Текст книги "Бешеный Лис"

– Энергетику. Может, утратил, а может, и не имел никогда. Я отцу Михаилу помогал поминальные записи разбирать. Так вот, ни Пимен, ни его родня никогда не заказывали службы на помин души своего родоначальника. Или не помнят, или от женской ветви пошли. Род, который своих пращуров не помнит, и не род вообще.

– Ну а Бурей? – Дед, похоже, увлекся спором. – Что-то он на ослабленного непохож.

– Здесь другое. Скорее всего, генетические отклонения.

– Чего-чего?

– Проклятие богов – «порченая кровь». Потому, наверно, и потомства у него нету.

– Кхе! – Аргументы у деда кончились, а нить спора он, кажется, потерял, поэтому переключил внимание на сына. – Лавруха, да когда ж пиво-то принесут?

– Да должны уже. Сейчас будет, батюшка.

Лавр поколебался и как-то по-детски просительно глянул на Мишку:

– Я вот что спросить хочу. Миша… Это… У меня что ж, тоже проклятие?

– Нет, дядя Лавр, это волхв из Куньего городища заклятие наложил.

– Эх, едрена-матрена! – Дед звонко хлопнул себя ладонью по колену. – Он же сегодня ночью убег! И по следам вышло, что к Нинее. Как развязался-то, я же сам веревки проверял?

– Не развязался он, батюшка. – Лавр досадливо поморщился. – Веревки перерезаны были, я смотрел. Помог ему кто-то.

– Это кто ж у нас такой шустрый завелся?

«Ну, сэр, получите и распишитесь… Кто-то по лестнице топает, наверно, пиво несут, может, отвлекут?»

– Это я, деда.

– Что-о-о?!! Да ты как…

От возмущения у деда даже не нашлось слов.

«Ну да, только что: «Умница! Поди сюда, внучек», – а теперь…»

– Да как ты посмел?!! Щенок!!! Самым умным себя…

– Деда, пиво принесли!

В дверях действительно застыли раскрыв рты Анька-младшая и давешняя девчонка из новой родни.

– Да я тебя в этом же пиве и утоплю!!! Как кутенка!!!

Дед ухватил Мишку за шиворот, словно и вправду собирался утопить в жбане с пивом. Мишка неловко шевельнулся, раненую ногу дернула боль.

– Ой, нога, нога!

– Тьфу, ты ж еще и дырявый! – Дед отпустил Мишку и обернулся к девчонкам. – А вы чего вылупились? Вон отсюда!

Девчонки попятились к двери.

– Пиво оставьте, дуры! На пол ставьте, видите: некуда больше!

Жбан с пивом и поднос с едой брякнулись об пол, и по лестнице застучали торопливые шаги.

– Выпороть тебя снова, что ли? – Наорав на девок, дед, похоже, немного успокоился. – Чего с ногой-то?

– Повязку сдернул, присохшую.

– Снимай штаны, книжник. Лавруха, глянь: что там у него?

– Деда, я же для пользы, в обмен, – начал объяснять Мишка.

– Снимай штаны, говорю. Какой обмен, на что?

– На средство от заклятия, чтобы тетку Татьяну вылечить. И чтобы тебе руки развязать.

– Мне? – не понял дед. – Руки?

– Ну да! Ты ж его на костер ставить не собирался, и отпускать невместно, а так убег и убег. Тебе ничего и делать не надо.

– Благодетель, едрена-матрена…

– Да погоди ты, батя! – Лавр даже позабыл свою обычную робость перед отцом. – Миша, средство-то верное?

– Вернее некуда, – уверенно заявил Мишка. – Только из кузни надо всех выгнать, и чтоб рядом никто не шлялся, а горн оставить горящим. Приведешь тетю Таню туда, и я все, что надо, при тебе сделаю.

– Ты что, колдовать собрался? – встревожился Лавр.

– Наоборот, изгонять колдовство. Святой воды надо будет немного. Есть у тебя, дядя Лавр?

– Есть. Пошли прямо сейчас.

«Ой, я же куклу еще не сделал! Срочно изобретаем причину для отсрочки».

– Нет, надо с утра, чтобы потом весь день в кузне работали и горн как следует выгорел. А золу выгрести и подальше от дома унести, а лучше в полынью спустить, чтобы вода унесла.

