Текст книги "Миронов"

15

Июль 1906 года на Дону был щедр на дожди, тепло и солнце. Буйно колосились хлеба, радуя сердце казаков-хлеборобов.

Луговые травы так росли, что кое-кто подумывал выйти с косою и во второй раз. На отводных землях выгуливались быки, свободные от полевых работ. А в заповедных пыреистых травах протекала сложная и романтическая жизнь чистокровных косяков, где жеребцы-вожаки бились чуть ли не насмерть в вечной и ненасытной жажде за обладание красавицами кобылицами... Нежно-губые жеребята, будто прилепленные к бокам матерей, мешая их ходу, чуть ли не все время прикладывались к вымени – и росли, постепенно превращаясь во взрослых дончаков.

Погибших в русско-японской войне казаков помянули, отслужили панихиды... Живые радовались вновь обретенному белому свету.

Время, как обычно, летело быстро, и вернувшиеся с войны донские казаки, освоившись с миром, готовились к приближающейся страдной поре... Но вдруг утренний свежий июльский рассвет разорвали ритмичные удары больших колоколов всех церквей. Значит, казак, бросай все, одевай походный мундир, седлай коня – и в окружную станицу Усть-Медведицкую.

Когда со всех хуторов и станиц съехались казаки, находящиеся на льготе, солнце уже сильно припекало. Лошади нудились, зло кусались, всадники при полном боевом снаряжении потели, выражали нетерпение и недоумение – зачем собрали, оторвав от неотложных хлеборобских дел. Плац гудел, как потревоженное осиное гнездо, когда казачата ради забавы швыряют в него палкой.

К полудню жара достигла своего накала, как и люди и лошади. Тогда-то, словно начальство почувствовало, что дальше становится опасно испытывать терпение казаков, на крыльцо атаманского окружного правления вышел дежурный вестовой и что-то начал говорить. Серединные и задние ряды только и видели, как он раскрывает и закрывает рот, но тут же прошелестело сообщение, что выборных от десятидворок станиц и хуторов приглашают в зал заседания.

Когда понемногу угомонились, генерал-майор Филинков, атаман Усть-Медведицкого округа, заметно волнуясь и постоянно откашливаясь, заговорил:

– Господа старики, – и поясной поклон в сторону старейших, без которых, как мы уже знаем, не решалось ни одно сколько-нибудь значительное дело. – Господа выборные, – и тот же традиционный поклон. – По Указу Его Императорского Величества на военную службу призываются казаки 2-й и 3-й очередей. От Усть-Медведицкого округа приказано снарядить три полка...

Зал взорвался негодующими голосами, и не было ничего слышно, что дальше говорил генерал-майор Филинков... К нему сквозь толпу разгоряченную продирался Филипп Козьмич Миронов. Подошел, встал рядом и громко, перекрикивая шум своим звонким голосом, обратился к сходу: «Господа старики!.. Вам лучше, чем каждому из нас, известно, что донские казаки обязаны беспрекословно защищать свое Отечество от напавшего на нашу Родину врага. Это наша святая обязанность. Но казаки никогда не были палачами своего собственного народа. Сейчас войны нет. Значит, нас хотят использовать как полицейские силы. Народ восстает против поработителей, а мы пойдем сечь нагайками и расстреливать?! Не бывать этому! Донские казаки никогда не были карателями! И не будут!.. Запишем в резолюции – отказываемся посылать на службу казаков второй и третьей очередей! Дойдем до Петербурга, до Государственной думы!»

Окружной атаман в первое мгновение был обескуражен таким непочтительным обращением подъесаула Миронова к нему и сходу, потом, придя в себя, приказал вызвать пристава и арестовать его...

Прибежал раскрасневшийся пристав со своими помощниками. Но казаки, не дав ему опомниться, вытолкнули за дверь и велели сидельцам-вестовым не впускать его в зал сходки.

И уму непостижимо, как сход казаков мог в своем решении записать: «Не посылать на службу казаков второй и третьей очередей. Казаки – не полицейские, а защитники Отечества». И еще удивительнее тот факт, что тот же самый сход принял наказ казаков Усть-Медведицкого округа донским депутатам Государственной думы, в котором ни много ни мало, в частности, выдвигалось категорическое требование об отставке «правительства, залившего кровью страну. Изъятии казачьих земель у чиновников и помещиков и наделении этой землей крестьян...»

