Текст книги "История Рюриковичей"

И вот у этой истории Олеговой смерти обнаруживается интересная аналогия. Это история норвежского конунга Одда Стрелы, изложенная в соответствующей скандинавской саге («Орвар-Одд сага»)41. Следует, однако, учитывать, что этот памятник принадлежит к такому специфическому виду саг, как «саги о древних временах», называвшиеся также «лживыми», «баснословными». Древнейшая ее запись относится, вероятно, к XIII веку, а сам Одд упоминается и в других «сагах о древних временах» («Сага о Хервёр»), и в исландских родовых сагах («Сага об Эгиле», «Сага о Гисли»).

Олег у костей коня. Рисунок В.М. Васнецова. 1899 г.

Согласно саге, Одд был сыном Грима Бородатого (Мохнатые Щёки) с острова Рафниста (область Халогаланд на северо-западе Норвегии) и с детства воспитывался в доме друга отца Ингиальда с сыном последнего Асмундом. Однажды дом Ингиальда посетила пророчица Гейдр, которая предсказала судьбу всем, кроме Одда, который никак не хотел выйти к ней и узнать свое будущее. Однако Гейдр все-таки рассказала Одду о его дальнейшей жизни: якобы он проживет 300 лет, совершит множество подвигов, обретёт славу и большое богатство в дальних краях, но умрёт на родине. Причиной его смерти будет любимый конь. Одд обиделся на колдунью, поскольку лучшим концом для викинга была гибель в бою, а вовсе не спокойная смерть дома, и ударил прорицательницу до крови, за что Ингиальду пришлось платить ей большие деньги. На следующий день Одд с Асмундом убили коня Одда Факси (буквально – «грива») и навалили над трупом курган из камней. Потом Одд, Асмунд и другие норвежские юноши отправились странствовать. Одд оказался в Финмаркене, то есть Финляндии, где стал владельцем волшебных стрел короля Гузи (отсюда у Одда появилось прозвище Стрела), потом в районе Вины (Северной Двины) и в Бьярмаланде (так назывались, вероятно, территории Беломорья). Затем Одд побывал на острове великанов, вернулся в Скандинавию, где участвовал в битве на острове Самсэ между местными конунгами, а затем отправился на Орнейские острова, был в Шотландии, Ирландии (здесь погиб его друг Асмунд), на Готланде, в Греции, Аквитании, на Сицилии (здесь Одд даже принял крещение от некоего аббата Гуго), то есть объездил почти весь мир. По дороге в Иерусалим Одд был отнесен бурей в Хуналанд (страну гуннов), где в городе Кэнугарде (так норманны называли Киев) правил король Геррауд. Он оставил Одда жить при своём дворе, поскольку даже в Хуналанде было известно, что Одд – великий герой. Во время службы у Геррауда отважный конунг совершил поход на Бьялкаланд, соседнее государство с Хуналандом, подчинил эту страну Геррауду и разрушил там языческих идолов. Потом Одд женился на дочери Геррауда Силькисиф («шелковая дева»), а после его смерти долгое время сам правил Хуналандом. Уже будучи стариком, Одд решил побывать на родине, чтобы узнать, кому теперь принадлежат его наследственные владения на острове Рафниста. Узнав о правильном переходе наследства, на обратном пути Одд посетил Берурьод, где когда-то находился дом его воспитателя Ингиальда. Высадившись на берег, Одд показал своим спутникам места его детства и рассказал о предсказании колдуньи, которое, как он думал теперь, уже и не исполнится. Вдруг герой наткнулся на какой-то холмик, а пошевелив в земле копьем, нашел конский череп (это был череп Факси), из которого выползла змея и ужалила Одда в ногу. Через некоторое время Одд умер, был похоронен в каменной гробнице, а в Хуналанде стали править Силькисиф с сыновьями. У Одда от дочери ирландского короля была дочь Рагнхильд, а от Силькисиф – сыновья Асмунд (назван в честь друга Одда) и Геррауд (назван в честь своего деда).

