Текст книги "Сотник. Чужие здесь не ходят"

– От смотри, друже… – наставлял приятеля более опытный и рукастый Мекша – паренек лет пятнадцати, невысокого роста, но плечистый и жилистый, с круглым деревенским лицом и «уставной» – «под горшок» – прической. Ровесник его, узколицый дылда Федул, внимал дружку даже с некоторым почтением.

– От смотри – что это? – меж пальцами Мекши что-то блеснуло.

– Проволока златая, – ухмыльнулся Федул. – Или медная… Дай-ко поближе-то… Тю-ю! Злато и есть. Откель, друже?

– Места знать надо, – отшутился воин. – Так вот… берем проволоку и этак осторожненько продеваем сюда… в рукав… Вплетаем, да… Оп! Знаешь, как на солнышке-то играет? Все девки наши!

– Сла-авно! А мне такое можно, Мекша?

– Как говорит господин сотник – можно Машку за… Да сделаю, да! Только проволоку купи.

– Купи-и… – Федул разочарованно скривился. – Однако дорого нынче злато… Может, медную?

– Можно и медную. Только потом заколебешься чистить!

– Чего сделаешь? – не понял дылда.

– Заколебешься, – с важностью повторил Мешка. – Славное слово? Так господин сотник говорит и еще – Кузнечик. Означает – «надоест».

– А-а-а! Да-а, богатое слово. Запомню.

– Только Гасте не объясняй. Рано еще ему такие слова знати!

Проплыв где-то с пол версты, Михайл а-сотник нос к носу столкнулся с челноком Глузда и его напарника Кирьяна. В лодке серебрилась рыба, а кроме рыбы была еще и какая-то незнакомка в темном убрусе.

– Гляжу, с уловом! – затабанив веслом, весело крикнул Миша.

– Здрав будь, господин сотник! – парни отозвались разом.

Сидевшая на носу челнока девушка улыбнулась и, предваряя возможные вопросы, тут же представилась:

– А я – Забава, паломница. Отроцы вот подвозят… Помолиться хочу, свечечки поставить… да, Бог даст, погостить немножко. Может, в чем-то и помогу.

– Славно! – улыбнулся в ответ сотник. – Церковь у нас красивая. Да и батюшка – человек не худой. Приветит! Так ты что же, одна?

– С паломницами… Они вперед ушли, а я с мужичками торговыми заночевала. Славные такие дядечки!

– Ну, удачи!

Махнув рукой, Миша ухватил весло, челноки разминулись…

Над рекою вставало солнце. Разлилось по воде сверкающим золотом, окрасило палево-желтым цветом редкие облака, лениво плывущие по ярко-голубому летнему небу, отразилось в золоченой маковке ратнинской церкви. С первыми лучами проснулись и утренние птахи – запела в кустах чернотала малиновка, на заливном лугу вспорхнули из высокой травы жаворонки, понеслись к солнышку, к нему же потянулись и раскрывающиеся на глазах цветы – лиловые колокольчики, синие васильки, желтые лютики и купавницы. Порывы легкого ветерка раскачивали густо-розовые венчики иван-чая, на берегу, у самой воды, шумел камыш, гнулся, словно кому-то грозил, тяжелый – с коричневыми навершиями-венцами – рогоз.

Отплыв вниз по реке верст пять, молодой человек резко свернул к берегу и, спрятав челнок в осоке, выбрался на мокрый песок. Оглянулся, потеребил бородку и неслышно скользнул в разросшийся неподалеку орешник.

Плохой еще был орех, кислый, незрелый. Однако еще неделя-другая, и поспеет, и можно будет собирать…

– Стой, кто идет!

Собственно, Миша уже давно ждал окрика, еще на реке. Что ж, часовой малость прошляпил, и все же – лучше поздно, чем никогда…

Ладно, посмотрим – что дальше будет?

– Стой! Стрелять буду!

Ага! Правильно действовал страж, в полном соответствии с уставом и с наставлением, лично записанным Михайлой со слов воеводы, деда Корнея Агеича, да еще с правками бывалых вояк – вечно угрюмого нелюдима Бурея и немого Андрея.

Первый-то раз кричали с одного места – из-за можжевеловых зарослей, а второй – совсем с другого – из-за рябины. А голос-то был один и тот же – молодой, даже детский. Молодец, парень, хоть и прошляпил немного, но службу знает – меняет места. Интересно, с какого места арбалетная стрела прилетит? Наверное, во-он из-за той липы! Или – из малиновых кустов, там, хоть и колючки – да гуще и ближе.

