Текст книги "Наследство Ньютона"

Андрей молча делал вид, что потягивает давно остывший кофе, хотя то, что осталось на дне чашки, называть кофе было уже нельзя. Это был крошечный осадок, на котором, ему так казалось, старик, при случае, не прочь бы и погадать.

– Не будем гадать. – У Марлина явно было приподнятое настроение, будто он уже ощущал хруст новеньких денежных купюр, которые лежали у Андрея в правом внутреннем кармане пиджака. – Все дело в том, что их интеллектуальный уровень не имел возможности что-либо изменить в программе, или линии, как хотите, своей жизни.

– А Вы можете? – Спросил Корнев, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре. – «А почему нет?», – Подумал он. – «Он ведь сам требует полного прояснения вопроса».

– В Вашей нет, не могу. – Сказал старик и рассмеялся. – Вы можете тогда спросить, о чем здесь идет разговор? А вот о чем, молодой человек. Пройдя курс обработки, Вы сами получите возможность влиять на вероятность будущих событий Вашей жизни и именно благодаря новым своим интеллектуальным возможностям. – Он снова засмеялся своим тихим скрипучим смехом, от которого у Андрея на душе стало не по себе. – Да-да, и произойдет это, прежде всего из-за того, и потому, что в вашем головном мозге откроются запретные зоны, где на сегодняшний момент человеку не позволено самому вмешиваться в работу мозга, и тем самым изменить собственную программу жизни, или линию своей судьбы, как хотите.

Здесь Марлин Конклифф замолчал. В его глазах возник огонь доселе невиданной силы. Казалось, он сбросил с себя лет пятьдесят, или даже сто, столь энергичен был его вид.

– Вы думаете, мне лет семьдесят или восемьдесят? Нет. Вы глубоко заблуждаетесь. У меня совсем другой возраст. Но об этом как-нибудь я Вам расскажу, когда все успешно осуществится. А сейчас, вот, что Вы должны для себя уяснить. Наш мозг представляет собой в своей основе, говоря вашим языком, сложную органическую плату, обладающую различными уникальными способностями самонастройки, более того, регенерирующим эффектом. Проще говоря, наш мозг и есть биоматрица. Заложенная в нас программа не только часть, но и продукт нашего мозга. То, что все называют интуицией, скоро станет сопровождать, если не сказать, преследовать Вас значительно активнее, чем было возможно до сей поры. Проявление интуитивного мышления приобретет разные формы, в том числе, в форме сновидений, предчувствий, или обозначится какими-либо другими приметами и знаками. Вы получите способность ясновидения. Сразу скажу, жизнь для вас приобретет новое содержание, станет, или интереснейшей сагой, или кошмаром. Все будет зависеть от целей, ради которых Вы готовы подписать контракт. У меня бывали всякие случаи, когда клиенты очень сожалели о содеянном. Иногда прожить, ничего не ведая, для многих гораздо спокойней и желанней. Не предупредить Вас я не могу. Проще говоря, не всякий человек хочет знать свое будущее, не всякому это знание по плечу. Вот, поэтому я так подробно Вам все объясняю. У Вас есть пять минут на размышления, чтобы принять окончательного решения.

Марлин опустил голову и закрыл глаза. Андрею даже показалось, что он впал в прострацию. Но это было, конечно, не так. Корнев понимал, что он не хочет ему мешать.

На его слова о возрасте Андрей не обратил никакого внимания. Старики часто любят занижать или завышать свой возраст в зависимости от ситуации. Конклифф продолжал молча ждать с закрытыми глазами. Но у Корнева было такое ощущение, что он просто следит за ходом мыслей, читая его мозг, как раскрытую книгу.

– Пожалуй, все. Время вышло. – Поднимаясь из кресла и направляясь к одному из огромных окон, произнес хозяин этой крайне необычной квартиры. – Как я понимаю, решение Вы уже приняли.

