Текст книги "Зона Справедливости"

Глава 6

Как было уже сказано, Александра Дмитриевна Колодникова причёской и личиком сильно напоминала (особенно в минуты неистовства) Нестора Ивановича Махно. Именно в такую минуту и угодил, без сомнения, Колодников, отперев входную дверь своей просторной, волею случая обретённой квартиры. Разъярённая супруга встретила Алексея в передней. Сам легендарный батька выглядел так всего один раз – при печально известном штурме станции Блюменталь…

– Явился? – процедила она, сверкая глазами.

Нервы у Алексея были на взводе, а тут ещё в памяти возник, как на грех, давешний пожилой покойник со сложенными на груди желтоватыми пухлыми руками.

– Да?.. – заорал в ответ Колодников, чувствуя, как тяжелеет от прихлынувшей крови лицо. – А из морга ты ещё меня не забирала? Скажи спасибо, что вообще живой пришёл!..

Судя по тому, что супруга так и отпрянула, Колодников был страшен.

– Дима! – взвизгнула она, и Алексей поспешил взять себя в руки.

С видом оскорблённого достоинства он расстегнул куртку и снял шапочку. Александра ударилась в слёзы.

В Димкиной комнате что-то грохнуло, скрипнуло, затем дверь приоткрылась.

– Чего орёте? – мрачно осведомилось дитя любви.

При взгляде на него у Алексея чуть не выпала куртка из рук. Оплывшая Димкина физиономия вновь сияла глянцем свежих кровоподтёков. Этюд в багровых тонах. К левой, надо понимать, рассечённой брови сын прижимал влажный марлевый тампон с кровавым пятном. Запахло одеколоном.

– Дома не бываешь!.. – рыдала Александра. – А с ним, смотри, что опять сделали!..

– Ты же с проспекта шёл… – в недоумении выговорил Алексей.

Правый, не прикрытый тампоном глаз уставился на Алексея с недоверием и, как тому показалось, со страхом.

– Откуда знаешь?..

– Да я как раз из другой арки во двор входил…

– Дай промою!.. – взмолилась со всхлипом Александра. – Ну что ж ты одеколоном? Это перекисью надо…

– Да погоди ты, ма! – Димка досадливо мотнул головой, тут же сморщился от боли и снова повернулся к отцу. – Из какой арки? Из старой? Там же сейчас Скуржавый с пацанами!.. Полтину поминают…

– Да знаю… – недовольно отозвался Алексей и повесил наконец куртку. – Я там тоже посидел с ними, помянул…

От изумления Димка даже тампон от брови отнял. Ох, глубоко рассекли… Шрам будет… Хорошо хоть губы на этот раз уберёг – почти не шепелявит…

– Со Скуржавым?..

– Шёл мимо, окликнули… – пояснил Алексей. – Выпил с ними рюмку за упокой… Потом смотрю: народу в арке много, напрямую идти неловко… Решил обойти…

– Ах, ты с ними ещё и пил?.. – взвилась Александра. – Они сына твоего изувечили, а ты с ними…

– Мать!.. – проскрежетал Димка – и Александра умолкла.

Алексей, гримасничая от сочувствия, рассматривал Димкины повреждения.

– Что… и в той арке тоже кто-то поминал? – упавшим голосом спросил он.

Сын в ответ лишь коротко вздохнул. Алексей растерялся окончательно. Он мог поклясться, что в каменной норе, выходящей на проспект, никого не было.

– Но ты их хоть… видел? – Последнее слово Колодников произнёс чуть ли не шёпотом. Вспомнились вновь двусмысленные и зловещие Борькины байки, пустая гулкая арка и брюзгливый голос оперуполномоченного: «Сквозь очки вас ударили, получается…»

– Никого я не видел…

– Как не видел? Проспект же! Светлым-светло!..

– А так! Не видел – и всё! – огрызнулся Димка и затравленно взглянул на отца неповреждённым глазом.

* * *

Угомонились лишь во втором часу. А ближе к двум раздался настойчивый звонок в дверь. Алексей выругался шёпотом, вылез из-под одеяла и пошёл открывать. «Если опять Борька – придушу…» – мрачно подумал он, нашаривая выключатель в прихожей.

– Кто там?..

– Алексей Петрович Колодников здесь проживает?

– А в чём дело?

– Так проживает или нет?

– Да, – злобно сказал Алексей. – Проживает. Это я…

– Вы сегодня во сколько с работы вернулись?

