Текст книги "Демонтаж"
Автор книги: Евгений Кубякин
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Это важно. Нужно же определиться, чем охотники Ивановы будут расплачиваться за Козловых? А пьяницы Петровы будут рассчитываться за детей пасечников Сидоровых и хлебопашцев Козловых, либо Сидоровы с Козловыми пожизненно должны содержать Петровых.
Скажите, вам сильно полегчало от использования монгольского метода? Сможете вы хоть примерно разобраться, на какой десяток какие налоги рассчитывать и как их потом собирать? Если смогли, значит, вы умнее неграмотных монгольских пастухов XIII века. А если нет…
Кто думает, что с тысячами и с десятками тысяч будет легче, попробуйте. Главное, учтите, что населенный пункт даже в триста человек в то время относился к числу довольно крупных.
Сначала мы удивлялись: почему историки бездумно, как обезьяны, повторяют друг за другом все подряд? Но теперь знаем: кровь предков играет, поэтому «как обезьяны».
Относить ли рассказы историков о делении населения Руси на десятки для облегчения производства переписи и расчета налогообложения к серьезным заявлениям? В нашем понимании то, что вызывает улыбку и здоровый смех, должно относиться к разряду юмористических, развлекательных произведений. А что, кроме улыбки, могут вызвать подобные заявления?
Хотя, учитывая фатальную приверженность докторов исторических наук к идеям переписи населения и деления его на десятки, сотни и т. д., есть основания полагать, что кто-то из указанной категории все же серьезно относится к достижениям монгольской математики. Таким можно предложить запатентовать приведенные изобретения. Ведь они до сих пор не имеют регистрации авторских прав.
Напомним лишь, что делением на десятки, сотни и т. д. дело не закончилось. Каждый десяток и сотня российских жителей обрели своего законного руководителя-монгола.
Н. М. Карамзин: «Вслед за ними приехали чиновники татарские в область Суздальскую, Рязанскую, Муромскую, – сочли жителей и поставили над ними десятников, сотников, темников для собрания налогов».
Вот, что еще надо не забыть предложить налоговой службе сделать. Тем более что сегодня это проще, поскольку люди ныне проживают намного компактнее, чем в монгольский период. Налоговым десятникам, сотникам и темникам это заметно облегчит работу.
Если, например, в пятисотквартирном доме, из расчета четыре человека на квартиру, проживает две тысячи человек. Значит, налоговых десятников потребуется всего двести штук. Понятно, что их содержание ляжет полностью на счет указанных налогоплательщиков, но зато какой эффект собираемости.
Нельзя, конечно, не учитывать, что у налоговых десятников имеются семьи. Желательно бы теперь к каждому дому делать пристройку для налоговиков. К пятисотквартирному – соответственно двухсотквартирную. А? Забыли! Еще два налоговых сотника. Значит, к пятисотквартирному нужно пристраивать двухсотдвеквартирную. Но это уже мелочи. Великая идея вправе иметь незначительные издержки. Поэтому историкам осталось лишь правильно оформить документы на изобретение, и Нобелевская премия, считай, у них в кармане.
Удачи вам, граждане историки!
В заключение хочется напомнить, что в Новгороде (на Волхве) должности сотских и тысяцких существовали задолго до «появления» в истории монголов и продолжали существовать много позднее после них.
Сказание о Мамаевом побоище
Хочется начать словами выдающегося отечественного историка Георгия Владимировича Вернадского:
«Монгольский период – одна из наиболее значимых эпох во всей русской истории. Монголы владычествовали по всей Руси около столетия, и даже после ограничения их власти в Западной Руси в середине четырнадцатого столетия они продолжали осуществлять контроль над Восточной Русью, хотя и в более мягкой форме, еще столетие. Это был период глубоких перемен во всем политическом и социальном устройстве страны, в особенности Восточной Руси. Прямо или косвенно монгольское нашествие способствовало падению политических институтов Киевского периода и росту абсолютизма и крепостничества».