Действительно, за время размышлений желание пойти на этот сомнительный шаг в жизни окрепло, и Андрею оставалось только признаться ему в этом.

– Да, я согласен. – Был короткий ответ.

– Ну, вот и отлично. Я был в этом уверен. – Старик повернулся с довольным и самоуверенным видом человека, который только что выиграл в рулетку миллион. – О подробностях потом. Сейчас давайте деньги. Они у Вас в правом внутреннем кармане пиджака. Не правда, ли? Но сумма не вся, как я понимаю.

Действительно, всей суммы залога у Андрея не было. Он просто не представлял, что так вырастут ставки. Впрочем, на кону практически была вся его жизнь, как прошлая, так и будущая.

– Я доверяю Вам, и не буду возражать, если отдадите недостающую сумму потом, при следующей нашей встрече.

От этих слов Корневу стало почему-то грустно. «Значит, он хочет обобрать меня до самого донышка? – Подумал не без иронии Андрей. – Но сделать это ему не удастся по многим причинам. Одной из них мой настоящий интеллект, который и без обработки не следует сбрасывать со счетов».

Деловая часть разговора фактически была завершена. Никаких бумаг, конечно, они не стали подписывать. Контракт был только в головах. Марлин до конца ничего не объяснил, сказав, что ему необходимо хорошо подготовиться и достаточно его изучить. Что он подразумевал под этим, Андрей не понял. Но старик успокоил его, постепенно, мол, все прояснится. Дальше речь пошла о погоде в этом году, о рано наступившей осени. Потом Марлин сетовал на необязательность городских властей. Улицы в районе действительно почти не убирались. Еще он сказал, что очень утомился и просил извинить за то, что не предлагает остаться на ужин. Ужинать в его компании Корневу также совсем не хотелось. Перед уходом он дал ему небольшой контейнер.

– Дома все рассмотрите. Там есть подробная инструкция. Когда выпьете все содержимое, приходите. Я буду Вас ожидать. И еще. Вас пригласят в научный центр, который Вы видели на противоположной стороне улицы. Просто для дополнительного обследования. Сделайте милость, сходите.

На этом они и расстались. Выходя из подъезда дома, Корнев обратил внимание, что свет в больших окнах его квартиры не погас, освещая верхние этажи дома, расположенного на противоположной части улицы. Что мог делать старик после его ухода, было не совсем понятно. Но было ясно, что он обманул, говоря о своей усталости. Просто ему надо было заняться чем-то другим. Вот и все. Машину никто не тронул, и она стояла, как присмиревшая огромная кошка, дожидаясь своего хозяина. Люди обычно говорят, что верность особенно присуща собакам. Но это не совсем так. Многие знавали представителей породы кошачьих, которые могли бы поспорить в этом с кем угодно, из других представителей животного мира.

На обратном пути Корнев продолжал размышлять обо всем услышанном в сегодняшний вечер. Значит, все дело в расшифровке кодовых замков, или табу мозга, которые ограничивают возможность проникновения в запретные разделы. Мысль достаточно простая. Человеческий мозг имеет сложнейшую структуру, где, вполне вероятно, есть зоны, куда самому человеку вход категорически запрещен. Таким местом, конечно, является спинной мозг человека, который управляет всеми внутренними процессами, куда доступ человеческому сознанию закрыт для его же безопасности. И это вполне допустимо, учитывая, что большой объем информации человек получает генетическим путем. Привычки, черты характера, склонности, да и многое другое. В природе множество видов живых особей вообще не воспитывают, а то и не знают своего потомства. Например, та же жаба, которую так напоминал сам Марлин. Всю информацию эти земные существа получают уже готовой, без передачи опытным путем, или путем подражания. Объем этих сведений и их, так сказать, содержание, конечно, никак не сравним с человеческим, и ограничен заданными условиями существования вида. Но наличие схемы, когда программа закладывается в мозг, как в матрицу, достаточно очевидно, и имеет общий принцип для всех живых существ, в том числе, и для человека. Говоря простыми словами, у людей, у всех есть линия жизни. Надо только добраться до нее и попытаться перепрограммировать матрицу собственного бытия. Вот, и все.