– Михайла! Точно знаешь, что делать надо? – Дед, кажется, отнесся к обсуждаемому вопросу очень серьезно.

– Знаю, деда. Конечно, лучше бы, чтобы отец Михаил, но он же болен. Я справлюсь.

– Взгреть бы тебя за самовольство… – Дед вздохнул и прощающее махнул ладонью. – Ладно. Ну что там у него с ногой, Лавруха?

– Ничего страшного, батюшка. Повязку сдернул, но крови почти нет. Значит, завтра с утра?

– Да. Тете Тане не говори пока, а то ночь спать не будет. С утра объясни, чтобы не пугалась. Ничего страшного не будет, – объяснил Мишка и просительным голосом добавил: – Деда, налей пивка.

– Мал еще, сбитень пей.

«Блин! Да когда ж я вырасту? Детство золотое, туды его в качель!»

– Лавруха, чего задумался? На-ка вот выпей. Михайла, на чем мы остановились-то?

– На Нинее, деда.

– Ага!.. Кхе! И что?

– Она прекрасно понимает, не может не понимать, что раз мы сохраняем свою энергетику аж в восьмом колене, то наш род вполне может стать, со временем, таким же древним, как ее. А это значит, что мы люди долга и чести.

– Долга и чести… – повторил за Мишкой дед. – Хорошо сказал! Ну и что?

– А то, что либо она будет с нами, либо мы ее убьем. Не по злобе, а потому, что должны так поступить. За нами, без малого, тысяча человек, и мы не можем такую опасность под боком оставлять.

– Так и скажешь? – удивился дед.

– Понадобится – так и скажу, – твердо пообещал Мишка. – Но думаю, она сама все поймет и предложение наше примет. А предложу я ей вовсе и не кланяться нам, потому что это ей действительно невместно. Скажу я так: «Воевода Корней…» – Мишка отхлебнул остывшего сбитня, с завистью глянул на кувшин с пивом и решил мелко нагадить: – Деда, а может, для нее лучше сказать: «Воевода Корзень»?

– Лавруха, гляди-ка, наш пострел везде поспел! – Дед возмущенно хлопнул себя ладонями по коленям. – Все слышал, обо всем знает. Ох, драть тебя, Михайла, не передрать! Ладно, скажешь: «Корзень», но больше никому! Наипаче отцу Михаилу. Понял?

– Понял, не протреплюсь. Значит, скажу так: «Воевода Корзень, принимая на себя заботу о Погорынских землях, ПРИЗНАЕТ за тобой и твоими наследниками право на боярство, а для поддержания боярского достоинства передает тебе во владение десять холопских семей. А для защиты и порядка размещает в твоей веси воинскую школу и базу «Младшей стражи».

– Признает… Это хорошо. Вроде как была ты боярыней, боярыней и осталась, а мы к тебе со всем уважением.

– Да, – добавил Мишка. – И не жалует холопские семьи, как другим, а передает, то есть восстанавливает должный порядок. Боярыню кто-то кормить должен, а она – людьми управлять.

– Кхе! Верно говоришь! А что это за база такая?

– Место постоянного пребывания. Вот когда войско Александра Македонского из Индии возвращалось, этот поход назвали «анабазис» – возвращение к месту постоянного пребывания. База, получается, не дом, но то место, где долгое время находишься и куда возвращаешься после дел. Где у тебя припас хранится, мастерские поставлены, откуда помощь получить можно…

– Понятно, понятно. Только на кой нам это?

– Ну мы же привыкли: где живем, там и все остальное. А всегда полезно запасное место иметь. Да и для тех, кто приезжать учиться будет, что из Турова, что из Ратного, воинская школа не дом, но жить они там будут, самое меньшее, год.

– Кхе! Лавруха, чего думаешь про эту… базу.

Лавр минутку помолчал, а потом начал перечислять:

– Жилье, мастерские, припас. Обустроить все это, как малую крепость. В случае чего туда и уйти можно, и отсидеться. И лишних глаз нету, сами себе хозяева. Воинский порядок жизни опять же. Хорошая мысль!

Лавр помолчал еще немного и снова обозначил позицию скептика:

– Мне, правда, вот другое сомнительно. А если Нинея только притворится, что согласна, а сама по-прежнему будет с ЭТИМ хороводиться?