Завезли-таки подлые монголы крепостничество на нашу родную Русь. Правда, почему-то крепостничество с немецкими корнями завезли, но сейчас не об этом. Мы о самих монголах.
Вернадский в данном случае олицетворяет глобальный выход России в нынешнее состояние с недрами монголо-татарского ига. Он подчеркивает, что все имеющиеся у нас институты – социальные, правовые, властные и даже религиозные – зародились во время трехсотлетнего пребывания Руси под монголами. По сути, все, что мы имеем и хорошего, и плохого, несет в себе отпечаток монгольского наследия.
Серьезное заявление! Действительно, куда уж серьезней? Имеют ли право россияне удостовериться в правдивости такого утверждения. Конечно, имеют. Все вместе и каждый в отдельности. Это, пожалуй, даже не право, а, скорее, долг. Перед нашими детьми, во всяком случае.
Все ли мы наследники монгольских порядков? Ведь даже в самом названии «монголо-татарское иго» имеется некоторая двойственность. Так все-таки монгольских или татарских? Если в основном монгольских, тогда насколько татарских? А если исключительно монгольских, тогда при чем здесь татарских?
Вопрос национальности, как видим, первичен. Какая же все-таки национальность лежит в основе нашей нынешней государственности? Ведь если Чингисхан по общему мнению больше принадлежит к монголам, чем к татарам, то, например, с Мамаем такой ясности нет. А с войсками, которыми командовал Мамай про ясность уже и речи не идет. Все ли так прозрачно с нашей наследственностью?
Давайте попробуем немного покопаться в этом вопросе и для простоты сформулируем его так: к какой национальности принадлежали войска Мамая?
А. Н. Сахаров: «В центре туменов Мамая шли наемные панцирники. Ударная монгольская конница располагалась на флангах». Правда, «ударного монгольского конника» Челубея, выехавшего на схватку с Пересветом, Сахаров именует уже не монголом, а скромнее – татарином.
Л. В. Жукова: «По преданию, сражение началось поединком Александра Пересвета с Темир-мурхой, затем монгольская конница атаковала русские войска, и Мамаю удалось добиться перевеса».
Н. М. Карамзин: «На пространстве десяти верст лилась кровь христиан и неверных. Ряды смешались: инде россияне теснили моголов, инде моголы россиян…»
Примечательно, что за несколько строк до этого Карамзин в своем пятом томе четко перечисляет национальности, входившие в состав могольского войска. С его слов, оно состояло из татар, половцев, хазарских турков, черкесов, ясов, армян, крымских генуэзцев и кавказских жидов.
Пусть нас упрекают в чем угодно, но смеялись мы в этом месте до упаду. Ведь не каждый день сталкиваешься с утверждением о том, что монгольское войско состояло из евреев.
Подробно описав национальности Мамаева войска, Карамзин, очевидно, пытался представить себе большие глаза армян, греческие профили крымских генуэзцев и вьющиеся пейсы кавказских жидов. Выстроив воображаемых воинов в один ряд, Карамзин отбросил сомнения: «Ошибки быть не может, это самые взаправдишные моголы!» И тут же записал, как мы уже читали: «Инде россияне, инде моголы».
Н. И. Костомаров: «На десять верст огромное Куликово поле было покрыто воинами. Кровь лилась, как дождевые потоки; все смешалось, труп валился на труп, тело русское на татарское, татарское на русское; там татарин гнался за русским, там русский за татарином».
Костомаров, аккуратно передирая Карамзина, очевидно, поначалу тоже написал у себя «моголы», но, перечитав подробный список национальностей (так же аккуратно передранный), стал нервничать. Не могло честное нутро историка турков и армян безоговорочно признать «моголами».
А как поступить? Все оставить, как у Карамзина или вступить с ним в спор? Шутка ли? С самим Карамзиным не согласиться!
