Текст книги "Бешеный Лис"

– Не спеши, время есть.

– Кто она тебе? – поинтересовался волхв.

– Татьяна? Тетка.

– Что ж не спрашиваешь, как заклятие снять? – Пленник, видимо окончательно поверив в близкое спасение, разговорился.

– Сам знаю.

– Ну уж… – Удивление было искренним, волхв даже перестал растирать затекшие руки.

– Все просто, – спокойно объяснил Мишка. – Сделаю куклу, проткну ей иглой живот, потом на глазах у Татьяны эту иглу выну, а куклу сожгу. Какие при этом слова нужно говорить, тоже знаю. Ничего сложного.

– Нинея научила?

– Сам – не дурак.

Волхв пожал плечами и снова принялся восстанавливать кровообращение в руках. Некоторое время тишину в сарае нарушало только его сопение, потом волхв, словно спохватившись, спросил:

– Что со Славомиром, знаешь?

– Убит.

– А те, кто с ним уходил?

– Тоже.

– Точно знаешь? – Волхв вперился в Мишку недоверчивым взглядом. – Только слышал или сам видел?

– Сам трупы видел. А Славомира, без лица и языка, в лесу оставили, с подрезанными жилами.

– За что? – Волхв снова замер без движения, ожидая ответа на свой вопрос.

– Он внуков своих убить пытался – сыновей Татьяны. Оба ранены, но жить будут. В том бою всех трех сыновей Славомира убили, получается, что он близких родственников между собой стравил – дядьев с племянниками. Потому с ним так и поступили.

– Совсем сдурел старый… – пробормотал волхв себе под нос, но Мишка услышал.

– Тебе видней – сдурел так сдурел. Весть запомнил?

– Грек Илларион, полк воинов-монахов.

– Верно. – Мишка утвердительно кивнул. – Встать можешь?

– Сейчас… ох! Сейчас, погоди немного, уже отходит. Так Корзень из-за этого на городище пошел?

– Почему ты его так зовешь? – Мишка тут же ухватился за возможность получения новой информации.

– Его так… – Волхв, пыхтя, изо всех сил растирал себе ноги, – один человек назвал… перед смертью. Провидцем был. Предрек, что если Корзень со Славомиром схлестнутся…

– Не со Славомиром! – напористо перебил Мишка. – Он другое имя назвал! В Перуновом братстве у всех иные имена, так же как у Корнея – Корзень. Так и у Славомира…

– Ты!.. – Волхв отшатнулся к стенке сарая, и на лице его вновь проступила ненависть. – Ты кто такой?

– У Нинеи спросишь. Но она вряд ли скажет. – Мишка на всякий случай извлек из ножен кинжал и демонстративно подбросил его несколько раз. – Поднимайся и пошли, на ходу быстрее разомнешься.

До лаза в тыне добрались без приключений, волхв на непослушных ногах двигался даже медленнее, чем Мишка на костылях. Уже выбравшись наружу и окончательно поверив в освобождение, он вдруг обернулся и обратился к Мишке:

– Эй, парень! Кукле под одежку напихай чего-нибудь, как будто беременная, и… на-ка вот, Татьяна узнает. – В руке у волхва неизвестно откуда появилась толстая бронзовая игла, тупой конец которой был изготовлен в виде головы языческого идола. – Сначала вытащи, потом обломи или перекуси клещами. Так правильно будет. От кого Нинее поклон-то передать?

– От Михайлы.

– А по-нашему тебя как?

– Ждан. Только она меня все равно Михайлой зовет. Скажи: скоро навещу, только нога подживет.

* * *

– Михайла! Михайла! – опять прервал Мишкины воспоминания голос старосты Аристарха. – Да что ты сегодня сонный такой? Очнись! Слышишь, о чем спрашивают?

– О чем, Аристарх Семеныч?

– Ну совсем сомлел. Самому-то отцу Михаилу грамота была? Он же на порог прислугу не пустит, мол, нельзя чернецу.

– Была, – отрапортовал Мишка. – С пастырским увещеванием и разрешением от некоторых монашеских обетов до того времени, как выздоровеет.

– Ага. Ну тогда ладно. А почему грамоты с тобой передали, а не с Корнеем Агеичем?