– А в чём дело?

– Я из милиции, – проникновенно произнесли за дверью. – Вот удостоверение… Да вы выгляньте в глазок…

Колодников заглянул в дверной глазок. В желтоватом пузыре линзы плавала муть. Напрягши зрение (и воображение в придачу), Алексей в конце концов признал в причудливой тени руку с развёрнутой книжечкой. Оглянулся на обе прикрытые двери. Александра приняла снотворное и, надо полагать, уже спала без задних ног, а Димка если и слышал препирательства в прихожей, то, скорее всего, затаился от греха подальше.

– А в чём дело?

– Да вы откройте сначала…

– А вы знаете вообще, который час?..

– Да вы откройте…

Колодников сломался и открыл. На лестничной площадке стоял некто в штатском. Жестом, каким обычно матери подносят чумазому отпрыску зеркальце («Посмотри, на кого ты похож!»), он сунул в лицо Алексею удостоверение.

– А в чём дело? – в сотый уже, наверное, раз повторил Колодников.

– Вы каким путём с работы возвращались? Через переулок?

– Да…

– А не заметили: в арке кто-нибудь был?

– Да… Сидели пили…

– Вам придётся пройти со мной в качестве понятого…

– Какого?.. – недослышав, ужаснулся Алексей.

– Понятого…

«Ага… – сообразил Колодников. – Значит, с Димкой это в любом случае не связано… Странно… Драка-то в новой арке была, а не в старой…»

– А почему я?

– Ну… во-первых, видели вы их… Потом, на вас же вон на самого недавно напали… в это же время…

– Откуда вы знаете? – вскинулся Алексей, как-то сразу не подумав о том, что уголовными делами района занимаются всего несколько сотрудников и секретов друг от друга, как правило, не держат.

– Да знаем… – уклончиво отозвался ночной гость. – Вы бы оделись…

С остервенением облачась, Алексей натянул шапчонку, сунул ключи в карман куртки и последовал за сотрудником. Жизнь его определённо меняла жанр. В который раз. До тридцати пяти – шёл серенький соцреализм, потом несколько лет разнузданной фантастики, а теперь вот чистый уголовный роман… Надо же, ещё и в понятые угодил… Значит, стряслось что-то.

– А что случилось? – спросил Колодников в широкую плотную спину сотрудника милиции.

– Да происшествие… – нехотя отозвался тот.

Спасибо, объяснил… Сразу всё стало понятно. С кем же происшествие-то? С самим… этим, как его?.. Скуржавым? Так его, кажется, Димка назвал?.. Или ещё какого-нибудь другого прохожего в арку затащили?.. Вспомнилась, кстати, и рюмка, истово опрокинутая за упокой души усопшего Полтины, и стало Алексею нехорошо. Говорить об этом ментам или не говорить?..

Они выбрались во двор и двинулись к месту неведомого пока происшествия. Под ногами ничего не хрустело и не хлюпало, март был на излёте, влагу подобрало, весенние дожди только подкрадывались к городу. Так что приглушённые голоса Алексей различил ещё издали, причём бормотали они что-то страшное.

– Кровищи-то, кровищи… – озабоченно приговаривал кто-то, вроде бы даже и не совсем трезвый. Потом вдруг спросил жалобно: – Ну вы точно сами справитесь?..

– Да справимся, Сергей Прокофьич, справимся… – ворчливо отвечали ему. – Возвращайтесь и празднуйте дальше…

Сердце у Колодникова от этих жутких слов оборвалось. А тут ещё что-то подвернулось под ноги и с грохотом отлетело, крутясь, по асфальту. Пустая бутылка. Та самая…

Алексей уже был готов ко всему – к самому худшему. И всё же, когда в ноздри ударило запахом мясного ряда, когда луч карманного фонарика вынул из темноты нечто раскромсанное до такой степени, что Колодников даже не смог сразу опознать в этом человеческое тело…

Алексей попятился, глыкнул утробно, потом схватился обеими руками за горло, словно собираясь сам себя придушить, и наконец метнулся, спотыкаясь, к стойке для выколачивания ковров, где его и вывернуло несколько раз жесточайшим образом.

– Слаб народ… – с неудовольствием наблюдая за ним, молвил милиционер, пригласивший Колодникова в понятые.

* * *

– Па! Ну ты чего, па?..