Как видим, в саге отражены многие «ходячие» легендарные мотивы: сбывающееся, несмотря ни на что, пророчество колдуньи, магическое значение коня и конского черепа, остров великанов (вспомним соответствия в приключениях Одиссея и Синдбада Морехода) и т. д. Но в то же время здесь присутствуют и конкретные географические названия Восточной Европы: Вина (Северная Двина) и Бьярмаланд, куда часто в сагах отправляются навстречу подвигам герои; Кэнугард (Киев), упоминаемые в саге русские города Сурдалар (Суздаль), Морамар (Муром) и другие. Мотивы крещения Одда и уничтожения им идолов в Бьялкаланде появились, вероятно, в уже христианизированной Скандинавии. Маршрут путешествия из Халогаланда в Бьярмаланд аналогичен реальному путешествию норвежца Оттара, рассказ о котором был записан британским королем Альфредом Великим в 880-х гг. и в таком виде дошел до нас. Некоторые географические названия в рассказе об Одде непонятны, например, Бьялкаланд, в которой некоторые исследователи видели глухие земли к северо-востоку от Руси или даже Сибирь. Впрочем, столь же неопределенна и географическая локализация Хуналанда. Очевидно, что речь идёт лишь о какой-то территории на юге Восточной Европы, ведь саму Русь скандинавы называли Гарды, Гардар, а впоследствии Гардарики. Смерть Одда от змеи как бы замыкает логический круг саги, объединяя её начало и конец. Каменная гробница, в которой похоронили героя, по мнению историков, могла представлять собой ладьеобразную ограду из камней, использовавшуюся при погребениях.

В исландских родовых сагах генеалогия Одда освещена более подробно. Согласно «Саге о Гисли», Одд был не сыном, а братом Грима Мохнатые Щёки (от которого еще идет целая ветвь потомков), а оба они – сыновья Кетиля Лосося и внуки Халльбьёрна Полутролля. В «Саге об Эгиле» отцом Халльбьёрна с острова Рафниста назван Ульв Бесстрашный. По условной хронологии родовых саг, Одд мог действовать где-то в конце IX – начале X века. Имя Силькисиф упоминается и в некоторых других сагах, где оно обозначает принцессу из Руси, как, например, в «Саге об Ингваре-путешественнике». Таким образом, Одд мог быть и реальной исторической фигурой, но в саге, ему посвященной, этот образ получился в результате многочисленных напластований очень сложным, как бы собирательным. Разнообразные мотивы, распространённые в сагах, сопутствуют ему, и за ними разглядеть черты реальной личности очень сложно.

Интересен заключительный пассаж саги, где говорится, что после смерти Одда Силькисиф «стала сама управлять землей гуннов вместе со своим сыном. Очень знаменитый человек вышел со временем из этого сына Одда». По всей видимости, здесь имеется в виду старший сын Одда – Асмунд. Рассказ саги, таким образом, обнаруживает параллели с известиями «Повести временных лет». Ведь воспитателя Святослава, сына Игоря, звали Асмуд. Так выстраивается привлекательная логическая картина: Олег – воспитатель Игоря, его сын Асмуд – воспитатель сына Святослава Игоревича. Слова о «знаменитом человеке» из концовки саги могут служить косвенным подтверждением вышесказанного.

И конечно же, сам рассказ о смерти Одда явно перекликается с летописным известием о гибели Олега от укуса змеи, выползшей из черепа любимого коня князя. Интересно, что место смерти Олега по-разному определяется русскими летописями. «Повесть временных лет» сообщает, что Олег умер в Киеве и был похоронен там же на горе Щековице. Известия же других годов летописей указывают другое место захоронения: у киевских Жидовских ворот. А Новгородская Первая летопись называет ещё два места: в Ладоге (там до сих пор, кстати, существует могила) и «за морем».

