Текст книги "Крылья для демона"

Глава 7. Даша.

Математичка строго поправила очки, но диктовать не прекратила.

– Роторная функция… Записали? – Одновременный кивок, шелест тетрадных страниц, на заднем плане – сонливое бурчание. Дашка юркнула вдоль края. Фома трясет карандашом между пальцев, глаза вопросительно горят.

– Ну, что! – прошептала она, едва Дашка опустилась на стул.

– Что «что»? – она недоуменно взглянула на Фому.

– Ну, как?!

– Фомичева, после пары поговорите! – встряла математичка.

– Простите, Ольга Николаевна, я по делу, – огрызнулась Ленка.

– Ваше дело учиться!

– Так я по учебе…

Математичка сожгла взглядом.

– Фомичева!..

– Извините, – Ленка поспешила остановиться, преданно уставилась на преподавателя. Математичка фанатично вперилась в конспект, Фома придвинулась вплотную, еле слышно выдохнула. – Как?.. – глаза нырнули под парту, на Дашкины джинсы. – Что – было?

Дашка фыркнула, но почувствовала – краснеет.

– Ой, аушки! – Фома всплеснула ладошками. – Как взрослые, без трусов? У него?

– Дура! – Дашка.

– Раскололась? Гы-гы-гы.

– Да не было ничего, ко мне ездили! – вспомнила, как ткнулась губами ему под нос. Чуть зубы не вылетели. Улыбочка ехидная: «Не целовалась никогда?». Да, не пришлось, знаешь ли…

– Ой, Дуся! – домой? – Фома округлила глаза. – А папаша…

– Фомичева, Гришаева – чего у вас не было? – упала тень, Дашка подняла глаза. Ольга Николаевна, сняв очки, заиграла желваками. – Может, поделитесь?

– Жизни половой, Ольга Николаевна, – вздохнул Громыко, – вы как маленькая…

– Громыко!

– В школу с родителями? – «поток» прыснул, где-то даже застонали. Громыко подпер щеку и, как нив чем не бывало, уставился в окно.

– В армию пойдете, Громыко, в армию, – математичка заметила страх, мстительно добавила. – Весенний призыв в силе.

– Я сессию еще не завалил, – пробурчал Громыко.

– Несложно! – губы Ольги Николаевны натянулись, пальцы покрутили мелок. Взгляд опалил – рикошетом досталось Дашке и Фоме. Математичка задержалась на них, соображая, какой гадостью накормить, но «сдулась» – войсками не возьмешь – и степенно ретировалась к кафедре. Мертвое молчание придавило – даже девочки «примерили кирзу». Не понравилось. Ольга Николаевна с удовольствием перелистнула страницу. Продолжилась сага на непонятном языке.

Едва лекция закончилась, Фома насела на Дашку. Ленку затрясло от любопытства.

– Дуся, рассказывай, – потребовала она. Дашка, пожав плечами, сбивчиво донесла.

Ленка опустошенно поглядела на нее.

– И все?! – удивилась она. Потом ухмыльнулась. – Американцы хоть настоящие?

– Угу.

– Атас, Дуся, везет тебе – кабак и драка. Говорила я – по кругу пустят. К дружкам не звал?

– Нет, – Дашка вдруг разозлилась. – А надо было?

– Страшные, наверное, – отмахнулась Фома. – Лысого помнишь? Мурашки по коленям…

– Штаны одень, – съязвила Дашка. Рука автоматически нарвалась на пустоту – сумки с альбомом не было. Ленка заметила, попробовала взбодрить.

– Я ящик в гардеробе оставила. Теть Маша обещала присмотреть. Вроде, трезвая.

– Спасибо.

– Ты не злись, Даш, – Ленка примирительно пододвинулась, заглянула в глаза.

– Не злюсь.

– Как он хоть – не жадина?

– Смешной, – огорошила Дашка.

– Фигасе клоун!

– На мальчишку похож. Дуется постоянно.

– Титьку не просил? – Ленка наклонила голову. Дашка фыркнула, глаза убежали в сторону, уши побагровели. – Чего там с крыльями? – усмехнулась подруга. – Орел или махаон? А, помню, ты про демона искала!

Дашка поймала себя – ноготь карябает краску на подоконнике. Фома больно ущипнула.

– Дусь!

– А? – Дашка перечеркнула воображаемый рисунок.

– Дусь, что? Демон? – забеспокоилась Ленка.

