Текст книги "Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II"

«Это Марс!» – почему-то сразу понимаю я. Впервые вижу сон про чужую планету, и даже во сне испытываю удивление: подсознание обычно оперирует знакомыми образами, а я никогда не вглядывался в фотографии поверхности Марса – скучная пустыня. Но эта пустыня не пуста. Человеческая фигура появляется вдали и быстро приближается. Она вырастает гораздо быстрее, чем на Земле, и я вспоминаю, что радиус Марса меньше земного и поэтому линия горизонта расположена ближе. Странное правдоподобие для сна.

Я вижу облачка красной пыли из-под ног, они спадают медленно, сила тяжести на Марсе меньше земной. Фигура уже близко: темный плащ слегка развевается, а лицо человеческое – изможденное и жестокое. Откуда-то приходит знание, что это существо странствует по Марсу уже тысячи лет и не находит покоя. Яростные глаза смотрят в упор, но не видят меня, а я начинаю дрожать – это спутник Аннабель, который обнажил против меня меч. Вот он останавливается и кладет руку на пояс, где слабо отсвечивает золотая пряжка. Но глядит не на меня, а в сторону горизонта.

Я тоже поворачиваю голову: голубая звезда висит над сумрачно-красной равниной, и я понимаю, что это Земля. Она красива и одинока в темной пустоте. Внезапно от звезды во все стороны брызгают голубые лучи. Несколько падает на песок, и тот начинает искриться фиолетовыми огнями. А на месте Земли словно распахивается окно, и я опять вижу знакомую картину: снежные горы, заиндевелый лес и ряды металлических мачт на обширной вырубке. Надо всем мерцает голубое зарево.

Что-то заставляет меня опустить глаза на темную фигуру. Лицо ее искажается свирепой радостью, она поднимает руку, словно приветствуя кого-то, а потом делает шаг на фиолетово искрящийся песок… И тотчас скрывается из виду, а вскоре гаснет и голубое зарево. Снова сумерки, красный песок, печальная голубая звезда в темном небе. Тихо шелестит женский голос:

– Третий сон ты увидишь позже.

Я обмираю: уже слышал раньше этот мелодичный и слегка насмешливый голос. А красная пустыня вокруг медленно гаснет.

Утром я отстоял очередь в туалет, позавтракал вчерашними бутербродами и отправился в институт. Уже через несколько дней работа превратилась в рутину: на лекциях по политологии я рассказывал о Конте и Дюркгейме, а на семинарах студенты косноязычно выговаривали «Дюр-гейм», и в глазах у них была тоска. Как-то после работы обнаружил в своем обычном почтовом ящике письмо от Киры. Она писала о разных мелочах и давала новый адрес своего студенческого общежития. Я только пожал плечами, больно ты мне нужна. Но во сне увидел ее – как мы купались на каменистом пляже. На морском дне мерцала галька, Кира наклонялась и пригоршнями кидала в меня воду. Прекрасной и гибкой была линия ее плеч, а глаза смеялись и звали к себе, в мир солнца и моря.

Я проснулся. В сумраке желтели стены, и мне вспомнился другой пляж, где ленивые волны омывали песчаный берег, льдистый замок уходил в темное небо, а женщина в зеленой полупрозрачной одежде сходила на воду. Я снова ощутил промозглый холод и содрогнулся: две женщины и два моря – одно солнечное и теплое, а другое мрачное и ледяное. Что все это значит?

Рано пришла осень, зарядили дожди, работа не радовала. Как-то на заборе возле института увидел объявление: американская христианская миссия приглашала на занятия по изучению Библии. Похоже, власти в очередной раз пытались наладить отношения с Америкой. Мне была нужна практика в английском для сдачи кандидатского минимума, так что решил сходить.

