивнул Михайла. – Переговорить с тобой можно?

– Так ведь за тем и пришла, господин сотник.

Горислава хмыкнула – ах, всем красива девка! Тонкий стан, ноги длинные, стройные бедра… да и грудь туга! Тонкий нос, чуть припухлые губки, ресницы пушистые, черна бровь, волосы в две косы – чисто золото, а в глаза – глубокая весенняя синь.

Красавица, что и сказать. Только вот характер…

Ну, а что характер? Хорошо, что умеет за себя постоять.

Отошли… Тут, рядом с ладьей, на бревнышке присели.

Рассказала Горислава все, не особо стесняясь – чего уж. Тем более, кого стесняться-то? Сотник с ней один на один разговаривал, остальные поодаль стояли, на ладью варяжскую пялились.

Вот и сказывала дева спокойно. Как шла по лесу от родичей из Василькова. Одна шла (из-за скверного характера подружек-то не имела). Шла, шла – вздумала искупаться – жарко.

Там ее поймали, на бережку. На голову мешок, так, голой на ладью и принесли. Очнулась в клетке, на корме. Кто такие эти лиходеи – черт его знает. Однако девок-пленниц много.

– Грек один на берегу подошел, сказал, что с ладьи. Про дорогу на родник спрашивал. Смуглявый. Волосы длинные, черные, лицо худое. Нос такой – тонкий, с горбинкой, щеки бритые. Красив парень, но… гад и подлюка! Сказался Мануилом, царьградским торговым гостем. Да лжа то есть! Видно, все наврал. Пришла в себя уж на «Гиперборее». Большая такая ладья! Мануила того иль как его – потом лишь мельком видела… Да и некогда было смотреть.

Девушка вдруг горестно вздохнула и опустила голову. Другая бы, верно, и разрыдалась – да только не Горька! Хмыкнула, шмыгнула носом – и дальше:

– Первым делом меня плетьми выдрали. Поучили… Это когда я начала всех ругать да кормщика за руку укусила… Ой, как он, гад орал! Что-что, господин сотник?.. Не, никого на ладье не насильничали, хоть и в страхе держали. Заперли под палубой, в каморе. Я на следующий день сбежать пыталась… Опять получила плетей! А потом меня и вообще убивать повели… Да-да! Сам Исидор-кормщик и повел, гад препакостный. Почему прям там, на ладье, не удавили – бог знает. А может, кормщик решил сам… – девушка вновь вздохнула. – По пути, в кустах, и снасильничал. Не развязывая. Значит, не нужна стала. Тут я и решила – убьют. Кричать стала, лаяться-ругаться… Тут мне и выручка – господин Рогволд! Он, как меня увидал, так предложил кормщику отыграться… Играли они там на что-то, да… Ладью против меня поставил. И выиграл!

– Да ну! – не поверил Михайла. – Так-таки и ладью?

Горислава хмыкнула:

– Ну, это он так сказал – Рогволд. Когда под горячую руку попал. Мол, ты еще и когтями – по лицу! Не я бы, так и кормила бы рыб в речке. Ну, так-то – прав.

– Вот ведь, помяни черта!

Спустившийся по сходням варяг как раз направлялся к беседующим. Ой, как смотрела на него Горька! Не-ет, безо всякой злобы, а так… как кошка голодная на сметану смотрит!

Интересно… Ладожанин ведь наверняка женат, в таком-то возрасте.

– Был женат. Вдовец ныне, – пленница словно бы подслушала мысли.

Сотник поспешно спрятал улыбку:

– А ты почем знаешь?

– Да уж… знаю.

Гориславу сторговали за двадцать пять золотых – полновесных ромейских солидов. Что тоже было дорого – но, в принципе, терпимо.

– Ох, – откровенно кривилась пленница. – Опять к бабке Брячиславе на двор… чтоб ее…

– А то так на «Коне» лучше было!

«Огненный конь» – так называлась ладья Рогволда или, лучше сказать – драккар. На бушприте деревянная конская голова и торчала. Хорошо, не драконья! Все же конская – поприличнее как-то.