Днем все больше ходил задумчивый. По ночам всхлипывал и часто просыпался. Долго шагал из угла в угол, и только под утро, хлебнув холодных щей, коротко забывался беспокойным сном. Вскочив однажды среди ночи, не выдержал и, прокричав домочадцам: «Какие к черту из евреев моголы?!», стал вычеркивать, вычеркивать… а сверху писать «татары», «татары», и впервые заснул спокойно.
Прочитав по утру исправленное, Костомаров снова поморщился, теперь уже скудости описания Карамзиным великого побоища. «Кровь лилась», а потом «теснили» – мало и не живописно. Поэтому решил усилить эффект битвы, как ему представилось, и дописал: «тело русское валилось на татарское, татарское на русское».
Картина побоища заметно оживилась, но хотелось большего. Не представляя себе точно, как на самом деле происходят сражения, Костомаров напряг всю фантазию. Возможно, сцена, когда «все вповалку», показалась ему эротичной, поэтому еще пофантазировав, ему подумалось: «Ах, неплохо перед тем как повалиться, они бы чуточку погонялись друг за дружкой?» В окончательном варианте записал: «там татарин гнался за русским, там русский за татарином».
Т. В. Черникова: «…битву открыл поединок татарина Челубея и русского Александра Пересвета. В поединке пали оба богатыря. Ордынцы помчались вперед…» Не правда ли, уже скромнее? Челубей был татарином, а остальные – ордынцы. Ордынцы – они, с одной стороны, вроде монголы, а с другой – вроде и не монголы. Ордынцы – это уже ближе к татарам, хотя и не совсем татары. Они могут быть вообще не татарами. Они могут одновременно быть кем угодно и тут же никем.
Е. В. Пчелов: «Навстречу ордынскому воину Челубею выехал русский монах Пересвет. Всадники устремились навстречу друг другу, сшиблись и пали замертво… Ордынцы все теснили и теснили русские ряды». Пчелов даже Челубея окрестил «ордынцем». Так спокойнее.
В. И. Буганов: «Около полудня поединок Пересвета и Челубея, русского и ордынского богатырей, погибших в схватке, дал сигнал к сражению. Ордынские силы обрушили страшный удар на передовой полк…» Какое замечательное слово «ордынцы». Как наглядно оно демонстрирует устройство ума профессиональных историков.
П. Г. Дейниченко: «Мамай набрал в свое войско генуэзских и северокавказских наемников». Дейниченко, несомненно, профессиональный историк, а из общей среды выбивается: у Мамая только непонятные наемники. А где монголы? Или, на худой конец, где татары?
А. О. Ишимова: «Между тем печенежский богатырь Темир-Мурза из войска Мамая исполин ростом вызывал кого-нибудь из русских сразиться с ним один на один. Выехал инок Пересвет, схватились они и пали оба мертвые». Неожиданный поворот в истории. Челубей оказался не только не монголом, но даже и не татарином. Челубей оказался печенегом и совсем не Челубеем. Он оказался Темир-Мурзой.
Думается, мы уже уморили вас игрой в мамаевские национальности. Хотя продолжать можно еще достаточно долго. Череда подобных версий весьма длинная.
Откуда же берется разброс мнений по, казалось бы, несложным вопросам. Ведь все историки пользуются практически одними и теми же источниками. Переписывай себе друг за дружкой – чего уж проще? А вот в этом-то и заключается секрет разброса. Секрет в том (как бы странно это ни звучало из наших уст), что пишущие историки, к несчастью своему, понимают, что они пишут. Перепись «автоматом» друг у друга их поначалу коробит. Потом привыкают. Стерпливается, слюбливается. Но у каждого в процессе разбирательства невольно складывается собственная версия событий, а вот как они при этом поступают, вопрос уже не истории, а вполне современной жизни.