– А это, дядя Лавр, уже дело «Младшей стражи», – отозвался Мишка. – Будем стеречь, может, кого из «людей в белом» поймаем. Главное, не селить к ней тех, кто от Иллариона ушел: они на нас злые.

– Остальные тоже не добрые, – пробурчал дед. – Ладно, пусть будет четвертой боярыней. И база тоже пусть будет.

– Ой, деда!

– Чего еще?

– Я только сейчас подумал. А что, если те «люди в белом» должны были беглецов к Нинее привести? Может, дома-то для них и берегли?

– Дошло наконец? – Дед расправил намоченные пивом усы. – Я об этом еще там, на дороге, подумал. Помнишь, в санях сидели, разговаривали о том, что Белояр должен был беглецов этим самым «белым» передать. Вот я и подумал: куда их дальше вести собирались? И вспомнил, что у Нинеи весь пустая стоит. Но только не она это. Те «белые» очень уж хорошо воинскому делу обучены. Очень хорошо, я даже и не знаю, где так учат.

Понимаете, ребятки, – дед по очереди взглянул на сына и внука, – после того как им до волхва добраться не удалось, их четверо осталось. Одного ты, Михайла, ранил в левую руку, когда лук ему покорежил. Они от нашего стана к дороге побежали. Хотели ее перейти и в лесу скрыться. Там-то, на дороге, их десяток Лехи Рябого и перенял. Так они раненого отпустили, а сами наших задержали. Ненадолго, только чтобы раненый успел на лыжи встать и отбежать чуток. Но втроем! Десяток конных! – Дед длинной паузой подчеркнул невероятность события и снова повторил: – Втроем! Десяток конных!

Лавр и Мишка синхронно кивнули, показывая, что разделяют удивление деда, а тот продолжал:

– Леха рассказал, что первым коням чего-то в глаза сыпанули, так что те сразу в сторону шарахнулись, а остальных коней по мордам били. И так ловко крутились, что ни один ратник их мечом достать не мог. А народ-то у Рябого в десятке все бывалый, от них так просто не увернешься. Леха уже хотел спешиваться приказать, но те разом развернулись – и бежать. Так бы и ушли, да Семен успел им вслед клевец метнуть. Ну одного и зарубил. – Дед отхлебнул пива и подвел итог: – Так-то. Втроем десяток ратников остановить. И уйти, когда сами того пожелали. Лесовики так не умеют. Да и наши не смогли бы, пожалуй. Нет, не смогли бы!

«Блин! Прямо ниндзя какие-то. Хотя что мы знаем про дотатарскую Русь? Тем более про Русь языческую. Вполне может быть, что где-то в лесном святилище готовят что-то вроде «спецназа», а поскольку главный враг для них княжеские дружины, то и учат противостоять латной коннице».

– Так что, ребятки, не Нинеины это люди, – продолжил дед. – Она баба, и воинов в ее веси не было, одни смерды да охотники. Но если Нинея нужна ЭТОМУ из-за древности рода и уважаемого имени, то мог ОН придумать поклониться ей беглецами, чтобы на свою сторону привлечь. Выходит, что теперь мы ЕГО опередим и Нинею на свою сторону перетянем. А вот насчет того, чтобы не селить к ней тех, кто от Иллариона сбежал, ты, Михайла, правильно придумал. Их вообще надо подальше друг от друга разбросать. Ну часть из них уже разошлась по рукам, а тех, кто нам по жребию достался, боярам раздадим, пусть на свои земли развозят. Нет, это ж надо! – Дед всплеснул руками. – Бояр своих завожу! Обос… Кхе! Обалдеть можно!

– Погоди радоваться, деда. Самое сложное впереди. Помнишь, с чего разговор начинался?

– Немудрено и забыть! Такого наслушался. Мозгам впору, как простокваше, свернуться! Лавруха, ты как, не очумел еще от книжной премудрости?

– Да нет, ничего, батюшка, даже интересно.

– Увы мне, убогому да увечному! Из одного премудрость, как понос, хлещет, другому хоть бревном по башке бей – даже не почешется, один я, сирый да ветхий, от скудоумия в тоску впадаю.

– Ты бы на пиво не налегал, батюшка, – попытался урезонить отца Лавр, – разговор-то серьезный.

– Учить меня будешь, сопляк? Да я только этим и спасаюсь, а то бы давно от ваших разговоров в уме повредился! Вещай далее, Михайла, мне теперь уже ничего не страшно! Все одно пропадать!