Алексей вырвался из кошмара и, широко раскрыв глаза, уставился на сына. Возникшая на мгновение надежда, что визит мента в штатском и весь последующий ужас сегодняшней ночи тоже привиделись ему в дурном сне, исчезла бесследно при одном только взгляде на оплывшую и залатанную пластырем Димкину физиономию… Хотя, конечно, кровавая расправа в переулке и мордобой на проспекте по идее никак друг с другом связаны не были – разве что совпали по времени…

– Я что… кричал?..

– Угу…

– А который час?

– Двенадцать скоро…

Алексей приподнялся на смятой подушке и со стоном взялся за правый висок. Голова разламывалась. Нашарил на полке анальгин, морщась, вылущил из фольги таблетку, разжевал…

– А мама где?..

Димка повёл плечом.

– Собрание у них…

– У кого?

– У жильцов. Насчёт вчерашнего митингуют… Додумались: хотят весь дом на охрану поставить… Может, воды принести – запить?..

– Да нет… – собравшись с силами, сказал Алексей. – Сейчас встану…

– Я там чай заварил… – сообщил Димка. – Ты как?

Сынуля был необычно предупредителен. То ли родитель и впрямь встревожил его своим криком, то ли Димке просто не терпелось разузнать поподробнее о том, что случилось в арке…

– Сосиски ещё есть…

Колодников содрогнулся. К горлу снова подступил ком жёлчи но, слава богу, поколебавшись, укатился по пищеводу обратно в желудок…

– Нет, спасибо, – сипло ответил Алексей. – Я так, глядишь, скоро вегетарианцем стану…

Впервые за долгое время чай они пили на кухне вместе.

– Ну ладно… – с надрывом говорил Колодников. – Сволочи они, рэкетиры, убийцы… Но я же их только что перед этим живыми видел! Только что, понимаешь?..

– Ты с ними, в натуре, вмазал?

– В том-то и дело!..

– А ментам сказал?

– Нет…

– Ну и правильно…

Ссутулившись над стаканом, Алексей с остановившимся взглядом размешивал и размешивал ложечкой чай, хотя сахар давным-давно уже растворился.

– Бойня… – сдавленно сказал он. – Самая настоящая бойня… Хуже, чем в Чикаго, наверное… Там гангстеры хотя бы просто из автоматов друг друга дырявили! А тут… Ножевые ранения, пулевые… Под одним, должно быть, гранату взорвали – в клочья разнесло, по всей арке… Какая-то извращённая жестокость, понимаешь? Нечеловеческая…

– Гранату?.. – недоверчиво переспросил Димка. – Да ну, не может быть!..

– Может… – Дрогнувшей рукой Алексей отложил чайную ложку, поднёс стакан к губам, но так и не отхлебнул – расплескав, поставил на стол. Во рту сладковато горчило от анальгина, тупо бьющая в затылок боль шла на убыль, и всё же каждое слово ещё давалось Колодникову с трудом.

– Ты прикинь, как должно было грохнуть, – озадаченно сказал Димка. – Это ж не петарда. Граната… Слушай, а тебя-то чего в понятые загребли? Третий подъезд, второй этаж… Там же рядом народу полно!..

Алексей невесело усмехнулся – одним ртом, чтобы резким движением не растревожить ноющую голову.

– Так умные же все! – бросил он с досадой. – Никто даже дверь не отворил… Два дурака нашлось на весь двор: я да ещё один из первого подъезда… Тоже недавно въехал…

– А он слышал?

– Взрыв? Нет, не слышал… Спал, говорит. Да врёт, наверное!.. Ну как это может быть? Внизу в двух шагах палят вовсю, гранату подорвали – не проснулся! А на звонок открыл…

– А может, и не врёт…

Что-то в Димкином голосе показалось Колодникову странным. Он всмотрелся повнимательней в распухшую физиономию сына, и тот смущённо отвёл глаза. Нет, в прошлый раз Димка, помнится, вёл себя куда естественней. Рычал, злобствовал, грозил расправиться с обидчиками… Теперь же он был какой-то пришибленный, утративший обычную свою самоуверенность. Может быть, даже слегка испуганный…

Кстати, такое впечатление, что нынешней ночью Димку в арке подстерегли уже не любители, но профессионалы высокого класса. Ударов было нанесено – всего ничего, зато каждый из них мог послужить причиной серьёзного увечья. Сам Колодников от одного такого удара улетел бы в нокаут… Ох, отчаянные, должно быть, ребята! Тут в двух шагах Скуржавый Полтину поминает, а им – ноль внимания. Напали, отлупили чуть ли не на виду…

– А менты что говорят? – спросил Димка, медленно облизнув губы и по-прежнему не поднимая глаз.