Историки, в том числе и те, мнение которых мы вам представили, черпают свои знания или по крайней мере должны это делать из первоисточников, а в первоисточниках разброс мнений отсутствует технически.
Например, обучаясь в институте, все историки читали «Сказание о Мамаевом побоище». Получали за него тройки, четверки, некоторые даже пятерки. Это, между прочим, самое авторитетное свидетельство о Куликовской битве. В издании 1987 года оно представлено так:
«Время создания – середина 1381 – начало 1382 года, подвергалось переработке в начале XV века, в период составления так называемого Киприановского летописного свода; дошло до нас в нескольких редакциях и многочисленных (около ста пятидесяти) списках. „Сказание о Мамаевом побоище“ наиболее значительное произведение Куликовского цикла памятников древнерусской культуры. Это не только самое обстоятельное, неторопливое, степенное, исполненное огромной внутренней силы и достоинства повествование, но и самое подробное описание Куликовской битвы и подготовки к ней. Целый ряд деталей в описании сражения и фактов, связанных со сбором и походом русских войск, не встречающихся в других памятниках этого цикла, говорят о том, что автор «Сказания» был не только очевидцем-участником самой битвы, но находился непосредственно среди лиц, входивших в великокняжеское окружение и имел широкий доступ к поступавшей в княжескую ставку информации. “Поэма сия, – писал в 1883 году В. Т. Плаксин, – не только не уступает «Слову о полку Игореве», но в некоторых художественных достоинствах даже превосходит его”».
Каким представляет нам национальный состав войск Мамая самое подробное, авторитетное, значительное и обстоятельное повествование? Соответствует ли он тому, что написали в своих учебниках историки? Давайте все вместе и почитаем:
«Князь же великий скоро от трапезы встал, и преподобный Сергий (Радонежский) окропил его священной водою и все христолюбивое его войско… И сказал: “Поди господин на поганых половцев…”».
Не только мы с вами заметили, что преподобный Сергий посылает Донского на поганых половцев, историки тоже это читали множество раз.
«Когда же наступил четверг 27 августа, решил князь великий… И затем приступил к чудотворному образу госпожи Богородицы, сказал: “Не отдай же, госпожа, городов наших в разорение поганым половцам, да не осквернят святых твоих церквей и веры христианской… Знаю же я, госпожа, если захочешь – поможешь нам против злобных врагов, этих поганых половцев, которые не призывают твоего имени”».
«И велел послу: “Скажи брату моему князю Андрею: готов я сейчас же по твоему приказу, брат и господин. Сколько есть войска моего, то вместе со мною, потому что по божьему промыслу собрались мы для предстоящей войны с дунайскими татарами. И еще скажи брату моему: говорят, что уже великий князь Дмитрий на Дону, ибо там дождаться хочет злых сыроядцев”».
«Окончив молитву и сев на коня, стал он (князь Дмитрий) по полкам ездить с князьями и воеводами и каждому полку говорил: “…Ныне, братья, уповайте на Бога живого, так как утром не замедлят на нас пойти поганые сыроядцы”».
«Тот же нечестивый царь (Мамай)… и повелел поганым своим половцам готовиться к бою».
«Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда выехал злой печенег… Увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и выступил из рядов…»
«…час и третий, и четвертый, и пятый, и шестой твердо бьются неослабно христиане с погаными половцами».
«Поганые же половцы увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: “Увы нам, Русь снова перехитрила…”»
Как нетрудно заметить, в «Сказании» нет ни единого упоминания о монголах, а ведь ОНО с точки зрения «официальной» истории – основополагающий документ. Значительный и обстоятельный. Естественно, каждый из историков, как и мы, обратил внимание на «некоторые расхождения». Мы задумались, и они задумались. С этого-то момента и начинается разница между НАМИ и НИМИ.