– Деда, налей пивка.

– Мал еще!

– А с татями резаться – не мал? – Мишка попробовал набычиться, как недавно дед. – А десятком командовать и людей терять – не мал? Ты сам-то вспомни, как первого своего подчиненного потерял, легко было?

– Кхе. Первого… не было у меня первого, Михайла. В первом же бою, как десятником стал, троих потерял. Двоих сразу, а третий еще почти всю ночь жил. Так всю ночь с ним и просидел. Тоже Андреем звали. А потом матерям их… Не знаешь ты еще этого, Меркуха-то сиротой был. Давайте помянем, что ли. Налей ему, Лавруха.

Выпили на помин души раба Божьего Меркурия. Дед утер усы и пригорюнился:

– Кхе! Хороший был парень Меркуха, о младших заботился. Помнишь, как говорил: «Ребяток жалко, я-то обойдусь как-нибудь»? От брони ради них отказался. Оттого и погиб…

– Митьке не пригодилось, ему в лоб прилетело, – уточнил Мишка, и, как тут же выяснилось, не к месту.

– Нет, пригодилось! – Дед стукнул кружкой об пол. – Если бы не бронь, ему бы не в голову, а в туловище стреляли, сейчас бы двоих поминать пришлось! Запомни, Михайла, ничего зря не бывает. Особенно такого – бронь другим отдать, а самому погибнуть. Раб Божий Меркурий собой всех четверых закрыл и погиб как истинный воин! Вечная память и царствие небесное!

Дед истово перекрестился, за отсутствием красного угла, на окошко.

«Да, воинов в рай «автоматом» пускают. А уж того, кто собой ради других пожертвовал… Надо как-то сделать, чтобы его в «Младшей страже» помнили. Может, койку в казарме вроде как для него держать, как в Советской армии? И на перекличках первым вызывать, и чтобы отвечали: «Воин Меркурий пал смертью храбрых…» А я с ним и не поговорил толком ни разу».

– Михайла. Михайла! – затеребил Мишку дед. – А ну-ка хватит кукситься! Ежели ты людьми командуешь, то, как бы тебе тошно ни было, виду показывать не смей! Командир бодр – и люди бодры, а командир затосковал – так его людям и вообще впору утопиться. Привыкай. Теперь на тебя все время люди смотреть будут.

– Угу.

– Не «угу», а давай дальше вещай. Чего ты там про бояр сказать хотел?

– Наказ боярам давать надо.

– Да? Лавруха, не наливай ему больше, видишь: ничего толком объяснить не может.

– Да все я могу, деда. Только отвлекаемся все время. Только об одном заговорим, так сразу на что-то другое переезжаем. А потом опять возвращаться приходится и вспоминать, на чем остановились.

– Да? Тогда наливай, Лавруха.

– Батюшка, а не хватит ли? – снова попробовал остановить отца Лавр.

– Не зуди, Лавруха, у меня от этого ум только острее делается! Давай, Михайла. Бояр завтра собирать придется, а мне еще обдумать надо то, что ты расскажешь. Вещай, внучек.

– Наказ боярам давать надо. Землю, людей и боярское достоинство мы им не за просто так даем. С них за это служба спросится.

– А сейчас они не служат, что ли?

– Сейчас они ратниками служат, а будут воеводскими боярами. Это разная служба. Вернее, это добавка к ратной службе, которая для них и сама теперь изменится. Первый год оставим им на обустройство, а на второй год повинны они будут выставлять уже не десяток, а два. Пусть берут людей, где хотят. Да ты им уже и сказал, где брать. На третий год – три десятка, на пятый – полусотню. И отроков в «Младшую стражу» хотя бы по пятку в год. Вот так. И спуску не давать! Ратную силу приумножать надо, отец твой – сотник Агей – еще решительнее поступил, будем надеяться, нам такое не понадобится.

– Кхе! Да пусть холопок брюхатят, все приплод.

– Батюшка! При мальце-то…

– А-а, не дите уже, вон гляди, как пиво трескает! Про прирост ратной силы верно сказал, давай дальше, Михайла.