– На «Гиперборее» – плохо, – призналась девчонка. – А на «Коне»… я и не привыкла еще. Плетьми меня там не били, обещали вскорости выпустить…

– Продать, что ли?

– Ну да. Наверное, продать.

Они сидели все в той же корчме заезжего дома Галактиона Грека. Сидели, как равные, за одним столом. Ратнинский сотник Михайла с помощником Ермилом, Горислава и Рогволд Ладожанин. Варяг был сам-один, без слуг. Сговаривались без лишних ушей.

Горислава, впрочем, слушала всех без радости. Видно, не очень-то ей и хотелось возвращаться обратно к бабке. Ну, так и что же – лучше в плену? Мало ли что там кому хочется? Чего хочется Горьке – по ее лицу и видать. Вон как на варяга пялится! Потеряла уж всякий стыд.

С другой стороны – а чего ей стыдиться-то? Ну, снасильничали – и что? Жена должна рожать детей, холить мужа и работать – а уж девственна ли она до свадьбы была, кому какое дело? Уж не деревенским точно. Хотя по христианским традициям оно бы и да… ну да где тут христианские традиции-то? В этих-то лесах да болотах традиции до сих пор одни – языческие.

– «Гиперборея» отчалила еще третьего дня, – получив деньги, как бы между прочим сообщил варяг. – Вместе с караваном ушли.

– Нагоним!

– Вот это вряд ли, – Рогволд усмехнулся, тряхнув заплетенной в косички бородкой. – Разве что в Царьграде.

– Да пусть так! Все равно, – упрямо склонил голову сотник. – Там мои люди. И они будут освобождены!

– Уважаю! – Ладожанин задорно треснул ладонью об стол. – И предлагаю свою ладью. Ну, в смысле – нанять. Возьму недорого.

– Ага, недорого, – скосив глаза на Гориславу, покачал головой Михаил. – Как за нее, что ли?

– Да говорю ж, сговоримся!

– А тебе какая в том выгода?

– А выгода у него простая, господин сотник, – Горька неожиданно активно вступила в беседу. – Он, видишь ли, много тут чего проиграл. И с чего бы в Ладогу-то обратно переться без всякого навара? Куда лучше в Царьград – за чужой счет – да и там чем разжиться.

Услыхав такое, варяг возмутился было… но тут же расхохотался:

– Ай, права дева! Ну, проигрался – и что? Вот ведь верно говорят – проигрывает не тот, кто играет, а тот, кто отыгрывается. К тому же все же кое-что я выиграл… Точней – кой-кого… Не знаю вот, на счастье или на горе.

– Ой на горе! – возмутилась Горислава. – Да без меня хрен бы кто твою ладью нанял! Так что молись лучше.

Варяг аж крякнул:

– Вот ведь девка! Огонь.

Не огонь, а Горе луковое – хотел было молвить сотник, да отчего-то не молвил. Но про себя подумал: а не сговорились ли эти двое заранее? Слишком уж гладко складывается: захотел в погоню – а вот тебе и ладья! И не какая-нибудь, а цельный драккар, скандинавский скоростной корабль. Ну, и сговорились – и что? Оказия же! Тем более людей своих взять побольше – из тех, кто половчей, поумней… Выбор-то есть, слава богу!

– Я, между прочим, многих в Царьграде знаю, – между тем продолжал Ладожанин. – Торгую не первый год. Да и весь Царьград-Константинополь прошел… по всем тавернам – вот, от бухты Золотой Рог до моря Мраморного, даже в Галате, у генуэзцев, и то бывал.

Что ж… «Огненный конь», пускай…

– Как раз через три дня последний караван на Царьград отходит. Успеваем с ними, ага.

Три дня. Ладно. Все вопросы решим. Стало быть – пусть так оно и будет.

После ухода Рогволда в корчму проскользнула Варвара. Подсела за стол к сотнику, улыбнулась нахально:

– Грецкого бы вина заказал. Один…

– Один к одному разбавлять – я помню.

Михайла жестом подозвал служку, заказал и внимательно посмотрел на девчонку. Та хоть и не переоделась, но уже не строила из себя неприступную даму. По грешному, с поволокой, взгляду, по томным приоткрытым губам ясно было – гулящая.