Исследователи пытались определить, где же в действительности был похоронен Олег. А.А. Шахматов полагал, что в древнейшей летописной традиции, нашедшей отражение в новгородском летописании, была зафиксирована смерть Олега «за морем», а сообщение о смерти в Киеве является позднейшей вставкой. Но важно отметить, что «могилой» на Руси называлось не само захоронение, а холм, насыпанный для отправления тризны по герою, поэтому на Руси могло существовать несколько таких могил как в Киеве, так и в Ладоге, поскольку тризну по русскому князю справляли наверняка в разных местах.

Тризна по Олегу. Рисунок В.М. Васнецова. 1899 г.

Так как же объяснить то обстоятельство, что сведения об Олеге нашли отражение в саге? Только одним – древнерусский князь Олег был настолько значительной фигурой в истории того времени, настолько известным правителем и объединителем русских земель, что предания, связанные с его личностью, сохранились как в «Повести временных лет», так и в далекой полумифической саге – русском историческом и скандинавском эпическо-литературном произведениях.

Олег остался в русской истории как объединитель северной и южной Руси в одно государство. Во время его правления Русь впервые заявила о себе, как о новой сильной стране, слава о которой гремела и в Византии, и на Европейском Севере.

«Жалкая судьба» сына Рюрика

Когда сын Игоря и внук Рюрика – отважный князь-воин Святослав сражался с византийским императором Иоанном Цимисхием, он получил от последнего предупреждение с напоминанием о «жалкой судьбе» его отца, убитого одним из «германских племён» (так византийский историк назвал древлян). Правда, император умолчал о победоносном походе руси на Византию в 944 г. и заключении выгодного для «варваров-скифов» мира. Но судьба князя Игоря действительно была печальной. Смерть настигла его не на поле брани, а на родной земле, от рук своих же подданных.

Игорь принял власть над Русью после смерти Олега. Таким образом, он был первым князем Рюриковичем, занявшим киевский престол. О ранних годах его жизни ничего не известно, за исключением того, что в 903 г. ему привели жену Ольгу, родом из Пскова. Правление Игоря ознаменовалось несколькими крупными военными походами, причём не только в южном, но и в восточном направлении. Помимо Византии русов привлекали берега Каспийского моря, манившего своими богатствами, ведь по Волге через море шёл знаменитый торговый путь, который связывал Русь со странами арабского Востока. На побережье Каспия раскинулись богатые земли и города, утопавшие в роскоши и достатке. Теперь это территории современных Азербайджана и северного Ирана. Сюда стекались товары купеческих караванов, плывших по Волге, здесь стоял город Дербент, ставший опорным пунктом арабского влияния на Северном Кавказе. Изобилие Каспия притягивало хищные взоры русов, недаром много позже, уже в другую историческую эпоху, сюда же в походы «за зипунами» отправлялись ватаги донских казаков (вспомним Степана Разина и персидскую княжну).

Но преградой на пути стоял Хазарский каганат. Однако поскольку Дербент и прикаспийские земли соперничали в торговых делах с Хазарией, правители каганата пропускали через свои земли отряды русов. Кроме того, по свидетельству уже упроминавшегося ал-Масуди, русы и славяне (арабские авторы, как правило, разделяют два этих понятия, называя русами скандинавов) состояли на службе у хазарского царя и даже находились в его войске. Так что жителей Руси хорошо знали в Хазарии. В течение конца IX – первой половины X века русы совершили несколько походов русов на Каспий. Они удивительным образом соотносятся с походами Руси на Византию, что дало возможность историкам связывать оба направления русской военной активности между собой. Но сложно сказать, насколько каспийские походы были делом государственной политики того времени. Можно думать, что, по крайней мере, некоторые из них предпринимались на свой страх и риск отдельными отрядами русской дружины или просто организованными военными группами русов. О первом каспийском походе известно очень мало, и некоторые учёные даже сомневаются в его существовании.