Занятие оказалось не первым, присутствовало несколько русских и трое американцев. Попили чаю, познакомился. Невзрачную девушку с золотистыми волосами звали Кэти, она приехала из Южной Каролины. Высокий молодой человек по имени Рон был из Колорадо, а коротко стриженый Дэйв из Калифорнии. После чая Дэйв с Роном раздали увесистые Библии на русском языке, и мы занялись тем, что американцы называли «изучением Библии». Выглядело это так: кто-нибудь читал кусочек текста вслух, а потом обсуждали. Я попал на изучение «Откровения Иоанна Богослова», причем с середины, так как на первых главах отсутствовал.

Эту книгу, последнюю в Библии, я пробовал читать еще в университете, когда проходили историю религии. Поскольку в ней говорится о последних событиях мировой истории – появлении Антихриста и втором пришествии Христа, кое-кто считает Иоанна предтечей футурологии.

Вела занятие Кэти, ей помогала русская переводчица. Я старательно вслушивался в английскую речь, хотя мало что понимал, даже знакомые слова звучали смазано. Казалось, что американка говорит на каком-то варварском диалекте английского языка. Во время перерыва я сказал об этом переводчице, и та улыбнулась.

– Такое произношение типично для южных штатов Америки, – объяснила она. – Тягучее и менее четкое, чем стандартное южно-английское.

Да, произношению тут не поучишься.

Библию читали по очереди, и вновь передо мной прошли необычайные видения «Апокалипсиса». Металлическая саранча затмевает солнце, и шум ее крыльев, как шум от боевых колесниц. На диковинных конях мчатся всадники в серно-желтой броне, и пасти коней изрыгают огонь и дым. Зверь выходит из бездны, чтобы убить божьих посланников на улицах великого города…

Начали обсуждать. Мужчины обычно скептически относятся к мистике, вот и наш русский участник задал вопрос: не устарели ли все эти пророчества? Доказано, что числом «666» Иоанн зашифровал имя тогдашнего императора Нерона, а тот умер две тысячи лет назад, так что время прихода Антихриста и, следовательно, Армагеддона давно просрочено. Кэти заволновалась и показалась даже красивой – в зеленом платье, на фоне золотого осеннего света из окна.

– Нет, – заговорила она, и переводчица еле успевала за ней. – Вот, прочитайте это: «всем… дали клеймо на руку их правую или на лоб их, и чтобы никто не мог ни купить, ни продать, кроме того, кто имеет клеймо…». В Америке обсуждают идею, чтобы каждому имплантировать электронный чип. Это облегчит идентификацию личности, что важно для борьбы с терроризмом, а вдобавок позволит полностью перейти на электронные деньги. Наиболее удобное место для импланта – как раз лоб. Палец или даже руку можно заменить протезом, а с головой это невозможно. И обратите внимание на слово «всем». Для этого должна существовать единая мировая экономическая система и единое всемирное правительство, а они пока не возникли. Так что речь идет о будущем…

«Занятно, – подумал я. – А ведь я тоже, как Иоанн, видел будущее. Правда, только одну картину, будущей Москвы, а тому показали больше. Возможно, отсюда и спутанность его видений: те события, что будут происходить раньше и те, что позже, накладываются друг на друга, как дома, когда смотришь на городские кварталы со стороны». Но этой мыслью я делиться не стал, нескромно сравнивать себя с Иоанном Богословом.

Одна из русских женщин стала допытываться: кто такая жена, облеченная в солнце? Кем может быть красный дракон с семью головами? Кто такие три бесовских духа, собирающие царей всей вселенной на великую битву Армагеддона?.. Кэти, похоже, устала и печально глядела в окно. Свет золотился в ее волосах, а платье казалось зеленоватым облаком. Слово взял Рон.

– Под женой, облеченной в солнце, многие богословы понимают Израиль, – сказал он, более четко произнося слова, чем Кэти. – Еврейский народ, согласно Библии, является богоизбранным. Но кого именно она рожает, неясно… Дракона обычно отождествляют с Сатаной. Про трех бесовских духов толкований нет. Многое пока скрыто, и важно знать не детали, а готовиться к приходу Господа Иисуса Христа. Мы приехали, чтобы помочь вам в этом.

– У нас для этого есть своя церковь, православная! – горячо возразила другая русская.