– Кой-что поведать тебе хочу, сотник, – бросив настороженный взгляд по сторонам, Варвара понизила голос. – С вашей стороны грамотца не так давно прилетела. Некоему Антипу для кого-то… Какой-то грек и забрал. Антип это…

– Знаю я, кто такой Антип, – перебил Михайла. – Грамотца, говоришь?

Горислава подозрительно глянула на гулящую:

– А ты откуда про грамотцу ведаешь?

– Да уж ведаю. Артемию Лукичу доложено давно. Есть кому…

– Так, а что там написано-то, в грамотце? Разворачивала? – нетерпеливо переспросил Велька.

– Нет, рыжий, не разворачивала! Так, сквозь кору прочла, – Варвара язвительно усмехнулась и покусала ноготь. – Про мешки там какие-то. То ли шерсть, то ли еще что. Мол, готово всё… Ан нет, не так! Не «готово», а «подготовлено».

– Мешки – это, верно, девы! – сверкнул глазами Ермил. – А, господин сотник?

– Может, и так, – Миша задумчиво почесал затылок. – А может, и нет. Может, просто мешки. Кто записку передал?

– То неведомо. Да и кто забрал – тоже. Точно – грек, но я его не видела. Другие видали. Грек… А кто именно, с какой ладьи? Или, может, местный? Бог весть. Хорошо хоть записку прочла – Артемию Лукичу доложила. Он обо всех грамотцах докладать требует. Ну, кои прочесть удастся.

– Что ж, Артемию Лукичу – поклон, – улыбнулся Михайла. – И тебе, дева-краса – тоже. Помогла нам… и еще поможешь. С нами до Ратного поплывешь.

– Про то знаю, Артемий Лукич сказывал, – кивнув, девчонка недовольно скривилась. – Не скажу, что так уж и рада. В городе дел полно, а тут еще ваша дэревня! Тьфу.

– Да не плюйся ты! Вина вот испей лучше…

– Вина бы и мне… – скромно потупилась Горислава.

Сотник расхохотался и махнул рукой, вновь подзывая служку. Потом перевел взгляд на Горьку:

– Тебе тоже один к одному?

– К трем! Я ведь так… попробовать только.

– Да что его пробовать-то, его пить надо! – пригубив вино, прыснула смехом Варвара.

Михайла покачал головой: хорошая компания, однако же, собралась – веселая. Главное, девчонки-то – что одна, что другая – не очень-то в Ратное рвутся. Одно слово – дэревня!

Тем же днем, а точнее сказать, вечером, явился человечек от боярина Аникея Федоровича. Принес пергаментный фолиант на латыни, список с Катона Старшего. Агрикультура.

Караван отправлялся через три дня, но Рогволд с Мишей и его людьми отчалили раньше – нужно было по пути заглянуть в Ратное… Точнее в Михайловский городок, в крепость.

«А зачем вам в крепость, сэр Майкл? А затем! Отдать распоряжения, оставить вместо себя, скажем, Демьяна – тот верен, предан, аки пес, да и авторитет имеет… однако же не столь большой, как у вас, сэр. Потом – в Ратное. С матерью проститься, переговорить с дедом, со старостой… с Тимкой – обязательно!

Что еще? Набрать дружину. Небольшую – хватит и десятка. Чтоб не только умелые воины, но и хитры, смекалисты были. Еще хорошо бы, чтоб по-гречески понимали – ну, это Ермил да Велька. Маловаты правда, парни, по тринадцати годков всего, ну так а кроме них греческого в младшей страже вообще никто не знает. Тем более, Ермил – умен, приметлив, Велька же, Велимудр – тот еще типус, палец в рот не клади. Правда, наивен несколько, ну, это не столько возрастное, сколько “деревенское”, в пути пройдет.