Однако хитроглазый отрок-то! Ишь ты, сотника даже в камуфляже заприметил! Правда, не узнал – да кто ж в такой одежке узнает? На то он и камуфляж. И все равно – молодец!

Однако из малинника-то пичуга выпорхнула! Качнулась ветка… Эдак…

Услыхав до боли знакомый звук спущенного арбалетного курка, Миша, не думая, бросился навзничь, прямо в коряги, в высохшую лесную грязь! Давно уже сформировалась такая вот привычка…

Щелкнула спущенная тетива! Просвистела над головой тяжелая арбалетная стрела – болт, впилась в толстый ствол липы…

Та-ак… А теперь что? Перезаряжать – долго… Сулица!!! Черт!!! Что там у него еще осталось? Шестопер? Нож?

Пожалуй, пора заканчивать, а то и в самом деле недосчитается Ратное своего славного сотника!

– Ладога! – чуть приподнявшись, выкрикнул Миша…

И услыхав в ответ «Полоцк», с облегчением перевел дух. Выдохнув, поднялся… поспешно спрятав усмешку:

– Ну, давай, давай, герой. Покажись!

Звякнув кольчугой, выбрался из малиновых колючих зарослей мальчишка лет двенадцати – худенький, ловкий, светлоглазый, с белесым, смешно торчащим вихром…

– Ой! Господин сотник…

– Кто таков?

– Гастя я… Ой… Унот Доброгаст!

Короткая кольчуга – хауберг – с кольчужным же капюшоном, не очень-то длинный подол, узкие порты, заправленные в замшевые сапожки, наборный воинский пояс. За поясом тесак-скрамасакс (меч в таком возрасте еще рано), как водится – узкий нож в ножнах, и да еще – шестопер! Ух, угодил бы по башке – точно… Ни щита, ни шелома, ни длинных копий на караульные тропы не брали – неудобно.

– Начальник караула – младший урядник Мекша, – перебросив за плечо арбалет, закончил доклад воин.

Выслушав, Михайла кивнул:

– Добро… Идем… начальничка твоего проведаем.

– Никак нет! – неожиданно возразил отрок.

Впрочем, возразил-то вполне ожидаемо – устав и наставление прямо запрещали бросать наряд по службе без важных на то причин.

И еще раз – молодец!

– Что ж, унот Доброгаст… Объявляю благодарность за отличное несение службы!

– Ой… Есть благодарность, господин сотник! – дернувшись, отрок едва не выронил арбалет.

– Доложите о том десятнику. Кто десятник у вас?

– Рыжий Be… Урядник Велимудр.

– Молодец и урядник – умеет подбирать кадры… Сейчас посмотрим, какие еще понабрал…

Оставив Доброгаста нести службу, сотник одернул камуфляж и неслышно зашагал по еле видимой звериной тропке. Совсем неподалеку располагался схрон… где должен быть и старшой, и бодрствующая смена – спать разрешалось только в самом разгаре дня, естественно – по очереди.

Горе-караульщиков Миша увидал сразу, едва осторожненько выбрался из зарослей жимолости и дрока. Вместо того чтобы бдительно следить за рекой, стражи что-то деловито обсуждали, разложив на травке кольчуги. Ремонтировали, что ль? Или чистили? Так на то свободное время имеется!

Ах вы ж, остолопы…

Наливаясь праведным гневом, сотник неслышно нырнул в траву, пополз – подобраться к нарушителям устава поближе!.. Где-то рядом запели птицы… Красиво так…

Ага… вот они, голубчики…

Миша резко вскочил на ноги… И ошеломленно замотал головой. На лугу-то никого не было. Никого и ничего!

Нет, ну вот – таволга примятая, одуванчики, клевер… Листочки медвежьи ушки еще не выпрямились, так и оставались примятыми. Значит, кто-то же здесь валялся – и совсем недавно. Да сотник своими глазами видел… И где ж?

– Стой, кто идет! – резко выкрикнули из разросшегося неподалеку березняка.

И тут же:

– Стой! Стрелять буду!

Совершенно с другой стороны, из густых кустов черной смородины последовал окрик!

Ну и хитрованы, однако! Однако как так? Как так-то?

– Ладога! – послушно отозвался Михайла.

– Полоцк! Доброго здравия, господин сотник.