Дашка прислушалась к себе: сухая ладонь поверх ее руки, теплый прищур. «Не целовалась никогда?». Каверна простоты в дребезжащем воздухе. Крылья вокруг креста…

– Дуся, ты чего? – повторила Ленка. Дашка нашлась.

– Он, кажется, папе понравился. И маме…

– Брось! – не поверила Ленка.

– Угу.

– Удивила. Еще скажи, Байрона читает.

– Нет, – призадумавшись, Дашка поправилась. – Наверное.

– Представляю гиббона с книжкой.

Дашка отвернулась к плакату. Вектора ломали балку с защемленным концом – того и гляди, посыплется тушевка. В нижнем правом углу – «Кох А. П.». Под фамилией разбежалась длиннющая подпись, компенсируя «сестру таланта». Или приумножая.

– Ничего уже не понимаю, – пробормотала Дашка.

– Чего тут понимать?! – Фома сложила ладошки в лодочку. – Попала целка в переделку…

– Фома! – Дашка едва удержалась, чтобы не топнуть. Ленка показала пустые ладони.

– Ну, его, Дусь! Руки хоть распускал?

Даша встретила колкий взгляд, закусила губу. Шумная возня на диване, свинцовая голова, дрожь в коленях – тисканье? Фома оглянулась, как в шпионском фильме. Наклонившись к уху, коснулась пальцев.

– Дашка… всё? – Слова лениво добрались до сознания – Дашку окатил стыд. Она выдрала руку.

– Не… всё.

– Замороченная ты, Дуся.

– Сама знаю.

– Ну, не станут стены розовыми. Носишься со своими крыльями…

– Не со своими, – огрызнулась Дашка. – С его.

– Сказала бы, чем он машет, – Ленка раздраженно оправила юбку. Подруги уставились друг на друга. Воздух, казалось, завибрирует. Мгновение, второе…. Одновременно улыбнулись. Ленка шутливо дернула за «хвост». – Ладно, Дуся, извини. Боишься?

Дашка, вздохнула.

– Боюсь, – призналась она.

Ленка неожиданно согласилась.

– И правильно. Мало ли, когда мыл в последний раз.

– Фома!!!

После занятий договорились смотаться в библиотеку – понедельник маячит «курсовой». Фома сыграла на весеннем спермотоксикозе, выудив у старшекурсников трепаные черновики. Дело за малым – грамотно озвучить цифры. С «водой» у Дашки было туго. Надежда добрать ума растаяла. Едва Фома, отыграв задом, «сломала» очередь, веры не стало вовсе. Перед носом выросла гора литературы.

– Лен, – проблеяла Дашка. – Лучше кол! Голова лопнет.

Фома не ответила, палец поддел страницу. Черный ноготь зловеще побежал по строкам. Перепрыгнул через абзац. Не выдержав, остановился на картинке: русло реки рассечено поперек. Вместо рыбы – вектора и «дохлая» латиница. Не хватает лодки, чтобы Мазай ошалело выхватывал зайцев из пропасти. А небо серое. Несерьезные тучи укрывают деревце. Береза? Или осина? Между крохотных листочков белка таращит бусинки. Жук-носорог бычится на противоположной ветке…

– Дусь!

Дашка с сожалением оставила этюдник.

– Угу.

– Санечка не подскажет, – напомнила Ленка.

– Фиг с ним.

– Жаль Громыко – болван, – Ленка поставила закорючку в конспекте. – Нормальный чел, так обязательно болван. – Дашка удивленно вздернула брови. Фома фривольно выставила ногу. «Высоколобые» взбодрились, зашушукались, а барышни поникли, немо взмахнув ресницами: «Сучка!». Ручки неровно заиграли меж пальцев. Фома поправила очки, глаза скучно «причесали» аудиторию. Помада отпечаталась на карандаше. – Может, пойдем красивыми? И «тройка» – оценка. – Предложила Ленка. Даша подняла голову. На щеке – пролежень. Нога коснулась этюдника. Куда ему деться? Красивыми – это к Фоме. Со мной разговор особый: трояк поставят – серых мышей не топят. Класс «ведь можешь – ленишься» жжет клеймом. Как ответить: «Не могу»? Страшно. «Ну что же ты, Гришаева?» – укор из-под бровей, да «тройбан» в зачетке. Рука двигается нехотя, борется с притяжением: отрыв первой ступени, отрыв второй ступени. Завиток на подписи – первый спутник…. Увы, не первый. И не последний – к счастью. Справочник громко захлопнулся.