Персидский автор XIII века Ибн-Исфендийар в своей «Истории Табаристана» (написана в 1216–1217 гг.) упомянул о набеге русов на город Абаскун (Абесгун), который располагался на южном побережье Каспийского моря. Это произошло во время правления ал-Хасана ибн-Зайда, то есть между 864 и 884 годами. Более точно датировать это событие невозможно, но вероятна его связь с походом русов на Византию в 860 г. Пройдя через территорию хазар, с которыми, по всей видимости, существовала какая-то договорённость, русы двинулись вдоль каспийского побережья, всюду на своём пути производя «опустошения» и «грабежи». Захватить сам Абаскун не удалось. Подоспевшее войско ибн-Зайда разбило русов. Тот же Ибн-Исфендийар сообщает ещё о двух русских набегах, состоявшихся около 909–912 гг.: «…В море появилось шестнадцать кораблей, принадлежащих русам, и пошли они в Абаскун, как и во время Хасана Ибн-Зайда Алида, когда русы прибыли в Абаскун и вели войну, а Хасан Зайд отправил войско и всех перебил. В это время, когда появилось шестнадцать кораблей русов, они разрушили и разграбили Абаскун и побережье моря в той стороне, многих мусульман убили и ограбили… В следующем году русы прибыли в большом числе, подожгли Сари (город в северном Иране)… увели в плен людей и поспешно удалились в море. Дойдя до Чашм-руда в Дейлемане, часть их вышла на берег, а часть осталась в море. Гилы (жители Гиляна, ныне провинция Ирана) ночью пришли на берег моря и сожгли корабли и убили тех, которые находились на берегу; другие, находившиеся в море, убежали. Поскольку царь ширваншах получил об этом известие, он приказал устроить в море засаду и в конечном счёте ни одного из них не оставил в живых, и так частое появление русов в этой стороне было приостановлено»⁴². Как видим, набеги преследовали чисто грабительские цели.

Такой же характер имел и поход, описанный ал-Масуди. Он состоялся вскоре после 912/913 г. Около 500 русских кораблей, на каждом из которых было по сотне человек, прошли через Чёрное и Азовское моря в Дон. Русы просили хазарского правителя пропустить их через земли каганата. Царь согласился при условии, что половину добычи русы отдадут хазарам. Поднявшись вверх по Дону, флотилия достигла Волги, потом суда перетащили волоком, и русы спустились в Каспийское море. Здесь они хозяйничали несколько месяцев: «…Их отряды отправились в Гилян, Дейлем, Табаристан, Абескун на гурганском берегу, в область нефтяных источников и в Азербайджан, потому что главный город Азербайджана отстоит от моря всего на три дня пути. Они проливали кровь, захватывали женщин и детей, грабили имущество, снаряжали отряды для набегов, уничтожали и жгли (дома)… При возвращении от набегов они удалялись на острова, расположенные у нефтяных источников и в нескольких милях оттуда»⁴³.

Царь Ширвана Али, собрав флот, попытался выбить русов с островов, но потерпел неудачу. Захватив большую добычу, войско вернулось на Волгу, и половина богатств, как и было условлено, отошла хазарскому царю. Однако хазарские мусульмане потребовали от царя расправиться с русами, чтобы отомстить за смерть своих единоверцев на Каспии. Царь не смог предотвратить стычку, но послал к русам предупредить о готовящемся нападении. Это не спасло русские отряды. В жестокой битве в низовьях Волги русы были уничтожены, а уцелевшая часть спаслась бегством на север, где была истреблена буртасами и волжскими булгарами. Так трагически завершился этот стремительный рейд на Каспий, и, вероятно, следует согласиться с мнением М.И. Артамонова, что этот поход «не был официальным предприятием Русского государства, а был организован на свой страх и риск варяжско-русской дружиной»⁴⁴.