– Так… По очереди – ко мне. Шаго-ом… арш!

Первым подошел прятавшийся в смородине плечистый парень с круглым простоватым лицом:

– Младший урядник Мекша по вашему приказанию явился!

Все как положено. Короткая кольчужка, увесистая, утыканная гвоздями дубинка, закинутый за плечо арбалет. Нож в сафьяновых ножнах, толок вместо тесака – изогнутая половецкая сабля. Уставом допускалось и такое…

Ах, как кольчуга-то блестит – глазам больно! А впрочем… что это там в кольчужном-то нарукавнике? Прям горит золотом… Так и верно же – золото! Ах, прохиндеи…

– Кто это тут в траве недавно валялся? – Михайла напустил на себя подобающую случаю строгость. – Случайно, не вы?

– Что вы, господин сотник! Мы – да в траве? Как можно! В наряде же!

Вот ведь, еще и издевается, собака! Как будто Миша своими глазами не видел!

– Да я ж вас… Да собственными очами…

– Показалось вам, господин сотник. Голову, может, напекло – жарко ведь…

– Ах, показалось? Ах, напекло? А трава-то примята почто?

– Так это… кабаны! Валялись с утра, заразы!

Нет, хоть в глаза брызги! Божья роса… Уставился честнейшим взглядом, врет в лицо начальству, нисколько при этом не стесняясь!

Ну-у… где-то, в какой-то мере – тоже молодец. Так врать, не краснея – недюжинный навык и умение требуется. Тоже в своем роде искусство. Для разведки или шпионства какого – самое оно то…

Ладненько. Посмотрим, как второй…

– Свободен, младший урядник Мекша. Напарника ко мне!

Напарничек – высоченный, худой, нескладный – с длинными волосами-патлами, напомнил Михаилу какого-то хиппи. Ему б магнитофон, клеши и группу «Шокинг блю» – «Шизгара-а!!!»

С этим сотник начал не сначала – с середины!

– Вы зачем в кольчугу золотые нитки вплели?

– Дак это… для вящего благолепия, господин сотник!

Для благолепия, ага… Этот дылда тоже, похоже, за словом в карман не лезет. Две пары в сапоге!

Ладно…

– Дружок твой, урядник, рассказал, как вы здорово от меня спрятались…

– Мы, господин сотник, не прячемся. Мы службу несем!

И этот – нахал!

Службу они несут… Еще скажи – с достоинством и честью!

– Добро! Свободен… пока…

Парень проворно скрылся в зарослях. Однако ловкий! И высокий рост не помеха.

Однако как же они…

Сотник спинным мозгом чувствовал – как-то его обхитрили. Обманули, объегорили, на кривой кобыле объехали! Хорошо хоть – не корысти ради… И ведь так и не признались! Правда, еще толком-то разговора и не было – можно ведь и пожестче… Можно – да нужно ли? Как любил говаривать в прошлой, той, жизни один знакомый отставной подполковник: «Признаются только дураки!»

Да уж, наезжать на этих оглоедов, пожалуй, не нужно. А вот вывести на чистую воду…

Отойдя к лесу, Миша уселся в тени и задумался… Как-то ведь его заметили! Кто-то подал знак? Так некому… Тогда, значит – ловушки, всякие там колокольчики, ниточки, растяжки…

Ага, ага! Это уже теплее!

А ну-ка, пройтись… Может, и найдутся ниточки… В самом прямом смысле слова!

Сотник обшарил всю поляну, весь прилегающий луг – можно сказать, на карачках обползал. И – ни одной ниточки. Ни одной… Одна рассыпанная крупа… Ну а вон крупинки – пшено… Явно из пайка. Рассыпали, ротозеи…

Стоп! А если – не ротозеи? Если специально рассыпали… Ну, точно – пшено! Птицы! То-то они и распелись… запорхали… Ну, молодцы хитрованы, ничего не скажешь! Смекалку проявили – приманили-прикормили птиц… Те и вспорхнули, встревожились, когда чужого почуяли!

– Младший урядник Мекша! Ко мне!

Колыхнулись кусты.

– Господин сотник. Младший урядник…

– Вольно, урядник… Значит, пшеном птичек прикормили?

– Ячменем, господин сотник… ой…

– Значит, так! – усмехнулся Михайла. – Наказывать вас не буду. Наоборот – за смекалку хвалю. Но! Завтра ж проведете мастер-класс для всех наших!