Мы излагаем свою версию так, как ее видим. А они вынуждены подгонять версию под «видение ведущих академиков». Собственными руками «разворачивать» своему детищу голову в «положенную» сторону (не обращая внимания на шею). С хрустом выворачивать суставы в соответствии с пожеланиями начальства. Выкручивать пятки, чтобы «смотрели» в общепринятом направлении. А как же? Это и есть первейший признак «профессионализма» в истории.
Для нас история – это проникновение в тайну. Мучительные поиски и радости находок. Когда мы приближаемся к какой-нибудь разгадке, у нас шерсть встает на загривке, чувства обостряются, как перед броском, а на кончиках пальцев появляется пульс. Мы хватаемся за хвостик этой разгадки. Он тоньше шелковой ниточки. Крепко держась, начинаем осторожно тянуть его к себе. Если срывается – это величайшее разочарование. Но расслабляться нельзя. Нужно снова и снова пытаться нащупать этот хвостик. И снова вытаскивать разгадку на поверхность. Бывает, конечно, что хвостик оказывается взрывателем от мины.
Для НИХ история – это прежде всего заработок, служебная лестница, общественное положение, восхищенные взгляды студенток. ЭТО ИХ цель. ЭТО ИХ жизнь. Там, где в истории начинается профессионализм, там заканчивается наука. Поэтому, роясь в первоисточниках, археологических отчетах и откопав что-нибудь новое, они не смеют дать этому ход. «Дать ход» таит в себе опасность. Выгоднее «наступить на горло собственной песне», чем вызвать недовольство вышестоящих историков.
Выглядит это примерно так. Прибегает соискатель к своему руководителю проекта, руки потные, лоб потный, глаза блестят. Руководитель его спрашивает:
– Ну, как там, Петя, твоя диссертация?
– Так вот же, Андрей Николаевич, – волнуясь, сообщает тот, – не могло у Мамая монгольской конницы быть. Я все перерыл. Не получается никак. Бред какой-то.
– Ты что, Петя, решил, что умнее всех? – сводит брови руководитель.
– Да нет же, Андрей Николаевич. Но только вот… я это… не выходит… как бы… – Петя начинает понимать, что где-то перегнул.
– Тебе что, Петя, важнее ученая степень или какая-то там конница? – как перед расстрелом вопрошает светило наук.
– Конечно, ученая степень!
– Тогда гляди у меня! А то до конца жизни в школе учителем истории просидишь.
– Ну что вы, Андрей Николаевич? Вы уж так не шутите. Я только таблетку принял. Хрен с ней, с конницей. Это я так, от скуки поинтересовался.
– Что со старшими советуешься – это хорошо. Но помни, до тебя в истории уже все тропинки протоптали. Поэтому ориентируйся. А насчет монгольской конницы не парься. Не нравится монгольская – напиши ордынская. И придраться не к чему, и совесть чиста.
– Спасибо, Андрей Николаевич. Я обязательно так и сделаю. Век доброты вашей не забуду. Брата родного за вас не пожалею.
– Ну, то-то. Учись, пока я живой.
Грустно уходит будущий кандидат наук Петя. Конечно, ученая степень важнее всего, но если все свои научные труды под копирку с предшественников переписывать, а собственные мысли вместе со слезами обиды проглатывать, то как после этого себя настоящим ученым считать? Эдак он уже ненастоящий какой-то получается. Будто понарошку. Не об этом он мечтал. Не таким себя хотел в будущем видеть.
Приходится ему выкручиваться: как бы от истины далеко не отойти, но и начальство при этом не прогневать? Как в большие люди выбиться и внутри человеком остаться? Как совместить в себе смелого исследователя и послушного спиногрыза? В результате долгих мучительных размышлений и борьбы с совестью рождаются всевозможные «ордынцы». Ордынцы – это обычная сделка с совестью. Ордынцы – это вроде бы ни о чем, но в то же время НЕ НЕПРАВИЛЬНО. Ведь ПРАВИЛЬНО – оно обязательно не всех устраивает. ПРАВИЛЬНО – обязательно кому-нибудь дорогу перейдет. А когда НЕ НЕПРАВИЛЬНО – это гораздо удобнее. «Ордынцы» ничему не противоречат, хотя ничего и не подтверждают. С годами все меньше начинает интересовать, где же ПРАВИЛЬНО. Как-то ближе и притягательнее становятся слова ВКУСНЕЕ, СЫТНЕЕ.