– Да у них, как я понял, тоже крыши поехали… – нехотя отозвался Колодников. – Ну что взрыва никто не слышал – ладно… Осколков не нашли! Понимаешь? Ни гильз, ни осколков – ничего! А самое главное: у одного из этих… ну, из тех, что поминали… голова отрезана! Напрочь!.. При мне с асфальта подбирали… А волосы короткие, не ухватишь… Ногой в пакет закатили… Представляешь? Ногой… – Алексей выпрямился и несколько секунд тупо смотрел в никуда, борясь с бунтующим пищеводом. Потом тошнота отступила, но хуже всякой тошноты было сознание невозможности, невероятности того, что случилось ночью…

– Ведь что получается… – решившись, медленно проговорил Алексей. – Всех насмерть, а один ещё какое-то время жил… Бился, катался… Ну, видно было, как он там корчился… И зацепил бутылку – уже в агонии…

– И… чего? – тоже понизив голос, спросил Димка.

Колодников встал и подошёл к кухонному окну. Продравший его озноб был настолько силён, что начался даже не со спины, а с затылка. Алексей взялся за голову, вонзив ногти в кожу.

– А того… – проговорил он сквозь зубы. – Бутылка-то при мне из арки выкатилась… При мне, понимаешь?.. Я уже к парадному к своему подходил – и вдруг слышу: вроде захрипел кто-то… А потом бутылка…

Он обернулся. Не залепленный пластырем глаз Димки смотрел на него чуть ли не с ужасом.

– То есть выпил я с ними… – малость переведя дыхание, продолжал с содроганием Колодников. – Дошёл до угла, свернул… И в этот самый миг, получается, всё и началось!.. А задержись я на минуту…

Алексей запнулся, испытав то странное ощущение, когда, закурив, бросаешь горелую спичку в угол, а она застывает в воздухе, не долетев до стены, и отказываешься верить глазам. Так не бывает! И лишь потом с облегчением замечаешь, что спичка попала в паутину…

Так не бывает! Не было ни грохота взрыва, ни автоматных очередей, ни криков, ни шума схватки… Был только гулкий двор, траурные тихие вздохи плеера, желтизна свечей… Он прошёл мимо и даже не повернул головы. А в это время в арке, получается, в живых оставался всего один человек – тот, что зацепил потом в агонии бутылку…

– Ментам… – просипел Димка. – Ментам ты об этом сказал?..

– Нет, – бросил Алексей.

Широкие плечи сына расслабились.

– Слава богу…

* * *

Анальгин подействовал, но голова всё ещё оставалась тяжёлой, и Колодников решил, что глоток свежего воздуха ему просто необходим. Вязаную шапочку он даже надевать не стал – сунул в карман куртки. Ступив на крыльцо, Колодников сразу же увидел изливающуюся из четвёртого подъезда толпу. Значит, собрание кончилось. А здоровый, должно быть, актовый зал в домоуправлении – выходят и выходят… Вроде не воскресенье, не суббота, а смотри, сколько народу!..

Надо полагать, ни до чего хорошего жильцы на собрании так и не договорились. По квартирам разползтись не спешили, сбивались в группы и яростно продолжали что-то обсуждать. В центре одного такого скопления неистовствовала Александра. Алексей неспешно сошёл с крыльца.

– Стрелять! Стрелять, как бешеных собак!.. – надсаживался поблизости дребезжащий старческий голосок. – Это же не люди, это, я не знаю… Звери какие-то!..

– Ну и чем вы тогда недовольны?.. – невозмутимо обронил Колодников, поравнявшись с кровожадным жильцом. – Всех и постреляли… Постреляли, порезали, ещё и гранату им в арку кинули…

Пенсионер в пыльно-чёрном костюме с запёкшимися на хилой груди орденскими планками обратил к Алексею трясущиеся морщины. Холодновато, пожалуй, по нынешней погоде в пиджачке – зато все награды наружу. В глубине складок вокруг рта и у подбородка ветерана тускло мерцали подобно железным опилкам остатки щетины.