– Что проведем?

– Покажете, как птиц приманить-приручить… Да что куда бросать, сыпать…

Невдалеке послышалось конское ржание – прибыла новая смена. Выскочив на поляну вслед за своим командиром – десятником Велимудром, – юные всадники спешились и выстроились в небольшую шеренгу. Признав сотника, приосанились…

– Меняйтесь, – махнув рукой, разрешил Михайла. – Только… что-то вашего Доброгаста не видно.

Время в те времена шло весьма неспешно, измерялось чаще всего такими понятиями, как утро, день, вечер… или – вечерня, обедня, заутреня. Понятие «час» особо никого не интересовало, что уж говорить о минутах. Важность часов в измерении течения времени возрастала в связи с развитием бюрократии, пока еще – чисто княжеской, всяких там тиунов, дьяков и прочих, и связано это был с утверждением графика работы и оплаты труда. Час в те времена на Руси (и не только) был понятием относительным, вовсе не обязательно четко шестьдесят минут, как, например, в Византии – Ромейской империи с очень развитым аппаратом управления и огромным слоем государственных чиновников. Отнюдь! Все зависело от сезона – летние часы были заметно длиннее зимних, впрочем, в двенадцатом веке особой надобности в столь точном измерении времени не было. Экономика носила аграрный характер, подчиняясь лишь природе – сезонам.

Вот и в Младшей страже время караулов измеряли «по солнышку» – примерно, на глаз…

Спустившись к реке, длинный Федул громко покричал коростелем – подавая условный знак караульщику Доброгасту, Гасте…

– Должен бы откликнуться… – напрягся Мекша, караульный старшой.

Все прислушались… Федул покричал еще раз, еще громче…

И снова в ответ – тишина.

– Да что ж с ним? – рыжий десятник Велимудр-Велька покусал губу и хотел было отправить парней на поиски, но…

Где-то у реки послышался ответный крик коростеля…

– Ну, слава богу, – облегченно перекрестился Мекша. – Вот ведь Гастя… копуша…

Караульный появился минут через пять – запыхавшийся, в вымокших сапогах и портах, явно чем-то взволнованный…

– Ты где шатался?

– Там… Там… Ой… Разрешите доложить?

– Докладывай уже, – махнул рукой Велимудр. – Только все по порядку и четко.

– Так я и говорю… Там, на бережку, у плеса – двое мертвяков. Похоже, мелкие торговцы…

Сотник склонил голову набок и скривился:

– Почему – похоже?

– Короба у обоих с товаром… Ленты цветные, браслетики, свистульки… – пояснил Доброгаст. – Ну, толком-то я не смотрел…

– Ничего. Сейчас и посмотрим, – нахмурившись, Миша перевел взгляд на Вельку. – Ну что стоишь? Меняй стражу.

– Слушаюсь, господин сотник.

В челнок вся караульная смена не поместилась, Миша взял с собой лишь Доброгаста, хитрованы же бежали следом, по бережку, стараясь не упускать челнок из виду.

– Ничего, – хмыкнул Михайла. – Им полезно пробежаться… Ну? Гастя, долго еще?

– А эвон, господин сотник, – плесо. Так сразу за ним…

Обогнув мыс, челнок зашуршал осокою, ткнулся носом в песок. Выскочив, Миша зашагал седом за Добро-гастом… Да тут и идти-то было нечего – чуть выше, на пригорке, рядом с кострищем лежало два трупа. Мужики лет за тридцать. Чужие… Рядом – распотрошенные короба с нехитрым товаром, разбросанным там и сям…

– Думаю, короба просто вытряхнули… – негромко протянул Доброгаст. – Верно, что-то ценное искали… Стекляшки да прочую теребень не взяли.

Сотник задумчиво потеребил бородку:

– И что такого ценного могло быть у коробейников?

Так он и назвал эту торговую мелочь – коробейники… Может, от него это слово и повелось? Кто знает…

– Не могу знать, господин сотник, – растерянно отозвался отрок.

– Понятно, что не можешь.

Тут явились и хитрованы, коренастый Мекша и суетливый дылда Федул. Выбрались на пригорок, осмотрели все, склонились над трупами…

– Ну? – хмыкнул Миша. – Что скажете?

– А можно еще немного посмотрим? – повернул голову Мекша.