Так, дальше – Варвара. Пусть будет – холопка Премысла. Ну да, парень в городе по случаю семье в помощь сию рабу купил. Так же через «шустрых девчонок» тут же пустить слух, будто раба та знает кое-кого, кто имеет отношение к пропавшим девушкам и может опознать…

Э-э, сэр Майкл! Вы никак на живца ловить вздумали? А о девчонке подумали? Сможете ей полную безопасность гарантировать? Хм… полную – только Иисус Христос может, а тут свести бы в минимуму риск. В конце концов, предатель не вурдалак и не колдун. Обычный человечек… весьма склонный к накопительству. Ну, не из любви же к искусству он вдруг скурвился? Хотя причины разные могут быть, не только материальные. Скажем – страх, шантаж… Так вот, о Варваре, она хоть и гулящая девка, но все же живая душа, и безопасность ей обеспечить надо. Как именно, чтоб предателя не спугнуть – о том поразмыслить надо. Премысла на побывку в семью отпустить, да. Он, хоть бугаинушка косая сажень в плечах, но парень сообразительный, даже весьма. А то ведь имеется такой стереотип – если сильный амбал-здоровяк, так обязательно дурак. Не-ет, по-разному все же бывает.

Так… ну, в принципе – да. Теперь – по трехполью. Книжку перевести надо… в ближайший монастырь отдать – там кто-то из монахов латынь знает – да договориться с игуменом, чтоб побыстрее. Боярин Аникей Федорович ведь не навсегда книжицу дал. Да тут еще, верно, и Тимофей помочь может.

Он ведь уже кое-что посоветовал.

Трехполье – да, истинная научная организация труда, НОТ, если сокращенно. А люди нового не любят! Как же быть? Как внедрить это новое? Так все согласно теории управления – выдать новое за хорошо забытое старое. Мол, в традициях сие всегда было у нас. Мудрые предки именно так и делали – озимые сажали, культуры меняли, под пар поля оставляли – да мы вот потом позабыли, землицы-то много было, леса – подсекай, поджигай, корчуй… И вот – красота. На пару-тройку лет. А потом все заново. Трудоемко. Да и землицы не бесконечны. Ага, еще бы удобрение надо. По-простому говоря – навоз. Конский, а лучше бы – коровий. Поголовье стада надо бы увеличить. Как? К сознательности людской взывать? Так они тут все беспартийные, парткома нет. А вот если молодняка, телят по осени купить, пригнать да продать дешево… чтоб дешевле семьи стоили… Себе в убыток? Да! Но можно потом в Царьграде ткани, паволоки разные купить – тут продать, прибыль хорошая! Тысяча процентов! Так что не жадничайте, сэр Майкл, скупайте телят, продавайте дешевле дешевого. Народ на распродажи падкий! Обязательно купят телят. Главное, чтоб потом на мясо не пустили… Телок надо брать! И молоко, масло, сметану – брать в Михайлов городок подороже. Опять расходы? Так ведь ненадолго. Да и в Константинополе все отобьем.

Как правильно хозяйствовать по-новому… тьфу ты – по хорошо забытому старому – это надо людям разъяснить. «Шустрые» пусть у колодца почаще местный «женсовет» окучивают, да и среди глав семей нужно распространить, так сказать, передовой опыт. Лучше – силой примера. Скажем, чтоб сам Корней Агеич, чтоб староста… А им-то что с этого? Опять теория управления – в чистом виде. Точнее сказать – теория внедрения, как раз для инноваций и придуманная. Помнится, сэр Майкл, вы ее как-то уже применяли. Года два назад, кажется…

Итак, мысленно делим всех участников процесса на три группы: рядовой состав, средний уровень и высший уровень – руководство. Вспоминаем условия успешного внедрения.

Первое. Рядовой состав (все свободные общинники Ратного, Нинеину весь покуда трогать не надо) не должен опасаться ухудшения своего положения в результате внедрения новинки – трехполья. Что они получат? Урожай озимых, вот что! Голодать-то весной почти не придется! Озимые – рожь, пшеница – в здешних широтах в начале лета вызревают, ну, край – к июлю. Да и урожай – с яровыми не сравнить.

Второе. Средний уровень – главы больших семей – должен быть уверен в том, что от внедрения он получит какую-нибудь пользу. Либо материальную выгоду, либо повышение статуса. Тут у нас и выгода – и статус – вот скажут, молодцы какие наши-то старшаки! Вспомнили старое – вот и голод ушел.