– Это самосуд!.. – взвизгнул он. – Это свои же и перестреляли!.. А их по суду надо было! По закону!.. И тех и других!.. – Растопыренные старческие пальчики прыгнули чуть ли не в лицо Алексею. Крутые за такой жест, если верить фольклору, уже бы грохнули. – Да своими бы руками, не колеблясь…

– Так по суду или своими руками?.. – не без ехидства осведомился Колодников и тут же был атакован с фланга плотной крашеной дамой (с четвёртого, кажется, этажа).

– А почему вы не были на собрании? – крикнула она.

Алексей медленно (главное – всё делать медленно, иначе опять скрутит) повернул голову.

– А почему вы не пошли в понятые?..

Та не поняла.

– Когда вчера из милиции… в дверь звонили… – так же размеренно продолжал Колодников. – Вы почему не открыли?..

Дама растерялась:

– Я спала… не слышала…

– Все… спали… – презрительно шевельнув краешком рта, выговорил Колодников. – Носа никто не высунул… Я один, понимаешь… как пионер… полночи с ментами кишки со стенок соскребал…

Дама чуть отшатнулась и, заметно побледнев, сглотнула.

– Вот-вот… – мстительно молвил Алексей. – Уже и позеленели…

Однако в следующий миг на него тоже накатило. Зажмурился, переждал дурноту, а когда вновь открыл глаза, ветеран был на месте, а вот дамы нигде не наблюдалось.

– Слаб народ… – с удовлетворением пробормотал Колодников, цитируя дословно давешнего мента.

– Слаб?.. – тут же взвился ветеран. – Да я на одной Курской дуге больше мёртвых закопал, чем ты живых видел! Раньше бы, я не знаю… Своими бы силами порядок навели!.. Ну вот что от вас толку? – заорал он вдруг кому-то, оборачиваясь. – Лампасы нашили, индюками вырядились, а как до дела дойдёт – и нет вас!..

Колодников посмотрел, на кого это он так, и увидел возвышаюшегося над толпой богатырского сложения мужчину с будёновскими усами. Одет был усач и впрямь живописно: синий френч, галифе с широкими красными лампасами, на портупее вместо кобуры – нагайка. Наряд завершали подполковничьи погоны и милицейская фуражка с двуглавым орлом.

Есаул, должно быть… Или кто у них там ещё, у казаков? Атаман? «И за борт её бросает»?..

– А что мы можем? – побагровев, рявкнул усач. – У них вон автоматы, у гадов!.. С нагайками, что ли, нам против них выходить?.. С шашками в пешем строю?..

– Да хоть бы и с шашками! – запальчиво отвечал ветеран. – У нас в полковой разведке и с кортиком против «шмайсера» выходили! Так-то вот!..

«Эк, загнул!.. – подивился про себя Колодников. – Недовоевал, видать…»

– Это порядочно?.. – горячился кто-то поодаль – судя по выговору, лицо кавказской национальности. – Это непорядочно!.. Продаешь квартиру – всё про неё говори!.. Потолок течёт – говори! Район бандитский – тоже говори… Друг от меня ночью уходил – побили!.. В больнице лежал, да?..

– А что ж на собрании молчали?..

Лицо кавказской национальности как-то сразу прижухло. Кстати, весьма упитанное лицо, с прекрасными газельими глазами.

– Зачем на собрании? Тебе говорю…

Алексея легонько хлопнули по плечу. Обернувшись, он увидел загадочное скорбное мурло электрика Борьки.

– Алексею Петровичу… – как бы по секрету поздоровался он, затем придвинулся поближе и понизил голос чуть ли не до шёпота: – Значит, говоришь, в понятые угодил?.. Мне тоже вон среди ночи в дверь трезвонили… А я, прикинь, как нарочно, ну совсем никакой был!.. Перебрал вчера, с койки подняться – и то не смог…

«Врёт, – решил Колодников, вглядываясь в относительно свежую и даже выбритую Борькину физиономию. Если чем-то на сей раз и веяло от электрика, то одной лишь одеколонной прохладой. – Явно пьяным прикинулся, жук, лишь бы в понятые не идти…»

– Да на какие шиши? – завопили неподалёку. – На какие шиши, я вас спрашиваю, нанимать эту охрану? Что значит «всем скинуться»? Вы знаете, сколько она сейчас стоит? Нет?.. Ну и нечего тут, понимаешь!..

– Приметил, нет? – доверительно шепнул Борька. – Старожилы-то – молчат. Одни новички глотку рвут…

Он присмотрелся к Алексею и всполошился:

– Э, ты чего бледный такой? Насмотрелся ночью?..