– В ваших церквах очень красиво, и мы за мирное сосуществование с православием, – бодро улыбнулся Дэйв и снова стал разливать чай. – Мир быстро становится единым, зачем враждовать?

«Только вот США хотят, чтобы мир объединился по их плану», – кисло подумал я, но прикусил язык. Все-таки эти американцы видели в будущем не благостную картину Pax Americana, а приход Антихриста, ужасы мировой войны и конца света. Саранча в железной броне, с шумом крыл затмевающая солнце – не полчища ли это штурмовых вертолетов?.. Да, похоже и в США по разному видят будущее.

Так что на языковую практику рассчитывать было нечего, изучать Библию особо не хотелось, и на занятия больше не ходил.

Близились осенние праздники, по утрам в тумане чернели деревья. Я стал часто видеть во снах Киру – то в солнечном ореоле на берегу моря, то с манящей улыбкой в сумраке парка, – и стал подумывать: не съездить ли к ней? Вдруг повторится тот чудесный миг: трепещущее дерево, пунцовый свет на лице Киры, и сладостное пламя, что пронизало меня. Но останавливала боязнь, что увязну в отношениях. Кто-то писал, что люди вговаривают себя в любовь – как и в гнев. А я стал подумывать устроиться на работу в Москве и жениться там. Не знал еще пословицу: «Человек так, да бог не так…»

В общем, решил не ездить к Кире, а хорошо прогуляться. Когда учился в Москве, часто совершал экскурсии по окрестностям, так что и теперь доехал на автобусе до какой-то деревни и углубился в лес. Хмурые ели стояли вдоль малоезженой дороги, белесый туман стлался над землей. Вскоре я сошел с дороги, и вокруг ног зашуршала сухая трава. Холодный осенний свет наполнял лес, тот покорно ждал прихода зимы, и моя душа тоже проникалась сонным равнодушием. Зачем мне Кира?..

И вдруг я заметил, что неподалеку идет другой человек. Я остановился, и будто промозглый холод протек за воротник. Как-то перестал я доверять ближним своим. Человек посмотрел на меня, а потом успокаивающе приподнял руки. Он был без головного убора, в темном плаще. Высокий лоб с залысинами, вытянутое лицо. Повернул ко мне, и я рассмотрел, что глаза у него голубые – чересчур голубые для сумеречного леса.

– Здравствуйте, – произнес незнакомец приятным баритоном. – Извините, если напугал. Осень прекрасное время для прогулок, не так ли?

– Пожалуй, – пробормотал я, возобновляя ходьбу. Был так растерян, что забыл поздороваться. Незнакомец пошел рядом, сунув руки в карманы плаща.

– Вас ведь зовут Андрей? – непринужденно спросил он. Чувствовалось, что в ответе не нуждается.

Я вздрогнул, откуда он знает мое имя?

– Вы ведь писали письмо в ФСБ? – словно услышал мой вопрос незнакомец. – Кстати, называйте и меня по имени, Глеб.

Мне резануло слух это «называйте». Намек, что имя не настоящее?.. А «Глеб» продолжал:

– Чудесное место для разговора. В городе масса народу, да и вообще людей на Земле становится слишком много, вы не находите?

– Планета перенаселена, предел климатического равновесия уже перейден, – с готовностью ответил я. – Если не делать все возможное для сохранения природы, катастрофа неизбежна… – Хотя и был испуган неожиданной встречей, почувствовал гордость за четкость своей формулировки. – Кстати, зачем я вам вдруг понадобился?

Спутник некоторое время молчал, полы плаща посвистывали по траве.

– Давайте объяснимся, – наконец произнес он. – Из письма следует, что вас, видимо, пытались завербовать. Этот фонд по изучению будущего довольно подозрительная организация. С одной стороны, как будто респектабельная – собирает молодых ученых, занимается прогнозированием будущего, а с другой – не брезгует похищением людей и ведет странные исследования. Не исключено, что за этим стоит некая спецслужба.

– Гм, – сделал я умный вид. – Только вряд ли американская. Любимой темой дискуссий было, как сменить установленный Западом миропорядок на более справедливый.