Черт… а, может, сразу к многополью перейти? Ну, сэр Майкл… Ты так и до колхозов докатишься! Рановато еще. Рано.

Итак, продолжаем: третье. Высший уровень, то есть руководство. Ему материальное особо-то ни к чему, тут во главе угла чисто моральное удовлетворение, ибо считается, что материальные и статусные проблемы на этом уровне уже решены. Зато как хорошо лишний раз на ярмарке в Турове похвалиться – вона, у нас голода-то почти что не было! Траву да кору не ели! А все – мы! Хорошо, вовремя старое вспомнили. Трехполье называется. Что уж и говорить – денно и нощно о людищах своих печемся, все думаем. Как бы им жизнь-то полегче сделать!

Прокатит такое? Почему бы и нет. Но весной. А поля под озимые да под пар уже по осени оставить нужно! Старые пустоши, может быть, заново распахать? Значит, что делать надобно? Провести массированную пропагандистскую атаку! Кто для Корнея Агеича да для старосты авторитет? Туровский князь, но куда более – киевский. Киев-то все еще – мать городов русских.

Так вот и пусть слухи пойдут – мол, в Киеве-то давно уже трехполье, к старой системе вернулись, по завету мудрых предков. Никто не голодает, всем хватает всего… Пусть даже не только слухи. Что там князья-то излают – указы, буллы. Нет, буллы – это папы римские. Пусть будет грамота… типа список на бересте и грамоты князя Киевского… Как он жалует все тех «трехпольщиков»… да призывает перенимать передовой опыт. Как-то так. Илья, секретарь, сочинит, как надо, так сказать, с учетом местных реалий. Молодежная редакция – шустрые девчонки – тоже свое слово скажут. Даже не скажут – а постоянно будут говорить, капать на мозги.

Деда Корнея можно еще и материально заинтересовать… и старосту, а особенно старостиху. Можно даже такой лозунг пустить, типа «Добросовестный труд – дело чести, доблести и геройства!». Ничуть не хуже труда ратного. Воины за жизнь своих родных бьются, не щадя живота своего – и пахари так же. Своим всем в младшей страже сказать – чтоб к зажиточным крестьянам относились уважительно, при встрече бы здоровались первыми, “воинством” своим перед ними не кичились и “смердами сиволапыми” не обзывали. К тому же в Ратном смердов-то и нет – одни свободные общинники – “люди”».

* * *

Ладью Рогволда Ладожанина все называли «драк-кар», хотя никаким драккаром она по большому-то счету не являлась, разве что была схожа обводами и, так же как драккар, могла идти и кормой и носом. И, как драккар, имела одну съемную мачту. Корпус судна был полностью сделан из крепких досок, внакрой, так, что при волнении они даже немножко шевелились, двигались, спокойно преодолевая крупные волны, словно бы корабль был живым существом. Именно так, хвастаясь, объяснял варяг охотно внимающей ему Гориславе. Михайла тоже невольно прислушивался, расположился на корме рядом, у широкого кормового весла, коим мастерски владел кормщик – невысокий светлобородый крепыш Глеб, кстати, тоже варяг. Да почти весь экипаж «Огненного коня» состоял из ладожских варягов, что для Михаила Андреевича никакой новостью не было – он и раньше, в ТОЙ своей жизни, знал, что в Ладоге даже улица сохранилась – Варяжская. Местные варяги прекрасно владели наречием ильменских славян, а промеж собою общались довольно забавно – заговорят по-варяжски (скорее, это был древнешведский), затем тут же перейдут на славянский диалект и закончат беседу снова на варяжском. Ну, как примерно латыши в Риге.

Себя все варяги считали вовсе не подданными шведской короны, а именно что ладожанами. Ладога (варяги предпочитали говорить – Альдейгьоборг) формально подчинялась Новгороду, но управлялась собственным выборным главой – посадником. В Новгороде же пока что княжил внук Владимира Мономаха Всеволод Мстиславич, в крещении – Гавриил. Впрочем, до изгнания князя и установления феодально-олигархической республики оставалось не так уж и долго – 1136 год.