Обильно насытившись степенями, званиями, премиями, любому индивидууму хочется спокойного «заслуженного» отдыха. ПРАВИЛЬНО и вовсе становится опасным. Оно может нанести удар по авторитету, выставить в глупом, смешном положении. Тут уже не до шуток. ПРАВИЛЬНО превращается в смертельного врага. Приходится вступать с НИМ в решительную схватку. Так бывший романтик и максималист Петя перерождается в Андрея Николаевича. А наука история, соответственно, перерождается в помойку.
Примерно таким образом мы оказались по разные стороны баррикад с «профессиональными» историками. Начальству-то они угодили, но историю при этом угадили. Хотя продолжим.
Если не высасывать из пальца, то дальше, чем татаро-половцы, татаро-печенеги и дунайские татары, продвинуться не получается. Не дотягиваем мы до татаро-монголов. Нетути в «Сказании» про монголов ни словечка, ни намека.
Мы предлагаем не задуривать собственные головы до симптомов устойчивой патологии. Все до банальности просто – не было никаких монголов. Если б войска и сам Мамай принадлежали к монголам, автор «Сказания» так бы и написал – К МОНГОЛАМ. Хотя бы разок за повествование такое наименование обязательно всплыло. А раз не всплыло, значит, всплывать было нечему. Как говорит Винни-Пух: «Зачем тебе жужжать, если ты не пчела?»
Неоценимую помощь по «обнаружению» национального состава мамаевских войск могли бы оказать минимальные описания этих войск. Если бы «Сказание» хоть как-то отметило особенности их одежды, оружия, обычаев, привычек и т. п., появилась бы почва для каких-то конкретных выводов. Но «Сказание» своим текстом не дает нам ни одной, даже самой маленькой зацепки.
По каким причинам отсутствуют описания мамаевских воинов? Причин может быть только две: либо подобных описаний там никогда не было (хотя нам это представляется маловероятным), либо они изъяты христианскими хронистами впоследствии по причинам, очевидно, их не устраивающим. Может, «поганые половцы» своим внешним видом чрезмерно отличались от монголов?
Отсутствие подобных описаний не дает нам возможности делать выводы по поводу национальной принадлежности с достаточной долей вероятности, поэтому религиозная принадлежность действующих лиц остается единственным показателем, по которому можно это определить. А религиозная принадлежность мамаевцев, представленная в «Сказании», указывает на национальную весьма красноречиво.
Название «поганые сыроядцы», употребленное в «Сказании» в качестве обозначения войск Мамая, не имеет отношения к определению национальностей, поэтому предлагаем вернуться к нему чуть позже.
* * *
Следующая существенная нестыковка, которая бросается в глаза (не может не бросаться), – это ПРИЧИНЫ, по которым состоялась Куликовская битва. Налицо полнейшая разница между причинами, указанными «профессиональными» историками, и причинами, представленными в «Сказании». Для начала представим причины, озвученные «профессионалами».
А. Н. Сахаров: «Для Мамая восстановление власти и экономического гнета над русскими землями имело огромное значение… Он хотел примерно наказать Русь и вернуть ее под иго монголо-татар».
П. Г. Дейниченко: «Оставить в тылу непокорную Русь Мамай не мог и решил сначала выступить против московского князя».
В. И. Буганов: «Орда готовит новый поход. Его цель – обескровить Русь, снова сделать ее послушным вассалом ханов, подорвать растущее могущество Москвы».
Л. В. Жукова: «Орда стремится воспрепятствовать усилению власти и авторитета московского князя».