– Ну, справедливость можно понимать по-разному, – снисходительно улыбнулся собеседник. – Скажем так: несправедливо, что огромная и богатая ресурсами Сибирь принадлежит одной России. Надо поделиться… Так что против России работает много всяких организаций. Мы стараемся их отслеживать, но ресурсов не хватает. Нам нужны специалисты в аналитический центр: программисты, системные аналитики, футурологи. Вы можете подойти: университет закончили с отличием, руководитель высоко оценил вашу дипломную работу. Добавлю, что наши рецензенты оценили ее еще выше.

Я не сдержал самодовольной улыбки: выходит, меня кто-то ценит. Но тут же стало неуютно: кое-кто уже оценил меня, приглашал на семинары, а потом пытался убить… Ветви перестраивали узор на фоне серого неба, шуршала и стегала сухая трава.

– А почему вы не встретились со мной в городе? – поинтересовался я. Холодный ветер стал задувать в лицо.

Глеб помолчал, а потом взглянул на меня, и снова поразила голубизна его глаз.

– В Москве мы, пожалуй, побеседовали бы в ресторане, – ответил он со смешком. – Есть уютные заведения с приватными уголками. У молодых специалистов обычно нет денег на московские рестораны, но это за счет фирмы. К сожалению, в вашем городе все на виду, а мы не хотим привлекать внимания.

Словно предостерегающий колокольчик прозвенел вдалеке. Я почувствовал раздражение.

– С чего это сотрудник ФСБ тратит время на вчерашнего студента? Выгоднее разрабатывать богатого коммерсанта.

Глеб вынул одну руку из кармана, сломал прутик и стал помахивать в воздухе.

– Хотите верьте, хотите нет, но мы-таки занимаемся борьбой с несправедливостью, – весело сказал он и взмахнул прутком так, что тот просвистел в воздухе. – Хотя на всемирный масштаб не замахиваемся.

Я хмыкнул: – В России многие боролись за справедливость, только потом от нее оставались рожки да ножки. Взять хотя бы Ленина или Ельцина. И вообще, понятие справедливости относительно, сами сказали.

Мой спутник снисходительно улыбнулся: – Сразу видно философа. Но критерий имеется, и вам прекрасно известен. Общее благо…

– То есть наибольшее количество добра для наибольшего количества людей, – раздраженно подхватил я. – Старая песня, только никому это не удавалось. Ни христианам, ни коммунистам. А теперь ясно, что никому не удастся. Ресурсы планеты ограничены, на всех не хватит.

Собеседник поморщился:

– Не надо про всех. Все остальные пусть занимаются своими делами. Мы говорим о России. Ведь и у нас был период величия, когда большинство людей жило неплохо, и нас уважали в мире…

– Советский Союз? – перебил я. – Читали Льюиса Кэрролла? Шалтай-болтай сидел на стене, Шалтай-болтай свалился во сне, а теперь вся королевская конница и вся королевская рать не может Шалтай-болтая обратно собрать.

Свистнул рассекаемый прутком воздух.

– Верно. Но согласитесь, что раньше мы были ближе к общему благу, чем сейчас.

Я пожал плечами: – Возможно. Некоторые даже уверяют, что Советский Союз стоял на пороге новой цивилизации, основанной на принципиально новых технологиях. Для такой цивилизации надо меньше не возобновляемых ресурсов. И будто Запад сделал все, чтобы разрушить ее в колыбели, иначе не выдержал бы конкуренции.

Спутник остро глянул на меня, и некоторое время шел молча.

– Выходит, вам известна эта точка зрения, – наконец сказал он. – Так вот, я ее полностью разделяю и тоже считаю, у нас было все для небывалого рывка в будущее. Хотя почему «было»? И сейчас есть… Отрадно слышать, что вы рассуждаете подобным образом. Согласно психологическому профилю, для вас более характерна скептическая установка.

Про психологический профиль мне не понравилось. Ишь ты, озаботились составлением моего профиля! Чтобы скрыть растерянность, я пробормотал:

– Вы тоже считаете, что СССР был разрушен в результате заговора? Но это такой же миф, как и общее благо.