– Смотрите, – сотник махнул рукой и спустился к реке. Скорее всего, убийцы именно по ней и явились…

Правда, течение быстрое, да и мель – каменистое дно… Впрочем, на песочке какие-то следы все же имелись…

Тут появились и хитрованы. Внимательно осмотрев следы, не поленились – полезли и в реку, прошлись по отмели…

Интересно, что такого заметили?

– Гастя там по кустам смотрит, – выбравшись на берег, доложил Мекша. Кольчуги караульщики сняли, аккуратно сложив в заплечные сумы-котомочки.

– Ясно… – кивнув, Михайла хитро прищурился: – А сам что скажешь?

– Там, у костра, след, – почесав затылок, промолвил урядник. – Нога босая, небольшая, узкая – девичья. Девица с ними была, господин сотник!

– Та-ак… – Миша, кстати, тоже след этот заметил, только пока еще никаких выводов не делал – рано. – И куда ж эта девица делась?

– Куда делась, покуда не знаем… А вот откуда взялась, уже можно сказать. Из реки!

– Подробней! – насторожился сотник.

Мекша покусал губу, искоса поглядывая на своего приятеля, деловито шарившего по кустам.

– Тут невдалеке брод… Девица там и шла… да плохо брод знала – оступились… Вынесло на стремнину… Дева давай барахтаться, кричать. Хорошо, мужички услыхали – помогли. Кабы не они, верно, утопла бы…

– Говоришь, помогли…

– Да, на руках вынесли. На песке-то следы глубокие – кто-то явно с грузом шел… – Чуть помолчав, воин продолжал: – Одежку мокрую дева на кустах у костра сушила – ниточки зацепились, ворсинки. А чтоб нагой не сидеть – они ей холстину али… там, рядом лежит – еще мокроватая…

Сотник сверкнул глазами:

– Хочешь сказать, что они ее… а девица отбивалась – и вот…

– Нет, господине, – урядник покачал головой. – Все там спокойно было. Похлебали ушицы, потом – спать полегли… Их уже – сонными. Узкий такой нож, подобные у ляхов да ромеев бывают. Стилет – так ромеи зовут.

– Одна-ако… Не слишком-то обычное оружие.

– Вот и я, господин сотник, о том… Вряд ли это девица сделала, – прикрыв глаза, задумчиво протянул воин. – Удары умелые – сразу насмерть. Не мучились бедолаги, умерли спокойно, во сне – сразу. Зарезали их – и сразу к коробам… Искали что-то! Может быть, даже и нашли…

– А дева?

– Девы, скорее всего, тут уже и не было. Ушла. Иначе б и ее – за компанию. Этих-то уже под утро убили – костерок-то шает еще. Значит, ночью хворост подкидывали…

– Эге-ей! – покричав, спустился с пригорка Гастя. Похлопал глазами взволнованно, доложил: – Там папоротники смяты, господин сотник.

– Смяты? А ну, пойдем-ка, глянем…

Кто-то шастал по лесу, совсем рядом с кострищем… пробирался – видно было!

– Мужик, видать, крупный… Даже и не один… К реке шли…

– Да нет – от реки… Эвон, за сухостоину хватались – кора сдернута…

Похоже, все так и было. Получалось, что за коробейниками кто-то следил! Но… зачем? Кому они сдались-то?

– А вот здесь – затаились!

В те времена всем юношам приходилось охотиться, выслеживать и добывать дичь – эти парни читали лес, словно открытую книгу! Миша завидовал – он так до сих пор не мог.

– Вон, в можжевельнике схоронились… Резко так бросились – ветку сломали…

– Ветка здоровая, ага… Кого-то увидали… Гастя, ну-тко, за елками глянь…

– Ага…

Мальчишка стремглав бросился к ельнику…

– Следы! Эвон и ленточки кусочек… Оборвался…

– Дева шла, – негромко промолвил Федул. – Вот, зацепилась…

Мекша тут же подхватил:

– А лиходеи ее увидали и спрятались. Боялись, что закричит. Торговцев разбудит…

Вернувшись обратно на пригорок, парни под руководством сотника еще раз тщательно осмотрели место происшествия, выискивая любую зацепку… Да что там, тщетно! Что там такого интересного было у коробейников, за что их могли убить – бог весть… Но что-то определенно было!

– У этого пояс разрезан, господин сотник! – взволнованно доложил Доброгаст.

Федул тоже выкрикнул:

– И у этого вспорот…

Вот так вот! А поначалу-то не заметили… Значит, и в поясах что-то искали. Скорее всего, нашли.