Корневу чудилось сморщенное лицо его нового знакомого и не покидало ощущение, что он незримо сидит у него за спиной в салоне автомобиля. Естественно, все это были только домыслы. Уже потом, дома, он внимательно рассмотрел содержимое в контейнере, что вручил ему старик. В контейнере оказались пилюли. Андрей не нашел их особенными, если не сказать просто банальными. Прозрачные в виде золотых капсул, они если и отличались от ранее виденных, то лишь яркостью окраски, и может быть даже напоминали маленькие игрушки, внутри которых что-то светилось, переливаясь разными оттенками. В приложенной Марлином инструкции указывалось на необходимость строгого соблюдения периодичности принятия капсул. Впрочем, принимать их надо было два раза в день, утром натощак и перед сном. Все яснее ясного. Однако в этот вечер Андрей не стал глотать пилюли, решив, что начнет с завтрашнего дня, тем более, что наступало начало недели.

Глава 3. Сербия. В горах. Агент Фэб

От усталости палец нервно подрагивал. «Так не годится». – Агент Фэб, аккуратно отложив в сторону винтовку с оптическим прицелом на заранее расстеленное рядом тонкое одеяло, неторопливо начал разминать левой рукой затекшее правое плечо. Постепенно приток крови расслабил напряжение в руке, ладонь стала теплой и послушной.

«Проклятая погода». – Подумал он, напряженно всматриваясь в прибор ночного видения, установленный вместе с оптическим прицелом на винтовку южно-африканского производства. Мысли в голове прыгали словно блохи, не давая ему уснуть. Впрочем, это было хорошо.

– «Умеют эти чертовы расисты делать всякие штучки. Индустрия охоты на диких животных у них на самом высоком уровне».

Винтовка действительно производила впечатление чего-то совсем непохожего на оружие. Это не был экземпляр из фантастических фильмов, где вооружение умопомрачительных размеров, способное разнести в клочья любой объект противника. Небольшое, изящное ружье останавливало взгляд изысканностью своих форм, а при прикосновении, казалось, что буквально липнет к рукам будущего владельца. Приклад, изготовленный из современных материалов, проще говоря, из стекловолокна, был исключительно легок и удобен. Ему уже не раз приходилось пользовать таким оружием. В его профессии лучше иметь хорошо знакомый экземпляр, но условия операции никогда не предполагали использования личного оружия. Но у него всегда был выбор. Агент Фэб, получивший прозвище Счастливчик за свою удачливость, ласково провел рукой по прикладу винтовки. В голове мелькнула мысль. – «Жалко будет от нее избавляться». Но тут уж ничего не поделаешь, таковы условия проведения операции. Оружие серьезная улика, которую оставлять никак нельзя.