Удивительная свобода в выражении чувств. Волеизъявление народа. Это что же за демократические порядки, существовавшие среди рядового казачества?! Без боязни, страха и оглядки на власть имущих они сами решили, что им надлежит делать, а от чего напрочь отказаться. Такие порядки существовали на Дону столетиями, практически всегда, и казаки уже не мыслили иначе своей жизни в решении общественных дел.

Он, Миронов, подчеркивает это лишний раз потому, что скоро наступят такие времена, от которых казаки сначала придут в недоумение, потом будут драться насмерть и настолько злобно и беспощадно, что, натравленные друг на друга, сын поднимет руку на отца, отец – на сына...

...Подъесаул Миронов, дьякон Бурыкин и студент Агеев были посажены в тюрьму, которая находилась в станице Усть-Медведицкой.

Собрался очередной сход, и казаки потребовали освобождения заключенных. Атаман отказался выполнить их требования. Тогда казаки схватили самого атамана и как заложника посадили в тюрьму. Будешь, мол, сидеть, пока не дашь указания об освобождении арестованных казаков, которым сход поручил ехать в Петербург и передать постановление станичного схода Государственной думе.

Атаман Войска Донского Одоевский-Маслов, пытаясь втихомолку замять этот пренеприятнейший инцидент, дал указание – освободить Миронова, Бурыкина и Агеева... Многотысячная толпа ринулась к станичной тюрьме, прорвалась во внутренний двор, открыла камеру и на руках пронесла их по станице к зданию правления окружного атамана. Здесь состоялся антиправительственный митинг... Была музыка и песни...

«...Ах, донцы-молодцы... ах, донцы-молодцы... ах, донцы-молодцы...» – пересохшими от волнения губами, еле шевеля ими, пел Миронов. Голоса не было слышно. Он пел мыслью, памятью, а губы только непроизвольно вторили такту песни, открываясь-закрываясь... Кажется, он на этот раз вспомнил, где находится и что с ним. Наверное, ему еще долго придется приходить в себя и узнавать, что он в тюрьме?! Нет, нет, это слишком страшно, он не будет об этом вспоминать и не будет думать. Потому что это слишком страшно!.. И мо?кет не выдержать мозг – он взорвет голову!.. Нет, нет... Не думать. Не думать – и все тут. Даже о приятном?.. Так это же горячее горького!.. Ладно, додумаю, чем закончилась поездка в Петербург, в Государственную думу – и точка. Все-таки поехал? Неужто не думал о последствиях?.. А как же с перспективой блестящей карьеры вновь испеченного офицера-дворянина? Может быть, он сейчас признается, что она ему была безразлична? А честолюбие? Ведь все вокруг рвутся к этому самому дворянству и у них не получается, а у него получилось, и он легкомысленно и спокойно желает потерять все блага, связанные с этим производством?.. Можно поверить? И все-таки очень любопытно узнать, думал ли он, что поездка в Петербург, в Государственную думу раздавит его карьеру, так счастливо начавшуюся?.. И погибнет слава четырежды орденоносного «нарождающегося героя Тихого Дона», которого Родина встречала высшими воинскими и гражданскими почестями, колокольным звоном всех церквей...

16

Может показаться, что это один из тех невероятных случаев, в котором в полную силу проявился русский характер: во имя благополучия народа – хоть на плаху! Во имя революционных преобразований – готов на самопожертвование! Отчитываясь о поездке в Государственную думу, Миронов сказал: «Военный министр Редигер на заседании Государственной думы признал, что высочайшего повеления о призыве казаков второй и третьей очередей не было, и, если оно не поступит, казачьи части внутригосударственной службы нести не будут, имполняя роль жандармов. Но так как 9 июля первая Государственная дума была распущена, вышло высочайшее повеление о мобилизации казаков. Нет правды на земле... Несмотря на это, повторяю: готов снять с себя мундир и ордена, лишь бы иметь возможность стоять за народ. Но жандармом не буду».