– А про отца Михаила секретарь епископа почему-то меня расспрашивал. И еще один монах – Феофан. Он-то мне грамоты и передал, а почему мне – не знаю.

– Ладно, с этим решили. – Староста обвел глазами собравшихся. – Вроде бы все или еще о чем-то забыли?

– Забыли! – выступил вперед десятник Пимен. – Ты сам намедни обещал.

– И охота тебе, Пима, впустую время тратить! – не очень настойчиво попытался возразить староста.

– Не впустую! Дело важное, и от него благополучие всех нас зависит!

– Так, слушайте. – Аристарх повысил голос. – Десятник Пимен и с ним еще… Пимен, сколько вас?

– Еще семнадцать.

– Десятник Пимен и с ним еще семнадцать человек предлагают… как бы это… да ну тебя, Пимка, сам рассказывай!

– Я – десятник четвертого десятка, обозный старшина Бурей и еще шестнадцать человек – все достойные мужи и бывалые воины, а также крепкие хозяева – хотим, чтобы вы задумались над тем, что сотня наша слабеет, – начал торжественным голосом Пимен. – Сами сегодня убедились: полных десятков у нас только три, двух десятков нет вообще, еще один докатился до такого позора, что и говорить противно. Трое десятников остались без ратников, а это значит, что и еще трех десятков у нас нет. Терпеть такое дальше нельзя, с этим, я думаю, и сотник наш согласен. Так, Корней Агеич?

– Беды наши любой перечислить может, – отозвался Корней. – Что предлагаешь-то?

– Но с перечисленным ты согласен?

– Согласен.

– Теперь еще одно, – продолжил Пимен. – Опять же сегодня вы все убедились: в селе тесно, тын обветшал, надо расширяться…

Кто-то из ратников перебил:

– Так решили же: после Велесова дня, как с жатвой управимся…

– Слыхали? – Пимен повысил голос. – Даже и сроки назначаем, как язычники! Нет чтобы сказать: после дня поминовения благоверных мучеников Бориса и Глеба! Нас для чего сюда прислали больше ста лет назад? Свет христианской веры во тьму языческую нести! А мы что? Дошло до того, что епископ туровский нас в небрежении упрекает! Так вот, Корней Агеич, – Пимен обернулся к сотнику, – тебя князь над нами снова поставил. С этим не спорим – князю виднее, но что ты со всем этим делать собираешься?

– С чем «с этим»? – Голос деда был холоден как лед.

– Повторю еще раз, мне нетрудно. – Пимен обернулся к своим сторонникам, словно ища поддержки, и Мишка понял, что чувствует себя десятник вовсе не так уверенно, как хочет показать. Тем не менее говорить он продолжил вполне бойко: – Ратная сила уменьшается, жилье и крепость наша ветшает, вера православная ослабевает. Так и будет дальше или ты как-то все это исправлять собираешься? Если собираешься, то как?

– А сам что-нибудь предложить можешь? Или только беды перечислять способен? – Дед в точности повторил свой предыдущий вопрос, только слова местами поменял.

– Могу. – Пимен снова оглянулся на свой десяток. – Для пополнения воинской силы – звать воинов со стороны. Для содержания в порядке села – допускать на сход всех мужей, имеющих в селе свое хозяйство, а не только ратников. Для укрепления веры – не селить язычников внутри села, а построить посад за тыном.

– Все? – Голос деда по-прежнему был совершенно лишен эмоций.

– Все, Корней Агеич. Если можешь предложить что-то получше – говори, а если не можешь, тогда давай то, что я сказал, сделаем.

– Что скажете, честные мужи сотни ратнинской? – обратился дед ко всем собравшимся.

Шум, постепенно нараставший по мере того, как Пимен излагал свое мнение, грянул в полную силу. Дед спокойно сидел в седле, давая эмоциям выйти наружу в криках и спорах.

«Пимен абсолютно прав, по крайней мере в том, как он перечислил недостатки. Можно подумать, что он сдает зачет по управленческим патологиям.

Во-первых, десинхронизация. Необходимые решения недопустимо запаздывают: либо не принимаются вообще, либо дело затягивается.