– Вы же футуролог, – весело возразил Глеб. – Любая попытка заглянуть в будущее оборачивается созданием очередного мифа о нем. А мифы способны кардинально изменить действительность. Возьмите миф об Иисусе Христе – мы даже представить не можем, каким стал бы мир без него. Или миф о коммунизме, который изменил всю историю двадцатого века. Ваши рассуждения о многополярном устройстве власти в России – тоже мифотворчество.

Я фыркнул. Ветер почти стих, и белые пряди тумана потянулись между деревьев.

– Давайте вернемся к этому фонду по изучению будущего. Вы что-нибудь узнали о нем?

– Ничего интересного, – поморщился Глеб, – лишь то, что в открытом доступе. Разведкой за рубежом занимаются другие службы. Кстати, совершенно дурацкое разделение в эпоху сетевых войн… Да и в ФСБ кадры сейчас недостаточно профессиональные.

Он помолчал, а я хмыкнул – еще и жалуется.

– Кстати, эта организация, – продолжал Глеб, – кажется, носит именно сетевой характер. Похоже, и они собираются переделать мир.

– Широко замахнулись, – пробурчал я. – Даже у Соединенных Штатов руки коротки, то и дело получают щелчки по носу. Мир слишком сложная система, чтобы учесть все факторы.

Мой спутник помолчал.

– И очень хрупкая система, – наконец сказал он. – Недавний пример: несколько масштабных операций на биржах, плюс умелая пропагандистская компания, и в результате мировой финансовый кризис. Выиграла западная финансовая элита, получив возможность скупить упавшие в цене активы. Вот недовольные и начинают думать: не запустить ли эту машину в обратную сторону, устроив кризис для Запада?

Туманные белые призраки все гуще крались между деревьев. Я пожал плечами:

– Если такой кризис и можно организовать, то для этого потребуются огромные средства. И вряд ли у этих недовольных есть влияние на средства массовой информации.

– Они найдут средства. – Голос Глеба прозвучал холодно, как холоден был встающий навстречу туман. – Существуют силы, которые заинтересованы в изменении нынешнего миропорядка. И еще раз напомню, что мировая система стала очень нестабильной. Вы сами писали, что есть всего несколько важных переменных. Можно рассчитать алгоритм воздействия на них и запустить сетевую атаку.

– А сами такое не планируете? – поинтересовался я по возможности небрежно, хотя сердце забилось сильнее. – Например, сетевую атаку против Запада?

Глеб долго молчал, а я подумал, что он и сам всего не знает. Мои наивные мечты о работе на ниве госбезопасности давно развеялись. Там каждый сидит в своей клетушке и обычно не знает, что происходит в соседней. И приказы отдают те, кто заботится о своем благосостоянии, а не о каком-то общем благе… Мох зачавкал под ботинками, пришлось свернуть, и мы вышли на лесную дорогу. В глубоких колеях местами поблескивала вода.

– Нет, – наконец ответил мой спутник. – Мы не террористы. Нам важно другое, как реализация подобных планов отразится на России? К чему надо готовиться? Тут вы действительно можете помочь. Не все в ФСБ крышуют коммерсантов, немало и патриотов России.

– Вроде все за процветание России, – с сомнением сказал я. – И президент, и правительство, и депутаты Думы. Только говорят одно, а делают совсем другое.

– В этом и суть, – подхватил Глеб. Он размахивал прутком направо и налево, словно расчищая дорогу от тумана, – в разрыве между словом и делом. Типично для российских чиновников. Вот мы и хотим преодолеть этот разрыв.

Я рассмеялся, но смех перешел в кашель от промозглого воздуха.

– Ничего себе, – наконец выговорил я. – Пока у людей не отрастут ангельские крылышки, это невозможно.

– А для всех это и необязательно, – безмятежно промолвил мой спутник. – Только для тех, кто принимает решения. Для политиков, чиновников, военных.

Уже целая рать белых призраков двигалась навстречу, истончаясь между деревьями и вспухая на открытых пространствах.