– Красивыми, так красивыми! – согласилась Дашка. – Умных не догнать.

Они вышли, как из заключения. В гардеробе жизнь замерла, воздух остекленел, запечатывая пальто, куртки. Чахлый дед завис над газетой, гипнотизируя что-то «по вертикали» – или «горизонтали»? Меж узловатых пальцев – ложка, чаинки собрались в воронку. Гулко, на весь вестибюль, звенят стенки граненого стакана. Фома громко положила номерок. Дед сгреб, не глядя. Над роговой оправой приценился недовольный взгляд. Дашка прищурилась стакану, вихрь споткнулся об ложку, чаинки затанцевали, перепутались…

– Шестнадцатый! – на стойку упала Ленкина куртка.

– Спасибо, – Фома резво влезла в рукава. Старик кивнул и захлопнулся, как черепаха – над газетой лишь сморщенный лоб. Стакан не тронут.

– До свидания, – прониклась местью Даша. Напрасно. В ответ – ни вздоха. Тишина томно, по-комариному, запищала. Ну, и ладно, – понеслось в голове. Они собрались уходить, вдруг дверь распахнулась… Что возникло раньше – удивление или радость, Дашка не сообразила. Из ступора вытолкнула Ленка. Она пихнула в спину, бросая вслед.

– А вот и кавалер!

Артем заторможено поздоровался.

– Привет, Даша.

«Чуть не присела в реверансе, дура». – Улыбка ползет по лицу сама собой.

– Привет, – догадалась она. Ленка издали напомнила о себе.

– Лена! – «Сейчас ручку протянет – целуйте». Дашка поймала – Артем ненароком оторвал глаза от Ленкиных бедер. Дашка втайне простонала. Вслед поспели злость и раздражение. Хотя чувствовала, дурацкая улыбка не пропадает. Дашка машинально заслонила подругу.

– Ты как тут? – задала она нелепый вопрос.

– К тебе, – поспешил он с ответом.

– Как нас нашел?

– Тебя, – уточнил Артем, по лицу скользнула улыбка. – Пацаны ваши жадные.

– В смысле?

– В смысле, как в деревенской бане – каждый со своим обмылком. Только ленивый не спросил: «зачем».

– Там все ленивые, – вылезла Ленка, пробежалась оценивающе глазами. Переспросила. – Так, зачем?

– Я, вроде, к Даше, – напомнил Артем. Ленка фыркнула. Дашка едва спрятала победную улыбку. Съела? А вслух просюсюкала.

– Ну, Фомочка!

Ленка подняла воротник, прежде чем объявить.

– На улице подожду. Целуйтесь!

* * *

Когда по лестнице спустилась группка студентов, Дашка невольно освободила руку. Артем проводил глазами шумные спины, взял снова.

– Ребенок ты еще, – улыбнулся он, погладив ладонь.

– Чего это? – фыркнула Дашка, не замечая, как растекается. Под черепушкой бабочки – одна ярче другой. Она прислонилась к его плечу. – Ар-тём, – сорвалось с языка.

– Чего?

– Ничего. Интересно – катится: Ар-тём…

– Чудная.

– Знаю, – Дашка по-кошачьи напряглась, Артем запустил пальцы в волосы. Веки отяжелели. – Фома, наверное, матерится, – прошептали чужие губы.

– Угу. Пойдем?

– М-м, – промычала Дашка.

– Даш?

– М-м?

– Я твой альбом нашел.

Внутри подскочило. Дашка отстранилась.

– Ой, Тёма!!! – того и гляди, загорится. Унылый гардеробщик строго высунулся из-за стойки.

– Не в танцах!

– Извините.

Дашкины глаза нетерпеливо заиграли. Артем понял правильно.

– Прости, Чёрно-белая, еще не у меня.

Дашка остыла, спросила, едва сдерживая сожаление.

– Да?

– Да, Даш, – он успокоил. – Не волнуйся. Шлёму помнишь?

Дашка напряглась, отрицательно замотала головой. Артём с досадой хлопнул себя по лбу.

– Шлюмкин – гладенький такой, с американцами…

Дашка настороженно кивнула.

– Ну…. Гаденький – глазки поросячьи. Брр.

– Глазки? – удивился Артем.