Во-вторых, деструктуризация. Всего три полных десятка вместо десяти, как должно было бы быть. Плюс существенная часть мужского населения занимается чем угодно, только не основным делом – несением ратной службы.

В-третьих, дисфункция. Сотня фактически перестала исполнять ту роль, ту функцию, для которой, собственно, и была создана.

Все вместе – дезадаптация – неспособность адекватно реагировать на изменения обстановки и отвечать на вызовы времени.

Все признаки рефлексивного метода управления, когда способ разрешения очередной проблемы придумывается не в соответствии с какой-то концепцией, а «на ходу», после того, как событие уже произошло.

А вот с предложениями Пимен подкачал. По крайней мере, с двумя из трех. Ратников со стороны не набрать, даже если ратнинцы согласятся нарушить сложившуюся традицию. Хорошие воины все при деле: в княжеских дружинах, в боярских, в бандах, в конце концов, а плохих нам и не надо. Так что для реализации первого предложения просто-напросто нет ресурсов.

Выселение холопов, упорно не желающих креститься, «за периметр» и вовсе даст результат «с точностью до наоборот». Это как бы узаконит существование в Ратном двух общин – христианской и языческой. Распространению христианства – выполнению основной функции – это не только не поможет, но и помешает.

А вот с допуском к решению хозяйственных вопросов всех хозяев Пимен, пожалуй, прав. Дискриминация по признаку годности к строевой службе – полная дичь. Тот же Илья куда как умнее и практичнее Пентюха, например.

Интересно: что дед ответит? Это же прямой наезд на него как на сотника: ты власть, ты и решай проблемы, а мы тебя будем критиковать. Любимая позиция дерьмократов.

Но Пимен против деда – сопляк. Во-первых, почти вдвое моложе – тридцати еще нет. Во-вторых, сторонников у него вдвое меньше, чем у деда. Выручать нас Лука тридцать восемь человек привел, а Пимен выступает от имени семнадцати. Неопределившихся меньше десятка, погоды они не делают. В-третьих, Пимен либо трусит, либо поет с чужого голоса, недаром же все время на кого-то оглядывается».

– Ну, наорались? – Дед приподнялся в седле. – Молчать! Слушать сотника!

Шум утих быстро, все – люди военные, к дисциплине приучены, да и приказать Корней умел.

– В должность сотника, – дед притронулся рукой к золотой гривне, – я вступил только сегодня. По обычаю, любой недовольный или желающий сам стать сотником может о том сказать, и тогда дело решается поединком. Десятник Пимен потребовал с меня отчета! Десятник! С сотника! Доставай меч, Пимка!

Дед соскочил с коня и обнажил клинок.

«Блин! Как он пеший на протезе-то будет?»

– Корней Агеич, да ты что? – Пимен явно не ожидал такого оборота.

– Доставай меч!

– Да не буду я с тобой…

– Тогда на колени, шапку долой, меч наземь! – не дал Пимену договорить дед. – Винись, паскуда!

– В чем виниться-то? Я только…

«Ну прямо Троцкий: «Ни мира, ни войны, а армию распустить». Труханул Пимка. Ох, блин!»

Вжик! Дедов меч перерубил на Пимене пояс, и ножны с мечом и кинжалом упали на снег. Удар был настолько точен, что одежда Пимена оказалась нетронутой. Второй удар был тоже хорош – оплеуха плашмя, так, что с головы Пимена слетела шапка, а сам он еле устоял на ногах.

– На колени, крысеныш, убью! – Произнесено это было так, что никаких сомнений не оставалось: убьет.

Пимен бухнулся на колени:

– Винюсь, Корней Агеич! Прости, и в мыслях дурного не желал!

– Встать! Коня!

Пимен торопливо вскочил, подхватил дедова коня пол уздцы, почтительно придержал стремя.

– Так и держи!

Пимен покорно остался стоять в роли конюха – без шапки, распояской – живое воплощение раскаявшегося злодея. Ухо и левая щека у него медленно начинали багроветь.

– Ну, кто еще забыл, что такое сотник? – Дед напоказ поиграл обнаженным клинком. – Выходи, напомню!.. Нету? – Меч скрылся в ножнах. – Тогда – о делах.