Несколько дней назад он даже не подозревал, что придется вот так бездарно пролежать всю ночь на холодной мокрой земле, высматривая какого-то типа в забытом Господом горном селении. Всему предшествовал обычный звонок с указанием места и объекта для уничтожения. На следующий день билеты на самолет и документы уже лежали, как всегда, в почтовом ящике у входа в дом. Перед вылетом у младшей дочери ночью резались зубы, и она постоянно хныкала, не давая им с женой поспать. Несколько раз он вставал к малышке, пытаясь ее успокоить, и тем самым, позволяя отдохнуть и без того измученной от бессонных ночей жене. Впрочем, за годы работы он привык не спать по нескольку дней. К тому же в самолете ему удалось наверстать упущенное, и отлично проспать три часа. Этого типа, что приносил ему конверт с документами, он толком никогда не успевал рассмотреть. Парень всегда был в темном плаще с капюшоном, который практически закрывал его лицо. Однажды Счастливчик пытался даже заговорить с ним, но тот испуганно засеменил на другую сторону улицы. Потом Счастливчику сказали, что это не входит в контракт, и попросили не проявлять интереса к их людям. После приземления в Тиране, его встретил человек организации и сразу они отправились к месту, обозначенному на карте кружком. Местечко, в котором ему предстояло провести ночь под монотонным шумом дождя, было обозначено крестом. Переход границы прошел гладко. Проводник хорошо знал местность. На машине они не менее чем за пять часов пути очутились у горного хребта, который красиво рисовался на фоне облачного неба. Передохнув в гостинице, агент Фэб успел ознакомиться с точной картой дорог района и даже прокатиться на видавшем виде Land-Rover, ключи от которого были ему вручены напоследок. Впрочем, автомобиль работал нормально, легко взбираясь на очередную кручу, и лихо тормозил на крутых спусках и поворотах дороги. Пару раз машину останавливала сербская полиция, скорее военный патруль, но его документы на имя корреспондента одного из западных агентств, оказались в полном порядке и их спокойно пропускали дальше. Запах войны присутствовал повсюду, даже в воздухе, и появление иностранного корреспондента в горячей точке никого не удивляло. Люди сопровождения попрощались с ним где-то около пяти часов. В конце дня оставшись уже один в местной гостинице, Счастливчик еще раз внимательно изучил инструкции и мысленно проехал по дороге, ведущей к обозначенному крестом селению. Поездка успокоила Счастливчика, и он позволил себе немного вздремнуть.

Однако сейчас надо было принимать решение. Ночь плотным покрывалом погрузила во тьму и дорогу, и низкорослый лесок, расположившийся по обеим сторонам. В горах высоких деревьев практически не бывает. Дом стоял в стороне от дороги, на взгорье и был сложен из больших тесаных камней, с полукруглыми окнами и, словно в церкви, с цветными витражами в верхней части, и почти терялся из вида. Выбивавшийся из плотно зашторенных окон слабый свет скрашивал ночную темень, выдавая очертания всей постройки. Накрапывающий мелкий дождь усиливался, превращая все вокруг в настоящее водяное месиво. Скоро должно было наступить время рассвета. Джип, на котором Фэб прибыл, надежно припрятанный в поросшем кустарником молодняке, стоял в метрах двухстах отсюда, на неприметном съезде с шоссе. Под дождем мелкая грязевая пленка сползала с горных круч на гладкую поверхность шоссе.

«Надо будет не спешить по дороге обратно», – Подумал Счастливчик.

Он еще раз всмотрелся через аппарат ночного видения в темень и, не обнаружив ничего движущегося, начал медленно ползком пятиться вглубь кустарника, ближе к деревьям. Там было немного суше. Метров через пять, Счастливчик перевернулся и прислонился спиной к стволу невысокой, но раскидистой горной сосны, чтобы дать отдохнуть мышцам шеи и рук после долгого лежания на груди с задранной к верху головой. В темном небе не было ни единой звездочки.

«Слишком рано приехал». – Подумал он, при этом пытаясь спрятать лицо от падающих сверху капель дождя. Однако ехать ночью было не безопасно. Почему-то вспомнилось лицо жены. Джеки давно перестала спрашивать его, чем он занимается. Отлучки были хотя и не частыми, но всегда неожиданными. Когда-то в самом начале их совместной жизни, отвечая на ее вопросы, он объяснил, что после службы в спецподразделении его все еще привлекают к выполнению особых заданий. Каких заданий он не уточнил, а Джеки не спросила. Какое для нее это имело значение? Получаемых денег им хватало не только на текущие расходы. Вот, уже как два года они полностью выплатили кредит за покупку дома. Приобретение второго автомобиля совпало с рождением второй дочери. Фэб очень хотел сына, но получилось иначе. Джеки сказала, что родит ему обязательно мальчика. Надо только подождать. Последние дни ее что-то беспокоило. Счастливчик улыбнулся своим мыслям. – «Наверно, скрывает, что снова беременна. Хорошо, чтобы это был мальчишка». Теплое чувство нежности к жене охватило его и, может быть, от того, ему показалось, что дождь ослабевает. Однако холод, несмотря на теплую куртку, подшитую толстым мехом, продолжал давать о себе знать. Расставаясь, Джеки долго не отпускала его руку и просила беречь себя, и, главное, не простудиться.