Е. В. Пчелов: «Мамай начал готовить новый поход на Русь. Он хотел полностью восстановить власть Золотой Орды над Русской землей».
Т. В. Черникова: «Мамай объявил, что направляется по следам Батыя казнить строптивых рабов».
Н. И. Костомаров: «Дмитрий не повиновался ему; русские оказывали явное пренебрежение к татарскому могуществу; это раздражило Мамая до крайности. Он замыслил проучить непокорных рабов, напомнить им батыевщину, поставить Русь в такое положение, чтоб она долго не смела помышлять об освобождении от власти ханов».
В отношении причин похода Мамая мнения современных (и почти современных) историков сходятся. Главное – восстановить экономическую зависимость Руси от монголов и не допустить усиления влияния московского князя. Причины конкретные, понятные, имеющие экономические и политические свойства. Что ж, прекрасно! Тем легче будет сравнить с причинами, приведенными автором в «Сказании о Мамаевом побоище»:
«…по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны, по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан. И начал подстрекать его дьявол против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви…»
Как видим, в данном отрывке экономическими и политическими мотивами не пахнет. Но, может, это только начало? Так сказать, лирическое отступление для вступления.
– «И прослышал князь великий Дмитрий Иванович, что надвигается на него безбожный царь Мамай со многими ордами, неустанно ярясь на христиан и на Христову веру…»
«…великий князь стал утешаться в Боге и призывал к твердости брата своего князя Владимира и всех князей русских, говоря: “Братья князья русские, из рода мы все князя Владимира Святославовича Киевского, которому открыл Господь познать православную веру, как и Евстафию Плакиде; просветил он всю землю Русскую святым крещением, извел нас от мучений язычества и заповедал нам ту веру святую твердо держать и хранить и биться за нее. Я же, братья, за веру Христову хочу пострадать даже и до смерти”. Они же ему ответили: “И мы, государь, сегодня готовы умереть с тобою и головы положить за святую веру христианскую”».
Преподобный Сергий, наставляя Пересвета и Ослябу: «Мир вам, братья мои, твердо сражайтесь, как славные воины, за веру Христову и за все православное христианство с погаными половцами.
Пожалуй, следует дать некоторые пояснения отрывкам, приводимым нами из «Сказания», поскольку во многих словах и названиях содержится смысл, подзабытый для современного человека. Так, «поганые» совершенно не означает «плохие» или «грибные». «Поганые» относится к вероисповеданию. Под «погаными» положено понимать «язычников».
Автор в самом начале сообщает нам открытым текстом, что Мамай как раз и есть «царь язычников». Также он сообщает, что Мамай – идолопоклонник. И что самое неприятное, можно даже сказать страшное для «исторической профессуры», автор перечисляет богов, идолам которых поклонялся Мамай. Тут мы обнаруживаем не только несовпадение данных летописца с современными историками. Тут горе-историков ждет удар ниже пояса, ниже спины, по ушам и по языку.
Первым из богов Мамая автор называет Перуна. Перун – славяно-арийский бог, идола которого Владимир I (креститель Руси) сбросил в Киеве во время избиения идолов. Перун – покровитель воинских дружин Рюрика, Олега, Игоря, Святослава. Его именем они клялись, заключая государственные договора. Также (из истории) все они являлись противниками христианства (особенно Святослав).
Однако, если верить официальной науке, Мамай – высокопоставленный чиновник Золотой Орды. Следовательно, он мог быть только мусульманином. По сведениям той же науки в 1312 году хан Орды с замечательным монгольским именем Узбек объявил ислам официальной религией.
Мог ли Мамай через 68 лет от начала официального мусульманства Орды исповедовать другую религию? Исключено. За такие вещи он не только не сумел бы дослужиться до чина темника, ему не позволили бы даже находиться среди правоверных мусульман.