Дед медленно обвел взглядом присутствующих. Так дирижер «собирает внимание» оркестра или хора, перед тем как первый раз взмахнуть палочкой.

– Первое: новые ратники. Обычай ломать не дам! Чужих брать не будем, у нас и своих достаточно. Не поняли? Объясняю. Я привел из Куньего городища пять семей моей родни. Там шесть парней и молодых мужиков, которых можно обучить ратному делу, да еще с десяток мальчишек, которых отдадим вон ему, – дед указал на Михайлу, – в «Младшую стражу». Почти у каждого из вас жены или невестки родом из местных селений, значит, там у вас есть родня. Вот там пополнение для сотни искать и станем, заодно и женихов нашим девкам присмотрим. Кхе! – Дед блудливо подмигнул старшим ратникам, имеющим годных для замужества дочерей.

– А если не пойдут? – Кто задал вопрос, Мишка разобрать не успел. Дед, с высоты седла, возможно, и увидел вопрошающего, но обращался по-прежнему ко всем сразу:

– Возьмем силой! Мы эту землю отвоевали, теперь пора становиться на ней хозяевами. Или будут платить дань, или будут давать людей! Мы их защищаем, пускай платят! А особо упорным – пример Куньего городища!

Собравшиеся одобрительно загалдели, идея явно пришлась по вкусу.

– Молчать! – гаркнул дед. – Я еще не закончил!

Тишина наступила мгновенно.

– Второе. Тын и вообще все строительство. О сроке договорились. На работы выходить всем! Кто будет отлынивать, выгоню из села на все четыре стороны! У кого есть холопы, выведете на работу ровно половину, включая баб. А чтобы пример показать, беру на себя строительство угловой башни. Пора уже вместо тына валы насыпать и башни поставить.

– Э, Корней Агеич! – подал голос староста. – Прости, что перебиваю…

– Чего, Аристарх?

– Я вот что подумал: угловые башни на себя могли бы другие взять. К примеру, Степан-мельник, Касьян с Тимофеем, Кондрат – им по силам. Ну и я, раз уж такое дело, тоже мог бы. А тебе уж тогда проездную надвратную башню надо строить.

– Кхе! Ну… могу и надвратную. Потом с тобой вдвоем сядем и все сочтем: кому сколько. Все понимаете, к чему дело идет? Городок у нас получается! А потому будем ставить и посад. Перво-наперво вынесем за стены мастерские. Мельница у нас и так там, и ничего – стоит, работает. А если кто захочет внутри мастерскую оставить, пусть платит в сотенную казну. Но кожемяк уберем непременно – больно уж промысел у них вонюч.

Последнее замечание сотника снова вызвало одобрительный ропот – кожевенные мастерские смердели нещадно, особенно летом.

– Ну и третье, – продолжил дед. – Твердость в вере и насаждение христианства. Начнем с себя! С тех, кто в церковь аккуратно не ходит, на исповеди и у причастия бывает от случая к случаю, буду брать виру! Также и с тех, у кого холопы больше года живут и до сих пор не окрещены. И делу польза, и казне нашей прибыток! Всем все понятно? Кому непонятно, тому потом объясним, а теперь, Аристарх, пора жребии тянуть! Начинай!

Аристарх поднялся с лавки и торжественным голосом произнес:

– Отрок Михаил! По обычаю, пращурами заведенному, раз уж ты так отличился, что воинскую долю получаешь, тянуть тебе жребий первому, чтобы другим пример был и у тебя стремление появилось в первые люди выйти. Подходи!

Мишка, неловко опираясь на неудобные костыли, подошел к столу.

– «Рухлядью» или душами?

– Душами.

– Бери вот из этого кувшина, да не копайся, бери верхний.

Мишка вытащил деревянный кругляш с выжженными на нем буквами «КД».

– Двадцать четвертая доля!

– Корней Агеич, подходи…

«Поздравляю вас, сэр, вы только что присутствовали на произнесении тронной речи. Да какой! Лорд Корней, без преувеличения, гениален! Сначала посрамлен и унижен «лидер оппозиции», потом заявлена неукоснительная верность традициям и обычаям. И после всего этого реформы! Ратников вроде бы берем со стороны, но обычая не нарушаем – родня. Село вроде бы расширяем, как договорились, но на самом деле строим город. Христианство продолжаем насаждать, но как! С использованием экономических рычагов и внедрением идеологического надзора. И это только то, что лежит на поверхности!