Дашка кивнула.

– Глазки. Замысловато-подвывернутый. Фантик золотой. Он артист, да?

– Нет. У него галерея – от папы досталась.

– Галерея?

– Типа того. Трутся девки в неглиже и волосатики, – Артем усмехнулся. – Ну, и артисты…

Дашка догадалась.

– Тёма, альбом у него, да? – Почему-то представилось: осьминог скользит щупальцами, на листах – разводы слизи. Бурундуки, вкупе со старичком, жмутся по краям. Передернуло, мурашки схватили затылок. Сглотнула. Отпустило. – Тём, он не отдаст, да? Тём? – Лицо парня закрыло пеленой.

– Тихо-тихо, Даш! – Артем погладил руку, заглянув под слезы. – Ну? Ты чего?

– Ничего, – взгляд пристал к полу, на дерматин упала капля. Следующая слеза тяжело скатилась по щеке.

– Даш, Даш! – обеспокоился Артем. – Извини. Чего ты расклеилась? Наоборот – отдаст. Куда он денется? – он промакнул слезу, подтянул девушку к себе. Дашка всхлипнула. Как в утешении, рука нащупала пошарканную фанеру этюдника. Погремушкой громыхнула банка с мелками. Артем загадочно оповестил. – И более того!.. – Неожиданно залез во внутренний карман. Возникли две стодолларовых бумажки. – Аванс, чёрно-белая!

– За что? – Дашка дернулась от денег, как от проказы.

– Подфартило. Потеряла вещи в нужном месте. Я только от шефа. Он говорит, Шлёма готов дать тебе работу. Даже денег не пожалел. Вот. – Артем положил доллары ей на колени. «Зелень» укусила через джинсу. Дашка напряглась.

– Чего это ему приспичило? – пробурчала она. Американский президент враждебно покосился: дура. Сам дурак бумажный.

– Я же говорил, у него галерея. Фотает девок для журналов.

– Я ему зачем? – Дашка намерено оправила свитер-мешок. – Уродинка нужна?

– Шеф сказал, Шлюмкин считает тебя талантливой. Черт знает, вдруг повезет?

– А не вдруг? – деньги просились в руки. Дашка схватилась за Артема. Купюры перевернувшись, упали под ноги. Дашка дернулась, с трудом удержалась, чтобы не поднять.

– Рисовать, что ли? – не поверила она. Внутри заскакал солнечный зайчик: «Рисовать, рисовать, рисовать!». Ни векторов, ни скважности, ни балок с защемленным концом. Двести баксов – уйма денег!!! Не уйма – уймище!!! Ластик прошелся по душе, смыв серость. Не надо будет прятаться в хламиде – мол, образ такой. И морщиться над «вышкой».

Артем поднял деньги, насильно всучил.

– Спрячь! Студенты набегут. Придется кормить. – Он заулыбался во весь рот. – Дашка послушно толкнула банкноты в карман.

– И что теперь? – переспросила она.

– Я Шлёму еще не видел. – болван в запое. Передал визитку и попросил подойти на собеседование. Альбом грозился отдать только лично. Да и мне ему в глаза смотреть стремно.

– На улице подождешь?

Артем вздохнул, потрепал ее по голове.

– Прости, чёрно-белая – сама. Мне сегодня ехать надо. По менеджерским делам, – лицо искривилось недоброй улыбкой. Внутри вдруг стало пусто. Дашка испугалась.

– Надолго, Тём?

– Туда и обратно. Рядом. Но раньше послезавтра не вернусь.

Нагрузило нехорошее предчувствие, Дашка напряглась в струну.

– Тём? – она заглянула в глаза. В зрачках зябко, холод гуляет волнами. Даша сжала его пальцы. – Тём?

– Что? – он наморщил лоб, как первоклассник.

– Может, не поедешь? Вместе к Шлюмкину пойдём.

Артем мягко притянул ее к себе, пятерня разворошила волосы.

– Надо, Дашка. Мне такой… гонорар обломится. Машина!

Она недоверчиво выглянула из-под плеча. Машина. Бордовый велюр и пластик под хром. Приборная панелька пляшет неоновыми цифрами. Ленкин хахаль в такой подвозил. Не забыть, как блокируются двери и насмешку: «Да, чего девчонки? Ща за пивом заедем. И в баню». Как же – в баню! Хорошо Фома сделала вид, что собирается блевануть. Вмиг все распахнулось…

– На трамвае плохо? – буркнула она.