«У женщин удивительная способность предчувствовать все плохое». – Глядя в непроглядную небесную тьму, подумал Фэб. Погода в горах действительно резко портилась.

Где-то далеко хлопнула дверь. Счастливчик резко перевернулся и тихо пополз к прежнему месту лежки. На пороге дома стояла женщина.

«Должен быть мужчина». – Раздраженно подумал он, прилаживаясь к оптическому прицелу. Рассмотреть ее лицо было невозможно. Женщина, прикрываясь от дождя платком, почему-то долго смотрела в ночную темень, после чего снова спряталась за закрывшейся за ней дверью. Правда, перед тем как исчезнуть в доме, она громко что-то крикнула в его сторону. Слов агент Фэб не услышал, но интонация ее ему показалась крайне неприятной.

«Странные здесь люди». – Подумал он. В голове мелькнуло воспоминание из наставлений полковника: «у русских плохое чувства края, поэтому их стоит опасаться». Конечно, здесь были не русские. Впрочем, какая разница? Славяне. Время тянулось крайне медленно. Пусть и с запозданием, но ночная тьма потихоньку начинала рассеиваться, приобретая темно-серый оттенок. Пришлось пролежать еще целых два часа, пока, наконец, в дверях не появился нужный ему объект. Счастливчик весь внутренне напрягся, но мышцы рук оставались эластичными.

Глава 4. Москва. Большой зал консерватории

После посещения Марлина Конклиффа спустя пару дней Андрей отправился в концертный зал, где выступал знаменитый маэстро со своим камерным оркестром. Исполнитель, успешно концертирующий по миру, столь хорошо известен, что позволяет обозначать его только именем Юрий. На сцене в середине оркестра сидела его приятельница Николь или просто Ника, с которой у Корнева уже полгода бурно развивался настоящий роман, или, как раньше говорили, установились серьезные отношения.

Не будучи большим любителем камерной и симфонической музыки, однажды, в компании старых школьных приятелей он познакомился с милой молодой женщиной, которая скромно весь вечер сидела в углу комнаты, без особого желания принимать участие в словесных баталиях. Может быть, отсутствие всякой позы и, конечно, густые, роскошные каштановые, слегка вьющиеся большими локонами волосы, туго убранные на затылок под перламутровую заколку, как и глубокие карие глаза и стали причиной его к ней интереса. Внешне она могла показаться даже хрупкой, но на самом деле была сильным человеком, способным физически выдерживать, как многочасовые упражнения на инструменте, так и длительные оркестровые репетиции. Только дилетантам свойственно думать, что занятия музыкой воспитывают инфантильных, слабых людей. Наблюдая за Николь, её жизнью, проходившей в постоянном и бесконечном оттачивании мастерства, Андрей пришел к выводу, что без крепкого здоровья выдержать весь этот ритм концертирующего музыканта было бы просто невозможно. Характерная для нее внутренняя отрешенность от бытовых, сиюминутных интересов привели его к мысли, что у Ники есть какой-то свой, закрытый мир, в котором она пребывала параллельно обычной жизни. Вполне вероятно, что это могло быть результатом многочасовых занятий, требовавших сосредоточенной, глубокой концентрации внимания. На том дружеском вечере она отстраненно наблюдала за разговорами. Приехав в чужую страну по контракту, Ника быстро адаптировалась и даже овладела почти в совершенстве русским языком. Остался лишь маленький акцент при произношении звука «р», который был чрезвычайно мягким, что, впрочем, только украшало ее речь.