Тем не менее автор «Сказания», не знакомый по понятным причинам с изысканиями современных ученых-историков, уверенно называет Мамая язычником, идолопоклонником и точно определяет его приверженность славяно-арийским богам. Вторым, кстати, автор называет арийского бога Хорса.
Кому же прикажете верить, современнику Мамая или обезьянопоклонникам, живущим через 600 лет после него? Ответ очевиден.
Пришло время разобраться, кого же называли «сыроядцами». Ничего сложного. Согласно толковому словарю В. И. Даля сыроястная неделя – это Масленица, старинный славяно-арийский праздник. То есть сыроядцы – люди, празднующие Масленицу, проще говоря, признающие Веды. Опять, согласитесь, странное название для монгольских ордынцев и тем более для мусульман.
Стало быть, надвигаются на Русь, точнее не на Русь, а на Москву (современный человек понимает отличия Москвы от России) войска, исповедующие славяно-арийскую веру. А мотивация похода, затеянного Мамаем, никак не содержит экономические или политические нормы. Даже из той малости, которую мы успели привести, уже видно, что мотив религиозный. «Сказание» вопиет об угрозе христианской вере. Вполне логично предположить, что войско Мамая составляют потомки славян (русов), отказавшихся принять крещение в 988 году.
Ранее мы высказывались о том, что под маской монгольского нашествия скрывается кровавая история крещения Руси. Доподлинно это смогут установить только действительно профессиональные историки, смелые, независимые исследователи, кои, мы надеемся, появятся в нашем отечестве. Пока, к сожалению, население России вынуждено довольствоваться низкосортной жвачкой, поставляемой почитателями обезьян.
Но продолжим знакомство с причинами Мамаева похода, описанными в «Сказании». Подтвердятся ли наши предположения?
Княгиня великая Евдокия: «Не дай же, Господи, погибнуть сохранившемуся христианству, и пусть славится имя Твое святое в Русской земле!»
Невозможно не обратить внимания, что великая княгиня допускает возможность гибели христианства в связи с приходом Мамая. А выражение «сохранившемуся христианству» недвусмысленно указывает на реальную возможность его гибели в прошлом. Вряд ли подобные фразы вставлены в «Сказание» случайно, необдуманно.
«Услышав же то, князь Олег Рязанский испугался… “Если же присоединюсь к нечестивому царю, то воистину стану, как прежний гонитель Христианской веры, и тогда поглотит меня земля живьем, как Святополка”».
Олег Рязанский вспоминает именно Святополка, от руки которого погибли поборники веры святые Борис и Глеб (позже мы остановимся на этом подробно), который был гонителем христианской веры. И если он присоединится к войскам Мамая, то тоже станет гонителем веры. Нужно ли дополнительно комментировать, кем является Мамай в глазах своего союзника Олега Рязанского? Он не называет его ни поработителем, ни захватчиком, только гонителем веры.
Андрей брату своему Дмитрию: «…да еще и отец наш с Олегом Рязанским присоединились к безбожным и преследуют православную веру христианскую… Выберемся, брат, из давящего этого сорняка и привьемся к истинному плодовитому Христову винограду, возделанному рукою Христовой».
Князья Андрей и Дмитрий подтверждают, что их отец, присоединившись к Мамаю, преследует цель уничтожить христианскую веру. О чем-либо другом ни слова.
Далее, как понимать их слова: «Выберемся, брат, из давящего этого сорняка и привьемся к истинному плодовитому Христову винограду»? «Привьемся к истинному Христову винограду» тут понятно. Это означает: примем христианскую веру. А вот «выберемся» – это откуда?
Несомненно, последующие церковные летописцы корректировали «Сказание» в меру своих сил, но полностью изменить текст невозможно. Тогда просто получится совершенно новый рассказ, другое «сказание», и ему уже никто доверять не станет. Поэтому в «Сказании» остались неисправленные участки, по которым вполне можно восстановить смысл первоначального варианта.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?