Походы русов на Каспий

Последний русский поход на Каспий произошёл, очевидно, уже после гибели князя Игоря. О нём сохранились сведения в нескольких источниках, наиболее важным из которых является труд персидского историка, писавшего по-арабски, – Ибн-Мискавейха, умершего в 1030 г. Его «Книга испытания народов и осуществления заданий» представляет собой историческую хронику, доведённую до начала 980-х гг. При описании каспийского похода русов Ибн-Мискавейх ссылается на свидетельства очевидцев. На этот раз русы направили свой главный удар на город Бердаа, стоявший близ реки Куры. Для нападения они выбрали удачный момент, поскольку местный правитель Марзубан Ибн-Мухаммед в это время воевал в Сирии. Небольшой гарнизон города не смог оказать сколько-нибудь заметного сопротивления. Русы без труда овладели городом, но, в отличие от предшествующих набегов, заявили местным жителям, что обещают им свободу и защиту при условии подчинения. Иными словами, русы пытались установить в Бердаа свою власть. Но мирные отношения длились недолго. Горожане сопротивлялись, и русы часть их перебили. Оставшимся пришлось выкупать свою жизнь, причём в обмен на ценности русы выдавали кусок глины с печатью, что было гарантией от последующих грабежей. Тем временем Марзубан подоспел со своим войском к Бердаа, но так и не смог выбить оттуда русов. Осада затянулась. Среди русов началась эпидемия, возможно, вызванная попытками горожанок их отравить. Измотанные болезнями и беспрестанными стычками, потеряв в одной из вылазок своего предводителя, захватчики решили оставить город. Ночью с большой добычей они прорвались к Куре, сели на свои корабли и отплыли на родину⁴⁵.

Об этих событиях рассказывают также армянский историк X века Мовсес Каганкатваци, арабский автор XIII века Ибн ал-Асир и некоторые другие. Поход на Бердаа, по-видимому, следует датировать 945 годом. Он интересен прежде всего тем, что, как мы уже отмечали, русы не просто грабили прикаспийские земли, но и пытались установить в них свою власть.

Однако с князем Игорем все эти набеги непосредственно не связаны. Он возглавлял «главные» походы Руси – на Византию. Первый из них состоялся в 941 г. Вот как его описывает «Повесть временных лет»: «Пошёл Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали воевать… А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли. Хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и сёла пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств. Когда же пришли с востока воины… то окружили русь. Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки. Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же (византийский военачальник) встретил их в ладьях с огнём (смесь горючих веществ, разливавшаяся по воде) и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне. “Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская её, пожгли нас; оттого и не одолели их”. Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них»⁴⁶.

Рассказ об этом походе сохранился и в «Хронографии» византийского автора, условно называемого Продолжателем Феофана: «Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта (941 г.) на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы… Против них со всеми дромонами и триерами (военные корабли), которые только оказались в городе, был отправлен патрикий (высокий титул в Византии). Он снарядил и привёл в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указывающий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт… неожиданно напал на них… Первым вышедший на своём дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнём, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а ещё больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу… И послан был тогда по суше им наперехват из стратигов (военная должность) патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию (византийская провинция на побережье Малой Азии) изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов… Много злодеяний совершили росы до прихода ромейского войска: предали огню побережье, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска… не меньше опасались и морских сражений и искусных манёвров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта (сентябрь того же 941 г.) ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение, и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью и бежать с наступлением ночи. Патрикий же Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями, был принят с честью и великолепием и почтён саном паракимомена (высокий придворный титул)»⁴⁷.