– Воевода на себя должен все дела Погорынской земли взять, в том числе и сбор княжьей дани. И собирать придется больше, чем князь в полюдье собирает, иначе на кой ему такой воевода? Если Погорынье начнет давать в княжью казну больше, чем до сих пор, то ни одна сволочь в Турове против твоего воеводства вякнуть не посмеет. А посмеет, так князь ему сам ноги пятками вперед вывернет. Князю серебро нужно, а если его больше станет да еще ему самому за ним таскаться не придется – тебе любой грех отпустят. И неважно, кто сидеть будет на туровском столе: нынешний князь или другой. Каждый в тебе заинтересован будет. Каждый!

– Кхе…

– Сбор дани надо поручить боярам. Каждому назначить для этого какую-то часть Погорынской земли. Путь всю ее изъездят, найдут даже самые маленькие поселения, про которые и князьям неизвестно. Тогда сможем собирать больше, чем сейчас собирает сам князь, не увеличивая размеров податей. Увеличивать опасно – сопротивляться станут. А чтобы как следует все разведать, пусть ездят с Никифоровыми приказчиками, когда торговля вразнос начнется. Заодно и охранять будут.

– Кхе! Интересно: а сколько всего сейчас в Погорынье собирают? – Дед вопросительно глянул на Лавра, но тот лишь пожал плечами. – Надо будет у Федьки на погосте спросить.

– О нем, кстати, тоже забывать не следует, – вспомнил Мишка. – Свозить дань будем к нему, а он уже будет отправлять в Туров. Ну к рукам, конечно, что-нибудь прилипнет, не без того. Зато перед князем он за тебя горой стоять будет.

– А может, самим в Туров возить? – озадачился дед.

– А зачем тогда погост? – возразил Мишка. – Князь-то в полюдье ездить сюда перестанет, на погосте останавливаться не будет. Тогда погостный боярин сразу же из твоего друга в злейшего врага превратится: ты же его хлебного места лишишь.

– Кхе! Тоже верно!

– Батюшка, а сколько вообще с дыма платят? – Лавр словно подрядился опускать собеседников с неба на землю.

– Да кто ж его знает? Мы-то не платили никогда.

– Раньше, дядя Лавр, платили по белке с дыма. Но теперь вроде бы берут не с дыма, а с рала, потому что в одном доме может быть несколько пахарей. А с дыма берут у тех, кто землю не пашет.

– А чего так мало-то: всего по одной белке? – удивился Лавр. – Хороший охотник за зиму сотню белок добывает, а то и больше.

– Я думаю, что это только так говорится: «По белке с дыма», – а на самом деле имеется в виду сотая часть от прибытков. Сотая шкурка с охоты, сотый сноп с пашни, сотый аршин полотна. Берут вроде бы еще с рыбных ловов, с бортных угодий. Еще могут брать ратников в ополчение, тягло на извоз, людей на крепостное строение, мыто на торгу и за проезд на мостах и переправах. Может, и еще чего. Но это все – в местах обжитых, где не спрячешься, а в наших глухоманях… Попробуй тут ратников в ополчение набрать!

– Да-а-а. Кхе… Надо будет Федьку все подробно расспросить. Это ж сколько всего упомнить нужно…

– Меня с собой возьми, деда, я запишу.

– Возьму, внучек. И запишешь, и вопрос нужный подскажешь. Это ж какую маяту мы на себя взвалить собираемся! Десять раз подумаешь.

– Для того у тебя будут бояре, – напомнил Мишка. – Пусть все объедут, подсчитают, карты составят.

– Что составят?

– Карта – чертеж земель, где показаны все поселения, дороги, реки, переправы, указаны расстояния, направления. Я потом их чертежи в одну общую карту Погорынских земель сведу. И опись сделаю: сколько народу проживает, какое хозяйство ведут, где какие промыслы, сколько откуда податей взять можно. И каждый год в эти записи изменения вносить надо будет. А еще надо будет склад устроить, где собранное хранить, обоз снаряжать, чтобы на Княжий погост отправлять, за боярами следить, чтобы не заворовались.

– Рехнемся! Ей-богу, рехнемся! – безнадежным тоном констатировал дед. – Ты во что нас втравливаешь, Михайла?

– А ты думал: вотчина – одно удовольствие? Это труд, и труд немалый, не руками – головой. Да ты, деда, не бойся! Есть способы этот труд облегчить, да и не один ты будешь. Организуем воеводскую канцелярию…

– Чего?