Больше всего Николь любила играть в Большом зале консерватории. Построенный в конце XIX столетия на месте дворянского поместья, принадлежавшего Екатерине Воронцовой-Дашкой на пожертвования меценатов, просвещенных людей России, и главным образом, средства царской семьи, Большой зал был совершенен, как одна из вершин градостроительного искусства своего времени. В Европе было построено несколько залов подобного масштаба, каждый из которых вмещал около двух тысяч слушателей. Большой зал был особенно удачен по ряду своих конструктивных решений. Например, в нем не было излишней реверберации звука, так как выстроенная над сценой рамка словно укрощала его, не позволяя наплывать звучанию одного аккорда на другой. Стоя на самой верхотуре балкона, откуда музыканты кажутся крохотными фигурками, можно было услышать поскрипывания канифоли при прикосновении смычка к струнам. Нередко, опаздывая к началу концерта, Андрей забирался на верхний ярус балкона и стоя в углу прямо под самым потолком, слушал музыку, откуда звук был слышен со всеми своими обертонами, также, если не лучше, как и на самых дорогих местах партера. Привезенный из Франции орган был уникален и, по рассказам знатоков, совмещая в себе черты не только французской, и испанской органной школы. Пережив множество событий, зал производил величественное впечатление, сохранившись почти без изменений. Лишь на стенах частично сменились портреты композиторов, да, к тому же, во Вторую мировую войну был разрушен во время бомбежки витраж со святой Цицилией, покровительницей искусств, украшавший фойе зала. Разрушенный витраж заложили кирпичом, и на образовавшуюся стенку повесили огромную картину русских композиторов, главным образом XIX столетия. Картина прижилась, о святой Цициллии, как бы, вовсе позабыли, как и о том, что здесь когда-то было витражное окно. Поговаривали, что где-то в подвалах Большого зала все еще хранился лик целомудренной богини. Обладавший едва ли не лучшей акустикой в мире Большой зал с его высокими овальными окнами, свободно пропускающими солнечный свет, продолжал, подобно сияющему огнями кораблю, стоически выносить революционные бури, смену режимов, оставаясь уникальным храмом музыки. Дух святой Цициллии витал где-то под его сводами, охраняя от излишнего людского вмешательства.[3]3
  Витраж с Цициллией позднее был восстановлен.


[Закрыть]

В тот вечер исполнялся концерт для альта с оркестром композитора Альфреда Шнитке. Маэстро был на высоте, в его руках альт казался продолжением рук его небольшой, но достаточно стройной фигуры. Звуки, возникавшие от соприкосновения смычка со струнами, трепетно вибрируя, заполняли зал, захватывая присутствующих своими глубокими, почти мистическими волнами. Облик дирижера получал продолжение не только во взмахах смычка, но и в самой музыке, щедро текущей из чудесного инструмента, сотворенного знаменитым Гварнери. Казалось, что на сцене периодически возникает и маячит укутанный в плащ с балдахином абсолютно прозрачный, но зримый силуэт, который раскачивается в такт музыки, приводя атмосферу зала, притихших слушателей в глубокое, почти мистическое чувственное состояние. Не будучи большим поклонником современной музыки, которая ему часто представлялась неудачной попыткой соорудить нечто новое, без особых на то оснований, что-то вроде махолета, которому так никогда и не суждено оторваться от земли. Концерт для альта с оркестром был написан композитором персонально для Маэстро и поэтому своим художественным обликом нес его индивидуальные черты. Музыка порой загадочна, неуловима и таинственна, подобна возникшей Вселенной, которую можно только созерцать, чувственно погружаясь в глубины призывно мерцающих далеких созвездий небосклона. Объяснить все словами невозможно, все равно, что стараться описывать словами ускользающую от взгляда улыбку Джоконды на картине Леонардо да Винчи.