А самое-то интересное то, на что никто и внимания не обратил. Плата с владельцев мастерских – в казну, штрафы с нерадивых прихожан – в казну, а дань с окрестных селений? Про казну ни слова! Никто и не заметил, но наверняка же дед не случайно оговорился!

И еще один очень интересный момент, который пока никто не оценил. Пополнение за счет родни по женской линии! «Пимен и компания» переженились между собой – внутри своей замкнутой группы, поэтому пополняться им будет неоткуда. А те, кто сможет «поставить под ружье» родню из местного населения, очень быстро начнут набирать силу и влияние.

И наконец, третье. Небрежно, как бы между делом, официально заявлено восстановление «Младшей стражи» и назван ее командир. И ни у кого даже никаких вопросов не возникло – настолько дед это провел гладко и естественно!

Что же получается? На словах дед стеной стоит за сохранение обычаев, формально все тоже вроде бы правильно, а на деле все переворачивается с ног на голову. Предпринимателям дед организовал сразу две проблемы: плату за землю, занимаемую мастерскими, и плату за холопов, не обращенных в христианство в течение года. Тем же, кто предпочитает предпринимательству воинское дело, дается возможность не только набрать себе подчиненных, но и самым радикальным образом изменить соотношение сил в свою пользу.

Плюс к этому – «Младшая стража» превращается в учебный центр для тех, кого дед туда допустить пожелает, а остальные высококачественного обучения не получат. В результате через десяток лет, а то и раньше, у деда под рукой будет такая сила, что спорить с ним не решится никто. Ни в самом Ратном, ни в округе.

Налицо смена типа управления – от рефлексивного к следящему – нейтрализация дисфункций, сосредоточение функций. Но этого в нынешней ситуации мало, надо еще…»

– Михайла! – раздался над головой голос деда. – Вон Роська сани подогнал, садись, поедем людишек забирать.

– Деда, я одну семью Афоне отдал. Ругаться будешь?

– Кхе! – Было заметно, что дед пребывает в хорошем настроении. – А то я не догадался, о чем вы там шептались! Надо бы тебя, конечно… да ладно. И этих-то пристроить. Ты хоть подсчитал, сколько народу у нас теперь поселится?

– Ну, пять семей родни, сорок семей тебе на двадцать долей пришлось, еще две семьи – доля дядьки Лавра…

– Ты и впрямь спал, что ли? Лавру двойную долю дали за то, что он тайно в городище пробрался и ворота открыл!

– Значит, четыре семьи и еще одна от меня. Всего получается пятьдесят семей, то есть больше двух сотен народу. И куда же мы их всех поселим?

– Поселим… не о том думаешь! – Дед слегка поморщился. – Где мы для них землю возьмем, чтобы пахали-сеяли? Если лес сводить, то на росчистях только на будущий год сеяться можно будет. На выселках, где раньше наши холопы жили, земли самое большее на десяток семей, да и та заросла за столько-то лет. Понял?

С пахотной землей действительно было туговато. Не то чтобы междуречье Горыни и Случи было особо густо заселено, но вся земля была занята лесами и болотами. Все удобные участки рядом с селом давно были заняты, недаром же деду пришлось устраивать выселки почти в пяти километрах от Ратного. Лесных полян, которые можно было распахать, не хватало, поэтому приходилось сводить лес – работа долгая и тяжелая.

«Каждой семье под пахоту требовалась хотя бы пара гектаров – четыре футбольных поля. На пятьдесят семей… М-да! А еще луга для выпаса скотины, земля под огороды, да и сено на зиму надо было где-то косить. Плюс лён для масла и тканей. И так далее и тому подобное. Даже представить страшно, какая требуется организационная работа, чтобы обеспечить новые семьи всем необходимым.

Впрочем, у проблемы резкого увеличения населения есть не только организационная сторона. Можно, конечно, наставить в удобных для того местах несколько деревенек так, чтобы поля и луга были под боком, но для этого нужен прочный мир с местным населением. В противном случае каждое поселение придется превращать в укрепленный пункт наподобие Ратного.