– Ну писанины же много будет: сколько товару пришло, сколько ушло, сколько на хранении лежит, сколько с кого получить надлежит, у кого какие недоимки. Да ты же сам у погостного боярина это все видел. Опять же воеводский суд: допросные листы, приговоры, виры и прочее. Еще лавка дядьки Никифора, за этим тоже глаз нужен…

– Чур меня! – Дед замахал на Мишку руками. – Сгинь, нечистый! – Было совершенно непонятно, дурачится он или всерьез.

– Да ты что, деда? Это всего-то человека три: писарь, казначей, ну и приказчик еще. Дядька Никифор их тебе подберет.

– О-о-ох, Господи, за что Ты меня так? Чем провинился перед Тобой раб Твой Кирилл?

Мишка не удержался и съехидничал:

– А за гордыню. Захотел возвеличиться – неси свой крест не ропща.

– Наливай, Лавруха, пропали мы с тобой! Смерть нас ждет лютая и помрачение рассудка… А тебе чего надо?

Мишка обернулся и увидел в дверях стоящую столбом Аньку-младшую.

– Это… – вымолвила дева. – Как его…

– Да говори ж ты, дурища! – прикрикнул дед. – Чего приперлась?

– Это… Мама обедать зовет.

– Некогда нам! Сюда несите, и пива еще! – Дед замахал на Аньку рукой. – Пошла, пошла!

Мишка наконец разобрался в подоплеке дедовых причитаний и деланого ужаса перед свалившимися на него вместе с воеводством проблемами. Не так уж сотник Корней был и пьян, просто-напросто Мишка перегрузил его информацией, к тому же непривычной. Деду нужен был длительный тайм-аут, чтобы все обдумать, взвесить и сформулировать уточняющие вопросы. Может быть, и для того, чтобы получить дополнительную информацию из каких-то других источников. Короче, пора было закругляться, иначе дед прекратит паясничать и начнет злиться, а это делу никак не поможет.

– Деда, да мы главное вроде бы все уже обговорили. Кое-что еще осталось, но это можно и потом.

– Да? Слава тебе господи, – искренне обрадовался дед, подтверждая Мишкины предположения, – я уж думал, и до вечера не кончим. Тогда пошли обедать.

Сказать оказалось легче, чем сделать. Лавр изрядно намучился, помогая деду прицеплять протез, а потом сопровождая двух хромых вниз со второго этажа. Спускаться по лестнице на костылях оказалось страшно неудобно, да еще пиво, не ко времени, ударило в голову. На последних ступеньках Мишка все-таки сковырнулся, и лететь бы ему носом в пол, если бы Лавр не подхватил под мышки.

Во дворе разошлись: Лавр пошел к себе, дед решил заглянуть к Немому, и Мишка остался один. Откуда-то вывернулась Анька-младшая, вся прямо-таки вибрирующая от любопытства.

– Минька, а Минька, а чего вы там ругались-то так долго? Я как ни подойду, дед как зверь рычит, да еще тебя утопить в пиве грозился.

«Блин, ну почему в таком роду старшая дочь такая дура? Мы там больше двух часов сидели, и что же, все время ругались? Ну погоди!»

– Ты только не пугайся, Аня, – начал он заговорщицким тоном. – Все, может, и обойдется еще.

– Ой, а что такое?

– Да, понимаешь, такое дело… – Мишка сделал вид, что не решается сказать страшную правду. – В общем… Бурей к тебе сватается!

– А? – Анька-младшая прижала ладони к щекам. – Ой, мамочка…

– Ну мы с дядькой Лавром, конечно, отговаривали, мол, урод и старый уже. А дед – ни в какую! – продолжал накручивать ужас Мишка. – Серафим Ипатьич, говорит, потомок первого сотника Харальда, нам с таким породниться – честь великая! Короче, хочет отдать тебя за Бурея.

– А… А чего он про смерть лютую кричал?

– Ты что, Бурея не знаешь? – Мишка горестно понурился. – Если откажем… Сама понимать должна.

– Ой, мама, мамочка!!!

Из глаз Аньки брызнули слезы, она подхватилась и кинулась бежать куда-то между многочисленных построек.

«Вот так-то, лахудра, будешь еще над воинскими обычаями хихикать».

Мишка сплюнул и пошкандыбал на костылях в сторону семейной избы.