– Чихать они на вас хотели, – устало сказал я. Что за странный разговор? – Будут и дальше набивать карманы. Кот Васька слушает, да ест.

– Пока да, – неожиданно легко согласился Глеб. – Пока к власти не придет организация наподобие Русского Братства, злоупотребления в России не прекратятся.

Слова «русское братство» он заметно выделил.

– Что за братство? – хмыкнул я. – Ах да, читал. Калашников и компания… Ну и что? Так же будут воровать, покрывая друг друга. Изучали историю России? Как сказал один наш известный соотечественник, всю ее можно выразить одним словом: «Воруют-с».

– А вот это вряд ли, – возразил мой спутник. – Уже после столь замечательного высказывания был в истории России период, когда перестали воровать. Ну, почти перестали. Сильно побаивались.

– При Сталине, что ли? – вяло поинтересовался я. – Вот уж что прошло, то быльем поросло.

– Вы же изучали историю России, – насмешливо сказал собеседник. – Неужели не усвоили, что все в ней повторяется? Сначала период анархии – Смута или 1917-й год, когда рушатся старые формы. Потом приходят деятели наподобие Петра I или Сталина, и Россия вступает в период создания новых государственных форм и обретения новой мощи. Сейчас просто очередная российская смута, и мы стоим на пороге нового созидательного этапа.

– Это спорно, – парировал я. – Пока Россия раскачивалась, мир вступил в совершенно новую эпоху. И потом, порядок в России всегда наводили сверху. А кто сейчас за это возьмется? Для наших государственных деятелей политика стала личным бизнесом. Да и ума не хватает.

Глеб повернулся ко мне, на щеках блестели капельки влаги.

– Я не могу рассказать всего, – тихо произнес он. – Но поверьте, и у нас есть те, кого не устраивает нынешнее положение вещей. Вам я предлагаю пока только войти в аналитическую группу. Но для этого необходимо, чтобы вам стали доверять. Первый шаг – подробнее опишите все, что с вами произошло. Вы слишком о многом умолчали, а дьявол, как говорят, прячется в деталях. Особое внимание уделите русским участникам семинаров. Отчет пошлите по тому же адресу, только в теме укажите – «от странника».

Ну и ну. Уже считает, что завербовал, и даже кличку присвоил. Впрочем, обычно так и делают: поманят морковкой, а потом бегаешь за ней, как тот ослик. Хотя сам напросился.

Тут мой собеседник остановился. Путь пересекала дорога с глубокими колеями, в них стояла вода с радужной пленкой. За дорогой начинались болота, сквозь туман виднелись мхи и редкие деревца. Я знал, что в тумане прячутся озера с черной стоячей водой. Здесь обычно заканчивались мои прогулки, и я поворачивал обратно.

– Вы оказались втянуты в некую игру, – голос Глеба теперь звучал холодно и отстраненно. – Я не знаю, почему вами заинтересовалась та организация. Возможно, кроме талантов в области футурологии, есть что-то еще. Если согласитесь, то будете под нашей защитой.

Еще одна морковка…

Глеб с вздохом бросил прутик и наконец-то вынул из кармана другую руку. Я ожидал увидеть что угодно, даже пистолет, но в ней оказался обыкновенный мобильник.

– Подъезжайте, – сказал Глеб всего одно слово и спрятал телефон. А потом глянул на меня. – Если хотите, подброшу до дороги. Это против правил, но вы мне нравитесь. Такой же идеалист, каким я был когда-то.

– Я еще прогуляюсь, – нашелся я. Вечно меня норовят куда-нибудь завезти.

– Как знаете, – пожал плечами Глеб.

Из леса послышался шум мотора, и вскоре громоздкий джип с затемненными стеклами выплыл из-за деревьев. Остановился неподалеку по ступицы в воде, мой искуситель осторожно забрался внутрь, и машина тронулась. Я попытался рассмотреть номерной знак, но тот был запачкан грязью. Раскачиваясь и выплескивая из колеи радужную грязь, джип уехал. Только тогда я повернул от сумрачного болота и пошел обратно. Туман окутывал деревья белым саваном, и на душе было неспокойно. Правильно меня назвали идеалистом, вечно во что-то вляпаюсь.