Тоже, конечно, выход. Крестоносцы в Прибалтике именно так и поступали, вернее, будут еще поступать. Потому-то армии Ивана Грозного и будет так сложно и тяжело воевать в Ливонии. Придется расковыривать каждый замок в отдельности – терять время, нести потери… Эврика! Поздравляю, сэр Майкл, не сочтите за лесть, но идея представляется весьма плодотворной, с далеко идущими последствиями. Боярская усадьба, в сущности, тот же феодальный замок. Раздаем земли преданным деду десятникам – вот тебе бароны. Ратники их десятков – рыцари. Следовательно, Погорынье – графство, а Корней Агеич – граф!

Как известно, сэр, управленческое решение может считаться добротным только в том случае, когда дает выигрыш не по одной, а по нескольким позициям. Наделяя преданных деду людей землей, мы решаем проблему перенаселения, повышаем свой статус и статус дедовых ближников, превращая их в военную аристократию, а заодно превращаем Погорынье в «укрепрайон» – козырный аргумент для любого, кто в нашем высоком статусе попробует усомниться или попытается проверить его на прочность. Кхе, любезный граф Корней, вы-то еще и не подозреваете, что стали «вашим сиятельством», но вот под каким соусом вам это преподнести?»

– Чего примолк, Михайла?

– Да вот, деда, думаю: как дело с пахотными землями утрясти?

– К Нинее поедешь, – как о давно решенном заявил дед. – Я, конечно, могу пустующие земли и так занять, но хочу дело решить добром. Скажешь ей, что будет она с этого иметь корм и помощь во всех хозяйственных нуждах. Отошлем туда тридцать семей.

– Там же только шестнадцать домов! – удивился Мишка.

– Пятнадцать! – поправил дед. – А в шестнадцатом – самом большом – разместим «Младшую стражу» и воинскую школу. Туда же отправим потом станки и кузню, в которой самострелы делать будем.

– А по-другому нельзя, деда?

– Опять что-то выдумал? – Дед подозрительно прищурился.

– Не сам, в книгах вычитал, но это долгий разговор, согласишься выслушать?

– Ну, если на пользу…

– Роська, – окликнул Мишка своего крестника, – сходи-ка дядьку Лавра позови.

– Слушаюсь, господин старшина.

Дед дождался, пока Роська отойдет, и подозрительно спросил:

– Зачем парня отослал?

– То, что я сказать хочу, никому знать не надо, не согласишься – забудем, согласишься – только мы с тобой будем знать. И все.

– Ну, излагай.

– Сейчас, только ты в сани пересядь, а то чего я тебе наверх кричать буду?

Дед с нарочитым кряхтением и охами сошел с коня и уселся в санях.

– Развел таинства, едрена-матрена… Ну рассказывай, книжник.

– Есть три способа управления людьми и делами: рефлексивный, следящий и программный.

– А по-людски говорить не можешь?

– Сейчас объясню. Если ты у дядьки Лавра в кузнице случайно к раскаленной железяке притронешься, ты же не думаешь: «Ой, горячо, надо руку убрать»? Рука как бы сама отдергивается. Вот это и называется «рефлекс». А рефлексивный способ управления – это когда думать некогда, что-то делать надо. Ну, к примеру, пожар. Все всё бросают, даже самые важные дела, и бегут тушить. И при этом уже ничего не берегут: льют воду, кидают землю, бывает, соседние дома разваливают, чтобы огонь не перекинулся. Сплошной убыток, а всего-то и надо было: за печкой присматривать, чтобы уголек не выскочил.

Но это – срочное дело: выпал уголек, начался пожар. Бывает же, что беда долго подкрадывается, как бы накапливается постепенно. Например, видит хозяин, что крыша не в порядке, но погода стоит сухая, жаркая, вот он все и откладывает на потом. Пошел дождь, потекло в жилье, и начинается: лужи подтирать, ведра подставлять. А если дожди не на один день зарядили? Приходится на мокрую крышу лезть, а она скользкая. Упал, ногу сломал. А всего-то и надо было, что в вёдро крышу поправить.