А вот как о том же пишет кремонский епископ Лиутпранд, дважды побывавший в Византии в качестве посла (в 949 и 968 гг.), в своём произведении «Возмездие»: «Королём этого народа (руси) был (некто) по имени Ингер (Игорь, сама форма этого имени недвусмысленно свидетельствует, что при жизни князя Игоря звали Ингвар, т. е. скандинавским прототипом позднейшего древнерусского имени), который, собрав тысячу и даже более того кораблей, явился к Константинополю. Император Роман (византийский император Роман Лакапин), услыхав об этом, терзался раздумьями, ибо весь его флот был отправлен против сарацин (арабов)... После того как он провёл немало бессонных ночей в раздумьях, а Ингер разорял всё побережье, Роману сообщили, что у него есть только 15 полуполоманных хеландий (тип кораблей), брошенных их владельцами вследствие их ветхости. Узнав об этом, он велел призвать к себе корабельных плотников и сказал им: «Поспешите и без промедления подготовьте оставшиеся хеландии, а огнемётные машины поставьте не только на носу, но и на корме, а сверх того – даже по бортам». Когда хеландии по его приказу были таким образом подготовлены, он посадил на них опытнейших мужей и приказал им двинуться против короля Ингера. Наконец они прибыли. Завидев их расположившихся в море, король Ингер повелел своему войску не убивать их, а взять живыми. И тогда милосердный и сострадательный Господь, который пожелал не просто защитить почитающих Его, поклоняющихся и молящихся Ему, но и даровать им победу, сделал так, что море стало спокойным и свободным от ветров – иначе грекам было бы неудобно стрелять огнём. Итак, расположившись посреди русского флота, они принялись метать вокруг себя огонь. Увидев такое, русские тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обременённые панцирями и шлемами, шли на дно, и их больше не видели, некоторые же, державшиеся на плаву, сгорали даже посреди морских волн. В тот день не уцелел никто, кроме спасшихся бегством на берег. Однако корабли русских, будучи небольшими, отошли на мелководье, чего не могли сделать греческие хеландии из-за своей глубокой посадки. После этого Ингер в великом смятении ушёл восвояси; победоносные же греки, ликуя, вернулись в Константинополь, ведя с собой многих оставшихся в живых русских пленных, которых Роман повелел всех обезглавить…»⁴⁸

Поход Игоря на Византию в 941 г. Византийцы используют греческий огонь.

Миниатюра Радзивилловской летописи. XV в.

Итак, первый поход закончился поражением. Но в 944 г. Игорь решил повторить кампанию. «Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, и нанял печенегов, и заложников у них взял, и пошёл на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя. Услышав об этом, корсунцы (жители крымского города Херсонеса) послали к Роману (византийскому императору Роману Лакапину) со словами: “Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли”. Также и болгары послали весть, говоря: “Идут русские и наняли себе печенегов”. Услышав об этом, царь послал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: “Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к той дани”. Также и к печенегам послал паволоки и много золота. Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину и стал с ней держать совет, и поведал ей речь царёву. Сказала же дружина Игоря: “Если так говорит царь, то чего нам ещё нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть, нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть”. Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришёл к Киеву восвояси»⁴⁹.

После этого похода византийцы поспешили заключить с Русью мир. Он был скреплён договором, утверждённым осенью 944 г. Этот русско-византийский договор вошёл в текст «Повести временных лет», и благодаря ему мы многое знаем о политической и экономической жизни Древнерусского государства, о его международных связях. Этот договор интересен ещё и тем, что в нём упоминается целый ряд русских князей, которых представляли их послы. Свои послы были у Игоря, его жены Ольги и Святослава. Кроме того, согласно договору, у Игоря были племянники от сестёр – Игорь и Акун. Упомянуты и другие лица, возможно, также принадлежавшие к роду Рюрика: Володислав, Улеб, Предслава, но в какой степени родства они состояли с Игорем, неизвестно. Историки неоднократно по-разному пытались очертить родственный круг упомянутых в договоре людей, но все эти гипотезы так и остаются не более чем гипотезами. Ясно одно – династия Рюриковичей уже в середине X века была довольно большой и разветвлённой, однако сведений о её боковых ветвях русские летописи не сохранили.

Известен и ещё один русский князь – некий Хелгу (Хельгу, букв. «священный», скандинавский прототип имени Олег), который упомянут в так называемом Кембриджском документе. Это письмо некоего хазарского иудея, подданного хазарского царя Иосифа, неизвестному лицу, отправленное, вероятно, из Константинополя. Оно было обнаружено в 1912 г. американским учёным С. Шехтером среди рукописей Кембриджской университетской библиотеки. Исследователи считают его подлинным документом X века.