Вдруг показалось, что кто-то идет впереди, волнуя туман. Словно гибкая фигура мелькала среди полупрозрачных волн. Скорее всего, это был обман зрения, и все же с губ сорвалось:

– Кира?

Когда я вышел на шоссе, холодный ветер снова подул навстречу, и первые снежинки закружились в темнеющем воздухе.

Зима в этом году пришла рано. По вечерам под уличными фонарями курились зеленоватые снежные язычки. Как-то я поехал посмотреть на местный кремль и, выйдя из троллейбуса, прошел мимо здания местного ФСБ: решетки на нижних окнах, переплет антенн на крыше. Здание показалось мне каменным псом, который вот-вот вскочит из вихрей поземки и разразится оглушительным лаем. Но пес молчал – то ли обленился, то ли одряхлел.

За мостом через ров открылся широкий вид на церкви над темной рекой, белые поля и далекую полосу леса. Церквям было по триста и более лет, но легкая метель окутывала их подвенечной фатой, и за них становилось тревожно: хищная серая мгла надвигалась по снежным полям с востока. Как когда-то нашествие Орды…

Я все думал о разговоре с «Глебом». Давно стал подозревать, что под вывеской «Фонд изучения будущего» скрывается некая террористическая организация. Чья, непонятно. В семинарах (я вспомнил кое-что!) участвовали люди из разных стран: американцы, китайцы, русские, и объединяла их разве что неприязнь к Западу. Никто не говорил о терактах, обсуждались новые технологии и альтернативные формы общественного устройства, но известно, что логические бомбы могут быть эффективнее обычных. И похоже, эта организация от меня теперь не отстанет. Да и предложение Глеба работать в аналитическом центре ФСБ выглядело заманчиво. Так что спустя пару дней после разговора я вышел в Интернет и составил подробное донесение. На этот раз описал все – и проводника по снам, и сумрачную Москву, и странного Симона. Даже Аннабель с ее жутковатым напарником. А вот «русским участникам» особого внимания уделять не стал, вдруг начнут следить и испортят карьеру. Сослался на то, что память не совсем восстановилась… Иногда думаю, обратили ли в ФСБ внимание на мое послание? Может и нет, просто «Глебу» надо было выполнить план по вербовке.

Зато обратили другие.

Я шел на работу. За ночь подморозило: красный шар солнца поднимался над заиндевелыми деревьями, тротуар обледенел, но снега почти не было. Когда вошел в тень забора, будто черная собака метнулась ко мне от ограды. Я невольно шарахнулся в сторону, поскользнулся и, уже падая, почувствовал под ногами что-то вроде взрыва. В щеку вонзились будто ледяные иголки.

Я остался лежать, обмирая: неужели стреляли? Хотя не слышал звука выстрела, но насмотрелся фильмов, где используют оружие с глушителем. А странности продолжались: тротуар вдруг повернулся, став вертикальной стеной, мое тело утратило вес, и я стал падать. Казалось, мимо проносятся угольно-черные стены. Будто издалека почувствовал еще один мягкий удар возле головы. Меня охватил ужас: а вдруг я уже убит и это туннель, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть? Но вдруг уткнулся лицом во что-то пушистое, все тошнотворно покачалось, а потом я увидел красноватый свет. Осторожно приподнял голову… И окончательно ошалел.

Я лежу на ковре. Две свечи догорают коптящим красным пламенем. Положив руку на перила, вполоборота ко мне стоит Аннабель.

– Ты? – голос странно колеблется, словно в фильме, когда нарушена синхронизация. – Ах да, тебя послали назад.

– Куда? – бормочу я, вставая на четвереньки и пытаясь понять, цел ли? Как будто все в порядке.

– На этот раз в прошлое. – Голос Аннабель звучит уже нормально, с легкой насмешкой. – Вставай.