– Насмотрелся… – вздохнул Колодников.

– Пошли в бендежку, – решительно сказал Борька. – Ты что, шутишь?.. В такую страсть сунулся – и трезвый ходит! Здоровья, что ли, девать некуда? Так, знаешь, и загнуться недолго…

«А действительно… – подумалось Алексею. – Как же это я сам не сообразил?..»

– Значит, так… – продолжал электрик. – Я сейчас к твоей супруге подкачусь – насчёт проводки там чего-нибудь… А ты давай у неё за спиной к подъезду…

– Ещё чего! – вспылил Алексей. – Пусть только слово скажет!..

Борька хмыкнул, покосился уважительно, почесал в затылке.

– М-да?.. – с сомнением промычал он. – Тогда давай сразу туда… А я уже чуть попозже. А то моя вон тоже стоит, пасёт… кошёлка!..

Глава 7

Конечно, Борька завлёк Колодникова в «бендежку» не столько из человеколюбия, сколько из желания выпытать подробности. Впрочем, устремления собеседников в данном случае полностью совпадали: Алексею и самому не терпелось излить перед кем-нибудь душу. Сложность, однако, заключалась в том, что ни про Димку, ни про поминовение усопшего Полтины при электрике говорить не следовало. Даже если Борька не стукач, он может проболтаться и невзначай… А там, глядишь, доползёт слушок до милиции – и пошло-поехало…

Поэтому рассказ получился сбивчивый и куцый. Вдобавок выпившего натощак Колодникова сплошь и рядом заносило куда-то не туда. То он вдруг ударялся в философию, то принимался яростно спорить с кем-то, в «бендежке» не присутствующим. Мудрый Борька его тем не менее не прерывал и слушал всё подряд. Должно быть, взгляды Алексея на жизнь интересовали электрика нисколько не меньше, чем приключившееся в арке побоище.

– А?.. – рычал Колодников, ослабляя ворот свитера. Очки он сбросил ещё после первой стопки и определил их на верстак рядом со слесарными тисками. – Стрелять ему! Не настрелялся в войну, понимаешь!.. А если по кровушке соскучился, то что ж ты, старый хрен, в понятые-то не пошёл?..

– Да на словах мы все храбрые… – понимающе кивнул электрик, разливая по второй. Глаза его, однако, смотрели исподлобья внимательно и, пожалуй, тревожно.

– Вот ты говоришь, старух я не люблю! – в запальчивости продолжал Алексей. – Да если хочешь знать, страшнее злобной старухи вообще ничего быть не может! Старик – ещё куда ни шло, но старуха!.. Вон по телевизору одна недавно выступала! Я-то сам его не смотрю, жена смотрела, а я – так, краем глаза… Так вот: мы, говорит, творцы, носители культуры, а «каинов» (это которые скамейки ломают и на заборах пишут) будем уничтожать… Ты, что ли, карга, уничтожать будешь? Ты же, стерва старая, молодых на это дело пошлёшь!.. Если, конечно, к власти прорвёшься…

Тут Колодников прервал дозволенные речи, и принял протянутую стопку из грязновато-розовой пластмассы.

– Ты закусывай, – задушевно посоветовал ему Борька. – А то без закуски тоже, знаешь, здоровью вредить…

– Нет, ты послушай, ты послушай, что они говорят! – кипятился Алексей. – На улице остановись, послушай! Казней хотят, лагерей хотят, руки хотят рубить за воровство!.. И когда они все только передохнут, ком-муняки недобитые?.. А Витебское дело! Помнишь, в прессе шум был о Витебском деле? Ради галочки невиновных шлёпнули!..

– Ну, это ещё при советской власти… – заметил Борька.

– Какая разница? И вот думаю: а может, у нас всё время не тех расстреливают? А что?.. Очень даже просто! Настоящего преступника ловить – это ж замучишься! А начальство-то – давит, дело-то не раскрыто… А тут как раз проходит мимо какой-нибудь Алексей Колодников. Во! То, что надо! Цап его! Пил с ними в арке? Пил… Отпечатки пальцев на рюмке есть? Есть… Ну и всё! Ты их, стало быть, и замочил… Выколотили признание – и к стенке!..

– Погоди… – Борька ошалело тряхнул башкой. – А с кем это ты пил? Со Скуржавым, что ли?..

Тут Алексей понял, что всё-таки проговорился, и густо покраснел.