Со стороны царского правительства возмездия долго ждать не пришлось – по дороге из Петербурга Миронов был арестован и отдан иод суд за антиправительственную деятельность.

Судебная палата обратилась к военному министру Редигеру, прося его позволения отдать под суд подъесаула Миронова Филиппа Козьмича. Но военный министр, напуганный народным волнением, а суд над прославленным воином может возбудить нездоровые страсти и в среде донского казачества – этого оплота царя, престола и Отечества, – принял более или менее другие успокоительные меры. Распоряжением Главного управления казачьих войск Генерального штаба от 30 сентября 1906 года за № 22182 подъесаул Миронов был лишен офицерского чина и отчислен из казачьих войск.

Где, в каком месте мог возникнуть и проявиться такой характер? Такое понимание своей жизни? Не потребительское отношение к ней, а высокий полет мысли, воображения, щедрости души, отдаваемых на благо людей. Такой характер мог проявиться в любом уголке России. Но ближе ему оказался Дон-батюшка река.

Кровавым потом, сотни раз рискую жизнью, добившись офицерского чина и высших наград Родины, проведя шестнадцать лет на службе царю-батюшке, и в один миг оказаться выброшенным из жизни и из седла – может ли все это выдержать неискушенный в политике ум и сердце, открытое людям?..

Кстати сказать, Миронову уже в наше время «припомнили» о той поре его жизни. В журнале «Дон» № 8, 1969, напечатано:

«Один журналист утверждал, что Миронов якобы еще в 1906 году вел революционную работу, возил революционный наказ станиц и казачьих частей в Государственную думу и за это был посажен в тюрьму. К Февральской революции он, будучи награжден десятью царскими орденами, будто бы присоединился к „платформе“ большевиков, а затем выступил против Каледина. Но вся эта „революционность“ Миронова ни одним документом не подтверждается. Нет свидетельств ни о поездке в Петербург с революционным наказом, ни о том, что он сидел в тюрьме».

Горько и больно сознавать, что эти слова принадлежат... С. М. Буденному. И не только эти. Буденный всю посмертную память Миронова чернил. Зачем он это делал? Чего ему самому не хватало для пристойной жизни? Власти? Славы? Почета? Денег? Всего у него, кажется, было в избытке. Что мучило-грызло полководца гражданской войны? Ревность-зависть даже к мертвому герою? Неужели он духовно не поднялся выше вахмистерского мышления? Вина Буденного безмерна, потому что им написанное – ложь. И во имя светлой памяти Миронова, девиз которого – ПРАВДА! – приводим несколько документов.

Ведь история общества и нашего места в нем – это как библейский суд, от которого нельзя ничего скрыть и никому. Поэтому человек должен думать о своих деяниях в этом мире, ибо рано или поздно он за все ответит не только перед совестью, но перед судом истории. Это закон бытия. И от него еще никому не удалось уйти.

Тревогу забило жандармское управление:

«Донесение вр. и. д. начальника ДОЖУ в департамент полиции о волнениях казаков льготных полков и Таганрогском и Усть-Медведицком округах. 6 июля 1906 года. Секретно... 18 июня с. г. в станице Усть-Медведицкой собрался общественный сход, на котором было постановлено в случае мобилизации не пускать на службу казаков 2-й и 3-й очередей, так как их заставляют нести не действительную службу, а охранять имущество помещиков. Вместе с тем в Петербург была командирована депутация из подъесаула Миронова и казака Коновалова с ходатайством о роспуске по домам 2-й и 3-й очередей... О вышеизложенном доложено мною лично г. войсковому наказному атаману Войска Донского. Полковник Попов».

«Уведомление окружного атамана Усть-Медведицкого округа начальнику ДОЖУ о самовольном освобождении из-под ареста казаками станицы Усть-Медведицкой агитаторов, выступавших против мобилизации. 10 июля 1906 г. Секретно. Для разъяснения казакам и убеждения их в незаконности поступка станичного сбора Усть-Медведицкой станицы, составившего 18 июня с. г. приговор о роспуске мобилизованных полков 2-й и 3-й очередей и об отказе посылать казаков в случае новой мобилизации, мною был собран сбор Усть-Медведицкой станицы 9 июля... При первой же моей попытке объяснить сбору незаконность его поступка по составлению приговора 18 июня казаки, не слушая меня, стали просить объяснений причины ареста подъесаула Миронова... Генерал-майор Филинков».