Чтобы не улыбнуться, видя скучающую физиономию Андрея, Николь не смотрела в зал, хотя это и не всегда у нее получалось. Однажды, после концерта Маэстро вызвал ее к себе в артистическую уборную и попросил перестать посылать улыбки в зал. «Если каждый из оркестрантов начнет перемигиваться со своими знакомыми, то, в конце концов, концерт превратится в нечто совершенно иное». – Были его слова. Но, думается, что он был в какой-то мере неравнодушен к Николь. Дело в том, что у Ники, как и у Маэстро, инструмент был альт. Для многих музыкантов, что вполне естественно, присуще ревностное отношение к коллегам, которые играют на одном с ними инструменте. С альтом же здесь вообще случай особый. Рожденный в средние века вместе со скрипкой и виолончелью, альт как бы потерялся в тени своих прытких собратьев по оркестру и воспринимался композиторами, как сопровождающий инструмент ансамбля. Неисчерпанные возможности инструмента порождали у исполнителей пристрастное к нему отношение, если не сказать, мистическое влечение. У играющих на альте проявлялось азартное стремление доказать его по праву достойное место солирующего инструмента на музыкальном подиуме. Связанный семейными узами со своей сестрицей, капризной примадонной оркестра скрипкой и занудной тетушкой виолончелью, альт вобрал в себя сущность обоих инструментов, приближаясь ближе всего к звучанию человеческого голоса. Маэстро триумфально утверждал любимый инструмент, как солирующий, равный королевской чете сцены – роялю и скрипке. В его руках теплый, грудной звук альта завораживал, согревая сердца слушателей в лучших концертных залах мира на разных континентах.

В этот раз Андрей почувствовал, что в зале кто-то пристально следит за тайными знаками их общения. После концерта в фойе раздевалки Корнев неожиданно столкнулся с новым знакомым, стариком Конклиффом, который, злобно глядя на Андрея, прошипел в его адрес.

– Ваше неуместное поведение, молодой человек, мешает артистам соблюдать игровую дисциплину.

Только теперь Корнев отчетливо вспомнил, что видел его уже раньше на концертах. Обычно он сидел в первом ряду четвертой ложи зала, опершись на свой могучий посох. На его замечание Андрей не успел отреагировать, так как из-за приоткрывшейся потайной двери в фойе гардероба показалась головка Николь. Разговор прервался, не начавшись.

После концерта они с Николь отправились в один из ночных клубов, где не практиковались шумные концертные программы, а приглушенно звучала музыка далеких шестидесятых. Интимная обстановка позволяла практически полностью уединиться и наслаждаться обществом любимого человека.

Внутри себя Андрей испытывал некое чувство неловкости, так как ничего так и не рассказал ей о встрече с новым знакомым. Николь после концертного выступления всегда была задумчива и потому ни о чем его не расспрашивала. Корневу опять показалось, что мысли ее далеки не только от него, но и вовсе где-то в другом месте, ведомом только ей и никому больше. Они заказали по коктейлю, так как пить и есть совершенно не хотелось ни ей, ни ему. Андрей попытался что-то сказать об удачном исполнении оркестром концерта, но Николь остановила его, показав всем своим видом, что это излишне. Часто им вовсе не хотелось говорить. Так бывает между людьми, которым достаточно просто быть рядом друг с другом. Однако в этот раз получилось несколько иначе. Они молча слушали тихое звучание джазовой музыки, пока Николь неожиданно не спросила.

– Андрей, с тобой что-то происходит? Я это чувствую и немножко волнуюсь. Впрочем, если не хочешь, можешь ничего мне не говорить.

Корнев с благодарностью улыбнулся ей в ответ. Что он мог ей сказать? Пока что он и сам не знал, или скорее не осознавал значение предпринятых им действий. Впрочем, и жизнь самой Николь для него по-прежнему продолжала оставаться загадкой. Может быть, она не была свободной? Однако напрямую спрашивать ее не хотелось. Но он чувствовал, что, как у каждого человека, у Николь была своя тайна, в которую она не желала посвящать.