– Да нет! Я говорю: допустим… – с досадой отмахнулся он. – А она ещё на меня бочки катит, что я против смертной казни…

Последние слова Колодникова относились к Александре, с которой он, действительно, не раз схватывался на эту тему, но произнесены были исключительно для того, чтобы замести следы.

– Водку плещешь… – недовольно заметил Борька.

Колодников спохватился и выпил.

– Ну вот… – сдавленно продолжил он.

– Да ты закуси сначала.

Забывший после двух стопок о своей мрачной угрозе стать вегетарианцем, Алексей живо расправился с небольшим обломком полукопчёной колбасы и куском чёрного хлеба.

– На чём я остановился?..

– На рюмке, – напомнил Борька. – С отпечатками…

– Да что ты привязался к этой рюмке?.. Никакой рюмки не было! Рюмка – это так, образно выражаясь… О чём я перед этим говорил?..

– Как голову подбирали… отрезанную…

Алексей запнулся. Под свитером опять разбежались мурашки, полупроглоченная колбаса стала поперёк горла.

– Ну что… – насупившись, глухо и отрывисто заговорил он. – Мужики, видать, тёртые, привычные, не то что я: ногой в пакет закатили… Ну а сам подумай: чем ещё?.. Рукой – неприятно, да и испачкаешься… И слышу, один мент говорит другому… «Знакомая, – говорит, – картина. Ясно: трамваем башку отмахнуло. Или поездом…»

– Поездом? – усомнился Борька. – Вокзал-то – вон аж где…

– Вот и ему так же сказали… А он упёрся, стоит на своём… «Значит, – говорит, – под трамвай его сунули, а потом уже сюда притащили. И не фиг даже, – говорит, – экспертизы ждать. Надо поблизости все трамвайные линии проверить. Лужа крови должна быть на путях…» А я ещё думаю: «Каким трамваем? Какие трамваи в первом часу ночи?.. Дежурный разве…»

Борька крякнул и принялся сокрушённо качать короткой с проседью стрижкой. Потом налил по третьей. До половины.

– Хреново… – вздохнул он. – Ой, хреново, сосед… Не надо было тебе открывать, вот что…

– Затаскают?.. – с понимающей безрадостной усмешкой спросил Алексей.

– Да и затаскают тоже… – уклончиво ответил Борька. – Всё равно ведь не просекут, что к чему… Сюда бы не ментов вызвать…

Последняя фраза прозвучала тоскливо и как-то больно уж многозначительно. Алексей поставил стопку, надел очки и вопросительно воззрился на электрика.

– А кого? – спросил он. – Прокуратуру?

– А!.. – Борька махнул рукой и выпил.

– Погоди-погоди… – стремительно трезвея, процедил Алексей. – Я тебя за язык не тянул. Говори, раз начал!.. Кого вызвать? Колдунов, что ли?

Борька помялся, покряхтел.

– Не знаю… – нехотя молвил он. – Может, попа…

Алексею немедленно вспомнился батюшка с дипломатом, покидающий двухэтажный кирпичный особнячок.

– Арку освятить? Или все четыре?..

Борька тут же вскинул голову.

– Ещё в какой-нибудь морду набили?.. А кому?

Колодников прикусил язык. Чуть было и про Димку не проболтался, идиот!

– Да нет, на всякий случай… – сердито пояснил он. – Чего уж там! Кадить так кадить! На весь двор…

Электрик озадаченно почесал за ухом. Вид у него был, по правде сказать, разочарованный.

– Чего не пьёшь-то? – спросил он.

– Не буду, – решительно отрубил Колодников. – Я перед тобой – как на духу, а ты мне опять мозги пудришь! По глазам же вижу: знаешь что-то – и молчишь!..

– Смеяться будешь… – отводя глаза, буркнул Борька. – Ты вон образованный… в компьютерах секёшь…

– Не буду! – истово поклялся Алексей. – Ну хочешь – перекрещусь?..

И он угрожающе поднёс троеперстие ко лбу. Угроза, как ни странно, подействовала. Электрик покосился, вздохнул…

– Ты выпей сначала…

Алексей послушно разжал щепоть и выпил. Как заправский алкаш, кашлянул, занюхал рукавом и уставился в ожидании на Борьку. Тот всё ещё жался и кряхтел.

– Не надо было ворота в арках разваривать… – вымолвил он наконец с самым мрачным видом. – А теперь, конечно, перемкнуло накрест…

– Что перемкнуло?.. – У Алексея даже голос сел.