Корабль Рогволда Михайле – какое-то время бывшему в ТОЙ своей жизни моряком – понравился. Довольно большое – метров двадцать пять в длину, около восьми в ширину и грузоподъемностью тонн в двадцать – судно управлялось играючи, и по течению – на веслах – развивало скорость около семи-десяти узлов. Имелась и палуба, закрывавшая гребцов и грузы, и две каюты – «каморы» – на юте и баке, – это уже было изобретение купца… подсмотренное им у готландцев и всяких прочив немцев. Сами же ладожане и хвастали – мол, со всей земли нынче гости к нам, со всего моря Варяжского, то есть надо понимать – с Балтики. Ну правильно – до Новгорода-то на морских судах не дойдешь – пороги, вот и отстаивались в Ладоге – крупнейшей перевалочной базе!

Экипаж «Огненного коня» составлял человек сорок – и все размещались свободно. Судно имело небольшую осадку, что позволяло без особых проблем ходить по рекам, к тому же корабль был вполне приспособлен и к морскому ходу – мачта, такелаж, парус, надежное рулевое весло.

Ладья вполне могла принять на борт еще дюжину человек – Михайлу с дружиной. Нынче же воины младшей стражи лениво расположились у бортов, наслаждаясь теплым летним деньком, кто-то вместе с Гориславой и сотником внимал хвастливым речам Рогволда, кто-то дремал или думал о чем-то своем… а вот ушлая Варвара присоседилась к бугаинушке десятнику Премыслу. Гладила его по руке, заглядывала в очи… Входила в роль! Ну да, она же – холопка, раба, а Премысл, стало быть, ее хозяин.

Ох, Премысл, Премысл – не заигрался бы! Варвара – девка еще та!

Когда красавица-ладья подошла к причалу, сбежалось все Ратное – посмотреть. Еще бы, не каждый раз такие корабли в село заходят, далеко не каждый. Нет, конечно, проходящих-то было много, молодежь частенько собиралась «на мостках» – «смотреть на ладьи», величаво проплывавшие мимо. Вот и сейчас собрались – уж тем более! Девы да молодки строили «корабельщикам» глазки, мужики деловито переговаривались – сколько ладейка на борт берет, да пройдет ли по морю?

Все это неожиданно напомнило Михаилу Андреевичу старый советский фильм «Безымянная звезда» по пьесе румынского автора. С Игорем Костолевским. Там тоже все «общество» собиралось по вечерам на вокзале – встречать и провожать никогда не останавливающийся поезд из Бухареста. Так сказать, некий символ.

То, что на этой ладье возвращаются из Турова свои, и в Ратном, и в Михайловом городке уже знали – Миша самолично помахал рукой стражникам на первом посту, на излучине. Встретили хорошо, радостно, отвязали волочившуюся позади ладьи, на привязи, лодку. Ту самую, на которой Михайла с людьми и отправился в Туров несколько дней назад.

Даже Корней Агеич и староста не побрезговали выйти на берег, встретить. Ну и конечно же Анна Павловна, матушка Миши, сестры… наставник Тимофей. Лучшие люди!

– Ну, как оно, Миша? – сразу же поинтересовался дед.

– Мед с толком продали, да, – обняв мать, обернулся сотник. – А так – кой об чем поговорить бы.

– Заходи вечерком в баньку. Поговорим.

Отдав необходимые распоряжения в Михайловом городке, Михайла вернулся в Ратное, по пути заглянув в Юльке. Привез столичный гостинец – расписной платок из невесомой ромейской ткани. Подарок понравился. Чмокнув парня в щеку, девчонка прильнула к груди и вздохнула:

– Ох, Миша, Миша… В Царьград ведь теперь?

– Туда…

– Долго… – лекарка неожиданно улыбнулась. – Однако все подобру сладится. Я чувствую. Знаю.

– Это тебе Мокошь – сыра земля сказала?

– А вот ты не смейся, ага!

Сотник и не думал смеяться. Так, пошутил просто. Может, просто шутка неудачной вышла.