Или еще пример…

– Да понял я, понял. Тын обветшал, в селе тесно, ратников мало. Накопились беды. Сколько лет дурака валяли, а теперь спохватились. Так бы и сказал: «пожарный способ», а то придумал… Даже и не выговоришь. – Дед изображал сердитое ворчание, но было заметно, что тема его заинтересовала.

– Не я придумал, поумней меня люди книги писали, – быстренько «отмазался» Мишка.

– Ладно, дальше давай.

– Так вот: пожарный, как ты говоришь, способ – это когда заранее не подумали или не сделали то, что требовалось, и спохватываются, когда событие уже произошло. От этого обязательно случаются три беды. Первая – десинхронизация. Это когда решения и дела запаздывают. Вторая беда – дисфункция. Это когда важные дела не делаются или людям не своим делом заниматься приходится. Вот, ты же не поп, а приходится дела веры исправлять: следить, чтобы к причастию ходили, холопов крестили. Отцу Михаилу уже одному не совладать, а ведь нас сюда прислали христианство насаждать. Это – наше главное дело, наша функция. Третья беда – деструктуризация, проще говоря, развал. Было у нас воинское поселение, а теперь: одни желают по-прежнему служить, другие ремеслом и торговлей заниматься, третьи… да ты и сам об этом говорил. Помнишь?

– Гм… Кхе! Дед поскреб в бороде, оправил полы кожуха. – Выходит, наши беды мудрецам давно известны были и в книгах описаны?

– Да не наши! Это беды любой общины, города или племени, которыми рефлексивным способом управляют.

– Угу… Понятно. – Дед покивал головой. – И что ж дальше?

– Дальше плохо. Количество бед нарастает, справиться со всеми уже не получается, потому что все делается второпях, по-пожарному, без раздумий о том, чем это в будущем обернется. Либо община гибнет, либо власть в ней меняется. Но бывает, что смена власти приводит к междоусобице, и тогда тоже гибель.

– Сам-то понял, что сказал? – Дед неожиданно для Мишки напрягся и уставился на внука очень внимательно.

– А что? – не понял Мишка.

– Рюриковичи в усобицах погрязли, великий князь киевский при смерти. Или забыл, что боярин Федор рассказывал?

– Помню, деда. Те правила, о которых я тебе рассказываю, и для всей Руси тоже справедливы.

– Степь только и ждет, что мы ослабнем, – словно не слыша, продолжал дед. – С запада тоже давят.

– Но мы же с этим ничего сделать не можем. – Мишка никак не ожидал подобного поворота разговора. – Пока…

– Пока что?

– Пока у себя порядок не наведем и силы не наберем. Иначе кто нас слушать будет?

– Какие силы, какой порядок? Все, как гнилая тряпка, расползается! Толку с твоих книжек… Только названия дурацкие придумали, а проку…

– Так я же еще не все рассказал!

– А-а-а!

Дед в сердцах махнул рукой.

«Чего ж он так завелся-то?»

– Деда, ну потерпи еще немного! Ты же самое главное уже сделал!!! Ты власть в Ратном сменил! И без усобицы, только Пимену по уху дал.

– Да что ты понимаешь! – Дед машинально цапнул рукоять меча. – Думаешь, смолчали – так и подчинились? Все только начинается.

– Может, и не все, но понимаю! Во всяком случае, понял, что Пимен не от себя говорил, то-то все время оглядывался!

– Вот! – Дед наставительно ткнул в Мишкину сторону указательным пальцем. – В сотне раскол, а зачинщики таятся, Пимку вперед выставляют. А ты мне тут всякую книжную заумь рассказываешь.

«Блин, как же разговор в нужную сторону повернуть? Может, попробовать удивить деда?»

– Так и я о том же! Был рефлексивный метод управления, а ты теперь другой применишь, уже начал.

– Кхе! Когда ж это я успел? Вроде бы и трезвый был. – Брови деда сначала удивленно приподнялись, потом грозно сдвинулись. – Опять, как с воинской школой, дурня из меня делаешь? Я вот тебе сейчас…

– Деда, Христом Богом прошу: дослушай, пожалуйста! – взмолился Мишка. – Ты же обещал выслушивать! Сам же сказал, что мудрецы наши беды точно описали! Так в тех книгах и способы преодоления бед описаны. Ну послушай же!