– Моя тайна – это ты. Других тайн у меня нет. – Отшутился Андрей.

– Я это знаю. – Улыбкой ответила она и положила свою руку на его ладонь. От этого прикосновения Корневу стало как-то по-особенному хорошо. – Знаешь, мне хочется с тобой куда-нибудь уехать. Хотя бы на несколько дней.

– Прекрасная идея. – Поддержал он ее предложение. – Мне надо через пару дней съездить в Питер. Давай сделаем это вместе.

– Нет, нет. Я говорю о другой поездке. В Петербурге ты, как всегда, будешь с утра до вечера занят. – Медленно произнесла она и не без грусти добавила. – А мне хотелось с самого утра побродить с тобой по какому-нибудь старинному и обязательно теплому городу…

– По Златой Праге, например, с ее скульптурами на Карловом мосту, с мощеными улочками и крошечными пивными, где я бывал, но без тебя, к сожалению, не раз. – Продолжил он ее фразу. Действительно, всякий его с друзьями приезд в чудесную Прагу скорее соответствовал налету на пивные заведения города. – Прекрасная идея. – Повторил он, тихонько двумя руками сжимая изящные удлиненные пальцы ее руки, доверчиво уложенные в его ладони. В голове возникли поэтические строки, «И пальцы этой маленькой руки, отяжелевших от доверья и на ладонь мою опущенных легко». Чье это? Кажется, перевод кого-то из болгарских поэтов. Николь, словно читая его мысли, внимательно глядя на Андрея, игриво слегка сузила глубокие карего оттенка глаза.

– Понимаю. У тебя, наверняка там есть любимые места, куда вы с друзьями регулярно наведываетесь, но я не об этом.

– У тебя тоже есть любимые места? – То ли с вопросительной, то ли с утверждающей интонацией сказал он.

Николь осторожно освободив руки, неожиданно серьезно сказала.

– Да, у меня тоже есть, но только совсем в другом городе. Впрочем, впереди большие гастроли и мне вряд ли удастся на неделю отлучиться от репетиций.

После этих слов возникла пауза. Николь молчала. Андрею тоже не хотелось нарушать возникшую за столиком тишину. «Когда глаза озарены душевным светом», – в голове продолжили крутиться строчки поэта.

Домой они отправились сначала к Ники, тем более, что она снимала квартиру в центре города, не слишком далеко от зала. Андрею хотелось остаться у нее на всю ночь, но завтра предстояли важные переговоры, связанные с поиском новой работы. К тому, же Николь не настаивала, так как после концерта чувствовала большую усталость. К себе домой Андрей добрался уже в пятом часу утра. Перед тем, как провалиться на пару часов в глубокий сон, он вспомнил о необходимости принятия капсул, и почти не открывая глаз, вскрыв контейнер с пилюлями, проглотил одну из них, запив двумя глотками воды из бутылки с минералкой, предусмотрительно поставленной на столик около кровати. После спиртного его обычно всегда мучила ночью жажда. хотя в этот раз он практически не пил спиртного. «Да, старик что-то говорил о спиртном». – Засыпая припомнилось Андрею. Это было последнее что он подумал, перед тем как окончательно отключиться в забытьи.

Сон был глубоким и без сновидений. Несмотря на раннее утро раздался звонок. В трубке был уже знакомый скрипучий голос Конклиффа.

– Молодой человек, я приношу извинения за то, что не сдержался вчера на концерте, но не потерплю нарушений инструкций по принятию моего лекарства. – Голос Марлина был твердым и даже жестким. – Или Вы станете соблюдать все мои указания, или все может закончиться ничем, или даже трагедией. Прекратите на время приема капсул употреблять спиртное. Это вредно для Вашего мозга.