Она протягивает руку, и хотя та обжигает холодом, ее не хочется отпускать. Я оказываюсь на ногах, лицо Аннабель совсем близко, и нет сил сопротивляться призыву алых чувственных губ. На этот раз я целую Аннабель. Поцелуй долог и жгуч, и тело слабеет, наливаясь истомой, а разум будто растворяется во тьме, пронизанной лучами кровавого света… Наконец Аннабель отталкивает меня.

– Ступай вниз! – слова хлещут как бич, но все тело сладостно содрогается, и я начинаю послушно спускаться по лестнице, крытой красным ковром. Рука Аннабель стискивает мою – она из огня или изо льда? – я не чувствую ног, а сердце бешено бьется.

Внизу открывается полутемное помещение: слабо белеют человеческие тела, из чаш струится сладковатый дым, а в столбе багряного света под завораживающую музыку танцует нагая девушка. Похоже, та самая, с которой так грубо обошелся Рарох. Красный свет стекает по грудям и лоснящемуся животу…

– В другой раз! – голос Аннабель ожигает кнутом, а рука отталкивает меня. – Еще ниже!

Я вижу другую лестницу, железные ступеньки спускаются в темноту. В глубине черного зева голубеет свет, и мне очень не хочется спускаться туда, что-то жуткое притаилось внизу. Но воли уже не осталось, и я делаю первый шаг… Их оказывается много, этих шагов. Ноги скользят по ступеням, я хватаюсь за грубо оштукатуренные стены, лестница делает зигзаг, потом другой. Я спускаюсь будто в вертикальный колодец, и зловещий голубой свет становится все сильнее. Но его источником оказывается обычная электролампа, обмазанная синей краской. Лампа освещает железную дверь, и я вспоминаю слова Аннабель, что внизу есть заваренный вход на специальную станцию метро.

Я толкаю дверь, она не подается, и я облегченно вздыхаю, можно вернуться. Но черт дергает потянуть ржавую ручку на себя. Дверь неожиданно легко отворяется. Скрип петель угрюмо раздается в подземелье, и за дверью я вижу обычный, хотя и мутный электрический свет. Я перешагиваю высокий порог и иду по загроможденному кабелями коридору. Воздух затхл и холоден, пахнет старым дерьмом. Воображение болезненно разыгралось: может быть, здесь окаменел кал еще тех заключенных, что строили эту ветку метро при Сталине? Кого я встречу? Гигантских крыс или затаившихся омоновцев, стерегущих подходы к Кремлю?.. Но я оказываюсь на обычном перроне. Это и в самом деле метро: в обе стороны уходят туннели с ржавыми рельсами, однако убранство станции ничем не напоминает аляповатую роскошь московского метро. Грязно-серый бетон, мусор под ногами, унылый перестук водяных капель. Но воздух свеж, хотя это почему-то неприятно.

Вскоре я понимаю причину свежести – из арки справа вытекает холодный воздух, и его ток становится все сильнее, будто по заброшенному туннелю приближается поезд. Это и в самом деле оказывается поезд, только никого нет в темной кабине машиниста. Три голубых вагона архаического вида – наверное из тех времен, когда строили глубокие бомбоубежища и прокладывали специальные ветки метро в ожидании большой войны. Поезд останавливается, с шипением открываются двери. Хотя мне все более жутко, я улыбаюсь – надо же, персональный поезд. Войти, или не стоит?.. Поезд терпеливо ждет, и мне кажется, что стоять так он может целую вечность. Куда спешить, других пассажиров не видно?

Я решаюсь, вхожу, и сразу с шипением закрываются двери. Поезд трогается и тонет в темноте туннеля: фонарей на его стенах нет, лишь в вагоне тлеет несколько плафонов. Слышится унылый вой, состав набирает ход. Я сажусь на диванчик и чихаю от поднявшейся пыли. Сажусь вовремя, меня прижимает к боковому поручню: несмотря на старинную внешность, поезд резко ускоряет ход. Вой меняется в тональности, становясь все выше и пронзительнее, и мне вспоминается начало «Стены» Pink Floyd. Помнится, там в конце заплакал ребенок. А что будет тут?