Среди прочих, в письме описываются и события, имеющие непосредственное отношение к Руси. После гонений на иудеев в Византии при Романе Лакапине и ответных гонений на христиан царя Иосифа Роман послал большие дары царю Руси Хелгу и побудил его напасть на город Самкрай (Самкерц), то есть Тмутаракань, принадлежавший хазарам. Хелгу захватил город ночью, воспользовавшись отсутствием градоначальника. Тогда хазарский наместник в Керчи по имени Песах начал разорять византийские владения в Крыму, взял три города и осадил Шуршун (Херсон). Взяв дань с горожан, Песах освободил многих пленных хазар в Херсоне и начал войну с Хелгу, которая закончилась поражением последнего. Песах принудил Хелгу напасть на Византию, и русское войско четыре месяца с моря осаждало Константинополь. Оно было разгромлено византийцами с помощью «греческого огня», Хелгу бежал, «постыдился вернуться» в свою страну, ушёл морем в Парас (Персию) и там погиб со всем своим войском. Тогда Русь подчинилась хазарам – завершает рассказ автор письма⁵⁰.

События, описываемые в документе, относятся ко времени между 932 годом (когда Роман Лакапин устроил гонения на иудеев, а царём Хазарии примерно в это же время стал Иосиф) и 944 годом (конец правления Романа). Ясно, что в письме говорится о походе Руси на Византию в 941 г. Но дальнейшая судьба Хелгу заставила некоторых исследователей связать сведения Кембриджского документа с известиями о походе русов на Бердаа. Конечно, больше всего вопросов вызвала личность самого «царя» Хелгу. Одни считали, что речь идёт об Игоре, а Хелгу – это его титул («священный»), другие – что о самом вещем Олеге (в связи с этим хронология жизни Олега удлинялась), наконец, третьи видели в Хелгу правителя какой-то самостоятельной части Руси (может быть, причерноморской или тмутараканской) или просто независимого от Киева воеводу, названного почему-то «царём». Вопросы так и остаются пока без ответа. Очевидно лишь, что сведения об Олеге и русском походе 941 г. всё-таки отразились в этом источнике, достоверность которого повышается временем его создания, но не бесспорна из-за тенденциозного преувеличения (русы попали под власть хазар) или плохой информированности автора. Не удаляясь в область передатировок, можно лишь отметить, что в середине X века на Руси действовал какой-то князь Олег, возможно, родственник династии Рюриковичей.

Казнь князя Игоря древлянанами. Гравюра Ф.А. Бруни. Около 1839 г.

Вскоре после заключения договора 944 г. князь Игорь отправился в полюдье. Каждый год поздней осенью, в ноябре, русские князья отправлялись по подвластным племенам собирать с них дань. В полюдье князя сопровождала его дружина, роль которой в государственном управлении того времени была необычайно велика. Так и осенью 944 г. Игорь, как всегда, поехал за данью и в том числе собрал её с племени древлян. Древляне, столицей которых являлся город Искоростень, жили недалеко от полян, чьим центром исстари был Киев. Однако княжеская дружина потребовала большей дани, чем обычно, и потому Игорь взял с древлян вдвое больше. Но, возвратясь в Киев, он подумал, что добыча могла бы быть ещё большей. Тогда с малой дружиной он повернул назад и вновь появился в Искоростене, требуя дополнительного сбора. Древляне во главе со своим князем Малом собрались на вече. «Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит», – решили они. «И послали к нему, – свидетельствует летопись, – говоря: “Зачем идёшь опять? Забрал уже всю дань”. И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало»⁵¹.

По сообщению византийского историка Льва Диакона, смерть князя была ужасной. Древляне привязали его за руки к двум согнутым стволам деревьев, потом отпустили их, и тело несчастного князя оказалось разорванным надвое⁵².