– А Горислава-то, Горька, от матушки Брячиславы ушла, – прощаясь, сообщила Юлька. – Повздорили они сильно, а ты сам знаешь – у тетки Брячиславы рука тяжелая… Вот и ушла Горька-то. Куда-то, говорят, в лес. В Васильково, верно.

Хорошо, не на ладью!

Сотник про себя хмыкнул, вспомнив, какими глазами Горислава смотрела на Рогволда. Вот уж да-а… Какая уж тут тетка?

В жарко натопленной баньке парились до одурения. Миша, Корней Агеич, староста Аристарх Семеныч, Мишин родной дядька, кузнец Лавр Корнеевич, да Кондратий Епифанович, по прозвищу Сучок-зодчий… Потом выскакивали, сигали в реку. Все кроме Агеича – тому-то с одной ногой несподручно. Да и сильно париться опасался дед – все больше давали о себе знать старые раны. Потом и Тимофей Кузнечик подошел – тот не парился, не любил. Так заглянул, «на беседу».

Там же, на скамье у баньки, попивали терпкий квасок… Говорили…

И староста, и дед, и даже Сучок со всем соглашались… Да и хитрый Мишаня повернул дело так, будто бы это они все и предлагали. И Кузнечик ему в том помогал, поддакивал.

– Не выручим девок – слух нехороший про нас с вами пойдет. Так, деда?

– Так! Девок надо выручить… И – обязательно отомстить, это главное! Чтобы знали – все враги наказаны. Чтоб никому впредь неповадно было беспредел творить! Ну и заодно – работорговцев ромейских пограбить – не грех!

– Правильно, Корней Агеич правильно! – наперебой поддакивали все. – Верно говоришь! А ты, Мишаня, слушай, да на ус мотай.

Довольный Корней Агеич продолжал и дальше. Тем более, в общих-то чертах все и раньше было уж обговорено. Ну да, повторение – мать учения!

– Для такого дела, Миша, верные люди нужны. Немного – с десяток. Но таких, чтоб земля тряслась! И чтоб никто на них всерьез не подумал, что воины – хоть куда. Там, в Царьграде… Да и у нас не со всеми соседями мирно. Ляхи еще… Младшая дружина в самый раз. До них-то кому что? Отроки. Вот если бы взрослые мужики ушли, так соседушки бы оживились – ага, защиты-то в Ратном почти что и нету! А так… Мальцы… Никто и не заметит. А что сам сотник в Царьград – так это и к лучшему! Пусть знают… как князья когда-то ходили, бояре! Вернешься со славою, Миша, от того тебе будет вящий почет!

С Царьградом вроде сложилось все. Иное дело – с трехпольем. Корней Агеич и Сучок как-то не очень в это все верили, не очень агрономическую науку понимали.

– Да ну, зачем нам это чертов навоз?!

Хорошо, Тимофей вмешался.

– А и попробуем, чего ж? Я слыхал, так не только предки делали… Так и у франков, и в иных немецких странах…

– Да я и сам вложиться готов! – поддержал Аристарх, уже давно «распропагандированный» все тем же Кузнечиком. – Коли Миша мне из Царьграда… ну, не мне – супружнице… ну это… шелков там каких… Там, говорят, дешево.

– Сделаем, Аристарх Семеныч, дорогой! Сладим.

Тут снова Тимка на помощь пришел:

– Озимые – дело хорошее. Коли и впрямь, летом с урожаем будем…

– А вдруг не будем? Лишнего-то зерна нет!

– Так будет! Уж сколько-то надо посадить.

– А по весне что сеять будем?

Так вот, в спорах, истина и родилась. Недостающий посевной материал решили купить осенью, сразу после жатвы, «когда цены спадут».

Вообще-то, к слову сказать, к старосте Аристарху Семенычу Мишаня заглянул еще до бани, показал книгу да посоветовался – где бы ее могли перевести. Будто бы сам не знал, где!

Со скрипом, с трудом, но прошло трехполье, даже дед Корней Агеич заинтересовался и идею поддержал, правда, с изрядной долей скепсиса:

– Кхе, поглядим, поглядим…

Что касается секретаря Ильи и шустрых девчонок («прессы»), то сотник все им разъяснил самолично, вплоть до малейших деталей. Когда, что и где говорить, в каких случаях упоминать «хитрых ромеев», а в каких – «мудрых предков».