– Плохо. И в такси плохо, – жестко ответил Артем, чуть погодя смягчился. – Ну, Даш, я быстро. Зато потом вся улица обзавидуется. Даш!

– Да, побоку той улице, – огрызнулась она. Врет. Стоит вылезти из иномарки – хоть посреди ночи – вмиг оклеймят: «А знаете, Гришаева-то – блядь!». Артем сдавил плечо.

– Даш, не злись.

– Не злюсь. Вали за своим железом.

– Даш!

– Не дам!

– Эт, я в курсе, – хихикнул он. «Зарядить бы этюдником меж зубов…» – Дашенька, я быстро. Мы порядок наведем и обратно – рывком. Обещаю! – Он полез в карман. – Вот визитка. «Домик Ильича» знаешь? – не дожидаясь ответа, чтоб не сорваться в перепалку, продолжил. – Рядом со спорткомплексом ДВГТУ. Приходи после обеда. Шлёма будет ждать. Он хоть гладенький, но народа вокруг него – тьма. Вдруг «выгорит» – сможешь карандашами деньги рисовать. Пойдешь? – он немо подождал.

Сидит, играет скулами, добродетель. Жизнь налаживает. Дашка сжалилась.

– Посмотрим. – Сказала она понебрежнее. Артем прижал. Вдруг скрипнула дверь, ввалилась посиневшая Ленка. Глаза отыскали заветный угол.

– Ну, вы!.. – Ленка выдохнула, спуская пар. Покачала снисходительно головой. – Совесть есть? Холодно ж, бл!..

В четыре глаза проводили автомобиль; стопари, мигнув, растворились в потоке. Следом загрохотал трамвай, на галерке – угрюмые лица. Ленка повернулась к Дашке.

– Дуся, счастливая! – восхитилась она. Над воротником озорно блеснули глаза. – Гусь не гусь, но точно – не петух. Не жадный. Вон, над тобой трясется!

Дашке стало неудобно, деньги прожигали карман.

– Чего это с тобой? – уколола она исподтишка. – Не нравился же.

Фома весело вскинула голову.

– Ой, Дуся, не гони! Ошибалась.

– Из-за денег?

– Тьфу, Дуся! Мне их не давали. Чего ты трясешься? Дали – бери. В постель никто не гонит. А и погонят – пошлешь… Если захочешь, конечно, – Ленка шмыгнула носом. – Холодно как. Где лето, блин!

– В Анапе, – огрызнулась Дашка, рука непроизвольно нащупала деньги. Рифленая бумага ужалила, захрустела шуршаво – по-американски. Ленка взъерошилась воробушком: колени синие, в мурашках. Кисти еле помещаются в карманчиках. Из очередной машины высунулась небритая морда.

– Меня ждешь, цыпа? А то давай!

– Болею! – цыкнула Фома.

– Подлечим, – пообещал «жених». Следующая машина требовательно посигналила.

– Ехай, дяденька! – Фома тряхнула головой. – Пора уже. – Стекло поднялось, поток пополз. – Достали! – прошипела Ленка.

– Штаны одень, – посоветовала Дашка. Знала – зря. Не оденет.

– Ватные, что ли? – привычно отбрыкнулась Фома. Над крышами авто показался желтый «пузырь» двадцать третьего маршрута. Автобус робко крался вдоль тротуара. – Наш! – Ленка довольно обернулась. – На вторяк[13]13
  Вторяк – район Вторая Речка, хотя реки никто не видел. Здесь: вещевой рынок.


[Закрыть]?

– Зачем это? – удивилась Даша.

– Валюту тратить, бестолочь! – Ленка подтолкнула к двери. – Давай-давай, пока совесть не заела. – Дашка покорно запрыгнула на подножку.

Через полтора часа от аванса остались воспоминания. Дашка с трудом волокла четыре пакета. Ручки резали пальцы, обувная коробка больно билась о колено. Еле удалось уговорить Ленку забрать этюдник. Коцаная фанера никак не вязалась с «мини», Фома кривила губы, но честно тащила свой крест к перрону.

– Ле-ен! – жалобно протянула Дашка, как только цокот каблуков приотстал. Сил обернуться не было. Дашка умудрилась. Пакеты поднялись крыльями, опали с шорохом. Хмурая публика у кассы покосилась. Фома, припадая на ногу, ускорилась.