– Тогда ясно – по наводке работали, и конец ниточки следует искать в Турове! И рядом, за речкою – в землях «журавлей»…

– И почему ты про «журавлей» подумал? – с некоторым удивлением переспросил сотник.

– Так ведь ясно же, господине… Мимо нашей стражи никто незамеченным не проходил и не проплывал! – Мекша истово перекрестился. – Проходили две ладьи – в Туров. И одна – из Турова. Но это все днем было. Из лодей кто – вряд ли. Откуда там знали, как именно торговцы пойдут, какими дорожками-стежками?

Соглашаясь, Михайла молча кивнул.

– Значит, по тому берегу шли… Тут ведь отмели, вброд перейти можно. Там, у «журавлей», следы поискать надобно, – убежденно высказался урядник. – Если и не сами «лешаки» все это устроили, то лиходеи по их земле шли… Эх, если б девицу найти, допросить… Может, что-то и заприметила?

Сотник, прищурясь, глянул на реку, на игравшее на отмели солнце:

– Девицу, говоришь… Кажется, я ее сегодня уже видел. Прямо вот здесь, на реке… в лодке.

Глава 4

Погорынье, август 1130 г.

С юной паломницей Забавой сотник поговорил лично, найти ее не составило никакого труда. Это и оказалась именно та девчонка, которую подвозили в челне юные стражники – Глузд и Кирьян. Судя по их словам, девушка и знать не знала ни о каких убийствах – с раннего утра уже беззаботно плескалась в речке. Тут Миша четко себе представлял: коли б паломница бежала от лихих людей – вела бы себя совсем не так! По всему выходило – коробейников Забава покинула еще живыми. Правда, Глузд обмолвился, будто дева слышала в лесу какие-то крики… шум… Но никого не видела.

– Ты квас-то пей, – выслушав, гостеприимно предложил Михайла. Девушка ему скорее понравилась – скромная, в темном платочке, потуплен взор… однако же иногда так глянет, что ого-го! Ожжет жемчужносерым взглядом! Чувствовалось, ежели что – дева за себя постоять сумеет.

– Благодарствую, дядечка… Вкусен у тя квас-то!

– Зови меня Михайлой… Ты церковь-то нашу нашла?

– Заутреню уже отстояла, – улыбнулась дева. – И с батюшкой познакомилась. Спросила – кому где помочь? Так он и при церкви предложил…

Юлия…

Миша неожиданно для себя покраснел – со всеми этими убийствами он совсем забыл про свою зазнобу, а ведь давно пора было навестить, подбодрить, если что – предложить помощь… Кстати, Юлька как-то обмолвилась, что одной, после безвременной кончины матушки, знахарки Настены, стало ей очень уж тяжело. Приходящих помощниц не хватало, ведь, кроме собственно лечения страждущих и больных, нужно было еще как-то жить и вести хозяйство. Сотник предложил было подружке столоваться в Михайловском городке, у тетки Плавы… Юная лекарка предложение сие с негодованием отвергла: мол, что ты, Миша – что люди-то скажут? Девка сама себя не может прокормить? Стыдоба!

Эх, поженились бы… Тогда можно было б и слуг нанять – в рядовичи или в закупы… Платить справедливо…

Юлька-то замуж и пошла б – особенно сейчас, когда одна осталась… Однако дело было не в ней – в обществе! Индивидуальности, как таковой, в те времена не существовало – все жили в обществе и были обязаны обществу, иначе просто не выжили бы! Вот и Юлия… Девушка выполняла очень важную для всего Ратного функцию – лекарки-знахарки; выйдя же замуж по любви могла все свое умение растерять… Ибо лекарками становились по наследству, совершенно мистическим образом обретая – наследуя – свою волшебную силу. Именно поэтому все они сами вели счет родства, сами выбирали любовные связи. Каждая сама знала, кого от кого родила, а все вместе – все про всех. Вот и покойная Настена знала, какая пара нужна ее дочери, чтобы ее способности еще усилить, а не знала бы, так спросила у знакомых лекарок, где такой мужчина есть. Если они не знают, то спросили б других. Нашли б, рано или поздно… Такая вот евгеника выходила, на взгляд Миши – чистый нацизм! И бороться с этим было очень и очень сложно. Против их свадьбы были все, даже родная матушка, боярыня Анна Павловна.