– Ты, Миша, про предателя говорил, – вдруг вспомнил Корней Агеич. – Как с ним-то? Неужто есть такой?

– Может, и есть, – сотник ответил уклончиво. – Мои люди над этим работают. Не могу же я всем сразу… на пять частей…

Все правильно: делегирование полномочий еще никто не отменял. Иначе руководителю что же – на сто частей разорваться?

А с предателем и впрямь разбирались – работали, вычисляли. Операция «Подсадная утка» началась сразу же, как только сотник добрался до Михайлова городка да вызвал к себе «шустрых дев»:

– Ну, красавицы, запоминайте!..

Ближе к вечеру, после сенокоса и прочей страды, «красавицы» собрались у колодца… Так, трепались как обычно, за жизнь, смеялись, парней обсуждали. Тут и постарше народ подтянулся – «женсовет»… Уши развесили, ага…

– …так вот, бабоньки! Девка-то та, холопка туровская, видала у нас на лугу, как кто-то разбойным людишкам девок показывал… вел… Издаля видала… но, узнать, говорит, сможет… попробует…

– Так это… это из наших, что ль, кто? Ратнинский?

– Не обязательно. Может, из Василькова или из Нинеиной веси.

– Так узнает или «попробует»?

– А откель она видала-то?

Так вот и раззуделись не на шутку. Слухи-сплетни пошли…

О том же самом и молодежь вечерком на околице трепалась. А как же! О чем же еще?

На новую холопку семейства Премысла в Ратном мало кто заглядывался. Так себе девка, замарашка какая-то – худющая, босая и руки-ноги – в цыпках. Да и смотрит по сторонам эдак… как будто убогая. Ну так, верно, убогая и ест! Так вот судачили… Один Премысл знал: Варвара – красотка истинная. Правда, еще и притвора! Это же надо – так притвориться, что никто взглядом не проводит, за бочок не ущипнет!

Светланда, Премыслова матушка, новую холопку шпыняла – все больше по двору. Грядки прополи, уток-гусей накорми, полы в горнице выскобли-вымой, потом на поле пойдешь, сено косить, сушить, да то, что высохло, в снопы связывать!

Варвара-то, бедолага, к крестьянскому труду не привычная, до того к полудню умаялась – язык на плече. И притворяться не надо. Премысла с утра уже дома не было – отправился в Михайлов городок, службу ратную исполнять.

Ближе к полудню Светланда собрала большую корзинищу полотенец, покрывал и прочего – да отправила рабу на реку, на мостки – стирать.

– На пристани не полощи – корабельщиков смущать будешь, на ближних мостках ребятня рыбачит – тоже нельзя. Иди на дальние, спросишь – покажут.

Пошла Варварушка – делать нечего. Потащила тяжеленную корзину. Идет – сама себе удивляется – надо же, докатилась! Ну, Артемий Лукич, нечего сказать – удружил. Такая службишка уже не куну и даже не ногату – две ногаты стоит!

Пока шла у пристани, средь людей, мимо рыбачков-отроков, нормально все казалось, хоть и тяжеловато с корзиной-то. И солнышко светило, и безоблачное высокое небо сверкало пронзительной синью, а в зарослях чернотала пели-переливались малиновки. Красота!

Только вот, чем дальше Варвара шла, тем безлюднее на пути становилось. Казалось, всего-то ничего и прошла, корзину ненавистную протащила, а… И людей уже нет, и трава на лугах выше, а кусты – кустищи! – гуще. Темно как-то кругом стало… страшновато даже. Вот именно – страшновато! Даже Варваре – а уж та на своем не столь и долгом веку уже много чего повидала. Хоть и обещал господин сотник, что его люди всегда рядом будут, да вот… вот где они? За тем дубком? Нету. В орешнике прячутся? Тоже нет, иначе бы там птицы не пели, улетели бы… Чу! Вот, похоже, чьи-то крадущиеся шаги… Ну да! Идет кто-то… мягко эдак ступает… вот остановился, замер…