– Двор перемкнуло! – огрызнулся Борька. Засопел и налил ещё. – Раньше-то всё это дело… бульками выходило, как из бутылки… А теперь как бы сквозняком протянуло… из арки в арку…

Алексей моргал.

– Каким сквозняком? Ворота же и так сквозные!..

– Так ведь не воздухом же протянуло, – с досадой сказал Борька. – Я ж про сквозняк – так, для примеру…

– А чем? – жадно спросил Алексей.

– Чем-чем!.. – ощетинился Борька. – Я, что ли, знаю, чем? Протянуло – и всё…

* * *

Далее мерзавец Борька вспомнил вдруг, что ему надо куда-то там бежать по вызову, и опять оставил Алексея в дураках: всё у него выспросил, а сам так ничего по сути и не сказал.

Выставленный из «бендежки» Колодников постоял, пораздувал во гневе ноздри, да и убрался восвояси. Шёл и злобствовал… Ну не придурок, а? То привидения чекистов у него по ночам шастают, то ущипни его, то арку ему святой водой окропи!.. Надо же – двор перемкнуло!.. В башке у него перемкнуло! Накрест!

Как ни странно, народ со двора разбрёлся ещё не весь. У подъезда Колодникова вежливо окликнули, поздоровались и чуть ли не с подобострастием спросили: верно ли, что нынешней ночью он согласился стать понятым и сам всё видел?

Пришлось рассказывать сызнова. Соседи слушали и поёживались.

«Ай-ай-ай… – слышалось то и дело. – Тц-тц-тц…»

На крыльцо Колодников поднимался уже героем.

Дома ему, правда, подпортила настроение Александра. Хотя, если вдуматься, претензии её звучали вполне разумно: нечего открывать кому попало среди ночи!.. Да хоть бы и милиции!.. Больше всех надо, что ли?.. Пусть вон дворники в понятые идут – у них служба такая!..

Дверь Димкиной комнаты была, как всегда, плотно закрыта, поэтому оставалось лишь гадать, дома он или же где-то гуляет… Хотя – гулять с такой физиономией? Вряд ли…

Склоку прервал дверной звонок. Алексей открыл. На пороге стояли два румяных улыбающихся аккуратненьких мальчугана – с виду школьники: один – класса из девятого, другой – и того меньше. В левой руке каждый держал сумку, в правой – тоненькую кипу ярких глянцевых журнальчиков – гибких, как тетрадки.

– Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. – зачастили оба наперебой, оттарабанивая, без сомнения, затверженный заранее текст. – Скажите, как вы думаете, почему мир вокруг вас так жесток?.. Скажите, а известно ли вам настоящее имя Бога?..

Колодников глядел на них с умилением.

– Ребя-ата… – протянул он, расплываясь в пьяной улыбке. – Ну что же вы стоите на пороге?.. Проходите на кухню, я вас чаем напою… А там уже всё обсудим: и настоящее имя Бога, и…

– А ну вон отсюда! – гаркнула подоспевшая Александра. – Только вас ещё здесь не хватало!..

Оттолкнула Алексея и с маху захлопнула дверь, едва не влепив ею по испуганно улыбающимся рожицам.

Колодников неуклюже повернулся к жене.

– Зачем же ты так грубо-то… с иеговёнками? – упрекнул он и оторопело умолк, осознавая, что это у него сейчас такое выговорилось. Осознав, захихикал.

– Слу-шай!.. – вымолвил он наконец. – А красивый, между прочим, иеговизм… То есть этот… неологизм!.. Иеговёнки…

– С электриком, что ли, набрался? – процедила Александра.

Колодников сурово сдвинул брови.

– А голову отрезанную… ты когда последний раз ногой в пакет закатывала?.. – спросил он с угрозой. – А мне вот пришлось!.. Набрался… Да ты б уже померла триста раз на моём месте!..

С этими словами он величественно прошествовал в большую комнату, где со скрипом и хрустом повалился на прибранное супружеское ложе.

– До трёх не будить!.. – повелел он и тут только обратил внимание, что в левой руке у него – тетрадка с яркой глянцевой обложкой. На обложке ликовали жизнерадостные строители светлого будущего, причём, вне всякого сомнения, построившие его вот только сейчас, сию секунду. Стало быть, исхитрились всё-таки иеговята сунуть через порог свою агитку…