А вот эту девчонку можно и к Юльке – в помощницы…

– Господине, к тебе десятник Ермил! – заглянув в дверь, доложил дежурный стражник – «дневальный». – Говорит – вызывали…

– Вызывал, вызывал… Пусть уже войдет! Сейчас, Забава, я быстро…

Войдя, Ермил поклонился – смуглоликий, стройный, в дорогой ромейской тунике, палево-синей, затканной серебром, он больше напоминал клирика, нежели воина. Однако на поясе висел меч, а в карих глазах читались воля и нешуточное упрямство.

– Звал, господине?

– Звал. Коней к обеду готовь. Ну, и с полдюжины воинов – к «журавлям» поедем.

– Понял… – взгляд юноши вдруг упал на паломницу…

Округлись удивленно глаза:

– И ты тут? Вот так встреча! Здрав будь, Фекла.

– И ты здрав будь! – девушка радостно улыбнулась. – Вот ведь, дал Бог – свиделись.

– Фекла? – непонимающе моргнул сотник.

– Это крестильное имя, – пояснила паломница. – В миру же – Забава.

Ну да, ну да – так в те времена и было, если не у всех, то у многих. Князь Ярослав Мудрый, к примеру, в крещении был Юрием.

– Мы в Турове виделись, – негромко пояснил Ермил. – Фекла там все по церквам, по обителям…

– Вот и до вас добралась! – Забава вспыхнула очами. – Красиво тут, благостно. И батюшка – добрый. Останусь ненадолго… ежели господин сотник позволит.

– Да по мне – хоть всю жизнь живи! – расхохотался Миша. – В общем, Ермиле, – готовь…

– Есть, господин сотник!

После ухода Ермила Михайла продолжил беседу с паломницей и на протяжении всего разговора все больше креп мыслью о том, что его решение ехать немедленно к «журавлям» – в высшей степени правильное. Похоже, следы лиходеев вели именно туда! Да хоть и не туда… Нужно было разбираться, не сидеть же сиднем на месте – этого Миша с детства терпеть не мог, парнем был резким. Действовать, действовать, действовать! Немедленно. Прямо сейчас.

– Ты, Забава, что-то про странные звуки сказала? Ну – про недобрые…

– Так да, говорю же! – девчонка округлила глаза. – Вроде как весла на реке плеснули… тихо так, но я услыхала. Сказала дядечкам – они на смех подняли!

– А в какой стороне? – быстро уточнил сотник.

– Ближе к тому берегу… – Забава вдруг прищурилась, став невообразимо серьезной, вся ее радость улетучилась вмиг. – А что, господине, коли ты про них спрашиваешь… значит – лихое дело случилось?

– Случилось, – Миша не стал скрывать. – Убили их. Искали что-то…

– Господи. Господи… Ужас-то какой… – поправив платок, истово перекрестилась паломница. – Говорила ж… А они смеялись! Добрые такие дядечки… Уговаривали с ними до утра… Ой… а коли б осталась? Лиходеито и меня…

– Так ты ночью, что ли, и ушла?

– С рассветом. Но солнышко не вышло еще.

– Что ж – вовремя, – сотник покачал головой. – Сам Бог тебе помогает, дева!

– Сегодня же свечки поставлю!

– Ну да… Ступай… Да, лекарке нашей, Юлии, помощница б не помешала. Коли согласна – поговорю. Сыта будешь. Только работы там много.

– Ой, господине… Работы-то я не боюсь!

* * *

К «журавлям» добрались быстро – часа за два. Ехали конно, где-то – шагом, где-то переходили на рысь. Сам Миша да Ермил со своими парнями – полдюжины, как сказано, прихватил. Все в кольчугах, при мечах, с короткими копьями. У седел приторочены арбалеты и – вдруг да понадобятся? – шлемы. Сотник выглядел словно князь: отороченная собольим мехом шапка доброго немецкого сукна, поверх кольчуги – темно-голубой ромейский плащ с серебряной вышивкой. Недешевый! Оно и понятно – в те времена по одежке встречали, да и вообще – по-другому невежливо, все ж Миша не последний человек в Ратном – боярич из славного рода Лисовиных! Во всей округе никого родовитее нет.

Еще взяли с собой Лану – с некоторых пор «наставницу лучного боя». Лучше этой худенькой половецкой девчонки никто в Ратном из лука не бил! Даже взрослые мужики, охотники… Девчонка еще и метала ножи… Вот Миша ее наставницей и назначил. Да не просто так, а по договору, «ряду», как и обещал.