Из донесения и.о. Донского областного жандармского управления в департамент полиции о волнениях среди казаков льготных полков в Таганрогском и Усть-Медведицком округах. 6 июля 1906 года. Секретно.

«...18 июня 1906 г. в станице Усть-Медведицкой собрался общественный сход, на котором было постановлено: в случае мобилизации не пускать на службу казаков 2-й и 3-й очередей, так как их заставляют нести не действительную службу, а охранять имущество помещиков. Вместе с тем в Петербург была командирована депутация из подъесаула Миронова и казака Коновалова ходатайствовать о роспуске по домам полков 2-й и 3-й очередей...»

Главное управление казачьих войск. 13 августа 1906 г. № 268

«По поступившим в Министерство внутренних дел сведениям подвергнутый задержанию за участие 18 июня с. г. в незаконном собрании в станице Усть-Медведицкой Войска Донского подъесаул Миронов, будучи освобожден из-под ареста по распоряжению наказного войскового атамана, 14 минувшего июля вернулся в означенную станицу и, встреченный толпой местных жителей, обратился к ним с речью, в которой благодарил за свое освобождение, указывал на необходимость скорейшего созыва Государственной думы и выражал готовность снять с себя мундир и ордена, лишь бы иметь возможность стоять за народ. По окончании речи толпа проводила Миронова с пением революционных песен...»

Из справки департамента полиции:

«...В станице Усть-Медведицкой также беспрепятственно устраивались митинги, на которых произносились речи революционного содержания. В качестве ораторов выступали студент Агеев, подъесаул Миронов, сотник Сдобнов и дьякон Бурыкин, продолжающие и ныне вести преступную агитацию среди населения. Результатом этого явились крупные беспорядки, выразившиеся между прочим в том, что на происходившем, по распоряжению военного начальства, станичном сходе (сборе) 18 июня казаки решительно отказались нести внутреннюю службу, угрозами вынудили присутствовавшего на сборе атамана удалиться из собрания и подписали приговор, заключавший в себе ходатайство перед бывшей Государственной думой о роспуске .мобилизованных полков. В той же станице 9 июля повторились беспорядки, ближайшей причиной которых послужило распоряжение Наказного Атамана об аресте упомянутых агитаторов. Станичные казаки, устроив в тот же день общественный сход, вызвали к себе Окружного атамана и потребовали от него освобождения арестованных. Генерал-майор Филинков, не имея возможности достигнуть успокоения казаков путем увещевания и опасаясь насильственных действий с их стороны, обратился по телеграфу к Наказному Атаману с просьбой о разрешении удовлетворить требования казаков... Незаконные сборища в станице Усть-Медведицкой благодаря бездействию Окружного атамана не прекратились и впоследствии. Командированный туда по распоряжению Наказного Атамана полковник Попов с сотней казаков не произвел ареста главных руководителей противоправительственного движения, к числу которых принадлежат упомянутые выше Агеев, Миронов, Сдобное и Бурыкин. Результатом преступной деятельности этих, а равно и других оставшихся на свободе агитаторов явились в конце июля беспорядки в слободе Михайловке Усть-Медведицкого округа. 20 августа в станице Усть-Медведицкой, в присутствии станичного атамана Синютина и всего станичного правления, состоялся митинг... Ораторы призывали к неповиновению местным властям и правительству...»

Из письма Главного управления казачьих войск

«30 сентября 1906 г. № 22182,

С.-Петербург, на № 16482

По делу о противоправительственной деятельности состоящего на льготе в комплекте Донских казачьих полков подъесаула Миронова. Секретно.