– Убьешься тут! – прошипела она. И хромает элегантно, и ящик с краской шлепает о попу элегантно. Где ж таких рожают?..

– Лен, почти пришли.

– Хоть не видит никто…. – Ленка окрысилась на ближнего мужика.

– Да, не про вас, мущ-щина. Господи! Дуся, обабиться тебе надо.

Засвистела электричка. Рельсы гулко завибрировали. Серый народ зашевелился. Наиболее активные толчками заскользили в голову поезда. Кто-то задрожал у самого края – того и гляди, бросятся. Как на старте. В основном дети и старики. Одним смерть еще не страшна, другим – уже. Локомотив блеснул фарой, вползая на станцию. Клоунская улыбка на всю лобовину, скучающий машинист за стеклом. Дашка перехватила пакеты удобнее. Взмолилась.

– Ле-ен! – Подруга махнула:

– Да поняла уже. Пригляжу за рухлядью. Привыкла.

Двери поезда зашипели, металлический голос объявил.

– Вторая Речка, следующая Чайка! – чуть позже. – Осторожно двери…

– Дусь! – перекричала Фома.

– А?

– К художнику пойдешь?

– …закрываются! – двери сомкнулись. Поезд тронулся, выгоняя Ленку из поля зрения. Дашка успела взмахнуть пакетом.

– Не знаю!

* * *

Отец сдержано хмыкнул, бросив через губу.

– Чего-то рановато он.

– Чего «рановато»? – Дашка затолкнула вещи в шкаф.

– Тряпки эти… – он подобрал новую кофточку, подержал двумя пальцами. – Срам.

– Па-а! – Дашка выдернула вещицу. – Мне ж за работу!

– Да? – отец сунул руки в карманы, голова спряталась меж плечами. – Чего-то я пахал на шахте, а директриса вертит кукиш. До сих пор. Может, не там лизал?

– Па-а, – Дашка покраснела. Радость как-то померкла под папиным сарказмом. – Пап, ну зачем?! – Отец шумно выдохнул, поймал Мартена, пригладил за ухом. Котяра для порядка вякнул. Желтый глаз заволокло. Балдеет. Зрачок поплыл по трещине. Соскользнул с Дашки. Провалился. Кухня наполнилась урчанием.

– Вот, хорошо ему? – поинтересовался отец.

– Угу.

– А руку убрать? – Кот недоуменно обернулся, встопорщив усы, беззвучно раззявил пасть. – Не нравится, Мартенка? – пальцы снова утонули в шерсти. Дашка забралась в угол, подтянула ноги. Отец вскользь поинтересовался. – За что хоть такие деньги?

– Па, меня в галерею пригласили. Рисую, говорят, ничего.

– Ничего? – отец недоверчиво поднял голову. – Твой, что ли, срастил?

Дашка засветилась.

– Артем.

– Артем… – отец махнул рукой. – Не было печали. Нормальный вроде. Только тревожный. Где сам-то?

– В командировку, говорит…

– Знаем, что за…. – отец споткнулся, еле слышно добавил, – «шуба-дуба на белом».

– Чего? – не расслышала она.

– Да ничего, – отец вдруг скинул кота. – Брысь! – Мартен вальяжно закачался на выход. Хвост трубой, воздух дребезжит самосознанием. – Зараза, всего уделал! – он стряхнул клочки шерсти.

– Па, Артему на работе машину дали, – похвасталась Дашка.

Отец промолчал, только бровь по-чапаевски поднялась…

Стемнело. Свет включать не хотелось. Грифель носится по картону, забегая в тень. Штрих, штрих, жирная полоса – указательный палец нервно растирает угольную пыль. Успеть! На листе: голая геометрия – рука, изогнутая в локте, цепляется за перекладину. Покатился бицепс, сухожилия натянулись стальными струнами: заденешь – лопнут! Лицо спряталось под плечом, выворачивает глаз, силясь заглянуть за спину. Крылья. Нить. Нескладный контур тоньше паутины. Внутри – ни перышка. Дашка закусила нижнюю губу. Свет уплывал. Казалось, с каждым тявком Гниды, он раскалывается на миллионы брызг. Дашка оглянулась на выключатель. К черту! У демона нет электричества. Она выпустила планшет и упала спиной в ворох смятой бумаги. Руки под голову, глаза – в потолок. На сердце ярко. Ар-тём…