К слову сказать, именно Костомара-вдова когда-то и подарила сотнику юную половецкую рабыню… Причем сама-то Лана вдову – бывшую свою хозяйку – очень даже уважала. Вот и напросилась… Только…

– Ты как узнала-то?

– Так слышу-то я хорошо, господин сотник! И вижу… Думаю. К чему б такая суета?

Ну, собственно, особой-то суеты не было… Так, побегал туда-сюда десятник Ермил, пособирал отроков… Однако вот – услыхала, увидала – сделала выводы – догадалась. Ну, как такую умницу не взять?

– Обузой не буду, господин сотник. И занятий у меня сегодня нет.

Что ж, поехали…

«Лешаки» – тайная лесная стража – обнаружили гостей быстро, правда, сами, как всегда, не показывались – просто сопровождали. Да уж, нынче-то если они и могли кого провести, так только не Мишу с Ермилом – больно уж опытные, про тактику «лешаков» знали.

Человек несведущий ничего бы кругом не заметил – лес кругом как лес, поле как поле – липы высоченные, вязы, рябины, ельник… на опушке пичуги распелись, солнышко припекает и небо такое – чистое-чистое, без облаков вообще. Красота. Идиллия.

Но Михайла-то видел – вон тут кусты шевельнулись – а ветра-то нет! – тут жаворонки из травы выпорхнули: резко – ни с того, ни с сего… а вот и вообще – тень меж деревьями промелькнула – зеленая, в лоскутках…

– Лешаки-то совсем сноровку потеряли, – догнав сотника, усмехнулся Ермил. – Учить, видно, некогда… Да и некому – все власть делят. Торон, говорят, всех обиженных вкруг себя собирает, а кикиморник Глеб удила закусил.

– А еще кое-кто к чарторыйским боярам подался – помощи просят воду мутить, – погладив коня по гриве, Миша грустно вздохнул. Ох уж эти соседи! После исчезновении боярина Сан Саныча Журавля (человека из того мира) и гибели его наследника Юрия с дядькой Медведем все у соседей пошло не так! Миша, конечно, помочь пытался… но вот правду говорят – со своим уставом в чужой монастырь не лезь! Кто чужаков слушать будет? Тем более – соседей, у которых – это ж ясно! – глаза завидущие и руки загребущие… Ох уж эти соседушки – спят и видят, как бы чужие земли под себя загрести.

Именно так и рассуждал прежний староста – Тороп, та еще гнида… И точно так же, похоже, стал думать и староста новый – Глеб. Миша знал его лично, и самого, и супругу – нормальный же был человек, кое в чем сильно помог… А ныне? Ныне отношений между соседями по сути – никаких. Неужто власть так Глеба испортила? Или не во власти дело, вернее, не только в ней… Слишком уж много мерзостей в землях Журавля творилось… Убийства, предательства… Осатанеешь тут!

«Лешаки» соизволили показаться лишь у самого селения – выбрались на пригорке, поклонились – угрюмые парни в камуфляже. Спросили – кто, к кому и зачем.

Ну да, ну да – будто не видели, не знали – кто…

Велев воинам ждать у ворот, за высоким тыном, Михайлу с Ермилом проводили до самых хором старосты. Вот именно – уже хором, появившихся на месте пусть и добротной, но весьма небольшой избенки… была когда-то избенка, а ныне – дом в два этажа, на каменном подклете, да с теремом! Кругом амбары, рига, овин, конюшня… Двор дубовыми плашками вымощен! Для полного счастия «лексуса» в гараже не хватает… или какой-нибудь «Ламборджини»…

Впрочем, такого жеребца вот прямо сейчас слуги из конюшни вывели – любо-дорого посмотреть! Не хуже «Ламборджини»… и ничуть не дешевле, да.

– Нравится конь? – подойдя, улыбнулся Глеб – красивый молодой мужик в ярко-красном плаще с собольим подбоем, небрежно накинутом поверх обычной домашней рубахи. Видать – ради гостей…

– Здоров, Глеб!

– И вам доброго здравия! Рад видеть…

Ага, рад он… Взгляд-то вильнул… Не «журавли» ли к убийствам причастны? Да нет, вряд ли – зачем это им? Торговых гостей отваживать никто зазря не будет…

– Проходите, дорогие… Прошу!

Гости спешились. Подбежавшие слуги подхватили коней под уздцы.