– Обещал-то обещал… – Дед раздраженно поправил воинский пояс, дернув его туда-сюда и задев ножнами Мишкину раненую ногу. Испуганно глянул на внука и смилостивился: – Ну ладно, только что ж мы посреди улицы, давай-ка домой поедем.

– А дядька Лавр сюда придет, мы же позвали, – спохватился Мишка.

– Не мы, а ты, – поправил дед. – По дороге встретим. Давай уж, вещай дальше… Мудрец, тудыть тебя.

– Я думал, что и Лавру послушать полезно. Все-таки старший мужчина в семье после тебя. Да и говорить лучше в кузне, а не в доме – лишних ушей нет.

– Ага, ему сейчас только разговоры и разговаривать, дел невпроворот. Ладно, поехали.

* * *

В кузнице поговорить не вышло. Лавр уже приставил к работе не то свежеиспеченных холопов, не то вновь обретенных родственников (Мишка еще не научился их различать), и закопченное помещение было наполнено лязгом металла, сипением мехов и прочими кузнечными шумами. Тут же ковылял, опираясь на один костыль, Кузька, раздавая какие-то указания работникам.

Лавр привел отца и племянника в какое-то помещение на втором этаже недостроенного «главного корпуса» усадьбы, послал крутившуюся здесь девчонку на кухню за горячим сбитнем и усадил всех на расстеленные прямо на полу чьи-то постели.

В суть рефлексивного метода управления Лавр «въехал» с ходу.

– Это когда я заготовку в горне передержу, а потом начинаю орать: «Давай быстрее, железо пережжем!» Обязательно кто-нибудь что-то уронит, или заготовку клещами неловко схватит, или штаны прожжет – не работа, а сущее наказание.

– Вот-вот! – обрадовался Мишка. – А есть и другие способы управлять. Второй способ – следящий. Начальствующий человек смотрит за тем, что происходит, и, если происходящее идет на пользу, поддерживает, а если во вред – пресекает. Вот, к примеру, как с некрещеными холопами. Наше главное дело – насаждать христианство, значит, если холопов хозяева не крестят, это – во вред. Беда только в том, что пользу и вред разные люди по-разному понимают. То, что для одних – хорошо, другим поперек горла встать может. Вот деда мастерские за тын вынести хочет. Казалось бы, дело правильное, но хозяевам-то мастерских это не по нутру.

– Кхе! – Дед зловеще ухмыльнулся. – Ничего, уберутся как миленькие, найдем средство!

– Об этом я и толкую. Пресекать! – быстренько согласился Мишка и поспешил продолжить: – Но при таком способе управления тоже не все гладко идет. Во-первых, из-за того, что есть недовольные, важные дела могут делаться медленно и плохо, потому что без желания, из-под палки. Как, например, с ремонтом тына. То есть опять дисфункция – неисполнение важных дел. Во-вторых, есть опасность деструктуризации – развала. Если тех, кто «за», и тех, кто «против», примерно поровну. Или же не поровну, но одна из сторон хоть и малочисленна, но сильна. До крови, может, и не дойдет, но дело делаться не будет.

Ты, деда, именно по этому пути и пошел, и с первого шага пришлось силу применять. Пока дело только оплеухой Пимену ограничилось, но ты верно сказал: «Смолчали – не значит, что покорились». А можно ведь сделать так, что те, кто ремеслом и торговлей предпочитают заниматься, твоими союзниками станут, помогать тебе будут и в делах, и в том, чтобы недовольных поприжать.

– Кхе! Это как же?

Дедов скепсис начал постепенно развеиваться, похоже, разговор начал его понемногу заинтересовывать.

– Есть третий способ управления – программный. Программа – это… Как бы объяснить… Вот задумал ты какое-то большое, важное дело, такое, что не на один год. Результат этого дела – цель, которую надо достичь. Заранее обдумываешь, что надо сделать, сколько это времени займет, что может помешать, кто будет тебе помощник, а кто противник. Рассчитываешь, сколько чего понадобится: людей, времени, средств. Прикидываешь, когда что делать и когда одно дело заканчивается, а другому пора начинаться. Вспоминаешь людей: кто что умеет, кому доброго слова достаточно, а кого подкупить или припугнуть надо.