Войсковому Наказному Атаману Войска Донского По докладу Военному Министру дела о противоправительственной деятельности состоящего на льготе, в комплекте Донских казачьих войск-полков, подъесаула Миронова, – Его превосходительство приказал, что ввиду подобной деятельности сего обер-офицера едва ли допустимо дальнейшее нахождение его в комплекте Донских казачьих полков, из коего он может попасть на службу в один из действующих полков и в последнем оказать вредное влияние на нижних чинов, – изволил приказать сообщить Вашему сиятельству, что подъесаула Миронова следует представить к увольнению в административном порядке, в том случае, если по окончании о нем судебного дела подтвердится его антиправительственная деятельность. О таковом приказании Военного Министра имею честь уведомить Ваше сиятельство.

Начальник Главного управления генерал-лейтенант Щербаков-Неродович.

Начальник отделения Генерального штаба: полковник Крюгер»22
  ЦГВИА, ф. 4, 4-й отд., 1906, д. 158, л. 5.


[Закрыть].

Эти документы неоспоримо подтверждают, что Филипп Козьмич Миронов действительно участвовал в революционном движении 1905–1906 годов.

...Арестованного Филиппа Козьмича Миронова освободили из Новочеркасской тюрьмы, и он отправился в родную станицу Усть-Медведнцкую. Думал, что, изгнанного и опозоренного, его никто не то что не будет встречать, станут даже обходить ту улицу, по которой он пойдет к своему куреню. Видно, плохо он знал своих земля ков – за два километра от станицы встретили казаки разжалованного подъесаула и на руках донесли до площади, где состоялся митинг. Полыхали красные флаги, звучали революционные песни.

Эта нежданная, радостно-торжественная встреча прибавила ему силы в борьбе с самодержавием и дала новую пищу уму: что же это за племя – донские казаки?

17

Память... Самое высокое наследие человека. Его духовная и материальная культура. Его корни. Чем они глубже, тем прочнее наша любовь к Отечеству. Донские казаки отличались особой привязанностью к родимой земле, к батюшке – Тихому Дону... Во времена Екатерины II это случилось. На линии рек Кубань – Терек – Сунже пограничную службу несли шесть казачьих кавалерийских полков. Надежно, как всегда, несли. И вот приближенные посоветовали императрице оставить казаков там навечно, переселив к ним семьи. Задумано – сделано. Только самих казаков об этом не спросили. А они взбунтовались, заявив, что скорее дадут себя беззаконно и бесчеловечно убить, нежели покинут Родину. Казаков секли кнутами – на 251 ударе скончался есаул Иван Рубцов. Вырывали ноздри, ссылали в Сибирь... Женщины прятались в лесах... Некоторые сошли с ума... Кончали жизнь самоубийством... Лишь бы не покидать родимую сторонушку. Двадцать один год длилось сопротивление донских казаков... Ни один казак, ни одна казачка не покинули Дон по доброй воле! И это несмотря на то, что срок службы донским казакам к этому времени был узаконен – 20 лет. Двадцать лет под ружьем – и никто не только не тяготился службой, а наоборот, гордился таким образом жизни.

Лев Николаевич Толстой однажды записал в своем дневнике: «Вся история России сделана казаками. Недаром европейцы нас зовут казаками. Народ казаками желает быть».

А вот пример мужества, целомудрия и бескорыстия, если позволительно такие слова употребить в столь жестоком и немилосердном деле, как кровавый бой, – так вот, рядового солдата, проявившего особое геройство, награждали и при этом присваивали высокий чин – полковника. Известно по крайней мере три таких случая, и во всех трех рядовые казаки по доброй воле отказывались от столь невероятного для них звания и связанного с ним благополучия и почета и изъявляли желание остаться, как и были, рядовыми. Обосновывали свой отказ единственным доводом – грех превозноситься, потому что в бой за Родину они шли не из-за чинов и наград. Грех держать в своем сердце тщеславие и корысть, думать о наградах, когда идешь на святое дело защиты Отечества. Единственно, что они признавали и ценили, так это – казачью славу. И свято блюли наказ отцов и матерей: «Не посрами родной земли...»

Вот она, нравственная высота племени по имени донские казаки. Откуда в них такая крепость духа и Осознание своего места в мире? О них слышал весь так называемый просвещенный мир, удивлялся, восхищался их победами на поле брани, песнями, танцами... Слышать-то слышали, но знали ли?..